Diskman

Римаут. Ледяной ключ. Вступление. ВЫБОР

Римаут. Ледяной ключ. Часть 1. КУКОЛЬНИК

От старых стен веяло холодом. Наверное, чепуха, просто так кажется во сне, хотя Виктор точно не знал. Он проснулся в липкой тишине, будто обволакивающей его постель. Проснулся и посмотрел в потолок, куда падал отсвет часов на музыкальном центре - еле уловимое, размытое зеленое пятно.

- Принес же нас черт в деревню! - вслух сказал он.

Звук собственного голоса не успокоил, как обычно бывает после тревожного пробуждения. Наоборот, последующая тишина стала еще неприятнее.

Но ведь что-то его разбудило?

За толстенной - из пушки не пробьешь - стеной, разделяющей комнаты, вновь раздался неясный звук. Скрежет чего-то металлического, будто у Агаты стоял небольшой экскаватор, и сейчас он попытался прогрызть кирпич, звеня ковшом. Ничего необычного где-нибудь на стройплощадке, но не в комнате же девочки-подростка!

Одеяло долой. До выключателя идти лень, поэтому Виктор подсветил себе телефоном, ища на полу сброшенные вечером спортивные штаны и майку. Подвернулся под ногу лежащий вверх подошвой кроссовок. Отлично, еще бы второй...

Скрежет повторился. Он какой-то странный, приглушенный, непонятно даже, в комнате ли по соседству. Может быть, в коридоре, а то и на крыше. Иди пойми, если Виктор сам дом-то до конца не облазил вчера, некогда было. Точно не в подвале, остальные варианты возможны.

Второй кроссовок валялся под кроватью, в углу у самой стены. Пришлось лечь на неприятно холодный пол и вытянуть до упора руку, прижавшись щекой к раме кровати. Так... Еще. Ага, нащупал!

Он обулся и стал готов к выяснению отношений с экскаватором. В голове крутились нелепые картинки из «Трансформеров». Виктору показалось, что он обнаружит в комнате Агаты нечто подобное: сестра со скуки общается с роботами. И играет им на укулеле.

Парень начал смеяться. Тишина больше не казалась липкой и необычной, она вообще развеялась без следа, как обрывок паутины, небрежно сброшенный тряпкой. И никакого холода, кстати! Конечно, приснилось.

Дверь из комнаты под стать почти всему в этом доме - никакого пластика. Деревянное полотно в три пальца толщиной, висящее на двух мощных петлях. Рядом с начищенной медной ручкой - скважина замка. Добро пожаловать в девятнадцатый век! Здесь можно снимать исторические драмы и камерные детективы. Убийство в закрытой комнате или Арсен Люпен - грабитель холодильников.

На пороге Вик оглянулся: отсюда часы прекрасно видно. Три двадцать одна. Нелепо будет вломиться к сестре полчетвертого утра, но скрежет повторился. В коридоре он был слышен лучше, и звук явно шел из ее комнаты. Мало ли что там, нужно проверить.

Шаг. Еще. В отличие от лестницы, доски пола не скрипели. Он шел совершенно беззвучно. Привидение в кроссовках.

Перед дверью в комнату Агаты Вик остановился и прислушался. Да, это здесь. Причем вблизи был слышен не только скрежет, прерываемый секундами невнятного стука и шороха, но и чей-то тихий голос. От последнего по спине пробежали мурашки - если это говорит сестра, пусть даже во сне, завтра надо вызывать экзорциста из ближайшего собора. Голос низкий, мужской, но слова не разобрать. Возникло ощущение, что его обладатель бурчит себе под нос песню на неведомом языке.

Черт побери! Да это же наверняка воры! А он, Виктор, стоял тут с голыми руками. Зайдет и сразу же получит по голове... Только вот куда делась Агата? Или спит, или они ее связали, это чтобы не предполагать худшее.

Вик бегом вернулся в свою комнату и мучительно попытался найти хоть какое-то оружие. Вот увлекайся он бейсболом или гольфом, вопросов бы не было. Бита или клюшка прекрасно подошли бы к разговорам с говорящими экскаваторами. Но он фанат игр и телека, так что... Скейтборд?.. Хотя нет, стоп! Есть же гантели. Вот это нормально! Осталось найти, куда их сунула мать, разбирая вещи при переезде.

