alex.vikberg

Никогда ещё не видала Греция такого собрания героев.

Могучие, прекрасные, как боги, привлекали они

восторженные взоры всех жителей Иолка.

Какие преграды могли остановить их,

кто мог им противиться, что могло их устрашить?

Поэма Аполлония Родосского «Аргонавтика»

Тщательно протерев детали «Смит-Вессон», Джозеф внимательно посмотрел в канал ствола, щёлкал курком, проверяя механизм. Револьвер не раз спасал ему жизнь. Журналист обращался с оружием бережно, регулярно выполняя предписанные заводом-изготовителем правила. Пожалуй, это единственное, что Джозеф делал неукоснительно, в остальном наблюдался некоторый бардачок-с. Который, впрочем, не умалял его профессиональных достоинств, даже наоборот, только способствовал бьющей из него в разные стороны энергии. Спонтанность в действиях неизменным образом приносила ощутимые выгоды в виде денежных поощрений от главного редактора. К примеру, почистив револьвер, он взялся за огромный американский чемодан на колёсиках, в котором привёз из Нью-Йорка портативный геликоптер индивидуального применения.

«Говорили лишние расходы. А вот и нет, пригодился. Нанимать самолёт? Кто бы сейчас разрешил иностранцу летать над немецким городом. Да и время точно потеряю. А здесь никаких препятствий. Игрушка, никто и понять не успеет, а я уже всё снял, обо всё поговорил. Журналистское чутьё никакой расчёт не заменит», – мысленно похвалил себя Джозеф.

Быстро собрав аппарат, отважный журналист полетел к шпилям местного кафедрального собора, издалека похожих на луковицы нераспустившиеся глаутамов . Прекрасно понимая, что шум винтов невозможно замаскировать, решил действовать в американской манере: приземлился рядом с русским аппаратом и с сияющей улыбкой пошёл к весьма недружелюбной компании. А что делать, работа прежде всего, отрицательный результат, это тоже результат. В конце концов, ему за это платят хорошие деньги.

– Хелло, господа! Неплохой денёк! Лечу я себе мимо и, о счастье, вижу знакомых. Наверняка это и есть тот самый Урфин Джюс из России? – воскликнул, энергично тряся руку невысокому господину с лысиной и настырными ушами. – Поздравляю, теперь вы знаменитость! Лихо проделали с этими свиньями. Правильно, так им и надо, этим швабам. Ну что, к делу, – потащил ошалевшего от напора заграничной прессы Савенкова к железной ограде вдоль крыши. – Так, становитесь здесь. Мне необходимо чтобы в кадр непременно попал рынок с животными. Отлично! У вас замечательная фотогеничность. Портрет получиться просто шикарный. Редактор будет реветь от восторга. Теперь все девушки Америки ваши. Это я могу утверждать со всей ответственностью. А уж я знаю, что говорю. – Заметив фирменный пакет из мужского магазина, укорил подбежавшего Рюге: – Коллега, так нельзя! Привезли отличный костюм и берёте интервью у почти раздетого человека. Вы даже не представляете, как влияет на публику вид героя. Вот что, товарищ Савенков, американский народ с вами! Одевайтесь немедленно. Удачный снимок, это уже победа! Уж поверьте мне, как профессионалу.

Невероятным образом энергия журналиста увлекла героев. Джозеф полностью завладел вниманием, без умолка болтая откровенную чушь и щёлкая фотоаппаратом. Он успевал задавать массу вопросов, одновременно поворачивая Савенкова в разные стороны для выгодного снимка.

Жизнь заключённого, сначала на таёжной ферме, потом в немецком свинарнике, деформировала личность некогда вполне разумного террориста таким образом, что в его голове причудливо переплелись жажда исправить мир (с этим всё было понятно) и вера, что абсолютно все обязаны следовать за своим вождём (разумеется, Савенковым) в счастливое будущее.

Тут надо заметить, что действия американца он воспринимал как свои собственные, направленные ему в помощь самой судьбой. В спонтанной фотосессии он видел некий знак, посланный свыше. А так как роль бога исполнял качественно отредактированный отец Фёдор, то теперь этот самый Джозеф оказался весьма кстати. Мозг террориста быстро нарисовал картину, где портрет Савенкова внедряется в умы землян при помощи способностей Ленара. В свою очередь маэстро не желал мешать журналисту, посчитав его персону полезной для путешествия в Индокитай.

