Suncheleeva

Рифат говорит:

-У меня там жена.

Министр точно слово в слово повторил слова казахского министра:

-Обычно жёны за мужьями едут – говорит – в первый раз слышу, чтобы муж за женой ехал. Я там обстановку не очень хорошо знаю, записку вот тебе напишу, начальнику Ошского Облводхоза, а он пусть решает куда тебя направить.

Рифат поехал в Ош автостопом, на попутках. В ОблУОСе встретил Катю, она его попрекает:

-Что ж ты не предупредил меня, что приедешь? Я бы встретила. Меня здесь оставили начальником планового отдела. Пошли к начальнику.

Начальник говорит:

-У нас в штате пока свободного места нету. Мы тебя отправим в Алайский район, в Райводхоз.

Поехал Рифат в Центр Алайского района, в Гулчу, опять на попутной машине. Начальник Алайского райводхоза говорит:

-У нас тоже в штате места нету. Я пока тебя направлю начальником участка в Дараут-Курган. Я как раз туда еду с проверкой, садись в машину поедем.

Это оказался самый отдалённый район на китайской границе. Ну что ж делать нечего, остался там. Походил по участку. Высокая земляная гора – это граница с Китаем. Гора прорезана множеством логов, видимо, когда снег тает по этим логам стекает талый снег. У Рифата сразу возникла идея- собрать эти все талые воды в один большой канал и орошать этой водой земли внизу, которые сейчас пустуют. Отправил свою задумку начальнику облводхоза. Он идею одобрил, передал записку: «Идею поддерживаем. Составляй проект, смету». И начал Рифат работать. Катя приехала к нему, живот у неё уже большой. Говорит:

-У меня декретный отпуск, рожать скоро буду. Лилю, дочку оставила у бабушки в Куршабе.

Она осталась жить в Дараут-Кургане. Больницы там конечно нет, врачей никаких нет. Когда пришло время рожать, даже попуток никаких не было.

-Иди ищи какую-нибудь повитуху. Есть наверно такая, рожают же киргизки.

Пошёл Рифат по кишлаку, нашёл повитуху. Катя ужаснулась: худая, чёрная киргизка, запах от неё ужасный, небось с роду не мылась, думает. Никаких стерильных вещей, никаких инструментов. Катя говорит Рифату:

-Готовь воду.

Киргизка говорит:

-Не надо никакой вода, рожает уже. Уходи, мужчинам нельзя смотреть.

Родилась Наташа. Пуповину повитуха перегрызла зубами. Катя говорит:

-Надо же помыть ребёнка.

Повитуха говорит:

-Не надо мыть. Материнский вода лучше, чем речной вода. Материнский вода скоро отсохнет.

Ребёнка приложила сразу ей к груди. Катя говорит:

-Надо же отцедить первое молоко.

-Не надо – говорит повитуха – первое молоко самое полезное. Крепкая будет девочка. Вон какая тяжёлая как мальчик. Килограмма четыре будет.

Закрыла Катю одеялом.

-Потом я приду уберу все. Лежи отдыхай - и крикнула – Муж, заходи! Дочка у тебя! Большая здоровая! Поздравляю!

И ушла повитуха. Катя говорит:

-Как назовём девочку? Может ты хочешь по-татарски её назвать?

Рифат говорит:

-Мне всё равно. Как хочешь, так и называй. Какая разница.

Катя назвала первым именем, которое пришло на ум – Наташа.

Наташа родилась 4 февраля 1949 года. А свидетельство получать Катя поехала, когда Наташа уже подросла, в декабре, Наташе было десять месяцев. Работник сельсовета мужчина киргиз, начал выписывать свидетельство. Катя не успела ему сказать, когда Наташа родилась, он записал её 4 декабря, когда Катя приехала к нему. Катя говорит:

-Давай переписывай, она 4 февраля родилась.

Работник говорит:

-Нет, нельзя переписывать, бланки портить. Штрафовать меня будут за испорченные бланки. Какая разница какой месяц, год же не перепутал.

Катя его обозвала болваном. Вздохнула. Так Наташу омолодили на десять месяцев.

Весной 1950 года Рифата вызвали в облводхоз. В кабинете у начальника сидит начальник Алайского райводхоза. Начальник облводхоза говорит:

-Начальник Алайского райводхоза уходит на повышение в министерство. Тебя предлагаю на его место, если ты согласен.

Рифат говорит:

-Жалко бросать начатое дело в Дарауте.

-Никуда не денется твоя гора с тающим снегом, твой канал. Ты же в этом же районе остаёшься. На твое место назначим другого человека, он продолжит твоё дело. А ты как начальник будешь контролировать его если не доверяешь.

Рифат согласился.

-Идите оформляйтесь в отделе кадров.

Потом поехали в Гулчу. Бывший начальник передал ему дела и говорит:

-И квартиру тебе оставляю, вместе с мебелью. Всё равно мебель казённая и квартира казённая. Вот машина у тебя будет. Только шофёр тоже ушёл. Найдёшь себе шофёра.

Приехал в Дараут сообщил Кате.

-Хорошо – говорит Катя – Всё ближе к городу. А насчёт шофёра – Шурын муж Павлик (Шура старшаая сестра Кати) отличный шофёр, и как раз без работы. Может согласится.

Переехали в Гулчу. Катя поехала в Куршаб к своим родным, уговорила Павла. Приехала назад с Лилей и с Павлом и поросёнка маленького привезли. В Гулче была школа и даже русский класс, Лиля может и дома жить. Павел говорит:

-Это подарок от нас с Шурой вам на новоселье.

У Павла русское имя и фамилия, но он похож на цыгана: смуглый, густые чёрные брови, чёрные глаза и чёрные кудрявые волосы и кличка у него «Цыган». Может быть он и настоящий цыган.

Летом 1950 года в Гулчу приехала бабушка с Юлдуз апой. Как Юлдуз закончила техникум, бабушка с Юлдуз поехали в Мамадыш, в свой дом. В доме никто не живёт закрыт, пошли к брату Заки. Заки говорит:

-Фуад когда уезжал на фронт, нам ключ оставлял. Ключ у нас. Мои девочки ходили присматривали за домом. Убирались даже там, так что всё цело.

Бабушка решила ехать к Рифату.

-Там семья, внуки – говорит.

Дом в Мамадыше продали и приехали в Гулчу. В Гулче бабушке и особенно Юлдуз не понравилось. В Оше дома дорогие, денег не хватало купить. Поехали с мамой в Куршаб, к маминой родне. Там присмотрели хороший домик кирпичный, две комнаты, русская печь, большой сад: яблоки, груши, сливы, вишни, смородина, малина. Юлдуз сразу взяли на работу в колхозную контору, в бухгалтерию кассиром. Так вот бабушка с Юлдуз поселилась в Куршабе.

Катя опять забеременела, не успела из одного декретного отпуска выйти на работу, другой отпуск оформила. По расчётам Катя должна была родить под Новый год, но 22 декабря утром, Катя говорит Павлу:

-Я не хочу, чтобы мои роды принимала такая киргизка как в прошлый раз. Поехали в Ош.

-Поедем если начальник отпустит – говорит Павел.

-На твоего начальника есть и повыше начальник – говорит Катя, имея ввиду себя.

Рифат говорит:

-Ну езжайте тогда.

Катя говорит:

-Полежу в больнице понаблюдают меня. Как человек хочу рожать.

И поехали в Ош в больницу. Снега было навалено, дороги не видно. Да ещё валит и валит хлопьями, «дворники» не справляются. Павел время от времени выходит из машины и тряпкой протирает окно. Поэтому ехали долго.

Или в расчётах ошиблись или растрясло по бездорожью, но Катя в ту же ночь ближе к утру родила. Лежит в больнице ждёт, когда за ней приедут, никто не приезжает. Думает: «Ну да, они же не знают, что я родила, думают под Новый год рожу». Наконец 3 января 1951 года приехали Павел и Полина, младшая сестра Кати. Полина говорит:

-Мужики же не сообразительные, поэтому я приехала. Вот необходимые вещи привезла для ребёнка. Павла Рифат отпустил на праздники, вот обратно едет на работу, заодно и тебя заберёт. Давай сразу покрестим её, чтобы снова не приезжать.

Пошли в церковь. Батюшка спрашивает:

-Как зовут девочку?

Катя говорит:

-Пока никак. С отцом надо посоветоваться.

Батюшка говорит:

-Без имени невозможно крестить. Давайте называйте. Отец не обидится.

Павел говорит:

-Вот она как раз в день рождение Сталина родилась, давайте назовём её Сталина. Будет крепкая как сталь.

Катя говорит:

-С таким именем её будут в школе дразнить. Крепкая она не будет. Маленькая родилась три кило, может потому что не доносила немножко.

И Батюшка воспротивился:

-Я не буду с таким именем крестить. Давайте какое-нибудь христианское имя ей.

