KostaGrass

На оборонные работы меня вместе с другими студентами отправили спустя неделю после начала войны. Рыли окопы и эскарпы под Вязьмой. Уже там я понял, что тревожное время всегда показывает каждого человека в его истинном облике: среди нас, земляных рабочих, были настоящие трудяги и патриоты, а были и симулянты, лодыри, плуты…

Я немного знал немецкий, поэтому первые четыре месяца службы провел в школе военных переводчиков в городе Ставрополе-на-Волге. Ныне такого населенного пункта нет, он затоплен после сооружения Куйбышевской ГЭС. По распределению я попал в Северо-Кавказский военный округ. Настоящая война началась для меня именно с этого момента.

Мое лейтенантское звание поспособствовало тому, что из переводчика я преобразился в заместителя начальника отдела разведки 70-го укрепрайона, оборонявшего Ростов. Через месяц после моего прибытия в часть немцы прорвали Воронежский фронт: наши войска стремительно отступали на Кавказ, и все разом хлынули через единственный мост в районе Аксая. Комендантом этого моста назначили именно меня.

Эта летняя переправа 1942 года до сих пор стоит перед глазами. Нескончаемый поток войск, текущий через узенькую тропку моста, и постоянные бомбежки. Немец, разумеется, был осведомлен о стратегическом значении переправы и не давал нам расслабиться ни на сутки. Я все время находился на самом мосту, регулируя движение колонн, и, как выяснилось, это было самое безопасное место! Наша зенитная охрана не давала фашистской авиации снижаться для прицельного бомбометания, поэтому взрывы гремели где угодно, но в мост немцы так и не попали.

Потом были бои за Аксай, в ходе которых я получил первые фронтовые навыки. А затем — наше долгое и тяжелое отступление через Кавказский хребет. Днем жара, ночью — жуткий холод, а обмундирование к таким походам не приспособлено. С едой в горах было тоже неважно, поэтому голод в том переходе стал обычным делом. Люди слабели, засыпали на ходу, иногда срывались в пропасть — особенно по ночам, когда километрами приходилось передвигаться по «карнизам» вдоль отвесных скал.

Вообще, прошло много лет, но до сих пор помнится одно главное, тягостное ощущение от войны — это нестерпимая, свинцовая, постоянная усталость. Мы никогда не бывали сытыми и никогда не бывали выспавшимися. И временами все — и командиры, и бойцы — от утомления просто валились с ног.

На войне время сжимается, иногда кажется, что за сутки ты прожил целую жизнь. Поэтому есть вещи, которые уже стерлись из памяти, а есть то, что я не смогу забыть никогда. Боев было много, и мне, лейтенанту, приходилось и бежать с винтовкой в руках, и командовать пулеметным расчетом, и лежать в обороне в цепи солдат. Однажды в такой цепи мой сосед, один из бойцов нашего полка, получил ранение в легкое, у него начался пневмоторакс, он задыхался. Необходимо было его приподнять, чтобы облегчить страдания. Я попытался это сделать, и вдруг его голова упала мне на грудь. Другая пуля, предназначенная мне, угодила в него… Как мне это забыть?

Под Запорожьем в 43-м война для меня закончилась. Я получил тяжелое ранение. Это случилось сразу после награждения орденом Красной Звезды. Мы ждали сигнала к наступлению, сидели в окопах. Выбрали время затишья для вручения наград солдатам и офицерам, приехал комдив. Я, как назло, на построении не присутствовал — отлучился… А когда вернулся, немцы начали такой бой, каких до того момента я не припомню: все перед нами взрывалось и сверкало, как салют. Нужно было менять позиции, и мы побежали. Вдруг командир полка на бегу сует мне коробочку: «Этуш, забери свой орден! Черт знает, может, тебя убьют, а может, меня убьют!..»

