Известие о подписании Владимиром Владимировичем Путиным 2015.07.29 указа «Об отдельных специальных экономических мерах, применяемых в целях обеспечения безопасности Российской Федерации» вызвало бурную реакцию специалистов по доказыванию ошибочности поддержки президента народом. Они дружным хором весьма резко осудили саму мысль о возможности уничтожения продовольствия в стране, на протяжении большей части своей истории ощутимо страдавшей от его нехватки.
Даже премудрый Максим Юрьевич Соколов, далеко не одобряющий этих специалистов, опубликовал в своём ЖЖ цитату из главы ХI «Император и империя в зените могущества 1810–1811 гг.» труда академика (с 1927-го года) АН СССР Григория Вигдоровича (после крещения в августе 1893-го по настоянию глубоко верующей православной невесты — Евгения Викторовича) Тарле (1874.11.08–1955.01.05) «Наполеон»: «Тогда Наполеон трианонским запретительным тарифом 1810 г. сделал легальную торговлю колониальными продуктами невозможной, откуда бы они ни происходили. И вот по всей Европе запылали костры: не веря таможенным чиновникам, полиции, жандармам, властям крупным и мелким, начиная от королей и генерал-губернаторов и кончая ночными сторожами и конными стражниками, Наполеон приказал публично сжигать все конфискованные товары. Толпы народа угрюмо и молчаливо, по свидетельству очевидцев, глядели на высокие горы ситцев, тонких сукон, кашемировых материй, бочек сахара, кофе, какао, цибиков чая, кип хлопка и хлопковой пряжи, ящиков индиго, перца, корицы, которые обливались и обкладывались горючим веществом и публично сжигались. «Цезарь безумствует», — писали английские газеты под впечатлением слухов об этих зрелищах. Наполеон решил, что только физическое уничтожение всех этих привозных сокровищ может сделать контрабанду в самом деле убыточным предприятием и распространить риск не только на тех, кто берётся в глухую ночь выгрузить в укромном местечке, под утёсом на пустынном берегу, привезенный товар, но и на богатых купцов Лейпцига, Гамбурга, Страсбурга, Парижа, Антверпена, Амстердама, Генуи, Мюнхена, Варшавы, Милана, Триеста, Венеции и т.д., которые перекупают, спокойно сидя у себя в конторе, этот контрабандный товар уже из третьих и четвёртых рук». Цитата, несомненно, напоминает об исходе борьбы властелина большей части Европы с островной империей. Не вдаваясь в подробности, красочно описанные историком, рекомендую изучить его труд полностью, а здесь лишь отмечу: Наполеон Карлович Бонапарт (1769.08.15–1821.05.05) 1812.06.22 объявил войну Российской империи, а 1812.06.24 вступил в её пределы прежде всего для того, чтобы пресечь систематическое нарушение ею установленной им континентальной блокады.
Отсюда возникают естественные вопросы. Правомерна ли аналогия между двоими державцами — как в личностном плане, так и в части государственной стратегии? Есть ли у Владимира Владимировича шансы преуспеть там, где сам Наполеон Карлович не справился? Как скажется на русском моральном состоянии массовое уничтожение провианта? Следует ли вообще его уничтожать?
Аналогий между любыми государственными деятелями можно провести много. Особенно между деятелями, приходящими на смену пламенным революционерам или (в нынешней РФ) контрреволюционерам. В частности, обоим правителям пришлось немало сражаться с казнокрадами и лихоимцами. С переменным успехом: вероятнее всего, на полную победу в таких битвах нет и надежды. Но всё-таки даже снабжение вооружённых сил — одна из удобнейших сфер мошенничества, так что Александр Васильевич Суворов (1730.11.24–1800.05.18), прослужив год в интендантах, перешёл в действующую армию с изрядным скандалом и ущербом для послужного списка, мотивируя этот шаг тем, что всякого прослужившего по интендантской части два года можно расстреливать без суда — лет через десять после взятия власти Бонапартом стало существенно честнее и дешевле (и, насколько я могу судить, о Путине можно сказать примерно то же самое). Но всё же сама лёгкость подобных аналогий доказывает: они слишком просты, чтобы что-то доказать. Так что намёки на скорую коронацию Владимира I можно считать несостоятельными по меньшей мере до появления надписи «развалинами Капитолия удовлетворён».
Бороться с контрабандой в нынешней РФ куда сложнее, чем в тогдашней Европе. Границы нынче контролируются надёжнее — но ещё Филипп II Аминтович Аргеад (382–336 до нашей эры, правил с 359) учил: осёл, гружёный золотом, возьмёт любую крепость. Озолотиться же на контрабанде стало проще. Товары, перечисленные Тарле, потребляла лишь весьма малая часть тогдашнего европейского (не говоря уж о российском) населения. РФ же посажена реформаторами на иглу продовольственного импорта столь плотно, что ещё лет 5–10 назад никто бы у нас и не заикнулся о его прекращении. Но в последние годы наши производственники приспособились даже к тошнотворчеству экономического блока правительства РФ и способны собственноручно заделать значительную часть брешей на внутреннем рынке продовольствия. Да и товары, ранее ввозимые через посредников из ЕС, мы постепенно учимся ввозить напрямую. Скажем, бананы и кофе в Европе отродясь не росли — зачем же делать крюк при их перевозке из Латинской Америки? Словом, объективные предпосылки для удержания эмбарго на импорт из стран, соучаствующих в придуманных СГА (для ослабления ЕС) санкциях против РФ, накопились давно. А политической воли для использования этих предпосылок, похоже, хватит: по этой части Владимир Владимирович вряд ли уступает Наполеону Карловичу.
