kronos11111111

Я работаю в реанимационной бригаде, но врачей не хватает. Частенько часть смены ты работаешь с фельдшером за линейную бригаду. Бывает, что и сутки.

По-честному, с мигалками летим редко. Если уж летим, то в комментариях звучит "нож в сердце", "ДТП — два и более пострадавших" или "клиническая смерть, вызов бригадой на себя реанимации". Частые вызовы типа "дома, без сознания" оказываются ничем иным, как пустышкой. Бабушка не померила давление и приняла прописную доктором таблетку. Ту, которую каждый день пить надо. Итог: наш приезд из-за того, что давление было нормальным, а таблеточка, прописанная доктором, уронила его ниже плинтуса. Да мало ли пустышек у реанимационных бригад — всех не перечесть, но костяк этих пустышек — бабушки или дедушки. Чаще бабушки. Наверное, оттого, что дедушек по статистике меньше доживает.

А если повод конкретный, то... Из селектора твою бригаду повторят два раза, и помчались. Работа начинается уже в машине. Еще не доехали, а ты уже проверяешь всё, что возьмешь с собой. Что там? Потрава? Промывной набор под руку. Повесился? Кислородный баллон переложить в пределы досягаемости руки. Ребёнок? Сумка "Детство" сразу на шею...

Звук сирены обозначает, что мы летим. Всё делается на ходу, и приходится придерживаться или передвигаться сидя, чтобы по стенке в поворотах не распластало. Ящик с лекарствами справа, сумка с растворами слева, носилки с амбу в сумке "через плечо" на ящике, кардиограф в сумке на растворах слева. Всё, что еще скомандует доктор, в пределах досягаемости руки. Всё, готов. Теперь уже можно и спросить: кто, что и куда. Если успеешь...

Пока едем, если есть возможность, уточняем по сотовым у знакомых диспетчеров, что и как случилось. Слушаем рацию, вдруг кто-то приедет раньше нас. Вдруг у диспетчеров получится сделать страховку ближайшей бригадой. Если они будут там раньше, то сразу отчитаются: что, где и как. Нас не отзовут, но мы будем знать, что ещё нужно подготовить или взять с собой.

Много говорят, что скорую не пропускают. Не спорю. Бывает. Никто не говорит про те машины, которым и отьехать или свернуть в пробке некуда, а они, будто не сговариваясь, делают коридор для скорой в пробке на односторонке в три ряда. Как? Крайние ряды, вне зависимости от того, джип или старенькая копейка, с перегазовками и клубами сизого дыма залезают одной стороной на бордюр. Не сильно сложный маневр для джипа и почти подвиг для ржавой копейки. Спасибо им большое. Ни гвоздя, ни жезла!

Заезжаем во дворы. Время. Носилки с амбу через плечо. Сумку с кардиографом через другое. Выход. В руках чемодан и растворы. Всё, что нужно, с собой. Если нас встречают, значит, всё действительно плохо. Встречающие обычно не обвиняют, если долго ехали. Они молят, чтобы поскорее, и пытаются через слёзы и всхлипы рассказать, что случилось. Спутанность, с фразы на фразу: "Он сидел... кушал... суп протертый... зубов нет... побелел... хрипеть стал... болеет давно... ногу отрезали..."

Большинство из нас живёт в квартирах или частных небольших домах. Если откинуть мелочи, то все они одинаковы: стены, потолок, пол и окна. У кого-то кирпичные, а у кого-то деревянные. У кого-то простор с высокими потолками, а у кого-то дом старый, и окна с дверью расположены низко, чтобы тепло не выходило. Есть детали, которые выдают индивидуальность хозяев. Та черта, по которой ни квартиры, ни дома не перепутать. Шкафы со стеклянными дверцами и сервизами за ними, какие-то открытки с поздравлениями, фотографии, на которых счастливые лица; сувениры с датами и местами, детские рисунки. Не смог вспомнить обои ни на одном серьёзном вызове. А запах... В каждой квартире свой неповторимый запах. Никогда не мог его объяснить чем-то однозначным. Свой, не похожий ни на что запах. А ты туда приходишь, словно падальщик на пир. Ты всегда приходишь только тогда, когда маленький мирок хозяев этого жилища рухнул. За твоим плечом всегда идёт беда, а ты её авангард... Люди, смотрящие на тебя, всегда боятся. Не тебя, а то, что всегда рядом с тобой.

