GubastiKudryash

Утро начинается не с кофе :)

.

Часть первая. "Некий Игнатьев А.В."

.

Катя смирилась с переводом в ненавистное ей место.

Весь вечер я провел рядом с ней, успокаивая и говоря, что ничего страшного в этом нет. Я говорил, говорил, говорил… а сам не верил ни единому своему слову. Я понимал, что Кате там не место.

- А не переводиться ты не можешь?

Она покачала головой.

- Они меня не спрашивают.

- А уволиться?

- А жить на что? – ответила она резонным вопросом.

Да… обеспечивать свою прошлую семью и вдобавок тянуть новую, я был не готов. Но и отпускать Катю мне не хотелось. Уж слишком она добрая и юная. Слишком много чувств она затронула в моем затвердевшем сердце.

- Не переживай ты так. Все эти слухи ни на чем не строятся. Я сам там был не раз и ничего не заметил. Обычные психи, как и в других корпусах.

- Ты там гостем бываешь. А мне там работать.

Опять она попала в точку и поставила меня в тупик.

Да и врал я ей. Нагло врал в эти испуганные серые глаза. Я ведь сам туда хожу как на площадь для получения порции плетей. Сам ведь не единожды думал, чтобы сорваться. Бросить эту книгу и уехать далеко-далеко от этой проклятой Ясной Поляны. Плевать на деньги. Лишь бы здоровье и жизнь остались невредимы. А теперь вот Катю убеждаю, что ничего страшного нет.

Но в то же время, не говорить ведь мне ей всю правду. Ну, скажу я, что и сам слышал голос. И сам видел и чувствовал эту чертовщину. Что ей от этого, легче станет? Нет. Тяжелее и хуже.

В общем говоря, мне пришлось включить Айрана Томаса. Правда в этот раз не для соблазна, а для утешения. Этот мой выдуманный персонаж был круче меня во всем. Поэтому иногда я пользовался его ухищрениями.

Обнял, приласкал, шепнул пару словечек на ушко. Поцеловал, погладил. И вот Катя уже не такая грустная.

- А давай я с тобой на работу буду ходить. И забирать тебя буду с работы. Как тебе такой вариант?

Ей понравилось. По глазам вижу, что понравилось.

- Это было бы здорово.

Говорить о том, что вырвалось это у меня случайно и только лишь ради утешения было уже поздно. Раз сказал – надо выполнять.

- И когда же тебе на первую смену?

- Через два дня…

- О-о… - наигранно закатил я глаза. – Так у нас еще куча времени

Катя улыбнулась.

Отлично. Дело сделано.

Два дня я по утрам работал над книгой, а по вечерам работал над Катей. Точнее мы вместе работали. Трудились не покладая рук.

Забавный момент был, когда я пошел в туалет, но до туалета, так и не дошел.

- Ты чего? – спросила Катя, удивленно разглядывая меня.

- Я не могу выйти.

- Почему?

- Там… сама иди и посмотри.

Катя пошла к кухне серьезная, а вернулась с улыбкой до ушей.

- Господи, взрослый человек.

- Ну, вот что мне ей сказать? – оправдывался я.

Дело в том, что на грядках была тетя Люба и, стоило мне скрипнуть входной дверью, как она бы обязательно подняла голову. И я знаю, что ей известно, про нас с Катей.

- Хочешь, я сама выйду?

- Я уже как-то и не очень хочу. – Соврал я, напрягая ноги.

Через два дня я отвез Катю в Ясную Поляну.

Мы попрощались на пороге и в этот раз я не решился входить в корпус. Меня ждала работа. Материал я и позже смогу собрать.

Возвращаясь домой, я встретил пьяного Алексея. Зигзагами он плелся по тротуару между сосен. Я бы и не узнал его вовсе, если бы не шляпа.

Я притормозил на обочине и посигналил.

Алексей остановился. Сощурил глаза и вновь уставился на меня так, словно видит впервые.

- Ты ж мне денег должен, - крикнул он и подошел.

- С чего бы это? – спросил я, а у самого улыбка окрасила лицо.

Я ведь на тебя работаю?

- Отчасти.

- Я ведь ради тебя в эти дебри Ясной Поляны лезу?

- Так точно. Ради меня. И ради заработка.

Я продолжал улыбаться, удивляясь наглости пьяного Коломбо.

- Скоро все будет. – заверил он.

- Садись, довезу куда надо.

Кряхтя и матерясь, Алексей уселся рядом и меня сразу обдало крепким перегаром.

- Давно пьешь?

- Со вчера. – спокойно ответил он.

- Я ведь тебя просил не развязываться.

- Извини, но без водки я туда ни ногой. Я пытался пробраться туда по трезвому, но у меня сразу галюны начинаются.

- А с водкой начнутся чуть позже.

- Тут ты прав. Но лучше от водки, чем от Поляны.

Оказывается, он не сильно-то и пьян. На первый взгляд мне показалось, что он, едва ноги волочит, а сейчас сидит спокойно. И говорит внятно.

- Так ты уже был там?

- Был. Два раза был. Первый раз на трезвую пошел. Но не смог долго находиться. – Алексей подозрительно стрельнул глазами по сторонам и придвинулся ко мне. – Я еще никому не говорил этого. Но у меня там голоса мерещатся. Не всегда. Но довольно часто. И сны дурацкие.

- И что же говорят твои голоса? Хватит пить. – я попытался перевести все в шутку, но при этом мне жутко хотелось, чтобы Алексей ответил на вопрос честно.

- Разное говорят.

- А голосов много?

- Один. Всего один. - Я продолжал глупо улыбаться. – Когда я пошел в архив, этот голос пробрался мне под корку и сказал, что я зря лезу не в свое дело.

- А ты говорить с ним пробовал? – сказал я, продолжая тупо лыбиться. Я бы и сам с радостью избавился от этой идиотской ухмылки, но лицо словно застыло.

- Да. – прошептал Алексей. – и голос мне отвечал. Ты только врачам не сообщай, а то им только в радость еще одного пациента в свои покои оформить.

- Нем как рыба. – заверил я и застегнул рот на молнию. - А о чем ты с голосом разговаривал?

- Да ну тебя… - отмахнулся Алексей и отодвинулся. – Я тебе тут душу изливаю, а ты лыбишься.

- Я верю. Честное слово верю каждому твоему слову. Ведь мы партнеры? Партнеры?

- Какие партнеры? – скорчил он странную гримасу.

- Партнеры по бизнесу. Партнеры по делу. Да хоть по алкоголю партнеры.

- Это ты правильно подметил.

- Так, о чем вы беседовали? – с интересом спросил я и сам придвинулся.

- Это и беседой не назвать. Он пугал меня, а я отмахивался от него и все. Лезу в архив, а он мне как вору какому-то: «Куда лезешь? Стой. Остановись пока не поздно. Не суйся не в свое дело…» и прочее, прочее, прочее. Я отмахивался от него мысленно, а он только и делал что сбивал меня и угрожал мне. А еще он сказал, - Алексей придвинулся так близко, что еще пара сантиметров и мое ухо коснется его потрескавшихся губ. – А еще он тебя упоминал.

Я хотел что-то ответить. Хотел снова воспользоваться красивым словцом и вывернуть все в шутку. Но не смог. Не смог произнести ни слова. Лишь повернулся и тупо уставился на Коломбо.

- Он говорил, что не стоит уподобляться этому лизоблюду писателю. Он тут временное явление, а мне тут дальше жать. Так что расставь приоритеты правильно.

После слова – лизоблюд. У меня уже не было ни одного сомнения, что Алексея посетил тот же голос что и меня.

И этот факт обрадовал и испугал меня одновременно.

Все-таки я не сумасшедший и не единственный кто слышит голос.

Но в тоже время, я тот, кто этому самому голосу мешает.

- И ты ему поверил? – снова натягивая идиотскую ухмылку, спросил я.

- Как сказать поверил. Я его не испугался. Я сразу сказал ему, что я его не боюсь. А он мне и отвечает, что мол, мне и не надо чтобы ты меня боялся. Мне лишь надо чтобы ты трезвый был. После этих слов я вышел из архива и прямиком в палатку за бутылкой. Вот, с того момента и не просыхаю.

- Мда… действительно чертовщина там творится.

- Еще какая. – подтвердил Леха.

Мне показалось он протрезвел у меня в машине.

- Тебя подбросить?

- Если у тебя есть чего выпить, с удовольствием прокачусь до твоего домика.

Я тяжело выдохнул, обдумывая ситуацию.

- Ладно, поехали.

Уже в доме, раскупоривая бутылку, Леха сказал:

- Ничего, скоро мы выведем всех на чистую воду.

- Надеюсь. Очень надеюсь.

Алексей пустился в длинные рассказы о своем врачебном прошлом. Он что-то рассказывал о пациентах. О перспективах поселка. И о жизни в целом.

Каждый раз он лакал изо рта рыбки водку и даже не морщился.

- Я бы тебе не советовал больше пить. – сказал я, закуривая и, не дожидаясь вопроса, протянул пачку Алексею.

- Чего это?..

- А того… как ты думаешь, почему голос сказал тебе быть трезвым.

Алексей пожал плечами.

- Он знал, что если скажет это, то ты пойдешь и напьешься.

- Ну?

- А когда ты пьян, ты не можешь собрать информацию и не сможешь выполнить мое поручение.

Алексей призадумался.

Как ему так удается?

По дороге шел, чуть не сбивая сосны. В машине был вменяем и довольно трезв. А сейчас, опустошив уже половину бутылки, продолжает нормально соображать и даже язык не заплетается.

- Может быть в твоих словах есть правда.

- Ты мне лучше вот что скажи. Ты в архиве хоть что-то накопал?

- Накопал, - смело ответил он. – Но не докопал.

- И не докопаешь, если будешь пить.

- Это последняя. – сказал он.

Естественно я этому не поверил. Я и сам, когда уходил в длительные запои, не раз повторял эту фразу. Алкоголики и все зависимые люди часто ее повторяют.

Но Алексей оказался не из робкого десятка.

На следующий день, отвозя Катю на работу я вновь встретил его по пути. В этот раз он был выбрит. От него пахло одеколоном. И проходя мимо, он поздоровался со мной, приподнимая шляпу.

- Скоро все будет! – крикнул он мне.

Катю я забрал вечером того же дня.

На удивление, настроение ее было хорошее.

- Может быть там действительно не все так плохо, - сказала она мне.

- Я же говорил, что все это басни. – нагло соврал я. – Тебе когда теперь на работу?

- Через два дня.

- Сейчас ко мне?

- Мне бы домой заскочить надо. А то мама совсем обидится. Скажет променяла родную мать на писателя.

- По правде сказать, обмен выгодный.

Катя улыбнулась и ткнула кулачком в плечо.

Два дня пролетели как два часа. Мы занимались тем же, чем и в предыдущие ее выходные.

Утром я работал над книгой. А вечера мы проводили за теплым, летним общением. На второй день мы выбрались в ближайший лес на шашлыки.

Когда Катя была рядом, то мне не хотелось ничего. Ни книг. Ни славы. Ни денег.

Ровным счетом – ни-че-го!

Я хотел лишь того, чтобы она была рядом. И всего лишь…

Я словно отдыхал душой. Забывал про больницу. Про голоса. Про Коломбо и его задание.

В пятницу, когда я отвез Катю на работу, я все-таки зашел в Ясную Поляну.

Семенов скупо поздоровался со мной и скрылся в кабинете, сославшись на работу.

- А с Игнатьевым, мне можно встретиться? – спросил я его.

- Пожалуйста, пожалуйста. Вы, как закончите, зайдите ко мне в кабинет.

- Зайду.

Семенов поднялся выше, а я вошел в длинный коридор второго этажа.

Комната отдыха, как обычно, была забита больными.

Те, кто был поживее, облюбовали пару кресел, диваны и несколько стульев. Открыв рты, они смотрели телевизор. В этот раз там шла передача о вулканах. Ну, хоть не про животных.

Три койки с неподвижными пациентами были повернуты ногами к окнам, дабы больные принимали солнечные ванны.

Я сразу приметил Игнатьева и, стараясь не обращать внимания на остальных, в особенности на стихоплета-Саню, ушел со стариком в палату.

- Скажите мне честно, вы слышите голоса, а точнее голос? – сходу начал я.

Игнатьев осмотрелся по сторонам словно собирался что-то украсть.

Я сразу понял, что диалог у нас состоится, так как глаза его испуганно бегали по сторонам. А рот не был искривлен в невыносимой злобе. Он утопил голову в плечах, наклонился и шепнул.

- Да. Часто.

- Что он вам говорит?

- Мне нельзя вам это рассказывать, иначе он убьет меня.

- Убьет? – спросил я шепотом, уподобляясь Игнатьеву.

- Как убил Полину.

- А она что-то кому-то рассказала?

- Я не знаю.

- Понимаете, если вы не расскажете мне, то мы никогда не сможем вас вылечить.

- Лучше я буду больным, но живым. Чем здоровым и мертвым.

Резонно, - отметил я про себя.

- Ладно. Не рассказывайте. Но скажи мне лишь одно. Вы ведь общаетесь с соседями?

Игнатьев кивнул.

- Они тоже слышат?

Снова кивнул.

- Голос один и тот же?

В этот раз он задумался, словно спрашивая разрешения, можно ли ему отвечать.

- Да.

- Он всем говорит одно и тоже?

- Да.

С коридора послышался ласковый голос Семенова. Именно тот голос, которым он общается с пациентами.

- Не спать! Спать нельзя. Давайте я вас разверну к телевизору. Там сейчас передача про вулканы закончится и начнется про пчел. Очень интересная. Всем советую посмотреть.

Послышался звук колес по линолеуму.

- Если вы не можете говорить, - продолжал я допрос Игнатьева. – Давайте вы напишите. Как тогда, когда рисовали мне дом.

Я протянул ему блокнот с ручкой. Игнатьев осторожно взял и начал медленно выводить буквы. Он каждый раз смотрел по сторонам.

В один миг, рот его искривился в злобе. Глаза налились яростью, и я заметил, что он крепко сжал ручку в кулак.

Не ожидал я от него такой реакции.

Секунду назад он сидел на кровати и выводил буковки, а сейчас навис надо мной, пытаясь воткнуть ручку мне в глаз.

Он повалил меня с тумбочки, но я успел выставить перед собой руки.

Игнатьев лежал на мне. Руки его дрожали, и я видел, как злополучная гелевая ручка медленно приближается к моему глазу. Острое черное жало отделяли какие-то сантиметры.

