etozhekam

Я родился в обычной рабочей семье в небольшом городке. Мой отец работал слесарем на заводе, а мать в заводской столовой кухаркой. Отношения в семе были напряженными, по выходным отец пил, иногда бил мать. Однажды, когда я попытался заступиться за неё, он повалил мена и жёстко избил.
Дело было поздней осенью, или даже почти зимой, когда мне было 11 лет. Учиться меня не тянуло, и все выходные я проводил во дворе, хотя дворовые ребята меня не любили. Они считали меня бедняком. Из-за пьянства отца мы жили небогато, хорошую одежду было тяжело достать. Как-то мать принесла мне новые брюки. Ну как новые. Их до этого носил какой-то мальчишка, который был мне ровесником, однако вырос из них. Тогда моя мать и купила эти злосчастные брюки. Потом всю свою жизнь я проклинал её за это. Ведь купила она их у Коронковых. Коронковы были семьей образованной, отец номенклатурный работник, мать была директором школы. У них было 2 ребёнка, старший - сын Аркадий. Ровесник мне и как раз его брюки мне и достались. Он был прирожденным лидером, отличником, его всегда ставили всем в пример. Однако на самом деле он был капризным засранцем, который чуть что жаловался папаше, и тогда проблем не миновать. Он любил пользоваться положением своего отца, и все в округе знали – этому парню поперек слова не говори. Такая диктатура многих не устраивала, но делать было нечего.
Младшим ребенком была девочка Люба. Младше нас на 2 года. Очень тихая и спокойная, не в пример своему братцу. Она, пожалуй, была единственным человеком, кто хоть как-то сдерживал Аркадия. Она мне очень нравилась, она была для меня лучом света в темном царстве. Однажды я подарил ей цветок, только появившийся одуванчик в начале мая. Я очень хотел, чтобы никто не узнал, от кого это, но её брат увидел, как я крадусь по школьному коридору с цветком и проследил за мной. Он видел, как я положил цветок ей в портфель. Когда я выходил из кабинета, он поджидал меня за дверью. Я не видел его и он, воспользовавшись своим положением, нанес мне удар в спину. Я вскрикнул и обернулся. Его наглая рожа навсегда перед моими глазами. Я хотел было ударить в ответ, но он тут же закричал – «тронешь, все отцу расскажу, дон Жуан недоделанный!». Он развернулся и убежал, а я побрел прочь в надежде, что он не расскажет об этом. Это было слишком наивно, уже на следующем уроке ко мне прилипло это «дон Жуан». Одноклассники дразнили меня ещё долго, и первым травлю всегда начинал Коронков.
А потом, уже после каникул, был этот случай с брюками. Я сразу понял, что с ними что-то не так, когда мать на радостях принесла их. Но делать было нечего, на них, по крайней мере, не было заплаток. Я не знал тогда ещё, откуда эти брюки, поэтому не опасаясь за своё и без того жалкое достоинство вышел во двор. Были выходные, уже чувствовалось дыхание зимы, и землю припорошил первый снег. Не такой, который выпадает огромными хлопьями, ложась на желтые листы, липкий и тяжелый первый снег, появляющийся ещё при плюсовых показателях термометра, а мелкий и колючий ноябрьский снег, который сыпется как песок с холодного серого неба. Отец с утра уже ушёл синячить, к вечеру дома ожидалась очередная гроза, но пока я мог спокойно побродить по окрестностям за ребятами в надежде, что меня не особенно будут унижать. Однако выйдя во двор, я встретил множество ребят, окруживших Коронкова. Он что-то весело рассказывал, но, когда увидел меня, на секунду замолчал, будто был шокирован, а потом воскликнул, «Эй, дон Жуан, какого тебе, донашивать брюки за белыми людьми!» я сперва не понял в чем соль, и лишь пробурчал что-то невнятное, навроде «брюки как брюки, чего не так-то?». А он прокричал: « Я думал моя мать-то эти брюки вроде как беднякам каким-то продала, которым денег на новые не хватает. Думал все, кто же это, неужели? И вот появляется этот бедняк!» Толпа взорвалась хохотом, я обомлел и не знал что поделать. Сперва хотелось сквозь землю провалиться. Но потом будто волна поднялась их самых глубин. Этот «успешный белый человек» стоял, а вокруг него ликовала толпа, это сияние власти меня взбудоражило, я двумя прыжками оказался у Коронкова и смачно врезал ему. Раздался хруст, из его носа хлынула кровь. Под девчачий визг и мальчишечьи охи и ахи Коронков убегал домой, крича «Все отцу расскажу, тебя расстреляют!», однако звук был неясный, вперемешку и с плачем и воем.
