FiammInga

А может быть, жизнь — это такая машинка. С кнопочками, рычажками, лампочками всякими.

И пока ты маленький, она вроде как-то сама едет, и рычажков, которые ты можешь поворачивать, довольно мало. Некоторые поворачиваются сами в каком-то своем рандомном порядке. Едешь, смотришь на мир, на кабину с лампочками — ничерта не понятно, но очень интересно.

Потом лампочек становится все больше. И кнопок. И педалей. И даже руль появляется. Правда, местами он проворачивается.

И скорость растет.

Карта вроде бы есть. Ну, если хорошо поискать. Ответственные люди ее находят, кладут на видное место и постоянно по ней сверяются. Потом выясняется, что это не Гуглмапс, а вполне себе средневековый рисунок, а то и вовсе карта Древного мира: Атлантида там есть, а Австралии и Америк нет.

Неработающие светофоры, обвалы и шлагбаумы тоже не отмечены. Едешь по шоссе, а оно внезапно обрывается над пропастью. И давай, начинай все сначала, ищи новую дорогу…

Тем временем лампочек становится как-то совсем дофига, и половина начинает мигать красным. Где-то давление упало, где-то температура повысилась, куда-то камушек попал. Только все снова настроишь — пожарная сирена заорет. Успокоишь сирену — где-то сзади что-то щелкает и окно не открывается. В окно, впрочем, особо смотреть уже некогда, надо следить за лампочками, как бы оно все не долбануло к чертовой матери.

Иногда лампочка мигает, а почему и что с этим делать — неизвестно. И сколько она так еще будет мигать, прежде чем рванет — тоже неизвестно. А может вообще сама починиться.

А бывает, чинишь-чинишь эту несчастную лампочку в день по три раза, думаешь, эксперт уже по ней, а потом случайно оказывается, что там просто контакт паутиной зарос. А ты все это время все неправильно делал.

Профессионального шофера нанять нельзя. Совета у окружающих спросить можно, конечно, но дело такое — один на левую педаль показывает, второй на правую, а у третьего собственный руль на сопли приклеен… Но иногда появляется кто-то добрый и пихает тебе в неработающее окно указатель и схему ближайшего квартала.

Едешь на ощупь. С каждым пройденным километром понимаешь, что впереди за поворотом может быть вообще что угодно. Может, там авария и взрывы. Может, молодильные яблоки вдоль дороги созрели. А может, и поворота никакого не будет, и вот эта обочина — она так дальше и тянется без конца.

И сколько времени на дорогу осталось — не знает вообще никто.

Так и живем. По-прежнему ничего не понятно, но все еще интересно.


vk.com/hienardiente

Дети сидели на толстом спиленном дереве спина к спине, уткнувшись каждый в свою книгу. Роберт штудировал научно-популярную энциклопедию по биологии человека, Вероника — историю расшифровки Розеттского камня.

Им было по тринадцать лет, и жажда великих открытий захватывала их с головой. Скорей бы закончить школу!

Время действительно бежало быстро.
И вот Роберт, уже биолог-первокурсник, взахлеб делится с Вероникой своими переживаниями:

- Мы чудовищно отстаем от жизни. То, что написано в наших учебниках, уже нуждается в дополнениях. То, что мы будет проходить через год, к тому времени устареет лет на десять. Каждый день люди по всему миру продвигаются в своих научных исследованиях на шаг вперед! Как мне их догнать?

Вероника согласно вздыхает. Правда, в ее области — лингвистике и филологии — мир меняется не так быстро. Но, во-первых, и в древних языках остается еще уйма неразгаданных тайн. А во-вторых, живых языков — невероятное множество! На их изучение требуется время, а ограничиваться жалкими двумя-тремя языковыми парами кажется ужасным пренебрежением к богатству мира.

Постепенно в ход пошли все известные программы, методики и рекомендации по изучению языков и тренировке памяти. Вероника увлеченно изобретала собственный способ. Временами тестировала его на Роберте: ребята дружили по-прежнему и искренне интересовались занятиями друг друга.

Время словно полетело еще быстрее. Магистратура, аспирантура, защита…

И наконец ясным летним днем два молодых кандидата наук снова сидели на спиленном дереве, обмениваясь новостями и поедая испеченные Робертом медовые печенья.

- Что ты теперь планируешь делать?
- Пока не решил. Работа по гранту закончена, и у меня теперь своя лаборатория… Но я хочу поменять тему исследований. А как твои студенты?

Вероника покачала головой. Ей нравилось преподавать, но отношение многих учеников к работе ее не радовало.
- Они, похоже, считают, что, раз уж приходят на урок и тратят на него свои драгоценные полтора часа, то все остальное — моя задача. Как будто я могу выучить язык за них! Да если б я умела передавать свои знания без усилий с их стороны! - усмехнулась Вероника, пытаясь подавить раздражение.

После этого разговора Роберт не мог ни на чем сосредоточиться.
Шутка Вероники не шла у него из головы, и чем чаще он думал о ней, тем меньше она казалась всего лишь шуткой. В самом деле, почему нет? Почему?! Разве не делают сейчас люди каждый день то, что когда-то казалось невозможным? Как часто вчерашнее невозможное становится завтрашней рутиной!

И молодой ученый принялся за работу.

«Время! — думал он, просматривая списки последних исследований по физиологии высшей нервной деятельности. — Если моя работа удастся, я подарю следующим поколениям самое драгоценное, что есть в мире — время!»

***
- Я счастлив представить вам сегодня итог работы нашей лаборатории. Десять лет — рекордно короткий срок для результатов такого уровня.

Вероника улыбалась со своего места в первом ряду, счастливая и гордая за своего лучшего друга. Его изобретение перевернет весь мир, оно займет место среди величайших достижений науки!

