Podlopes

Уважаемые жители города Москвы! Будьте осторожны и внимательны! В нашем городе участились пропажи домашних животных.

По данным нескольких новостных сайтов, Кандидат в Президенты Алексей Навальный испытывает очень большую любовь к домашним питомцам, в частности к собакам. По неподверженным данным, Алексей Навальный хватает домашних питомцев прямо на улице, силой заталкивает их в багажник и увозит в неизвестном направлении. Что он делает с ними дальше не известно.....но вряд ли что то хорошее

Официальных комментариев от Алексея получить не удалось.

По мотивам https://www.youtube.com/watch?v=PEzT3pWlo3U&t=3s )))

Отрывок из произведения Беркем аль Атоми каратель. Очень атмосферная книжка.Сюжет примерно такой: в России удался Ливийский сценарий,только намного страшней. Немного Жестковато,но не сильно(Есть ненормативная лексика)

Как все быстро… Вот уже и нет даже понятия, что была когда-то Страна, что хуева туча людей строила, жила в ней, отмахивала Страну от врагов, что это были такие же люди… Ахмет остановился, как громом пораженный…Вот как бывает. Когда начинаешь кому-то разжевывать, и сам вдруг все яснее понимаешь… Ахмет вспомнил, ярко-ярко, как еще при этом, мелком-бледном, по ящику крутили рекламу какого-то дерьма, не то водки, не то пива: "Ведь страна - не страницы истории,/Не границы и не территории…"…Сука, а ведь тогда, тогда еще, за столько лет все ясно было! Ну что, что мешало-то, а?! Все еще живы были! Даже армия какая-никакая, а была ведь, была! Мусора не все еще оскотинели тогда, и главное - все живы были, и всю эту пидарасню, тащившую нас под молотки, можно было вымести из нашей, нашей Страны в один день. Как мы забыли, что это НАША Страна, а не всей этой московской-америкосовской шоблы… Ахмета едва не порвало на части от брезгливой ненависти к себе тогдашнему. Каким только дерьмом не морочил себе голову, страшно вспомнить… Машины какие-то, деньги, понты корявые……Главное, как это называлось - "Хочу жить по человечески". Не, сука, надо же! Хотя че, вон, некоторые и в жопу долбятся, а людьми себя назвать язык поворачивается. Тьфу, сука, грязь, грязь дешевая, поганая безмозглая помойня! Ничего человеческого не было, ни одной мысли, ни одного поступка, ничего… Трусость и тупость. Слизь, бля… Тут Ахмет почувствовал, что задыхается; оказывается, он сидел, согнувшись к самым коленям, переполненный самой жгучей ненавистью, которую когда-либо испытывал. Странно, только что ни малейшего намека, и вдруг едва не пополам разрывает. Собрав все силы, он затолкал бешено ревущее пламя куда-то в глубину себя, и с облегчением перевел дух. Какие-то звуки настойчиво толпились за краем внимания, пытаясь просочиться внутрь.

– Старый! Старый, ты че, ты не это, не помирать собрался?

– Не-е-ет, Сереж… - тихо просипел Ахмет сдавленным, чужим голосом. - Хуй вот я вам суки сдохну, хуй вам, во все ваше рыло поганое! Рано, с-с-суки… Вы еще ништяка хапнете, хапнете…

– Ты че, Старый? Я думал, помрешь щас. У тебя морда как пачка от "Примы", и че-то шипишь там сидишь, я аж испугался! На вот, это, остынь…

Ахмет бросил взгляд на искренне обеспокоенного Сережика, протягивающего ему зажженную сигарету, прикоснулся к его человеческому, и его едва не скрутило по-новой. Пацан, которого он своими руками загнал в подвал, спокойно дал убить его родителей, лишил, по сути дела, всего - искренне сочуствовал ему, не желал его смерти. Безо всяких там, чисто от души. Ахмет очень ясно понял - его детство, счастливое и безопасное, с горячей водой в кране, с докторами в больничке, которые, если че, всегда были готовы остановить кровь и зашить рану, с кинотеатром и мороженым - все это не упало с неба; это не берется само из ниоткуда. Это сделал кто-то большой и добрый, который не зная ни самого Ахметзянова, ни его маму, сделал больничку и кино, заасфальтировал дорожки, привез мороженое, поставил в детском парке качели и позволил маленькому Ахметзянову всем этим пользоваться; и самое главное - он отогнал врагов так далеко, что Ахметзянову до самой армии враг казался такой далекой и нереальной абстракцией, что было даже смешно.

