Ночной лес куда неприятнее дневного. В нём просто ничего не видно - ты тонешь в чёрной сырой вате, лишь над головой расчерченной призрачными темно-серыми штрихами кусков неба, просвечивающего сквозь деревянные пальцы ветвей. Излишне поэтично, наверное... Жопа, короче.
Ветви тянутся к тебе, пытаются зацепить за китель, за мешки с водой и сухпаем, которые связаны вместе и перекинуты через плечо, лезут под ноги, стараясь уронить тебя на землю, а потом - хер его знает, что потом. Наверное, утащить во мрак и прорасти сквозь твой труп.
Трупов в этой леске хватает. Мёртвые наши, которых ещё не успели забрать, мёртвые украинцы, которых никто и не собирается забирать - нахуй они кому нужны. Обшмонали и нахер. Наши, так-то здесь вообще с августа лежат.
Но их ночью не видно, только запах выдаёт. И мы идем сквозь ночь и запах туда, на передок.
Вообще, здесь привыкаешь к соседству с мёртвыми. В разной степени сохранности. А как десяток двухсотых в мешки упакуешь - так вообще сживаешься с мыслью, что вот оно, твоё будущее. От него не сбежишь. Ты станешь точно таким же, и пахнуть будешь так же, и сначала распухнешь, а потом сдуешься, как пляжный мячик. Бежать от этого некуда.
Потом, когда в тебе прогниет дыра, все содержимое отслужившего бурдюка из тебя выльется зловонной лужей. А во что впитается - в красный бархат домовины, или в прелую листву... А не всё равно?
Нас двое. Д. тащит, так же, как и я, мешки с едой-водой, кроме того, у него в руке пулемёт, а у меня - короб с лентой.
Собственно, ради пулемёта мы и поперлись в ночь, он нужен парням в закрепах; обоз до утра бы подождал.
Без фонаря не видно ни хрена, поэтому я подсвечиваю путь своим налобником, который умеет в красный свет. Считается, что птичка красный ночью не видит. Птичка - возможно, а вот ДРГ или снайпер... Впрочем, без фонаря вообще не вариант, глаза на ветках оставишь.
Если смотреть сверху, с высоты полёта птицы (и,если бы эта птица умела в генштабовские карты), то мы движемся по длинной палочке огромной буквы "Т", которая является отбитой территорией. Слева от нас, справа от нас и за перекладиной этой " Т" - хохлы. И, в принципе, пересечь эту длинную палочку им ничего особо не мешает. Так что внезапную неприятную встречу поиметь можно легко.
Когда над кронами деревьев проходит очередной дрон, мы прижимаемся к стволам и я, зачем-то, прикрываю свет штурмовой перчаткой. Типа, мы, распаренные, сейчас в тепловизоре не светимся как новогодние ёлки...
Дошли, скинули мешки, вручили пулемёт.
Дошли мы на ту самую точку, где в начале истории я побывал под миномётным обстрелом.
Позиция - отбитая хохлятская. Блиндажи здесь копали они. Но поленились, заразы, нормальный накат не сделали. Вместо нормальных брёвен - палки и чёрная целлофановая плёнка, способная защитить лишь от дождя.
Ложимся спать в свободном блиндаже.
Блиндаж, мля... Слово громкое. Это не что-то монументальное и железобетонное, как у фрицев в Нормандии. Это яма в земле, 2 на 2 метра, глубиной по грудь, в которую ведут земляные ступени. Вход прикрыт куском брезента с подбитого урала. Крыша из веток, смотанных обрывками проводов и пластиковыми стяжка - ну, кошку выдержит. Возможно.
падаем на кариматы, накрываемся одним на двоих спальником и вырубаемся без снов спустя секунды - вторые сутки на ногах.
Поспать не дали...
Был огневой контакт. В темноте. С нашей стороны два двухсотых (оба - мои приятели) и несколько трехсотых. Хохлы не пострадали, и, я, пожалуй, пропущу объяснения.
Так или иначе, нам нужно выдвигаться, тащить раненых...
Но всё веселье засекла птичка, и проснулись сразу два миномёта. Один начал работать по точке, где был бой, а второй - по нам. Методично обрабатывая квадрат.
Первые полчаса мы так и не смогли выйти из блиндажа, потому, что это было нереально. Мин не жалели, а свист осколков было слышно даже из блиндажа.
Потом стихло.
Достаю голову на поверхность, в свежесть ночного воздуха - и замираю. Прямо над нами висит птичка. Блядь... Тихо висит, из блиндажа не слышно было. Хорошо, что брезент входа ещё прикрывает мою голову от тепловизора, лёжа на моей голове и спине. Стою раком, упершись руками в верхнюю ступень, не шевелюсь.