- ГипноЛогос - программа, которая позволяет передавать выбранную информацию от одного человека к другому практически мгновенно. Обучаемый вводится в состояние, сходное с гипнозом…

Меньше чем через год после той конференции ГипноЛогос ворвался во все сферы жизни, открывая людям невероятные возможности.

Обучение в школе свелось к посещениям раз в несколько месяцев: во время этих «уроков» учителя передавали школьникам информацию согласно учебному плану. Через неделю полученные знания проверяли на экзамене. Школьная программа стремительно сокращалась по времени.

Профессии теперь не столько получали, сколько покупали: достаточно было найти специалиста с соответствующей квалификацией, который соглашался продать нужные навыки. Конечно, за большие деньги. Но и счет пошел не на годы — на месяцы.

Сложнее было с мышечной памятью. Пока что удалось достичь результатов только в обучении базовым навыкам. И будущий хирург, к примеру, по-прежнему должен был проводить часы и дни, обучаясь работе с инструментами.

- Но, по крайней мере, они избавлены от многолетней зубрежки теории. Полгода на «скачивание» и обработку информации — и вместо латыни и анатомии можно включаться в новейшие исследования и развиваться непосредственно в своей области!

Роберт, торопливо размешивая сахар в кофе, делился с Вероникой последними новостями по работе программы и ее усовершенствованию.

Вскоре Вероника тоже начала работать с ГипноЛогосом. Теперь ее студенты, которым надо было «скачать» язык для поездки или работы, не связанной с лингвистикой, и в самом деле могли не прилагать усилий для учебы...

Первые годы Роберт не мог нарадоваться на свое детище.
Однако время шло, а ожидания ученого не спешили оправдываться. Да, дети быстро изучали школьную программу, и она навсегда оставалась в памяти. Да, у студентов теперь была возможность почти сразу принимать участие в серьезных работах. Но где результаты? Где открытия молодых специалистов? Где проекты, имеющие международное научное значение? Почему даже в его собственной лаборатории, с его собственными студентами, которых он лично учил в ГипноЛогосе, - почему там до сих пор нет никого, кто мог бы дальше развивать уже начатые работы?

И все эти мелочи, странные случаи… Вроде того, что — это заметила Вероника — если на момент обучения в программе «донор» владел ошибочной информацией, то потом дополнить или исправить ее в памяти обучившегося с каждым годом становилось труднее.

Роберт снова и снова возвращался к своим разработкам.

Прошло еще двадцать лет..

***

Вероника нашла профессора в лаборатории. Он сидел за столом, закрыв лицо руками.
- Роберт!
- Привет. Хорошо, что ты пришла.
- Мне передали, что ты поговорил с каким-то студентом, и он тебя чем-то так напугал, что ты отпустил всех посреди дня и заперся тут. Роберт, что случилось?
- А что именно он сказал, тебе не передали? Нет?

Ученый поднялся со стула, прошелся по комнате, налил в стакан воды. Вероника заметила, что руки у него подрагивали.
- Я привез новый датчик для регистрации активности разных участков мозга… В смысле, действительно совсем новый, понимаешь? У нас таких никогда не было, он работает иначе, показывает больше параметров… не важно… У него там инструкция…она, кстати, не такая уж сложная…
Вероника слушала, не перебивая: было видно, что старый профессор крайне взволнован.
- Я попросил этого студента провести на новом приборе одно измерение… показал даже нужное место в инструкции! А он… он несколько раз попытался… а потом крикнул “ну закачайте мне ее, я не могу в ней разобраться!”. Понимаешь? Он не смог! Его мозг оказался не в силах самостоятельно обработать эту информацию! А он... молодой совсем мальчик… с детства учился в ГипноЛогосе… И вот результат: он знает не меньше своих учителей, но сам не способен изучать новое даже на уровне инструкции от прибора!

- Но ведь он такой один? Остальные же могут?

Вероника сразу поняла страшную правду, но признать ее вслух не хватало духа.

- Он просто первый. Потом появятся и другие, их станет все больше. Нет, с этим нужно покончить. Немедленно. Пока еще не поздно. Молодой мозг пластичен, при достаточном усердии и тренировке он сможет восстановить свои функции.
- Тебе не дадут, - грустно заметила Вероника. - Пока ты будешь им доказывать, пока они все согласуют… И все равно будут требовать сохранить программу хотя бы частично, с ограничением по возрасту и, может, по частоте использования… Это ведь золотая жила!
- Конечно. Поэтому я не буду никого спрашивать.

Роберт пошел вглубь лаборатории, отпер дальнюю дверь, включил свой личный компьютер, ввел несколько паролей… Щелкал по диалоговым окнам, пока не добрался до красной надписи Cancel. Нажал. «Вы собираетесь удалить программу на всех устройствах» - предупредила машина. «Нажатие этой кнопки приведет к удалению программы, подтвердите действие»… Вероника видела: когда Роберт нажал на последний, четвертый крестик, у него по щеке текла слеза.

***

Полгода спустя мир вынужденно возвращался к прежней жизни.
Вероника заканчивала работу над новым методическим пособием и преподавала языки, причем ее требования к студентам заметно возросли.
Именно Вероника убедила Роберта, погрузившегося в апатию и угасание, вновь открыть лабораторию и вернуться к работе и преподаванию.
Про ГипноЛогос по негласному уговору старались не вспоминать.

Первый день сентября выдался солнечным и теплым.
Вероника заварила чай. Роберт поставил на стол тарелку с медовым печеньем.
- Боже мой, это то самое? Ты не готовил его уже лет тридцать.
- То самое. Помнишь, как ты пыталась сделать такое же и никак не могла его повторить?
- Да, а потом ты предложил мне протестировать на его рецепте свою программу, - рассмеялась Вероника. - Правда, даже после этого оно у меня получалось не так, как у тебя…

Недосказанная мысль больно кольнула обоих. Как если забыть про свежий порез на пальце и полезть рукой в банку с рассолом за последним соленым огурцом...