Катя говорит:

-У Сталина дочка же Светлана, вот давайте в честь неё и назовём Светланой.

Батюшка говорит:

-Хорошее имя.

И согласился крестить. Крёстными родителями моими были тётя Поля и дядя Павлик. Полина уехала обратно к себе домой в Куршаб, а мы поехали в Гулчу. На следующий же день мама пошла выписывать свидетельство.

-А то если припозднюсь этот болван опять что-нибудь напутает.

Пришла показала ему бумажку из роддома. Председатель сельсовета говорит:

-Вот теперь правильно, документ принесла. Здесь ясно написано 23 декабря 1950 года. А в тот раз почему бумажку не принесла?

-А кто бы мне её выписал? Роды чёрт знает кто принимал, какая там бумажка.

Выписала свидетельство пришла домой. Вот так я родилась. Фактически родилась в Оше, а записали в Гулче. Когда мне исполнился год бабушка забрала меня в Куршаб к себе.

После отмены крепостного права у освободившихся крепостных был выбор: или продолжать работать на бывших хозяев, но уже в качестве вольнонаемных работников; или осваивать новые земли. Мои предки с маминой стороны, которые жили в окрестностях Киева, украинцы, выбрали второй вариант. Выплатили им из государственной казны три рубля, на эти три рубля они купили двух волов, большую крытую повозку, все что нужно для дальнего пути и поплелись потихоньку куда глаза глядят, искать лучшей доли и пригодной для обустройства земли. Долго ехали, наконец нашли подходящую землю- совершенно пустая, но небольшая речка протекает, вода есть. Место это находилось между двумя древними городами Ош и Узген, которые входили в Кокандское ханство. Так они сами того не ведая, стали подданными кокандского хана. Начали обустраиваться, в первую очередь посадили деревья фруктовые, а дома здесь не из чего строить, кроме как из глины. Но глина здесь очень хорошо схватывается, мелкая, почти белая, как мука. Подсушенные на солнце кирпичи из этой глины ничуть не уступают обожженным заводским кирпичам. Вместо окон натянули на раму бычьи пузыри, все немножко светлей в доме, не так как у местных жителей совсем без окон. Доски для пола, потолка, рам, купили на рынке, сами изготовили из досок двери, потолки, крышу. Без печи тоже хохлы не могли, нашлись свои мастера. Построили русские печи с лежанками. Металлические изделия для печи заказали в кузнице в Узгене. При образовании Советского Союза границы перекроили, подарили эти два города, Ош и Узген киргизам, так как киргизы своих городов не строили, чтоб им не обидно было, вместе с населением в основном узбеками. Так и мои предки оказались гражданами Киргизии. Поселение свое назвали Куршаб, по названию речки Куршабки. Про маминых предков я мало знаю. Только знаю, что дед был украинец Ефим Черненко, а бабушка с маминой стороны Антонина Ус донская казачка.

-Я домой не поеду – говорит Рифат – нас здесь хорошо учат, хорошо кормят. У меня здесь друзья появились. У нас есть библиотека.

-А учитель тебе нравится?

-У нас не один учитель: по математике один, по русскому языку другой, по истории, по географии, разные учителя.

Закир подумал: «Наверно правда, здесь ему будет лучше. Он здесь получает хорошее образование».

-А маму-то ты свою проведываешь в больнице?

-Нам не разрешают в инфекционную больницу ходить. Боятся, что у нас эпидемия начнется в школе. Нас каждый месяц врачи проверяют, анализы у нас берут. Вообще нас никуда не пускают со двора школы, только один раз в неделю в общественную баню строем водят.

Закир не стал забирать Рифата из школы. Поехал в инфекционную больницу. Жену свою не узнал- голова стрижена на голо, лежит скелет, обтянутый кожей, а была всегда полненькой. Врач говорит:

-Она безнадежная. Решай, здесь ее оставишь умирать или домой повезешь?

-Домой повезу.

И повез её домой в телеге. Привез, положил на кровать. Пошел к старосте, спрашивает у него:

-А не знаешь где наша корова?

-Корову вашу в колхозное стадо забрали, доить-то ее у вас некому. Можешь забрать ее обратно. Мы теперь не община называемся, мы теперь колхоз. Я теперь не староста, а председатель колхоза. Трактор нам прислали ЧТЗ, аж с Челябинска пригнали, новенький. Хочешь посмотреть?

-Потом посмотрю, сейчас мне домой торопиться надо. Араб моя совсем плохая.

-Школу у нас новую большую деревянную построили, три класса там и кабинет. Только учителя у нас нету, никто в нашу дыру ехать не хочет. Вот хорошо, что ты приехал, будешь у нас учителем. И учет в колхозе некому вести, грамотных никого нету. Ты будешь теперь учет вести, больше некому. И будешь ты теперь не счетовод, а бухгалтер. Так что не уезжай, оставайся, выручай нас.

Вздохнул Закир:

-Да куда ж мне теперь ехать, ни брошу же я больную жену, сыновей. Как только Араб поправится или не дай Бог…, так поеду за Фуадом.

На следующий день, переделав все домашние дела, пошёл в контору, председатель дал ему книги.

-Давай - говорит – записывай всех людей. Я помню всех: кто умер, кто родился, кто женился, кто уехал.

Записали одну книгу, потом другую дал, бухгалтерскую.

-Здесь я ничего не записывал, да и не знаю, как писать. Так раздал урожай работникам. Ну а ты теперь будешь вести как положено. Вот даже счёты тебе купил.

-А теперь - говорит Закир – пойдём трактор смотреть.

- Да, хорошая машина. Несколько лошадей может заменить. И плуг, и борону, и сеялку можно прицепить.

-Машина-то хорошая, да никто ей управлять не умеет, и сеять нечего. «Продразвёрстка» у нас тут побывала, весь наш семенной материал подчистую подмели, забрали. Несколько ребят поехали в райцентр в ПТУ учиться на трактористов и шоферов. А пока будем по-старинке на лошадках сеять. Да сеять то нечего, не знаем где семена брать. Придётся наверно по дворам идти собирать, кто сколько даст. Да в район поеду у государства просить обратно свои семена.

-Я тебе могу мешка два отдать пшеницы и картошки ведра два-три. Нас ведь никого не было, некому было есть.

Примерно через месяц, в начале мая проснулся Закир, а уж солнце в окно светит. Посмотрел - Араб нету в постели. Зашёл в коровник, а она сидит там корову доит.

-Ложись - говорит – в постель. Я сам подою.

-Належалась уже, больше не хочу лежать. Свежего весеннего воздуха надышалась на улице и так хорошо себя почувствовала, как будто заново родилась.

Обрадовался Закир: «Слава Богу, наверно на поправку пошла, помогли ей мои настойки и хорошая еда: парное молочко да бульончики гусиные».

В середине июня Рифат приехал:

-Нас на каникулы отпустили, до первого сентября.

-Вот хорошо, помощник в доме будет. А то мать-то не совсем здорова.

-Нет, я не хочу девчоночью работу делать. Я пойду в поле работать.

Араб говорит:

-Пускай идёт. Я даже лучше себя чувствую, когда работаю, сама справлюсь дома.

В середине лета Закир оставил Рифата хозяйничать, а сам поехал за Фуадом в Татарию в город Мамадыш. Фуад не захотел ехать в Карлыган. В русскую школу его отдали. Он перешёл во второй класс. На груди у него звёздочка. Ибрагим говорит:

-Ох, этой своей октябрятской звёздочкой он так гордится, как будто это орден. И на каникулах не снимает, и спит в ней. Пусть остаётся у нас. Мы со старухой вдвоём сейчас дома. Дети наши все в Казани учатся: Муфизал на врача, Заки на землеустроителя, Зифа в театральном на артистку и музыканта, Рамзи на авиазавод пошел работать после школы.

Закир вернулся домой без Фуада.

Рифат всё лето работал в колхозе с Сивкой. Вечерами Закир с Рифатом сено заготавливали для своих животных. В конце лета Рифат уехал. Закир набрал учеников, разделил их по возрасту на три группы. Утром с самыми маленькими занимался от 8ми до 12ти лет, после обеда с детьми от 13ти до 16ти лет, а вечером молодежь приходила. На дом брал работу, тетрадки проверял, бухгалтерскую книгу тоже на дом брал.

21го января 1924 года, как раз в день рождения Рифата, директор школы собрал всех учеников на площадке перед школой и объявил, что Ленин умер. В Карлыган приходила почтальонка где-то один-два раза в месяц, так что про эту новость узнали с большим опозданием. Собрались карлыганцы на собрание, горюют- как мол теперь будем жить дальше, может не будет больше социализма, колхозов.