Он порылся в сумке, разбрасывая провода, книжки, носки и тетрадки. Есть! На самом дне лежали две блестящие даже в полутьме комнаты гантели по пять килограммов каждая. Обе сразу - тяжеловато, а вот одна вполне может послужить оружием.

В комнату Агаты брат ворвался, уже не задумываясь. Бегом, шумно хлопнув дверью. Только вот никаких воров там не было. По крайней мере, ЭТО, посередине между кроватью и стенным шкафом, не похоже на ночного грабителя. Черт его разберет, на что оно было похоже.

- Ты вообще... кто?! - испуганно воскликнул Виктор.

Фигура повернулась, лязгнув чем-то железным внутри. Почти двухметровое нечто на самом деле - не врали комиксы! - напоминало робота. Только очень странного. Сооружение было больше похоже на старинную игрушку: дерево, краска, короткие загнутые сабли в обеих руках, кривоватые толстые ноги в сапогах. Сквозь сочленения монстра пробивался лунный свет из распахнутых штор - Агата их никогда не закрывала.

- Р-р-р-м-м-м! - неведомо чем прогудела жуткая игрушка. Рта-то нет. Вместо головы у нее был металлический шар с нарисованными глазами и носом. Губы искривлены в застывшей презрительной ухмылке.

Как это у русских называется, матрешка?! Вряд ли детские игрушки настолько велики, даже у них... И уж совсем сложно было поверить, что нарисованные краской глаза могли так жутко светиться в темноте. Тревожные такие багровые угольки, как отблески гаснущего костра.

Виктор замахнулся гантелей, но ближе не подошел. Ему страшно. Ему дико страшно, как не было даже в детстве, когда он едва не утонул в море. Сунулся купаться в шторм, а потом не мог вылезти на берег - волны в последний момент стаскивали его обратно, срывая плавки, волоча к себе, в глубину. И рядом никого.

Фигура растопырила руки, отчего сабли уперлись в стены. Потом начала царапать вековой кирпич, раздирая обои и штукатурку. Именно подобные лязг и скрип разбудили Вика чуть раньше. На дверце шкафа, случайно задетой лезвием, остался глубокий разрез.

- Агата! - закричал Виктор. Теперь уж не до тишины и здорового сна окружающих, он перепугался насмерть. - Ага-а-ата!!!

- Р-р-р-м! - с другой интонацией, надо же... Словно посоветовала что-то.

Чудовищная матрешка начала двигаться прямо на парня, качая головой. Острые лезвия прорезали длинные царапины на стенах, потом резко, рывком, сошлись в воздухе недалеко от Виктора. Парень почувствовал колебание воздуха, прямо перед его лицом заскрежетали друг о друга сабли.

Вик ударил гантелей прямо по ним, добавляя звона и грохота происходящему. Как по резине ударил - спортивный снаряд отлетает назад, едва не вырываясь из руки. Надо бежать и звать на помощь, не справится ему одному с этим монстром. Виктор повернулся к двери, но ее не было - перед ним ровная стена, оклеенная старыми, как и везде в доме, обоями в крупную вертикальную полоску.

Сзади вновь раздался протяжный скрип, лязганье металла.

Парень ударил оттягивающей руку гантелей в стену, на которой остались глубокие вмятины, но понял, что так никогда отсюда не выберется. Он что-то заорал, то ли позвав родителей, то ли просто попытавшись защититься от ужаса животным воплем, в котором уже нет слов. Только страх и беспомощность.

- Нет! Не-е-ет! - он бросил ненужную гантелю на пол и начал лупить руками по стене. Позади него гремели и лязгали все те же кошмарные звуки, звон, скрипы.

Виктор сполз на пол. Ни сил, ни смелости - ничего внутри него не осталось. Только дикое желание жить, вопреки этой смертоносной кукле сзади. Вопреки всему.

Он не видел, как непонятное существо последний раз клацнуло саблями, покрутило головой, будто прислушиваясь к чему-то, и начало растворяться в воздухе, расползаясь и исчезая как клубы дыма. Через несколько мгновений сзади Вика уже никого не было, но он об этом еще не знал.

Я не знаю, зачем меня сделали. Мне даже думать тяжело: голова-то у меня - одна видимость. Шарик от подшипника с нарисованным лаком лицом.

А нет, знаю! Вспомнил: я же защитник. Талисман. Оберег. Воин со страхами хозяйки Лизы. Карманная игрушка для тех моментов, когда вдруг станет не по себе. И сабли мои остры! Я могу разрубить ими что угодно - от спички до тонкой веточки. Если хозяйке вообще придет в голову такая блажь - рубить мной что-то.