А теперь Ахметзянов подрос. И вот сидит в грязном подвале, и рассказывает маленькому Сережику, как ему жить дальше. Посреди руин проебанной Ахметзяновым и растащенной крысами Страны, остатки которой крысы внагляк продавали врагу, а Ахметзянов тогда, все прекрасно зная, заботился о том, чтоб "жить по-человечески". С машиной и домашним кинотеатром. Из груди Ахметзянова снова вырвался полустон-полурычание:

– Сука я позорная, Сереж, су-у-ука…

– Ты че?! Старый, да ты че сегодня, это, че с тобой?

– Опомоен я. Навсегда, пока жив. И Кирюха, и Санька, да все, чего там… Проебали мы свой Дом, проебали… - тут Ахмет снова собрался.

…Не хватало еще, чтоб малой видел все это дерьмо. Дерьмо и сопли. Гляньте только - урод просрал то, что должен был сохранить, .......................

...........................................................................................................................

– Сереж, вот ты говоришь, "че с тобой". Со мной простая вещь - я обосрался по полной. Сейчас я вспомнил, как я обосрался, и мне ***во, очень хуево. Я чувствую себя овцой. Вот ты не помнишь, а мы все жили в огромной Стране, сильной и богатой. И мы проебали ее, как последние позорные бараны. Знаешь, где мы лоханулись? Мы согласились терпеть рядом крыс. Когда хавки много и никто не прессует, человек становится тупой и ленивый, он перестает понимать, где живет и почему еще жив. Он забывает, что крыса рядом - это смерть, и спокойно ходит рядом с крысами, и сам стает крысой.

– Старый, но ты же не крыса?

– Я… Я просто не успел, Сереж. Но начал хвост ростить, начал. Знаешь, как нас развели? Не зашугали. Если б начали хоть вполсерьеза шугать, то мы, наверное, и в отмашку пошли бы, не стерпели. А в отмашку мы ходили славно, Сереж. У твоей Страны не было равных в драке, мы всех раком ставили, любого, запомни это.

– А как тогда вас это… ну, развели?

– Нас потихоньку превратили в крыс. Ну, не всех, конечно, только наших старших. Их потихоньку купили, как банку тушняка. У нас был старший, Сталин, он последний некупленный был. А после него… Ну, я тебе потом как-нибудь расскажу.

– Не, а как с крысами-то? Почему их на ножи не поставили-то?

– Хе, "на ножи"… Понимаешь, у крыс какой ход? Есть крысы, такие норма-а-альные, жи-ы-ырные; и те, кто хочет ими стать. Вот у хозяек так все устроено, по крысячьи. Человеком у них быть нельзя, тебя толпа порвет, в тюрьму ли, в дурку ли закроет; найдут способ. Хуже всего, что даже не порвет, а не даст жить, и все. Засрут голову с малолетства, и куда денешься… Вот и нам засрали. Потихоньку, не сразу. А потом все больше и больше, все больше и больше… Мы тогда как дурные ходили, крысы головы поднять не давали. То кризис, то ***зис… Причем, знаешь, Сереж, никто, главное, никого не резал, не прессовал. Никто даже не заставлял никого ниче делать. Не хочешь по-крысячьи жить? И не надо, дорогой! Никто не заставляет! Иди и сдохни с голоду, твое дело. А если жрать хочешь - будь добр, пищи как крыса. Никого не волнует - на самом ты деле пищишь, или только притворяешься, главное, чтоб пищал… А потом хозяйки пришли. Не сами, сами никогда б не смогли, в крови б захлебнулись. Их наши крысы притащили, Страну дожрать, да последних людей в свою масть опустить… Ладно. Так долго можно вспоминать. Толку-то.

– Да не расстраивайся, Старый. Все равно уже все сделалось. Че теперь.