В этом же году родилась у Закира девочка Алмаз, а в 1926 году родилась Юлдуз. В этом же году Рифат приехал на несколько дней домой, показал свидетельство об окончании средней школы и объявил, что едет в Казань в рабфак. Рабфак – это что-то вроде курсов по подготовке в институт. Там он проучился два года, а потом поехал в Питер и поступил в политехнический институт на факультет ГТС (гидротехнических сооружений). Там он проучился 4 года с 1928 по 1932 год. На пятый год их направили на производственную практику на ДнепроГЭС, после им выдали темы для дипломных работ. Дали два месяца на подготовку, а весной была защита диплома. Рифат успешно защитился и отправили его вместе с другими однокурсниками на практическую военную подготовку в воинскую часть на полгода, в инженерные войска (сапёры). В институте у них была военная подготовка, в основном теоретическая. Рифата направили на работу в ЛОГИДЭП (проектный институт ЛенГидроЭнергоПроект). Поручили Рифату проектирование гидростанции в Карелии на реке Суна. Когда он, через два года, закончил работу над проектом, он добровольно напросился на строительство этого проекта в Карелию. Направили его главным инженером на строительство Сунской ГЭС, решив, что, если он сам её проектировал, лучше других знает, как строить. Приехал он в посёлок Гирвас, где находилась контора Сунастроя. Встретил его Пётр… которого назначили начальником Сунастроя.

-Мы – говорит Петр - уже построили бараки для рабочих на стройке, рабочих набрали, и местных вольнонаёмных, и приезжих заключенных. А мы будем здесь в Гирвасе жить на квартирах.

Рифата взяли к себе на квартиру Нефёдовы, дом которых был рядом с конторой. У них было две дочери Маша и Поля. Маша, старшая, ровесница Рифата, а Поля намного моложе, лет 10 ей было.

-Ну теперь вот ты приехал, начнём работать. Ты за техническую часть будешь отвечать, а я за материальную и финансовую, пока бухгалтера не подыщем.

У начальника был личный автомобиль ГАЗ внедорожник, поехали они на нём на место стройки, километрах в десяти от Гирваса. Рифат уже в общем ясно представлял по документам это место. Приступили сразу к работам. Было у них два экскаватора финских, экскаваторщики тоже финны, один бульдозер, бензопила. Начали с того, что стали расчищать место от леса, пилить деревья. Дорога к стройке уже была вырублена. Рифату выделили грузовую машину. Он вызвал в Карелию своего двоюродного брата Назима из Карлыгана. Тот окончил курсы шоферов и уже два года стаж у него был. Назим приехал- свой человек. Из этих спиленных брёвен, чтоб они даром не пропадали, начали они строить свой собственный дом, и построили. Стали в нём жить вдвоём. Рифат на этой стройке подхватил себе пневмонию, морозы в Карелии лютые до минус 60ти градусов. После окончания строительства, в 1938 году начальник выделил ему путёвку в Крым.

-Подлечишься там – сказал – в тёплом климате, у моря. Отдохнёшь, а там видно будет на какую ещё стройку пошлют нас.

В Крыму Рифат встретил своего однокурсника чеченца. Чеченец его спрашивает:

-Ты чего здесь?

-Да, вот подлечиться меня послали в санаторий. Воспаление лёгких подхватил в Карелии. А ты чего здесь?

-Я здесь живу. Я отсюда. Оставайся здесь. Я поговорю насчёт тебя с Тарановым, начальником «Облводхоза».

Рифат подумал и решил остаться, климат здесь хороший, тёплый, друг есть. Поехал в Симферополь. Таранов согласился его взять.

-У нас как раз начальник Сейтлерского «Райводхоза» уволился, вот тебя и пошлю туда, если согласишься.

Рифат согласился. Когда курс лечения в санатории закончился, поехал в Сейтлер, небольшой городок в центре Крымского полуострова. Позвонил Таранову:

-Я в Сейтлере. Дела принял.

-Хорошо. Мы тут решили в Сейтлерском районе хлопок сеять, хлопок любит орошение, ты подумай каким способом орошать будешь. Мы тебе в помощники одного хлопкороба из Узбекистана выпишем, с ним посоветуешься.

Рифат пошёл пешком осматривать свое хозяйство, знакомиться с работниками. Подошёл к бригаде, спрашивает:

-Чем вы тут заняты?

-Мы думаем, что тут близко вода, колодец думаем рыть. Я бригадир, моя фамилия Быков, а это моя бригада.

Бригада из пяти человек, четверо мужчин и одна женщина.

-А я ваш новый начальник, Сунчелеев Рифат из Питера.

Через какое-то время приехал узбек хлопкороб и посоветовал орошать проверенным способом, по бороздам. Рифат сразу сел за проект. Чтобы нарезать борозды и оросители, надо спланировать землю, а для этого надо сделать съёмку местности, чтобы знать где убрать, где подсыпать. Взял узбека в помощники рейку держать и начал геодезическую съёмку будущих полей. Как-то вечером к нему на квартиру зашла женщина из бригады Быкова и с ходу ему заявила:

-Ты мне понравился! Я разведённая. Если ты не женатый, давай поженимся.

-Я подумаю – сказал Рифат.

-Ты пока думай, а потом приезжай к нам в Семь Колодезей, на праздники.

На праздники Рифат решил поехать к ним, получше познакомиться. Живёт она там с мамой и с сыном десятилетним. В общем они там Рифата уговорили вдвоём с мамой, поженили их. В Сейтлере возле конторы «Райводхоза» строился дом для начальника и главного инженера, а Дуся говорит:

-Зачем нам казённый дом, давай свой дом построим.

-Давай – согласился Рифат.

Начали строить дом, каменный, из ракушечника. Рабочие, которые строили райводхозовский дом, согласились за отдельную плату, после работы строить их дом. Рифат пока перебрался жить в Семь Колодезей к Дусе, это километров десять от Сейтлера. Как раз там и находились поля, на работу близко ходить.

Летом приехал к ним отец Рифата, познакомиться с женой и узнать, как он живёт. Познакомился, потом высказал ему:

-Стоило ли заканчивать один из самых лучших ВУЗов, чтобы потом жить в такой дыре? Лучше уж давай в Карлыган, домой. У нас домов двести без Мордовского края, а здесь двадцать домов. Вечером пришла Дуся: в спецовке, брюки и куртка из грубого материала, на голове платок, вся заляпанная грязью. Говорит:

-Точно, там оказалась вода, дошли до воды. Пока правда плавун. А потом будет чистая вода, будем строить колодец.

Отец Рифата говорит:

-Я у вас не останусь, поеду к другу своему Барсееву, проводи меня.

Когда провожал, ещё высказал своё недовольство:

-Что это за женщина, не поймёшь то ли женщина, то ли мужик, в штанах. Если платок снять и одеть кепку точно подумал бы, что это мужик, грубая, с мужиками работает, ребёнок десять лет. Зачем тебе чужой ребёнок? На десять лет старше тебя, попался ты лопух…. А я вот решил историю Татарии написать. Историю России знаю, историю Турции, историю Египта знаю, а свою татарскую не знаю. И думаю, что вообще не один татарин не знает свою историю. Кто мы такие на самом деле? Это русские нас обозвали татарами, а что это слово означает я даже не знаю. Они и турков, которые здесь в Крыму живут татарами называют, и монголов татарами называют. Вот у Барсеевых большая библиотека, может там нарою какой-нибудь материал или он посоветует где искать… В Карлыган Айша приезжала к родителям, заходила к нам. Она сказала, что вы в Питере встречались, дружили. Она не замужем, в Питере живёт, комната у неё там в общежитии, вдвоем с подружкой живут. Она думала ты дома в Карлыгане, намекала, что вы могли бы пожениться, комнату бы вам дали отдельную.

Рифат говорит:

-Да, мы встречались в Питере. Просто как друзья, как односельчане. К нам в институт как-то пришёл Киров (первый секретарь Ленинградского Обкома) просил посодействовать, помочь в ликвидации безграмотности: «Мы на «Скороходе» открыли вечернюю школу, преподаватели нужны, мне ваш декан посоветовал из среды студентов двоих, Сунчелеева и Корнейчука, подойдите ко мне. Сами решайте, кто будет математику преподавать, а кто русский». Мы решили, я буду математику преподавать, а Володя Корнейчук русский. Вот там на Скороходе я и встретил Айшу. Она там на фабрике работала, ну и стали встречаться.

Отец говорит:

-Может оставишь свою Дусю, да поедешь в Питер к Айше? Она такая симпатичная стала, городская, нарядная. Девушка сразу видно, ну и Питер не семь Колодезей. Сам Киров тебя знает. Ценили тебя там.

-Нет – говорит Рифат – мы уже расписались. Дом вот строим, сын у нас. Я уже к нему привык, он мне как родной. Семья уже.

Отец вздохнул.