Она очень добрая, моя хозяйка. Добрая и немного несчастная, потому что у нее нет детей. Они с Антоном счастливы, но не совсем. Не вполне. Поэтому меня и сделали таким, не совсем добрым. Счастливые люди не делают женам кукол с саблями. Они делают погремушки, качели, игрушечных кукол и солдатиков, но - безопасных для маленького существа. Они греют в микроволновке молоко и не спят ночами.

Откуда я это взял?Непонятно...

Я тоже маленькое существо. Куда миниатюрнее собаки, ведь Уми больше метра в длину, а я в десять раз меньше. Обычно я стою на полке. Иногда хозяйка берет меня с собой. Стоял. Брала. Я путаюсь во времени и ничего не понимаю в часах. В одной из комнат дома я видел огромные часы, больше человека. Наверное, они сломаны. Стоят и молчат.

Но я сейчас не о часах. Я и сам не знаю, что делаю в этой комнате. Раньше здесь ночевал хозяин, когда засиживался в мастерской до ночи и не хотел будить Лизу. Тихо пробирался сюда и ложился спать.

И часы по-прежнему здесь. А за стеной комната для гостей, которых никогда не бывает. Забавно: комната для тех, кого нет.

А теперь я сам ничего не понимаю. В комнате чужие вещи. Пахнет не так, неправильно, другими людьми. Может быть, наконец-то приехали гости? Приехали и расселились по всему дому.

Но где тогда хозяйка?

Где Антон?

И самое главное - почему я стал таким большим? Стою посреди комнаты, а голова под потолок. Моя голова, сделанная из шарика, никаких сомнений. Откуда я здесь взялся и зачем?

Мне приказали. Кто-то страшный приказал, иначе бы я не послушался. Не Лиза и не хозяин - кстати, я по ним соскучился. Насколько я вообще могу скучать, я, уродливая кукла из крашеных обрезков дощечек, шарика от подшипника и двух кусков старых лезвий ножей.

А теперь я велик и страшен. Что большой - понятно, но почему страшный? Почему этот незнакомый мне паренек - наверное, из этих, из гостей - так страшно кричит, увидев меня? Одни вопросы. Вопросы, от которых моя железная голова плавится как воск на жаре.

- Не бойся! - говорю я. Ничего не выходит, только напугал еще больше.

А что-то толкает меня, жжет мою деревянную грудь, где нет сердца. Где нет даже места для сердца - откуда оно в обрезке старого ящика. Толкает к этому мальчишке и требует зарубить его саблями. Хочет зачем-то, чтобы по хозяйским обоям протянулись красные, застывающие как краска полосы. Чтобы я рвал и резал этого незнакомого мне человечка.

- Беги! - кричу ему я. Но он не слышит. У него истерика - я запомнил это слово, у Лизы была однажды. Тогда Антон обнял ее, усадил себе на колени и гладил по голове, пока она не перестала всхлипывать.

Может быть, нужно это?

Я иду к нему, растопырив руки - на шарнирах, с вделанными намертво лезвиями. Сейчас я обниму мальчишку и посажу к себе на колени. У меня никогда не было пальцев, жаль. Чем его погладить - не знаю.

Что-то толкает в спину, чей-то приказ. Но я не создан для убийства, я же защитник. Для меня это неновая мысль: если я такой большой, то могу и убить человека. Уже приходилось. Надо обдумать ее снова и принять решение. Но убивать не этого, другого, нашептывающего мне черные приказы. Того, что стоит за моей спиной и толкает, толкает, толкает...

За дверью кто-то бежит. Сюда. Я так привык к дому, что чувствую многое в нем.

Кто-то за дверью приближается. Мне - или тому, кто за спиной? - становится страшно. Да, именно ему. Меня отпускают прочные цепи, заставившие стать большим. Стать злым. Прийти сюда. Я распадаюсь на тонкие струйки воздуха, с сожалением глядя в затылок испуганного паренька. Он уже не кричит - хрипит, упав на колени и молотя кулаками по стене. Забавная железка, с которой он пришел, валяется на полу.

Меня гонит прочь одна сила, за дверью, и нехотя отпускает другая.

Та, что за спиной.

- Ты что здесь делаешь? - спросила Агата. - Чего орешь?