- Да, - Роберт горько усмехнулся, отвечая на то, невысказанное и повисшее в воздухе, - это была прекрасная идея: подарить людям не только знания, но и годы времени, чтобы они получили результат всей нашей жизни за пару лет, чтобы шли дальше — молодыми и полными сил! Чтобы новым Фаустам не приходилось продавать души дьяволу… Но в итоге получилось именно так, только продал я не свою душу, а их молодые головы…

Вероника ласково тронула его за плечо.
- Ты хотел создать лучший мир. Ты совершил огромный прорыв в науке. Да и ведь ничего непоправимого не произошло, - добавила она, кивая на открытое окно. Оттуда видна была школа, куда с гомоном стекались дети с огромными букетами.
- Да. Так будет лучше, - прошептал Роберт, всматриваясь в ручеек разноцветных ранцев. Они сами — Фаусты. Только свободные.

Альда была счастлива. Тео позвал её полюбоваться вечерней зарей на Старом холме, и она спешила туда, к Каменному Волку, стоявшему на самой вершине

.

Несколько веков назад здесь проходила граница Фалены. За ней начинался лес. Там, по легенде, волк спас от разбойников молодую дочь тогдашнего короля и как будто бы погиб в битве, правда, мертвого зверя не нашли. Благодарный король повелел на пограничном холме поставить памятное изваяние. И легенда утверждала, будто к восходу солнца к этому изваянию протянулась цепочка волчьих следов. Была ли история правдивой, или то были выдумки суеверного люда – как знать? Но с тех пор огромный волк, искусно высеченный из серого гранита, сидел на холме, словно на посту, охраняя город за своей спиной.

Минули века. Город сильно разросся, и никакие границы уже не пролегали за Старым холмом. От Фаленского леса мало что сохранилось. Холм, впрочем, оставался местом уединенным и диким. Сюда изредка приходили старики – поразмыслить о жизни, дети – тайком поиграть в отважных героев, и, конечно, влюбленные – слушать птиц и биение собственных сердец.

Про старую, покосившуюся от времени статую волка, затерянную в роще на вершине холма, уже мало кто помнил, а про легенду – и того меньше.

Восемнадцатилетняя Альда, любившая побродить в тишине, Волка знала хорошо, и часто с ним разговаривала. Она вообще умела услышать ответы там, где другие ничего не видели и не понимали, будь то дерево, качающее ветвями, волна, бегущая по реке или даже старая гранитная статуя, нагретая весенним солнцем.

Струны мироздания, незаметные другим, для Альды отовсюду звучали ясно.

Иногда у нее просили совета, и тогда она спрашивала для других. С чужими вопросами было сложнее: ведь и вопрос, и ответ нужно было глубоко прочувствовать. А как тут прочувствуешь, когда спрашивающие и сами порой в своих побуждениях не могли разобраться.

Альда бралась отвечать не на все вопросы. Но когда отвечала – не было случая, чтобы она ошиблась.

И бесполезно было уговаривать девушку, обычно кроткую и уступчивую, поменять решение, если уж она его принимала.

До вечерней зари оставалось совсем немного. Альда сидела в траве прямо перед Волком, поглаживая каменные лапы, и заходящее солнце бросало задорные искорки на ее длинные каштановые локоны.

- Мы встретились тут, на холме, две недели назад. Он тебе нравится, не правда ли? Ты ведь помнишь его?

Волк, конечно же, помнил. Перед ним проходили сотни жизней – пролетали, словно кленовые листья в осенний листопад, и растворялись в годах и столетиях. Но молодого сероглазого художника, находящего вдохновение на Старом холме, Волк запомнил.

Тео жил в Фалене недавно: так уж сложилось, что полгода назад они с отцом перебрались сюда из дальних краев. Он расписывал стены домов, осваивал резьбу по дереву и по камню, создавая вещи удивительной красоты. Талантливый юноша надеялся, что сумеет однажды завоевать признание новой родины.

Мягкие золотистые блики заходящего солнца падали на подножие холма. Тео спешил. Он хотел сказать Альде нечто очень важное, и сказать это следовало непременно перед самым Волком: так она сразу поймет, что он говорит правду...

***

Фалена восточным концом выходила к реке Лире, протекающей дальше на юг и впадающей в море. И вдоль реки, и по морским побережьям стояли города. С весны до поздней осени между ними сновали торговые корабли. Но немногие из них шли к Фалене: в тех местах капризная и своенравная Лира редко бывала благосклонна к торговцам. Ее русло было полно резких изгибов, где-то вырывались на волю непредсказуемые течения и водовороты.

Лира могла и подшутить, кружа корабль на одном месте, точно на привязи. Могла одной-единственной волной слизнуть кошель с монетами. Иных, бывало, и вовсе вышвыривала на берег, словно насмехаясь.

Далеко не каждый умел с ней поладить. Река сама выбирала немногочисленных любимцев, породнившихся с водой и ветром, отважных и благородных, и они пользовались почетом и уважением всего города.

Линар встретил свою двадцать шестую весну. Он был силен, красив и уже перешел ту грань, за которой отвага сменяется дерзостью.

С весенних гроз и до осенних штормов он выходил в плавание и перевозил из города в город варенья из редких плодов, украшения из речного жемчуга, целебные травы, собранные знахарками на тайных тропах, изделия даровитых мастеров… И ни разу с его кораблем не случалось ничего плохого.