Мы окопались и не могли сдвинуться с места 13 дней: немец стрелял беспрестанно. Нам ежедневно поступали приказы идти в атаку, но поднять бойцов под шквальным огнем не удавалось. На 13-е сутки сидеть в неглубоком окопчике стало невыносимо. С благословения комбата мне удалось поднять людей: пробежали метров 200 под огнем и опять залегли — вроде чуть продвинулись… Я вернулся в окоп к командиру, бой вроде окончился. Когда выходишь из атаки невредимым, теряешь бдительность. Я собрался на обед, встал в рост и… повернулся спиной к передовой. Перед тем как потерять сознание, услышал характерный звук «лопанья» разрывных пуль рядом с собой. А затем, когда очнулся, ощутил адскую боль внизу спины…

Потом было четыре госпиталя, полгода лечения. Выяснилось, что у меня разбиты кости таза. Меня комиссовали и дали вторую группу инвалидности. Восстанавливался уже в Москве. А в 1944-м, в старенькой шинельке и с палочкой, я появился на пороге родного Щукинского училища. Меня ждали новые роли…

День Победы я отмечаю всегда, иногда вместе с собственным днем рождения. Может ли этот праздник потерять для меня свою ценность? Могу ли я забыть войну? Свою жизнь от жизни страны мне не отделить. И слава Богу, что так.

Лига Памяти на Пикабу: http://pikabu.ru/community/pobeda

Первые часы вторжения. Следуя за валом артиллерийского огня, штурмовые батальоны вражеской дивизии устремились к Цитадели. Они пытались проникнуть в нее через Тереспольские, Холмские и Бригидские ворота, блокировать и изолировать от предмостных укреплений, где уже кипел бой.

У Тереспольских ворот на пути врага вновь встали пограничники и пехотинцы во главе с начальником 9-й пограничной заставы лейтенантом Кижеватовым Андреем Митрофановичем и помощником начальника штаба 333-го стрелкового полка лейтенантом Потаповым Александром Ефремовичем. Десятки вражеских солдат нашли свой бесславный конец в водах Буга. Но слишком неравными были силы. Гитлеровцам удалось ворваться в центр Цитадели и захватить здание красноармейского клуба и столовой командного состава. Отсюда они стали корректировать огонь своей артиллерии.

В Тереспольской башне схватились с врагом бойцы лейтенанта Наганова.

Как только стало известно, что фашисты прорвались в Цитадель, заместитель командира 84-го стрелкового полка по политчасти полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич принял срочные меры для ликвидации отряда врага. По его приказу бойцы полка пошли в контратаку. Вместе с храбрецами из других частей им удалось расчленить фашистский батальон. Часть его была уничтожена, остальные укрылись в зданиях клуба и столовой. Только на второй день защитникам крепости удалось выбить фашистов отсюда. Борьба за эти важные пункты вспыхивала и в ходе дальнейших событий.

Продолжались ожесточенные бои и на других участках Цитадели. Красноармейцы проявляли исключительную отвагу и выдержку. Огнем своего пулемета уничтожали фашистов пограничники Григорий Еремеев, Михаил Федосеев.

Шли дни. Таяли ряды оборонявшихся. В конце недели боев командиры приняли решение: лейтенант Потапов поведет оставшихся воинов на прорыв, а лейтенант Кижеватов останется с группой прикрытия.

Обстановка сложилась так, что на третий день боев от Холмских ворот воины вынуждены были отойти в казарму, примыкавшую к Брестским воротам. Там полковой комиссар Фомин встретился с капитаном Зубачёвым, который до этого возглавлял оборону в северо-западной части Цитадели.

В первый день гитлеровского нападения Зубачёв пробился в крепость и возглавил оборону на участке своего полка. Когда он появился в расположении части, все воспряли духом. Им казалось, что от присутствия заместителя командира 44-го стрелкового полка зависит исход боя, в который они вступили на рассвете. И действительно, с появлением капитана Зубачёва оборона стала организованней, а воины почувствовали себя увереннее. Так было в первые дни обороны. Так было и потом, когда после совещания командиров на его плечи легла ответственность за судьбу осажденной Цитадели, за судьбу воинов, женщин и детей. Надо было обладать исключительной силой воли, чтобы в обстановке непрерывного боя, при острой нехватке боеприпасов, продовольствия, воды, сохранить неизменное спокойствие и веру в победу.

24 июня 1941 года. На пресс-конференции в Берлине министр иностранных дел гитлеровской Германии Риббентроп заявил о том, что сопротивление русских вдоль границы сломлено. Потом фашистское командование еще дважды докладывало в ставку о падении Брестской крепости. А крепость жила, крепость сражалась.

В этот день в одном из казематов Цитадели капитан Зубачёв и полковой комиссар Фомин собрали командиров и политработников на совещание.

Тогда и родился исторический документ Брестской обороны - Приказ № 1.