Через некоторое время, после того как отец уехал, Рифат получил письмо от Володи Корнейчука, где тот сообщил, что Кирова убили и вообще гонения на Питерскую интеллигенцию. Розова нашего преподавателя по высшей математике и сопромату арестовали за что-то. Я думаю, что ни за что. Вот такие дела в Питере.

В 1939 году приехал Фуад, уже в Сейтлер в новый дом. Тоже ему не очень понравился Сейтлер, работа, Дуся. Тоже высказал Рифату:

-Может в Мамадыш приедешь ко мне? Отец продал дом в Карлыгане. Приезжал к нему Назим, он продал ваш дом в Карелии, отдал отцу половину вырученных денег, и мы купили дом в Мамадыше, хороший, большой. Может к нам поедешь в Татарию?

-Нет – говорит Рифат – я уж здесь устроился. А ты чем занят в Мамадыше?

-Я в райкоме комсомола работаю. И заочно в Казани в партшколе учусь. Как выйду из комсомольского возраста, партшколу закончу и по партийной линии пойду, во власть. Отец устроился в школу татарскую, с малышами работает, и учиться его заставили. Учится заочно в педучилище в Казани, мол, без специального образования в школе нельзя.

В конце 1939 года Рифат получил письмо от мамы, где она пишет, что отец умер. Так он и не осуществил свою задумку написать историю Татарии, не хватило жизни. В 1940 году Дуся родила сына, назвали Борей. Съёмку Рифат закончил, начал проект оросительной системы, планировку земель начали делать.

В 1941 году, летом, по радио объявили голосом Левитана, что началась война с немцами. Через какое-то время, приехал к Рифату Назим, говорит:

-Я дезертировал с фронта, не хочу воевать.

-Тебя всё равно найдут и посадят – говорит Рифат – а может быть даже сразу расстреляют. Дезертирство — это серьезное преступление, иди сдаваться добровольно, хоть под трибунал не попадёшь, может быть.

Пошли вдвоём в военкомат, сдаваться. Военком говорит:

-Ради уважения к твоему брату, не выдам тебя. Напишем, что тебя отсюда призвали. Завтра же отправляйся на фронт, как новый мобилизованный – потом к Рифату обращается – А тебя что не призвали? Ты ведь сапер по военной специальности. Через недельку приходи в военкомат, решим куда тебя отправить.

Через неделю Рифат явился в военкомат. Военком говорит:

-Ты по гражданской специальности гидростроитель. Начальство решило тебя не на фронт отправить, а наоборот в глубокий тыл. Поедешь в Баку, на Каспии платформу под нефтекачалку устанавливать. Вот тебе адрес.

Поехал Рифат в Баку по указанному адресу. Организация называется ОНИЛ (особая научно- исследовательская лаборатория). Оттуда его направили на остров Артёма, это километрах в десяти от Баку. На катере приплыли, вручили ему проект.

-Давай, начинай строить.

Рифат с такой работой был раньше незнаком, начал потихоньку изучать проект, осмотрел место, познакомился с рабочими. Показал ему бригадир его квартиру в четырёх квартирном двухэтажном доме. В квартире две комнаты, кухня, ванная, на кухне газ. Чудеса! Написал Дусе письмо: «Приезжай ко мне. У меня здесь замечательная квартира, считай в столице. С острова в Баку и паром, и катера, и лодки беспрерывно ходят». От Дуси пришёл ответ: «Нет. Не хочу жить в казённом доме. Только начали обустраиваться в своем. И вообще из своего родного Крыма я не хочу никуда уезжать».

В 1942 году, после года работы, Рифату дали отпуск. Дал Дусе телеграмму: «Встречай». Побыл в отпуске с Дусей и уехал обратно. Ему в Баку больше нравиться. Азербайджане похожи на татар, язык похожий, и люди приветливые, гостеприимные. Опять пишет Дусе письмо: «Может надумаешь всё-таки приехать сюда?» Дуся пишет: «Не получиться. Во-первых, я беременная, буду здесь рожать; во-вторых, немцы к нам в Крым пришли. Ты не вздумай сюда приезжать, они молодых мужчин, коммунистов, расстреливают. Ты не коммунист, но чем ты им докажешь. Ваню и Борю, отправила к маме в Семь Колодезей, а сама здесь, там ведь больницы нету, негде рожать. У меня тоже поселился гитлеровский офицер, поляк по национальности. Но ты не беспокойся он меня не трогает. Утром садится на свой мотоцикл и уезжает, целый день его нету, вечером приезжает с друзьями, сидят в передней комнате водку пьют и в карты играют. А я закрываюсь в своей комнате и сижу пока он не уедет».

В ноябре Рифат получил письмо от Дуси: «Родила девочку. Назвала в угоду тебе, татарским именем Зарема. Если тебе не нравится это имя поменяем». Рифат послал телеграмму: «Не меняй, очень красивое имя».

Весной Рифат получил письмо от Дуси из Семи Колодезей, конверт толстый. От Дуси коротенькое письмо на одном листочке: «Всей семьей живем у матери. Наш постоялец добрался до погреба со съестными припасами, все подъел со своими друзьями. В магазинах полки пустые, да и денег у нас нету. Водхоз наш не работает, а у мамы корова есть, курочки, огородик небольшой посадили, всего понемножку. На наш адрес пришло письмо от твоей мамы из Алма-аты».

Рифат вскрыл письмо матери на несколько страниц, по-татарски написано, арабским шрифтом: «Фуад работал политинформатором, ездил по разным фронтам. Пришла на него похоронка, погиб где-то (не написано где). В Мамадыше тоже в магазинах пусто, только самые необходимые продукты, и то за ними большие очереди. Поэтому Алмаз пошла работать грузчиком на вокзал. Работающим выдавали продуктовые пайки: муку, гречку, масло, тушёнку, сгущёнку. Этими продуктами она с нами делилась. В общем от тяжелой работы, от полуголодной жизни Алмаз тоже заболела и скончалась. Остались мы вдвоем с Юлдуз. Немцы уже на Волге воюют в Сталинграде. Театр, где работает Зифа решил эвакуироваться в Казахстан, в Алма-ату. Зифа тоже получила похоронку от Ризвана, мужа. И нас с собой взяла. Здесь в Алма-ате как будто нету войны, на базаре чего только не продают. Сидят молодые здоровые мужики, казахи. Мы же одна страна, как это они отвертелись от мобилизации? Меня Зифа пристроила билеты отрывать у входа в театр. Выделили нам помещение в бывшем кинотеатре, комнату нам выделили во дворе театра, наверно это был какой-то склад. Мы поставили печку буржуйку, живём как казахи: на полу едим, на полу спим. Зифа с раннего утра до позднего вечера в театре, а я раза два в неделю, когда представления идут хожу. А так целыми днями домашними делами занимаюсь. Зифа приходит на обед и на ужин. Юлдуз поступила в финансово-экономический техникум, учиться на бухгалтера. Приезжает домой вечером. Учатся они до обеда, а домашние задания в библиотеке делает, говорит на полу неудобно писать. Народу в театр приходит много, казахи, потому что казахского театра в Алма-Ате нету, а татарский язык они понимают. Зифа говорит: непорядок, как это в казахской столице, русский театр есть, а казахского нету. Развела бурную деятельность по организации казахского театра». Внизу письма приписка от Зифы, по-татарски, но русским шрифтом: «Скажи спасибо мне, я считай спасла их от голодной смерти. Мама твоя и сестренка реально голодали, тощие на ногах уже не стояли от слабости». И фотография в конверте: низенькая полная Зифа, а по бокам длинные тощие Араб и Юлдуз.

В начале 1944 года Крым освободили от фашистов. Рифат хотел поехать домой, но его не отпустили. Мол, закончишь работу, сдашь по акту, тогда можешь ехать. Может и надумаешь остаться, мы тебе отпуск дадим пока, съездишь домой. Когда Рифат закончил стройку, сдал, и поехал домой, подошёл к своему дому в Сейтлере, не узнал - нет ни крыши, ни дверей, ни окон, одни стены стоят. Пошёл в Семь Колодезей к теще. Среди бела дня Дуся лежит в постели, не похоже на нее, она обычно энергичная, деятельная. Подошёл к ней говорит:

-Что с тобой? Заболела?

Дуся откинула одеяло и Рифат ужаснулся - у неё нет одной ноги. Дуся рассказывает:

-Эти гады не успокоились, уже после того как их прогнали, они бомбили Крым. Бомба упала возле нашего дома. Я, дура, не догадалась в погреб спрятаться, выбежала с Боренькой на руках на улицу, осколками от бомбы нас поранило. Бореньке осколок попал прямо в шею, он сразу умер от потери крови. Меня увезли в больницу и вот. Осколок вынули, но пошло заражение, гангрена началась, ногу мне ампутировали. Вот такие дела. Хорошо, что я Зарочку у бабушки оставила. Ваня поступил в лётное училище, они не пострадали.