- Ты думаешь вытащить меня через них? Щенок! – сквозь зубы процедил Игнатьев. Брызги слюны, а затем и целые комья упали мне на лицо. – Они все тут ходят подо мной. Все! Все!

Игнатьев жал все сильнее.

Я задержал дыхание и напрягся всем телом. До боли сжав челюсть, я умудрился вывернуться и опрокинуть Игнатьева на спину.

- Помогите! На помощь! – закричал я, поднимаясь на ноги.

Выбежав из палаты, я хлопнул дверью и помчался по коридору.

- Кто-нибудь!

Из комнаты отдыха, диктор монотонным голосом вещал: «…это удивительные насекомые. Мы считаем себя венцом творения природы, но нам еще многому стоит научиться. Не только у пчел. Нам есть чему поучиться у каждого живого существа на планете…»

- Кто-нибудь! – задыхаясь прокричал я последний раз и добежал до комнаты отдыха.

Все!

Все, кто там находились были без движения.

Открыв рты, больные смотрели телевизор. Их зрачки не двигались. В их взгляде не было ни капли сознания. Даже той маленькой, человеческой искорки, которая присутствует у самых сумасшедших людей. Слюни вязкой жижей стекали по их подбородкам.

Некоторые сидели, уронив голову на грудь, смачивая слюной свои животы.

Медсестра Юля и медбрат Славочка, стояли возле стеклянной двери. По их взгляду, я понял, что они не слышали моих криков. Они вообще ничего не слышат. Их лица стали бесчувственными.

Зомби. Живые зомби набились в комнату отдыха.

- Кто-нибудь!

Я кинулся к выходу, со страхом посматривая на персонал, который преграждал мне путь.

Из комнаты отдыха донесся тяжёлый выдох. Настолько тяжелый, что я смог его услышать, находясь возле двери ведущей к лестнице. К спасению.

И сразу после этого выдоха, и к больным, и к персоналу, вернулось сознание.

- …говорила ему чтобы он не трогал, - продолжила рассказ Юля, а затем повернулась ко мне. – Что-то случилось?

- Вы чего такой бледный? – спросил короткостриженый Славочка.

- Давление. – сказала я.

Из комнаты отдыха послышались голоса больных. Жизнь, после короткой остановки продолжилась.

- Вы не могли бы мне помочь, - осторожно спросил я. – Там Игнатьев, с кровати упал.

Вместе со Славочкой мы проследовали до палаты.

Игнатьев продолжал лежать на полу, крепко сжимая ручку.

- Следующий раз, ему не стоит давать ручку. – предупредил Слава. – Владимир Иванович, с вами все в порядке?

Игнатьев дернулся, словно тот его разбудил.

- Да. Все хорошо.

- Ничего не болит?

- Нет. Ничего.

Слава помог ему подняться.

Я забрал ручку и взглянул на блокнот, где корявыми печатными буквами были написаны два слова:

«он здесь»

Автор

извиняюсь что нарушил график. Праздники дело такое)

Часть первая. "Некий Игнатьев А.В."

.

В тот день я вернулся домой и лег спать.

Я даже был против того, если бы Катя пришла. Я жутко хотел спать. Глаза закрывались на ходу, и я едва добрел до кровати.

Тело ныло, словно в каждую мышцу налили свинец. Словно я вагон угля разгрузил в одиночку.

Дождавшись вечера, я отключил телефон и завалился на кровать.

Удивительное дело, но как только я оказался на кровати, сон испарился. Я тупо лежал и смотрел в потолок, просеивая дневные мысли.

Что же там случилось?

Почему сумасшедшие, вновь стали сумасшедшими. И этот голос. Противный голос неизвестного мне человека. Почему он посещает меня?

И одного ли меня он посещает?

Может там каждый второй слышит голоса, но боится в этом сознаться.

Может…может… может…

Под градом вопросов, я уснул.

Но лучше бы я не спал совсем

Я открыл глаза среди ночи, уставившись в белый потолок. Осознание того, что потолок не мой, пришло не сразу.

Встав с больничной койки, я уже определил, что нахожусь в больнице.

Напротив, у стены, лежал тот самый Беспалый Алексей, с большой головой в полуовощном состоянии.

Лунный свет серебрился через окно, едва освещая помещение. Палата точно такая же, как у Игнатьева, разве что здесь лежат два человека. Я и этот Беспалый.

С хрустом в ногах я встал на холодный пол. Подойдя к Беспалому я наклонился. Непропорционально большая голова. Полураскрытый рот и дергающиеся веки.

Несколько минут я смотрел на спящего человека. Затем взял свою подушку и вернулся к больному. Как только я вновь склонился над ним, Беспалый открыл глаза.

И тут же, в этих самых глазах я увидел панику. Его зрачки бегали из стороны в сторону, как шарик на рулетке. Он даже что-то пытался сказать, но кроме легкого сипа ничего дельного не вышло.

Я схватил подушку двумя руками, медленно приближая ее к лицу Беспалого. Между большим и указательным пальцем я увидел длинный шрам. Точно такой же, а точнее этот же шрам я видел у Сани-стихоплета. Теперь я знал, чьими глазами я смотрю на мир.

Тело Беспалого начало вздрагивать. Ноги и руки дергались, а глаза умоляли о пощаде.

В тот момент, когда подушка едва коснулась лица, дверь в палату открылась.

С той стороны, кто-то открыл дверь, но зайти не пожелал.

Я не боялся.

Я действовал на автопилоте, как заведенный механизм, зная, что все именно так и должно произойти.

Поместив подушку под мышкой, я открыл дверь.

Пустой коридор с ночным, тусклым освещением, встретил меня тишиной. Мерное гудение ламп над головой и едва слышные голоса персонала откуда-то снизу.

В двери торчала ручка. Ручка, обладатель которой, мог пройти в любые двери этого корпуса.

Мне показалось, что я улыбнулся. Но я не знал этого наверняка, так как не чувствовал и не осязал. Я лишь мог видеть то, что видит этот человек с подушкой под мышкой.

Я схватил ручку и босыми ногами прошлепал до конца коридора.

Открыв последнюю дверь, я вошел в палату Игнатьева.

Старик спал на боку, пустив слюну на белую простыню. Он даже на боку умудрялся храпеть так, что гудение ламп и голоса персонала погрязли в горловых звуках.

Несколько минут я разглядывал Игнатьева, затем вышел из его комнаты и побрел по пустому коридору.

В комнате отдыха, работал телевизор, бликами освещая пространство.

Оказывается, голоса издавал не персонал, а телевизор, привинченный высоко к стене.

Аккуратно, словно приближаясь к дикому зверю, я медленно переставлял ноги, приближаясь к человеку.

Его макушка торчала над креслом.

Скорее всего, он увлеченно смотрел передачу. Но как оказалось, этот человек спал. Его голова упала на бок.

Когда я обошел кресло, то увидел, что этот человек Я.

Я спал на кресле уронив голову на плечо и в то же время, я смотрел на себя. В этот момент в памяти всплыл рассказ местного Коломбо, который сам у себя был на приеме.

Мне хотелось закричать: Проснись! Проснись!

Но я не просыпался.

Несколько минут я вглядывался в собственное лицо. Такое умиротворенное и расслабленное. Челюсть отвисла, собрав складки на подбородке. Я спокойно дышал. Грудь медленно вздымалась и опускалась.

Я, точнее тот, через которого я видел этот мир, вновь схватил подушку двумя руками и начал приближать к лицу.

Когда подушка почти коснулась спящего человека, я остановился. Обойдя кресло сзади, я принял твердую стойку и навис над человеком сверху.

В этот раз подушку коснулась лица.

Человек проснулся и начал дергаться. Его руки беспомощно били в воздух, иногда попадая по мне. Ногами он колотил воздух и царапал пол.

Несколько минут я со всей силы прижимал подушку к его лицу. До тех пор, пока после последнего движения не прошло минуты две.

Когда человек обмяк на кресле, я прикоснулся к его шее. Пульса не было.

Мое сознание хандрило и пыталось вырваться из этого чудовища, глазами которого я видел все происходящее. Я хотел кричать. Точнее я кричал как умалишенный. Но этот крик никого кроме меня не беспокоил. Никто кроме меня его не слышал.

После того как человек раскис в кресле, я прошелся по всему коридору и открыл каждую дверь в палате.

Я вернулся в комнату отдыха и положил ручку от двери в пышный цветок в углу. Прикинув сверху землей, я удостоверился что ее никто не найдет, после чего вернулся в свою палату.

Когда я вошел, то Беспалый по-прежнему смотрел в потолок. Его тело бил озноб. Зубы выдавали громкую дробь, а глаза пугливо посматривали по сторонам.

Не обращая никакого внимания на соседа, я лег в кровать и натянул простынь до подбородка.

Я закрыл глаза и тут же открыл их.

Утренний свет заставил меня прищуриться. Но я успел увидеть, что это дом, а не больница. Самое главное не больница. Тот самый дом, где я вчера лег спать.

Словно гора упала с плеч. Я был жив, что самое главное. Но кто тогда был во сне?

Этим же туром я отправился в Ясную Поляну.

Уже подъезжая к корпусу, я понял, что это был не совсем сон. При входе стояли двое полицейских. Несколько машин с выключенными мигалками загораживали парковку.

Внутрь меня не пустили, но мое знакомство с бабками в регистратуре, позволило узнать свежие новости.

- Сейчас Семенова допрашивают, - сбивчиво говорила баба Надя, – Господи, как жалко. Как жалко.

- А что собственно случилось? – спросил я, делая вид, что для меня это все впервые.

- Полину ночью задушили.

- Как Полину?

- Медсестру нашу молоденькую.

Я помнил Полину. Эту тучную девушку с пухленьким детским личиком.

- Кто-то выбрался ночью из палаты и задушил ее. Открыли все двери и утром, еще до подъема, все больные ходил по коридору и видели, как Полиночка, холодная лежит в кресле. Они ходили и кричали. На крик прибежал Славочка, но Полина была уже мертва. Едва удалось всех по палатам распихать. Там такой шум стоял. Даже подмогу из Солнышка вызывали. Не помню, когда еще такое было, чтобы нам вязок не хватало. Вам бы сегодня лучше не появляться здесь, - заботливо сказала баба Надя.

- Думаете, меня не пустят?

- А зачем оно вам надо.

И вправду, - подумал я. На кой черт мне сегодня здесь появляться. Лучше отсижусь дома. Постараюсь поработать. Хотя бы начну писать книгу. Материал есть, а к книге еще и не приступал даже.

- Спасибо. – Бросил я напоследок бабе Наде и вернулся к машине.

Проезжая по главное улице поселка, я увидел того самого местного Коломбо.

- Вас подвезти? – остановился я.

- Где-то я вас видел, - подозрительно ответил Алексей.

В этот раз он выглядел приличнее, чем в первую нашу встречу. Клетчатая рубашка синего цвета. Голубые джины и постоянный атрибут, черная шляпа с широкими полями.

- Да, мы встречались пару недель назад.

Алексей продолжал подозрительно щуриться, пытаясь откопать в памяти мой образ.

- Как ваше ухо?

- Вы в доме Игнатьева живете, - выпалил он.

- Так точно.

- Вспомнил. Подвезите, коль не шутите.

Он сел в машину.

- Я домой еду.

- Я с вами, - без доли сомнения сказал он.

- Вас вернули на работу?

- Куда они без меня, - гордо ответил Алексей. – Хорошего ЛОРа никому не охота отпускать.

- Слышали, что произошло в Ясной Поляне.

- Да, слухи прокатываются по поселку быстро. Говорят, там медсестру убили.

- Ага. Я только оттуда.

Я припарковался возле ворот. Алексей по-хозяйски вышел из машины и направился в дом.

- Есть чего выпить?

- А вы разве не в завязке?

- Можно ее и так назвать. Но выпить я бы не отказался.

Не знаю почему, но мне захотелось, чтобы этот врач забулдыга не травил себя водкой, а попробовал настоящего вина.

- Выпить найдем. Только обещай, что не втянешься по новой.

- Обещать не буду. Есть закурить?

Я протянул ему сигарету.

В доме мы расселись точно так же как и в прошлый раз: я занял кресло, а Алексей приютился на шатком стульчике.

Третья бутылка вина оказалась перед нами. Правда, в этот раз я не решился отдавать бокал и налил ему в красную кружку Nescafe. Сам же, с удовольствием разглядывал красное сухое вино через гнутую поверхность стекла.

- Вы ведь тут давно живете?

- Очень, - затягиваясь сигаретой, ответил Алексей.

- В Ясной Поляне всегда так было неспокойно?

- Больше да, чем нет, - уклончиво ответил он.

- Это как?

- Никто сейчас не вспомнит, когда там началась эта чертовщина. И вряд ли кто-то ответит, когда она там закончится. Если вообще закончится.

- Но ведь, должны, же быть какие-то записи? Кто-то ведь должен вести учет больных? Их поступление, лечение и прочую фигню.

- Скорее всего, это хранится в архиве.

- А где архив?

- А архив в здании рядом с Ясной Поляной. Может быть ты видел. Небольшая пристройка примыкает к корпусу.

- И можно ли туда попасть?

У меня складывалось ощущение, что Алексей не расположен к беседе. Отчего каждое слово приходится из него за уши вытаскивать.

- Мне да, вам нет. – Коротко ответил он. – Отменное вино.

Я не был уверен, что он прочувствовал все тонкости вкуса и аромата, но и этот комплимент был приятен.

- Тогда у меня к тебе дело.

- Серьезное?

- Как никогда.

- Валяй.

- Мне надо, что бы ты пробрался в архив и выписал всех, кто когда-либо там работал и сам же оказался в стенах как больной. Сделаешь?

- Честно говоря, мне не очень хочется наведываться в Ясную Поляну. Особенно после этого случая.

Я заметил, как Алексей вздрогнул, испугавшись одного лишь упоминания о Ясной Поляне.

- Сколько?

- Сколько чего?

- Денег.

- Ах, денег… я подумаю.

Не пошел в отказ. Хороший знак. Надеюсь, он не запросит баснословную сумму. Потому как у меня с собой не так уж и много. Вот когда закончу работу, тогда без проблем, а сейчас нет. Сейчас все под отчет.

Алексей влил в себя остатки вина и снова наполнил кружку.

- Когда надо сделать?

- Чем раньше, тем лучше.

- Неделя устроит?

- Вполне.

Удивительно, что он согласился на дело, не обговорив сумму.

- Тогда к концу недели я принесу список.

Отлично. Думаю, в цене мы сойдемся.

- Безусловно.

- Ладно, мне на работу пора. До Психованного Двора не подбросишь?

- Увы, но я выпившим за руль не сажусь.