– Эт точно… Короче. Это главное. В твоем Доме даже мысли быть не должно ни у кого, что у тебя можно украсть и жить дальше. Крошку скрысил - все, на ворота, без обсуждений. Кто бы не был. Когда человеку дают украсть, то остановиться он не может, будет воровать всегда. Он другим стает, гнилухой. И гнилье в нем растет, остановиться не может оно, пока весь человек в оконцове не станет крысой. Самая жопа в том, что человек не замечает, понял? Он всегда думает - а хули, я парень нормальный же, ну, скрысил деху - с кем не бывает? Раз не пидарас, типа. А потом - раз да еще раз, и все, видит в один момент: ептыть, а ведь я - крыса! Бля! И раз, думает такой, уже в курсах, что он крыса - ну и хули? Че мне теперь, пойти да вздернуться? Нихуя! Буду жить дальше. Хрен с ним, буду жить крысой. Раз уж так вышло. Это значит - все, Сереж, ****ец. Нет больше человека, а есть только крыса. Полная и окончательная. А крыса уже и думает по другому, не по-людски. Она будет думать, как тебя замочить - по бабски, вподлую, и скрысить вообще все. Понял, товарищ главнохозяйствующий? Крыса в твоем Доме - это твоя смерть. И всех твоих…

– А вот Сан Иналыч не воровал! Хотя мог, ващще легко! - запальчиво перебил Сережик, гневно уставившись на Ахмета. - И че, только оттого, что он Кирюхиного спроса ссал, хочешь сказать?!

– Санька человек был, и тебе повезло, очень повезло, что ты под его рукой жил. Запомни - люди сами по себе людьми не рождаются. Многие вообще такие родятся, что лучше сразу башкой об угол, пока нагадить никому не успел, но это мало кто видеть может. Люди понятия от других берут. И Сашке кто-то понятия дал, давно. Потому он и жил, и прижмурился человеком, а не крысой. Ладно, отбой первый рота. Если раньше встанешь, толкни."

Не большой любитель жанра про попаданцев и альтернативной истории (99% процентов  всех этих книжек дерьмо и шлак ) ,но это  произведение явно исключение из правил. Видно что автор старался.  Вот Небольшой отрывок

........................................

Товарищ Сталин не спал. О, сколько песен, картин и школьных сочинений воспевало бессонные думы Вождя о благе Советской Страны!Сколько строчек, и искренних, и липких от сочащейся с медового языка слюны воспевало горящее в Кремле окно! Ну, положим, охрана Кремля дело знала, и превращать Отца Народов в возможную мишень для засевшего где-то на крыше ГУМа с винтовкой врага никто не собирался. Настоящее окно выходило совсем в другую сторону и находилось ниже кремлевских зубцов.

Но легенда о бдящем в ночи Вожде широко шагала по полям необъятной страны, культивируемая заботливыми агрономами с добрым прищуром глаз. Ибо была политически верной.

В конце концов, большинству людей необходим мудрый и могучий защитник, последняя апелляционная инстанция перед лицом трудной и зачастую страшной жизни. Лучше всего на эту роль, конечно, подошел бы бог. Но поскольку наукой установлено, что бога нет, вакантное место может занять только человек. Человек, который в сознании народа сам становится богом.

Всеблагим.

Всемогущим.

И он, Товарищ Сталин (можно было бы перечислить для красоты все его многочисленные должности – но зачем?) был именно таким.

До сегодняшнего (а точнее, уже вчерашнего) вечера.

Лежащая на столе картонная папка, заложенная вместо закладки ярко-красным лоскутом. И часы. Сталин знал, что именно отсчитывают мерно сменяющие друг друга темно-серые цифры на жемчужном фоне. Они отсчитывают секунды его, Товарища Сталина, жизни.

Ему была невыносима сама концепция смерти. Его собственной физической смерти. Он давно составил свое мнение о загробной жизни – в шкворчащие котлы и райские кущи он не верил ни на грош. Потому и ушел из семинарии. Он строил свою загробную жизнь иначе – она должна была продолжиться в строчках книг на библиотечных полках, в грохоте заводов и фабрик, в отблеске штыков непобедимой Красной Армии. Да, фундамент его бессмертия обильно смачивался людской кровью. Но что с того? Павшие за правое дело так или иначе отвоевывали свою долю вечной жизни, а уничтоженные враги… Кто заботится о врагах?

К тому же сама суть его бессмертия не имела ничего общего со спрятанной за семью морями Кощеевой иглой. Она растворялась в грядущей счастливой (да, счастливой!) и гордой жизни миллионов и миллионов граждан Великой Державы. Такую основу не по силам сломать никому.

Никому… Кроме сумасшедшего жалкого человечка со странной, нелепой, звучащей как похоронный звон профессией – «Веб-дизайнер». Даже в столь подавленном состоянии Сталин не мог не отдать должное… врагу? Нет. Никакой враг не мог бы разрушить дело всей его жизни так внезапно и надежно. Странный пришелец был посланцем иной, нечеловеческой силы, пресловутого Рока, ужасавшего еще сотни и тысячи древних мудрецов и гениев. Самое смешное – он даже и не понимал, что в доставленном им послании было самым важным.

