robertyumen

Пикабушник
115К рейтинг 246 подписчиков 0 подписок 143 поста 53 в горячем
Награды:
10 лет на Пикабу
46

Рождественское)

Все женщины в нашей галактике делятся на три категории. Первые это те, кто уже побывал на женских тренингах. Ко второй категории принадлежат те, кто не пойдёт туда ни за что на свете. И, наконец, третьи - это женщины которых на подобные тренинги приводит какая-нибудь нелепая случайность.

Именно подобная случайность и произошла с Верой. Если бы она не угощала коллег чаем с тортом, не опоздала бы на их вечернюю развозку. Не пошла бы тогда на автобусную остановку и, проходя мимо кофейни на углу, не увидела, как из подъехавшего красного автомобиля выходит высокая брюнетка с длинными, красиво распущенными волосами.

"Было бы у меня такое авто, — подумала Вера, — я бы тоже всегда ходила зимой без шапки, даже в мороз".

Она посторонилась и уже почти прошла мимо, как вдруг сзади раздался странно знакомый голос:

— Вера... Верка! Шуба!

Услышав своё полузабытое школьное прозвище, Вера вздрогнула и оглянулась.

Брюнетка улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы.

— Ну, привет, Шубина!

— Куропаткина... — ахнула Вера, — Тань, ты что ли?

— Я, — каким-то образом она умудрилась улыбнуться ещё шире, — только я теперь Метельская, от третьего мужа фамилия осталась... Татьяна Метельская, женский коуч, может, слышала?

Вера лишь неуверенно развела руками.

— Вот и траться на рекламу, — Татьяна весело подмигнула и по-свойски взяла её под руку, — пошли!

И уже через минуту, не успев ничего возразить, Вера сидела за столиком, рассказывая про свою жизнь и работу.

Видимо Татьяна была здесь совсем своя, потому что официант не спрашивая тут же принёс им по чашке кофе и пару коктейлей с длинными цветными трубочками.

Татьяна же, не обращая на него внимания, громко и энергично тараторила:

—Да, ты что, прямо так по специальности и трудишься? Молодец! Замужем?

— Была... — вздохнула Вера и поставила чашку с кофе обратно на стол.

— Не продолжай, — взмахом ладони прервала её Татьяна, — это всё в прошлом, как на картине у Васильева, ты мне лучше скажи - ты замуж снова хочешь?

Вера пожала плечами и нерешительно кивнула. Если честно, замуж она хотела. А ещё в декрет.

— Выйдешь! — строго пообещала Татьяна и достав из сумочки аккуратный розовый квадратик, протянула Вере. — Вот, тут рабочий и сотовый, звони, у меня как раз начало в этот четверг в семь. Денег не надо, понравится – заплатишь минималку…

На визитке изящной золотой вязью было выведено: Татьяна Метельская, а ниже крупно - "Искусство быть Женщиной".

А может и не было никакой случайности. Ведь ещё утром Вера проснулась с чувством, что нужно что-то менять. Собственно говоря, с этим самым чувством она и засыпала. Но проснувшись на год старше Вера сразу ощутила, как оно усилилось.

Итак, ей уже тридцать пять лет. Тридцать пять. Этот факт был неоспорим и безжалостен, как весы в кабинете у диетолога. Тридцать пять лет это как ни крути важная жизненная планка. Даже в объявлениях о приёме на работу часто так и пишут - до тридцати пяти.

В активе у Веры была собственная квартира, неплохая работа в крупной тюменской компании и редкие пятничные посиделки с подругами.

В анамнезе оставался скандальный развод с неверным мужем, пара каких-то нелепых случайных связей, не закончившиеся ничем серьёзным и походы на чай к маме по воскресеньям.

Впереди пока ждало одинокое будущее во всей его тревожной неопределённости.

В принципе, терять было нечего и Вера решилась.

Семинар проходил в здании бывшего комбината бытовых услуг, превращённого в офисный центр. Миловидная девушка, встречающая всех на входе, отправляла всех на третий этаж, где в небольшом зале сидели женщины самого разного возраста. Вера быстро окинула всех глазами - знакомых вроде не было.

Видимо все чувствовали себя неловко и сидели молча. Царила такая тишина, что было слышно, как мывшая в коридоре уборщица негромко проворчала:

— Опять натоптали шалашовки...

Все замерли, сделав вид, что ничего не слышали и тут в зал зашла Татьяна.

Выглядела так же эффектно, словно только вышла из парикмахерской. Увидев Веру, она чуть заметно ей подмигнула и широко улыбнувшись произнесла обращаясь уже ко всем:

— Здравствуйте, мои милые, нежные, красивые, очаровательные девочки! Всех вас с наступающим Новым Годом, праздником надежды и веры в лучшее!

Все дружно похлопали.

— Все мы с вами, — продолжила Татьяна, — женщины. Наше предназначение быть родником живой воды, к которому мужчина возвращается снова и снова, чтобы наполняться силами. Наша программа направлена на раскрытие истинной женской природы и на гармонизацию внутреннего и внешнего пространства...

Вера слушала, осторожно оглядываясь по сторонам. К её удивлению, вокруг неё сидели в основном симпатичные, модно одетые женщины.

— Один мой хороший знакомый, из тех, кто видел меня без макияжа, ну, вы понимаете, как-то сознался мне, что мужчина, это, по сути, скоропорт, как фермерское молоко. Он просто ждёт, когда его схватят и выпьют. Да, да, именно выпьют!

Все несмело рассмеялись и Татьяна, одобрительно оглядев зал, пошла между рядами.

— Вот вы, к примеру, — обратилась она к Вериной соседке в толстых очках и длинном вязанном свитере, — скажите нам, только честно, вы готовы с кулаками биться за своё счастье? Или вы думаете всё придёт само собой?

— Я как-то думала само собой, — призналась та и покраснела.

— Цель сейчас у вас стоит жизнь обустроить, а не принцев ждать, — отрезала Татьяна и переведя взгляд на Веру уточнила, — верно? По взгляду было понятно, что у неё самой цели априори ясные и никаких комментариев не требующие. Впрочем, если говорить честно, то возразить Вере особо было нечего и она согласно кивнула.

Занятие закончилось спустя полтора часа.

— Итак, — Татьяна подняла вверх палец, привлекая внимание, — задание на выходные! Пригласить в гости мужчину! Хотя бы просто на обед! Любого! Муж на час, нет, не подойдёт, не запрещается кого-либо из соседей, ещё лучше с кем-то завтра познакомиться.