- Тут ехать, пара километров. Плюс все силы сейчас в Ясной Поляне, так что не боись. Не хлопнут.

- Извини Леша, но нет.

- Эх ты… ладно, бывай. Спасибо за вино.

- Приходи.

- К концу недели все будет.

На всякий случай мы обменялись телефонами и Алексей, размашистой походкой покинул дом.

В этот же вечер пришла Катя.

- Я хотела раньше зайти, - сказала она, - но видела, что у тебя были гости.

- Ты про Леху? Разве это гости. Это так…

Естественно она слышала о случившемся. И, естественно, мы еще раз обмыли косточки этому случаю.

Катя искренне переживала и соболезновала родителям юной медсестры.

- Нет, нет, нет… в Ясную Поляну я теперь ни ногой. Я и раньше туда неохотно ходила, а теперь и подавно там не появлюсь.

Я старался ее успокоить, но внутри понимал, что она права. Весь поселок прав, говоря о том, что там чертовщина творится.

Еще какая чертовщина. Самая настоящая мистика.

Мы общались до позднего вечера. Я не приставал к Кате с вопросами про ее бывшего соседа. Большую часть времени говорила именно она. Видимо, случай с медсестрой, действительно затронул ее до глубины души. Она едва слезы сдерживала, рассказывая мне о том, что еще недавно лично общалась с Полиной. Говорила о ней так, словно это была ее лучшая подруга.

Она хотела утешения. Не надо было быть крутым альфонсом, чтобы это понять.

Я опять проклинал, что в этом доме нет дивана. Приходилось утешать на расстоянии.

Мы выпили оставшееся вино и Катя порозовела щеками. Ее милое личико стало походить на кукольное. Стандартное кукольное личико, с пышной шевелюрой и розовыми щечками.

В этот вечер я не рассчитывал ни на что. По крайней мере, я не включал Айрана Томаса и не пытался заигрывать. Просто сидел на стуле. Просто курил в помещении, выпуская дым в сторону. Просто разговаривал.

И как-то так получилось. Слово за слово и вот мы уже рядом.

Я сижу на текстильном кресле, а Катя сидит у меня на коленях.

Я словно проснулся в самый нужный момент. Будто бы мной управлял кто-то другой и отдал бразды правления лишь сейчас, когда Катя уже сидит на коленях, обвивает мне шею своей тонкой ручкой и вплетает пальцы в мои короткие черные с проседью волосы.

И вот, когда бразды правления оказались у меня и мне надо было лишь продолжить общение. Хотя нет… мне ничего не следовало делать. Я бы мог все испортить, даже тогда, когда испортить невозможно.

Но в этом и заключается злополучная черта моего характера.

Портить то, что испортить невозможно.

Но не в этот вечер.

Потому что этим вечером мы нашли место для двоих.

Хорошо, что белье хоть чистое.

- Я от тебя сразу на работу пойду. Хорошо?

- Конечно.

Я был не против. Давно я уже так не проводил время. Что бы вот так - всю ночь. Что бы не требовали наутро денег. Чтобы мне не хотелось покидать постель.

Ночью, когда Катя спала, свесив руку с кровати, я думал.

Думал, и тихо сползая с кровати, бегал на кухню курить.

Думал о том, а может бросить все к чертовой матери. Схватить Катю и рвануть в Москву. Устроится на стабильную работу каким-то преподавателем в школу. Устроить Катю в местную поликлинику. Зажить счастливой и спокойной жизнью.

Нехорошо конечно получится с Игнатьевым, но я думаю, он найдет и получше писателя для биографии. Так что все будет хорошо…

Думал о голосе в голове и о том, кому он может принадлежать. Чувствовал, как поднимаются волоски на затылке об одном воспоминании, о Ясной Поляне. О том, какие там живут люди. И о том, как они там живут.

Несчастные. Замкнувшиеся в своих мыслях и в своем собственном мире. Иногда они вырываются в наш мир и кажутся нам вполне себе нормальными и адекватными. Но это лишь иногда…

Я вспоминал Саню, который в первый же день накаркал гвоздь на мостике. Вспоминал его выражение лица и мне становилось страшно. Но в то же время, я видел его спустя несколько недель, когда он принимал у меня гостинцы и искрился от счастья. В нем не было ничего сумасшедшего. Он был чист и светел.

И, конечно же, я вспоминал голос. Как он впервые посетил меня у Семенова в кабинете и позже посещал еще не раз.

Но больше всего я вспоминал тот момент, когда голос запнулся.

Когда я, набравшись смелости (или глупости) ответил, что знаю кто он. Эта маленькая заминка. Крохотная задержка придала мне силы и дала понять. Если голос чего-то боится, значит, он не всесилен. У него есть страхи. И используя эти страхи им можно управлять.

Один из страхов был мне известен.

Стоит мне узнать, кому принадлежит голос. Кто им управляет, и я смогу дать ему отпор. Смогу…

С этими мыслями я погрузился в сон. В глубокий и приятный сон, когда мне не снились приближающиеся стены. Не снилась больница и другая чертовщина.

Мне ничего не снилось.

Рядом спала Катя, разбросав волосы на подушке, и я был счастлив.

Утром, когда я проснулся, Кати рядом не оказалось.

Как она так умудрилась?

Я не отличаюсь высокой чувствительностью сна, но все же…

Она еще и записку умудрилась написать, - увидел я клочок бумаги на кресле.

«Сегодня вечером, мы встретимся вновь».

Наверное, мне должно было показаться это глупым ребячеством. Хах… записка.

Она бы еще поцелуйчик нарисовала и смочила листок своим парфюмом.

Но так я всего лишь подумал. На деле я несколько раз прочитал заветные слова и прижал клочок бумаги к носу, в надежде почувствовать едва уловимый аромат Кати.

Одна жалкая записка подняла во мне все самые прекрасные чувства детства. Время не замедлилось. Оно стало как вкопанное.

А мне надо было как-то продержаться до вечера.

Дабы отвлечься от бесконечного наблюдения за временем, я начал работать.

Книга не шла. Всеми мыслями я был во вчерашнем вечере. Ласкал Катю, вдыхал ее аромат, слушал ее голос…

Вместо книги я решил убраться в доме. С этим дело вышло лучше.

И, уцепившись в кураже, я незаметно сел за книгу. И она пошла. Пошла как по маслу. Будто бы я просто перепечатывал текст, настолько быстро двигалась работа. Мне даже не приходилось думать. Слова сами вырывались из мозга, а пальцы шустро бегали по клавиатуре.

«Записки из сумасшедшего дома» - это мое рабочее название.

Я знаю, что это книга Достоевского. Но для рабочего названия неважно плагиат это или нет.

К вечеру, когда я устав от монитора, щурил глаза и допивал шестую чашку кофе, наконец-то явилась Катя.

С порога я заметил перемены.

Милое пухлое личико, которое я запомнил вчера, осталось лишь в моей памяти. Теперь на меня смотрело бледное, серое лицо измученной девушки.

- Что случилось?

- Меня переводят в Ясную Поляну.

Автор

часть первая "Некий Игнатьев А.В."

На следующий день я узнал, что у Ани всего лишь аппендицит. Ничего страшного. Сейчас даже практиканты делают эту операцию. Так что все будет хорошо.

Но тревога меня не покинула.

Мне жутко не хотелось идти больницу. И в то же время, я понимал, что работа сама себя не сделает.

Семенов снова обрадовался мне как старому другу, когда я ему позвонил.

- Мы всегда вам рады. – Сказал он. – Приходите, чаю попьем, поговорим.

К двенадцати я был в Ясной Поляне.

Слух о том, что в этом захудалом поселке завелся писатель, быстро разошелся. Пока я шел в корпус, на меня с любопытством смотрел персонал. Бабушка в регистратуре вновь показала мне книгу и попросила автограф.

Я с удовольствием расписался и бабушка, бесконечно благодаря, прижала книгу к груди, точно так как сделала Катя.

У меня сложилось ощущение, что время в этом поселке идет с задержкой лет в пять или семь.

В Москве меня уже никто не помнит.

Был писатель. Написал две книжки, покрутился в высшем обществе и исчез, как это часто бывает с выскочками. А здесь…

Здесь все по-другому. Такое ощущение, будто тут каждый человек читал мои книги и для всех я кумир и идол.

Это конечно приятное чувство, но порой, начинает надоедать.

Хотя кому я вру. Безусловно, мне льстит, что женский пол носится с моими захудалыми экземплярами и требует автографа.

Семенов встретил меня, раскинув в стороны руки.

- Вы готовы пообедать?

- Спасибо, но я дома поел. – Соврал я.

- Как жаль. Сегодня дают отличную рыбу под сырном соусом, с кусочками овощей. А на первое, наша знаменитая солянка. Вы не пожалеете.

Ему проклятому надо было в маркетологи идти, а не в медицину. Умеет уговаривать.

- Эх… - махнул я рукой и поплелся за Семеновым.

Обед был действительно царский. Наевшись от пуза, я уже ничего не хотел. Ни работать, ни писать, ни встречаться с психами. Мне бы выйти во дворик, оккупировать лавочку под тенью сосен, закурить и нежиться на свежем воздухе.

Мы вышли покурить.

- У вас прививка от гриппа есть?

- Наверное, - уклончиво ответил я.

- Дело в том, что у нас тут какая-то эпидемия пошла. Весь персонал и все больные ходят и сопливят. – Семенов и сам рукавом вытер нос.

- Я к этим болезням стойкий.

- Все так думают. Если почувствуете недомогание или температуру, приходите на укольчик. Я лично вам оформлю.

- Спасибо.

Он провел меня в комнату отдыха для больных.

Мда… я недооценил слова Семенова про сопли и кашель.

Все больные, а их тут насчитывалось человек десять плюс два лежачих, сморкались, шмыгали носами и кашляли. Персонал не отставал.

- У друга моего совсем все плохо.

- Какого друга?

- У Алексея. Он сейчас в палате.

- У того с большой головой?

- Да. Его грипп совсем подкосил. Боюсь, как бы осложнение не дал, а то не дай бог, каюк придет.

- Надеюсь, все обойдется.

- Я тоже.

- Вы можете подождать Игнатьева тут.

- Пожалуй, так и сделаю.

Семенов покинул меня. Я остался один среди психов.

Каждую секунду я косился в сторону, отмечая про себя, что персонал здесь и, если что-то случится, то меня спасут.

Присев на свободное кресло, я начал наблюдать.

Наблюдения были недолгими, так как ко мне, уверенным шагом двигался псих-стихоплет.

- Вы тут новенький? – спросил Саня, часто подергивая плечами.

- Я здесь по работе, - ответил я, боясь, что сейчас он мне еще что-то накаркает.

- Я думал, вы тут будете с нами жить. Хотел познакомиться поближе, а то со всеми этими уже надоело разговаривать. – Саня обвел взглядом больных, прильнувших к телевизору

Псих-стихоплет изменился. Он выглядел лучше, словно грипп пошел ему на пользу. Хотя он и шмыгал носом без конца, но выглядел свежее. А взгляд стал ясный и чистый.

Обычный человек. Почти обычный…

Он присел рядом.

- А вы, почему телевизор не смотрите? – поинтересовался я.

- Надоело. Тысячу раз уже его видел.

Это может показаться странным, но с этого дня у меня с Саней завелся некий дружеский набросок. Оказывается, он обычный парень. Вполне нормальный. Относительно нормальный.

О своих причудах, которые случаются у него с периодичностью раз в неделю, сам Саня шутит и нисколько их не стесняется.

- Бывает, что-то взбредет в голову. Короче я понимаю, что я сумасшедший, поэтому и не пытаюсь отсюда удрать как многие.

- А многие пытаются?

- Повально. Почти все. Им все кажется, что здесь чертовщина творится. – Саня придвинулся ко мне и прошептал. – А где она тут не творится. Мы ведь в дурдоме находимся. Что здесь еще может твориться кроме чертовщины.

- Это ты правильно подметил.

Целую неделю я ездил к Игнатьеву.

В нашу третью встречу, он сказал мне:

- Спасибо.

- За что?

- Спасибо что освободили нас.

- Не за что, - ответил я, хотя совсем не понимал причину благодарности.

За эту неделю я собрал столько информации, что мне должно хватить на половину книги. Мы дошли с ним до момента разрыва отношений с сыном, о которых Игнатьев не очень хотел рассказывать. Но я, понимая, что это очень важная часть, все-таки заставил его выложить все как на духу:

- Понимаете, Владимир Иванович, нам нельзя пропускать ничего из вашей жизни. В этом и заключается моя методика, что бы мы постепенно и поэтапно вспомнили всю жизнь. Каждый забытый случай мы вытаскиваем на поверхность и вновь освещаем памятью. Только это может помочь нам в лечении. – Уговаривал я Игнатьева.

Он поверил.

Больные вообще все верили, что я некий врач частной практики, со своим личным методом.

Несколько раз я проносил им сигареты, отчего больные готовы были боготворить меня и поставить посреди комнаты алтарь в мою честь.

Естественно я рассказал об этом Семенову, который с пониманием отнесся к контрабанде:

- Только не приносите им спиртное и всякие ножи и прочее.

- Ни в коем случае. – Открестился я.

- С такими делами, вы должны будете легко влиться в коллектив, - таинственно улыбнулся Семенов. – Они за сигареты готовы душу продать, так что мы будем выступать на стороне зла, а вы на стороне добра. Но не заигрывайтесь.

- Как только скажете, я сразу прекращу.

- Заметано.

Семенов хлопнул меня своей лапищей по спине и отпустил к больным.

Мне начинало казаться, что слухи о Ясной Поляне все-таки слухи и ничего более. Больные вели себя хорошо. Мне перестали мерещиться голоса, и я больше не видел страшных снов.

Несколько раз мы говорили по этому поводу с Катей. Она радовалась, что все идет замечательно, но все-таки не поверила. Я видел в ее глазах сомнение и страх.

На радостях, я даже в школу пошел на открытый урок, где дети встретили меня довольными криками. Я долго рассказывал о жизни и писательстве.

Когда урок закончился, меня буквально потащили в учительскую, где прошел второй открытый урок. Только в этот раз я распинался перед учителями и получал лавры известности.

Мне даже поселок стал нравиться в последнее время. Спокойно. Тихо. Свежий воздух.

На выходные я ездил домой.

С Игнатьевым А.В. встретиться не получилось, но я заверил по телефону, что книга движется семимильными шагами и скорее всего, что я сдам ее раньше.

Людочка отдала мне конверт, после чего я покинул «офис».