Та дата, которую из последних сил выкрикивал на допросах этот человек – двадцать второе июня этого, сорок первого года, – не имела никакого значения по сравнению с какого-то там марта пятьдесят третьего. То, что точный день смерти его, Сталина, этот невозможный, с точки зрения диалектического материализма, человек не запомнил, было особенно обидно, но почему-то убедительно. А что до войны… В конце концов, этот бесноватый (он сам ввел это слово в оборот, как и многие до того, но этим он гордился особо) ефрейтор когда-то все равно должен был напасть. Да и сама дата уже мелькала и в донесениях разведки, и в «доброжелательных» посланиях заклятых друзей. Правда, в некоротком списке других дат, многие из которых уже прошли.

Собственно говоря, ОНА тоже рано или поздно приходит за всеми людьми. Но теперь он получил от НЕЕ послание. И послание это, спрессованное в папку весом едва в четыре фунта, давило на сердце весом двухметрового слоя земли над могилой. Собственно говоря, с НЕЙ можно было бы и смириться. Если бы не легион теней, неосязаемых, словно бы пришедших из ночных кошмаров (даже наедине с собой он не мог сознаться сам себе, что именно они, эти тени, заставляли его бодрствовать, до самого рассвета оттягивая забытье сна). Хрущев, Горбачев, Шеварднадзе, Ельцин – он знал только Никитку, но ни с ним, ни с остальными долго водиться не придется. Они известны, а значит – безопасны. Хрущев – уже покойник, хотя сам этого еще не знает. Хотя… Есть лучшее решение. Но это потом. Трое прочих – пацаны, разобраться с семьями и проследить, чтобы выше колхозных пастухов они не поднялись – еще проще.

Но что делать с теми, неизвестными ему вторыми секретарями, директорами, литераторами, профессорами консерваторий, которых ни этот человечишка, ни он, Гений Всех Времен и Народов, не знает и знать не может, да которые, может, и не родились еще, но которые исподволь, капля за каплей подточили, пропили и просрали все, на что он положил всю жизнь. Да что он – миллионы и миллионы, от крестьян и стрельцов Ивана Грозного до погибших прошлой зимой в Карелии бойцов.

С его смертью медленно, поначалу незаметно для глаза, начнет валиться под градом мелких ударов и укусов, погребая под обломками миллионы жизней, Держава. Точнее, если поверить этому «веб-дизайнеру», уже пала. А вся молодая мощь, бурлящая в его великих стройках, проходящая на первомайских парадах, исподволь копящаяся в университетах и лабораториях – не более чем мираж, мотылек-однодневка.

И что стоит та, еще грядущая Победа, о которой тоже говорил этот растерянный, сбитый с толку, но все-таки несломленный… Чеботарев, да… Выстраданная, купленная кровью многих и многих, несмотря на ошибки – да, и на ЕГО ошибки в том числе.

Как всегда, напоминание о собственных ошибках вызвало откуда-то из глубин души холодную, впрочем, вполне контролируемую ярость. Это им там, ничтожествам, спалившим собственный дом ради благосклонного кивка богатых соседей, просто говорить – не учел, не подготовился. Посадить бы их без этого «заднего ума» перед кипой сырых разведсводок, зачастую утверждающих прямо противоположное. Да еще и без полной уверенности в том, что кое-какие из этих сводок не написаны под диктовку противной стороны. Да что там говорить, их «аналитические способности», «историческая мудрость» и «могучий ум» ясно видны в результатах их «трудов». В обрубке могучей пока державы… которая на самом деле миф, мыльный пузырь на холодном ветру истории.

Невыносимо.

Такое крушение испытывал разве Николай Последний.

И вдруг холодная, рассудочная ярость поднялась откуда-то из глубин темной, исполненной ненависти души.

Он – не Николай.

Он – товарищ Сталин. И отречения перед лицом поражения от товарища Сталина не дождаться. Даже ЕЙ.

И если для того, чтобы оставить ЕЕ, безносую, с носом, нужно сделать невозможное – товарищ Сталин это сделает. Даже переступив через себя.

Товарищ Сталин нажал на кнопку звонка.

..............................