Загорелся верхний свет. Оттолкнув стоящую на пороге дочку, в комнату вбежал Павел. За ним, кутаясь в плед, шлепала босыми ногами мать.

- Что здесь происходит? - спросила Мария. Задела ногой гантелю, со скрипом откатившуюся по доскам, и поморщилась. Наверное, отбила себе все пальцы.

- Он... здесь? - с трудом выдохнул Виктор, с трудом вставая с пола. В залитой электричеством комнате, да еще и перед всей семьей было стыдно так уж бояться. Но страх не отпускал, держал холодными пальцами сердце, сжимал его. Пульс под горлом бился настолько гулко, что Вик удивился - как этот стук не слышат все кругом.

- Кто? - спокойно спросила Агата. - Нет здесь никого. Только один забавный подросток. Борец с кошмарами в чужой спальне.

Отец положил ей руку на плечо, призывая помолчать. Ему было непонятно, что происходит, но вечная пикировка между детьми сейчас явно не к месту.

- Кукла... Монстр... - с трудом глотая воздух, пробормотал Вик. Он чувствовал на щеках слезы, но даже не понимал: сейчас расплакался или еще тогда, один на один с чудовищем. Стыдно-то как... Почти восемнадцать, а рыдает как ребенок.

- Успокойся, нет здесь никого... Мария, срочно вызови врача, у парня шок. Я вчера записал все местные телефоны разных служб, как знал. Листок на кухне. Под магнитом на холодильнике. - Павел был нарочито спокоен и уверен в себе. Больше на публику, но куда деваться - отец семейства. - Я пока посижу с Виком. Кстати, дочка, а ты-то куда выходила из комнаты?

Агата задумчиво нахмурила брови. На ее полудетском лице это выглядит слегка комично, как ранний, не по возрасту, макияж.

- В подвал, папочка.

Виктор нервно оглянулся на нее. Потом посмотрел на стены комнаты, на мебель и не поверил своим глазам. Никаких царапин, разрезов, вообще ни следа от сабель в руках этого жуткого существа. Спальня сестры выглядела настолько безобидно, насколько это вообще возможно для старого дома. Легкий ветер шевелил гармошками штор по бокам окна, а за стеклом уже начало наливаться предрассветным сиянием небо.

- В подвал?! Но зачем? - успевая погладить по голове прижавшегося к нему и все еще всхлипывающего сына, уточнил Павел.

- Мне показалось, что меня зовут, - ответила Агата. - Я проснулась и пошла проверить. Там никого нет, кстати. Пожалуйста, не волнуйся.

Отец был искренне рад, что хотя бы ее успокаивать не надо. Он ничего не понимал, но сейчас и не до того - нужно сперва привести в чувство сына.

Мария побежала вниз, а Павел увел все еще плачущего, нервно оглядывающегося парня в его спальню. Так будет лучше, уж если Виктор настолько испугался чего-то здесь.

Агата внимательно посмотрела на измазанные, во вмятинах обои у стены - брат колотил кулаками именно там. Капли крови, уже расплывшиеся, мелкие, будто складывались в какой-то узор. В незнакомое созвездие, по которому можно было бы понять...

Хотя нет, ничего понять было невозможно. Она вздохнула и села на кровать. Сон и так безнадежно был испорчен странным зовом из подвала, куда пришлось спуститься. А потом еще и это. Когда она бежала вверх по лестнице, тоже слышны были вой и скрежет из комнаты, но родителям об этом говорить не стоит. Лишнее волнение, тем более что она сама не может сказать, что именно слышала.

Девочка взяла укулеле, подержала в руках, но потом отложила на место. Не время. Да и настроения нет. Ей все больше не нравился этот дом с его пугающими загадками.

Наушники и немного музыки из YouTube? Пожалуй, что так.

Доктора звали Кольбер. Павел даже не уточнил, имя это, фамилия, или вовсе - специальность. Совершенно не до того.

Виктор лежал, уткнувшись лицом в подушку, пока приехавший по срочному вызову доктор Кольбер, высокий, но какой-то рыхлый, совершенно неспортивного облика, со смешными усиками а-ля Эркюль Пуаро, водил по его спине фонендоскопом. Потом заставлял подняться, измерял пульс, смешно шевеля губами. Внимательно осмотрел зрачки в свете яркого фонарика. Зачем-то внимательно изучил сгибы локтей, постучал пальцем по венам. Напоследок обработал разбитые костяшки пальцев антисептиком и забинтовал их, из-за чего Вик сам себе начал напоминать боксера после тяжелой схватки.