С Анькой, как я и думал, все было хорошо. Она еще плохо ходила, но бесшовная операция и новые технологии сделали свое дело. У нее не будет этого уродливого шва на пол живота. Всего лишь три точки. Три маленькие точки: две по краям и одна под пупком.

Ира радостно встретила меня и напоила чаем.

Еще бы ей радостно меня не встречать, когда я привез ей кругленькую сумму.

Я звал их к себе, на мою так называемую дачу, но Ира была настроена найти работу, поэтому их приезд откладывается на неопределенный срок.

Вернувшись в Ясную Поляну, я раздал больным гостинцы.

Счастью их не было предела. Они радовались подаркам как малые дети. Чуть ли не подпрыгивали до потолка. Даже хмурый дед, с которым Игнатьев водил тесную дружбу, и тот улыбнулся при виде шоколадки и пачки беломора.

- Вот за это спасибо. – Расплылся он в улыбке.

Саня продолжал снабжать меня информацией.

Спустя еще неделю я завел так называемую дружбу почти со всеми.

Входя в отделение, я приветствовал регистраторшу, это была либо баба Люда (далеко не Людочка из офиса Игнатьева), либо баба Валя. Они были как две близняшки. Обе одинаково круглые. Брови точно выведены черным цветом. Единственное что их отличало, так это цвет волос. У одной фиолетово-седые, а у второй черно-седые.

Я здоровался с ними и меня, не спрашивая, пропускали в отделение. Ко мне по-прежнему приставляли молодого медбрата, который доводил меня до второго этажа. Не то чтобы я сам не мог дойти, просто волшебная ручка, которая отрывает все двери, всегда находится у персонала.

Перекинувшись парой слов с медбратом, я попадал на второй этаж, где психи стягивались ко мне как муравьи на мед.

Все они звали меня по имени отчеству.

Виктор Андреевич то, Виктор Андреевич это…

В комнате отдыха, я без палева отдавал им сигареты, шоколадки и прочую хрень, которой снабжал их, и благодаря которой, они и повадились любить меня.

И все было бы хорошо, если бы не голос.

В комнате отдыха было тесно. Психи, как обычно, получив от меня гостинцы, разбежались по палатам, а спустя пару минут собрались перед телевизором. Поучительная передача про животных всегда притягивала их несмышлёные взгляды.

Я почувствовал перемену. Почувствовал сразу, как только уселся в кресло.

Не могу сказать, что именно случилось. Но произошло что-то странное. Что-то неведомое и необъяснимое. Я сразу вспомнил Катю, которая не могла мне объяснить, что именно происходит в Ясной Поляне, но все равно продолжала говорить, что там что-то есть…

Вот и я почувствовал, что тут кто-то есть.

Ощущение было, будто бы кто-то стоит у меня за спиной. Тяжелое ощущение чужого взгляда.

Несколько раз я обернулся. Но сзади никого не было. Ни-ко-го!

Когда я обернулся в очередной раз, то увидел Семенова. Он широкими шагами преодолевал коридор, целеустремленно двигаясь ко мне

Я встал с кресла. Мы поздоровались.

- Опять эту проклятую книгу забыл, - не очень лестно выругался он. Особенно когда именно я являюсь автором той самой проклятой книги. – Вот когда вас вижу, всегда вспоминаю про книгу.

- Я тут еще месяца на два, так что время будет.

- Надеюсь. Если меня жена раньше не прибьет.

- Как у вас тут дела? – спросил я Семенова больше ради приличия, потому что Саня уже успел мне доложить краткую информацию.

- На поправку идем. – Улыбнулся Семенов и почесал бороду. – Честно говоря, я думал после такой эпидемии, многих не досчитаемся, но обошлось.

- Настолько было серьезно?

- О-оооо – закатил он глаза. – Игнатьев в ваше отсутствие бредить от температуры начал. Малофеев и тот поддался напасти гриппа. А вы выдели Малофеева. – Малофеева я конечно видел. Его вообще сложно было не заметить. Огромный как шкаф и спокойный как шкаф. Ходит из угла в угол и ни с кем не общается. Даже зная, что появилась лазейка для контрабанды, он так ко мне ни разу и не подошел. Зато всегда здоровается. Улыбается своим широким ртом и как ребенок машет рукой, растопырив пальцы во все стороны. – Шустряков тяжело болел, Шарафутдинов чуть легкие при кашле не выплюнул. Кто еще… Ну, и разумеется Беспалый Алексей. Честно говоря, я думал его мы точно потеряем. Но выкарабкался. Опять лежит и смотрит по сторонам, как ни в чем не бывало.

А я и не сразу заметил, что возле окна снова две каталки для тех, кто не двигается.

- …так что, - продолжил Семенов, - Будем жить как говорится.

- Будем жить, - ответил я ему тем же.

- Семен Сергеевич, - позвала его Полина, - можно вас на минуточку.

- Ладно, пойду я. – сказал Семенов. – Будет время, приходите в мой кабинет.

- Непременно.

Круглая Полина прильнула к уху Семенова и что-то ему шептала.

Я облюбовал кресло и уставился в телевизор.

В передаче про животных, зебра пыталась выбраться из реки. Она вздувала ноздри, выплевывала фонтаны воды, но злые крокодилы все равно тащили ее на дно.

«Ты думал, я исчез?» - раздался в голове голос.

Я почувствовал как все страхи, слухи и басни которые с любовью обсасывают местные жители, поднимаются у меня в душе.

Я опять почувствовал себя голым, зная, что кто-то копается в моей голове. Руки начали дрожать. Для чего-то я начал судорожно смотреть по сторонам, словно мог увидеть источник этого голоса. Но все было как обычно. Две койки у окна и ватага психов возле телевизора. У двери стоит медбрата Слава и треплется с медсестрой Юлей.

- Ты думаешь, они тебя любят? – продолжил голос.

- Кто ты? – спросил я. Если бы я говорил не мыслями, а ртом, то мой голос дрожал бы как струна. Возможно, я бы вообще не смог произнести ни звука. Но мыслями общаться легче.

- Ты оказался крепче, чем я думал. Настырный. Упертый. И глупый.

- Кто ты?

- Я хозяин этого места. Семенов не хозяин. И Игнатьев с его богатеньким сыночком не хозяин. Я хозяин. Я и только я.

- Чего ты хочешь?

- Того же что и всегда. Ты нарушил мою идиллию. Я годами выстраивал свое хозяйство. Я сидел в засаде годами. Как вон тот крокодил. – Я кинул взгляд на телевизор, где огромный крокодил готовился к прыжку. – Я ждал их. Я работал над ними. Я строил свою империю сам. И тебе не следует здесь находиться. Я хочу, чтобы ты ушел. Прочь!

- Я знаю тебя, - ответил я мысленно и почувствовал, как голос вздрогнул.

Естественно я не знал, кому принадлежит этот проклятый голос. Я и не подозревал, что за чертовщина тут происходит. Я сказал так, наобум…

- Ты не можешь знать, - ответил голос.

Я боялся, что он прочтет мои мысли и увидит, что я действительно ничего не знаю.

- Знаю. И скоро тебе наступит конец. – Сказал я.

И откуда у меня взялось столько смелости.

- Зря ты затеял эту игру. Зря.

Мысли прояснились. Я почувствовал, как мою голову покидает не прошеный гость.

Но вместо этого я всем телом почувствовал, что на втором этаже, вновь поселилось нечто. Оно витало в воздухе. Оно было везде. Не была угла, где бы оно не смогло тебя достать.

Этим же днем, когда я беседовал с Игнатьевым, злобный старик вернулся.

Игнатьев исказил рот, уставился на меня острыми глазами и сквозь зубы процедил:

- Твои мучения будут долгими. Долгими, но напрасными.

А спустя секунду, он продолжил рассказывать мне об их с сыном конфликте.

Когда я вышел, Саня… тот Саня, который последние две недели смотрел на меня как на спасителя и совсем позабыл о своих стишках, теперь косился на меня как собака, у которой отняли кость.

Здесь все сошли с ума, – отметил я про себя.

По сути, тут все и были сумасшедшими. Но если вчера или неделю назад я легко с ними общался, то сейчас их словно подменили.

Я решил, что не буду ездить сюда неделю. У меня накопилось достаточно материала, чтобы начать писать книгу. Поэтому Ясная Поляна пусть живет без меня.

Но этому решению не суждено было сбыться.

Уже на следующий день, я вновь оказался в Ясной Поляне.

Автор

Поздравляю всех подписчиков и всех пикабушников с наступающим новым годом.

.

История о неудачном писателе, который едет в сумасшедший дом писать биографию клиента, набирает популярность. Это не может не радовать.

Как и обещал, выкладываю очередную главу и прощаюсь с Вами до следующего года.

.

НеЯсная Поляна

.

Я отбросил блокнот в сторону. В этот раз меня ничто не остановит. Моей решимости не было предела.

Достав из чемодана туго завернутую в вещи бутылку вина, я выдернул пробку штопором, налил полный до краев бокал и вернулся в кресло.

Попивая терпкое вино и покуривая терпкую сигарету, я чувствовал, как тяжесть дня покидает меня. Вино словно смывало с меня всю грязь и мерзость Ясной Поляны.

За первым бокалом, последовал второй. До сих пор жутко хотелось спать, и не в силах больше выносить тяжести в плечах, я принял полулежачее состояние.

Я закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Но выходило это довольно плохо. Проскакивали шальные мысли, а может бросить это дело. Собрать манатки и сегодня же вечером я буду дома. В своей уютной холостяцкой квартирке на восемьдесят квадратов. Откупорю еще одну бутылку вина, приму ванну, а после лягу спать в привычную мне кровать.

Эта картинка сменилась другой. Деньги. Много денег. Игнатьев А.В. вручал мне несколько пачек пятитысячных купюр. Я благодарил его. Крепко пожимал ему руку и ощущал всю тяжесть денег. Приятную тяжесть.

Затем я представил Аньку. Мою белокурую девочку, которой я смогу оплатить лучший в ее жизни отпуск. Всей семьей мы полетим на дальние теплые берега и будем нежиться под палящими лучами солнца. Ира с Анькой будут купаться в лазурном море, а я буду лежать на шезлонге, потягивать фруктовый коктейль и покуривать толстую вонючую сигару.

В мои мысли вновь влезла Ясная Поляна и я даже поморщился от негодования. Безумные глаза стихоплета. Резкие черты Игнатьева и пустые коридоры.

На какой-то момент мне показалось что я уснул. Забылся в мыслях и отключился от реальности.

Когда я открыл глаза то было уже темно. Нет, не темно. Всего лишь сумерки. Гробовая тишина в доме прерывалась редкими криками птиц за окном. Да еще безмозглый мотылек бился в стекло и пытался вырваться на свободу.

Мне показалось, что комната стала меньше. Но я списал это на тот факт, что я только что открыл глаза. Я часто пользовался этим методом в детстве. Если мне, например, надо было спрыгнуть с высокого забора и я боялся, то я просто закрывал глаза на несколько секунд, затем резко открывал и прыгал. В эти несколько секунд, когда мозг еще не успел обработать информацию, земля казалась близкой. Это уже потом, если не прыгнул, земля отдалялась вновь и страх опять сковывал движения.

Но нет.

В этот раз мне не показалось что комната стала меньше. Она действительно уменьшилась в размерах. Я смог бы в несколько шагов дотянуться до стены.

За то время, что я провел в кресле, тело успело окоченеть и задеревенеть. Я попытался приподняться, но не смог. Ни руки, ни ноги не слушались. Я только и мог что вертеть тяжелой головой, да смотреть по сторонам.

Стены вновь придвинулись. В этот раз я видел это. Видел, как стены, словно по команде сделали шаг вперед, и комната стала еще меньше.

Со всех сторон на меня смотрели ворсистые ковры со странными узорами травы и листьев.

Шкаф со скрежетом поехал в сторону и стены приблизились еще ближе.

Паника охватила меня.

Я хотел закричать, но поперек горла стал плотный ком страха. Я кряхтел и отталкивался от подлокотников деревянными руками. Наконец-то я смог ими двигать. Хоть немного… хоть чуть-чуть…

В этот миг стены сделали еще один шаг и продолжили съезжаться. В углу рухнула полка, разбросав по тесной комнатке лампадки и несколько икон. Огромный советский шкаф на тонких ножках накренился под углом и едва удерживал равновесие.

Через секунду он валялся на полу.

Через пять секунд он уперся в противоположную стену. Я понял, что еще чуть-чуть и меня раздавит этот проклятый дом. Раздавит как Индиана Джонса в одном из фильмов. Здесь только острых штыков не хватает.

О чем я думаю! – прокричал я про себя, потому как в реальности не произнёс ни звука.

Срывая текстиль с кресла и дергая ногами, я свалился на пол и пополз к выходу. Каждое движение давалось с непосильным трудом. Словно к каждой конечности привязали по пудовой гире. Упираясь локтями в деревянный пол, я видел, как стены продолжают съезжаться.

Шкаф с треском лопнул, когда ему стало тесно.

Несмотря на то, что весь дом медленно превращался в гроб, проклятая дверь к которой я полз, изнемогая и задыхаясь от напряжения, стояла на месте. Она уменьшалась вместе с домом. Еще чуть-чуть и она превратится в собачью конуру, через которую я не пролезу при всем желании.

Превозмогая боль во всем теле и тяжесть каждого движения, я все-таки добрался до двери. Ухватившись за косяк, я подтянулся, но кто-то схватил меня за ногу. Словно лодыжку мне обвили жестким хлыстом.

Снова в мозгу вспыхнул образ Индианы Джонса, который мастерски накинул на меня этот самый хлыст.

Не было времени смотреть, кто там препятствует моему побегу. Я ухватился второй рукой и подтянулся насколько смог. Голова уже была в кухне, которая сохранила свои размеры. Еще немного и я спасен.

Но этот кто-то, с силой дернул за ногу, обжигая кожу.

Еще один рывок, и я вновь оказался посередине комнаты. Точнее не комнаты, а вагона. Мебель коверкало и ломало. Сыпались щепки и битое стекло. Креслом мне придавило руку, а стена все близилась.

Перевалившись на спину, я быстро оглядел пространство. Ковры на стенах пришли в движение. Здесь все двигалось и сжималось. Но тот галлюциногенный узор, который всегда меня забавлял теперь двигался. Ветви и листья прорастали из ковров и вырывались наружу. Словно рост кустарника засняли и прокрутили в тысячи раз быстрее.

Я только сейчас заметил, что одна из ветвей обвила ногу и тащила меня к ковру на стене.

В скором времени стены стали размером с эти самые ковры. Ветви, похожие на лианы, выползали из ковров и обвили мое тело. Несколькими кольцами закрутились вокруг груди, отчего я стал задыхаться. В глазах темнело.