Совещание подходило к концу. Капитан Зубачёв обратился к лейтенанту Виноградову и сказал, что приказывает ему сформировать отряд прорыва. Он поставил задачу: прорваться из крепости в направлении Кобрин - Барановичи для соединения со своими. В случае удачи, за группой Виноградова будут выходить основные силы. Было назначено время прорыва-12-00 26 июня.

Весь следующий день ушел на подготовку к прорыву. Этому постоянно мешал вражеский огонь и непрекращающиеся атаки. Однако приказ выполнили в срок.

Утром 26 июня Виноградов вывел отряд на исходные позиции к Брестским воротам. Там уже находились капитан Зубачёв и полковой комиссар Фомин.

Обнаружив скопление бойцов у ворот, гитлеровцы открыли по ним огонь. Загорелся деревянный настил моста. Вода в Мухавце закипела от взрывов. Наши пулеметчики били очередями по окопавшемуся врагу, а участники прорыва кто по мосту, кто вплавь, устремились вперед. Завязался жестокий бой...

Через 10 лет Приказ № 1 был зачитан снова. Это случилось в марте 1951 года, когда другие солдаты, наследники славы отцов, разбирали завалы казармы у Брестских ворот. В руинах они обнаружили останки 34-х человек.

На груди одного воина лежало Знамя. Развернули и прочитали: "От шефа Коммунистического Интернационала". Рядовой Исаев сохранил дорогую реликвию, которую еще в 1928 году вручили полку.

Ни одно из знамен частей гарнизона крепости и Бреста не достались врагу. Выполнили воины присягу и Устав внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР, где сказано, что весь личный состав части обязан самоотверженно и мужественно защищать Знамя в бою и не допустить захвата противником.

На останках другого, к сожалению, неопознанного воина, в планшетке, среди полуистлевших бумаг вчетверо сложенные листки: "Приказ № 1".

Уже позже установили, что писал его тогда на совещании лейтенант Виноградов. И еще узнали, что, поскольку Семененко был прикован к обороне своего участка, обязанности начальника штаба исполнял политрук Кошкаров, прибывший в 455-й стрелковый полк буквально за несколько дней до войны.

Здание Белого дворца обороняли группы бойцов из 75-го отдельного разведывательного батальона, полковой школы 455-го стрелкового, 84-го стрелкового и 33-го инженерного полков. Взаимодействуя с защитниками других зданий, они срывали попытки врага ворваться в Цитадель со стороны развилки реки Мухавец.

Бойцы, закрепившиеся в этом полуразрушенном здании, из пулеметов, винтовок обстреливали мост через Мухавец и крепостные валы, на гребне которых оказались гитлеровцы.

В один из дней в Белый дворец угодила авиабомба. Здание заволокло облаком дыма, пыли и пепла. Под развалинами погибло большинство защитников. Оставшиеся в живых продолжали бой. Старший сержант Кувалин вытащил из завала станковый пулемет и установил его с восточной стороны Белого дворца. Рука об руку с ним сражался его друг - оружейный мастер из Тулы Сергей Волков.

Фашисты обнаружили пулеметную точку и открыли минометный огонь. Четыре раза меняли бойцы позицию, но мина всё же угодила в пулемет, разворотив его ствол. Смертельно ранило Сергея Волкова...

27 июня. Шестые сутки непрерывных боев.

Гитлеровцы применяют новые сверхмощные артиллерийские установки "Тор". 540-миллиметровые орудия ведут огонь фугасными снарядами весом 1250 кг, 600-миллиметровые стреляют бетонобойными весом в 2,2 тонны. Фашистские танки вплотную подходят к уцелевшим зданиям, стреляют в упор по окнам и амбразурам. Самолеты сбрасывают тяжелые бомбы. Гитлеровские огнемётчики направляют в подвалы огненные струи. Рушатся двухметровой толщины стены, плавятся кирпичи, металл, стекло. Не хватает боеприпасов, нет продовольствия, мучит жажда. Но оставшиеся в живых продолжают бороться.

Двадцатые числа июля. В разных местах крепости раздаются короткие пулеметные очереди, одиночные винтовочные выстрелы. В кромешной тьме подвалов, в полуразрушенных казематах голодные и израненные, изнывающие от жажды сражаются последние защитники крепости.