По залу прошёл лёгкий шум, который Татьяна остановила решительным жестом:

— Понимаете, дорогие мои, нужно начать готовить территорию. Порядок навести, тряпки убрать, меню пересмотреть. Можно что-нибудь всем подходящее, борщ, например, или спагетти. Кстати, в спагетти из твердых сортов пшеницы есть витамин B, необходимый женскому организму. Ну, всё, мои дорогие, до следующего вторника!

В последние годы климат в Тюмени стал заметно мягче и декабрьские холода постояли всего несколько дней. Утром, обнаружив между балконными стеклами ожившую божью коровку, Вера обрадовалась, значит совсем потеплело. Она не любила морозы на Новый Год.

А к вечеру, когда она уже вернулась с работы, вдруг повалил снег. Вера даже засмотрелась в окно, снег всё шёл, не утихая, большими хлопьями, словно в какой-то злой и холодной сказке.

Кого ей пригласить на обед она так и не придумала. В институте у них был айтишник Николай, что время от времени чинил ей компьютер и они иногда ходили вместе обедать. Наверное, она ему нравилась, но пригласить его к себе было как-то неудобно. Задание на выходные стало казаться ей несколько дурацким. Поразмыслив, она решила для начала всё же купить спагетти.

Выйдя из дома она столкнулась с Мишкой Рыбиным, её соседом со второго этажа, что курил у подъезда. Мишка молча кивнул и отвернулся. Отсидев пару лет по молодости и помотавшись по свету, он так и не устроился в жизни, перебиваясь какими-то случайными заработками. На крайний случай, подумалось Вере, можно позвать и Мишку. В сущности, он был безобидный бездельник.

Когда, купив большую пачку спагетти и упаковку помидоров черри она вернулась из "Пятёрочки", возле Мишки уже стояли двое молодых людей в чёрных пуховиках и с одинаковыми книгами в руках. На обложках книг виднелся большой золотой крест. Очевидно, это были какие-то сектанты или проповедники.

— Вообще-то, свидетелем быть в падлу. — объяснял им Мишка, — Это не по понятиям, это значит, ты как в суде, кого-то обличаешь или сдаёшь. Так что лучше говорить очевидец. Так по понятиям, поняли, зяблики?

Молодые люди не прекращая улыбаться дружно закивали.

Тут Рыбин заметил, что она стоит рядом.

— Тебе чего, Верка?

— Ничего, — сказала она и зашла в подъезд.

Проснувшись в субботу поздним утром она сразу подошла к окну. За ночь деревья подросли круглыми снежными шапками, а стоявшие внизу машины превратились в покатые белые холмики. На дворе снова была зима.

Она опустила взгляд. Божья коровка лежала на своём месте, но уже не шевелилась.

Почему-то Вера почувствовала себя обманутой.

— Да, ну тебя! — сказала она божьей коровке, целиком задёрнув штору и ушла на кухню.

Когда спагетти были почти готовы, она обнаружила, что забыла вчера купить хлеб. Решив быстро сбегать в магазин, она оделась и захватив в коридоре мусор, вышла из квартиры.

Двор, снова став белым, был совершенно пуст несмотря на выходные. Только в углу у помойных баков ковырялся одинокий бомж, в короткой куртке-пуховике с капюшоном, что носили лет десять назад. Её бывший называл такие «полупердяйки». Пуховик был ярко-полосатый и казалось, что в углу копошится гигантский цветной жук.

Вера, скрипя снегом под ногами, подошла поближе. Бомж оглянулся и, заметив её, смущённо замер, держа в руке банку с какими-то объедками.

«Надо же, не старый совсем, не грязный и даже вполне себе симпатичный... — машинально отметила Вера, — Может, просто опустился человек, всякое же бывает».

Она опустила мусор в контейнер и не удержавшись, снова оглянулась на бомжа.

Тот стоял молча и терпеливо смотрел на неё, видимо ожидая, когда она уйдёт.

Вере почему-то вспомнилась их овчарка Дора, что так же терпеливо караулила, пока из её чашки насытится нахальный кот Сенька, и только потом подходила к еде сама. Дору она подобрала совсем маленьким щенком, совсем случайно в тот день оказавшись в районе Дома Обороны. И привезла домой на ещё ходившем тогда "двенадцатом" троллейбусе, только через пару месяцев осознав, что у них растёт самая настоящая овчарка.

При их разводе она уехала жить за город, в новую семью, а Сеньку пришлось перевезти к маме, когда Вера летом поехала на курсы переподготовки в Екатеринбург. У мамы Сенька растолстел, обнаглел и ехать обратно к Вере наотрез отказался. А вскоре в Тюмени отменили и троллейбусы.

В магазине она купила ветчины и длинный хрустящий багет. Уже подходя к дому вспомнила про сыр, но решила, обойтись и так. Дома вроде был какой-то старый кусочек, но натереть в спагетти можно и старый.

Во дворе было по-прежнему пусто, лишь бомжик так же тихонько возился у мусорки. Увидев Веру, он снова перестал рыться в отходах и даже осторожно мотнул ей головой, закрыв свою банку и неловко сунув её в карман.

Вера невольно кивнула в ответ и уже прошла мимо несколько шагов, как вдруг неожиданно для самой себя остановилась и развернулась:

— Мужчина, вы спа... вы макароны будете?

Бомж удивлённо посмотрел на Веру, потом чуть подумал и нерешительно кивнул.

«Ну, вот, что ты делаешь? — начала ругать себя Вера, заходя в подъезд и поднимаясь по лестнице, — а если он заразу тебе притащит или вообще нападёт? Может ему просто в тарелке вынести?»

Она искоса оглянулась.

Бомж послушно шёл сзади и попыток нападения пока не предпринимал.

— Да чего это я? — ей стало немножко стыдно, — не собака же, человек...

В прихожей гость снял свой короткий пуховик, тщательно сложил на стоявший у входа пуфик и, оглянувшись, вежливо спросил:

— Скажите, а где руки помыть?

Выйдя из ванной, он внимательно огляделся вокруг, потом так же изучающе посмотрел Вере в глаза, слегка нагнулся и представился:

— Павел...

— Вера, — она махнула рукой в сторону кухни, — проходите...

На кухне бомж Павел аккуратно уселся на табурет, положив руки на колени. Вера невольно тайком принюхалась - помойкой от него, к счастью, не пахло. И, вообще, встреть она его в другом месте, никогда бы и не подумала, что перед ней какой-то бродяга. Она снова украдкой на него взглянула - ну, щетина, да... ну, свитер немодный... ну, сам, конечно, мешковатый и неухоженный, но всё равно не скажешь, что бомжует. Может погорелец?