Я увидел перед собой противоположную стенку и свиной пятак. Нет, это обычная розетка, вывалившись из стены, болталась у меня под носом.

Силы покинули меня. Я был похож на антилопу, на тело которой, анаконда уже накинула порядочно колец и продолжала сдавливать с неведомой силой.

Лианы тащили мое обездвиженное тело к ковру, напоминающему гадюшник. Казалось, что весь ковер усеян змеями. Они переползали, путались и не останавливались ни на секунду.

Я почувствовал, как с легких выходит последний кислород. Вдохнуть не было сил.

Темнота поглощала меня…

Я последний раз оглядел свой гроб и кишащие лианы на коврах.

«Витя! Витя-я-я…»

Прозвучало в моем сознании. Но в этот раз кричала не дочка. В этот раз…

Катя, - вспомнил я знакомый голос соседки красавицы. Голос прозвучал так далеко и так тихо, что я даже ему не поверил.

Закрыв глаза, я провалился в черную яму смерти.

В тот же миг я резко дернулся всем телом и почувствовал, что падаю.

Когда я открыл глаза, то не мог поверить. Привычная комната была тех же размеров, что и раньше. Я лежал на полу, ощущая ноющую боль во всем теле. Перевернутый бокал вина валялся рядом с креслом. Тут же была и винная лужица.

Превозмогая боль, я поднялся на ноги. Голова гудела как колокол в пасху. Тело ныло, а кости пытались сбросить с себя мясо.

Разминая закоченевшие руки, я потер запястья, и ощутил резкую, обжигающую боль.

На запястья, в общем-то как и на ноге я увидел глубокие ссадины.

- Виктор! – послышался голос Кати с улицы.

Быстро прибрав бардак и вытерев первым попавшимся под руку полотенцем винное пятно на полу, я умылся и вышел в предбанник.

- О господи, я вас разбудила? – всхлипнула Катя и поднесла ладони к лицу.

- Вы меня спасли, - не кривя душой успокоил я соседку. – Мне приснился ужасный сон. Жуткий сон. – сказал я, хотя сам уже не верил, что это был сон. – Проходите, не стесняйтесь.

Катя вошла в дом.

Я окинул ее взглядом, подметив что в этот раз она не выглядела как юная крестьянка на поле. В этот раз она подготовилась. Подвела брови, собрала соломенные волосы в пышный пучок, а вместо спортивного костюма, ее шикарное молодое тело, обтягивали серые джинсы и бежевая блузка. Грудь гордо смотрела вперед. В руке она держала кремовую, в тон блузке, сумку.

Я же в свою очередь выглядел ужасно.

Никогда бы я не принял девушку в своем доме в таком виде.

Лучше уж отвертеться как-нибудь. Спрятаться за дверью. Притвориться что тебя нет дома. Пусть даже повеситься в тесной ванной, но не в таком же виде встречать Катю.

Заметив винное пятно на рубашке, я закатал рукава.

В комнате пахло вином и куревом. И здесь я оплошал.

Катя стеснительно огляделась по сторонам.

- Ты здесь впервые?

- Нет. Года три назад была. Когда жену деда Вовы хоронили. Мы с мамой помогали готовить поминки.

Удивительно. Его сын крутит миллионами, а поминки матери готовят соседки.

- Я извиняюсь за беспорядок, но у меня не было времени прибраться. Да и не люблю я это дело. – как бы стеснительно сказал я и провел Катю к тому самому креслу.

- Вы голодны? – не успела она ответить, как я продолжил. – Хотя, чего это я спрашиваю, если у меня кроме картошки с макаронами ничего больше нет.

- Нет, спасибо, я сыта.

- Может быть чай? Или кофе? – предложил я Кате и вспомнил Семенова с его назойливыми попытками удержать меня в своем кабинете.

- От чая не откажусь.

Пока я делал чай, Катя смирно сидела на кресле, разглядывая скромное убранство дома. А убранства тут было немного. Одна большая комната. Проходная кухня с ванной за шторкой (какой великий строитель сделал ванную рядом с кухней, оставалось загадкой), предбанник и вот уже улица.

- Я вам книгу принесла, - застенчиво сказала Катя вытаскивая из сумки новенький экземпляр.

- Первое издание. Это уже довольно редкий вид. – сказал я рассматривая книгу.

- Вы мне подпишите?

- Безусловно. Напишу, все что скажете. Надеюсь вы подготовили текст.

- Нет. Отдаю на ваше усмотрение.

- Писатель может быть я и хороший, но вот пожелания и поздравления писать не умею, - нагло соврал я. – Уж простите.

- Напишите то, что думаете.

Я отложил книгу в сторону, а сам присел на принесенный мной стул.

- У меня даже к чаю предложить нечего.

- Все хорошо. Я не за чаем к вам пришла.

Да… не за чаем, - сказал мой внутренний голос и расплылся в улыбке, мысленно и неподконтрольно, снимая с нее одежду.

- Давайте на ты.

- Согласна.

Как мне было жаль, что здесь нет хотя бы тесного. Хотя бы маленького. Скромного и потрепанного двухместного дивана.

Такими темпами: я на стуле, а она на кресле, - мы никогда не сблизимся.

Никогда!

- Так, давайте обсудим то, зачем мы здесь сегодня собрались.

- Давайте. – улыбнулась Катя.

Я сходил к своему полураспакованному чемодану и достал ручку.

- Блокнот, блокнот… - ходил я по комнате высматривая заветную книжечку.

Катя привстала и стеснительно достала из-под себя блокнот с мятыми страницами.

Скорее всего она заметила чертеж дома и надпись, но не предала этому значение. Я принял теплый от ее тела блокнот и уселся напротив, закинув ногу на ногу.

Штанина задралась и на свет открылась ссадина на лодыжке. Я сменил ноги и тут же заметил покраснения на запястьях. Хотел раскатать рубашку, но она залито вином. Вот черт.

Оставил все как есть.

- Итак, что вы можете сказать об Игнатьеве? О том, какой он сосед? Как вел себя? Чем занимался? Может быть вы знаете его увлечения? В общем, я хочу знать все что знаете вы. Только говорите не слишком быстро. Я ведь тут записывать пытаюсь, - скрасил я концовку монолога.

Катя отпила чай и глубоко вздохнула, как будто будет выступать перед большой аудиторией.

Она начала говорить. Говорила сбивчиво и урывками. Перепрыгивая с его личной жизни на увлечения, на то каким он был соседом. Как однажды помог им починить рухнувшую теплицу. О том, что он увлекался историей. Собирал какой-то материал по поселку, часто посещал краеведческий музей в школе и несколько раз выступал перед учениками с докладом о прошлом этого славного поселка.

Я старался записывать, но ее приятный голос и то, с каким вдохновением она рассказывала, каждый раз отвлекали меня.

Как можно работать, когда перед твоим носом говорит Катя?

Вот и я не знал, что мне делать.

То ли продолжать делать вид, что мне безумно интересно. То ли отбросить блокнот и наброситься на нее.

Я пересилил себя. Вместо этого я устремил взгляд в блокнот, чтобы формы Екатерины не смогли меня отвлечь от работы. Я часто поддакивал, кивал и как мог удивлялся.

Оказывается, Игнатьев не такая простая личность как может показаться на первый взгляд. Старик из-за чего-то отрекся от своего сына и отказывался принимать деньги, которые тот ему часто пытался прислать или сунуть при встрече. Хотя, Катя говорит, что видела лишь однажды чтобы они разговаривали с глазу на глаз.

От того он и работал сторожем, будучи уже на пенсии.

- А вы, ты, не знаешь где он хранил свое увлечение?

- Нет. Может в сарае. Может на чердаке. Этого я не знаю.

- Еще чаю? – опять всплыл образ Семенова.

- Нет, спасибо.

- Надо бы мне поискать его работы. Они могут очень сильно пригодиться.

- Я хотела вас спросить… - стеснительно начала Катя и даже взгляд увела в сторону.

- Тебя.

- Что?

- Мы на «ты» перешли. Тебя спросить…

- Да-да. Я хотела тебя попросить об одной услуге. Моя мама рассказала о том, что с нами по соседству живет писатель. И учительница литературы решила не упускать такой возможности. Она хочет провести открытый урок.

- Хм… предложение заманчивое. Честно говоря, я не думаю, что мои книги будут интересны ученикам. Разве что одиннадцатый класс сможет прочувствовать мои романы. Точнее некоторые сцены.

Катя залилась краской, но быстро взяла себя в руки.

- Честно говоря, мне кажется она это делает не для учеников.

- Интересная версия. Передай матери, что я подумаю. Скорее да, чем нет, но я подумаю.

- Спасибо вам большое.

- Тебе…

- Да. Тебе.

- Давай вернемся к нашему разговору. – Я решил, что если уж и не получится у меня включить Айрона Томаса и с двух слов повалить девушку в постель, то я хотя бы вытащу нужную мне информацию. А если получится и то и другое, то счастью моему не будет предела. – Что ты можешь сказать по поводу последних дней Игнатьева в здравом рассудке?

- Ничего. Вообще ничего. – не задумываясь ответила она. – Он вел себя как обычно. Ходил на работу. Здоровался со мной и с матерью. Что-то мастерил во дворе. А потом я узнаю, что он в Ясной Поляне.

От этих слов мурашки прошли по спине. Добрые такие мурашки размером с домашних тараканов.

- Вот так. Ни с того ни с сего? Без предпосылок? Без подозрений?

- Да.

- Странно.

- Ничего странного. Не все люди съезжают с катушек постепенно. Часто бывает так, что вчера нормальный человек, а сегодня уже псих. А что это у вас там нарисовано в блокноте?

Все-таки увидела.

- Это Игнатьев чертил мне свой прежний дом.

Интересно, а про надпись спросить?

- Как он там?

- Нормально. На удивление нормально. Я думал, что возникнут сложности, но его память чиста как белый лист. По крайней мере, детство он хорошо помнит.

- Жалко мне его. Хороший человек был.

- Почему же был? Он и сейчас остается.

- Оттуда не возвращаются, - грустно сказала Катя. – А если и возвращаются, то не на долго.

- Отчего же такой пессимистический настрой?

- Это не настрой. Это статистика.

- Очень жаль.

- И мне.

Мы замолчали. У меня чуть было опять не вырвалось предложение чая, но в этот раз я стерпел. Вместо этого, я достал бутылку вина и, не спрашивая желание Кати, налил один бокал и красную кружку из-под Nescafe.

Естественно, бокал достался Кате.

- Спасибо, - сказала она, принимая вино из моих рук.

Надо было раньше так сделать, - подумал я.

На улице совсем потемнело. Я мельком взглянул на телефон – почти одиннадцать.

Надо торопиться, если я хочу получить вторую часть запланированного вечера.

Приосанившись, я подвинулся к Кате. Но сделал это с тем намерением, будто бы я хочу достать книгу. Книгу я действительно взял в руки и положил на импровизированный стул, который в данный момент служил нам журнальным столиком.

- Что бы вам написать?

- Тебе… - поправила она и улыбнулась.

- Все верно. Тебе. Или быть может вам. Ведь тетя Люба тоже захочет видеть надпись в ее честь.

- Тетя Люба принесет вам вторую книгу. Мне эта больше нравится.

- Тебе, - поправил я Катю, и мы вновь улыбнулись друг другу.

Включив Айроан Томаса, я немного выдвинул подбородок, перестал сутулиться и принял вид мыслителя, уткнув руку в подбородок.

- Сложно вот так придумать что написать, - сказал я.

- А ты не думай. Пиши, что посчитаешь нужным.

- Сама напросилась.

Открыв свежий экземпляр, я положил книгу на столик и уткнул ручку в бумагу.

Размашистым почерком я начал выводить слова.

«Моей дорогой подруге. Желаю огромного человеческого счастья. Бесконечной и всепоглощающей любви. Добрых друзей, хороших соседей, чистого неба над головой и светлого разума!»

Я чуть не подписался Айроном Томасом, но в последний момент вышел из образа. Из-за чего первая буква моей фамилии получилась корявой.

Я еще раз взглянул на надпись и понял, что большей чуши я и придумать не мог. Банальщина. Сплошная банальщина…

Между пожеланием и подписью, оставалось чуть-чуть места. Куда я вместил еще пару слов:

«С Любовью к Вам… тебе от»

Теперь еще куда ни шло. Хоть есть какая-то отсылка на нашу игру в «Вы» и «Ты».

Катя с трепетом приняла книгу.

Рассматривая пожелания, она мило улыбалась и склоняла голову то на один, то на другой бок.

- Спасибо вам огромное. – я хотел поправить, но она опередила. – В этот раз именно Вам.

Я почувствовал, как сам начинаю краснеть.

А ну возьми себя в руки, чёртов писатель. Айрон Томас никогда не краснеет и не стесняется. Он видит цель и берет ее. Берет…

Моя рука скользнула вниз и нежно легла на обтягивающие серые джинсы.

Катя сделала вид что не заметила этого.

Фух… в детстве думал, что с возрастом станет легче охмурять девушек. Но каждый раз как первый раз. Может в этом и есть кайф новых знакомств. Прежние чувства. Юношеские и даже детские чувства прорываются на свободу и заполняют тебя с ног до головы.

Я провел рукой выше.

Катя отложила книгу в сторону и положила свою руку поверх моей.

Не оттолкнула. Это важно.

Наоборот.

Провела своими тоненькими пальчиками по моей руке к запястью.

- Что это? – тихо спросила она и посмотрела вниз.

Проклятые ссадины. Она их заметила.

Все пропало.

- Это… это не важно. – нашептывая слова, я наклонился ближе.

Наши лица были близки. Я чувствовал запах ее духов. Видел ее нежные губки и бездонные серые глаза. Веки медленно опустились, и я начал приближаться.

Десять сантиметров.

Девять, восемь, пять, три…

Звонок моего мобильника вывел нас из транса...

продолжение в комментариях

Автор

Часть первая "Некий Игнатьев А.В."

.

После короткого перекура мы поднялись на второй этаж.

- Не буду показывать вам весь корпус. Ограничимся вторым этажом. Ведь именно здесь находится Игнатьев.

Я следовал за Семеновым по пятам.

- Это наши славные медбратья, - сказал он, указывая на молодых коротко стриженных парней. Один из которых был Славочка, а второй Сашечка. Этих двух я знал. С ними стояли еще два парня и несколько медсестер. Парни, на удивление как на подбор. Широкоплечие, скуластые, стрижки ежиком. Выкрашенные девушки различались чуть больше. У Юли были длинные волосы, аккуратно собранные в лошадиный хвост. А Полина имела вид сорокалетней бабы из-за лишнего веса и измазанного косметикой лица. Девушки помахали мне рукой, а парни сурово кивнули.