В Симферополе Рифат пошёл в водхоз восстанавливаться на своей прежней работе. Таранов говорит:

-Водхоз пока не работает, нас не финансируют. А кто ж без денег работать будет.

Тогда пошёл Рифат в военкомат. Военкомат его направил в Севастополь разминировать береговые сооружения. В Севастополе ему в подчинение дали несколько саперов, начали они работу по разминированию береговых сооружений Севастополя. Одна мина разорвалась недалеко от Рифата, осколок попал ему в самое мягкое место, положили его в больницу, прооперировали, десять дней пролежал в больнице. Когда из больницы вышел, саперы говорят:

-Мы уже почти закончили работу. Так что ты отдыхай, поправляйся.

А Рифата вызвали в Севастопольский военкомат:

-Есть для тебя дело по твоей гражданской специальности. Фашисты док подорвали, надо его восстановить. Ты же гидростроитель, вот выделяю тебе десять новобранцев, жалко молоденьких ребят на фронт отправлять, рабочими твоими будут. Бери их и командуй.

Два года Рифат работал на восстановлении дока и других поврежденных береговых сооружений. Поехал домой к теще. Дуся в больнице. Полежала там какое-то время, ампутация не помогла, умерла от заражения крови. Через некоторое время пришли на адрес тещи две бумаги, одна из военкомата, другая из паспортного стола. Пошёл сначала в военкомат, там ему вручили медаль «За трудовую доблесть в годы великой отечественной войны 1941-1945 годов». Потом пошел в паспортный стол. Паспортист, молодой парень, говорит:

-Ты че дядя Риф, татарин что ли? Совсем на татарина не похож. А у меня предписание всех татар выселить из Крыма. Так что ты должен за 24 часа Крым покинуть, иначе мне будет секир башка. Как это мы тебя упустили в 44м не депортировали? Очень сожалею, но такой приказ.

Что делать? Рифат собрался уезжать. Надумал в Алма-Ату ехать к маме. Куда же ещё? Теща собрала Зарочкины вещи, запекла им на дорогу курочку, пирожков, в общем собрала как положено. И поехали они с Заремой в Казахстан. Зареме было четыре года всего. У Рифата были деньги. Они как культурные люди билет купили, не так как другие татары ехали в скотских вагонах, без всяких удобств. До Саратова поездом ехали в общем вагоне, а в Саратове пересели на поезд Москва- Алма-Ата. На скорый поезд билетов не было, купили на «пятьсот весёлый», который останавливался на каждой даже самой маленькой станции. Ехали долго, около пяти суток, но были плацкартные места. Ехали по России нормально, а в Казахстане поезд останавливался в каждом кишлаке и набивались люди, видимо другого транспорта не было. Одни выходят, другие заходят как в общественном городском транспорте, бесцеремонно садятся на наши лавки, предлагают всякий товар: вяленую рыбу, верблюжью шерсть и прочее, в проходы набиваются. Вот почему он называется «пятьсот весёлый», потому что вместо пятидесяти набивается человек пятьсот и шумят, галдят, смеются.

Теперь в этой комнатушке в Алма-Ате уже пять человек, Рифат с Заремой добавились. Сразу на следующий день по приезду Рифат пошёл в «Минводхоз» насчёт работы узнать. Посмотрели его трудовую, диплом.

-Нам нужен такой специалист. Мы как раз думаем гидростанции строить небольшие под Алма-Атой. А то у нас вот вроде столица, а только одна ТЭЦ, электричество только в организациях, а население в темноте живёт. Мы предварительно выбрали места, а теперь набираем геодезическую группу для съёмок местности. Возьмёшься руководить геодезическим отрядом?

-Есть опыт подобной работы, возьмусь.

-Ну давай, отдохни до понедельника, а в понедельник поедем смотреть места. Может быть ты другое что посоветуешь.

В понедельник поехали смотреть. Рифат согласился с выбранными местами.

-Ну вот – говорит министр – тогда завтра же и начинайте работать.

И начали. Сначала он ездил каждый день километров пятьдесят на автобусе с инструментом, а потом решил инструмент оставить в конторе РайУОСа, которая находилась рядом с участком работ. Зашёл в контору, видит надпись сразу напротив двери, кабинет: «Начальник. Черненко Е. Е.». Когда зашёл в кабинет удивился, начальником оказалась молодая женщина. Здесь же в кабинете сидит маленькая девочка, примерно таких лет как Зарема. Девочка говорит:

-Хоть мама моя и начальник, а мы голодаем.

Рифат говорит:

-Не похожа ты на голодающую, вон какие у тебя пухлые розовые щёчки.

-Да мы едим одну картошку да картошку.

Рифат обратился к женщине:

-Можно у вас инструмент оставить?

-Оставляй – говорит – только не в моем кабинете, а у секретаря. Я редко бываю в кабинете, по колхозам езжу.

Рифат зашёл в кабинет секретаря, секретарь молодой парень. Оставил у него инструмент и поехал. Как-то зашёл опять в контору передохнуть, воды попить в жару, разговорился с женщиной. Она говорит:

-Я с мужем в разводе. Это моя дочка. А ты как? Семья есть?

Рифат рассказал ей про свою историю. Начальница и говорит:

-А может сойдёмся? Будет семья. Девочки подружатся, привози её познакомиться.

-Лучше ты к нам приезжай – говорит Рифат – Я познакомлю тебя с мамой, сестрой и тётей.

В один из воскресных дней, Катя, так зовут начальницу, неожиданно без предупреждения приехала, познакомилась.

-Ну что ж, - говорит мама Рифата – надо с кем-то семью создавать, одному плохо, и девочке мама нужна.

Зарема говорит:

-Не нужна мне чужая мама! И сестрёнка мне никакая не нужна!

-Ничего – говорит Араб – маленькая она, ничего не понимает. Привыкнет к новой маме.

Катя говорит:

-Ужас в какой вы тесноте живёте. Пусть они ко мне переезжают жить, у меня хоть и казённая, но большая трёхкомнатная квартира.

Так Рифат переехал к Кате. Зарема ни в какую не хочет ехать, устроила истерику, вцепилась в бабушку. Пришлось её оставить пока.

Через два года в 1948 году у Кати закончился срок отработки. Она говорит:

-Я поеду к своим родителям, в Куршаб. Это недалеко от Оша. Это областной центр в Киргизии.

Катя уехала. А Рифата не отпустили до окончания работ. Министр говорит:

-Сдашь работу, тогда можешь ехать. Да вообще странная у вас семья. Обычно жёны за мужьями едут, а у вас наоборот, муж за женой.

В свободное время бродяжка берет горсть сахара и уходит куда-то. Мужик подумал: «Может у него девушка появилась, сахаром ее кормит». Решил проследить за ним. Оказалось он в степь уходит, где кони пасутся, наблюдает там за конями. Парень любовался на коней и особенно приглянулся ему конь один - черный как смоль, а ножки до колен белые, как будто в белых сапожках, резвый, не стоит на месте, задирает других коней. Парень подошел к нему с сахаром, погладил его, конь принял сахар. И вот так каждый день он к нему ходил, к этому коню. Конь совсем к нему привык как будто он его хозяин. Даже позволил сесть на себя. Парень стал каждый день на нем носиться по степи.

Вечерами у речки на лужайке собираются молодые парни и девушки, гармонист среди них, играет на гармошке, песни поют. В доме мужика слышно, как они поют. Дед говорит парню:

- Что ты, молодой, сидишь тут со мной, выходи к ним, к молодым, веселись, не скучай.

Ну вот стал он выходить. Сначала просто наблюдал, а потом стал участвовать в играх. Играли молодые люди в незатейливые игры: жмурки, пятнашки, ручеек. Много молодых девушек красивых и особенно одна выделяется: высокая, стройная, личико белое, темноволосая с большими карими глазами и длинными ресницами, ротик маленький, губки пухлые, алые. Под гармошку они танцевали парные танцы, типа вальса, танго. Однажды он решился и пригласил эту девушку на танец, она не отказала ему.

Иногда, когда уже стемнеет совсем, образовывались парочки, отделялись от общей компании и прогуливались по парам. В один такой теплый летний вечер и наш парень решился, пригласил девушку прогуляться с ним. Она согласилась, ничего не подозревая, так как уже не раз ее приглашали другие парни прогуляться. Ничего - думает - прогуляюсь да приду, как обычно. Он ее привел в степь, а там стоял конь оседланный. Схватил он эту девушку, закинул в седло, сам вскочил на коня и помчался. Когда уже отскакали довольно далеко от станицы, девушка затревожилась, задергалась, заплакала, просит его вернуться, а он молча скачет во весь опор. Что девушке делать? Ничего не поделаешь, конь мчится во весь опор не соскочишь, да и парень одной рукой крепко ее прижимает к себе. Девушка думает: «Все пропала я. О замужестве и свадьбе я уже думала, но жениха еще не выбрала. Так как я самой красивой девушкой считалась в станице, парней за мной ухаживало много, да мне никто из них особо не нравился. Вроде все красивые, хорошие, а чувств ни к кому нету. 14 годочков мне всего, рановато замуж, думала может еще появиться парень, которого я полюблю».