Но не талант, не отвага и не упорство в работе снискали ему благосклонность водной стихии.

Семь лет назад Линару довелось услышать историю. Пожилой рыбак, волей случая оказавшийся в Фалене, много странного повидал в жизни, и вдобавок был от природы разговорчив.

– Верно говорят, злопамятные они, эти реки, что с севера идут к Южному морю. А все потому, что некоторые из них не совсем реки, сначала они женщинами были, вроде ворожей, пока не случалось им от людей какое-то зло.

Старик помолчал, задумчиво глядя в сторону причала. И продолжил вполголоса, с каждым словом все тише и неразборчивее:

– И Лира ваша тоже когда-то по земле ходила, когда еще и Фалены никакой не было. Уж не знаю, что там у нее приключилось, но только известно, как она подшутить может и какой у ней характер…А пока они меж людей ходят – сила у них великая, могут любой талисман сделать, от воды и от ветров защитить. И сейчас одна такая есть, да. Знаешь старый город Канто, что у моря? Вот там где-то, я слыхал, она и есть. Только от людей бережется...

Рассказ, конечно, стоило бы счесть занятной выдумкой из тех, на которые всегда щедры старые рыбаки. Но Линар потерял покой. И когда один из корабельщиков вдруг собрался по каким-то своим делам в тот самый Канто – сразу помчался проситься к нему на корабль.

- Да на что он тебе сдался? – недоумевал корабельщик, – Там и смотреть-то не на что! Место, конечно, очень древнее – да только одичалое совсем. И не город даже – так, поселение...

Но юноша продолжал настаивать, и корабельщик уступил.

В хижине, затерявшейся между скал, сидела прекрасная девушка, и в ее струящиеся золотистые волосы были вплетены прибрежные травы. Девушка помешивала что-то в большой перламутровой раковине. Поглощенная своим занятием, она обернулась, лишь когда за ее спиной раздались незнакомые шаги.

Белокурая Ксантис была очень юной – по меркам ворожей – и очень доверчивой. Ей еще не знакомо было людское коварство. Она поверила, что Линар оказался здесь случайно, что он заблудился и нуждается в помощи, и не стала гнать его из хижины. Прошло не так уж много времени, и зазвучали другие слова, про судьбу и любовь. Ксантис никогда прежде их не слышала. И этим словам она тоже поверила.

Наконец пришло время возвращаться в Фалену...

Линар говорил о долге, что ждал его в родном городе, и обещал вернуться по весне. Если только Богам будет угодно, чтобы он вернулся к ней живым: ведь Лира жестока и коварна. Но он, Линар, готов рисковать жизнью, лишь бы снова быть с любимой...

– Но разве так страшна твоя река? Я слышала, будто она не губит одиноких путников, лишь преграждает путь нечистым на руку торговцам, - встревожилась Ксантис.

Видя ее сомнения, Линар принялся расписывать смертельные опасности, якобы грозившие любому, кто входил в воды Лиры.

– Эта проклятая река иногда краснеет от крови! – воскликнул юноша, которому следовало бы самому покраснеть от стыда. – А ведь ты могла бы помочь...сделать что-то, чтобы ни река, ни море не грозили мне... – добавил он тише, кивая на сложные переплетения оберегов, украшавших хижину.

Ксантис и впрямь была на них мастерица. Иногда она тайком дарила свои творения людям, которые в них нуждались: кому в опасный путь, кому на богатый улов... Дарила, когда сердцем чувствовала: человеку грозит беда. Сейчас она никакой беды не ощущала, но как знать – а вдруг чутье ей изменило? Только ведь Линар просил не о простом подарке-обереге. Такие талисманы – огромная сила. Их просто так не раздают...

Ксантис заколебалась.

– А может быть, ты и вовсе не хочешь, чтобы я возвращался? – еще тише спросил Линар. – Что ж, если тебе все равно, разобьется ли мой корабль, то и мне разницы не будет...

И смущенная Ксантис, отбросив сомнения, торопливо ответила:

– Я сделаю тебе такой талисман.

Через три дня, на закате солнца, Ксантис повесила на шею любимому шнурок с вплетенным в него собственным золотистым волосом. На шнурке висел зуб дивной морской рыбы.

А на восходе из Канто вышла в море нехитрая лодочка. Такая скорлупка годилась разве что для прогулок по тихим озерам. Но тот, кто плыл в ней, не боялся ни волн, ни ветра...

Вскоре Линар стал знаменит в Фалене. Его плавания всегда были успешны, но совершал он их всегда в одиночку.

В Канто он, конечно же, не вернулся.

***

За семь лет Альда превратилась из девочки в прелестную девушку, и Линар все чаще высматривал ее на улицах и рынках. Нередко он заговаривал с ней, рассказывал о море и городах, приглашал погулять на берег Лиры и пытался что-нибудь подарить. Альда слушала рассказы с вежливым интересом, но от прогулок и подарков неизменно отказывалась.

“Ничего. Она согласится. Еще есть время. Скоро она и сама задумается. К тому же она довольно бедна, а я… а я подожду, - размышлял Линар. – Да, время еще есть”.

Весть о скорой свадьбе облетела город за несколько часов. Линара она застигла в трактире. Он сперва не поверил, затем вскочил и отправился прямиком к дому Альды. К двери уже была приколота свернутая в изящный бант белая атласная ленточка: расспросы становились излишними. Линар все же спросил. Альда удивилась, но подтвердила: да, это правда, она обручилась с Тео и свадьба назначена через две недели.

- И ты не выбрала бы… кого-нибудь… другого?

- Другого?!

- Я, может быть, недостаточно ясно говорил тебе прежде… я имел в виду…

Альда вздохнула, посмотрела прямо в глаза:

- Линар, не сердись на меня. Я бы не вышла за тебя замуж. Я никогда тебя не любила. Я никогда не любила никого, кроме Тео, и никого другого не хочу любить.