Нарезав ветчины и хлеб, Вера наложила гостю полную тарелку спагетти с помидорами, сама пока решив обойтись чаем.

«Странно даже, — продолжала размышлять она, глядя как он вполне культурно орудует вилкой, — вроде не алкаш... руки сам вымыл...».

Павел, заметив её взгляд, замер и отложил вилку.

— Ешьте, ешьте, я сейчас ещё сыр поищу, — Вера открыла холодильник, — боюсь только он старый...

— Спасибо большое, и так уже вкусно, — Павел снова принялся за еду.

Сыр и вправду нашёлся в холодильнике, завёрнутый в какой-то древний бумажный пакет. Из тех, что зачем-то хранишь в углу нижней полки и никак не выкинешь. Поколебавшись Вера достала его оттуда на стол, но, развернув, тут же пожалела.

Сыр был не просто старый. Он был уже твёрдый как камень и к тому же весь заплесневел. Просто полностью весь. Скорее всего, тот, на который она думала, она всё же выкинула раньше, а этот огрызок давным-давно сунула передать матери для Сеньки и забыла.

При виде плесени Вера смутилась, а гость напротив оживился и, отломав от сыра небольшой кусочек, стал с интересом его разглядывать. Потом повернулся к Вере.

— Скажите, у вас давно этот сыр?

Вера слегка покраснела и почему-то рассердившись на себя за это, ответила строго:

— Не помню, но, если не устраивает, другого нет.

Павел не обиделся, он вообще, казалось, забыл, что он у неё дома. Отодвинув от себя тарелку, он вертел перед глазами зелёный кусочек, приговаривая:

— Хорошо, хорошо, очень интересно...

«Видимо, привык к такому», — подумала Вера и пожала плечами:

— Можете весь забрать...

— Нет, достаточно, — он оторвал полоску бумажного пакета, завернул свой ломтик и тут же торопливо поднялся, — Мне пора, спасибо.

Возле двери он достал из кармана пуховика банку, бережно положил туда бумажный комок с сыром и ничуть не смущаясь взглянул на неё:

— Вера, вы меня простите, но мне срочно нужно идти.

— Конечно, — Вера неопределённо кивнула, подумав, что он скорее всего, не погорелец, а просто с прибабахом.

Назавтра, вернувшись домой от мамы, Вера обнаружила в дверной щели аккуратно свёрнутый листок бумаги. Зайдя к себе, она развернула записку и прочла несколько строк, написанных крупным размашистым почерком.

«Вера, пришлось уехать. Спасибо ещё раз за угощение. Буду после НГ. Павел»

Она перечитала ещё раз и, невольно подойдя к окну, осмотрела двор. В углу никого не было. Тогда она ненадолго задумалась, потом набрала Татьяну и, извинившись, сказала, что больше не придёт.

Когда-то, в более тучные года, Тюмень к новогодним праздникам наряжали лучше. По разнарядке властей фасады и дворы были повсеместно освещены цветными фонарями и гирляндами. Затем Собянина перевели в златоглавую и при следующих губернаторах город стал выглядеть несколько скромнее.

Но всё же традиция была положена и многие активные жильцы вместе с управляющими компаниями сами украшали свои дворы.

Соседний двор, где проходила Вера возвращаясь с работы, как раз и был таким - с развешенной на деревьях цветной мишурой и мигающими над подъездами гирляндами. Проходя там по тротуару, всему в следах от новогодних петард и фейерверков, Вера снова увидела знакомый полосатый пуховик.

Павел сидел, опустив голову на скамейке у крайнего подъезда и казалось дремал. Чуть поколебавшись она подошла поближе, и он, видимо услышав шаги, обернулся. Вера вздрогнула – из-под капюшона на неё смотрел какой-то старый дед, с глубокими морщинами на лице. Смотрел, правда, довольно приветливо.

— Извините, — она растерянно замотала головой, — тут мужчина ходил… в такой же куртке…

Не договорив, она быстро повернулась и зашагала дальше.

— Так это... так, поди, Пашка наш брал, — догнал её в спину голос старика, — у него теперь своего-то зимнего толком нету... он же щас в этом живёт, как его, всё забываю... в Милане, во!

— В Милане… — Вера остановилась. — кто, Павел?

— Ага, — довольно подтвердил дед, — сыр он там ихний спасает. Он же у нас учёный, кандидат по биологии!

Последние слова он произнёс громче и оглянулся по сторонам, словно жалея, что больше никто его не слышит.

Вера определённо ничего не понимала.

— А сюда он только лекции читать приезжает, — продолжал дед, явно радуясь возможности поговорить. — В наш университет.

Всё про плесень эту... и дома уж весь балкон банками своими заставил. А выбрасывать не даёт… а чего ему передать-то? Он же приедет скоро…

Дома Вера подошла к спящей божьей коровке, легонько постучала ей ногтем по стеклу и улыбнулась.


(С)robertyumen

Показать полностью
19

Накарантинил, пока болел)

— Как дела?

— Антитела.


Отчего печальный вид,

гонорея иль ковид?


Проходи, хороший мой,

дихлофосом руки мой


Не бери мой антисептик,

раз уж ты коронаскептик


А подойди-ка с ласкою

да загляни под маску ей..


Аромат любви манит

Грешным яблоком

А мне похер

Я не чувствую запахов


Отсидел на карантине

Во всемирной паутине


Будь ты с нею посмелей

Пока оба без соплей


Ни к чему посуда Цептер

Не работает рецептор


Увидимся, как отковидимся.

© robertyumen

Показать полностью
364

Флейта

— В Благовещенский?

Морозов вздрогнул и открыл глаза. Когда он успел задремать?

— Туда... — он привычно посмотрел на часы, — а чего так долго выходили-то? Дороже будет на сто рублей за ожидание.

Один из пассажиров, что сел рядом, светло-русый и голубоглазый, внимательно посмотрел на него, пожал плечами и кивнул. Ещё и улыбнулся как старому знакомому, Морозов даже покосился - может "постоянщик"? Да, нет, вроде...

Зато второй, чернявый и смуглый, сходу начал возмущаться с заднего сиденья.

— А если мы не согласны доплачивать? Да, и за что? Эсэмэска пришла, мы сразу и вышли. Вам положено ждать клиентов...