- Приснилось... - пробормотал Кольбер. - Конечно, приснилось! Не может в нашем маленьком прекрасном городке быть эдаких ужасов. Не Голливуд же. Вы, юноша, кстати, никакое кино на ночь не смотрели? Нет? Странно... Обычно от этого бывает. И ничего... эдакого перед сном не принимали? Замечательно!

После этого он расспросил Вика о подробностях кошмара. Юноше было крепко не по себе, он отпивал из принесенной матерью кружки воду и, запинаясь, рассказывал. С самого начала и до того момента, как в комнату прибежали родные.

Павел стоял рядом с кроватью сына, испытывая некоторое бессилие - так обычно бывает, когда болеют дети. А это явно болезнь, стресс после переезда. Не более того, не стоило так уж сильно пугаться.

- Доктор, он обычно очень спокойный ребенок! Я бы скорее подумал, что кошмар приснится младшей дочери, но нет... Ничего не понимаю.

Кольбер закончил осмотр и начал писать какие-то рецепты и рекомендации, присев за низким столиком у стены, где стояла PlayStation. Покачал головой. После полез в свой чемоданчик и достал несколько блистеров таблеток. Параллельно врач успокаивал расстроенного отца и уверял Виктора, что это - уникальный для него, единичный случай - видимо, возрастной сбой психики.

Мария, уже полностью одетая, принесла медицинскую страховку сына. Доктор, дальнозорко отодвинув от глаз пластиковую карточку, аккуратно переписал с нее номер.

- Замечательно! Благодарю вас! - сказал Кольбер. - Так вот: по две таблетки успокоительного, утром и вечером. Плюс вот это лекарство, витамины и покой на протяжении двух-трех дней. Желательно... - он покосился на игровую приставку и телевизор,

- исключить посторонние раздражители. Сон, гимнастика. Можно погулять по нашему чудесному Римауту, но, конечно, не в одиночку. Потом ко мне на прием, адрес на рецепте.

Мария унесла пустую кружку сына и пачку медицинских полисов - всех четыре, она захватила их вместе, не разбираясь.

Кольбер на прощание еще раз успокоил Виктора и выключил свет в комнате. В окно, несмотря на шторы, уже вовсю светило рассветное солнце.

Павел пошел вниз, чтобы проводить врача, но тот в прихожей остановил хозяина и нервно осмотрелся:

- Нас здесь никто не услышит, господин Фроман?

Павел удивленно приподнял бровь. Неужели диагноз хуже, чем врач старался показать при Викторе?

- Нет, все сейчас наверху. А что стряслось?

Кольбер провел пальцем по ниточке усов, словно колеблясь - стоит ли говорить. Потом решился. Сделал шаг к хозяину дома и, оказавшись совсем близко, тревожно прошептал:

- Вы зря купили этот дом, уважаемый! Я сам ничего не знаю толком, но слухи по городу очень уж нехорошие... Никто покупать не хотел, никто. И самого Реца убили, вы же слышали?

Павел, оторопев, посмотрел на доктора. Тот явно не хотел ничего больше говорить, просто с сочувствием смотрел ему в глаза.

- Да, но... Вот ведь, черт... С сыном все нормально? Мне сейчас только это важно - у него единичный кошмар или что-то тяжелее?

- С вашим сыном? С ним все хорошо. Просто я боюсь, это был не кошмар. Уехали бы вы отсюда...

Врач открыл дверь и, кивнув напоследок, просочился во двор. Павел посмотрел ему вслед, в голове была непонятная путаница из непонимания, испуга и удивления.

- Как - уехали? Куда?!

Но он разговаривал с уже захлопнувшейся дверью.

Осталось пожать плечами и пойти наверх. Спать сегодня не придется, некогда, пора уже неторопливо собираться на работу. Первый день на новом месте начался довольно странно, но Павел решил не обращать внимания. В маленьких городах люди всегда довольно странные: свободного времени много, поэтому в голове появляются самые дикие мысли. А ему надо работать. Много работать, и тогда карьера пойдет в гору.

Он медленно поднялся по лестнице и заглянул в комнату сына. Вик уже спал, приняв успокоительное. Перебинтованная рука свешивалась с кровати.