А парню что оставалось делать - родители самой красивой девушки не отдадут ее за первого попавшегося бродягу. Девушка была единственной в семье девочкой у родителей. Были у нее братья, отец, мать, бабушка, дедушка. Она была любимицей в семье, все ее холили, лелеяли, работать сильно не заставляли, жили они в достатке. Братья ее были служивые, вроде кавалерии в запасе, пока в стране спокойно- занимались своими хозяйственными делами, а когда в стране какой-нибудь бунт или чужеземцы нагрянут, тут эта кавалерия казацкая и на передовую идет, бунты усмирять, чужеземцев гнать. Возле этого хутора земли полно, кто сколько может столько и обрабатывает. Так как у них семья большая, работников много, довольно большой участок земли они обрабатывали, птиц несчетное количество, свиней держали, корову. Кто ж такую девушку замуж отдаст-то за безродного бродягу, с которым даже и поговорить нельзя, языка не знает. И хозяин такого коня ни за какие деньги бы не продал, тем более бесплатно никому не даст. Оставалось только выкрасть. Братья догнали бы может быть его, но они наверно подумали, раз он с Кавказа, то погонит на юг, в свой родной Кавказ, а он погнал на север.

Долго ли они мчались, домчались до Саратовской губернии.

В Саратовской губернии нашлось село, где наш парень, с удивлением обнаружил, что он понимает, что говорят жители этого села, тут он и решил остановиться. Жители его расспрашивают: кто он? откуда? Он молчит. Только и сказал, что он с берегов реки Сунжа. Буква «ж» в татарском языке звучит мягко, почти как «ч». Так его и стали звать Сунчали. Что означает «с Сунжи». Жителям они понравились, красивая пара. Про себя он ничего рассказывать не желает, а может и не может - татарский язык понимает а говорить трудно. В деревне родились две версии: первая, женская, что они влюбленная пара, которым родители не разрешили пожениться; вторая версия, мужская, что он совершил какое-то преступление, может быть даже убийство и сбежал, боясь кровной мести. А девушка не могла ничего рассказать, так как не знала языка.

Деревня эта называлась Карлыган и жили в ней татары. Девушка только и сказала, что зовут ее Мариной, что она с Дона. Больше они ничего не поняли - в деревне никто не знал русского языка. С помощью карлыганских мужчин за один день построили баню, и стали они жить в этой бане пока дом строился. Пришел к ним мулла - негоже жить без благословения Аллаха, почитал над ними молитву, спрятали ее роскошные волосы под платок- вот и вся свадьба. Не о такой свадьбе она мечтала, готовила приданое, и семья готовилась, откладывала на пышную свадьбу. Каждое воскресенье ездили в город на базар, очень удачно продавали продукцию со своего хозяйства: уток, кур; возвращались с хорошими деньгами и со всякими подарками для своей единственной доченьки: всякие там сапожки, платьишки, украшения. Полно всего у нее было, а теперь ничего, все осталось. Вспомнила своих родителей, свой дом, свою кровать с перинами и подушками пуховыми, опять заплакала. Спим теперь в бане, принесли соседи два одеяла старых, на одном спим, другим укрываемся. К зиме построили довольно просторный дом деревянный, перебрались в дом пустой. Лес возле Карлыгана был большой, рубили кому сколько надо. Хозяйничали не так как в казачьем хуторе, там землю обрабатывали каждой семьей, а здесь одно огромное поле обрабатывали общиной, коллективно, всем селом. Мужики работали на этом общественном поле, а женщины, в своих небольших огородах, при доме. Сеяли в основном зерновые: пшеницу, овес, гречку и картошку сажали.

Марина скучала, здесь девушек не выпускали вечерами никуда, дома они все сидели. Как стемнеет спать ложились и очень рано вставали, работали целыми днями, в обед носили мужчинам в поле еду, вот и вся прогулка, а вечерами при свечах пряли, ткали, вязали.

… это мои пра прапрадед и пра прапрабабка…

Мне бы надо по закону знать свой род до седьмого колена по мужской линии, но Сунчали так ничего и не рассказал никому про своих родителей, только и знаю, что он жил где-то в бассейне реки Сунжа. А по обеим берегам реки Сунжи, вдоль почти всей реки, жили чеченцы. Единственное сомнение в том, что он чеченец - у него ярко голубые глаза, а у чеченцев не бывает голубых глаз, почти у всех черные глаза и волосы. Так что о своем предке в седьмом колене, я только и знаю, что он был чеченец и жил где-то возле реки Сунжа.

У Марины было одно единственное развлечение, как и у всех других девушек татарок - ходить к Ак-Булаку за чистой ключевой водой для питья. Девушки от этого ручья не очень торопились домой с водой, а болтали там. О чем они болтали Марина не понимала, но они так заразительно смеялись, что она смеялась вместе с ними, может быть и над собой. Девушки начали ее учить татарскому языку, вот такая у нее была школа - двадцать учителей и одна ученица. Постепенно она научилась говорить по-татарски и рассказала девушкам свое приключение. Девушки смеются:

- Ждала принца на белом коне, а появился шайтан на черном.

С конем беда - не дает себя впрягать ни в телегу, ни в соху. Он привык к войнам и парадам. Хозяин поскакал на нем в город на базар. Выгодно его продал. Вернулся домой в телеге и с простой неказистой лошадкой, впряженной в эту телегу. А в телеге самые необходимые в хозяйстве вещи, посуда и т. п. Марина опять заплакала - этот конь был единственное, что связывало ее с родиной.

Марина превратилась со временем в бабку Мару. Прожила она сто один год, умерла в 1915 году, значит родилась в 1814 году. Бабка Мара была достопримечательностью Карлыгына - единственная казачка, единственная долгожительница, необычное ее появление в Карлыгане. И смерть ее была необычной; поплелась она, в своем 101 летнем возрасте с молодыми девушками в лес по ягоды. Ягод в лесу было тьма и особенно много было смородины, отсюда и название деревни – Карлыган, что в переводе означает «смородина». Один парень, решил подшутить над девушками - нарядился среди жаркого лета в тулуп мехом наружу, шапку меховую надел и выскочил из кустов смородины на эту группу девушек во главе с бабкой Марой, рыча как медведь! Девушки с перепугу побежали в рассыпную в разные стороны, а бабка Мара, наоборот, застыла от испуга на месте как парализованная, двинуться с места не может. С помощью девушек кое как доплелась до дома, легла в постель, а на следующее утро обнаружили ее мертвой.

Когда мой предок ее выкрал ей было 14 лет. Значит в Карлыгане они поселились в 1828 году. Так что Карлыган древнее село. Сунчали так и прожил, как говорит Марина, без имени, только с кличкой. Все его так и звали Сунчали да Сунчали, а он и не обижался. Работал себе да работал молча на общественном поле со своей рабочей лошадкой. Вечерами дома до темна: дрова рубил, небольшой огородик вскопал, посадил кое-что. Прожил он недолго. Пошел ранней весной в лес по дрова, одежды и обуви теплой у него не было, шел мокрый весенний снег, весь промок, кашлял, лечила его знахарка всякими травами, но ее лечение ему не помогло, он умер. Было ему 35 лет. Родилось у них двое детей, старшего сына назвали Юсуф (мусульманским именем), а младшую девочку назвали Марией (христианским именем) по желанию Марины. Но мулла, когда записывал в своей книге, записал ее на татарский лад – Марьям.

Когда Сунчали умер Юсуфу было всего 12 лет, остался он один мужчина в доме. В Карлыгане в поле работали одни мужчины, женщинам не принято было находиться среди мужчин. Собранный урожай ссыпали в одно большое помещение, называемое «магазей» и потом делили между работниками, так что Юсуф объявил маме:

-Придется мне идти работать, не побираться же нам.

Марина посмотрела на него с грустью: такой мальчик красивый нежный как девочка, худенький, личико бледное, один остренький носик да большие голубые глаза, волосы русые кудрявые обрамляют его нежное личико. Когда он был маленький, волосики у него были совсем белые, а сейчас немножко потемнели. Так ей его стало жалко, не хотелось ей отправлять его в поле на тяжелую работу. Думает: «С такого красивого мальчика только иконки писать, чистый ангел, какой он работник». Заплакала она. Мужа похоронила плакала. Да что делать. Других мужиков в семье нет, мама да маленькая сестренка, надо их кормить. Пошел он на работу в поле вместе с лошадкой. В обед понесла Марина ему еду и увидела, что не один он в таком возрасте работает, много мальчиков со своими отцами работают, чтобы побольше получить. Немножко успокоилась.

