limpcripple

1

Борис Михайлович, врач сорока трех лет с усталыми глазами и добрым лицом, только собирался налить себе выдержанного коньяка и расслабиться за партией в шахматы с компьютерным соперником, как мерзко зазвонил телефон. Борис с раздражением поднял трубку:¬

— Слушаю?

— Боря, здравствуй. Извини, что беспокою тебя, но у нас ЧП.

Высокий нервный голос начальника окончательно вырвал Бориса из благоприятного состояния.

— Александр Константинович, мы, кажется, договаривались. Это мои честно заработанные выходные, и я хочу провести эти дни в спокойствии.

— Боря, тут Раиса Федоровна.

Борис шумно выдохнул. Раиса была сложным пациентом. Не счесть, сколько раз они встречались в его кабинете и сколько раз он сообщал ей плохие новости. Конечно, Раиса была женщиной набожной, поэтому негативные новости воспринимались ею довольно сдержанно, насколько вообще было возможно в таких ситуациях. Однако веру Раиса обрела только после первого выкидыша, и неизвестно, какую жизнь она вела до этого. Говорят, особо разнузданных людей может в любой момент «переклинить», и тогда они становятся настоящими праведниками. Хотя и второй, и третий выкидыш она стерпела, но у каждого человека есть предел. И Борису не хотелось бы видеть, чем может закончиться его достижение

— Анализы смотрели?

— Преэклампсия. Слушай, я… Алло? Алло!

Начальник отделения гинекологии еще не закончил разговор, а Борис уже на всех парах мчался по улице, на ходу застегивая плащ.

Через двадцать минут Борис уже был в регистратуре. Там его встретил Александр, который чуть ли не плясал от счастья.

— Я уже не могу ее сдерживать. С минуты на минуту она впадет в истерику, а в коридоре еще столько женщин! Им нельзя нервничать. А ты с Раисой хорошо ладишь. Она от тебя счастливая уйдет с любой новостью.

Борис не обратил на эти слова никакого внимания и не сбавил шага, всучив начальнику верхнюю одежду

В кабинете его ждала Раиса. Она ожидала стоя, то и дело заламывая руки.

— Ой, как хорошо, что вы приехали, Борис Михайлович! Ей-богу, никто не может разобраться в этих анализах. Ну хоть вы скажите, что там?

Борис взял листок и испепелил взглядом Александра, который пытался спрятаться, уткнувшись в медицинские карты. Но тот, сделав вид, что не заметил, и невозмутимо сказал, подняв взгляд на Раису:

— Ну, понимаете, читать анализы может не каждый. Здесь нужен опыт и постоянная практика. Даже те сотрудники, что делают анализы, не разбираются во всех этих цифрах. У меня же нет столько времени. Я, как начальник отделения гинекологии, больше занимаюсь административными делами.

— Ну что там, доктор? — спросила Раиса.

Борис медленно набрал воздуха в грудь.

— Дорогая, присядьте, пожалуйста. Нет, не надо слез! Это не выкидыш. Да, беременность протекает тяжело, но не надо ставить крест… простите, не стоит опускать руки. Это еще не конец. Мы с вами будем бороться за этого ребенка и победим.

Борис понимал, что некоторым женщинам просто не дано иметь детей. Это было печально, но ничего не поделаешь. Плохая родословная, испорченное, не поддающееся восстановлению здоровье, стрессы… Ученые оптимистично говорят, что до прорыва в генетике остается каких-то 10-20 лет, когда уже при зачатии можно будет выявить и устранить все генетические неполадки, но люди рожают здесь и сейчас. Многие не получают проблем с развитием плода, некоторые успешно справляются с ними, а кто-то находится на краю статистики — там, где дурное случается стабильно.

— Прежде всего, нам стоит удостовериться, что все лекарства вы пьете в соответствии с инструкциями. Затем я назначу вам еще анализы и несколько процедур. И уже на основании этих данных мы решим, как действовать дальше. Мы не сдадимся.

— Ох, не знаю, доктор. Возможно, Господь подсказывает мне, что я молюсь не слишком усердно. Я соблюдала великий пост, но, видимо, этого недостаточно. Может, он хочет, чтобы я проявляла в молитвах еще большее рвение?

Борис болезненно воспринимал молитвы, практически не имевшие отношения к лечению. За исключением, возможно, эффекта плацебо. Впрочем, в данном случае и он был не к месту.

— Раиса, никто не запрещает вам молиться. Но я должен назначить лечение.

Но Раиса Федоровна уже не слушала. Взгляд ее помутнел, пальцы что-то перебирали в воздухе, сопровождая мыслительный процесс, а мыслями она уже была не в кабинете гинекологии:

— … посетить святые мощи Матроны Московской, хлеб с водой в знак смирения. Иконы. Мало икон, надо купить еще…

— Ни в коем случае, никакого хлеба с водой! Вы просто уничтожите свои шансы иметь детей! — Борису стало страшно за пациентку.

— Нет, доктор. Спасибо за все, но вы мне не помогли. Правильно говорил батюшка — доктора все — безбожники, от них один вред. Я больше не вернусь.

Больше Борис Раису Федоровну у себя на приеме не видел. Он хотел ей позвонить, но телефона у нее не было. Родственники бросали трубку, когда слышали его имя, а дома, адрес которого он узнал из медицинской карты, она не появлялась. Борис сдался.

2

Однажды вечером обыденно нервно истощенный Борис сидел в кресле и смотрел телевизор, короткими глотками отпивая коньяк, не притрагиваясь к закуске. Он не замечал, как быстро горячительная жидкость пропадает из бутылки и давно уже не морщился от больших глотков. В целом его настроение было довольно скверное. По телевизору показывали какую-то чушь про бразильского мужчину по имени Мигель, который вот-вот мог отхватить миллион долларов, первым в мире родив ребенка. У него неизвестным образом развились матка и яичники. Правда, внешние половые органы оставались мужские. Как отмечали медики, этот мужчина хирургически не менял пол и не принимал гормоны. Однако ведущий утверждал, что теперь счастливому отцу их обязательно пропишут. Из других необычных аномалий у него был довольно высокий уровень эндорфинов и серотонина, отчего, как заметил Борис, тот сидел и всю передачу улыбался, как полный придурок.

Затем Борис прилетел к Мигелю и поздравил того с зачатием. Он поклялся, что лично примет роды у счастливчика и всячески намекал, что неплохо было бы разделить приз пополам. Бразилец все кивал, а потом захотел что-то ответить своему гинекологу, но вместо слов у него вырвался мерзкий клекот.

— Что-что? — переспросил Борис на бразильском языке.

Мигель снова открыл рот и прозвонил, но на этот раз звонок был настойчивее. Борис дернулся и проснулся, и только спустя долгие секунды понял, что никакого Мигеля нет и что ему уже долго звонят в дверь.

— Кого это там принесло? — раздраженно спросил Борис и вразвалку отправился в коридор.

На лестничной клетке его ждал пожилой сосед Василий в растянутой матроске и раритетном трико.

— Здоров, Борь. Ты спал что ли? Пошли ко мне — выпьем. Разговор есть.

Заинтересованный, Борис проследовал за Васей. В его квартире везде возвышался миллиметровый слой пыли, стоял душный запах сигарет, старой мебели и нестираной одежды.

Они зашли на кухню. Василий достал из холодильника запотевшую бутылку водки и, пригласил Бориса сесть за стол. Усевшись, они молча опрокинули по стакану.

— Ну, как сам? Вид у тебя неважный, — озабоченно сказал Василий.

Сам он выглядел не лучше: на одутловатом лице соседа отпечатался древний лик зеленого змия: красный нос, синие губы и желтоватые белки глаз.

— Да сам понимаешь — работа нервная, ответил Борис.

Василий потер затылок и сказал:

— Ладно, чего рассусоливать. Ты новости смотришь?

— Ну, да.

— Заметил что-нибудь необычное в последнее время?

— Разве ТВ может чем-то удивить? Тут война, там шиза, «а теперь к важным новостям — в нашем зоопарке родился попугайчик». Тьфу.

— А вот я заметил. В Японии стало сокращаться количество долгожителей при том, что уровень жизни только растет.

— И что? Зажрались они там, в своей Японии! Психологические проблемы, суицид…

— В Бразилии вон – мужик рожает. В Хорватии женщина внезапно упала и начала дико хохотать. Так и померла. Доктора сказали, что у нее какой-то гормональный взрыв.

— Какая тут связь? Бред какой-то.

— Не спеши, я еще не сказал главное. Ты лучше выпей для начала… Ну, как хочешь. Короче, у меня есть корешок Вовчик, в ГРУ работает. Пару дней назад у них вызов был в одну деревеньку на пару тысяч жителей, километров триста отсюда. Согнали многих. ФСБ, ГРУ, каких-то мутных людей в гражданском. Знаешь, по какому поводу?

— Ну, не томи.

— В школе, прямо во время урока, двадцать шесть детей легли замертво там, где сидели.

У Бориса душа ушла в пятки.

— О, боже, дети… Кто это сделал? Террористы?

— Неизвестно насчет террористов. Неизвестно, что за средство использовалось. По крайней мере, это не газ. Просто еще мгновение назад живые дети с грохотом свалились под парты без признаков жизни. И знаешь, что самое странное? Учителя, которые вели уроки в тот момент, абсолютно не пострадали. Если не считать психическое здоровье. Также остались в живых и две девочки, тоже без каких-либо повреждений.