Агата сидела в наушниках, качая головой в такт одной ей слышимой музыке. Она не заметила отца, и он решил не отвлекать ее. Конечно, ей надо было бы поспать, но когда такое творится... Пусть сидит. Павел прикрыл и ее дверь.

Девочке не мешала музыка. Она думала, но никаких выводов пока не получалось. Главное - подвал. И еще нечто, так напугавшее Вика. Истина крутилась возле этих вещей, но упрямо не складывалась в понятную картинку. Пока не хотела.

Продолжение следует

© Юрий Жуков

Начало: Римаут. Ледяной ключ. Вступление. ВЫБОР

Небо было ярким, летним. Вот только много в нем, синем, белого: облака комками ваты, паутина следов самолетов. Неправильное небо, совсем непривычное.

К тому же - здесь на севере довольно холодно для середины сентября. Конечно, не Сибирь, солнце ласково грело черепичные крыши, брусчатые мостовые. Да и лежащих в теплых местах котов не забывало. Но осень не только по календарю. Если встать в тени, то непривычно свежий ветерок трепал волосы, старался продуть насквозь майку с портретами ребят из twenty one pilots - любимой группы прошедшего лета. По коже бежали мурашки, но девочка не сходила с места.

Агата задумчиво взяла аккорд на гавайской гитаре - подарке отца.

Осень... Звуки всех четырех струн рассыпались, словно хрустальные бусины, по уютному дворику дома, который решили купить родители здесь, в Римауте. Как капли росы легли на торчащие между плиток травинки.

Ей нравился дом. Было в нем что-то для нее непривычное, присущее только этим землям. Не южная неторопливость и лень, а строгость, нотка недалекой отсюда Германии. Красиво и стильно. Но одновременно он и пугал ее чем-то. Казался больше, чем был на самом деле. Притягивал и отталкивал, словно уродливые абстрактные фигуры в галерее родного Глобурга. Там она так же стояла, дрожа. И боясь, и любуясь.

А вот дворик отличный, только украшенная резьбой собачья будка в углу почему-то выглядела неприятно. Пустая, она напоминала брошенный хозяином дом, осиротевший и печальный. Собаку, что ли, завести? Это идея.

Правда, мама будет против. Не любит она животных. Она и людей-то не очень...

Сам домик вовсе не заброшен. На низком, из пары ступенек, крыльце у входной двери стоял его прежний хозяин. Он что-то деловито объяснял ее отцу. Павел Фроман терпеливо выслушивал немного нелепого, в расстегнутой рубашке и с всклокоченными волосами, человечка. Нависал над ним из-за большой разницы в росте. Голиаф и продавец.

- Разумеется, Антон! - время от времени говорил Павел. - Да, господин Рец.

Продавец вскидывал голову и обводил дворик взглядом уставших, припухших глаз. В том, как он смотрел, чувствовалась затаенная боль и... прощание, что ли? С этим местом, с неухоженным цветником вдоль низкого заборчика.

Даже с будкой, хотя как раз на нее Антон старался не смотреть.

- Господин Фроман... Мне, право, неловко повторяться, но я бы предпочел наличные. Понимаю, что необычно... - он развел руками. - Считайте это моим капризом... Зато цена! Цена просто отличная.

Отец вежливо кивнул. Цена действительно очень неплохая, на четверть ниже похожих предложений здесь, в Римауте. Да и самих предложений почти нет - крошечная квартирка на ратушной площади, да неухоженный особняк в соседней деревне. Сам город совсем маленький, а недвижимость стоит как на юге. То ли близость к горам сказывалась, то ли еще что-то. В любом случае лишних денег у семьи не было, дом надо покупать.

В Римаут Павла Фромана привела работа. После сокращения штатов найти новую работу было нелегко, и это место, в небольшом филиале банка МаниКэн, он счел за счастье. Сам-то он как-нибудь потерпел бы в съемной квартире на окраине Глобурга, но семья... Да и что это за будущее - терпеть? Нужно искать самому. Вот и нашел. Если показать себя с правильной стороны, перспективы в МаниКэн отличные. Сеть по всей Европе, филиалы в...

Но рано, рано об этом даже думать!

Осенний ветер таскал по плиткам двора фантик от конфеты, неведомо как попавший сюда, в это чистое и немного заброшенное место. Заставлял оживать кусочек шуршащей пленки.

- Вы уже говорили, Антон. Я решил вопрос, хотя это вызвало некоторые сложности. Деньги у меня с собой, я передам вам у нотариуса.