Лишившись главного героя, бесцеремонно изъятого сотрудником американской пропаганды, Рюге переключил своё внимание на маэстро:

– Итак, что скажите насчёт заявления русского террориста?

– Толково, немного Маркса и чуть-чуть шовинизма . Человечество ждёт уникальное будущее благодаря вам!

– Радиослушателям интересно, что вы имеете ввиду. Бонапартизм далеко в прошлом.

– Охо, но Бонапарты всегда найдутся. Смотрите, ещё немного и с вашей помощью человечество обретёт новую миссию.

– Вы что-то имеете против Вильгельма?

– Ни в коем разе! Кайзер вне всякой критики – глыба! Однако, нам надобно лететь.

– Савенков утверждает, что только вы сможете освободить Мюнхен от свиней.

– Наглая ложь. Сам задурил головы несчастным хавроньям, а теперь в Америку хочет сбежать. Вы только посмотрите, как он светиться в немецком костюме. И вы, потомки гордых тевтонцев, это терпите? – Лицо у Рюге перекосилось, лифтёр смущённо крякнул.

– Так вы отказываетесь? Я правильно понимаю. В таком случае вы ничуть не лучше русского террориста.

– Эк хватили, подружить меня с вентилятором. Однако! Да перебейте свиней из пушек, и все в плюсе. Зачем вам я, когда армия на подходе?

– Дорогие радиослушатели, как вы заметили, маэстро бессилен перед свинской угрозой. Все россказни о его магическом даре лишены всяческих оснований и раздуты, скорее всего, продажной американской прессой, чего нельзя сказать о берлинском радио «Ундцвайтинг».

– Господин Джозеф, – позвал маэстро заморского журналиста, – здесь вас проституткой называют. Я думаю, что вы просто обязаны ответить. Берлинское радио совсем распоясалось в эфире.

– Ай-ай-ай, герр Шнапс, а ещё имя такое хорошее носите – Шнапс! Просто песня, и такие подкопы строите. Можно сказать, мины гренадёрские. Вы редкая свинья, если себе такое позволяете! Обещаю вам в морду дать, как только закончу в Савенковым.

У Рюге только что пар не пошёл из ушей, как у локомотива, но его опередил лифтёр, произведя первоклассный хук в живот наглого американца. Савенков, сбоку поддал ботинком в челюсть согнувшегося от боли человека.

– Берём с собой, – заявил и требовательно посмотрел на Рюге. – Что стоите? За ноги и в геликоптер. Маэстро, вы остаётесь?

– Ни в коем случае! Неизменно поражаете своей лихостью. Ловко это у вас ботиночком получилось.

– А что сусолить, когда хамят, – он достал из кармана журналиста револьвер. – Вот, полюбуйтесь. Ещё немного и палить бы начал ковбой недоделанный. Нет у меня на это времени.

– Здесь правы. Держите молодчика, – забираясь в кресло пилота, распорядился Ленар.

– Господа, подождите! А как же интервью? Вся Германия вас слушает, что Германия, весь мир! – закричал восхищённый действиями русского террориста радиожурналист.

– Вот что, герр Рюге, продолжение вашего эпохального репортажа будет после экспедиции в Бирму, – сообщил Ленар.

– Какую Бирму? – удивился Савенков.

– Ах, да, вы не в курсе. Вам, как человеку дела, предстоит привести в Европу чуму.

– Это для чего?

– Господин Парвус решил сделать гешефт на смерти. У него контракт с этой дамой.

Весьма странное объяснение ничуть не смутило Савенкова, даже можно сказать, что наоборот, слово «смерть» вселило в него новые силы. Аппетиты товарища Гельфанда всем хорошо известны, здесь не было ничего нового. Однако, размах предстоящей операции чувствовался сразу, тем более, что в деле принимал участие демон революций. Хотя Борис, известное дело, так не считал. Слегка покоробило, что решение о его участие приняли тайно, не поставив в известность. Но, если учесть досадную заминку с бомбомётом, то всё становится объяснимым.