Когда Юсуфу исполнился 21 год, он привел в дом девушку татарку с приданным, с коровой. Девушка ростом маленькая, худенькая. Марина подумала: «Вот еще один ребенок в доме». Но она ошиблась, девушка оказалась очень работящей, энергии хоть отбавляй. Утром рано встает и до вечера крутится: корову доит, кормит, завтрак готовит, полы до бела драит, постель сушит, вытряхивает, пыль вытирает. Марине только осталось обеды готовить. Очень чистоплотная и работящая оказалась, хотя по виду как ребенок. Юсуф высокий, она ему до груди не достает. У Юсуфа родилось пятеро детей, среди них мой прапрадед Ахтям. Юсуф получается был на половину казак на половину чеченец, а Ахтям уже на половину татарин и по 25 процентов донской казак и чеченец. Марина всех учила русскому. В доме разговаривали они все по-русски, как выйдут на улицу - по-татарски. Так что все в нашем роду знали два языка- татарский и русский.

Когда Ахтяму исполнилось 20 лет, он решил уйти из семьи, начал строить свой дом. Дом он построил с помощью всех карлыганцев, как обычно, быстро, месяца не прошло. Дом был попросторней родительского – одна большая комната и две небольшие спальни. В большой комнате они готовили, обедали, работали, а в спальню уходили спать. Когда дом был готов, его мама пошла по деревне подыскивать ему жену. Нашла на свой вкус: высокую, полную, белую, и семья не бедная. Кроме работы на общественном поле, эта семья разводила тонкорунных овец. Ахтям, уходя из родительского дома, забрал теленка и жеребенка, потомство той самой кобылки и приданной коровы; а невеста в приданое пригнала несколько тонкорунных овец, прялку, ну и кое-что для дома. Мама Ахтяма не хотела такую свадьбу как у себя, простую, решили позвать гостей, сделать угощение. Мужчины собрались в новом доме Ахтяма, а женщины в доме невесты. У Ахтяма родилось 10 детей. Жена Ахтяма была большая любительница поесть сама и любила кормить всю свою большую семью, наверно поэтому все дети росли здоровенькими, крепенькими. Как только им исполнялось 10 лет мальчики шли на общественное поле работать, а девочки нянчили младших и делали всю работу по дому. Оказалось, овец очень выгодно держать. Когда наступало время стрижки овец, приезжали стригали, забирали шерсть и хорошо платили за это. Ахтям скопил денег, совершил паломничество в Мекку. Теперь он имел право носить чалму – атрибут святости, и стал на арабский манер брить голову на лысо и отпустил бороду. В Мекке ему посоветовали средство для укрепления и лучшего роста бороды, это средство окрашивало его бороду в рыжий цвет. Поэтому он стал очень отличаться от других карлыганцев: с ярко-голубыми глазами, унаследованными от своего деда и отца, и рыжей бородой. Люди зауважали его. Так как он выглядел намного представительней старенького и маленького муллы. Стали Ахтяма приглашать на такие события как рождение, свадьбы, похороны. Так как Ахтям не знал грамоты, не умел читать и писать, он на память от муллы выучил нужные молитвы для этих случаев. Это тоже было выгодно. Ради таких случаев люди не жалели денег и подарков для муллы, так как очень верили в чудодейственную силу этих молитв, особенно от человека, посетившего святые места.

После отмены крепостного права, в России все жители страны стали государственными, и решили провести перепись населения. В Карлыгане тоже появился переписчик, русский. Спрашивает у людей: «Имя?» Ему отвечают: «Абдулла». Переписчик спрашивает: «Фамилия?» Отвечают: «Хали улы» (сын Хали). Переписчик переделывает на русский лад, пишет: «Халиуллин». «Наби улы» (сын наби), переписчик пишет «Набиулин». Вот так образовались основные татарские фамилии. Переписчик спросил у Ахтяма фамилию отца, он подумал и сказал: «Сунчали». Переписчик на русский лад переделал, написал: «Сунчелеев Охтям». Так образовалась наша фамилия. У моего пра прапрадеда была только кличка «Сунчали», то есть с берегов реки Сунжа. А у моего прапрадеда появилось имя – Юсуф. А у моего прадеда появилась фамилия - Сунчелеев.

Еще одно событие в Карлыгане произошло, после отмены крепостного права - появились новые люди и начали отвоевывать у леса пространство для жизни. Из срубленных деревьев строят себе дома. Пни выкорчевали, начали распахивать землю. Сказали, что они финны по национальности. Может быть это были освободившиеся крепостные, а может быть такие финны которым надоело жить в очень холодном климате, решившие перебраться в более теплые места. Русские назвали их мордвой, наверно потому что они были в основном круглолицые – мордастые. Так появилась новая нация в России – мордва. А у Карлыгана появилась приставка Эски (старый Карлыган). А где поселилась мордва назвали Новый Карлыган, в народе называли его Мордовский край.

Среди 10ти детей Ахтяма, наш дед Закир был самым слабеньким из всех детей, худенький с большими голубыми глазами, кудрявый, точная копия своего деда Юсуфа. Наверно поэтому, бабка Мара очень его полюбила, учила его русскому языку, подкармливала. Очень красивый был мальчик, нежный похожий на девочку, не очень пригодный для тяжелого крестьянского труда. Может быть поэтому Ахтям решил из него сделать муллу, так как действующий мулла был уже очень старенький и больной, а сам он был безграмотным. Молитвы то он читать умел в особых случаях, а записывать в книгу не мог. Когда Закиру исполнилось 12 лет, он повез его в Крым, устроил в турецкое медресе. В медресе Закир проучился 4 года. Точные науки там не преподавали, научили только четырем действиям арифметики, но зато очень серьезно обучали языкам- турецкому и арабскому. Серьезное внимание уделяли каллиграфии, очень красиво учили выводить арабскими буквами слова и предложения, в основном из Корана. Так что после окончания учебы дед знал четыре языка: татарский, русский, арабский и турецкий. Самым главным предметом было конечно подробное изучение Корана. Многие выдержки из Корана заставляли учить наизусть. Еще большое внимание уделяли истории Египетского и Османского ханства. Так что дед в общем вышел из этого заведения довольно образованным человеком. Учился он хорошо, кроме документа об окончании медресе, получил еще похвальную грамоту за отличную учебу. Еще он каким-то образом познакомился в Крыму с русским мальчиком, Барсеевым. Когда у него было свободное от учебы время, он не гулял по городу, как другие мальчики, а проводил время в доме Барсеевых. Там он получал как бы второе светское образование. Семья его была, наверное, из интеллигенции, у них была большая библиотека в доме. У них он впервые увидел большой глобус, стоящий на полу. При помощи этого глобуса, и с помощью русского друга он изучал географию. Узнал какие существуют материки, страны, крупные города и т. п. Еще тот мальчик научил его писать русскими буквами. Они читали книги, там он узнал многих русских и зарубежных писателей. Когда Закир уезжал домой, Барсеев подарил ему несколько книг. До этого в доме Ахтяма уже была одна книга- Коран, который он привез из Мекки. Он стоял просто для красоты, никто в доме не умел читать. Теперь Ахтям заставлял каждый вечер Закира читать Коран. К этому Корану добавились книги, которые подарил Барсеев. Так было положено основание нашей библиотеки. Закиру больше нравилось читать русские книги: Пушкина, Лермонтова, французского Дюма. Во время учебы Закира в медресе мулла умер, обязанности муллы выполнял теперь Ахтям. Книги записей он взял домой у муллы, но в них ничего не записывал. Около 2х лет никто не записывал родившихся, умерших и т. п. И другая книга в которой вели записи сельскохозяйственной продукции также не заполнялась. Теперь он передал эти книги Закиру:

-Я всех умерших, родившихся, приехавших наизусть помню. Я все тебе расскажу, а ты записывай.

Закир ходил с ним на совершение различных религиозных обрядов. Ахтям читал молитвы, а Закир записывал. И стал он еще общинным счетоводом. Староста освободил его, как и прежнего счетовода, от сельскохозяйственных работ. Теперь у него была маленькая конторка в помещении магазея. Его обязанностью было считать, записывать сколько собрано урожая, кто сколько проработал, кому сколько положено, в общем был счетоводом в общине. Было ему в ту пору всего 16 лет. Это был 1896 год. Закир был единственным грамотным человеком в Карлыгане. Уважаемым человеком, завидным женихом. К тому что он был очень хорошо образован, еще был очень красив, высокий, стройный, с тонким интеллигентным лицом. Когда ему исполнился 21 год, он сам себе выбрал невесту, не так как было принято раньше - невест и женихов выбирали родители. Жениться он решил на дочери кузнеца Ибрагима. Женился в 1901 году. Уже существовали фотографии. Я помню у моей тети Юли, на серванте стоял портрет молодого деда Закира с невестой Араб.