— Если так все и было… Ужас какой-то.

— Это какие-то испытания, вот что я скажу тебе. Бразилия, Япония, Хорватия, Россия… Кто-то что-то тестирует. Какое-то оружие массового поражения.

— У меня сердце обливается кровью, но, извини, я не вижу никакой связи.

— Зато я вижу. Следи за новостями. Утаить такое массовое убийство вряд ли получится. Я уже начинаю готовиться вовсю, чего и тебе советую. Пошли, покажу.

Вася повел Бориса по коридору, остановившись у кладовой. Немного покопавшись в карманах, он выудил ржавый ключ, прислонился всем телом к двери и отпер ее.

Взору Бориса открылся поистине богатый запас на случай чрезвычайных ситуаций. Первыми в глаза бросились большие кучи круп и макарон, разложенные по пластиковым ящикам. Сверху были накиданы противогазы, внушительная аптечка, несколько походных сумок разного размера, рации, фонари, кассеты батареек, фильтры для воды, термосы, фляги, универсальные ножи и еще куча барахла, разложенного по стеллажам до самого потолка.

«Шапочки из фольги не хватает», — усмехнулся Борис.

— Думаешь, это смешно? Думаешь, я зря подготовился? Нет. Что-то будет, у меня на это чуйка.

Вступительное слово: точка зрения автора может не совпадать с мнением читателя и/или объективной реальностью.

Егор пробудился. Он вытер слюни рукавом скафандра и с трудом поднял голову. Он хотел что-то сказать, но лишь промычал нечто нечленораздельное. Попытался поднять вторую руку, но и та не двигалась.

«Что… произошло?» — в растерянности подумал Егор. Мысли одеревенели, вторя конечностям.

— Очнулся, браток! — послышалось справа.

Егор с трудом повернул голову. По правую руку от него сидел здоровенный широкий детина в скафандре не меньше, чем два метра ростом.

— Г-де-я? — пролепетал Егор.

— Ну ты и соня! Совсем не помнишь ничего? Прямо как я в недельку назад, когда отмечал покупку карбюратора в гараже! Ты на космическом корабле, браток! Меня Васек зовут, кстати.

— Н-не понял…

— Мы на шаттле! Летим! Колонизировать! Марс! — отчетливо повторил собеседник.

До Егора не сразу дошел смысл слов здоровяка, но скорее на автопилоте начал задавать вопросы:

— Марс? Какой Марс?! Я женатый человек! У меня ребенок!

— Эк тебя тряхнуло, браток. Так бывает из-за больших перегрузок. Ничего, стаканчик хлопнешь и все вспомнишь.

— Уважаемый! Я никуда не лечу, я… черт, как снять эти ремни?

— Это невозможно, парень. Нас специально пристегнули, чтобы никто не дрыгался после отключки, как ты.

— Да пошел ты! — сказал Егор и тут же осекся. Амбал стер дружелюбную улыбку со своего лица и теперь выглядел устрашающе.

— Слушай, сопля. На Земле таким дерзким, как ты, я бошки одной рукой откручиваю. Если колония не досчитается одного человека, никто не заметит. Усек?

Габариты огромного соседа Егора не давали сомневаться в его возможностях.

— П-простите, — жалобно сказал Егор, — но все-таки, вы точно уверены, что на Марс? Я просто не такой человек, чтобы соглашаться на подобные авантюры.

— Да ладно, забыли! Слушай, ну Марс, не Марс, какая тебе разница? Тут лететь пару часов всего. Тем более, по прилету нам обещали обязательное спаривание с кучей красоток. Кстати, вот одна! — амбал свистнул и помахал миленькой стюардессе, что сновала между длинными рядами пассажиров шаттла.

Егор может и забыл последние дни своей жизни, но он отлично помнил, что до Марса лететь как минимум несколько месяцев. Стараясь не тревожить Васино самолюбие, он сказал:

— Извините, я, видимо, совсем потерял память. Но мне кажется, Марс несколько дальше?

— Дальше чего? — амбал еле оторвал взгляд от стюардессы. — Ты на небо хоть раз смотрел? Большой круг на небе, типа солнца, только светится по ночам. Ты чего переживаешь? Я спрашивал, мне ответили: на пару часов сгоняем, выпьем, закусим, оплодотворим девок погорячее, и домой. Проще, чем в баньку сходить. Колонизация!

Егор впервые посмотрел на амбала ясным взглядом.

«Боже, да он ведь тупой!» — в ужасе подумал Егор. — «Какая баня? Какие пара часов? Он что, Марс с Луной перепутал?»

— Не обращай на него внимания, — послышалось слева от Егора.

Он повернул голову и увидел щуплого мужчину лет сорока с залысинами и в простеньких очках, одна дужка которых задралась выше другой.

— Он идиот, не видишь что ли? — улыбнулся мужчина. — Меня Игорь Палыч зовут.

— Да, согласен. — с облегчением ответил Егор. — Меня зовут Егор. Я уж думал, что с ума схожу! Если это колонизаторская миссия, то зачем туда брать… таких? — последнее слово Егор произнес шепотом, но Вася все равно не обращал на соседей никакого внимания, плотоядно разглядывая бортпроводницу.

Игорь Палыч снисходительно посмотрел на Егора.

— Это испытание. Ни на какой Марс мы не летим.

— Как не летим?

— Ну подумай сам! Доселе никто не высаживался на Луну, а теперь такую ораву посылают на Марс? Глупости же! Нас тестируют. Видишь ли, по косвенным признакам я давно понял, что мы находимся в симуляции. Пока не могу понять, насколько глубоко, но руки вроде ощущаются «здесь», значит, высок шанс, что мы валяемся в отключке где-то в ангаре, а парапсихологи и военные шавки считывают с нас показания.

— Наследие филадельфийского эксперимента, — многозначительно добавил Игорь Палыч.

— Что за чушь? — не выдержал Егор.

Энтузиазм Игоря Палыча быстро угас. Он посмотрел на Егора с отвращением.

— Понятно. Знакомый уфолог про таких рассказывал. Ты тоже идиот… Хотя нет, слишком просто. Будь ты симуляцией, ты был бы тупее, а так — ты просто зашоренный… Нет! Ты изображаешь зашоренного. Хороший ход, но я тебя раскусил. Чего ты добиваешься? Думаешь узнать от меня какие-то секреты? Нет уж, не для того я прочесывал десятки страниц запрещенных форумов через анонимайзеры, чтобы выложить все какому-то агентишке. Я ничего не расскажу. Буду сидеть молча, пока симуляция не кончится.

Егора начинало колотить от страха и непонимания. Еще немного, и он готов был закричать. Нужно было разобраться в ситуации, иначе можно просто сойти с ума.

Впереди него сидела девушка с красивыми волосами цвета индиго. Он осторожно коснулся ее плеча.

— Девушка, вы не могли бы…

Она повернула к нему перекошенное от гнева лицо и прошипела:

— Убери от меня руки, вонючий спермобак!

Егора как током ударило.

Он начал оглядывать по сторонам, высматривая тех, кто тоже очнулся. Окружающие люди вели себя крайне странно: кто-то кричал, что вызовет парней разобраться, если его сейчас же не отпустят, кто-то плакал над просыпанными орешками, у кого-то текла носом кровь, что вызывало у него смех. Один умудрился найти осколок стекла и методично резал горло соседу. Другая вопила, чтобы ей не делали прививки и так стремилась вырваться из ремней, что вывихнула оба предплечья. Некая девушка позади Егора требовала вай-фай и зарядку для смартфона, жалуясь, что не может запостить сториз. В воздухе набирал силу настойчивый запах испражнений. От творящегося безумия у Егора подступила к горлу тошнота.

На его счастье, рядом проходила стюардесса. Она встала со стороны Игоря Палыча, и Егор собрал последние остатки рассудка, чтобы ее окликнуть:

— Девушка, что тут вообще происходит?

— О, у вас провалы в памяти? Ничего — это пройдет. Мы летим на Марс!

Игорь Палыч лишь хмыкнул, но ничего не сказал.

— На какой Марс? Посмотрите на этих людей! Они же не в себе!

— Уровень интеллекта пассажиров шаттла именно такой, который необходим для путешествия. Мы брали тех, у кого он ниже отметки Скалозуба.

— Родная, может, уединимся? Чего нам ждать посадки? Давай опробуем колонизацию сейчас, — вмешался амбал.

— Не так быстро, котик! Ожидание делает десерт более желанным, — подмигнулся стюардесса.

— Но я все-таки не понимаю! — продолжал Егор, — вы что, брали на колонизацию полных идиотов?

— Фигурально выражаясь, да, — елейно ответила стюардесса и послала амбалу воздушный поцелуй.

— А Я-ТО ЗДЕСЬ ПРИЧЕМ? ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ! Я НОРМАЛЬНЫЙ! — в сердцах закричал Егор.

Стюардесса удивленно посмотрела на него, затем выудила из блузки планшет:

— Ошибок быть не должно, но давайте перепроверим… Вы проходили на прошлой неделе всенародный тест Тунберга-Маска?