Тело на кухне. Гарнитур, мягкий уголок и стол. На столе недоеденный суп, на полу тело дедушки. Торс голый. По груди словно смерть линию провела. Выше линии синева, словно один большой синяк. Ниже — белый мрамор. Короткая команда: "ЭКГ", — от доктора. Быстрое наложение электродов и не менее короткий ответ врачу: "Стоим". И как бы сюрреалистично ни прозвучит, но именно после этой фразы начинается работа. "Стоим" значит, что сердце не работает. Человек умирает. Начинается круговерть: катетеры, ляринги, системы, адреналин, массаж. Короткая команда: "Стоп", — и все взгляды на мониторе. Реакции на наши действия нет. "Стоим. — короткий ответ, — Работаем..." И так, пока не исчерпаем лимит времени. Времени, после которого спасать нечего. Мозг умер, человека больше нет. Выживаемость крайне мала. Эти женщина, мужчина, дедушка, бабушка имеют слишком мало шансов. Сказать родственникам такое? Сухая избитая фраза: "Мы сделаем всё, что сможем", — а если уж совсем отвлекают: "Выйдете в другую комнату, не мешайте работать". Они неистово желают, чтобы случилось чудо, и их мама/папа, жена/муж, бабушка/дедушка жили. Они до последнего не верят в то, что их маленький мирок рухнул окончательно и таким, как раньше, уже не будет.

Уходя из этого дома, весь в поту, а зачастую еще и запачканный в крови или рвоте, стараюсь не смотреть в глаза родственникам. Я не стыжусь, что не сумел помочь. Я боюсь эти глаза запомнить. Сколько их было и сколько будет? Всех помнить нельзя. Именно нельзя и никак иначе. Садишься в машину. Старший берет листочек и рацию. Ещё один вызов, еще один рухнувший мирок, еще одна трагедия. Нельзя всех помнить, нельзя переживать и чувствовать. Такая работа.

"Скоряки" выгорают первыми. Очень быстро становится безразлично. Мало работать — есть нечего. Много — некогда. Итог: два года на две ставки с подработками еще где-нибудь, и ты тот ещё моральный "ублюдок". Ты работаешь, но уже насрать. Стыдно признаваться, но мне уже тоже частенько насрать. Не жалко алкашей, не жалко истеричек, не жалко страдающих обычных людей, не жалко стариков. Их очень много, и часть из них умирают при скорой помощи. Жалко молодых, жалко детей. Выворачивает наизнанку от мертвых младенцев и детей. Так выворачивает, что смену можешь проработать молча. Бывало, что сутками молчал. Просто нет желания говорить. От кульков в мусорных баках, в которых груднички. От маленьких трупиков, упакованных в десять одежек, которых прислонили к батарее, "чтобы согрелся, руки ведь холодные были!". Ребенка просто забыли у батареи и сварили заживо. Очень жалко детей. Им же очень страшно и больно. Вот и несешь парня шести лет на руках к машине, а он еле дышит. Свистит как свистулька. Приступ астмы просто не проходит. И вроде бы всё сделали, и лекарства все, которые было можно, поставили, его приступ просто не отпускает. Он и говорить-то не может, только головой машет или кивает. Он у тебя на руках всю дорогу, на кислороде, через силу дышит, весь в поту, а ты ему бред несешь: "Всю ночь терпел? Силён! Мужик! Только больше не терпи! Пусть мама сразу в скорую звонит, если дома лекарства не помогают. А мама с папой рядом едут. Да, вон за нами машина. Узнаешь? Ваша машина. Ты чего глаза закрываешь? Спать хочешь? Поспи немного. Долго не получится, нам тут недалеко ехать", — и так всю дорогу. Бред несешь и по голове гладишь. Очень жалко детей. Они в жизни и натворить-то ничего не успели, а мучаются.