— Пять минут! — грубо оборвал его Морозов. — А я вас почти пятнадцать прождал! За это время можно в лес выехать и могилу там себе выкопать, — он тронулся с места и прибавил громкости радио.

Смуглолицый опасливо взглянул на него сзади и, видимо решив, что ругаться выйдет дороже, замолчал, обиженно выпятив губы.

Пассажиров Морозов не любил и часто хамил им намеренно, отбивая охоту с ним спорить, да и вообще вести какие-либо разговоры. Они платят, он везёт, всё просто. Ради чего с ними болтать, коронки стёсывать?

Когда он уже высадил их в Благовещенском и повернул в парк, позвонила жена:

— Миш, мы с Анькой к маме в деревню поехали, не теряй. Морс на подоконнике, а рис я в холодильник поставила, сам разогреешь.

— Ладно, а когда приедете?

— Завтра вечером. Ты на машине ещё? Можешь в «Музторге» Аньке флейту купить? И самоучитель для неё…

— Флейту?

— Ну, да, флейту, ей сегодня после медосмотра в школе посоветовали. Дыхательную гимнастику прописали делать и флейту сказали купить, лёгкие развивать.

— Хорошо... — он отключился и, не сдержавшись, матюкнулся. На прошлой неделе дочку водили к стоматологу и там назначали носить брекеты, насчитав за курс больше тридцати тысяч. А теперь, вот, ещё и флейту купи. Придётся сменщика просить туда докинуть...

Сменщика Морозов тоже не любил. Молодой, вечно опаздывает, в башке ветер гуляет, наработает обычно минималку, а дальше девок всю ночь катает. А чтоб за машиной смотреть, так не дождёшься.

Давеча оставил ему авто, записку написал, чтоб масло проверил. Через день приехал, на панели тоже записка: "Проверил, надо долить!" Тьфу!

А, главное, говори, не говори, только зубы сушит, да моргает как аварийка. Напарничек, мля...

Спустя полчаса Морозов, чертыхаясь про себя, купил блок-флейту и шедший с ней в комплекте самоучитель с нотным приложением. Денег вышло как за полторы смены.

Дома он выложил покупки на диван и, поужинав в одиночестве на кухне, достал из холодильника початую бутылку "Журавлей". Морозову нравилось после смены выпить пару рюмок, "для циркуляции", как объяснял он жене. Но сегодня, едва он опрокинул первую стопку, водка попала не в то горло и он, подавившись, долго кашлял и отпивался морсом.

Поставив бутылку обратно, он прошёл в зал, решив просто посмотреть какой-нибудь сериал.

Тут на глаза ему и попалась флейта.

Морозов осторожно достал её из узкого замшевого чехла и внимательно рассмотрел. Флейта ему неожиданно понравилась. Деревянная, гладкая на ощупь, с множеством аккуратных дырочек на поверхности, она походила на огромный старинный ключ от какой-то таинственной двери.

Он вдохнул, поднёс флейту к губам и несмело дунул в мундштук. Флейта отозвалась коротким, но приятным звуком, и Морозов из любопытства принялся листать самоучитель.

Прочитав историю инструмента, он дошёл до первого урока, где наглядно было показано, как именно нужно зажать определённые дырочки, чтобы получилась песенка «Жили у бабуси». Это оказалось совсем нетрудно – даже в его неумелых руках флейта лежала удобно и вскоре, при несложном переборе пальцами, он вполне внятно прогудел эту нехитрую мелодию.

Удивлённо покрутив головой, Морозов перешёл ко второму уроку и после небольшой тренировки довольно лихо сыграл "Я с комариком плясала".

Невольно увлёкшись этим необычным для себя занятием, он пролистнул страницу и принялся осваивать знакомый ещё по школьным дискотекам битловский «Yesterday».

И эта мелодия покорилась ему легко. Его пальцы будто ожили после долгой спячки и с поразительной для него самого ловкостью двигались по инструменту. А какое-то внутреннее, доселе незнакомое, чувство ритма ему подсказывало, когда и как нужно правильно дуть, словно он повторял то, что когда-то уже репетировал.

Не прошло и четверти часа, как он сносно исполнил "На поле танки грохотали", причём на повторе припева он ещё сымпровизировал и выдал задорный проигрыш, сам не понимая, как это произошло.

Потрясённый своими нечаянно открывшимися способностями он даже вскочил и начал ходить по комнате. Решил было пойти покурить, но передумал и снова сел штудировать самоучитель, закончив лишь, когда соседи снизу забарабанили по батарее. К этому моменту он уже осваивал довольно сложные произведения из классики и, только взглянув на часы, обнаружил, что прозанимался до поздней ночи.

Проснувшись, Морозов какое-то время лежал в кровати, обдумывая планы на выходные. Обычно, оставаясь в субботу один, он любил устраивать себе, как он сам это называл, "свинодень". С утра делал себе бутерброды с колбасой и сыром, доставал из холодильника спиртное и весь день до вечера валялся на диване, переключая каналы и потихоньку опустошая бутылку.

Но сегодня пить Морозову абсолютно не хотелось. От одной только мысли о водке у него засаднило горло, и он невольно прокашлялся. Немного поразмышляв, он решил собрать полочку из "Икеи", что уже месяц просила сделать жена, и съездить в гости к Нинке. Нинка, его постоянная пассия из привокзальной «пельмешки», сегодня как раз была дома.

Наскоро приняв душ и побрившись, он позавтракал остатками риса и присев на диван написал Нинке многообещающее сообщение.

Флейта лежала рядом, там, где он её ночью и оставил. Чуть поколебавшись, он достал её из чехла, решив проверить, не приснилось ли ему его вчерашнее развлечение.

И тут всё повторилось.

Сам не понимая почему, Морозов снова и снова проигрывал по очереди все уроки, уже почти не заглядывая в ноты. Пальцы его всё быстрее бегали по флейте пока, спустя пару часов непрерывного музицирования, он вдруг не осознал, что играет практически без самоучителя.

Тогда он закрыл книгу и попробовал по памяти подобрать различные произведения. Невероятно, но и это далось ему без труда! Абсолютно все мелодии лились так же уверенно и свободно, словно он разговаривал со старыми знакомыми.

Морозов отложил флейту. Чертовщина какая-то... а может надо просто крикнуть изо всех сил, чтобы всё стало как прежде?