Взбешенный Линар вернулся в таверну. Да как она посмела! Годами строила из себя тихоню, отказывала ему в самых невинных прогулках у реки, и он молчал и терпел! А тут за несколько месяцев снюхалась с каким-то приезжим мальчишкой, и вот – уже вешает белую ленточку и бросается дерзкими словами!

С этими мыслями Линар опустошал бутылку за бутылкой и лишь глубоко за полночь, угрюмый и злой, отправился спать.

За три дня до свадьбы Тео торжественно покинул город. Таков был обычай его родных мест: жених должен пожить уединенно в лесу или на острове, не встречаясь с людьми и прося благословения у Высших сил для будущей семейной жизни. Вернуться полагалось утром в день свадьбы и, очистив дух и тело, встречать невесту.

Линар все дольше пьянствовал в трактирах, и злость его только росла от выпитого вина. Накануне свадьбы он, изрядно набравшись, пошел шататься по городу, осыпая проклятиями всю Фалену. Солнце уже садилось, когда ноги вынесли Линара к заветной роще на Старом холме, прямо к статуе Волка. Линар никогда не бывал тут прежде.

- Эй, каменное чудище, подвинься!

Он грубо хлопнул рукой волчий загривок. Уселся на край покосившегося постамента и принялся невнятно ругаться, поминая и Альду, и Тео, и даже свой амулет, который тоже оказался чем-то виноват. Затем снова Альду, и снова Тео… пока внезапная мысль не пришла ему в голову:

- А ведь он уехал! Женишок-то уехал из города и не вернется раньше завтрашнего утра! Сидит в каком-нибудь болоте и ловит лягушек, чтоб ему там утонуть… А наша Альда, стало быть, ждет дома…Здесь, неподалеку… Ну и почем ей знать, когда он вернется на самом деле? Вот я сейчас напишу ей письмецо, будто он вернулся раньше и ожидает ее на этом вот холме, тайно повидаться… Она в их обычаях и вовсе не разбирается, верит ему на слово. Значит, и записке поверит. Прибежит. А я-то уж ее встречу. И как знать, с кем из нас она после такой встречи завтра пойдет в храм? А если даже и не пойдет, сегодня уж точно никуда не денется!

Линар поудобнее привалился к статуе и принялся царапать огрызком карандаша на каком-то обрывке, случайно завалявшемся в кармане. Дописал, сунул записку за пазуху, ухмыльнулся.

- Вот так. Теперь кинуть ей в окно и вернуться. Через час она ...

Оборвав фразу, Линар вгляделся в статую: ему померещилось, будто волк изо всех сил напряг свое каменное тело. Мгновение гнетущей тишины – и статуя с грохотом опрокинулась на человека, рассыпаясь на куски.

***

У светлого храма из белого и зеленого камня собралась почти вся Фалена. Ровно в полдень Тео и Альда обменяются кольцами и клятвами. Вот они, взволнованные, сияющие, встают рядом в самый центр…

…и в этот момент в храм врывается человек. Взгляд его слегка безумен, одежда порвана и местами запачкана кровью. Пошатываясь, он идет сквозь толпу и выкрикивает:

- Каменный волк на холме упал и разбился! Я там был, я видел!

Альда вздрогнула, отшатнулась.

- Линар! Что ты говоришь?! Как это может быть?

Корабельщик посмотрел в ее глаза, полные ужаса, и твердо повторил: этой ночью статуя на холме упала и разбилась, изранив и оглушив его на много часов.

Линара усадили на скамью, принесли воды. Он охотно отвечал на вопросы людей вокруг, умолчав, разумеется, о том, что на самом деле делал возле статуи.

Но было еще кое-что, о чем Линар умолчал. Падающие камни не сломали ему шею, но рассекли шнурок с амулетом, словно прицельным ударом когтистой лапы. Потом, уже очнувшись, он нашел этот шнурок среди камней: амулет был разбит вдребезги.

Раздались гулкие полуденные удары часов с главной башни Фалены.

Все разом замолчали и повернулись к паре, стоявшей в центре храма. Вот сейчас прозвучат торжественные слова, сверкнут на солнце кольца, обрученные зажгут священный огонь и разломят теплый хлеб…

Тео не успел сказать ни слова. Побледневшая Альда прошептала: «Разбился… разбился..». Решившись, крепко стиснула его руку и с бесконечной мукой в голосе крикнула:

- Нам не будет счастья! Не будет счастья! – выбежала из светлого храма и помчалась прочь.

Она бежала через улицы и площади, и с ее платья сыпались белые и розовые лепестки. Отчаяние пополам с безумной надеждой – а вдруг все сон, ложь, недоразумение? – гнало её туда, где она всегда искала утешения. Но в этот раз ей не суждено было его там найти. В заветной роще среди тонких осинок не угадывался знакомый силуэт. Старый Холм осиротел, и Альда осиротела вместе с ним. Значит, все правда. Волк разбит, и счастье ее разбито. Никогда она не выйдет замуж за любимого после такого страшного знамения, никогда не навлечет на него беды и проклятия. Лучше уехать. Навсегда…

Альда повернулась, раздавленная и потерянная, и побрела куда-то прочь, как можно дальше. Надежды больше не было – одно лишь отчаяние.

В храме на разные голоса шумели, волновались и удивлялись люди. Тео не слышал их. Ему-то было плевать на любые знамения, но он ясно понимал, что не в силах изменить решение Альды. Разве может сын чужой земли спорить с местными духами и знаками!