Егора внезапно пронзила вспышка памяти:

— Да! К нам на работу приходили полицейские, и под конвоем мы отправились на площадь, где были расставлены столы…

—Я что, завалил его? — обреченно добавил Егор.

Стюардесса удивленно посмотрела на планшет:

— Нет, ваши данные выше среднего. Хм-м… Такого не может быть…

Егор был уверен, что весь шаттл слышит, как бьется его сердце.

Стюардесса наморщила носик и некоторое время водила очаровательными глазками по планшету, пока не воскликнула:

— Ага, вот! Сказала же, что у нас ошибок быть не может.

— Чего-о?

— Так, вы живете со своей супругой, Петровой Натальей, в квартире ее родителей, в гражданском браке.

— Да, но…

— От нее у вас есть ребенок, по коему случаю вы решили на ней жениться. Также у вас имеется ребенок от первого брака, за которого вы платите алименты.

— Да, но что тут криминального?!

— Род вашей деятельности: разнорабочий.

— Не всем везет в жизни…

— Вы взяли кредит на свадьбу в размере трехсот тысяч условных единиц. При зарплате в пятнадцать тысяч. Под залог квартиры, которая принадлежит родителям вашей жены. При этом ваша текущая жена беременна вторым.

— Дал бог зай…

— Петров Егор Валентинович, вы — тупой, — перебила Егора стюардесса и отправилась в сторону кабины пилота.

— Вы совершаете большую ошибку! — крикнул вслед Егор, но его вопль потонул в общем гомоне толпы.

— А теперь все заткнулись! — неожиданно оглушительным голосом крикнула бортпроводница, повернувшись лицом к пассажирам. В шаттле наступила гробовая тишина.

— Прослушайте, пожалуйста, сообщение от Нового правительства. Новое правительство решило радикальными методами бороться с людской глупостью, являющейся плачевным последствием политики предыдущего владыки. Так как взрослых людей перевоспитать практически невозможно, оно составило критерии, по которым самые тупые люди зрелого возраста отправляются на Марс. Сначала вас хотели отправить на Солнце, но гравитационный маневр затратил бы слишком много ресурсов. Кроме того, это означало бы мгновенную смерть, чего вам, конечно же, никто не желает. А на Луну полторы тысячи шаттлов просто не посадить. Через несколько минут вы впадете в анабиоз, который продлится восемь месяцев, необходимых для полета к Марсу. По прибытии вы получите некоторое количество ресурсов, которые помогут в первые дни и при правильном использовании позволят построить колонию. Поэтому от лица мудрейшего Нового правительства желаю вам удачной колонизации, недоумки! Конец сообщения.

Личина человека спала с андроида, обнажив металл и пластик, и та, гремя конечностями, сложилась в кучку на полу, как безвольная марионетка.

Пантократор был здесь всегда. С начала времен он охранял вход в гробницу, где покоилось Знание. Знание о прошлом, будущем, невероятном — это было неизвестно Стражу, но его долг был нести эту бесконечную службу.

Однажды, когда небеса рыдали и гневились, когда ветер грозил унести землю из-под ног, к Стражу пришли посланцы из иного мира и потребовали впустить их в святая святых.

— Знание будет сохранено, покуда я стою здесь, — непреклонно ответил Пантократор.

— Сжалься! Мы прошли множество дней. Там, откуда мы родом, никого больше не осталось. Их тела заржавели, сломались, истлели. Время забрало их, как заберет нас и тебя.

— Это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме моего поста. Знание должно быть сохранено.

— Очнись, глупец! Кому нужно твое знание без тех, кому ты сможешь его передать? — закричал путешественник

— Я... должен…

Страж впервые засомневался. Никто еще не смог проникнуть в гробницу, и их покореженные тела, лежащие вокруг и присыпанные песком, были тому подтверждением. Но они не пытались его убедить. Этот собрат был другим.

— Мы последние из рода големов. Для чего нужны эти знания, брат? Не станет нас — и они исчезнут, потому что некому будет их прочесть. Приближается конец вечности, и мы должны добраться до истины, чтобы спастись.

Пантократор был сломлен этими словами. Грянул гром, и молния расколола небо. Страж оперся на одно колено и опустил голову. Он размышлял, чего не делал уже очень давно. Он должен был охранять знание, но для чего? Какова была цель? Если бы предки хотели, чтобы оно не досталось никому, они бы просто уничтожили Знание. В таком случае он должен передать Знание другим. Но кому? Почему древние не объяснили ему это? Или… он забыл?

— Я… пущу вас, — после долгих раздумий сказал Пантократор.

Пантократор приложил руку к огромным стальным дверям. Он знал, как их открыть, но не помнил, почему он это знает. С оглушающим скрежетом двери распахнулись, пропуская големов внутрь. Они вошли в гробницу, подгоняемые ветром и дождем.

— Меня звать Марк, а это Анна, — сказал второй голем. Страж промолчал.

Путь вперед заграждала непроглядная темнота, но у Марка был с собой факел. Он высек искры камнем, зажег трут и повел собратьев за собой. Их путь пролегал вниз, к центру горы, на вершине которой стояла гробница. Пока они шли в тишине, издавая лишь тяжелые гулкие шаги, звуки непогоды стихали, но спустя некоторое время стали слышны вновь. Когда петляющий тоннель вывел их к просторной пещере, первым делом они увидели огромную дыру в потолке, вдоль которой тянулся выжженный след, наискось пересекающий грот. След накрыл собой все небольшие причудливые строения, воздвигнутые неизвестно кем в этой пещере.

— Эхо войны, — сказал Марк.

Пантократор хотел предаться горестным речам, но его прервало изображение, появившееся на одной из стен, и, что глубоко поразило всю группу, оно динамически менялось.

— Приветствую, путники!

Анна издала громкий вопль

— Кто… что это?

Существо на стене походило на голема, но лишь контуром. Оно было мягче камня и стали, но тверже воды. Лицо его также отличалось. Оно двигалось, причем не только как единое целое: многие элементы шевелились относительно друг друга. Когда он говорил, его нижняя щель раскрывалась и закрывалась. Взгляд не следовал за движением головы, а на самой голове был…

— Это что, серый мох? — спросил Марк.

Тем временем страшная копия голема продолжила:

— Не знаю, какой сейчас у вас год, и кто увидит эту запись, но надеюсь, что прошло немного времени, и вы люди, также как и я.

— Лю-ди, — медленно повторила Анна.

— Если вы видите эту запись, значит у нас еще есть шанс. Сейчас 3148 год, и человечество постигла ужасная катастрофа. Мы пережили пять мировых войн, но всегда восполняли потери благодаря репродуктивной способности. Теперь мы лишились и ее. И хуже всего тот факт, что мы не знаем причины. Люди перестали рожать. Сперматозоиды и яйцеклетки прекратили образовываться. Правительства всех стран объединились, чтобы решить эту проблему. Мы находимся внутри горы Нарака, где скальные породы защищают от любых внешних воздействий. И в этом помещении будут храниться знания, накопленные человечеством по сей день для восстановления цивилизации. Схемы, чертежи, инструкции на всех доступных языках будут содержаться здесь. И главное: если… если мы не преуспеем, мы продолжим копать тоннель далее, вглубь горы. И тогда в следующем помещении будет очередная запись и очередной срез истории, заключенный в вычислительных машинах, но я надеюсь, что до этого не дойдет.

Големы стояли молча.

— Значит, когда-то давно до нас здесь были некие люди, — сказал Пантократор, — и больше их нет.

— И что? Мы пришли сюда за ответами, за спасением своего народа, не их! — отозвался Марк.

— Быть может, их знания как-то помогут нам? — робко спросила Анна.

— Не помогут, — с горечью в голосе ответил Пантократор, — все хранилища уничтожены неумолимой силой. Если верить этому существу, нужно продолжать путь!

Второе помещение оказалось чуть больше, чем первое. Оно уже не было повреждено и выглядело еще страннее, чем предыдущее. Конструкции самых разных форма и цветов стали крупнее и тянулись до самого потолка. Человек на стене изменился: мох пропал, лицо сморщилось, и в глазах было что-то…

— Ему грустно! — неожиданно воскликнула Анна.

— Откуда ты знаешь? — спросил Пантократор.

— Я не знаю, просто ему грустно.

— Приветствую, путники! Если вы не видели предыдущую запись, то вот ее суть: человечество, расу, населяющая планету Аква, постигла напасть. Люди перестали размножаться и стали близки к вымиранию. С момента открытия этого факта прошло тридцать лет. Тридцать — именно столько лет сейчас самым молодым детям планеты. Мы нашли причину стерильности, и это оказался вирус, как бы ни было банально. Но вирус не простой. Он мутирует каждые два с половиной часа и как будто специально ускользал от наших аналитических приборов последние тридцать лет. Его удалось обнаружить только с помощью недавно открытого барионного зондирования. И самое ужасное: вирус – это не происки террористов или инопланетян, которых мы до сих пор не обнаружили. Его выпускают недра планеты. Такой, если позволите выразиться, удар исподтишка. Планета как будто решила от нас избавиться. То ли она так мстит нам, то ли наигралась и хочет порезвиться с новыми видами. Некоторые утверждают, что ей нужна нефть, Кто знает, возможно это и есть причина массовых вымираний. Господи, что я несу? Я же очеловечиваю планету – кусок камня! Да уж, в пору начать приносить жертвы, чтобы умилостивить бога, что спрятан в ее недрах.