Он встал, подошёл к висящему на стене зеркалу и тщательно вгляделся в отражение, словно старался отыскать в нём какие-то новые черты. Нет, ничего нового он там не увидел. Из зеркала на него смотрела давно знакомая физиономия. Свежевыбритая, даже шрам на подбородке стал заметен. Остался ещё с девяностых, когда они делили площадь у вокзала с «частниками».

Какое-то время он бродил по квартире, обдумывая происходящее.

Ещё вчера вечером его жизнь была понятной, предсказуемой и, как следствие, комфортной. С какого вдруг сегодня он сидит и пиликает на дудке? Да ещё так словно всю жизнь этим занимался?

Ему даже в голову пришла безусловно дикая и шальная мысль, что с таким умением он может вполне выступать на улице, как это делают уличные музыканты. Или, например, в подземном переходе.

Сперва он даже улыбнулся, представив себе эту картину. Бред, конечно... Или не бред?

Мысль, несмотря на всю свою нелепость, совершенно не давала ему покоя.

Полочка оставалась лежать на балконе в так и не распакованной коробке, Нинкины сообщения гневно пикали в мобильнике, но он ничего не замечал. Его всё неудержимей тянуло из дома.

А, действительно, почему нет, подумалось ему, что тут такого-то? Ну, опозорюсь и что с того? Кому я нужен-то?

Он ещё с полчаса боролся с этой абсурдной идеей, гоня её прочь и призывая себя к здравому смыслу, потом плюнул и начал одеваться.

Переход он специально выбрал в пешеходной зоне, подальше от стоянок с такси, понимая какого рода шутки посыплются на него, если кто-то из знакомых увидит его с флейтой.

Спустившись вниз, он отошёл от лестницы, встав в небольшую гранитную нишу, одну из тех, что шли по всей стене. Сердце его прыгало в груди от волнения, но, немного постояв и попривыкнув, он взял себя в руки. Мимо шли по своим делам какие-то люди, никто не обращал на него внимания. Подняв воротник и натянув кепку поглубже, он достал флейту и, дождавшись, когда в переходе будет поменьше прохожих, поднёс её ко рту. Пальцы чётко встали над своими отверстиями…

— Клён ты мой опавший, клён заледенелый... — Звук флейты громко разнёсся по всему длинному переходу.

Самое интересное, что с того момента, как он начал играть, Морозов полностью успокоился. Он будто растворился в музыке, что заполнила весь мир вокруг него, и, полузакрыв глаза, вдохновенно выводил трели, словно и не было никакого перехода, а он сидел дома на своём диване.

— Деньги-то куда?

Морозов очнулся.

— Деньги-то куда тебе? — напротив стоял пожилой мужик с авоськой и благожелательно улыбаясь протягивал ему мелочь на ладони. — Держи, растрогал ты меня, молодец…

Мужик ушёл, а Морозов, чуть поколебавшись, достал из кармана пакет, поставил его перед собой и заиграл снова. Вскоре в пакете звякнуло.

Примерно через час, когда Морозов дошёл до «Лунной сонаты», возле него возникли две потрёпанные личности, от которых доносился дружный запах перегара. На поклонников Бетховена они явно не походили. Одна из личностей была небритая и худая, а вторая держала в руках потёртую дамскую сумочку. Судя по сумочке, это была женщина.

Они с удивлением смотрели на Морозова и тот, что худой подошёл к нему поближе.

— Чеши отсюдова, пудель, — процедил он сквозь жёлтые зубы, — это наше место, щас Танька тут петь будет.

Морозов в ответ прищурился, аккуратно вложил флейту в чехол и, оглядевшись по сторонам, молча и сильно заехал гостю с правой под рёбра. От удара тот всхлипнул и, согнувшись пополам, отступил обратно к Таньке. Затем они оба отошли в сторону и после краткого совещания побрели наверх по лестнице.

Больше Морозова никто не беспокоил, и он спокойно продолжил свой концерт, перейдя на более подходящий моменту «Турецкий марш».

К концу дня переход наводнился людьми, и Морозов с удовлетворением заметил, что деньги в пакете прибавляются прямо на глазах. Пару раз он перекладывал их в карман куртки, раскладывая отдельно монеты и мелкие купюры. А когда он уже хотел уходить, к нему подошла компания из подвыпивших немцев и они, дружно хлопая в ладоши под "Комарика", положили ему в пакет сразу тысячу.

Вернувшись домой, он выложил из карманов все деньги и пересчитал. С тысячей вышло примерно столько же, сколько у него обычно получалось за смену.

— Ого! — подивилась вечером жена, увидев лежащую на трюмо кучу мелочи, — ты по церквям кого-то возил что ли?

— Типа того, — ушёл он от ответа, — давай ужинать что ли...

Поев, он покурил на балконе и прилёг на диван перед телевизором. Водки ему по-прежнему не хотелось.

Перебирая каналы, он неожиданно для себя остановился на канале "Культура", который до этого никогда не смотрел. Там, как по заказу, шёл какой-то концерт классической музыки, где солировала флейта. Мелодия, чарующая и тонкая, ему понравилась, и он отложил пульт в сторону.

Жена, посмотрев на него, хмыкнула и ушла смотреть своё шоу на кухню, а он дослушал концерт до конца и отправился спать уже под полночь.

Назавтра, выйдя на смену, и привычно лавируя в потоке машин Морозов долго размышлял о своём вчерашнем выступлении. И чем дольше он об этом думал, тем больше убеждался, что ничего удивительного с ним не происходит. По всей видимости, у него оказался скрытый музыкальный слух. Такое бывает, он сам слышал. Просто раньше не было подходящего момента это выяснить. А теперь, вот, что-то его разбудило, и Морозов стал гораздо глубже понимать музыку. Он даже выключил своё любимое "Дорожное радио", ему стало казаться, что все его любимые исполнители жутко фальшивят. А, кроме того, ему снова безудержно хотелось музицировать. Властно, словно моряка море, его влекла к флейте какая-то неведомая сила, полностью завладев его сознанием. В голове крутились фрагменты полузнакомых мелодий, неясные, мутные, звучали обрывки песенных фраз, которые он дополнял своими собственными, непонятно откуда взявшимися, вариациями.

Дотерпев так до полудня и, убедив себя, что клин клином вышибают, он заехал домой за флейтой и вскоре стоял в уже знакомом переходе. Начал он в этот раз сразу с классики, и проиграв примерно полчаса, заметил, что за ним, открыв рот, наблюдает какой-то «ботанического» вида субъект с футляром для скрипки в руках. Послушав несколько произведений, субъект подошёл поближе, сунул в пакет Морозову мелочь и вдруг обратился с неожиданным вопросом:

— Вы, простите, у кого учились, коллега? У Купермана? Или у Самойлова?