Лига Памяти на Пикабу: http://pikabu.ru/community/pobeda

В ранний предрассветный час 22 июня 1941 года ночные наряды и дозоры

пограничников, которые охраняли западный государственный рубеж Советской

страны, заметили странное небесное явление. Там, впереди, за пограничной

чертой, над захваченной гитлеровцами землей Польши, далеко, на западном крае

чуть светлеющего предутреннего неба, среди уже потускневших звезд самой

короткой летней ночи вдруг появились какие-то новые, невиданные звезды.

Непривычно яркие и разноцветные, как огни фейерверка - то красные, то

зеленые, - они не стояли неподвижно, но медленно и безостановочно плыли

сюда, к востоку, прокладывая свой путь среди гаснущих ночных звезд. Они

усеяли собой весь горизонт, сколько видел глаз, и вместе с их появлением

оттуда, с запада, донесся рокот множества моторов.

Этот рокот быстро нарастал, заполняя собою все вокруг, и наконец

разноцветные огоньки проплыли в небе над головой дозорных, пересекая

невидимую линию воздушной границы. Сотни германских самолетов с зажженными

бортовыми огнями стремительно вторглись в воздушное пространство Советского

Союза.

И, прежде чем пограничники, охваченные внезапной зловещей тревогой,

успели осознать смысл этого непонятного и дерзкого вторжения, предрассветная

полумгла на западе озарилась мгновенно взблеснувшей зарницей, яростные

вспышки взрывов, вздымающих к небу черные столбы земли, забушевали на первых

метрах пограничной советской территории, и все потонуло в тяжком

оглушительном грохоте, далеко сотрясающем землю. Тысячи германских орудий и

минометов, скрытно сосредоточенных в последние дни у границы, открыли огонь

по нашей пограничной полосе. Всегда настороженно-тихая линия

государственного рубежа сразу превратилась в ревущую, огненную линию

фронта...

Так началось предательское нападение гитлеровской Германии на Советский

Союз, так началась Великая Отечественная война советского народа против

немецко-фашистских захватчиков...

Брест оказался на направлении главного удара группы армий "Центр". Задача по овладению Брестом и крепостью возлагалась на усиленный 12-й армейский пехотный корпус 4-й фашистской армии. В состав корпуса входили три пехотные дивизии. Во время вторжения на советскую землю корпус был придан 2-й танковой группе Гудериана. Непосредственно на крепость наступала 45-я пехотная дивизия. Её поддерживали с флангов 31-я и 34-я дивизии, корпусная артиллерия, химический полк особого назначения, сверхмощные артиллерийские установки системы "Тор" калибром 540 мм и 600 мм.

22 июня 1941 года без объявления войны и без предъявления каких-либо претензий Советскому Союзу фашистские войска вторглись в пределы нашей Родины. Началась самая тяжелая в истории нашей Родины война - Великая Отечественная.

На всем советско-германском фронте разгорелись ожесточенные бои. Сопротивление наших войск натиску противника возрастало с каждым днем.

Начальник генерального штаба сухопутных сил фашистской Германии генерал Гальдер 29 июня 1941г. записал в служебном дневнике: "В Польше и на Западе мы могли себе позволить известные вольности и отступления от уставных принципов, теперь это недопустимо... Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека...". 4 июля Гальдер записал, что "бои с русскими носят исключительно упорный характер".

Гитлеровское верховное командование вовсе не случайно признавало стойкость и мужество защитников нашей западной границы: "Русские не оставляли долговременных укреплений даже тогда, когда основные орудия были выведены из строя, а защищали их до последнего. Они умело маскировали оставление боевых сооружений и отход на полевые позиции с тем, чтобы в выгодный момент занять эти сооружения. Раненые притворялись мертвыми и стреляли из засад. Поэтому в большинстве операций пленных не было".

Пограничники первыми вступили в открытый бой с врагом. На всех заставах 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда бойцы мужественно встречали врага и в схватках с ним бились насмерть.

Огонь советских бойцов был точным, препятствовал переправе фашистских войск, но не был достаточно сильным, чтобы не допустить продвижения врага, так как пограничники имели на вооружении только стрелковое оружие. На направлении главных ударов гитлеровской армии пограничные заставы оборонялись по 3 - 4 часа, а отдельные смогли продержаться и дольше. Так было на 4-й, 10-й, 13-й заставах. Там, где враг наносил вспомогательные удары, на заставы наступали меньшие силы, без танков. Здесь воины-чекисты успешно вели боевые действия в течение 10 - 16 часов, а некоторые еще более продолжительное время. Подвиги воинов 1-й, 2-й, 15-й, 18-й, 20-й и других застав вечно будут жить в памяти советских людей.