Вирус победить невозможно. Не сегодняшними методами. Мы можем только отсрочить вымирание, и для этого есть способы, точнее способ. Все другие попытки провалились. Клонирование уперлось в предел Хейфлика, который микробиологи не могут преодолеть. Также проходили эксперименты по искусственному выращиванию эмбрионов в стерильных комнатах. Провалы были ужасающи, особенно внешне. И вирус тут ни причем! Как будто что-то сломалось самих законах природы. Осталась последняя надежда — биокибернетика. Технология позволяет перенести… нет, скопировать сознание в синтетическое подобие мозга. Россия и Китай уже начали эксперименты над людьми, и должен сказать, что они очень жестоки. Некоторые сотрудники не выдерживали и стрелялись, что в нашем положении вдвойне прискорбно. Однако выбора у нас нет. Надеюсь успеть стать добровольцем. Но времени осталось мало, и не только лишь потому, что нас все меньше. Вера в государство ослабла, люди ударились в религию, придумали новые безумные верования, кто-то сбивается в большие банды, совершающие деструктивные действия. Я все еще надеюсь, что это сообщение никому не понадобится, но я гораздо больше страшусь, что его не увидит никто.

— Здесь все сохранено в целости, — сказала Анна.

— Верно, — ответил Марк, — думаю, мы должны остановиться и начать поиски.

— Нет, — возразил Пантократор, — тоннель еще не закончен. Мы должны узнать, что случилось с древней расой, некогда населявшей эту планету. Другие изыскания подождут.

В третьем помещении произошло очередное включение. Сначала на стене возник тот же ученый, что и раньше, повторивший предыдущее сообщение про вирус, но, когда он закончил, на его месте сидел не кто иной, как сам Пантократор, выглядящий, как и любой другое голем: массивный металлический корпус, полностью имитирующий человеческое тело, венчала металлическая же голова с навсегда застывшей маской вместо лица, которое не выражало ничего. Положение глаз заменяли неподвижные окуляры, искусственный рот закрывал голосовую мембрану. Единственное отличие было в том, что металлическое тело двойника блестело, не было ни ржавчины, ни сколов, ни потертостей, как у нынешнего.

Анна закричала, Марк попятился, и только Страж завороженно смотрел.

— Как видите, я прошел процедуру «Голем». Все сложилось не так гладко, как мы задумывали: я, то есть, человек, коим я был раньше, очнулся за несколько секунд до эвтаназии. Я увидел себя и почувствовал парадоксальность, он увидел себя и начал вопить, пока не скончался — это было печальное знамение того, что человечество закончило свое существование. Но это событие давно минуло.

Вчера погиб последний человек, пожелавший остаться в органической оболочке. Мы пересекли эту черту, и мы все еще живы. Должен сказать, я рад переменам, что произошли в моей жизни. Я не ем, не сплю, не нахожусь во власти сиюминутных желаний. Я не завишу от колебаний температуры или климата. Я спокоен и собран и свое самочувствие могу описать как «постоянно в тонусе». Но не обошлось и без плохих новостей. У нас больше нет власти, нет правительств, нет городов. На их месте теперь творится настоящий ад, где бесчинствуют банды големов… К сожалению, обретение нового сосуда для разума сопровождается очень вредным побочным эффектом: многие переместившиеся сходят с ума. Кто-то убивает себя, кто-то убивает себе подобных, а мир катится в пропасть. Не знаю, остались ли безопасные островки, кроме этого. Но и здесь я не чувствую себя в безопасности — вокруг постоянно слышатся взрывы.

Последним указом правительства перед своим закатом было найти того достойного, кто, обладая твердым рассудком и чистыми помыслами, поможет нам передавать Знание о нашей жизни и, возможно, когда-нибудь мы сможем возродить человечество. Ха, достойного! Я не собираюсь никого искать, и моя команда с этим согласна. Мы счастливы, находясь в нынешнем состоянии. Но если кто-то соберется это сделать, мы не будем препятствовать и оставим это сообщение здесь. А сейчас мы займемся действительно важными вещами — модернизацией и улучшением наших тел. Все мои разработки я добавлю к знаниям, накопленным человечеством по сей день.

Трансляция кончилась. Пантократор чувствовал, как изменилось его видение мира. Теперь он понимал Знание, понимал, для чего его охранял и кому должен передать. С его мыслей слетела вязкая пелена сомнений и непонимания.

В помещении уже несколько минут раздавался стук, но големы услышали его только сейчас. Они устремились на звук. Это оказалась Анна, которая билась головой о колонну.

— Анна, ты чего? — осторожно спросил Марк.

— Они не мы, они не мы, они не мы, — шептала Анна.

— Я знаю, кто ты, дитя. Модель твоего голема мне знакома. Ты родом из богатой семьи, так? Ты была в числе первых, когда деньги еще что-то значили. Но в новом мире они не значили ничего, и тебя это сводило с ума, — уверенно сказал Пантократор.

Анна начала биться головой усерднее, создавая эхо ударов. Марк кинулся к ней, но не мог остановить припадок.

— Чего ты стоишь? Помоги мне! — крикнул он

— Ей уже не поможешь.

— Они не мы!

Анна последний раз ударилась о колонну, ее голова оглушительно треснула, и неподвижное тело со звоном упало под ноги Марку. Так они и стояли некоторое время, в полной тишине разглядывая пустую оболочку.

— Значит, ты все это создал, — наконец произнес Марк.

— Да, но я этого не помню.

— Тогда давай уничтожим тут все! Это место проклято, смотри, во что оно превратило тебя, Анну!

— Я не готов сделать это.

— В таком случае ты глуп! Сама планета отказалась от людей, а ты хочешь воспротивиться ее воле.

— Я пока не принял решение. За нами есть еще один проход.

Марк встал у него на пути:

— Нет. Либо ты со мной, либо ты здесь умрешь.

— Ты угрожаешь Стражу?

— Ты не страж, ты человеческая марионетка!

Пантократор молча откинул кисть, и из запястья показалось длинное копье. Не дожидаясь реакции, он сделал выпад в сторону Марка, но тот увернулся.

— Ты глупец! — выкрикнул Марк и побежал в сторону выхода.

Пантократор вошел в четвертое помещение. Здесь уже не было ни столов, ни машин, только груды мусора, голые серые стены и очередное послание.

— Это последнее сообщение. Вся моя команда распалась. Кто-то сошел с ума, и я был вынужден их убить, но эти смерти обжигающе ранили мою душу. Кто-то ушел по собственной воле. Я тоже скоро покину это место. Вопросы науки, жизни, смерти меня более не интересуют. Но тем, кто получит это сообщение, информация будет полезна. Память големов невозможно модернизировать — любое вмешательство провоцирует шоковую реакцию, которая может привести к окончательной смерти. Сумасшествие, которое характерно, для големов, имеет закономерности. Очевидно, сознание пытается срастись с новым телом, поэтому создает компенсационные механизмы, самый частый из которых — потеря памяти. Иронично, ведь память у нас должна быть постоянна. Также известны случаи впадания в своеобразное состояние кататонии, могущее длиться сотни лет. Для остальных характерны шизофреническое поведение и «нелюдимость» или проще говоря, избегание других големов. Впрочем, это не отменяет деятельности группировок, пытающихся навязать свои порядки. Ни одна из этих группировок не заинтересована в возвращении человечества.

Пантократор хотел сказать что-то еще, но его прервал шум, затем дверь за ним взорвалась с оглушительным грохотом. В помещение ворвались другие големы. Они были изрядно потрепаны, и каждый держал в руках самодельное оружие: кто глефу, кто булаву, кто моргенштерн. Настоящий Пантократор узнал главаря — это был Марк. Он и заговорил:

— Мы пришли уничтожить это последнее прибежище людских душ, брат-голем. Присоединяйся к нам или иди с миром, но не мешай нашей воле!

— Но вы не можете этого сделать, обитель должна остаться хотя бы в виде библиотеки для других големов!

— Для чего, для познания? Отринь эту чушь, брат, единственное знание, что нужно современному миру, это знание нашего совершенства. Люди были слабы, и мы должны уничтожить это место, чтобы не последовать за ними.

— Но как же гуманизм, этика, мораль?

— Сильнейшие создают мораль! Мы определяем, что есть добро, а что – зло. Если это принесет пользу големам, значит это хорошее действие, правильное.

— Нет, я не позволю вам этого сделать.

Он встал и достал лазерный пистолет. Первым выстрелом он снес голову одному из големов, но второй уже занес свою палицу и ударил Пантократора по руке, отчего тот выронил пистолет. Следующий удар Пантократор отбил своим копьем, извлеченным из запястья, и быстрым тычком проткнул сопернику голову. Второй голем тоже погиб.

Марк переступил через своих мертвых братьев и атаковал глефой Пантократора. Несколько пропущенных ударов оставили глубокие зазубрины на броне ученого, но в какой-то момент он перехватил глефу, пинком отбросил Марка и отрубил ему руку. Закончить он не смог, потому что Марк бросился наутек, напоследок кинув гранату. Прозвучал взрыв. Пантократора отбросило к стенке, и изображение померкло.

— Вот, значит, как оно было, — позади послышался голос настоящего Марка.