Мы вошли в коридор.

Длинный коридор покрытый однотонным бежевым линолеумом. Стены, как и во всех больницах выкрашены в два цвета. Низ, примерно на уровне колен, темно-синий, а выше поднимается желто-бежевая краска.

Не зря их кличут желтым домом, - отметил я.

Толстые решетки со стороны улицы, уродовали свежие пластиковые окна. Естественно на окнах не было ручек. Тут вообще нигде не было ручек, не считая входной двери и дверей врачей. Каждый из персонала носил свою собственную ручку.

В центре длинного коридора находилась комната отдыха. Это даже и не комната вовсе. Но именно здесь больные отдыхали. Сюда выкатывали тех, кто не мог ходить, чтобы они смотрели телевизор, слушали музыку из динамиков, привинченных к потолку и с упоением глядели на улицу, нежась под лучами солнца.

Именно здесь, больные проводили большую часть времени. Настольные игры, массажеры, два удобных кресла и несколько диванов. По углам стояли высокие растения. К двум противоположным стенам прикреплены телевизоры, всегда транслирующие один и тот же канал.

В этот раз показывали мультики, и больные с наслаждением смотрели. Если бы не звуки из телевизора, то получилась бы гробовая тишина.

То ли мультики всех так заинтересовали. То ли они вообще тут разучились разговаривать.

- Больные находятся здесь, - говорил мне на ухо Семенов. – Когда вам понадобится комната, мы предоставим одну из спален, где вы с Игнатьевым свободно сможете поговорить.

- А здесь? – указал я на приличный диван и кресло рядом с ним.

- Здесь нельзя. Здесь больным отдыхать надо, и посторонний человек может растревожить их итак не здоровую психику.

Мне не очень хотелось оставаться с глазу на глаз с психом. Пусть он и дед, которому скоро стукнет шестьдесят пять, но даже в этом возрасте он легко может размозжить мою голову о стенку. Говорят, когда у них приступ, то силы берется столько, что двух, а то и трех человек может раскидать как щенков.

В первом ряду перед телевизором сидел Игнатьев. Из-за спинки кресла я видел лишь его лохматую макушку.

Рядом с Игнатьевым, по правую руку, сидел тот самый парнишка стихоплет, который накаркал мне гвоздь на мостике. Слева от него восседал хмурый дед. И, хотя я видел один лишь морщинистый затылок, я был глубоко убежден, что лицо его не лучше. Такое же обвисшее и суровое.

- Владимир Иванович, - окликнул Семенов Игнатьева и положил руку ему на плечо. – Как вы себя чувствуете?

- Отлично. Настроение хорошее. Болей нет. Все просто замечательно, - не отрываясь от телевизора отрапортовал дед.

- Я хочу вас кое с кем познакомить.

Эти слова заставили Игнатьева обернуться.

- Помните, я говорил вам, что у вас будут гости. Помните?

Для меня было странно наблюдать, как интонация Семенова сменилась с грубой и басовой, когда он общался со мной, на нежную, заискивающую и весьма приятную, когда он разговаривал с пациентами.

- Помню что-то такое.

- Вот ваш гость.

Семенов указал на меня.

Я сделал пару шагов, чтобы Игнатьеву не пришлось крутить головой как филину.

- Это Виктор Хвостов.

- Он не похож на врача, - подозрительно сказала Игнатьев.

- А он не врач. Он будет задавать вам вопросы и записывать ответы у себя в блокноте. Это новая процедура, которая помогает памяти поддерживать хорошую форму. Вы ведь хотите, чтобы у вас была хорошая память?

Игнатьев глубоко кивнул.

- Вот. Виктор поможет вам в этом. Виктор, как часто вы будете посещать Владимира Ивановича?

- Два-три раза в неделю, - сказал я даже не подумав.

- Отлично. Когда досмотрите мультик, Виктор будет вас ждать.

- Хорошо. Досмотрю. – сказал Игнатьев и уставился в телевизор, высоко задрав голову.

На фото, он конечно выглядел моложе. Обычный старичок с морщинистым лицом и темной, загорелой кожей. Седые волосы нисколько не поредели и плотной шапкой сидели на голове. Большая, волосатая родинка на левой щеке под глазом и тусклые серые глаза. Но так он выглядел на фотографии.

Сейчас передо мной сидел старик с серой кожей, с родинкой, с тусклыми глазами и взъерошенными волосами. Как будто кустарник на голове вырос.

- Пройдемте дальше, - шепнул Семенов.

Я не видел смысла осматривать помещение целиком и скучно поплелся за главврачом.

- А есть тут кто из персонала?

- Вон ведь стоят, - указал он на медбратьев.

- Я имею ввиду тех, кто когда-то работал здесь, а теперь лечится.

- Вы опять за старое, - улыбнулся Семенов. Его грубый, басовый голос вернулся. – Видели парнишку рядом с Игнатьевым? Это Харитонов Александр Вадимович. Когда-то она работал у нас медбратом, но потом что-то с ним случилось. Когда здоров был, ходил без конца тут рэп свой читал, а теперь на стихи перешел. Вы еще успеете с ним познакомиться. Он любит новые лица.

Я не стал говорить, что уже имел некоторые знакомства.

- Больше никого нет?

- Не считая Игнатьева, на этом этаже никого. Есть еще на первом парочка. Но там совсем случаи обычные. У одной медсестры мать умерла, так она на этой почве и свихнулась. До сих пор ждет, что ее матушка вернется к ней. Вот уж как четыре года ожидает.

Мы подошли к двум койкам возле окон, где лежали больные.

- Тех, кто не может ходить, мы выкатываем к окну. Пусть бедняги хоть солнышко увидят. Вот этот, - Семенов кивнул на мужчину лет пятидесяти с непропорционально большой головой. Гладкая лысина больного сверкала на солнце как зеркальце. Ровные черты скул были чисто выбриты. Рот немного приоткрыт, а глаза с любопытством осматривали помещение, словно видели впервые.

- Вы не поверите, - шептал Семенов, - но это мой друг. Ну, как друг. Когда мы переехали сюда, это был первый человек с кем я начал общаться. Беспалый Алексей Леонидович. Хороший был парнишка. Правда его задирали всем двором из-за большой головы, но я по возможности заступался за него. И вот, судьба вновь свела нас в этих стенах. – грустно закончил Семенов.

- Как дела Леша? – вновь этот ангельский голосок. – Все хорошо?

Леша водил глазами и несколько раз моргнул.

- Ни слова из него не вытянешь. – Сказал Семенов. – Может тебя развернуть немного?

Не дождавшись ответа, Семенов крутанул кровать. Теперь Беспалый лежал ногами к окну.

- А второй? – спросил я.

- А это из соседнего села старичок.

Мультик закончился и сутулый Игнатьев, мелкими шажками направился в нашу сторону.

- Я пришел. Куда дальше?

Меня удивляла и одновременно забавляла его манера говорить.

- Дальше вы пройдете с Виктором в спальню, где он сможет задать вам вопросы.

- Я согласен. Следую за вами.

Немного побаиваясь, я подхватил старичка за руку и, придерживая его дряхлое тело, от которого напрямую зависит мой гонорар, пошел вместе с ним за Семеновым.

Мы прошли почти в самый конец корпуса, преодолев весь коридор.

- Если что-нибудь вам понадобится, обратитесь к работникам. – официально предупредил меня Семенов. Наверное, он всегда так общается в присутствии больных. – А вы, Владимир Иванович, ведите себя хорошо.

- Буду. Вести. Хорошо.

- До свидания.

- Честь имею.

Семенов открыл персональной ручкой дверь, и мы вошли в спальню.

- Дверь закрывать я не буду. Я скажу персоналу, чтобы к вам никого не пускали.

- Большое вам спасибо.

Семенов ушел.

Я усадил Игнатьева на скрипучую кровать, а сам аккуратно присел на тумбочку, так как другой мебели здесь не было.

Палата оказалась просторной. Я навскидку прикинул, что больные должны размещаться минимум по двое, но у Игнатьева тут свои условия. Спасибо его сыночку.

- Владимир Иванович, - аккуратно начал я. – Как сказал Семен Сергеевич, я буду задавать вам вопросы.

- Какие вопросы? – резко спросил Игнатьев. Он придвинул ко мне голову и начал дергать седыми бровями. – Какие вопросы, а?

- Обычные вопросы о вашей жизни. Мне надо проверить состояние вашей памяти. – сочинял я на ходу.

Игнатьев отвернулся к окну, затем вновь посмотрел на меня и вновь чуть-чуть сдвинул голову, как кобра:

- Что ж, давай. – и снова отвернулся.

Его состояние удивительно быстро менялось. А вместе с состоянием у него изменялась и внешность. Сейчас он казался обычным добрым стариком, которого немало потрепала жизнь и которому есть что рассказать. Но иногда, его тусклые глаза резко наливались гневом, а черты лица приобретали строгость и жестокость.

- Итак, приступим, - решил я не медлить. - Вспомните свое самое первое воспоминание из детства. Самое первое что придет вам в голову.

Игнатьев задумался и даже почесал свои пушистые волосы. Он по-прежнему смотрел в окно, а затем повернулся ко мне, и я увидел улыбку.

- Помню, когда еще совсем малый был, то бегал по двору и гонял голубей.

- Отлично. Просто превосходно. – я сделал короткую запись в блокнот. – А что вы еще помните? Может быть вы себе рогатку делали.

- Ро-га-тку, - с удовольствием протянул он. – Безусловно я себе делал рогатку. А если честно, то самое теплое воспоминание у меня связано с матерью. Наверное, у всех нормальных людей во всех лучших воспоминаниях присутствует мать. Не помню точно куда уходил отец, но я очень из-за этого расстроился. Я помню бежал за ним. Плакал навзрыд и бежал. А потом, весь в слезах пришел к матери и стал возле нее. Она приласкала меня, посадила на колени. Я уткнулся в ее пышную грудь, и она гладила меня своей теплой рукой по голове, часто приговаривая. Вовка, Вовка…

Действительно не совсем сумасшедший, - подумал я.

На ходу я делал себе пометки, радуясь, что с этим дедом у меня все должно пойти как по маслу. Этому хоть не придется лезть в душу и вытаскивать каждое слово.

- А кем была ваша мать?

- Кем, кем? Обычная рабочая. У нас ведь тут все в полях было. Отец тоже был из рабочих. Это он уже позже в депутаты подался. А начинал с самых низов.

Я видел с каким трепетом Игнатьев вспоминает детство. У него даже легкий румянец проступил на серой коже.

- Расскажите мне больше о своем детстве.

- Обычное детство для того времени.

- У вас ведь были друзья?

- Да… друзья были. – вновь он стеснительно улыбнулся. – хорошие друзья.

- Расскажите мне о них.

- Помню, как Васька, друг мой и сосед, самопал себе сделал. Забили мы его спичками по самое небалуй, а потом как бахнули. Разлетелось там все к чертям собачьим. Осколками нам тогда лица посекло немножечко. Хорошо глаз не лишились. С Васькой у меня вообще много чего связано. Помню еще мы в сарае колупались. Искали что-то… я в одной стороне Васька в другой. По локти залезли в эти пыльные инструменты и рыщем, рыщем. В один миг Васька как закричит во все горло. Я как ошпаренный бегу к нему, спрашиваю, что там случилось? А он, глотает слезы и сказать ничего не может. Только ревет во все горло и орет как резанный. Я смотрю вниз, а там большой ржавый гвоздь из ноги у торчит. Прям как у тебя.

Я отшатнулся.

- Откуда вы знаете?

Добрый старичок преобразовался в злого деда. Румянец спал, а глаза засверкали гневом.

- Тебя предупреждали не соваться в чужие дела. – сквозь зубы процедил он. – У тебя еще есть шанс. Так что смотри мне… смотри… - Игнатьев покачал сморщенным пальцем.

Я не знал, что сказать. Писать я естественно не смог. Ручка дрожала, выводя на бумаге каракули.

Взгляд Игнатьева погас, и он сказал мне тем добрым обычным голосом:

- Стоит он и плачет. Я побежал к отцу. Тут-то мы его и вытащили. Влетело нам тогда по первое число, но зато память осталась. Память вообще забавная штука…

Я продолжал наблюдать за Игнатьевым, но никаких перемен не последовало. Он едва видимо улыбался, растягивая морщинистые губы, и склонил голову набок, будто устал держать.

Игнатьев продолжал говорить о своем детстве, а я, вместо того чтобы записывать эту ценную информацию, тупо смотрел в блокнот, постоянно косясь на Игнатьева. Ожидая что не сейчас, так через секунду он набросится на меня сцепив кулаки. Вцепится мне в горло. Отберет ручку и выколет глаз. Или зубами вопьется мне в щеку, оторвет и выплюнет.

Я четко увидел картину, как этот милый дедок, повалил меня на пол, ухватил зубами щеку и вырвал кусок, обливая меня собственной кровью. Картина сделалась такой ясной, что мурашки промчались от шеи до поясницы.

Почему-то, я не рассматривал вариант, что я моложе его. Сильнее его и проворнее. Почему-то в моих вспышках воображения я оказывался слабее.

- У вас что-то на щеке, - прервался Игнатьев и потянул ко мне руку.

Я вскочил с тумбочки и отбежал в другой конец палаты.

- Не подходи. – сказал я и выставил перед собой ручку.

- На щеке… на левой, - спокойно сказала Игнатьев и ткнул в меня скрюченным пальцем.

Кусочек пюре действительно оказался у меня на щеке.

- А давайте я вам про свой дом расскажу. Про дом детства. Про тот, которого уже нет и в помине.

- Д-давайте…

Я вновь сел на тумбочку.

Игнатьев начал длинный рассказ о своем доме детства. Он говорил довольно быстро и я едва успевал записывать. Приходилось часто сокращать и делать пометки.

Минут двадцать он без остановки говорил и говорил. Он часто сглатывал и чесал затылок. В редкие минуты тишины, он вздыхал, набирался сил и вновь начинал свой рассказ.

- Думаю на сегодня хватит. Не стоит перегружать память. Я постараюсь прийти к вам завтра. Хорошо?

- Конечно-конечно… мне понравилось с вами общаться. Вы очень воспитанный и умный человек.

- Спасибо.

- Можно мне последнюю историю рассказать.

- С удовольствием выслушаю.