Жалко онкологию молодых. Жалко мать, которая агонизировала при нас и при нас умерла. За правую руку держал муж и ревел молча, а за левую держала дочь и ревела навзрыд. Муж не дал разрешение на реанимацию. Мы просто стояли и смотрели. Очень тяжко такое наблюдать. Почему-то нет желания после такого говорить.

На скорой особый коллектив. Я не знаю, где еще такие есть. Совсем недавно на скорой ходила поговорка: "Если ты работаешь на скорой и попал в незнакомое место, то иди на скорую. Там всегда накормят, напоят, спать уложат и денег на обратную дорогу дадут". Не знаю, насколько эти слова актуальны сейчас, но я никогда и нигде не слышал такого искреннего и заразительного смеха, как в курилке скорой помощи. Я никогда не слышал таких матерных конструкций, как после вызова от старшего бригады в адрес алкаша, который в четвертый раз вызывает скорую с похмелья. Если смеемся, то от души и до слёз. Если ненавидим, то без компромиссов. Если любим, то всей душой...

На скорой начали появляется семьи. Нынче не редкость, когда люди находят свою половинку на скорой. И дело не только в том, что мы отличается от других. Просто мы живём на скорой. Мы вне скорой или спим, или готовимся к следующей смене. Даже отношения и те на скорой.

Всех, кого знаю, кто на скорой более пяти лет, имеют проблемы со здоровьем. Некоторые из тех, кто работает в реанимационной бригаде более семи лет, употребляют во всех смыслах. На западе это называют "эмоциональное выгорание". Частенько такие состояния переходят в психозы, а затем в серьёзные психические нарушения. Читал статью, где описывались способы избежать подобных состояний. Моим стали книги. Когда кончились изданные книги, пришла очередь самиздата.

После работы от воспоминаний, негатива, просто плохого настроения помогает семья. Когда на правой коленке сидит жена, на левой сидит старший сын, а на твоей шее висит младшенькая дочка... ты можешь всё. И ещё немного сверху. Главное почаще их обнимать и целовать, чтобы не забыть, ради чего это всё..

Начало девяностых.

- Мам, сколько ты там еще будешь скрипеть? Мы спать хотим!

- Ну, так ты возьми и переложи пол, я еще отца твоего об этом просила.

- Завтра переложу, ложись спать, мне на работу с утра.

Утро.

- Сынок, помнишь, что ты обещал?

- У нас досок нет, я завтра позвоню Никите, и мы съездим в город на его машине.

Завтра.

- Мам, я на рыбалку, давай потом.

Прошла неделя.

- Сынок, я купила доски, они в сарае. Сделай, пожалуйста, пол.

- Доски купила? Ты что, грузчиков нанимала? И за доставку, небось, ещё отдала?

- Да какая разница, главное…

- Я же тебе сказал! Мы с Никитой съездим в город и всё сами перевезем!

- Совсем от старости мозги высохли, - бубнил он себе под нос, демонстративно захлопывая входную дверь и выходя на улицу.

Прошло два года.

- Мам, ты чего там всё скрипишь? Ребенка разбудишь, иди спать!

Спустя пять лет мать умерла.

Нотариус пригласил к себе её сына с семейством, чтобы вручить им завещание. Никто не ожидал золотых гор или заграничной недвижимости. Мать всю жизнь жила скромно. Дом при жизни построил муж, кормились в основном с огорода.

Нотариус достал из ящика стола официальный документ, в котором указывалось, что дом и земля переходят по наследству сыну.

В конце от руки было написано: «Сынок, пожалуйста, перестели пол».

Он посмотрел на эти каракули, и в знак любви и уважения к матери пообещал выполнить её последнюю просьбу.

Прошло двадцать лет.