— Чего? — не понял его Морозов, но на всякий случай добавил, — иди, давай…

Скрипач безропотно отошёл на несколько шагов и, постояв так ещё некоторое время, исчез.

Спустя час он появился снова, ведя с собою высокого, похожего на иностранца старика, в длинном чёрном пальто и шляпе с широкими полями.

Встав за колонну, подальше от Морозова, они, переглядываясь, слушали, как он по памяти проигрывал вчерашний концерт, необъяснимым образом отлично уложившийся у него в голове.

Музыка и вправду была трогательная и красивая. Несколько прохожих остановились послушать, а одна женщина даже всплакнула и, достав из кошелька сторублёвку, сунула её прямо в карман его куртки. Морозов уже решил, что на сегодня ему хватит и пошёл к выходу, как услышал сзади какой-то шум.

— Извините! — старик в шляпе не успевал за Морозовым, семеня ногами по скользкому гранитному полу.

— Ну, — повернулся он к незнакомцу, — что хотел-то?

— Понимаете, нам через день выступать на фестивале в Рахманиновском, а у нас Кохман, наш первый флейтист заболел. А вы... вы, — он остановился и, задыхаясь умоляюще тронул Морозова за плечо пытаясь договорить, — прошу вас, выслушайте меня!

Морозов остановился, дав ему возможность отдышаться.

— Вы… вы же просто гений! Я думал, Славин шутит! — Старик всплеснул руками. — У вас… у вашей флейты просто неземное, небесное звучание! Какой чистый тембр! Вы же сейчас играли «Потерянный концерт»? Знаменитую партиту для флейты соло ля-минор?

Морозов молча пожал плечами.

— Как? — поразился незнакомец, — вы даже не знаете? Это бесценное произведение Шуберта случайно нашли в чулане на чердаке дома, где он жил, — он в изумлении посмотрел на Морозова. — Нет, вы определённо феномен! Простите, я не представился, это от волнения. Моя фамилия Мшанский, я дирижёр симфонического оркестра Московской филармонии, возможно, вы слышали?

— Ну, вроде... — мотнул головой Морозов.

— Понимаете, это гениальное сочинение написано исключительно для деревянной флейты. Все шесть виолончелей призваны лишь оттенять её звучание. Этот концерт весьма редко звучит в «живом» исполнении. Ведь во всём мире всего несколько человек способны его сыграть. Мы репетировали полгода и вот... Прошу вас, помогите нам!

— От меня-то чего надо? — начал сердиться на деда Морозов, не понимая, к чему тот клонит.

— Замените нам Кохмана, — он умоляюще простёр к Морозову руки. — Всего один концерт…

Морозов отвернулся и снова зашагал на выход. Дед почти бежал рядом.

— Что вам стоит, вы же играете здесь, причём за копейки. А мы вам выпишем приличный гонорар, тот, что вы попросите, практически любую сумму в пределах разумного. И потом... — он тронул Морозова за рукав, — я готов сразу взять вас в основной состав. Подумайте, у нас этой осенью гастроли в Вене, а зимой в Лондоне. Да что там гастроли, с такой игрой мы вам устроим сольные концерты! А это уже совершенно другие деньги! Очень приличные!

— Отвали, — Морозов ускорил шаг и дед остался стоять, растерянно глядя ему вслед и опустив руки.

Сев в машину, Морозов на мгновение задумался. Он не всё понял, из того, что говорил ему этот чудаковатый старик, но его слова про гонорар запали в память. Морозов вспомнил про следующий платёж по ипотеке, про зимнюю резину, про грядущие расходы на Анькины брекеты... Потом вздохнул, завёл

двигатель и, развернувшись, подъехал к старику, что уже брёл по тротуару:

— Слышь, командир... а сколько за концерт? Тридцать тысяч дашь?

Встреча с Нинкой не принесла ему привычную удовлетворённость. Даже в самый главный момент определённая поступательность их действа настроила его на некую ритмичность, отозвавшуюся в нём целым сонмом самых разных мелодий. С трудом завершив такой приятный ранее процесс, Морозов откинулся на подушку и устало закурил. С ним точно что-то происходило. И дело тут было не в Нинке.

Все звуки вокруг него словно ожили, и он вдруг стал замечать то, на что раньше не обращал никакого внимания. Любой уличный шум, скрип двери, сигнал автомобиля, лай собак, даже шорох листвы под ногами – всё теперь приобрело для него какую-то непонятную и пугающую мелодичность.

Нинка, как обычно, убежала хлопотать на кухню, готовя чай и оттуда сообщая Морозову все свои нехитрые новости - в начале месяца в декрет у них ушли сразу две посудомойки, а в прошлую пятницу они справляли день рождения повара Артурика, с которым она лихо сплясала лезгинку.

В голове жгуче заиграл мотив лезгинки и Морозов, отказавшись от чая, начал собираться.

— Как сам? – поинтересовался сменщик, забирая у него ключи от машины. — Чёт смурной какой-то…

— Всё отлично, — буркнул в ответ Морозов, — спасибо «Столичной» …

— Бухал вчера что ли?

— Да, не, — Морозов поморщился, — не идёт чего-то...

Дома он прилёг на диван и заснул беспокойным рваным сном. Проснулся он от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит.

— Морозов, — рядом стояла супруга с круглыми глазами, — там дед какой-то блаженный звонил, тебя спрашивал. Говорит аванс за концерт готов... сразу все тридцать тысяч... и что костюм тебе нужно мерить…

Она присела к Морозову в ноги и жалобно заскулила:

— Миш, ты чего? Ты что натворил-то? Какой ещё костюм? Ты с кем там опять связался?

— Да не голоси, ты! — рявкнул Морозов на супругу, — сама же вечно ноешь, что денег нет…

Он без аппетита поужинал и вышел перекурить на балкон. На душе у него было тревожно и неспокойно. Привычный мир рушился прямо на глазах, а что было впереди пугало его своей новизной и призрачностью.

Он щёлкнул зажигалкой, выкурил сигарету, потом достал новую, размял и неожиданно для себя тихо заплакал, глядя в тёмное, по-осеннему мутное небо. Он и сам не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас слёзы ручьём катились по его щекам, крупными каплями падая вниз, в темноту двора. Снизу доносились, чьи-то тихие голоса, негромкий смех и едва различимая музыка. Музыка, что была теперь повсюду.