Тео медленно вышел из храма, тоже поднялся на холм. Упал на колени перед памятным местом. Груда расколотого гранита лежала теперь там, где они с Альдой клялись друг другу в любви, и где каменный Волк благословил их клятвы.

- Зачем ты так с нами? Ты ведь любил ее. Или ты тоже считаешь, что нам не будет счастья?

Всю горечь, всю страстность души он вложил в этот возглас. В отчаянии вглядывался в обломки гранита – обломки своей счастливой любви.

И между этими обломками заметил нечто настолько неожиданное, что пришлось посмотреть дважды или трижды, прежде чем рассудок осознал, что именно видит.

Потому что между кусками камня, словно выпрыгнув из них, пролегли огромные волчьи следы.

Тео не решался подумать, откуда они взялись. Но вот куда ведут? Он двинулся сдел в след и уже через десяток шагов заметил исписанный обрывок.

Поднял, прочел. Лживая записка подписана его собственным именем. Этой ночью здесь был Линар… Так вот почему обрушился Волк, и обрушился прямо на него! Страж Фалены спасал свою любимицу вовсе не от брака, сулящего несчастья...

И Тео кинулся искать невесту.

Корабельщик уже и не радовался сорванной свадьбе. Альда, ее жених, месть за уязвленное самолюбие – все это стало ему почти безразлично. Одна-единственная мысль все сильнее завладевала его сознанием. Линар не мог забыть того, что увидел в последний миг перед падением: как из раскалывающейся статуи на него бросился огромный волк… Сбежать, только бы сбежать от этого кошмара! Ничто больше не имело значения. Безумие стремительно охватывало Линара, и он, пошатываясь и спотыкаясь, устремился к пристани. Корабль и река - вот путь к бегству!

Но не было больше талисмана, обманом полученного от морской девы.

Грозная Лира гнала прочь, швыряла крепкий кораблик, как ореховую скорлупку. Линар ясно слышал повсюду ее гневный голос, а за плечами мерещилось волчье дыхание и холод камня. Стоило же взглянуть вперед – и на гребнях бушующих волн он видел очертания девушки в белом платье, и волосы ее казались то темными, то белокурыми, украшенными сплетением морских трав...

И Линар не выдержал, не в силах сбежать от своего безумия. Там, где Лира впадает в море, он бросился в воду. Сердце его, скованное ужасом, уже не билось; глаза, ослепленные миражами, уже не видели мира вокруг – и на морское дно опустился большой серый камень. Ничто больше не терзало застывший дух. Линар получил забвение – последний дар Ксантис...

***

Человек, увидевший след Фаленского волка – всегда найдет того, кого ищет.

Солнце еще высоко стояло над взволнованной Фаленой, когда в светлом храме из белого и зеленого камня прозвучали наконец свадебные клятвы Альды и Тео.

***

К первым осенним дождям на вершине Старого холма вновь появилась статуя из серого шершавого гранита.

С самого дня свадьбы Тео работал над ней, не покладая рук. И такова была эта работа, что люди, взглянув на нее, кланялись молодому мастеру. От камня удивительным образом веяло живым теплом.

Каменный волк Фалены вернулся на свое место. Появились ли опять возле него на рассвете волчьи следы – неизвестно. Но следы влюбленных, приходящих спросить у Волка благословения, давно слились в утоптанную тропинку. Она и поныне тянется через Холм.

***

В древнем городе Канто к морю вышла новая река. По ее берегам постепенно вырастали плакучие ивы. Их длинные ветви склонялись к журчащей в прибрежных камушках воде, и в бликах солнца казалось порой, будто они вплетаются в светлую девичью косу...

vk.com/hienardiente

Наши предки были очень внимательны к природе. Люди, жившие прежде нас, замечали мельчайшие детали и подробности окружающего мира и отражали свои наблюдения в приметах, пословицах, поговорках, выразительных названиях, которые давали травам и животным.

Вот зяблик, к примеру. Маленькая пестрая перелетная птичка, которая прилетает в первой половине апреля (после чего нередки повторные заморозки, даже если было уже тепло) и улетает в октябре, по первому снегу. В зябкие, словом, периоды.

Или вот кукушка. Это сейчас мы все в курсе, почему «мать-кукушка», так прочно в лексикон вошел этот оборот. А покажи среднестатистическому горожанину фотографию кукушки – не факт, что вообще её узнает. Чего доброго, еще и ястребом обзовёт. А между тем, в незапамятные времена люди умудрились заметить, что эта птица своих гнезд не делает и подбрасывает яйца в чужие.

Но и на старуху бывает проруха, а конь, что о четырёх ногах, тоже спотыкается. Великой мудростью считают поговорку про синицу в руках, которая якобы лучше журавля в небе. Её ещё часто используют как аргумент, настойчиво рекомендуя не выпендриваться и хватать первое попавшееся, будь то ненавистная работа или плохонький ухажер. Так вот, я вам мамой клянусь: человек, который это придумал, журавля в небе, может, и видел, но синицу в руках точно не держал. Потому что синица в руках может быть лучше разве что по сравнению с бешеной таксой не скажу где. Хотя такса туда все равно не поместится. Так что лучше кто угодно где угодно.

Люди, синиц в руках не державшие, обычно даже не представляют себе, как больно они умеют кусаться. Не верят. Говорят: «Синица же маленькая!». Ну, во-первых, синица, которую все знают – она как раз большая. Так и называется – большая синица, Parus major. А во-вторых, маленькая синица, которая лазоревка, – она еще хуже. Это тот случай, когда размер не имеет значения. Как так получается? Да очень просто: у синиц весьма обширное меню. Это не только мягкие гусеницы и прочие комары, но еще и различные семена. Хуже того, зимой синицы выдалбливают, выклевывают и прочими способами извлекают насекомых из замерзших трубчатых стеблей. Синицы однозначно состоят в психологическом родстве с дятлами и прекрасно умеют долбить – но, в отличие от дятлов, долбят они ещё и головы другим птицам и даже вроде как летучим мышам (нетопырям-карликам), не до конца вышедшим из спячки. И выклевывают мозг, да. Чего там Лавкрафт про Ктулху наврал?