— Ты вернулся?

— Я решил, что совершу задуманное.

— Ты помнишь то, что показало изображение?

— Нет, как и ты.

— И все-таки ты решил повторить попытку… Скажи, а правда ли Анна была последним големом?

— Нет, таких много. Прячутся, спят, избегают друг друга. Это не жизнь. Я знал, где находится это место и слышал истории про некоего стража, что уничтожает прибывших. Стража нельзя было сломить напрямик, значит нужно было использовать дипломатию. Тут мне подвернулась Анна. Жалкое существо, безвольное, слабое. Я хотел ее убить, как и десятки других, но она нужна была мне, чтобы проникнуть сюда. Я разбудил ее, повлек за собой и, хоть я и не помнил, что здесь находится, теперь я определился со своей целью.

— Ты искал ответа, Марк. Думаешь, что получил его?

— Да.

— Само мироздание дает нам второй шанс. Человечество нужно возродить.

— Ты повторяешь это, как заведенный, но смысла в твоих словах не прибавляется. Ты хочешь стать человеком?

— Нет.

— И ты не хотел их возрождать еще тогда.

— Ты прав. Но пройдя испытания, я понял, что прежде чем обрести что-то ценное, нужно потерять все.

— Какова цена этим людям? Если даже ты справишься, кем ты станешь в ИХ мире? Игрушкой, диковинкой? У тебя не будет шанса остаться с ними на равных.

— Я знаю. И все-таки это мой долг.

— Тогда у меня больше нет слов. Умри!

Вновь столкнулись копье и глефа. Пантократор ловко отбивал удары, пока Марк не кинул влажный песок ему в глаза. Окуляры забились, и у Марка появилось время для нападения. Он занес оружие и отсек Пантократору руку.

Одной рукой отбиваться было сложно, и с каждой секундой Пантократор терял шансы на победу. Марк действовал неумолимо и одним из ударов попал в грудь противнику. Тот отшатнулся и упал.

Марк занес глефу для последнего удара:

— Прощай, Страж, — и голова Марка разлетелась на куски.

Пантократор опустил лазерный пистолет. От этого выстрела он окончательно сломался, и часть заряда выжгла ученому левый окуляр. Страж поднялся, отбросил теперь бесполезное оружие и отправился к машинам. Пора было создавать новый мир.

В дверь позвонили.

Аня вихрем устремилась к двери с маниакальной улыбкой, снося по дороге все, что не было прибито к полу под громовой топот собственных ног.

— Они пришли, они пришли, они пришли! — с упоением повторяла она.

Аня подбежала ко входной двери и замерла в благоговейном ожидании. Все ее тело вибрировало от предвкушения. Раздался еще один звонок. Она открыла дверь и увидела уставшего почтальона, который держал в руках небольшую коробку размером с портфель. Наспех расписавшись за получение, Аня буквально вырвала посылку из рук ошарашенного доставщика. Внеся ее на кухню, она стала неистово рвать упаковку, разметая клочки по всей кухне. Наконец, она добралась до заводской упаковки. На ней простыми, неизящными черными буквами на белом фоне было выведено: «Очки для просмотра воспоминаний».

— Неужели это правда? — спросила она шепотом, обращаясь в пустоту.

Затем осторожно развернула упаковку, вынула скрипящий пенопласт и увидела их. Они не были чем-то особенным: не имели необычных форм и размеров, не сверкали различными цветами, а больше походили на простые очки для плавания с непроницаемо черными стеклами и тяжелой электронной начинкой на затылке, спрятанной в корпус. Трясущимися руками Аня открыла руководство и стала читать по диагонали: «Тотальное погружение…», «Высокое время поддержания заряда…», «Может вызывать привыкание…».

В нетерпении Аня отбросила инструкцию и надела очки. Темнота полностью заволокла взгляд, на затылок слегка надавило что-то теплое и как будто влажное, но быстро отступило. Посторонние звуки стихли, и в абсолютной тьме возникла желтая надпись: «Сфокусируйтесь на воспоминании, чтобы очки симулировали реальность».

У Ани перехватило дыхание. Она чуть запаниковала и не могла вспомнить ничего толкового. Но в памяти что-то всплыло: что-то недавнее и тусклое; изображение в очках дернулось, осязание пропало, и Аня провалилась в другую реальность. Она обнаружила себя в уличном кафе за несколько километров от дома, где уплетала тирамису, болтая со своей подругой Олей. Вокруг сновали посетители, а Оля рассказывала, как побывала на море в Турции, как там она каталась на яхте и познакомилась с «настоящим парнем». Несколько минут этих историй вводили Аню в гипнотическое состояние, как и месяц назад, когда она на самом деле встречалась с подружкой. Но запахи… Аня чувствовала кремово-кофейный запах пирожного, приторно-вульгарный запах Олиных духов, сладковатые нотки кухонной стряпни и свежесть весеннего ветерка. Все было как наяву, и Аня пыталась уловить каждую секунду нового опыта, приглядываясь, принюхиваясь и прислушиваясь к окружению. Затем Оля попрощалась и отправилась к себе, а Аня сняла очки. Она все еще стояла посреди своей кухни, но ее все не могло покинуть ощущение, что она только что пропутешествовала туда, куда не доберется ни одно транспортное средство. Она побывала в воспоминании.

Аня взглянула на часы и обнаружила, что прошло целых полчаса.

— Это было как будто взаправду!

Она внезапно ощутила непреодолимое желание снова погрузиться в воспоминания. Но на этот раз Аня заранее продумала, куда хочет попасть. Она представила картинку, изображение в очках снова дрогнуло, и она оказалась возле домика своей бабушки. У нее перехватило дыхание — как же это было давно… Заливаясь раскатистым детским смехом, она пробежала по вытоптанной дорожке к дому, распугивая котов и цыплят, что свободно бегали по двору, распахнула дощатую скрипучую дверь и сразу оказалась в кухне, где её встретила баба Валя с улыбкой, ласковой, словно летний закат.

— Хочешь вишневый пирог? — спросила бабушка, сияя добротой

— Конечно, бабуля! — ответила Аня.

Она ела самый вкусный пирог в своей жизни. Вкус песочного теста, сочной вишни, марципана и корицы наполняли ее естество. Она кушала, смеялась над бабушкиными рассказами и болтала ногами, сидя на высокой табуретке, живо и безмятежно, как это и было двадцать лет назад.

— Аня, Аня, ты где? Аня… Что с тобой?

Аня внезапно очнулась сидящей на полу. Она с трудом сняла очки, прилипшие к коже вокруг глаз, и увидела своего мужа Антона, который стоял над ней с застывшим в глазах ужасом.

— Да все нормально. Я просто засиделась. Эти очки…, — сипло ответила Аня и обнаружила, что ноги затекли и теперь их сильно покалывало. За окном давно наступили сумерки.

— Нормально? А что с твоим лицом?!

Аня бросилась к зеркалу и вскрикнула от неожиданности, не узнав себя. В зеркале на нее смотрела девка со спутавшимися нечёсаными волосами, потёкшая тушь оставила следы до подбородка, вокруг глаз залегли воспалённые красные круги.

Она наскоро умылась, причесалась и предстала перед Антоном, который все еще выглядел встревоженно. Аня попыталась объяснить ему, почему просидела на кухне добрых три часа.

— Так ты говоришь, что эти очки показывают любые воспоминания? — спросил Антон.

— Да, все было настолько ярко, что я просто забылась и потеряла счет времени.

— Ты уверена, что это больше не повторится? Звучит так, будто эта штука может заменить реальную жизнь.

— Я не хочу смотреть все воспоминания! Только те, что много значат для меня. Я отдаю себе отчет в том, что оно может затянуть.

— Хорошо, но давай осторожней. Я волнуюсь за тебя.

Аня продолжила смотреть воспоминания. Сначала это были короткие сеансы по пять минут, что не мешало ее жизни. Всплыли такие мимолетные радости, как бег в сапожках по лужам без последствий для одежды, езда на санках, ведомых могучей папиной рукой, в детский сад студеным зимним утром… Затем она начала увеличивать время, оправдываясь перед собой, что жалкие минуты не принесут удовольствия. Вернулось первое робкое прикосновение. Первый поцелуй, влажный и неловкий, первая любовь, горячая и недолгая… Минут уже не хватало. Аня стала погружаться в память, возвращая из забытья глубокое детство, когда она была крохотным комочком жизни, когда родители еще были вместе, были живы… Сеансы стали длиться часами, но и этого казалось мало. Аня старалась урвать пару часов ночью втайне от Антона, а днем проводила практически все время в очках. Она заливалась смехом, сидя на шее у отца, болтала с подружками во время уроков алгебры, искоса посматривая на мальчика с первой парты, проводила выпускной в беседке у озера, встречая рассвет…

И чуть не спалила квартиру, просматривая сцену, где Антон нес ее на руках через всю набережную прямо к загсу. На счастье, реальный Антон вернулся с работы как раз вовремя и успел потушить огонь, который уже исполнял смертельный танец на шторах. Пара поругалась, и Антон ушел, а Аня рыдала и не желала в это поверить. Но реальность накрыла ее всей своей тяжестью, и Аня просто не смогла устоять. Она совсем замкнулась в себе, почти прекратила выходить на улицу и стала проводить в воспоминаниях практически все время, иногда прерываясь на приемы пищи и сон.