(С)robertyumen

Показать полностью
24

Прекрасное далёко

Я сперва вообще не хотел именно его брать, но жена настаивала. Очень уж ей хотелось только этого мальчика.

— Он же арфист, — сообщила она мне вечером, когда нам одобрили кредит на первого ребёнка и можно было уже ехать, — их таких почти нет, арфистками только девочек делают.

— Ну, что значит нет? — возразил я, — Надо будет, наделают и мальчиков.

Но, в принципе, особо я не возражал, арфист, так арфист, какая разница. Сейчас даже модно взять кого-то необычного. Тем более, что выбор я полностью доверил супруге, всё-таки мать есть мать.

В Мастерскую нужно было ехать самим, голограммы туда не пускали, пусть слабое излучение, но всё же лишнее.

Надев плёнку, я запросил пропуск, сел в капсулу и уже через полчаса был на месте, решив дождаться жену на паркинге. Она жила дальше, почти у Стены и подъехала чуть позже. В нарядной белой оболочке она смотрелась очень красиво.

Внутри встретил дежурный детский инспектор, быстро нас просканировал и спустя пару минут мы стояли возле одной из нескольких десятков колыбелек, стоявших на небольших столиках.

— Брюнет, — зачитывал нам анкету инспектор, — рост у взрослого метр семьдесят девять, стройный, музыкант, пока холерик, но можно что-то изменить либо добавить, сейчас это совсем недорого.

Мы оба невольно посмотрели на красную точку между крохотными большим и указательным пальчиками.

— Вчера вакцинировали, — заметил наши взгляды инспектор, — Криосон будет длиться три года, всё это время чип можно программировать.

Мы с женою промолчали. Неудивительно, учитывая как мы были взволнованы. Ведь этот маленький человечек, этот крошечный комочек плоти сотворённый из тестов ДНК, будет нашим первым сынишкой.

Позже, когда мы с женой добрались до своих клеток и как обычно встретились в дополненной реальности, то обсудили всё уже подробно.

— Нужно будет сразу настроить ему зрение, — предложил я, — раз слух ему уже сделали абсолютный, недавно была реклама про гены орла. Нет, ты только представь какую прекрасную музыку будет исполнять наш сын!

— Мы сами выберем ему первую клетку, — деловито щебетала жена, — настроим шум океана, запах леса, я всё это видела в каталоге.

После ужина мы снова сидели вместе и тихо по-семейному мечтали.

Мечтали о том, как наш сын подрастёт, как его переведут в детский инкубатор, и мы сможем общаться уже втроём, и рассказать ему про нас, его родителей, про наш Город, что остался после страшной второй волны, когда эпидемия почти победила нашу цивилизацию, про жуткие заповедники за Стеной, где до сих пор в своих деревнях живут «непривитые», спят по ночам вместе и ходят как дикари без оболочек, с открытой вирусам кожей.

— Какое же счастье, милый! — воскликнула жена и на глазах у неё заблестели слёзы, — какое счастье, что мы живём здесь. В нашем сытом и беззаботном мире, где нет преступности, войн и болезней, в обществе, где жизнь человека бесценна. И где нашего сына ждёт такое прекрасное будущее.

Я лишь кивнул соглашаясь.

Будущее было просто замечательным.


© robertyumen

Показать полностью
132

Странная измена

На старой квартире, жил под нами сосед, что работал по-моему техником.

Такой небольшой мужичок, где-то за полтос, сам лысенький и тихий всегда, словно закодированный. Зато супруга у него наоборот высоченная, здоровенная и громкоголосая, а уж скандальная - сходу от десятерых отгавкается.

С ним мы ещё так, привет-привет, а с ней вообще не общались, тем более сама она была дружелюбная как устрица.

Как-то волей случая заехали с женой в одну загородную кафешку поужинать, смотрим соседи наши через столик сидят. Пьяненькие уже оба и нарядные, аж не узнать. Он прям кавалер кавалером, подливает ей, на ухо чего-то шепчет, за бок щипает, а она довольная, ржёт как русалка на озере, да всё по лысинке его наглаживает.

Ну а чего, думаю, гуляют себе люди, и осуждать их за это никто не смеет, отдыхают культурно, в люстру из нагана не стреляют.

Тут включили музыку и народ со столиков пошёл плясать, а соседи наши первыми. Да как зажгли! Он козликом подпрыгивает, коленца выкидывает, она вокруг него скачет как кобыла Рокоссовского, ну просто танцы со звёздами!

Тут он допрыгал до нашего столика, нас увидел, рот открыл и встал как маму потерял.

Я ему привет, а он поморщился, вас-то какой чёрт сюда принёс и мне – тсс, мол, никому!

Моя спрашивает, чего это он?

Да ладно, говорю, не обращай внимания, выпивший человек.

А потом смотрю и понимаю - Санта Мадонна! Так это он не с женой! То есть и конституция один в один, и причёска как у той, и намазана так же как китайский император, да и черты лица как у его супруги!

Короче, та же Марь Иванна, только в другом чепчике.

И, вот, объясните мне вахтеры.

Понятно, адюльтер, занятие древнее, запретный плод, все дела. Но зачем, зачем он поменял свою роднюльку на её практически полную ксерокопию?

Загадка.

© robertyumen

Показать полностью
20

Не, ну а как?

В страшное время живём, страшное..


Дал мне знакомый ежегодный заказ на летнюю спецодежду для своих складских работников. Грузчики у него там, кладовщицы, экспедиторы. Заранее дал, ещё в начале марта. Дальше вирус, каникулы, вся эта нервотрёпка с изоляцией. Потом наконец-то его предприятие включили в реестр, разрешили работать и вот мы спустя месяц им эти костюмы летние и привезли.

И тут он звонит и просит их поменять, причём сразу штук тридцать и мужских, и женских, это практически ползаказа.

Ввиду значительного несоответствия размеров.

Ну, понятное дело, уволил видно всех в конце марта, другие пришли. Поменяем, говорю, не вопрос, раз народ у тебя обновился.

Да, те же, отвечает, остались. Никого я не увольнял, просто на месяц их по домам отправил.

Так, а почему спрашиваю меняем-то, раз люди те же?

Ответ был пылким:

— Растолстели уроды!


© robertyumen

Показать полностью
32

Капитализм

Сходили с дочей в Макдональдс.

Она теперь c ним рядом живёт, снимает квартиру в центре.

Месяц уже одна существует. Похудела, волосы из изумрудного приобрели умеренно-красный оттенок крабовой палочки. Набила ещё одно тату.