Вражеская артиллерия из-за Буга вела шквальный огонь по военному городку в предместье Бреста, в котором размещалась 22-я танковая дивизия. Несмотря на это, танкисты продолжали выходить на боевые позиции. В первые часы войны погиб полковой комиссар Илларионов Алексей Алексеевич. Батальон 44-го танкового полка под командованием капитана Кудрявцева Михаила Ивановича трижды атаковал противника у пригородной д. Волынка.

Но под натиском фашистов танкисты вынуждены были отходить к г. Кобрину. 23 июня, в одном из встречных боев, отличавшихся необыкновенным упорством, погиб командир дивизии генерал-майор Пуганов Виктор Павлович. Он таранил своим танком вражеский танк.

Враг обрушил шквал огня по недостроенным укреплениям 62-го Брестского укрепрайона. Те огневые точки, в которых с оружием и боеприпасами успели расположиться воины, превратились в маленькие крепости на пути врага.

В журнале оперативных сводок вражеской группы армий "Центр" за 29 июня 1941 года есть запись: "Тяжелая артиллерия ведет ожесточенный огонь по укреплениям русских в районе Семятичи".

16-й и 17-й отдельные пулеметно-артиллерийские батальоны укрепрайона до 30 июня сдерживали натиск 252-й, а затем 293-й пехотных дивизий противника. 18-й батальон до 24-25 июня задержал 167-ю пехотную дивизию.

Южнее Бреста, под Малоритой, наша 75-я стрелковая дивизия в первые дни войны задержала продвижение трех вражеских дивизий, а до 2-3 июля - 267-ю пехотную дивизию.

В полосе Бреста действия наших наземных частей поддерживали летчики 10-й смешанной авиационной дивизии.

5 часов 20 минут 22 июня в районе Пружан штурман эскадрильи 33-го истребительного авиаполка лейтенант С. М. Гудимов, израсходовав боезапас, совершил таран вражеского бомбардировщика.

В 10 часов утра командир звена 123-го истребительного авиаполка П. С. Рябцев, израсходовав боекомплект, также повел свой самолет на таран и сбил фашиста над Брестом. Это были одни из первых воздушных таранов советских летчиков в истории Великой Отечественной войны.

Храбро сражался и в неравном бою погиб командир 123-го истребительного авиаполка майор Б. Н. Сурин. Он провел 4 воздушных боя и сбил три самолета противника.

Всего 22 июня летчики дивизии уничтожили 30 самолетов врага.

В центре города Бреста защитники здания облвоенкомата до вечера отражали атаки численно превосходящего противника.

В подвалах вокзала воины, работники милиции и железнодорожники держались до 29 июня, отказываясь сдаться. Тогда гитлеровцы затопили подвалы. Основная группа оборонявшихся вырвалась из полузатопленных подвалов и ушла в леса, где продолжала борьбу с немецко-фашистскими захватчиками в составе партизанских отрядов.

Перед войной в пограничной Брестской крепости размещались части двух стрелковых дивизий - 6-й и 42-й. Это были кадровые, хорошо обученные, закаленные соединения. Охрану границы бдительно несли воины 17-го Брестского Краснознаменного погранотряда.

В предвоенную ночь на территории крепости из состава дивизий оставалось примерно 7-8 тысяч человек. Многие подразделения война застала на строительстве укрепрайона, полигонах, учебных сборах. С началом боевых действий около половины личного состава частей гарнизона крепости смогли выйти в район сосредоточения.

К 9 часам утра 22 июня, когда фашистам удалось сомкнуть кольцо вокруг крепости, оставшиеся 3,5- 4 тысячи бойцов и командиров заняли оборону. Верные своему воинскому долгу, они превратили крепость в серьезный очаг сопротивления наших войск на западной границе.

В посте использован фрагмент книги С. Смирнова  "Брестская крепость".

Лига Памяти на Пикабу: http://pikabu.ru/community/pobeda

Служба с самого начала не заладилась. Тунгуса, который не всегда понимал приказы, никто не хотел брать в бой. Именно поэтому он был зачислен на полевую кухню. Однако его прогнал и повар, так как он неправильно резал хлеб. Вскоре Номоконов получил взыскание от начальства за то, что путал размеры при упаковке обмундирования.