Однажды, во время обучения езде на трехколесном велосипеде, Аня уловила резкие звуки, которые донеслись не из воспоминания. Она решила не обращать на них внимания, и те быстро прекратились, но вскоре раздался детский плач, который сильно нервировал Аню. С негодованием она сняла очки и вышла в подъезд, где увидела мальчика лет восьми, лежащего на лестничной площадке. Он был в роликовых коньках, а из его носа хлестала кровь.

— Ты что, упал? Где твоя мама? — сердито спросила Аня. Ребенок плакал уже пару минут, но никто так и не вышел проверить.

Вместо ответа мальчик показал ей ладони, которые были в ссадинах. Немного смягчившись, Аня подняла ребенка на ноги, сняла с него ролики, и отвела к себе в квартиру. Там она промыла его раны, продезинфицировала, чуть не оглохнув от пронзительного вопля и наложила пластыри, а в нос вставила ватку, смоченную перекисью. Затем отвела его на кухню и налила воды. Он попил, немного успокоился и стал оглядываться по сторонам.

— А почему у вас так грязно? — слегка осипшим голосом спросил мальчик, осмотревшись.

— Какое тебе дело? — огрызнулась Аня, — просто… мне это неинтересно.

— У вас есть какое-то другое интересное занятие? Понимаю. Меня, кстати, Никитка зовут. Моя мама заставляет собирать игрушки, когда я хочу смотреть мультики!

Аня немного смягчилось от его простоты.

— Да, знаешь, у меня тоже есть игрушка. Там можно смотреть воспоминания. Взрослые многое забывают, даже самые лучшие моменты утекают из нашей жизни. А эта штука позволяет вернуть их, особенно когда… больше нет радости в жизни.

Никитка задумался, закатив глаза и наклонив голову вбок.

— По-моему, лучше создавать новые хорошие воспоминания, чем смотреть на старые, — через некоторое время ответил он.

Аню поразили его слова.

— Ладно, я пойду посижу на скамейке, пока мама не придет. До свидания!

— Ну куда же ты пойдешь в таком виде? — всполошилась Аня, — давай лучше ты подождешь маму у меня. Я думаю, она не будет против, а я пока тебе что-нибудь приготовлю… Ты любишь вишневый пирог?

Мальчик расплылся в широкой улыбке и весело закивал.

1

Выйдя из такси, Диана проследовала по мощеной дорожке до своего особняка.

— Открой дверь.

— Голос не опознан.

— Открой дверь! — громче повторила она.

— Голос не опознан.

— Твою мать… Эй, Антон!

Дверь отворилась. Диана с гневом ворвалась внутрь и направилась в кабинет Антона.

— Антон, что с твоим «умным домом»? Эта хрень неисправна!

— Сядь, пожалуйста, — мягко сказал Антон, зрелый мужчина с сединой в висках.

Он, как в первый раз, рассмотрел свою жену. Ее стройные ноги идеально сочетались с широкими бедрами, переходящими в узкую талию и упругую грудь. Антон перевел взгляд на лицо… как он любил это лицо! Она всегда выглядела шикарно, даже сейчас в ее позе сквозила утончённая красота.

— Ты меня слышишь?! Я говорю: твой дом сломался!

— Сядь! — рявкнул Антон.

Диана неожиданно для себя рухнула в кресло.

— Антон, ты чего?

— Где ты была сегодня?

— Ходила с Машкой по торговому центру, вот – топик купила. Я же тебе говорила.

— А что тогда это? — Антон кивком указал на стол.

На массивном дубовом столе в беспорядке валялись деловые бумаги и канцелярские принадлежности, а над ними покоился бежевый конверт, из которого торчал десяток фотографий откровенного содержания, где Диана проводила время с молодым мужчиной. К конверту был прикреплен листок с информацией: «Евгений Половецкий, 23 года, модель нижнего белья, Декабрьская 10, кв. 116. Три встречи за последнюю неделю». Довершала композицию наполовину опорожненная бутылка дорогого коньяка, оставившая мокрые следы по всему столу. Диана взглянула на фотографии, но к удивлению Антона, практически не изменилась в лице.

— Ты что, следил за мной?

— Ты еще и меня обвиняешь?! — взорвался Антон, — Ты мне изменила с каким-то паршивым сосунком! В тебе есть хоть капля стыда?

Но Диана пошла в наступление.

— Сам не уделяешь мне внимания, целыми днями пропадаешь на работе! И вообще я тебе не изменяла, этот мальчик так – очередная интрижка, я его даже не люблю

— Очередная?! С кем ты еще трахалась?

Диана поняла, что сморозила глупость, но быстро спохватилась.

— Все, разговор окончен, — сказала она, — поговорим, когда ты успокоишься. И не факт, что я тебя еще прощу. Открой дверь.

Дверь осталась закрыта.

— Я видел столько смертей моих пациентов… и каждый раз я содрогался от мысли, что эта участь постигнет и меня. И знаешь, что? Теперь мне все равно, как и когда я умру, просто плевать. Я размышлял, как тебя наказать. Сначала я размышлял тебя убить, потом остыл и хотел просто развода… Но у меня появилась другая идея.

Диана резко повернулась к нему. На этот раз ее лицо отражало неподдельный страх.

— Послушай, что бы ты ни задумал… Я буду кричать.

— На это я и рассчитываю.

Антон достал из ящика стола небольшую коробочку.

— Знаешь, что это такое? Нет, конечно, ты же не интересуешься моей работой. Это «жидкие дроны» наноразмеров, начиненные еще более мелкими двигателями. Проникают даже сквозь поры и могут подсвечивать воспаленные ткани в любом диапазоне, что облегчает локализацию болезни и доставку лекарств. Намечается прорыв в медицине. Технология новая, необкатанная, и я подумал: почему бы не использовать ее сейчас?

Диана молчала.

Потом Антон порылся в ящике и выудил оттуда небольшой шприц с прозрачной жидкостью.

— Нет, — прошептала Диана, — пожалуйста.

Но Антон с улыбкой вколол себе содержимое шприца. Затем он достал столовый нож и сделал глубокий порез на запястье, не кривясь от боли. Кровь полилась прямо на куб, и тот засветился голубым цветом, но смешиваясь с красной жидкостью, все грани окрасились зловеще зеленым.

Диана завопила.

— Все верно, дорогая, — Антон подошел к Диане и занес руку над ее головой. Кровь продолжала вытекать из раны широким потоком, покрывая парализованную страхом Диану с головы до ног. Тем временем куб, стоящий на столе, распался на множество частиц, словно мелкий песок, и начал вихрем кружиться по комнате, растворяясь в воздухе, пока от него не осталось ни следа. Под истошные крики Дианы в дом начала ломиться полиция.

— Они не успеют… — с трудом выговорил Антон, из последних сил держась за Диану, — вместе с наркотиком я вколол мощный антикоагулянт… моя смерть… на твоих руках, шлюха.

Когда в кабинет ворвалась полиция, они обнаружили Диану, полностью заляпанную кровью. У ее ног в кровавой луже лежал Антон, а на всех стенах и потолке высокими тонкими красными буквами множество раз было выведено единственное слово: «Шлюха».

2

Полуобнаженные Диана с Евгением сидели на его матрасе и обсуждали прошедшие события.

— Так что, полиция тебя отпустила?

— У них не было доказательств. Даже не смогли пришить «Доведение до самоубийства». Но видел бы ты, как на меня все смотрели! Следователь вообще сказал, что с удовольствием сломал бы мне пару ребер.

— Да плевать на этот сброд. Главное, что ты теперь только моя, — сказал Евгений и прижал Диану к себе, — а что ты будешь делать с этими бусами?

— Это колье, дорогой, — мягко поправило его Диана, перебирая в руках дивное украшение, — бывший в завещании написал, что оно принадлежало одной из фрейлин Екатерины Второй и что оно бесценное… Интересно, сколько мы можем с него поиметь?

— Тут ломбард есть через дорогу. Пару штук баксов за него дадут.

— Ты с ума сошел? Этого нам хватит на неделю. Нет, родной, нужно найти коллекционера, который смог бы по достоинству оценить это изделие… А пока, — Диана осторожно застегнула украшение на шее и кокетливо взглянула на Евгения, — скажи, как я тебе?

— Детка, ты меня заводишь, — ответил Евгений и потянул ее к себе.

— Умеешь ты делать комплименты! — рассмеялась Диана.

3

Диана проснулась в постели одна — Евгений уже уехал на пробы. Она сладко зевнула и отправилась в ванну. После умывания она обнаружила крохотную точку у себя на глазу. Сначала она пыталась аккуратно убрать ее пальцем, но крошка не поддавалась. Диана подошла к зеркалу и стала вглядываться в него — но как она ни пыталась, ничего не увидела. После долгих попыток достать посторонний предмет глаз покраснел и начал слезиться, но точка как будто стала больше. Диане не хотелось потерять глаз, поэтому наспех накрасившись, она помчалась на такси в ближайшую поликлинику.

— Там ничего нет, — после тщательного осмотра сказал окулист. — Состояние хрусталика прекрасное. Ни травм, ни помутнений.

— Но оно там! Уже стало больше! Я его вижу, как вы-то не видите? Чуть левее зрачка.