- Я хочу вам рассказать про дом. Я понимаю, что мы о нем только и говорили, но в моих воспоминаниях он очень четко сохранился. Можно ваш блокнот. – он вытянул руки. Я с опаской отдал ему блокнот и ручку. На всякий случай я встал на ноги, чтобы быть более мобильным в случае опасности. – Я хочу вам нарисовать план дома. Удивительно, как четко я его помню.

Игнатьев принялся чертить линии на новом листочке. Он даже язык прикусил, стараясь ровно и четко изобразить план дома.

Изображая писателя, он клал ручку в рот и надолго отключался. Минуту или две сидел без движения, затем с новой порцией воспоминаний принимался изливать их на бумагу. Затем он резко посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую.

Я подумал, что сейчас он вновь примет образа злого деда и, имея на вооружении ручку, точно кинется на меня.

Но Игнатьев еще раз посмотрел по сторонам, затем повернулся к окну и не глядя на блокнот, продолжил рисовать.

Я не успел увидеть, что именно у него получилось, но мне показалось, что последними действиями он перечеркнул довольно удачный и аккуратный план дома.

- А теперь идите. Быстро уходите. – шептал Игнатьев. Он отдал мне блокнот с ручкой и испуганно замахал руками. – Чего же вы стоит?. Уходите скорее.

Продолжая смотреть на перепуганного старика, я спиной нащупал дверь и покинул палату.

Ко мне тут же подкатилась пышная Полина.

- Вы закончили?

- Да.

- Владимир Иванович, - певучим голосом произнесла Полина и заглянула в палату. – Пойдемте со мной в комнату отдыха. Там начинаются ваша любимая передача про животных.

- Уже?

- Уже идет. Скорее-скорее…

Краем глаза я видел, как Полина, поддерживая Игнатьева за локоть, вывела его из палаты и закрыла за собой дверь.

Когда я проходил мимо комнаты, а точнее мимо углубления в коридоре, которое здесь называли комнатой отдыха, то тот самый псих-стихоплет пристально следил за мной и не переставал улыбаться.

Я старался не смотреть по сторонам и вести себя спокойно.

Как же, как же, как же, как же...

Стали близко к вам розетки

Тесно нынче очень даже.

Я бы смог, но там лишь ветки

Четко сказал Саня и довел меня взглядом до двери.

Я чувствовал, как на спину мне легли несколько взглядов. Тяжелых взглядов. Волосы на затылке приподнялись и по всему телу прошел легкий озноб, будто я с мороза вошел в теплое помещение.

С каким наслаждением я видел, как за мной захлопнули дверь и провернули замок.

Прощаться с Семеновым я не стал. Хотел было подняться, но меня уже тошнило от этого места. Голова раскалывалась, словно я трое суток без сна и покоя работал не покладая рук. Мышцы гудели и почему-то сильно болели плечи. Мне казалось у меня за спиной рюкзак килограммов под двадцать.

- Всего вам доброго, - прокричала в окно регистраторша и показала экземпляр моей первой книги. – А я читаю.

- Я очень рад, - только и ответил я, после чего запрыгнул в машину и помчался домой.

Мне жутко хотелось спать.

Оказавшись дома, я заварил крепкий кофе, но результата не было. Зевая до боли в скулах, я уселся в текстильное кресло, чувствуя расслабление и покой.

Редкий озноб посещал меня, но здесь я не чувствовал той гнетущей атмосферы. Не вставая, я дотянулся до сумки и достал блокнот. Работать я не собирался, просто я даже не взглянул на рисунок.

На белом листе, ровными линиями обрисован план дома. Даже не имея технического образования я с легкостью понял где была спальня, туалет и гостиная. По краям листка Игнатьев нарисовал забор. Нарисовал так, как дети рисуют железную дорогу. А поверх чертежа, корявым почерком виднелась надпись:

"Помоги мне. Помоги всем нам. Беда грядет".

Автор

Родители маленького Димы, всеми силами пытались вернуть ему веру в чудеса.

В прошлом году, дядя Петя, который исполнял роль деда Мороза, как бы это сказать, слегка не рассчитал свои силы и уснул недалеко от новогодней елки.

Он, конечно, отлично отыграл роль и часов в девять, с блеском поздравил пятилетнего Диму. Глаза ребенка горели счастьем, когда он стоял перед Дедом Морозом и запинаясь рассказывал стих. За свои старания он получил порцию сладостей.

- А завтра утром, - гудел басом дядя Петя, - когда ты проснешься, я оставлю тебе подарок под елкой.

Деда Мороза проводили всем семейством.

Этим вечером Дима еще долго делился впечатлениями и радостями, пока не уснул в кресле перед телевизором.

Отец отнес сына в кровать, пока жена встречала гостей.

Дядя Петя решил не выходить из образа, и завалился в квартиру в том же костюме Дедушки Мороза.

Утром, когда Дима проснулся, он спрыгнул с кровати и как молния помчался к елке.

На бегу он и не заметил, что Дед Мороз (дядя Петя), уронив голову на грудь и потеряв шапку с бородой, в полулежачем состоянии спит на кресле.

У Димы была конкретная цель. Он видел коробку под елкой и не замечая колючих иголок, все-таки достал ее.

Красочная бумага. Тяжелая. Что-то стучит внутри…

Дима сорвал бумагу и открыл коробку. Из картона на него смотрел большой пластиковый грузовик. Его руки затряслись от радости. А когда он увидел, что грузовик на пульте управления, то едва сдерживался чтобы не закричать.

Под елкой лежали еще две небольшие коробочки. Дима хотел и их открыть, но не решился. А вдруг Дедушка Мороз принес подарки его папе и маме.

Когда волна безумной радости от подарка прошла, Дима заметил на кресле спящего дядю Петю.

В его маленьком мозгу, все стало на свои места.

Деда Мороза не существует.

Опечаленный, он схватил грузовик за прицеп и поволок его в комнату.

После, родители долго убеждали Диму, что дядя Петя всего лишь переоделся в Деда Мороза. А настоящий Дед Мороз приходил ночью и оставил подарок под елкой.

- А иначе, откуда там взяться подарку? – спросил отец.

- Вы положили. Или дядя Петя положил. – Обижено заметил Дима.

Шло время и Новый Год остался далеко позади.

Родителям было жалко, что у их единственного сына, вера в новогоднее чудо исчезла. Они решили, во что бы то ни стало, вернуть новогоднее настроение.

Подготовку к возвращению новогоднего чуда начали в декабре.

- Дима иди сюда, - сказал отец.

Сынок подбежал и забрался к папе на колени.

- Ты уже придумал, что будешь просить у Дедушки Мороза на новый год?

- Нет.

- А чего же ты тянешь? Знаешь, сколько детей ему надо будет объехать. Ты бы лучше заранее сообщил что хочешь.

- Деда Мороза нет. – Скептически заметил Дима.

- Как это нет? – отец округлил глаза. – Спроси у кого хочешь. Дед Мороз есть. Он каждый новый год ходит и раздает подарки.

- Это был дядя Петя.

Отец тяжело вздохнул, но решил не сдаваться.

- Дядя Петя всего лишь переоделся в Деда Мороза. Мы так баловались. Ты же тоже переодеваешься в бандита там, или в пирата. Ты кем будешь на утреннике?

- Волком.

- Получается, что ты играешь роль волка. Вот так и дядя Петя. Он где-то нашел костюм и решил переодеться. Тебе понятно теперь?

Дима кивнул.

Отец довольно улыбнулся, но по детским глазам понял - убедить не получилось.

- Его надо на эмоции брать, - сказала жена.

- Иди, бери.

Через два дня, Дима сидел на коленях у матери.

- Ты написал письмо деду морозу?

- Нет.

- А давай с тобой вместе напишем. Беги за листком и карандашами.

Дима недовольно поплелся в комнату.

- Пиши. Дорогой Дедушка Мороз, - диктовала мать.

Дима, усевшись за стол, крепко держал красный карандаш и старательно выводил слова. Кривые печатные буквы прыгали по листку.

- Молодец. – Сказала мать, когда Дима дописал. – А теперь напиши ему то, что ты хочешь.

- Можно просить все-все-все…? – спокойно спросил Дима.

- Это же Дед Мороз. Проси все что захочешь. Только никому не показывай, что ты написал. Как напишешь, положишь в конверт и вечером вставь в дверь. Это письмо попадет Дедушке Морозу, и он будет знать, что ты хочешь. Никому не показывай, - еще раз наказала мать.

Она принесла ему конверт и ушла к мужу.

- Эх ты, не смог собственного сына переубедить, - победно заявила она.

Муж не нашелся, что ей противопоставить.

Зато вечером, когда родители тайком открыли письмо сына, муж смеялся от души.

- Чего он тут написал? – щурилась мать, пытаясь разобрать детский почерк.

- Пробей в интернете.

Далекие от современных технологий, родители перепечатывали странные названия и цифры в поисковую строку.

- Ну как, переубедила? – смеясь, говорил муж, когда итоговая сумма подарка перевалила за сто тысяч.

Планшет, естественно от яблока. Айфон, естественно седьмой. Видеоигра сони и какие-то очки виртуальной реальности.

- Как теперь выкручиваться будем? – перестав смеяться, серьезно спросил муж.

- Пока не знаю.

Долго ломали голову, как выходить из ситуации. Наконец, отец придумал, как ему показалось гениальный план. Решили поговорить с Димой по телефону от имени Деда Мороза. Отец решил, что подозрительный Дима сможет его раскусить и вновь обратился к дяде Пете.

- В этот раз не оплошай. На, это тебе.

- Эт зачем? – спросил Петя, принимая два ореха.

- Димка тот еще малый. Боюсь раскусить может. Ну-ка, засунь в рот.

Дядя Петя недовольно запихал орехи.

- Скажи чего-нибудь?

- А фто фказать?

- Нормально. Должен поверить.

Родители Димы и похожий на хомяка дядя Петя позвонили мальчику и включили громкую связь.

- Вздавздвуй Дима, - прогудел в трубку дядя Петя.

- Здравствуйте, - ответил Дима.

- Это я, Дедуфка Мороз.

- Настоящий дедушка Мороз? – голос мальчика дрогнул.

- Самый нафстояфщий.

- Не дядя Петя? – подозрительно спросил Дима и дядя Петя с ужасом посмотрел на родителей.

Отец махал руками и показывал, чтобы тот не останавливался.

- Нееет. Я нафсфтоящий Дед Мороз.

- А то мне на прошлый новый год дядя Петя приходил. И говорил, что он настоящий.

- Ах, ах, ах… как нехорошо. Мы этого дядю Петю пожурим…

- Кто это мы?

Дядя Петя снова кинул взгляд полный ужаса.

- Я и моя внучщка фнегурочка. – выкрутился он. – Я тебе, зачем взвоню, - не давая мальчику опомниться, сказал дядя Петя. – Я протщитал твое пифьмо. Я взнаю что ты хорошо себя вел в этом году… но Дедуфка Мороз уве фтаренький. Ему надо зайти к каждому и ребенку и каждому что-то подарить. У меня спинка болит нофить много подарков, ты придумай фебе один подарок и опять напифы пифьмо. Хорошо?

Дима молчал.

- Димы, ты не обиделся?

- Нет, до свидания.

Это были последние слова мальчика.

- Я фделал фсе фто фмог, - развел руки в стороны дядя Петя.

- Мда… теперь нам точно не выкрутиться, - сказал отец. – А на все подарки мы не накопим? – с легкой ноткой надежды спросил он у жены.

- Ты сдурел что ли? Там больше сотки выходит.

- Может тогда на часть?

- Нет.

Муж и сам понимал, что запросы у Димы слишком велики для его возраста. В общем-то, как и для всего семейного бюджета.

Настал день икс.

- Давай сейчас подарим, все равно он уже не верит. - Шепнула жена.

- Нет. Пусть у него хоть что-то окажется из новогоднего чуда.

Решили провернуть по старой схеме. Положить подарок под елку, а утром пусть сам разбирается откуда он там взялся. От родителей, или все-таки от Деда Мороза.

Несмотря на то, что шестилетний Димка не верил в чудо, он все равно веселился. Лопал мандарины, уплетал салаты, пил газировку.

Родители с тоской смотрели на сына, понимая, что сами же и загубили в ребенке веру в чудеса.

- Думаешь ему понравится наш подарок? – спросил муж.

- Откуда я знаю, - ухмыльнулась жена. – Но если честно, то мне кажется завтра утром он окончательно разуверится не только в чуде, но и в нас. Он написал Дедушке Морозу подарок на сто тысяч, а получит на пять. Я бы и сама обиделась на этот жестокий мир.

- А мне кажется понравится, - не унывал муж. – Это конечно не смартфоны с очками виртуальной реальности, но коньки и конструктор, знаете ли, тоже дело неплохо. Короче, если ему понравится, я буду с ним чаще выбираться на каток.

- Тебя за язык никто не тянул.

Праздник продолжался. Дима веселился и наслаждался моментом. Родители сидели как на ножах. Они не переставали думать и бояться завтрашнего утра.

Либо их разбудят радостные крики сына.

Либо огорчённый плач.

Другого не дано.

Дима клевал носом, но все-таки дождался боя курантов. Он досмотрел поздравления президента, после чего прильнул к окну, наблюдая за яркими вспышками салюта.

Фейерверки немного взбодрили сына, но ненадолго. Спустя десять минут, полусонный Дима пожелал родителям спокойной ночи.

- Можно я сегодня не буду мыться и чистить зубы.

Мать бросила взгляд на отца.

- Нет, - сказал папа. – Можешь не мыться, но зубы чистить надо.

Никак не отреагировав, Дима побрел в ванную.

Часа в три ночи, когда родители ложились спать, они положили цветастую коробку под елку.

Мать едва не крестилась на завтрашнее утро.

- Ну, с богом, - сказал муж и ногой затолкнул коробку глубоко под елку.

Новогодняя ночь была короткой.

Когда родители проснулись, то тут же переглянулись друг на друга, не понимая, что происходит.

Время одиннадцать, а Дима не кричит от радости и не плачет от горя.

Они слышали, как он бубнит себе под нос из другой комнаты, перебирая детали конструктора. Слышали его возню. Они слышали всё, но боялись вылезать из кровати.

- Пора, - сказал муж, вставая, словно собирался на расстрел.

Жена поддержала.

Вместе они вышли из комнаты и замерли в дверном проеме.

Счастливый Дима обсыпал себя разноцветными деталями конструктора и купался в них, как Скрудж Макдак в золоте. Он уже успел соорудить нечто вроде дома и машинки.

- Доброе утро! – нарушил одиночную игру отец.