Те же самые манипуляции эти дивные птички незамедлительно проводят и с руками кольцевателей в заповедниках: сначала долбят клювом, потом щиплют и дергают «перепонки» между пальцев и для закрепления эффекта выкручивают кусочки кожи (а если повезет – то и мяска выцепят). Поутру, когда руки мерзнут, это особенно впечатляет.

Так что осторожнее с синицами в руках. Может, пусть их лучше летают в том же небе, где и журавли? И в прямом смысле, и в переносном. Жизнь с нелюбимым человеком или с ненавистной работой тоже мяска-то повыкручивает, и не из рук – из души. Да и темечко, чего доброго, продолбит.

А в руках лучше кукушку подержать. Она мягонькая, и не кусается.

https://vk.com/hienardiente

Уберите свою псину, тут ребенок идет. Держите своего ребенка за руку, пусть он не подходит. На цепи таких зверюг держать надо. Ребенку своему намордник наденьте. Бесят собачники. Бесят мамашки с их детьми. Я пристрелю твою шавку, мне важнее безопасность моего ребенка. Если твоя малолетка только подойдет с этой палкой, я ей эту палку в зад засуну.

Нет, это не провокация. Это каждый день звучит вокруг, эти комментарии каждый день сотнями оставляются под самыми невинными постами и щедро разбавляются выяснениями, чье дерьмо больше воняет и кто больше все везде засрал.

Мне кажется, это чудовищно. Сама по себе позиция «по другую сторону баррикад», агрессивное противостояние детных и собачных, эти бесконечные угрозы. Это было бы еще понятно, если бы у нас по улицам ходили толпы рабочих, но недоученных овчарок из ФСИН. Но ведь чаще всего при реальной встрече ни собака, ни ребенок не испытывают и половины тех эмоций, которые за них транслируют родители и хозяева. Вероятно, они бы даже и не заметили друг друга. Я уж не говорю о том, что великое множество людей прекрасно совмещает и тех, и других.

Если бы я судила только по интернету, я бы вообще отчаялась. Но мне повезло: в реальной жизни я не видела ни одной столь прославленной яжемамки. Зато часто вижу на прогулках нерусские семьи с детьми. Знаете, как там девочки боятся собак? Они кокетливо подхватывают подол платья, изящным пируэтом прячутся за широкую спину папы и замирают в позе трепещущей лани, артистично хлопая ресницами. И смотрят – как родители, прониклись ужасом? Родители, кстати, не проникаются. Они чаще всего вообще никак собаку не комментируют и не замечают. И девочки – зуб даю! – на самом деле боятся не столько собак, сколько потерять репутацию. А вот братья этих девочек, даже маленькие, ведут себя совсем иначе. Даже если собака, просто в силу соотношения размеров, действительно кажется им пугающей, гордость оказывается превыше страха. Но чаще они на собаку смотрят заинтересованно и доброжелательно.

Вообще мамы с детьми разного возраста (любой национальности) – это самая дружелюбная и настроенная на контакт категория в моем районе. Они подходят и спрашивают, можно ли погладить. А собака моя любопытна, но недоверчива, и в руки живой не дастся, гладить ее нельзя. И мы с робеющим ребенком мееедленно садимся на корточки, мееедленно он протягивает раскрытую руку, на которой уже лежит собачье угощение из моего кармана, я пальцем приманиваю собачью морду и, аки багословляющий католический пастор, стыкую ее с раскрытой ладошкой (бурно восхищаясь собачьей храбростью). Задние ноги отважного хищника при этом по-прежнему остаются где-то у меня за спиной, так что довольно-таки квадратная собака растягивается почти в таксу. Гранула корма очень аккуратно снимается с руки, нос делает контрольный тычок и псевдотакса стягивается обратно в собаку. Межгалактический контакт установлен, и каждый участник чувствует себя героем. Собака – удовлетворила любопытство и урвала кусок. Ребенок – почувствовал себя сродни первобытному человеку, впервые коснувшемуся волка.

А между тем где-то рядом в обсуждениях доходит до абсурда: стоит упомянуть в одном предложении собаку и ребенка, как тут же спрашивают «а почему собака вообще находилась там, где дети». Да потому что мы все живем в одном городе: дети, собаки, взрослые. Мы привезли в города то, что нам дорого, необходимо, без чего мы не можем, и так уж вышло, что собаки тоже попали в этот список. И все мы чем-то друг другу мешаем, у нас плачут младенцы, лают псы, мы играем на трубе и сверлим стены, мы ездим в метро с тележками, ссоримся, курим, вызываем у кого-нибудь аллергию и в массе своей не можем расстаться со своей экологической нишей в угоду кому-то другому. Мы не можем переселить всех собачников в деревню или на спец. площадки, всех курильщиков на Марс, всех автовладельцев запереть в гараже, всех детей – в детских садах, всех бабулек с тележками – на дачах, а весь личный транспорт вынести за Кольцевую. Зато мы можем попытаться прекратить истерики и панику. Запастись терпением. Научиться и научить ближних пользоваться урнами для окурков, пакетиками для уборки за собаками, наушниками. Можем соблюдать часы тишины. Можем идти на уступки друг другу, брать собак на поводок и научить детей спрашивать разрешение. И по-хорошему, мы должны следить, чтобы наши дети не пнули собаку, даже если она сама подошла, и чтобы наши собаки не укусили детей, даже если они сами подошли.