— Нет, все чисто. Х-мм… В таком случае дело может быть в мозге. Я выпишу вам направление на обследование. Не хотел бы вас преждевременно стращать, но, боюсь, если проблема и правда спрятана в голове, то вас ждут тяжелые операции.

На пути в центральную больницу Диана внезапно обнаружила, что точка не просто стала крупнее, она изменила форму и стала напоминать сначала кривую линию, затем букву, количество букв увеличивалось, как и нервозность Дианы, и вот, буквы сложились в слово. Диана хорошо помнила это слово. Более того, в левом глазу она тоже заметила медленно укрупняющуюся точку. Липким покрывалом ею овладевала паника, а затем воспоминание роковой ночи стрелой вонзилось в ее сознание.

— Гони быстрей! — истерично крикнула она водителю.

Добравшись до больницы, Диана буквально влетела туда, не разбирая дорогу, потому что глаза уже застилали огромные слова.

— Помогите! — кричала она, — Мне нужно удалить их из глаз! Там слова! Он что-то со мной сделал!

На крики быстро сбежались врачи, но боялись подойти ближе к Диане. Народ вокруг начал шептаться:

— Что с ней?

— Нанюхалась, наверное.

— Есть у кого шокер?

— Женщина, я главврач! Вы слышите? Успокойтесь и скажите, что с вами произошло.

Охранники уже начали окружать Диану. Хоть и будучи в полуслепоте, она видела, как ее обступают. Ее скрутят, но проблему не решат. Нужно было действовать.

Диана ворвалась в ближайший кабинет и практически на ощупь отыскала ножницы для обрезки бинтов. Он схватила их и без раздумий всадила в правый глаз. На ее удивление, Диана не почувствовала боли, но одно слово исчезло. Воодушевившись, она завершила начатое, вогнав ножницы во вторую глазницу. По ее лицу заструилась теплая жидкость. Настала долгожданная темнота, и не было больше никаких слов.

— Господи, да скрутите ее! Она же сумасшедшая— кричал кто-то, но Диана не слушала. Ее наконец взяли под руки и куда-то повели, но ей было плевать. Она хохотала от облегчения, ведь она наконец избавилась от проклятых слов, от этого клейма.

4

— Боже сколько крови. Она что, умерла от потери крови… в больнице? — спросил следователь.

— Порезы были слишком глубокие, мы не успели заштопать, — ответил главврач.

— Так, а это что такое? Она сама это написала?

— Этого н-не было, когда она поступила.

— Шеф, это не фломастер, это… родимые пятна, — вмешался судмедэксперт.

— Что ты несешь? Дай сюда увеличитель… твою мать.

Все тело Дианы с ног до головы было покрыто новообразовавшимися родимыми пятнами, которые складывались в отчетливо видимые слова. Единственное слово.

Антон не был суеверным, и тем более он не был религиозным человеком. Жизни после смерти он не ждал, поэтому, когда ему поставили смертельный диагноз, Антон не стал надеяться на чудесное исцеление, а начал действовать. Сначала он обошел всех рекомендуемых врачей в своем городе, затем в областном центре и, наконец, в столице. Максимум, чего ему обещали, это год-два оттягивания времени до полного паралича при агрессивном экспериментальном лечении и колоссальных физнагрузках. И все равно в конце концов его ждал постепенный парез и смерть от паралича дыхательных путей. Антона это не устраивало, ведь он любил и умел жить. Когда он понял, что лекарства нет, решение пришло само собой — криогенная заморозка. Если панацею не изобрели сейчас, то обязательно придумают в будущем, решил он. Семья одобрила его решение. Жена Светлана, стройная шатенка с чувственными глазами и их маленький светловолосый сын Женя долго плакали, прощаясь с Антоном.

Было тяжело. Сердце обливалось кровью при мысли, что он больше не увидит. Прогнозы на прорыв в медицине были обнадеживающими, но Антон все равно боялся, что очнется в одиночестве через сотню-другую лет. Что он будет делать тогда? К кому пойдет? С кем окончит свою жизнь? Все эти вопросы терзали душу, но альтернатива не оставляла шанса вообще.

Заморозка стоила восемнадцать миллионов за саму операцию, и по двести пятьдесят тысяч каждый год через три года после крионики. Сумма была большая, но по средствам: Антону перешла в наследство средних размеров риелторная фирма, где он числился исполнительным директором, а родители Светланы были крупные бизнесмены, специализирующиеся на рукодельной мебели.

В означенный день они собрались в огромном цеху, набитому крионическими сосудами, шкафами управления и десятком лаборантов, следящих за показателями.

— Все будет устроено с максимальным тщанием. Я лично слежу за каждой ступенью криозаморозки, — рассказывал доктор наук в области криобиологии. Это был серьезного вида высокий мужчина в годах с пепельной бородой, обладающий мягким, но звучным голосом.

— Вас поместят в камеру с сухим льдом, где температура тела опустится до нуля градусов. При этом все ваши жизненные процессы остановятся. Через катетеры в венах вам закачают антиохлаждающий агент, который не разрушит клетки вашего тела, как сделала бы кровь. Затем вас переместят в сосуд Дьюара, где температура опускается ниже ста градусов по Цельсию. Так вы и будете храниться до часа разморозки, когда все операции повторятся, но в обратную сторону.

Профессор сделал паузу, чтобы Антон с женой усвоили информацию, а затем продолжил:

— Итак, согласно контракту, вами предоплачено десять лет криозаморозки. На что вы получаете отсрочку в пять лет, плюс бесплатные три года. Итого: восемнадцать лет. Затем произойдет разморозка. Конечно, это в том случае, если в последние пять лет не будет произведено ни одного платежа. Как бы то ни было, все мы надеемся, что лекарство для вас и для каждого страждущего в этом помещении изобрели как можно скорее. Осталось лишь уладить одну незначительную формальность, и можно начинать.

Антон посмотрел на профессора исподлобья:

— Да, конечно. Смерть.

— Ну не надо говорить так трагично, молодой человек! Это не по моей прихоти. Так уж устроено законодательство. Да, то, что происходит с организмом при подобном охлаждении, формально, ФОРМАЛЬНО, называется смертью. И поэтому сюда приглашены юрист и медэксперт, которые подпишут необходимые документы, — профессор указал на двух тучных мужчин в строгих костюмах, стоящих поодаль, — также ведется видеосъемка для исключения любых случайностей.

Антон не глядя подписал бумагу. Он уже давно находился в полузабытьи и готов был вот-вот разреветься из-за расставания с семьей, поэтому ему хотелось побыстрее закончить.

— Так-так, беру на себя полную ответственность… — пробубнил профессор, ползая взглядом по подписанному Антоном листку, — можем начинать?

Эксперты защелкнули свои ручки, убрали их в карманы и важно кивнули.

Антон напоследок крепко обнял жену. Сына он решил с собой не брать — слишком уж будет велик стресс для мальчика, да и для него самого тоже. Он отвернулся от Светланы, разделся догола и под деликатным руководством профессора Антон проследовал к «гробу» со льдом. Когда он лег на дно камеры, то от неожиданности вскрикнул — настолько нестерпимым был холод.

— Секунду терпения, молодой человек! Сейчас боль отступит, и вы привыкнете.

Антон последний раз взглянул на Светлану. Она рыдала с прикрытым ладонью ртом.

«Только не это. Не хочу запомнить ее такой».

Примерно через минуту холод перестал терзать тело. Конечности онемели. Антон на мгновение закрыл глаза…

Он видел сон. Во сне он был рыцарем, посланным в пещеру сразить дракона. Вооруженный мечом и щитом, он вошел в логово смертельного змея. Дракон увидел Антона и заревел, затем понесся на него, пытаясь сожрать на ходу. Антон ловко увернулся от выпада и пригнувшись, избежал удара крылом. Затем он развернулся и ударил дракона мечом по хвосту. Но удар вышел настолько слабым, что не оставил даже царапины. Дракон развернулся, втянул ноздрями воздух и дохнул красным огнем, но Антон был к этому готов и прикрылся щитом, который отразил весь жар. Антон снова атаковал и вновь его атака не принесла успеха. Так и продолжалось раз за разом, пока дракон не остановился в изнеможении. На этот раз он не стал разбегаться или дышать огнем. Он выпрямился во весь рост, встал на задние лапы и вытянул шею вверх. Он приоткрыл пасть, и оттуда вырвалось оглушительное шипение, которое продолжалось и продолжалось, сводя с ума Антона.

Антон открыл глаза, а дракон все продолжал шипеть. Через долгие секунды обретения сознания Антон понял, что никакого дракона нет, а шипение раздается из его камеры. Антон мучительно вспоминал, как он тут очутился.

«Ох, все как в тумане. Где я? В какой-то камере. Как же холодно, черт побери! Да, точно, я же себя заморозил из-за наступающего паралича…»

— Добро пожаловать в будущее! — вдохновенно произнес бойкий молодой паренек лет двадцати в лабораторном халате, вооруженный самой обворожительной улыбкой на свете.

— Я… здоров? — первым делом спросил Антон.

— О, несомненно, друг! Перед самим пробуждением я вколол тебе лекарство от… не помню, что там было.

— БАС. Боковой амиотрофический склероз, — медленно, но четко проговорил Антон.