Ну что ж, уважаемый потомок. Садитесь. – Он указал Андрею на одинокий дерматиновый стул, стоящий у ближайшей к двери стене. – Садитесь. И расскажите нам, как вы там живете… в вашем светлом будущем. А то товарищ Берия прислал мне, понимаете ли, какой-то странный доклад… Вы можете себе представить – он пишет, что вы там решили, что вам совсем не обязательно быть… великой державой. Более того. Он говорит, что вы ударными темпами строите капитализм. Причем настолько ударными, что уже достигли уровня 1913 года. Правда… не во всем. Вот что касается территории страны, тут вы, пожалуй, скоро Ивана Грозного догоните, да… Ну это поправимо… Еще десять-пятнадцать лет – и вы сократите территорию до размеров, скажем, Московского княжества. Есть мнение, территория Московского княжества более отвечает вашим… способностям.

Андрей, не ожидавший такого начала разговора, не мог промолвить ни слова.

– А может бить, мы неправильно вас поняли, а? Может бить, вы объясните нам, что же товарищ Берия напутал в своем докладе?

Андрей молчал. В горячечном бреду он тысячи раз представлял, как выкрикивает Сталину ДАТУ, как сообщает ему, как тот ошибался, не веря сообщениям разведки о нападении немцев, как предупреждает… Но такого поворота событий он не ждал.

– Ну же, говорите! Вы же так долго добивались встречи с товарищем Сталиным. Вы же собирались объяснить нам, где же мы, дураки, ошиблись. Мы-то думали, что вы нас поправите.

Молчание продолжалось.

– Что же вы, засранцы, натворили? – тихо, даже ласково, спросил Сталин. – Мы строили державу. Мы недоедали ради вас… Мы создавали армию… Мы воевали… И еще будем воевать… Страшно воевать, если вы нам не врете… А вы? Что же вы такое сделали? Поменяли великую страну на телефончики с цифирками? На собачьи парикмахерские поменяли? – Видно было, что приведенный на одном из допросов список клиентов конторы Андрея его потряс.

– Молчите? Не хотите говорить с товарищем Сталиным? А с Чеботаревым Михаилом Никифоровичем, старшим сержантом Красной Армии, поговорить не хотите? Он ведь ваш прадед, если я не ошибаюсь? Посмотрите ему в глаза и скажете то, что не решились сказать товарищу Сталину. Он недалеко сейчас, в Белоруссии. Можем и вызвать. Нам проще. У нас – одна большая страна… пока. Не хотите? И правильно делаете, что не хотите. Потому что вы промотали все. Все, что смогли. И правильно, что к вам относятся во всем мире как к недоумкам. И слушать вас никто не будет. Потому что вам нечего сказать. А может быть, есть? А? Ну, говорите… гражданин веб-дизайнер!

И совсем уже тихо, так, что кровь застыла в жилах.

– А мы вас послушаем.

– Послушаете? Послушаете?! – таки сорвался, все, хана, хлопнут и будут правы, но говорить как хотел – просто, спокойно и убедительно – сил не было, истерика захлестнула сразу и насовсем. – А когда вы кого-то слушали? Пол-армии в лагерях сгноили, пол-страны немцу сдали, а потом еще двадцать миллионов народу положили, чтобы обратно отвоевать. А потом, после войны – продолжили народ по лагерям да стенкам размазывать, да так, что ни одного приличного человека наверх пролезть не могло. Всех, кто свое мнение имел, – в лагерную пыль, одни слизняки остались. Троцкий вас Красным Бонапартом назвал? Чести много. Скорее, из вас Людовик какой-то там получился. После вас – хоть потоп, ага.

– Понятно. Решили свалить все на… Сталина, – видимо, вождь привычно хотел сказать «на товарища Сталина», но счел неуместным. – Удобная позиция. Очень удобная. Ничего не делать и сваливать вину на хм… давно умерших людей. Вот только эти давно умершие люди, когда их переставало устраивать правительство – это правительство меняли. Иногда – силой. А вы сидели по углам. И досиделись. А когда все рухнуло само, без вашего участия – умудрились доверить выбор правительства доброму дяде из-за океана. Очень удобная позиция… – Сталин уперся взглядом в Андрея: – А как нужно относиться к советам людей, которые сами способны только на переваливание ответственности? Мы думаем, что советы таких людей следует игнорировать. Потому что ничего хорошего такие люди посоветовать не могут...........................

................