«Ничего они не понимают в революциях, маменькины сыночки, привыкшие строить кукиш, да и то в кармане. Очень даже кстати явилась чума. Когда люди окончательно потеряют веру в правительства, когда на улицах начнут валяться разлагающиеся трупы, тогда и можно будет предложить человечеству новую идею, новый мир. Они с радостью пойдут куда угодно, лишь бы избавиться от страха, от ожидания неминуемой смерти. Опьянение революцией – это и есть свобода, свобода в истинном своём звучании. Нет смерти, ты сам и есть Смерть. Эх, я почти готов пожать руку инородцу», – Савенком ободрительно посмотрел на Ленара.

– И что за идея?

– Очень даже запросто. Заражаем вас неведомой болезнью и пускаем в центре Парижа на променад, сеять хаос и ужас. Эпично, вы не находите?

– Мне не понравилось в Европе. Двери там весьма странные. Куда не сунься, везде тайга. Предлагаю Канзас, как родину вон того идиота, – он показал на безжизненное тело Джо, надёжно привязанное к трубам геликоптера.

– Неожиданно, впрочем, мне без разницы. Так вы согласны? Однако!

– Боюсь ли я умереть за счастье трудового народа? Вы глупец, если взяли себе в голову что-то другое. Конечно! Но вот зачем вам это надо? Позвольте выразить своё восхищение. Я в вашем благородстве сомневался, но теперь вижу, что напрасно.

– Приятно. Вы не лишены своеобразного юмора, мрачновато, но всё же юмора.

«Нет, дорогие арны, вы теперь просто обязаны отправить меня на болота! Вы только посмотрите, какого монстра я откопал. Нам теперь и делать ничего нет нужды. Как только объявятся печальные эльты, мы им нашего Савенкова и предъявим. Убегут сломя голову от его жажды всеобщей смерти. Он им мозги запудрит так, что превратятся в холмогорских козочек с мохеровой шерстью. “Сам сдохну, и ты со мной!” Да, здесь девиз поколений. Песня отважного зяблика», – Ленар с любопытством начал рассматривать целеустремлённого безумца.

– Что вы во мне нашли? – Савенков выпрямил спину, почувствовав пристальный взгляд. – Наконец поняли, с кем довелось встретиться.

– Угу, держитесь крепче, товарищ Герострат, взлетаем.

***

Оставлять в полицейском участке русских террористов совсем не хотелось фон Грундхерру, вот совсем. Хватило разрушенной муниципальной тюрьмы, чтобы навсегда усвоить одно простое правило: русских отправлять немедленно в Берлин. А куда ещё? Пусть там и разбираются со своими врагами, а Бавария не воюет со столь оригинальными персонажами. Вот ещё! Здесь любой карьеру себе разрушит.

– Садитесь, – распорядился гер директор, указывая на огромный салон шестиколёсного лимузина с распахнутыми в разные стороны дверьми.

– Вы обязаны немедленно меня отпустить! – заявила Серафима, располагаясь на мягких кожаных сиденьях.

– Это почему?

– Мне кажется, маэстро ясно дал понять, что я дружна с Борисом Савенковым. Вы, как все полицейские, форменный болван!

– У вас всё?

– И не подумаю. Должна предупредить, немецкие товарищи этого так не оставят, уж поверьте!

После инопланетной каторги Серафима вообще перестала чего-либо бояться. Солидный господин в шитом золотыми нитками мундире представлялся ей не более чем букашкой из коллекции дядюшки Иллариона, энтомолога-любителя. Стальная воля, сформированная жестоким Жульеном, принятая гер директором за фанатизм или сумасшествие, говорила ей, что физические оковы не так страшны, как насилие над личностью, и здесь она единственная, кто готов применить его без малейших угрызений совести.

– Вы думаете, маэстро просто так решил от меня избавиться? Так вот знайте – из страха! Я единственная, кто может его остановить. Ваш ухоженный городок для него ничто. Вспомните, что он сделал с Кронштадтом. Хотите повторения? Вы не любите фатерлянд?

– Фройляйн, а с чего вы взяли, что он что-то готовит?

– Все признаки налицо. Уж я-то его уже изучила, можете не сомневаться. Он даже репортёра взял для пафоса. Фигляр! Верить ему нельзя ни полсекунды. Это так же верно, как жуки моего дядюшки.

– Какого дяди?

– Это к слову, не обращайте внимания.

– Чушь несёте. Мне звонил сам Вильгельм!