В начале августа 1941 года во время бомбардировки он был ранен. Впрочем, через несколько дней Семен Данилович уже был на ногах, правда, очень плохо слышал. Главный хирург направил негеройского вида «эвенка» из Сибири на изготовление костылей, а сослуживцы язвительно бросали ему в лицо, что по-русски он понимает только команду «на обед»

События в эти дни развивались стремительно, и вскоре был прорван фронт. Госпиталь, к которому был прикомандирован Номоконов, оказался в тылу врага. Почти все солдаты из обоза погибли, оставшиеся – отправились на запад, в поисках немцев, чтобы сдаться в плен.

Настроение было подавленным, лишь Номоконов, опытный охотник, не поддался панике и без труда нашел дорогу к своим. На этом участке Северо-Западного фронта, где отчаянно сражалась советская 11-я армия, всех солдат и командиров, которые вышли из окружения, сразу же зачисляли в части вновь сформированной 34-я армии. Новые подразделения получали приказ «любой ценой задержать стремительное наступление фашистов на участке юго-восточнее Старой Руссы». В эти дни в красноармейской книжке Номоконова появилась запись, что он вооружен «тульской винтовкой № 2753». Это была новенькая трехлинейка Мосина, которую тунгус подобрал в лесу.

16 августа 1941 года подразделение сержанта Смирнова, к которому попал боец Номоконов, вступило в свой первый бой. Атаку фашисткой пехоты отбили легко. Выбрав удачную позицию за развороченными пнями, тунгус легко положил несколько немецких солдат. Враг после первый потерь, сразу же отступил. Однако вскоре появились тяжелые танки. Из подразделения спаслись только двое – тунгус и сержант.

Впрочем, на сей раз выходить из окружения не пришлось. Внезапная контратака Красной Армии отодвинула линию фронта на запад. И опять маленького человека, каким был Номоконов, отправили на вспомогательную службу – в похоронную команду. Так он стал «сапером 529-го стрелкового полка». Однажды в конце сентября 1941 года на Валдайских высотах тунгус, о котором говорили, что он «спит на ходу», застрелил восемь немецких разведчиков и тем самым спас раненого командира. На своей трубке, с которой он никогда не расставался, Семен поставил восемь точек. Именно так впоследствии он вел свою «бухгалтерию уничтоженных фашистов».

После этого случая он попал в снайперский взвод лейтенанта Ивана Репина. В декабре 1941 года газета Северо — Западного фронта «За Родину» сообщила, что Семён Номоконов из Забайкалья уничтожил 76 фашистов. Впрочем, речь идет о подтвержденных данных.

Дело в том, что снайпер-тунгус был очень скромным человеком. О его первом подвиге на Валдайских высотах (об уничтожении восьми немцев), его расспрашивали с пристрастием, не особо веря показаниям маленького скуластого сапера. Это недоверие глубоко запало в его душу. В конце концов, он бил врага не ради отчетности. Поэтому «сибирский шаман» — так его назвал Репин – предпочитал говорить только об проверенных случаях. Всего по сведению начальника штаба 695-го стрелкового полка капитан Болдырева, он уничтожил за годы войны 360 гитлеровских солдат.

О его меткости знали и фашисты, устраивая настоящую артиллерийскую и минометную охоту на советского снайпера. Впрочем, Номоконов продумывал свои позиции и с точки зрения отхода. Так или иначе, он был ранен девять раз, но так не «достался» немцам.

В послевоенное время Семен Данилович Номоконов был человеком популярным. О его подвигах публиковали статьи в газетах и даже в книгах. Писали ему и простые люди с чувством благодарности. Однажды к нему пришло письмо из Гамбурга. В нем писали о немецкой женщине, которая задавалась вопросом: «Может, на его трубке была отметка и о смерти моего сына Густава Эрлиха? Молился ли человек со столь большими заслугами о своих жертвах».

Когда Номоконову прочитали это, он продиктовал своему сыну ответ: «Вполне возможно, уважаемая женщина, что на трубке, которую я курил на фронте, была отметка и о вашем сыне – не запомнил всех грабителей и убийц, которые пришли с войной и которые оказались на мушке моей винтовки. И под Ленинградом беспощадно уничтожал фашистских гадов. Если бы своими глазами увидели вы, немецкие женщины, что натворили ваши сыновья в Ленинграде, прокляли бы их».

Лига Памяти на Пикабу: http://pikabu.ru/community/pobeda