- Дорогой, я, конечно, рада, что мы живём у твоих родителей, но, может, перестелешь пол? А то этот скрип по ночам не даёт мне нормально спать.

- Пап, у нас есть доски?

- Да, твоя бабушка ещё сто лет назад привезла и сложила их на чердаке.

Доски никуда не делись, они по-прежнему пылились на старом чердаке, дожидаясь своего часа. И этот час настал.

Сын с отцом достали инструмент из сарая и начали отрывать старые доски, которые скрипели, когда проржавевшие гвозди вылезали наружу.

- Нечего себе! Смотрите-ка! - сын достал из подпола старую полусгнившую сумку.

Через минуту заинтригованное семейство в полном составе стояло возле находки.

Старая молния легко поддалась и, раскрывшись, сумка «показала» свои сокровища. Внутри лежали пачки купюр, которые были в обороте до дефолта. Это была огромная сумма.

Отец, обливаясь холодным потом, не верил своим глазам.

Сын вытряхнул остатки денег на пол, и в последний момент из сумки выпала записка.

Отец узнал почерк своей матери и прочел вслух.

«Сынок, мой брат умер два года назад, свой дом и квартиру он завещал мне. Я продала их, и вырученные деньги передаю тебе и твоим детям. Я рада, что ты, наконец, решил переложить старый пол. Теперь в этом нет необходимости, вы можете переехать и встать на ноги. С любовью, мама».

Отец держал записку в руке и перечитывал её снова и снова. Рядом валялись старые трухлявые доски и пачки бесполезных купюр.

В его душе раздавался противный скрип.

Александр Райн

Итак, представьте, полупустая маршрутка медленно плетётся по улицам города. На остановке заходит довольно симпатичная, на мой взгляд тридцатилетняя женщина. Подробно описывать её не буду, скажу кратко — всё при ней. А следом за ней вскакивает мужчина приблизительно того же возраста с большой и судя по всему тяжелой сумкой. Маршрутка резко дёрнулась и по инерции этот мужчина подался вперёд к той самой женщине и наступил ей на ногу.

«Ну что же вы как слон в самом деле» — сказала она, «неужели нельзя поаккуратнее».

Мужчина посмотрел на неё виноватыми глазами и извинился. Но она не унималась, «держаться надо было».

И тут этот мужчина произнёс слова, в которые постарался вложить максимум боли и скорби — «Женщина, но вы же видели что я не нарочно, тем более что я перед вами извинился, ну что мне ещё сделать чтобы вы успокоились?»

Лично я в тот момент ожидал от неё любого ответа, но даже мне, с моим врождённым цинизмом и солдатской грубостью, в голову не могло прийти на что способен женский ум.

Итак, готовы?

«Что, что, замуж меня возьмите».

Водитель от неожиданности остановил автобус, в салоне наступила гробовая тишина. Даже пятилетняя девочка, сидевшая за мной и всю дорогу что то бормотавшая, замолчала.

Так продолжалось наверное минуту или около того. (Хочу заметить, что на лице женщины в тот момент не было даже намёка на прикол).

И тут уже не выдержал я (ну как же без меня то), говорю:

— «Слышь, мужик, ты ответь что нибудь, посмотри, публика ждёт».

Он посмотрел на меня, потом на нас всех, перевёл взгляд на женщину и сказал:

— «Я на следующей выхожу, вы со мной?».

«Да» — твёрдым голосом ответила она.

«Браво» — крикнул я и вся маршрутка без какой либо команды начала аплодировать.

Они действительно вышли на следующей остановке и я услышал как подавая ему руку на выходе, она сказала: «Меня Людмила зовут».

Дверь закрылась...

(сеть)

Луи и Роуз жили в доме престарелых.

Они были вдовцом и вдовой.

Однажды они сидели на ужине друг напротив друга, и Луи постоянно бросал на свою подругу восторженные взгляды.

Наконец, набравшись смелости, мужчина спросил:

— Роза, ты выйдешь за меня?