Я пришёл домой и до вечера сидел у себя в комнате, в надежде что все обойдется, в худшем случаем отчислением из школы, пионеров или ещё чем. А иногда нет-нет да и всплывет мысль «а вдруг расстреляют?».
Меня не расстреляли, а вот отца на заводе после моей выходки понизили. Учитывая состояние, в котором он был, когда узнал об этом, я думал, пусть уж лучше меня расстреляют. Домой он явился в 11 часу, пальто нараспашку, шапка набекрень, глаза заплывшие, запах перегара сразу же заполнил квартиру. Он кричал на мать, в его пьяной речи сложно было что-либо разобрать. Потом я услышал удар, мать повалилась на пол. Тут я понял что не могу больше терпеть, выскочил в коридор и, преграждая отцу путь к упавшей матери, стал орать: «не тронь её, она не виновата!» Отец ошалел от моей наглости, а потом сказал «Ах вот и ты засранец!» Одним толчком он сбил меня с ног, а затем стал наносить удар за ударом своими тяжелыми сапогами, которые он ещё не снял.
О произошедшем сразу же стало известно всему небольшому городу. Эти события навсегда изменили мою жизнь. После этого отец все меньше работал и все больше пил. Денег у нас оставалось все меньше и, в конце концов, он повесился. Вдвоем с матерью нам тяжело было прожить, закончив 8 классов, я поступил в ПТУ на слесаря, через некоторое время после этого умерла и мать. Я едва сводил концы с концами. Аркадий же не остановился в своих насмешках и издевательствах, так и остался избалованным засранцем. Позже он поступил в университет и также как отец, стал номенклатурщиком. Сестра его даже смотреть в мою сторону не собиралась. Вся моя жизнь была негативом жизни успешного Аркадия. Но на самом деле это была не жизнь. Это была медленная смерть, растянувшаяся на долгие годы.
Прошло почти 40 лет. Распался союз, стали строить капитализм, не знаю, как там Коронков, но моя жизнь с каждым годом становилась все хуже. Год за годом я скатывался по социальной лестнице ниже и ниже, пока не оказался на самом дне. Люди презрительно называли меня бомжом, показательно затыкали нос, когда я проходил мимо или громко кричали за спиной «э, алкаш, опять насинячился с утра?». Мои дни протекали все как один. И вот однажды, осенним днем я шёл мимо школы. Ничто не предвещало беды, но тут я заметил группу ребят, приближающихся ко мне. Один из них снимал на телефон, а второй стал подбегать ко мне и дразнить. Сначала он просто выкрикивал какие-то фразы, потом стал махать руками перед моим носом. Я постарался просто уйти от них, но он становились все наглее, дерзости его терпеть мне не хотелось, я попытался ударить его, но он ловко отскочил, хохоча и продолжая сыпать оскорблениями. Я продолжил идти, школьник схватил было камень с намереньем кинуть в меня. Я резко развернулся и протянул к мальчику руку. Он хотел было снова отскочить, но поскользнулся и упал.
Я смотрел на него сверху вниз и видел в нём Аркадия Коронкова, успешного «белого человека», того самого из-за которого я всю жизнь терпел несчастья. Того самого, что олицетворял общество неравенства, в котором мне отводилась низшая ступень. Того самого, которому все всегда сходило с рук. Того самого, акт существования которого меня убивал. Этот маленький чертенок вырастит в такого же маменькиного сынка, за которого родители всю жизнь будут все делать. Который будет считать себя королем мира. Который также будет угнетать, а может и уже угнетает кого-нибудь в своем классе. Я не мог этого так оставить, слишком долго я терпел, слишком долго я выносил издевательства со стороны этого чистого, высшего, белого общества, считающего меня грязью под ногтями. Настал час расплаты за все годы мучений.
Я занес сапог и нанёс удар.

Автор: Ариостос Стелассар