- Доброе, доброе, - радостно вскочил Дима. – Папа! Мама! Дед Мороз все-таки существует. Извините что я вам не верил. – Он подбежал к родителям и своими маленькими ручонками попытался полностью обхватить их.

Муж с женой переглянулись, не понимая, что происходит.

- А как ты догадался, что Дед Мороз есть? Он тебе подарки положил под елку? – осторожно спросил отец, боясь спугнуть непонятно откуда взявшуюся веру в чудеса.

- Нет. Просто все говорят, что Дед Мороз сам знает, что подарить каждому ребенку. Я написал ему письмо с неправильными подарками. Извините, что я обманул Дедушку Мороза. Просто я хотел проверить. А он знал… он все равно знал, что я хотел по-настоящему. Извините, что я вам не верил. Спасибо Дедушка Мороз! – во все горло прокричал ребенок и прижался к родителям.

Автор

часть первая "Некий Игнатьев А.В."

После того как мне позвонила бывшая, сон как рукой сняло. Да, честно говоря и время уже было, ближе к десяти.

Я встал, налил чашку кофе и, пока пил, то не отрываясь, смотрел за пустующим соседним домом. Скрываясь за тонкой тюлью, я надеялся, что появится Катя.

Она выйдет на грядки в своей обычной рабочей одежде. Схватит ручками похожими на молодые ветки грубую тяпку и приступит к работе. Я надеялся, что смогу еще раз ее увидеть. Еще раз понаблюдать за ней в неформальной обстановке.

Когда открылась дверь я замер.

Но вместо Кати, на улицу выкатилась тетя Люба.

- Эх… - выдохнул я и отвернулся от окна.

В этот раз я выглядел не так обворожительно, как предыдущий. Брюки без стрелок, коричневые мокасины, рубашка светло-фиолетового цвета и легкий льняной пиджак.

Я все еще прихрамывал на ногу, но боли как таковой не было. Скорее я хромал по привычке.

Темные, узорчатые ковры на стенах проводили меня в этот нелегкий путь

Улица встретила ярким солнце и теплом. Птицы ласкали слух. Тетя Люба, оторвавшись от грядки, вздернула руку. Я улыбнулся и помахал ей в ответ.

Опять одолело чувство, что мне жутко не хочется идти и работать. Я бы сейчас с удовольствием провел еще один денек наблюдая за птичками в лесу. Или бы пожарил шашлычок где-нибудь на опушке.

Погода ведь шепчет. Нет. Погода кричит.

На кой черт тебе эта больница. Ведь там сплошные психи и ни одного здравого рассудка.

Я было даже остановился на полпути, но, пересилив себя, все-таки сел в машину и поехал.

В дороге я набрал Семенову, который отозвался так, словно я его лучший знакомый и он уже давно меня ожидает.

- С таким главврачом не поработаешь, - сказала я себе, заворачивая на парковку Ясной Поляны.

Я дал себе настой, пробыть у Семенова не дольше чем до двенадцати часов, отказываясь от коньячка и любых других алкогольных напитков. А он, ведь обязательно будет соблазнять.

Скучно человеку среди психов.

Знакомая регистраторша попросила Сашечку, который сегодня сменил Славочку, провести меня к главврачу.

Сашечка довел до лестницы.

- На самый верх и направо, – буркнул Сашечка и собрался уходить.

- Извините, а вы не подскажете, на каком этаже находится Игнатьев Владимир Иванович?

Саня окинул меня взглядом, словно решал, можно ли мне выдавать такую важную информацию.

- На втором. – бросил он и ушел.

- Спасибо, - сказал я удаляющейся белой спине.

Я задержался на пролете второго этажа. Белая дверь с большим стеклом давала хороший обзор. Я осторожно, боясь психа-стихоплета, заглянул сначала в одну сторону, затем в другую. Белые халаты врачей, несколько медсестер и пара психов проплыли мимо меня. Никто даже и глазом не повел. Словно это не их рассматривают через стекло. А хотя, чего это я придираюсь. Может они привыкли что здесь постоянно стоят люди и наблюдают за их поведением.

Семенов протянул мне свою лапищу и как давно знакомого друга еще и по спине похлопал.

- Ну-с… как ваша нога? – спросил он, усаживаясь в кресло-трон.

- Отлично.

- Перевязку делали?

- А надо было? – сказал я и сел напротив, в этот маленький офисный стульчик, который в сравнении с его царским ложем, казался стульчиком, сворованным из детского сада.

- По идее-то да. Но если и так все зажило, значит все хорошо. Не стоит нервничать. Чай, кофе? – решил не растягивать Семенов.

Я поглядел на часы: одиннадцать двадцать.

- Давайте кофе. Еще одна чашка не помешает с утра.

- Отлично. Светик, принеси две чашки кофе, пожалуйста, - сказал он в телефон.

А в ответ Светик гаркнула:

- Готово все. Уже несу.

- Что-то она сегодня не в настроении, - немного стесняясь за резкий тон секретарши, сказал Семенов.

Он достал пепельницу-кратер и выдвинул на середину стола.

Я закурил.

Разговор особо не клеился. Мы курили и тупо пялились друг на друга. Но, стоило мне повернуться к этой проклятой стене, увешанной грамотами, как Семенов тут же оживился:

- И это далеко не все? – затягиваясь сказал он. – Вон в той папке еще стопка лежит. – он указал на противоположную стену, которую загораживал стеллаж с офисными папками.

Он оглядел неказистую стену и выдохнул.

- Не можете дождаться? – спросил я.

- Чего?

- Когда заменят?

- Честно сказать, да. Хороший кабинет. Я бы даже сказала отличный кабинет, но эта стена все портит. Обещали через месяц, другой закончить работу.

Я догадывался, что после ремонта, грамоты из папки окажутся на новой пустующей стене. Тогда совсем взглянуть некуда будет, чтобы не уткнуться в похвальный лист или благодарность.

- Вы меня сегодня проведете к Игнатьеву? – спросил я, сминая окурок в кратере.

- Коньячку плеснуть? – словно, не слыша моего вопроса, спросил Семенов.

Не успел я ответить, а в его руках, как в лучших традициях фокусников, появилась бутылка.

С ответом я медлил. Мне очень хотелось разбавить пресный вкус кофе. Жутко хотелось…

Семенов плеснул себе и начал тянуть свою лапищу с бутылкой к моей чашке.

Я закрыл чашку ладонью.

- Нет, спасибо. Я тут уже неделю нахожусь, а с Игнатьевым до сих пор не виделся. Мне вообще-то отчитываться еще надо будет.

- Это перед Игнатьевым младшим?

- Перед ним самым.

- Я вас умоляю, - улыбаясь сказал Семенов, продолжая держать бутылку возле чашки. – Мне кажется он и забыл уже про вас. У него этих денег столько, что обеспечить какую-то больницу это раз плюнуть. А про одного человека я вообще молчу. Так что можете смело добавить коньяку и уже после этого, спокойно приступить к работе. Мне ведь как говорил один нарколог… лучше немножко принять и успокоиться, чем сидеть на нервах весь день. В его словах есть правда. Чуть-чуть? – подмигнул он мне.

«Давай, чего ты телишься?» - послышалось сзади.

Я резко обернулся.

Пустота. Дверь. Несколько грамот.

- Чего это вы? – спросил Семенов.

- Показалось что кто-то здесь есть.

- Вы бы поаккуратней со своими «показалось». Не забывайте где находитесь! – сказал Семенов и залился хохотом. Наконец-то он убрал бутылку из-под носа, и я смог глотнуть кофе.

- Все, кому кажется… - продолжал он смеяться, отчего говорил отрывками. – Все, кому что-то кажется и мерещится, находится по ту сторону двери.

Я скромно улыбнулся и в этот момент чужой голос в голове повторился:

«Трус! Тебе предлагали отменный коньяк».

Я решил не оборачиваться, дабы не смешить Семенова вновь и не наводить на себя подозрения.

Но я почувствовал, как на шее поднимаются волоски. Скорее всего я побледнел. Дрожащими руками я схватился за теплую чашку.

- А правда, что ваше отделение какое-то особенное? – спросил я его, когда он перестал дергаться от смеха и принялся приглаживать седую бороденку.

- В смысле особенное?

- Мне тут жути нагнали про ваше отделение, - аккуратно начал я, поглядывая на свои руки. – Будто бы тут много случаев, когда персонал сходит с ума и тут же остается?

- Такой процент есть во всех учреждениях подобного типа. Ничего удивительного. Тут, знаете, как получается. Работая с мастерами в каком-нибудь цеху, даже самый интеллигентной человек, спустя пару лет начнет материться как сапожник и переймет много из среды мастеров. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься. Так что не верьте всему что говорят местные. Случаи были. Скажу больше. Случаи будут. От этого никуда не деться. Издержки профессии. – развел он руки в стороны.

- Значит все врут?

- Отчасти. – склонил он голову. – Оказывается, ваши книги очень любит моя жена. Когда я рассказал ей, кто был у меня в гостях, она чуть со стула не упала. Слезно молила меня, чтобы я взял у вас автограф. Она даже мне сунула ваши книги, но я забыл их в машине. Подпишите? С меня причитается.

- Конечно подпишу, - спокойно сказала я, сдерживая эмоции радости, что как писатель, я еще не забыт.

«Приятно, не правда ли?» - спросил меня чужой голос.

- Что это с вами? – спросил Семенов.

- Что?

Я не сразу заметил, что ложечка в чашке звенит как маленький колокольчик.

- Это… что-то плохо резко стало.

- Может быть вам воды?

- Сейчас пройдет.

- Или вам лучше осмотреться. Все-таки в больнице находитесь. Тут у нас можно полный спектр сделать. Разве что на сложные операции отправляем в район или уже в Москву.

- Нет-нет… все нормально. – ответил я. Хотя чувствовал, что все совсем ненормально.

Я отставил чашку и потер руки.

- Может быть чаю? – наседал Семенов.

Я помахал головой.

- А вы давно здесь работаете?

Семен Сергеевич довольно улыбнулся и с удовольствием посмотрел на стену с грамотами.

- А вы как думаете?

- Думаю да.

- Правильно думаете. Иначе бы все эти грамоты не появились здесь. Мы с родителями приехали сюда, давным-давно. Я еще в школу не ходил. Отец был строителем, а мать медсестрой. Наверное, это она сподвигнула меня идти по ее стопам. Я, правда, уже перерос ее. Но направление-то одинаковое. Здесь же я и учился. В этой самой школе. Может быть вы видели ее. При въезде в поселок… - Семенов продолжал рассказывать свое прошлое, а я погрузился в свои мысли.

Свои ли?

«Тебе не надоело слушать этого бородатого лизоблюда?» - спросил меня голос.

Семенова я больше не слушал. Он говорил фоном. Его губы двигались. Иногда он улыбался, разводил руки в стороны и часто облизывал губы.

- Кто ты? - спросил я у голоса не раскрывая рта.

- Тебе-то какое дело? Убирайся отсюда. Тебе здесь не место. Убирайся, иначе будет хуже. Собирай манатки и вали. Вали. Ты здесь лишний. – Голос говорил ровно, словно собеседник стоял у меня за спиной.

Мне стало не по себе. Я почувствовал себя голым. Почувствовал, как моему собственному внутреннему голосу становится тесно.

- Я схожу с ума?

- Все мы немного сумасшедшие. Так что в какой-то мере ты уже сошел. Обещай мне, что свалишь отсюда. Если ты покинешь это место, то я уйду из твоей головы.

- Кто ты? Что ты делаешь в моей голове?

Голос звонко рассмеялся.

- С чего ты взял, что это твоя голова? Твоя голова похожа на проходную комнату. На коридор, где бродят десятки людей.

Мысли бегали как заведенные. Мне показалось, будто кто-то влез ко мне в черепушку и все мои собственные мысли разлетелись, боясь этого «кого-то». Мысли как мухи носились в голове и прятались от «кого-то» по углам.

- Хватит слушать этого бородатого доходягу. Собирай вещи и уходи. Большего от тебя не надо.

- Я не могу уйти. Мне надо выполнить работу, - сказал я и понял, что большей глупости я и выдумать не мог.

Голос вновь хохотал. В этот раз смех длился намного дольше.

- Ту глуп. А теперь замри… динь-динь

- Что?

Вибрация телефона и привычный звонок вывели меня из транса.

Семенов замолчал.

- Телефон. – сказал я, глупо указывая на карман.

- Я вижу. Может вы ответите.

- Да, сейчас.

Звонил Игнатьев.

Вот черт! У меня ведь ничего не готово. Я даже батю его еще вживую не видел.

Разговор состоялся короткий. Я объяснил, что проколол ногу и пока не приступал к записям. Но уверил что сегодня же начну. Я даже сказал, что нахожусь в больнице и, как маленький ребенок, предложил передать трубку Семенову, чтобы тот подтвердил мои слова. Игнатьева позабавило это предложение, и он довольно рассмеялся.

- Давайте не будем скатываться до такого, - сказал он. – Я вам верю.

- Я вас не подведу.

- Помните про уговор.

Мы попрощались.

Телефон выскальзывал из потных ладоней. То ли от страха перед Игнатьевым вспотели, то ли из-за чужого голоса в голове.

- А вы говорили забудет, - в укор Семенову сказал я и спрятал телефон.

Но его это нисколько не расстроило и не выбило из колеи.

- Чашку чая после такого тяжелого разговора?

- Нет, мне пора.

Я встал со стула.

- Спасибо за теплый прием, но мне надо работать. Приносите книги, подпишу.

- Как вы смотрите на то, чтобы сходить пообедать. У нас тут отлично кормят. И цены демократические.

- Нет, - коротко ответил я. Но потом вспомнил, что кроме двух чашек кофе в желудке ничего нет. И как только я вспомнил про еду, живот тут же издал легкое урчание, как кит в глубине океана.

- А ваш желудок думает иначе. – растянув рот до ушей сказал Семенов.

- Уговорили.

Мы спустились в столовую, где действительно кормили вкусно. Картофельное пюре без единого комочка. А мясная отбивная зажаренная под слоем сыра совсем не похожа на старую покрышку.

- Вы и больных так кормите?

- Смеетесь? – с набитым ртом ответил Семенов. – А хотя, если Игнатьев пробудет у меня еще пару лет, то на обед будем получать черную икру и бокал шампанского.

После плотного и удивительно вкусного обеда, Семенов вновь старался заманить меня в кабинет. В этот раз я был непреклонен.

- Я бы с удовольствием, но мне работать надо.

- Понимаю, понимаю. Что ж, давайте закурим по одной, а потом я вам лично проведу экскурсию по нашим владениям.

На это я согласился.

Автор