После нескольких секунд тщательных раздумий женщина ответила:

— Да. Да, я согласна!

Их приятное общение продолжилось после ужина, а потом они пошли в свои комнаты спать.

На следующее утро Луи проснулся сильно встревоженным.

«Она сказала «да» или «нет»?

Он не мог этого вспомнить.

Как ни старался, ничего не получалось.

Настолько память стала слабой.

Охваченный волнением, Луи подошел к телефону и набрал Роуз.

Сперва он объяснил ей, что у него есть некоторое проблемы с памятью, затем сказал, что вчерашний вечер был просто замечательным, и только потом, набравшись смелости, спросил:

— А когда я предложил тебе выйти за меня, ты сказала «да» или «нет»?

— Да! Я сказала «да». И я была так рада услышать это!

Луи облегченно выдохнул.

А Роуз продолжила:

— А еще я очень рада, что ты сегодня позвонил, потому что я никак не могла вспомнить, кто именно сделал мне предложение..

©

Один мой приятель владел искусством комплимента в такой степени, что три его любовницы терпели друг друга, законную жену, и ещё залётных всяких шмар. Когда он умер, на погосте сломали забор. Провожающие не поместились на кладбище, хоть и занимали исключительно стоячие места.

Я тоже хотел прослыть милым. Для этого, теоретически, нужно подойти к любому негодяю и похвалить, например, его костюм. Негодяй в ответ похвалит причёску. И тьма типа рассеется.

Не в силах изменить себя, я взялся за дочь. Я сказал:

- Маша! Только злым девушкам нужен фитнесс. Добрые девушки льстят, не вставая с дивана. И потом рожают умных детей от красивых мужчин. Вот и всё, что нужно знать филологу о теории происхождения видов Чарльза Дарвина. Лепи комплименты тупо, нелепо, смешно, безрассудно и будь счастлива!

Маша послушалась. И вскоре получила три приглашения замуж, в том числе одно скандальное.

Скандальное вышло вот как.

Была латышская свадьба, много народа. Чтобы всех передружить, тамада придумала игру «Тайный поклонник». Правила туманны, сумрачны и липки как кошмар алкоголика. Каждый гость берёт из шляпы бумажку с именем и в течение свадьбы льстит всем подряд, но особенно тому, чьё имя выпало. Победа не важна. Главное что хаос добра и энтропия морали украсят свадьбу лучше кокаина.

Маше выпало хвалить некого Оскара. Средних лет, четырежды отец, лишний вес, бизнесмен.

Маша сразу сказала что дети Оскара умные, а сам он отличный папаша.

Через час заметила, какие сильные у него руки.

В середине банкета художественно описала цвет глаз Оскара и в целом выражение лица.

Во время танца поразилась умению наступать на ноги не больно, а с каким-то мужеством и надёжностью.

Потом окажется, Оскара не предупредили. Когда все слушали правила игры, он парковал машину. Мужчина просто заметил, что вечер хорош. Наконец-то он удачно шутит. Пластика наладилась и понимание. И одна блондинка разглядела в нём поэта. 20 лет, русская, спортивная, глаза голубые. Весёлая, очень мило не произносит «Л», получается «свадкая бувочка».

Латыши не привычны к похвалам. Здесь даже спасителю мира скажут «Смотри чтоб зад не треснул, благодетель». Вот это «благодетель» и будет комплиментом.

И где-то в районе выноса торта, по совету внутреннего виски, Оскар встал на колено. При всех. И сказал что всё решено. Любовь то-сё, две половинки, сердце не обманешь, ты моя янь, и пусть общество нас осудит.

От лица общества в круг вышел Машин жених Карлис, 187 см, кость широкая, взгляд удивлённый. Подошли братья Карлиса, Гунтис и Кристап.

Подоспела жена Оскара, четырежды мать, баржа по гороскопу.

Подтянулись работники кухни. Все устали от лжи и лицемерия. И не прочь были найти виновных в победе демократов Пенсильвании. Тут-то и началась реальная свадьба.

Слава Сэ.