Уничтожать плоды труда — хоть своего, хоть чужого — всегда жаль. Но порою необходимо. Уходя от наступающих нацистских полчищ, наш народ своими руками разрушал всё, что не удавалось эвакуировать — сжигал пшеничные поля и бензохранилища, взрывал мосты и заводские корпуса… Полагаю, и сейчас крайняя мера покажет народу: борьба идёт всерьёз — с нами воюют так, что придётся напрячь для победы все силы. Так что при грамотном разъяснении причин варварского на первый взгляд деяния можно надеяться на его превращение в один из источников моральной силы, столь необходимой нам в противостоянии с теми, кто обычно именует себя «весь мир».
Кстати, об этом именовании. Те, кто так или иначе соучаствует в нынешних санкциях против РФ, представляют около 1/8 населения Земли, а в её экономике занимают — по собственной статистике — около 1/2. Если же очистить эту статистику хотя бы от очевиднейших накруток, уже много лет высмеиваемых даже их собственными экономистами, то их доля в мировой экономике оказывается — по разным оценкам — в пределах 1/4–1/3. Следовательно, при грамотной внутренней и внешней политике нашими союзниками могут стать 7/8 человечества и 2/3–3/4 человеческого хозяйства. Для этого нам необходимо, в частности, объяснить целесообразность своих действий — в том числе и указа об уничтожении товаров, ввозимых в обход нашего запрета, — не только самим себе, но и действительно всему миру.
Начну с того, зачем нужно не просто заворачивать в обратный путь с нашей таможни товары из откровенно враждебных нам стран (как было уже год), а изымать их у владельцев (или посредников), как поступают во всём мире (в том числе и в нашей стране) с прочими предметами контрабанды — ввоза или вывоза в нарушение установленного государством порядка.
Прежде всего напомню: контрабанда повсеместно и с незапамятных времён рассматривается как преступление. А по общим и очевидным юридическим соображениям орудие преступления подлежит изъятию у преступника хотя бы для того, чтобы он не имел возможности совершить повторную попытку правонарушения. Но есть в пользу изъятия и соображение экономическое.
В фантастическом кинобоевике «Крепость» (1992) компьютер, управляющий тюрьмой будущего, практически каждое своё объявление заканчивает словами «crime does not pay». В русском закадровом дубляже виденного мною фильма это переведено «за преступление нужно платить». Между тем мысль здесь совершенно иная: «преступление не окупается». В англоязычном мире это правило считается общепринятым и общеизвестным. Правда, обычно его трактуют как «преступление не должно окупаться». Скажем, в существующем с конца 1920-х годов своде требований к правильно построенному произведению детективного жанра есть и указание на то, что к концу произведения должно быть очевидно: преступник так и не смог извлечь из своего деяния ожидаемую выгоду. Причём у такого пожелания есть и научное обоснование. Премию государственного банка Швеции по экономическим наукам в память Альфреда Бернхарда Эммануэлевича Нобеля (1833.10.21–1896.12.10), учреждённую в 1968-м и впервые присуждённую в 1969-м году, в 1992-м получил Гэри Стэнли [отчества не знаю] Беккер (1930.12.02–2014.05.03) «за исследования широкого круга проблем человеческого поведения и реагирования, не ограничивающегося только рыночным поведением». Он, в частности, доказал: если средний (с учётом времени, проведенного в местах лишения свободы) в некотором социальном слое доход преступника превышает средний по этому же слою доход честного гражданина, то преступность в этом слое возрастёт безудержно.
Если предмет контрабанды просто не пропустить через границу, его владелец может впоследствии попытаться продать его в другом месте — пусть и с меньшим доходом. Таким образом, пресечение попытки преступления не причинит ему никакого ущерба. Только изъятие способно снизить средний доход контрабандистов до уровня меньшего, чем при честной торговле.
Но почему же тогда конфискованное продовольствие предписано именно уничтожать, а не продавать внутри нашей страны? Ведь в этом случае нарушители закона будут в том самом убытке, какой предписан экономической теорией пресечения преступлений, а наш народ не потерпит никакого ущерба!
Вспомним: практически все наши соотечественники, критикующие президентский указ от 2015.07.29, принадлежат к либеральному флангу политических эмоций. Многие из них в своих публикациях по другим поводам так или иначе одобряют популярную в рыночной экономике практику уничтожения части товара ради поддержания высоких цен на него. В частности, хрестома