– Маэстро гипнотизёр, скоро вас пригласит к телефону сам Зигфрид , и вы поверите?

– Чёрт знает, что такое! Вас послушать, так весь мир сошёл с ума.

– А разве нет? Посудите сами, вам звонил император из-за гастролирующего циркача. Разве это не фантастика? Очнитесь. Здесь только я с ним хорошо знакома. Можете спросить у Азефа. Ему меня выгораживать нет никакого резона. Берегитесь, ещё немного и Мюнхен погрузиться в хаос и мрак безумия.

Быстро сообразив, что опытная интриганка готовит очередную ловушку на очередного глупца, Азеф энергично закивал головой:

– Точно так, можете не сомневаться ни разу. Она с ним с самого начала, как только появился в Армавире. И начал с убийства Морозова. Это ли не доказательство его злонамеренности. А что говорить о крушении «Максима Горького»? Это ведь каким кощунством надо обладать, чтобы отправить в пике великого пролетарского писателя.

– Вы о самолёте, разумеется?

– Конечно, о чём же ещё? Кронштадт, что Кронштадт, тут флагман императорского флота был пущен на дно Финского залива. А ведь любимая игрушка Николая. Вот и подумайте с кем связались.

«Теперь становиться понятна заинтересованность Вильгельма в инородце. Он один умудрился нанести ущерб Российской империи неизмеримо больший чем вся прусская армия. Да-с, здесь можно обмишуриться на здравствуй. Такие карты, и нет никакой возможности узнать, что на руках у противников. Взять эту фройляйн, ну чистая террористка. Тут и думать нечего. Однако, в её словах есть резон. Опасен, весьма опасен этот самый маэстро Ленар. Но что делать с ней? Ведь и в самом деле нельзя оставлять в городе, надобно немедленно избавиться. Иметь во врагах роковую фройляйн, ставшую причиной стольких трагедий вовсе не хочется. Я в конце концов не самоубийца!»

– Допустим, я вам поверю. И что с этим делать, позвольте узнать?

Столь быстрая победа слегка озадачила Серафиму, у неё самой не было чёткого плана, что делать дальше. Лететь на встречу с Савенковым, на самом деле, вовсе не хотелось. Она полагала, что в процессе словесной перепалки этот надутый индюк сам предложить что-то разумное, приемлемое для неё во всяком случае.

«Ну не самой же всё придумывать в очередной раз. Надоело! Пусть господа мужчины сами постараются, иначе для чего они нужны, как не придумывать всякие глупости? Только не для неё. Упаси боже. Пусть хоть Азеф расстарается, тоже мне заговорщик, постоянно попадает в передряги. Вон какую цепочку выстроил, ещё немного и сотворит из неё Немезиду . А всё совсем наоборот происходило. Разве виновата она, что Морозов оказался таким дураком, что стрелять придумал? Идиот расфуфыренный!»

– Герр директор, так нельзя. Так совсем нехорошо. Опять я должна всё сама придумывать. Заставьте Азефа. Ну что вы, право? Или вот что, отправьте меня к маэстро, и чтобы он больше от меня не бегал. А там и само всё решиться. Только без Савенкова, он мне вовсе без нужды. Наврал вам всё Ленар. Не знаю зачем, это вам виднее, только обманул. Никакая я не любовница. Что за чушь! Он законченный эгоист и этот – моралист, только наоборот.

– Это как?

– Вы опять? Господи, за что мне всё это! Азеф, немедленно что-нибудь придумайте, или я прикажу герр директору вас расстрелять. Стоит мне только рассказать одну вещь, как обязательно расстреляет.

– Только хотел вас отпустить, и теперь что прикажете делать? Что за секрет?

– И не подумаю. Можете пытать, я не какая-нибудь фурсетка, чтобы товарищей предавать! – Серафима задрала подбородок, изображая германскую Брунгильду, как она её себе представляла.

