Ответ на пост «Ребёнок в реанимации: под Ростовом свора бродячих собак едва не растерзала 5-летнюю девочку»3
Впечатлительным не читать, сгенерировано нейросетью
Октябрьский ветер гнал по асфальту обрывки пакетов и листья, пахнущие гнилью. Две девочки, Аня и Маша, шли домой из школы, их рюкзаки подпрыгивали на худеньких плечах. Ане было десять, Маше — девять. Они болтали о новом мультике, о том, как Витька из 5-го "Б" опять дергал Аню за косички. Их смех звенел в пустом переулке, но быстро растворялся в шуме ветра.
Переулок, что вел к их дому, был коротким, но мрачным. Мимо ржавых гаражей, мимо переполненных мусорных баков, где воняло протухшей едой и чем-то сладковато-мерзким, будто смертью. Девочки привыкли к этому пути. Они всегда шли быстро, держась за руки, и старались не смотреть на тени, что шевелились у баков. Но сегодня что-то было не так. Воздух казался тяжелее, а тишина — зловещей, как перед ударом молнии.
— Слышала? — Аня остановилась, ее косички замерли. Маша, сжимая лямку рюкзака, посмотрела на сестру.
— Что? Ветер, что ли?
— Не ветер. Там... — Аня указала на мусорные баки. Там, в тени, что-то двигалось. Глаза, желтые, как гной, вспыхнули в темноте. Низкий рык, словно скрежет металла, разорвал тишину.
Стая бродячих собак вынырнула из теней, будто порождение самой ночи. Их было семь или восемь — грязные, с клочьями шерсти, висящими на костлявых боках. Глаза горели голодом, зубы блестели в тусклом свете фонаря. Вожак, огромный пес с рваным ухом и шрамом через морду, оскалился, и слюна капала на асфальт, шипя, словно кислота.
— Бежим! — крикнула Аня, дернув Машу за руку. Но Маша замерла, ее глаза расширились, как у куклы, а ноги будто приросли к земле. Собаки, почуяв страх, рванули вперед, их когти царапали асфальт, а рычание нарастало, словно хор демонов.
Аня потащила сестру, но стая уже окружила их. Кольцо из зубов и глаз сжималось. Девочки прижались друг к другу, их рюкзаки упали на землю, учебники и тетрадки высыпались, как внутренности. Аня закричала, ее голос был тонким, рвущимся, но в переулке не было никого, кто мог бы услышать. Только ветер, только мусор, только собаки.
Первая собака прыгнула. Ее челюсти сомкнулись на ноге Маши, и девочка завизжала так, что, казалось, воздух треснул. Кровь брызнула на асфальт, черная в свете фонаря. Маша упала, ее пальцы вцепились в руку Ани, но вожак уже вгрызся в ее плечо. Хруст кости был громким, как выстрел. Маша дернулась, ее лицо исказилось, глаза закатились, но она еще пыталась ползти, оставляя за собой алый след.
— Маша! Маша, держись! — Аня била собаку по морде, но та лишь мотнула головой, и рюкзак Ани разлетелся, как бумажный. Еще одна собака вцепилась в ее руку, и девочка почувствовала, как кости ломаются, как кожа рвется, словно старая ткань. Боль была такой, что мир стал белым, а потом — красным.
Стая рвала их, будто игрушки. Зубы вгрызались в мягкую плоть, отрывая куски. Аня видела, как собака тащит кусок Маши — ее ногу, еще в розовом носке, — и это было последним, что она поняла, прежде чем вожак сомкнулся на ее горле. Кровь хлынула фонтаном, заливая асфальт, мусор, рваные страницы учебников. Аня захлебнулась, ее пальцы дернулись в последний раз, пытаясь найти руку сестры, но нашли только холодный асфальт.
Когда собаки ушли, переулок стал тихим. Только ветер шевелил мусор, да кровь стекала в трещины асфальта, как река. Тела девочек лежали среди мусора, растерзанные, неузнаваемые. Машина рука была оторвана, ее лицо — месиво из костей и мяса. Аня лежала рядом, ее горло разорвано, глаза смотрели в небо, но уже не видели ничего.
Наутро дворник найдет их. Он закричит, уронит метлу, и его крик разбудит весь двор. Мамы, что поведут детей в школу, будут закрывать им глаза, чтобы те не видели. Но слухи разлетятся, и город содрогнется. Люди будут шептаться о собаках, о том, как они плодятся в тенях, как их глаза горят во тьме. Они будут бояться отпускать детей одних, но страх не спасет. Потому что собаки — это не просто звери. Это голод, это ярость.
И где-то в тенях, у очередных помоек, стая уже ждет. Ее глаза горят. Ее зубы готовы. И она знает, что рано или поздно кто-то пройдет мимо. Кто-то маленький, хрупкий, пахнущий страхом. И тогда тени оживут снова.
Текст: GROK 3