Я все понимаю, никто не обязан никого любить, приручать и воспитывать. Все имеют право не любить собак, не любить детей, не любить, когда дети подходят к собакам и наоборот. И бывают по-настоящему агрессивные собаки и по-настоящему кинофобы. Я не предлагаю их насиловать друг другом. Но я, черт возьми, против этой войны. Эти дети – те люди, которые будут жить со мной через 10-15 лет. И я хочу, чтобы они считали собак чужими друзьями, а не безумными монстрами. Чтобы моя собака не падала в обморок от прошедшей мимо галдящей детворы, потому что жизнь ее к такому не готовила.

Я хочу жить в мире, где дети не боятся собак, собаки не боятся детей, а их родители и хозяева не враждуют друг с другом как индейцы с белыми. Где нежелающие контактировать с обеих сторон молча и вежливо расходятся, не требуя очистить ближайшие пару километров, а жаждущие общения сначала убеждаются во взаимности этого желания. Где для простейшего контакта собаки и ребенка никто не требует надеть на собаку двадцать намордников, а на ребенка костюм фигуранта. И всякий раз, когда незнакомый ребенок просит разрешения погладить мою робкую и застенчивую собаку, я буду радоваться новому кирпичику в фундаменте этого сказочного мира. Это все, что я могу сделать, но, наверно, это лучше, чем ничего.

А говно у всех воняет одинаково.
vk.com/hienardiente

- Бывает ли у кошек амнезия?

Я долго и неразборчиво мямлю в трубку ветеринарной консультации и наконец выдаю этот глубокомысленный вопрос, полностью осознавая его идиотизм и очень страдая по этому поводу. Хотя на самом деле мне уже и так было из-за чего страдать: моя кошка меня не узнавала.

Собственно, она не узнавала ничего и никого. Последнее адекватное ее действие пришлось где-то на шесть утра, когда она плавно пересекла кровать с целью взойти на подоконник и заодно наступить на меня максимально возможное число раз. Мне даже удалось уснуть и проспать еще пару часов.

А потом началось ненормальное.

Утром кошка не вышла. Ее вообще как будто не было.Когда я выключила будильник и встала с кровати, она не появилась. Это было немножко удивительно, но у нее могли быть свои причины, подумала я. Может быть, ей лень. Когда посещение домашними туалета и душа и прочие гигиенические процедуры не вызвали ее появления даже на горизонте, я насторожилась: не в привычках нашей кошки так долго игнорировать семейство по утрам. Я все еще была склонна списать это на досадное недоразумение и решила пойти с козыря, то есть на кухню. Однако ни моя локация, ни старательное и демонстративно шумное наполнение кошачьей миски, ни мой голос, которым я, отбросив уже всякое притворство, на разные лады уговаривала ее пойти наконец пожрать и перестать валять дурака, эффекта не возымели. Вот тут я уже встревожилась: такого быть не могло. Совсем. И я пошла взглянуть правде кошке в глаза.

Кошкины глаза с кошкой вместе оказались несколько не там, где я рассчитывала, и видно их не было вообще. Видно было только кошачью попу в самом дальнем углу между кроватью и стеной. Это такой сакральный Угол Ужаса, который наверняка имеется во владениях любой кошки. Им пользуются только в самых крайних случаях, вроде неожиданно нагрянувшего пылесоса или недвусмысленных признаков поездки на дачу.

В туалет я ее отнесла на ручках и высадила прямо в лоток, но кошачий рассудок не желал проясняться. Она озиралась так, словно видела это место впервые, на лоток покосилась недоверчиво, совершенно не понимая его назначения, метнулась за унитаз, перепугалась шума воды из бачка и, не в силах сдерживать эмоции, опорожнила мочевой пузырь прямо на пол (и это наша маниакально чистоплотная кошка, которая даже в день стерилизации, в попонке, все равно несла все добро аккуратно в центр лоточка!).По квартире бедная кошь передвигалась, как по дикой саванне: стелилась по земле на четверть от высоты лап, затаивалась, уши вывернуты под невозможным углом, чтобы ни звука не пропустить в этой враждебной среде. Домашних не узнавала вообще. Из миски схватила несколько гранул корма и метнулась в убежище. Ее пугало вообще все, самые привычные звуки заставляли ее вздрагивать и затаиваться в углах. На попытки поиграть она реагировала как на дуло пистолета. Честно говоря, видеть это было жутко.Надо было что-то делать.

Понятно, что везти ее в таком состоянии в клинику – не только бессмысленно, но и просто опасно. Оставалось только вызвать врача на дом.Врач приехала через несколько часов, кошку к этому моменту отпустило процентов на десять. Но и оставшихся девяноста вполне хватило. Врач удивилась, посмотрела, потрогала, покачала головой, выписала «Кота-баюна» и честно призналась, что на самом деле понятия не имеет, что вообще происходит. Тут я без претензий: анализов нет, никаких четких показателей нет, повреждений тоже нет, просто шугается по дому резко одичавшая сбрендившая кошка. Ну кто разберет, что ей там привиделось?

До «Баюна» дело не дошло. К вечеру кису отпустило где-то на половину, она наконец-то вспомнила (или смирилась?) о назначении лотка, к земле пригибалась только наполовину и даже ударила пару раз лапкой по предложенной веревочке. К вечеру следующего дня зверь окончательно опомнился, снова всех узнавал и любил. Ветеринар позвонила мне еще раз и очень настойчиво предлагала пригласить ее для повторного осмотра (хотя объяснить, что, собственно, нужно смотреть и лечить, она не могла).

Кошка живет и здравствует, и память у нее отличная.Так я и не узнала, что это было. А жаль. Может, и правда бывает у кошек амнезия?
vk.com/hienardiente