Мысль что маэстро может учинить что-то подобное Кронштадту с Мюнхеном острым копьём пронзила мозг гер Грундхерра. Конечно, внешнего повода нет, но исключать опасность из уравнения не стоило. Достаточно нашествия свиней, чтобы поверить в самые необычные теории. Из динамика на стене кабины раздались звуки музыкальной заставки берлинского радио «Ундцвайтинг», следом торопливый голос известного ведущего Рюге Шнапса:

– Дорогие дойчен и просто люди, улетел знаменитый маэстро в прозрачно-чистое германское небо, оставив множество вопросов и самый главный из них, что будет с тюремными свиньями? Неужели невинные хрюшки погибнут от выстрелов картечью из беспощадных орудий прусских военных? У меня сердце разрывается от горя, что столько замечательного мяса нашпигуют горячим от пороха свинцом, об который придётся ломать зубы сентиментальным бюргерам. Необычный факир оставил нам очередное зашифрованное послание? Кто знает. Вдруг один из нас найдёт в знаменитых на весь мир сосисках нечто удивительное. Предвижу ваши вопросы по поводу экспедиции в далёкую Бирму, но вынужден уйти на перерыв. Вернусь после выпуска новостей. Та-та-та, та-та, ппфу-ф, – раздалось из динамика.

– Позволю предположить, что они направились к самолёту. Савенков весьма целеустремлённый человек и ещё ни одно дело не бросал незавершённым, – предположил Азеф.

– И что это нам даёт, господа террористы?

– Гер директор, а убейте Савенкова на аэродроме. Все будут только счастливы.

– Не думаю, что это легко исполнить. К тому же я не знаю на каких условиях маэстро договорился разлучить террориста с его стадом. Здесь могут оказаться подводные камни. Вдруг они всё ещё под воздействием Савенкова. Я читал репортажи о бомбардировке Кронштадта, всё может повторится. Мне как человеку, отвечающему за порядок в городе, нельзя принимать скоропалительных решений.

– И всё же. Очень прошу. Для дамы можно сделать исключение? Что вам стоит, право. Если начнёте упорствовать, я на вас пожалуюсь Вильгельму, так и знайте! Он заходил ко мне в гримёрную, когда играла Клеопатру .

Второй раз за день гер директор начал таращить глаза от возмущения, опытный адъютант поднёс бутылку Бад-Вёрисхофенской воды для успокоения нервов. Сделав несколько внушительных глотков, полицейский пришёл в себя от горечи и углекислого газа, нашедшего себе выход через нос, отчего пришлось воспользоваться платком. Наилучшим решением виделась отправка под усиленной охраной в Берлин опасных гостей, но желание насолить шантажистке подвигло к совсем неожиданному приказу:

«Водитель, на аэродром», – произнёс гер директор в переговорную трубу.

Шестиколёсный экипаж оперативно развернулся на ближайшем перекрёстке и помчался по улицам Мюнхена. Горожане, испуганные объявлением о стрельбе на рынке, робко выглядывали из-за портьер, услышав вой полицейских сирен. Кортеж директора вспугнул многочисленных галок, отчего с небес пошёл весьма неприличный дождь. Голуби опрометчиво попрятались в крышах на радость баварским котам, открывшим немедленную охоту на глупых птиц, отчего из слуховых окон и прочих отверстий на мостовую посыпались белые перья, обагрённые кровью.

– Гер директор, а вы популярны, – заметила Серафима, увидев необычный дождь. Она и в самом деле решила, что сейчас исполниться её прихоть, и Борис получит пулю в живот. Почему именно в живот, она не знала, но слышала, что это чертовски больно. Так ему и надо, решила бывшая каторжанка. Если бы не дурацкая принципиальность, то царя давно бы разбомбили вместе с мопсами и отпрысками, а теперь вообще непонятно, что делать. Человек без цели превращается в бесформенную субстанцию. Ну не о ресторане же мечтать с эклерами. Это унизительно. Настоящая цель делает человека великим, а не утилитарные потребности! Это кто сказал? Неважно, но сказал правильно. Что, что может быть больше убийства помазанника божьего? Вот именно, ничего. Всё варианты закончились. Остался загадочный Ленар, вокруг которого происходят необычные вихри. Может это её назначение, встретить именно такого человека? Пусть вокруг реки крови, да что там, океаны, зато именно её рука направит волю посланника иного мира в нужном направлении. Что если благодаря ей спасутся от гнёта буржуев миллионы рабочих? Это ли не цель достойная её! И тогда зачем нужен Савенков? Для чего? Вовсе бесполезный товарищ. Даже напротив, помеха, верная помеха в её благородном деле.

Главы книги здесь: https://litmarket.ru/books/afera-gelfanda?refCampaign=..