Над головой взвывают и успокаиваются винты, когда дрон корректирует своё положение в пространстве. А затем...
А затем улетает дальше.
Фффух... Выбираюсь, Д. лезет за мной.
- Где пострелялись, на какой точке? - подхожу к местным, стоящим в антидроновых пончо.
- На ***... - и замирает, замолчав, потому, что где-то далеко слышится выход миномёта. И мы оба откуда-то знаем, что это по нашу душу. Интуиция.
И почти сразу - ещё один далёкий хлопок. Не сговариваясь, рвем в блиндаж. Почти успеваем.
Хриплый свистящий вой нарастает. Это точно к нам. Уже ныряя в блиндаж, я вижу, как из поля клевера, освещенного взошедшей луной, выбивает султан земли.
Метров 20 перелетела. Совсем рядом.
Вход узкий и низкий, туда и в спокойной обстановке быстро не попадешь, но мы внутрь набились оперативно.
Прилетает вторая мина. Недолет.
Хлопок. Хлопок.
Ещё пара.
Разрыв. Дальше от нас.
Разрыв. Рядом, и со стены блиндажа мне за шиворот сыпется земля.
- Блядь, как они вашу точку любят то! - то, что я испытываю сейчас - это не страх. Или не тот страх, с которым я прожил сорок лет. Я взвинчен, я зол, но одновременно странно спокоен, как будто сам стал чугунной статуей, а эмоции бурлят где-то глубоко внутри. Я полностью контролирую мысли, слова и действия.
Я ни хрена не могу сейчас сделать.
- Так через нас все ходят. - по голосу узнаю командира точки, чей позывной она и носит. - Они движ засекли и по нам ебулят, чтобы подкрепления не завели, и чтобы не съебал никто...
Хлопок. Далёкий и обманчиво безобидный. Знаете, с каким звуком пробка из шампанского вылетает? Вот с таким она бы залетала в бутылку.
Хриплый свистящий вой нарастает, и я понимаю - всё, это к нам. Четко идёт, сука. Мы все валимся на бок, друг на друга. У меня под щекой чужая броня, на моих коленях голова Д. Закрываю глаза.
Не то, чтобы сильно картинка изменилась, в блиндаже и так глаз выколи.
Мина проходит четко над нами и въебывает за блиндажом. Нас присыпает землёй.
- Молитесь, парни... - командир точки. Д. и вправду начинает бубнить какую-то молитву.
А я, блядь, не умею. И не верю. Я октябренком был, какие молитвы, нахуй?
Выход. Выход.
Прилёт. Прилёт.
Все рядом.
Ебучая плёнка камня то не выдержит, не то что мины...
Я не умею молиться и не хочу. Достаю из под обшлага рукава смарт-часы, на экране фото дочери. Разве что так...
Выход. Выход.
- Я вернусь...
Прилёт. Прилёт.
- Обещаю тебе, вернусь. Она смотрит на меня с экрана часов, вся такая взрослая и серьезная. А я чуть не плачу.
Тишина... Только звук винтов дрона.
- Эй! Есть кто? - крик неподалёку. - Мы трехсотых несем, тяжёлые! Дайте связь!
Командир подрывается, высовывается из блиндажа.
- Не подходи, блядь! Не подходи! В леску съебите, ждите там!!!
- Но раненые...
- Съебись нахуй!!!
Выход, выход. Птичка срисовала...
Начинается ад. Две собаки работают без устали, закидывая минами не абстрактный квадрат, а уже конкретно пятачок рядом с нашим блиндажом. Лежим на полу, прижавшись друг к другу, и я ловлю себя на некрасивой мысли, что тела бойцов могут прикрыть меня от осколков. Но быстро от неё отказываюсь - глупо; если положат мину к нам, то нас можно будет совковой лопатой грузить.
Затишье...
И в небе тоже. Корректировщик ушёл на пит-стоп.
Раненых, тех, что донесли, заносят в соседний блиндаж, там пытаются оказывать помощь. Тоже иду узнать обстановку - несем, ждем, кто из тех, кого я вчера сюда завел, ещё живы...
- Воздух! - да бляяя...
Приседаю на ступенях блиндажа, прикрываясь брезентом входа. Жду, пока улетит...
Щелчок.
Взрыв за спиной, совсем рядом. Как я снова оказался внутри, сам не понял. Задрали, господи, как же задрали, а?
Мы вывели троих лёгких раненых утром, по серому, когда ночные птички сменяются дневными, и можно минут 20 спокойно ходить.
Развернулись, и пошли выносить тяжёлых.