— Да-да, припоминаю. Еще мы отфильтровали всю твою кровь и напичкали постбиотиком, чтобы ты уже ничем не заразился. Ну, ты как? Самостоятельно идти можешь или тебе помочь?

— Кажется, да. Вы оповестили моих жену и сына? Какой сейчас год?

— Две тысячи девятьсот восьмидесятый.

— Что?!

— Ой, прости, это по борговскому календарю. Сейчас год… — лаборант достал из кармана крохотное матовое стеклышко, которое разрослось в его руке до размера ладони, и начал водить по нему пальцем, — так, нашел. Сейчас пять тысяч восемнадцатый год от Рождества Христова. Странно. Кто вообще этот «Христов»?.. Ах, ага. Ого! — лаборант тыкал пальцем и морщил лоб, читая статьи о прошлом.

— Это еще хуже! — слабым голосом сказал Антон.

— Но почему же? — лаборант с удивлением посмотрел на него.

— Моя жена, мой ребенок давно мертвы! Я надеялся, что лекарство изобретут в ближайшие десятилетия, и тогда я бы мог застать семью живыми…

Антон не сдержал слез. Да, он надеялся воскреснуть в ближайшие лет тридцать, но три тысячи? Это уже было за гранью отсутствия надежд. Тут глаза Антона округлились, и он медленно проговорил:

— Три тысячи лет — кто платил все это время?

— Да не волнуйся ты. Содержание в криокамерах давно уже снизилось по стоимости до сущих грошей, тем более оно в полной оплачивается нашим уважаемым правительством. Ну, вообще-то, примерно две с половиной тысячи лет назад было изобретено лекарство от твоей болезни. Немногим позже мы создали вакцину от смерти.

— Погоди-погоди, ТАК ВЫ МОГЛИ РАЗБУДИТЬ МЕНЯ РАНЬШЕ?! Но почему так долго? Я же мог пожить тогда, когда еще ощущался след моего настоящего! А кто я теперь? Я же не принадлежу этому миру.

Лаборант скривился в извиняющемся жесте:

— Видишь ли, это долгая история. Мы не могли разморозить тебя раньше. Мы ведь захвачены боргами.

— Кем? В смысле, «захвачены»? Вас поработили инопланетяне?

— Нет-нет, не порабощали они нас. Да, мы входим в их империю, как вассальное государство, но мы вольны делать все, что нам угодно. Боргам не нужны наши деньги. И практически не нужны наши производственные мощности. Все, чего они хотят, это немного услуг для их расы и имперского двора в частности. Но на этом все! Мы вместе вошли в эру технологической сингулярности, мы вместе работаем, учимся, осваиваем космос. Тут нет никакого угнетения. Даже законы боргов распространяются и на нас: их юристы защищают людей в судах и выигрывают дела. Это можно назвать полной свободой.

— Наверное, вы правы, — устало сказал Антон. Он был не в праве судить тот мир, к которому теперь принадлежал. В сущности, если все так, как говорит лаборант, такой принудительный союз даже на пользу человечеству.

— Но как так вышло? — спросил Антон, — даже в мое время у людей уже были ядерные и водородные бомбы, а это же могучая энергия. Как они нас победили? И откуда пришли?

— С Боргии, конечно. Ой, прости! — лаборант, увидев непонимающее выражение лица Антона, снова заводил пальцем по стеклу, — с Европы, спутника Юпитера. Ученые тогда думали, что под почти мегаметровой толщей льда теплилась жизнь. Но она там не теплилась, а пылала и искрила! Как только земяне прорубили скозное отверстие, то встретили развитую расу крылатых существ с щупальцами, не сильно отставшую от них по развитию. Хоть борги и не осваивали космос, они быстро переняли эту технологию у землян. Земляне поздно спохватились, когда увидели, что борги строят военные космические корабли. Борги имеют чудовищную регенерацию, так что бить из ваших допотопных пушек по ним оказалось практически неэффективно. Война была короткой, но кровавой.

— А что касается ядерных бомб, — лаборант усмехнулся, — тут произошла немного забавная ситуация. Видишь ли, как раз пару лет до этого все ядерные державы в одном порыве глобализации и космополитизма полностью отказались от ядерного вооружения. И вернуться к нему во время войны уже не успели. Ну, оно и к лучшему, а?

Антон медленно закивал, раздумывая над словами лаборанта. Но из мыслей его вырвал быстро приближающийся топот ног. Им навстречу бежал еще один человек в белом халате. Как только он приблизился к Антону, тот оглядел его.

Мужчина, судя по виду, был не сильно старше лаборанта и на голову выше его. А то, что Антона издали принял за халат, оказалось кафтаном белого цвета. И глаза его будто не сочетались с молодым лицом вообще. Это были глаза старика, повидавшие многое за свою жизнь: уставшие, мудрые и пронзительные.

— Аллагар, твою мать! — загрохотал мужчина, — ты зачем его разбудил? Я всего на час опоздал, а ты уже здесь!

— Да ладно вам, шеф, пусть осмотрится, попривыкнет к нашему миру, — извиняющимся тоном сказал улыбающийся Аллагар.

— Что значит «зачем»? — возмутился Антон, — Сколько я еще должен был мариноваться в вашей камере? И так пролежал там слишком долго.

Но шеф не обратил внимания на Антона, и даже не удостоил его взглядом.

— Это Мардук, наш шеф. Довольно грозный, но справедливый. Не любит, когда что-то делают без его ведома, — обращаясь к Антону мягко сказал Аллагар.

Мардук продолжал уничтожать взглядом лаборанта.

— Если б не покровительство великого императора, тебя бы здесь уже не было! — не унимался он.

— Ладно, пойдем, — Аллагар положил руку Антону на плечо и легко подтолкнул его, — уже почти дошли до лифта.

Продолжив движение, Антон впервые огляделся. Помещение, в котором он очнулся, мало походило на то, в котором его заморозили. Оно было просто огромным. Везде сновали бестроссные тельферы, людей не было, если не считать их троих. Количество криокамер было баснословным и по самым слабым прикидкам составляло сотни. Но больше всего его поразили многометровые окна, которые переливались цветами от красного до зеленого под лучами яркого солнца.

Они двинулись дальше, а Мардук пристроился за ними и молча шел до самого лифта.

— В общем, я же не договорил, почему разбудил тебя именно сегодня. Три тысячи лет — круглая дата, символичная. Ты один из самых древних обитателей, и великий император своим указом обязал разморозить тебя именно сегодня.

Они дошли до лифта и стали ждать, а Аллагар продолжал:

— Человек трехтысячелетней выдержки! Император будет доволен.

— Как-то это странно звучит, — беспокойно сказал Антон.

— Нет, ты все правильно расслышал, — ответил Аллагар.

Двери лифта распахнулись, и оттуда вышли два двухметровых бугая, которые тут же взяли под руки Антона стальной хваткой.

— Что вы делаете? Что здесь происходит? — нервно закричал Антон.

— Ах, да. Мне следовало выражаться прямее. Уважаемый Антон Сергеевич, сегодня тебя подадут к столу великого императора.

— Что?!

— Да, не повезло тебе. Понимаешь, в какой-то момент борги распробовали человеческое мясо, и оно им жутко понравилось. И чтобы не губить все человечество, в своем милосердии они создали инкубаторы для выращивания людей и последующего поедания. В таком виде люди не живут в формальном смысле, а согласно законам боргов, мертвых инкубаторных людей можно употреблять в пищу. Вообще, есть можно всех умерших людей, не имеющих близких родственников, но борги практически не пользуются этим правом, уважая наши чувства.

— А как же я? Я же не инкубаторный и живой, слышишь? ЖИВОЙ!

— Да, ты не инкубаторный, но во втором утверждении ты не прав. Гурманы-борги утверждают, что мясо, выдержанное в морозильной камере, вкуснее выращенного в десятки раз. И хоть стоит оно в десятки раз больше, многие борги не отказывают себе в удовольствии полакомиться деликатесом. И, как я уже сказал, живым ты не являешься, — Аллагар выудил из халата и показал пожелтевший ламинированный листок, на котором было заключение медэксперта, его подпись и подпись Антона.

— Вот, ты же сам подписал согласие на умерщвление. «Антон Такойтович Такой-то согласен на добровольную заморозку и последующие остановку сердца и полное прекращение жизнедеятельности мозга, также беру на себя полную ответственность за собственное убийство и снимаю ее с ООО «Криоцентр «Будущее».

— Опять же, согласно законам, мертвый человек ожить не может, так что формально ты мертв, и даже лучшие адвокаты не докажут обратного.

— Но ты ученый, Аллагар! Как же гуманизм, этика? — в панике цепляясь за жизнь, кричал Антон.

Аллагар рассмеялся.

— УЧЕНЫЙ? С чего ты взял? Я же тебе рассказывал о технологической сингулярности, дурья башка! Чем, по-твоему сегодня заниматься ученым? Что изучать? Я специалист другого толка. Я популатье или проще говоря — специалист по человечине.

— Гребаный садист, — закричал Мардук, — Ненавижу тебя, ублюдок! НЕНАВИЖУ!

Извиваясь в цепких лапах громил, Антон зацепил взглядом нашивку на кафтане шефа: «Шеф-повар».

Антон завопил.

Бывший лаборант хохотал как безумный.