У деда лицо тонкое, большие глаза, тонкий нос, худое овальное лицо, тонкие губы, под носом небольшие усы щеточкой, на голове турецкая феска с кисточкой. Портрет не цветной, но видно, что глаза светлые. А рядом с ним девушка с пухлыми щеками, такое лицо широкое, но миловидная, глаза большие темные с длинными ресницами, красивой формы небольшой рот с пухлыми губами и густые темные волосы. Видела еще в тете Юлином альбоме фотографию, видимо сделанную в тот же самый момент, потому что они были в той же одежде, в полный рост. Девушка сидит на стуле, а Закир стоит рядом, положил ей руку на плечо. Закир в удлинённом пиджаке и брюках темных, белой рубашке и белых ботинках. Араб сидит, и сидя почти достает до его плеча, так что она очень высокого роста, хотя и он не низенький, а она, видимо, даже выше его: полная, белокожая, в длинном темном платье в мелкий цветочек с белым кружевным воротником ручной вязки или вологодского кружева. По одежде видно, что они не бедная семья, с доходом средним или даже выше среднего.

У Закира и Араб посреди потолка в большой комнате был крюк, на этом крюке висела люлька. Эта люлька не пустовала - только один из этой люльки вырастал, его место занимал другой ребенок. У Ахтяма родилось 10 детей и у Закира 8. Каждые два три года рождались у них дети. У Закира с Араб в 1905 году родился первенец Рифат, он умер во младенческом возрасте; В 1907 родился Нагим, он тоже умер во младенческом возрасте; в 1909 году родился Рифат №2 (мой папа). В 1911 году родился Фагим; в 1913 родилась Гифат, она умерла во младенческом возрасте; 1916 году родился Фуад.

В 1913 в Карлыгане появился землемер, воплощать стал «Столыпинскую реформу» в жизнь. Сначала он землю мерил, делал геодезическую съемку земли при помощи специальных инструментов, наносил все на карту, а потом начал делить землю, по семьям, по количеству мужчин в доме. Кому-то попадался хороший участок, пашня обработанная, кому-то овраг, кому-то кочки. Начались обиды, ссоры, недовольства. Собрались все мужики и высказали недовольство этому землемеру в глаза – мол, убирайся отсюда! Не нужны нам никакие реформы! Мы хотим спокойно жить по-старому, как привыкли. После этого землемер пропал. Через какое-то время приехали следователи, нашли труп землемера в лесу. Начались допросы, нескольких Карлыганцев увезли в город, там допрашивали «с пристрастием», а из города они приехали побитые. Но никто не признался, в совершенном убийстве. А может кто-то и знал, да не выдал земляков. Так это дело замяли, за недостатком улик.

В начале 1914 года приехали в Карлыган военные, объявили, что началась мировая война. И мол все от 18 до сорока лет, собирайтесь воевать. Вызвали почти всех мужчин в город на медкомиссию. Один из братьев Закира, решил использовать старый метод: натер себе глаза крапивой, и сказал, что у него очень плохое зрение, больные глаза. Его освободили от мобилизации, но он остался на всю жизнь слепым на один глаз. Закира не призвали, может быть потому что он был единственным грамотным человеком. С этой войны, через год те Карлыганцы, которые остались в живых, вернулись инвалидами: кто без руки, кто без ноги, кто слепой, кто контуженный на всю голову.

А в 1917 году произошла революция, так что уже было не до «реформ Столыпинских». В 1918 году появился в Карлыгане красноармеец – пропагандист. Начал уговаривать добровольно вступать в Красную Армию. Вечером после полевых работ собрались мужики в помещении. За столом напротив окна сидел этот пропагандист, в помещении сидели мужики на досках, поставленных на табуретки. Дед сел в первом ряду прямо напротив пропагандиста. Как только он сделал такое предложение, мужики за спиной Закира зашумели:

-Не хотим мы вступать ни в какую армию!

-Сам воюй если хочешь!

-Нам все равно: хоть белые, хоть красные, хоть желтые, хоть фиолетовые; мы хотим спокойной жизни, лишь бы нам не мешали пахать и сеять.

-Мы умеем только сеять и пахать, стрелять мы не умеем, - послышался спокойный тихий голос одного мужика – толку на войне от нас будет мало. Только покалечимся и не сможем потом сеять и пахать. Что жрать будете?

Только он это сказал, послышался звон разбившегося стекла и у Закира прямо возле уха просвистела пуля. Попала прямо в лоб пропагандиста. Головой он упал на стол, задергалась голова несколько раз постучала по столу и затихла. Кровь брызнула на Закира. Так и не узнал бедный пропагандист как Карлыганцы не умеют стрелять. Опять приехали следователи, начали всех допрашивать. Никто не признался. Никто не выдал меткого стрелка, хотя наверняка знали, кто лучший охотник на деревне. Решили свалить на мордву- мол, у нас нету ни у кого ружей, никто стрелять не умеет. Мордовцы говорят:

-Мы даже не знаем этого пропагандиста, к ним татарский пропагандист приехал, а у нас свой был, русский.

Но и с татарского края и с мордовского, нескольких особо подозреваемых забрали в город, там опять допросили «с пристрастием». Опять ничего не добились. Доказать ничего не смогли, дело закрыли. Но мордву сильно татары разозлили, за то, что на них хотели свалить убийство. Собрались мордовские мужики и пошли войной на татар. Татары дали им отпор. Завязалась жестокая драка. Были убитые и с той, и с другой стороны. Кто-то послал срочную телеграмму в полицию. Приехала конная полиция, начала разгонять дерущуюся толпу. Еще досталось мужикам от конских копыт и от нагаек полицейских. Хлестали толпу нагайками по чем попало, по лицу, по голове. Еле-еле разогнали. Пригрозили всех отправить в Среднюю Азию на войну с басмачами. Мол, хотите драться, деритесь с врагами, а не между собой. Драки прекратились.

В 1919 году брат Закира, Зариф, пришел к нему со своими двумя детьми, мальчиком Камилем десяти лет и девочкой Хайрией восьми лет, и говорит:

-Я надумал в Турцию уезжать. Эта революция наверно надолго продлится, не хочу я никаких войн, никаких революций. Мы с женой уедем в Турцию. Детей пока не возьмем с собой, пусть у тебя поживут.

-Ну пусть поживут, одним меньше, одним больше.

Брат Закира уехал в Турцию с женой. Через два года, в 1921 году, он вернулся из Турции, чтобы забрать детей. Хвалит Турцию:

- Люди там живут богато, возможностей заработать много, кредиты выдают на свое дело. Но у меня пока нет гражданства, я на фабрику мужской одежды устроился, а как получу гражданство, возьму кредит и своё ателье открою. А пока подучусь. Зарплаты хватает. Может и ты поедешь, тебе легче устроиться с твоим «дипломом» муллы, да еще с турецким. Ты человек образованный. В Турции тоже не очень много образованных людей. Тебя везде возьмут.

Закир подумал, посоветовался с женой, с отцом и решился ехать. Поехал с ним в Турцию, пока один. Мол, устроюсь потом семью заберу. Два года его в Карлыгане не было, в Турции гостил, потом в Крыму у своего друга Барсеева. В Турции он договорился в двух местах на работу: в мечеть, и в школу. Пришел к брату домой, брат ему говорит:

-Конечно муллой лучше. На всякие обряды, свадьбы, похороны и тому подобное турки денег не жалеют, разбогатеешь. А в школе не разбогатеешь, диплома специального педагога у тебя нет, а в этой школе, в которую тебя взяли, учатся дети бедняков, зарплата там маленькая.

Закир отвечает:

-Не лежит у меня душа к профессии муллы, мне больше нравится учить. Я ведь два года, пока тебя не было, учителем работал в Карлыгане. Мне понравилось. Школу открыли в пустующем доме, я сидел за столом на табуретке, а ученики мои на полу. Рассказывал им все чему сам научился. Выделили мне немножко денег. На мебель не хватило, но тетрадок и карандашей кучу привез. Ученики у меня были от шести до шестидесяти лет. Собирались вечером после работы в поле, и до темна. Ночью уже выходили со школы. Я им показывал на небо, на звезды и говорил, что эти звезды, это не лампочки, а такие же планеты, как наша земля, и они не сами светятся, а отражают свет солнца. И если на этих планетах тоже кто-нибудь живет, то наша планета им кажется такой же светящейся звездочкой. Ученики меня слушали, разинув рот, забывали про ужин и домашние дела, битком набивались в помещение. Очень им нравилось учиться, а мне еще больше нравилось учить их. Так что я, наверное, в учителя пойду. Деньги не главное в жизни. Главное, чтобы тебе нравилась твоя работа.