На следующий день у меня была встреча с адвокатами. Как и всегда, сначала мы в сотый раз повторили уже понятные всем вещи. Что лучше решать ситуацию на территории Аргентины и четко следовать этой стратегии, чем и занимались адвокаты. Уже напоследок они, как бы между прочим, бросили фразу о том, что моя экстрадиция заблокирована и они уверены, что меня скоро выпустят.
Как только блокируется запрос экстрадиции, тебя могут отпустить на свободу. То есть, могут отпустить, а могут и нет. Это не диктуется аргентинским законодательством. И международным правом не регламентируется, все на усмотрение судьи.
Честно говоря, в тот момент наш разговор не прибавил уверенности, потому что это обсуждалось уже не раз. И многое зависело от человеческого фактора, а именно от позиции судьи. То есть, от личных контактов адвокатов.
В день визитов, в пятницу, 19 августа, когда оставалось несколько минут до конца свидания, мы сидели с Мартой в патио на скамейке. Она, как обычно, принесла мне пакеты с гостинцами и записки от родных и партнера по бизнесу. Все шло, как всегда.
И так же обыденно, будто ничего не случилось, ко мне подошел охранник и только и произнес: «Ты свободен».
Я не знал, как реагировать. Просто сидел на скамейке, молчал, и пытался поверить в то, что услышал. Другие заключенные, которые были в тот момент в патио, начали подходить ко мне. Одни жали руку, другие обнимали. Через какое-то время – я не понимал, сколько прошло с момента, когда охранник произнес эту фразу – ко мне подошли люди в форме и сказали: «Давай побыстрее».
Я попросил дать мне полчаса. Вещи собрать, с людьми попрощаться.
Мне ответили: «У тебя две минуты».
Голова кружилась, я действовал на автопилоте. Пошел в нашу камеру с Эрнаном… стал собирать вещи. Заключенные продолжали подходить, поздравляли, говорили какие-то напутствия. Уже Эрнан вышел за дверь и сказал, чтобы все ждали. Вернулся обратно и сам стал мои вещи кидать в мешки. А я останавливал, говорил: нет, оставь это себе, это оставь тому, это пусть будет этому. Продукты, сигареты, телефонные карты, которые мне привезли, я, конечно, не стал забирать, все оставил Эрнану.
С одним мешком, который еще и порвался, я пошел на выход и уже по дороге решил, что надо по-человечески попрощаться с людьми, которые там оставались. Я попросил Эрнана, чтобы он пошел вместе со мной в общий зал и помог мне с переводом. Он громко выкрикнул: «Эй! Собираемся! Русо хочет поговорить!». Весь наш павильон, все 50 человек собрались, и я сказал…
Назвал несколько имен, сказал, что с этими людьми я общался особенно тепло, и что они для меня важны. Но и каждый из этого павильона, с кем мы сидели, занял место у меня в сердце, и я их буду вспоминать. Поблагодарил за помощь.
На какое-то мгновение возникла пауза, все молчали. А затем, сначала один, а потом все вместе, начали аплодировать. У кого-то я заметил слезы на глазах. Все снова подходили ко мне и обнимали. Даже те, с кем я не очень хотел бы общаться… Провожали тепло.
Я знал, что с некоторыми из них мне еще предстоит пересечься. В этом павильоне находились интересные личности. Предприниматели, адвокаты, политики. Каждый из них имел связи и возможности. И со многими из них у меня сложились теплые отношения, которые мне еще пригодятся.
Кивнув на прощанье, я вышел к охранникам за пределами павильона. Мне дали подписать какую-то бумагу с отпечатками пальцев. Повели по коридорам в сторону выхода. Коридор был тот же самый, по которому вели на встречи или в медкабинет, но дальше была развилка. Каждый раз, когда я бывал там и проходил мимо нее, я смотрел в сторону выхода и думал: когда же я уже пройду туда?..
И вот, наконец, я шел. Охранник довел меня до последней двери. До выхода из тюрьмы.
За дверью был обычный мир. Синее небо, солнце, трава. Тот мир, из которого я выпал на четыре месяца. Тот мир, куда так сильно хотел вернуться. За моей спиной лязгнула тюремная дверь. Я стоял перед всем этим огромным миром, держа в руках порванный мешок с вещами, и пока не понимал, куда мне идти и что теперь делать.