Показала - вздохнул.

Перед переездом, прочитав книжку какого-то японского профессора, она активно продвигала идеи отказа от чрезмерного потребления.

Возможно минималистские настроения ещё оказывали на неё влияние, но общая концепция мироустройства несколько поменялась.

Потому как за месяц был чётко определён самый главный планетарный враг - капитализм.

Пока мы завтракали она успела четыре раза упомянуть о его тлетворном влиянии.

— А что делать, — говорю, — продул дедушка Ленин дедушке Соросу. Теперь кругом, дочюля, капитализм, а здесь в Маке вообще его логово.

Дочюля потрогала кольцо в носу и загадочно ответила:

— Ты просто не видишь альтернативы…

— Я-то как раз одну видел, — снова вздохнул я, — то ещё было зрелище.

— Тем не менее, надо бороться, — убеждённо ответила она, — не сдаваться же.

Какое-то время мы молча пили акционный капучино.

— Знаешь, что, доча — сказал я, — мы будем бороться вместе. Я начну свою фирму изнутри разваливать, а ты давай шатай мировой капитал снаружи!

Дочка прищурилась и подозрительно посмотрела мне в глаза.

— Ты серьёзно?

— Конечно. Жалко, что тут в Маке предоплата, а так бы свалили не заплатив.

Оглянулась по сторонам и задумалась. Видимо идея ей понравилась.

Я тоже невольно задумался.

Какой-то всё же странный, эзотерический для меня парадокс.

Мы в нашем пионерском детстве собирали металлолом и стояли с бидончиками в очередях, пидорасили ковры и отмораживали уши на дворовом корте, лазили по деревьям и мерили лужи, квасили агдам в подъезде и таскали из библиотеки толстенные книжки.

Они смотрят диснеевские сериалы и ездят по антальям, знакомятся в соцсетях и живут практически в двух мирах, спят со смартфонами и сидят в модных кофейнях, защищают синих китов и светло-синих людей, толерантят, волонтёрят, веганят, вейпят, etc, etc…

Всё, надо признать, неимоверно поменялось, но враг, мать его, остался прежним - капитализм.


© robertyumen

Показать полностью
14

Раздали

"Между тем мировые цены на золото опять взлетели на фоне сезона свадеб в Индии и новой индексации пенсии в России..." - Нина Павловна выключила телевизор, ещё раз проверила список продуктов и взяла свою хозяйственную сумку. Луи Вюиттон, настоящий, неподдельный, с его крепкими ручками, как нельзя лучше подходил для покупок. Эту она сама купила прошлой осенью в Риме, когда они с подругой Верой ездили туда на неделю итальянской моды.

Глянула в айфон, вип-такси уже подъехало, обулась и уходя привычно щёлкнула пультом сигнализации, хоть и живёшь теперь в элитке, но бережёного...

Сидящие у подъезда разодетые в модные обновки пожилые соседки как обычно кого-то обсуждали:

— Она была тому три года как на пенсии и у неё был знакомый дедок, может у них чего бы и получилось, но она сказала неее, у него пенсия маленькая… полтора мильёна всего.

— Полтора? — все дружно замотали головами в шляпках, — чего это щас полтора? не, не найдёт он себе никого...

— А ты куда, Нин? — хором поздоровались они с Ниной Павловной, — за продуктами штоль? И охота ж тебе самой по магазинам путешествовать...

Все её соседки давно уже пользовались фермерской доставкой либо нанимали курьеров, она же предпочитала выбирать продукты по старинке, сама.

Нина Павловна молча пожала плечами и села в новенький "вольво", дверь которого услужливо открыл шофёр в чёрном костюме.

Машина тронулась и он включил радио - "в этом году союз российских домов престарелых спонсировал на четверть больше стартапов, чем все венчурные фонды Силиконовой долины в Калифорнии" - донеслось из приёмника.

Шофёр уважительно посмотрел в зеркало на Нину Павловну:

— А может и правильно, что пенсионерам раздали, — сказал он и переключил на музыку, — столько же все говорили об этом...

Нина Павловна лишь молча пожала плечами – она уж точно не виновата в своём богатстве.

Подъехав к "Гурмэ" они договорились, что он будет ждать её в течении часа.

Закупилась она даже быстрее - фуа-гра, белый трюфель, прошутто, грюйер, дорадо - её повариха-филиппинка отлично готовила её с шафраном в карамели, пошла к кассе.

У стойки элитного алкоголя стоял её сосед по летнему коттеджу Андрей Иванович, крепкий ещё вдовец лет под семьдесят. Нина Павловна поздоровалась и невольно улыбнулась. Андрей Иванович ей нравился.

Увидев её радостно блеснул в ответ новенькой голливудской улыбкой и приветливо махнул рукой.

— Деньги есть, а выпить не с кем! — пошутил он и кивнул он на свою тележку с торчащими бутылками виски, — вот, полюбил односолодовый...

Из магазина они вышли вместе.

— Довезти? — кивнул он на стоящий неподалёку оранжевый спорткар, — я правда на "ламбере" сегодня, багажник маленький, но, поди, поместимся.

Снова улыбнувшись, она отказалась, а доехав до дома не выдержала и тут же набрала Верку:

— Интересный он, конечно, мужчина, и выглядит хорошо, загорелый всегда такой... вроде как вилла у него своя в Каннах, яхта...

— А может и нам, Нин, тоже чего-нибудь на этой Лазурке прикупить? — вдруг предложила Верка, — Этот, как там его, шато или шале, вечно их путаю... или даже просто домик под горою, чтобы и виноград, и лаванда, а внизу море плещется...

Нина Павловна невольно представила себе всю эту красоту.

— Нин... Нина! — Веркин голос внезапно погрубел, — Нина Павловна!

Она вздрогнула и открыла глаза, неужели задремала?

— Да выключите же воду, Нина Павловна! — кричал Андрей Иванович со своего участка, — вы мне весь картофель залили!

— Ой! — метнулась она к барашку крана, — к вам что ли полилось, Андрей Иваныч...

— Вы вроде женщина в возрасте, — недовольно заявил он через забор, вытирая пот со лба старой кепкой, — а не знаете куда шланг тянуть!

Нина Павловна хотела было огрызнуться в ответ, но потом вдруг вспомнила про его виллу и яхту и как-то совсем не к месту весело улыбнулась.

Андрей Иванович замолчал, удивлённо посмотрел на Нину Павловну и задумчиво оглядываясь скрылся в малине.


© robertyumen

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!