Продавец часто-часто закивал, Агата почему-то не могла оторвать от него взгляда. В Антоне чувствовались горе и слабость. Резкий душевный надлом. Впрочем, взрослые редко выпускают эмоции наружу, спрашивать она ни о чем не стала.

Да и кто бы ей ответил?

Из открытого багажника «аутлендера», стоящего на узкой площадке под навесом перед въездными воротами, с двумя тяжелыми сумками выбрался Виктор. У них с Агатой не очень большая разница в возрасте, всего-то три года, даже меньше. Но он чувствовал себя взрослым, а она... Она пока нет.

Укулеле, задетая внезапно сжавшимися в кулак пальцами, издала тревожный звук. От этого продавец дома заметно вздрогнул и посмотрел на Агату. Отец оглянулся и подмигнул ей: не шуми, скоро переговоры закончатся. Вик, проходя мимо, недовольно поморщился. Ничего, теперь у нее будет своя комната, играй - не хочу. Даже поздним вечером, вон какие толстые стены. Никому не помешает.

- Сейчас сын разгрузит машину, и мы с вами, Антон, сразу поедем к нотариусу, хорошо?

- Да-да! - опять часто закивал продавец, пропуская Виктора с сумками в дверь. - Моих вещей в доме нет, давно все вывез. Так что ключи против денег. Я вечером уеду отсюда. Надеюсь, что навсегда...

В глазах уже не просто боль - слезы. Но Антон больше ничего не сказал, а отцу было все равно. Им нужен дом. Пусть здесь не такой теплый климат, как на юге, зато свое семейное гнездо. Крепость в изменчивом мире. А если переведут в другой город, всегда можно продать. Судя по всему, даже с выгодой.

Виктор вернулся к машине и вытащил остаток вещей. Мать давно в доме, распаковывает и раскладывает их невеликое имущество по местам. Агата аккуратно убрала укулеле в чехол и тоже пошла внутрь. Она все-таки замерзла, да и пора знакомиться с новым жильем. Хотя... Какое оно новое? Дому лет сто, просто хорошо сохранился для своего возраста.

Отец повел продавца к машине. До Агаты донеслось всего несколько его слов, но прозвучали они слегка загадочно:

-- Понимаете, я боюсь здесь оставаться... Как бы Уми не вернулся.

Отец остановился и напрямую спросил:

- Уми - это?..

- Собака. Всего лишь собака, наша с Лизой. Я боюсь, что Уми вернется...

Дальше Агате ничего не слышно, она уже внутри, в пахнущем деревом и специями доме. Слышит возню матери на кухне, но девочка не хочет сейчас помогать. Пусть Вик побегает, а ей хочется в свою комнату. И одеться теплее, с майкой и шортами она с утра промахнулась. Впрочем, в машине-то было тепло.

Скрипучая деревянная лестница с резными перилами вела на второй этаж. Там теперь их жилые комнаты, она уже знает - ее, Виктора, и спальня родителей.

Интересно, есть ли в доме вай-фай?

В автомобиле, стоявшем почти целиком в кустах чуть поодаль от ворот нового дома семьи Фроманов, сидел мужчина.

Он опустил ранее прижатый к глазам сложный объектив с направленным на дворик микрофоном. Мужчина явно пребывал в раздумьях. Он слышал весь разговор, он даже слышал, как Агата играет - кстати, у девчонки явный талант. Но вся эта информация не дала ему ровным счетом ничего. Цель его приезда в другом, а все эти мелкие странности с домом, оплатой наличными и судьбой какой-то собаки... Ему нет до этого дела. Пожалуй, стоило бы ехать следом за машиной этого Фромана и продолжать наблюдение. Не просто так же он приехал сюда, в Римаут. Предварительные сведения были довольно точными, но здесь, на месте - никаких зацепок.

Пока. Конечно же, только пока. Он никогда не приезжает зря и всегда добивается своего. Неприметный синий «пежо» тронулся с места и поехал следом, едва только автомобиль Павла добрался до ближайшего перекрестка.

Отец приехал через несколько часов, довольный и веселый. Агата как раз спустилась на кухню сделать себе бутерброд с ореховой пастой, поэтому слышала его рассказ.

- Мари, он совершенный псих! Нотариусу пришлось даже попросить справку о душевном здоровье. У него есть, кстати. Как это ни забавно. Но что он плел по дороге, Пресвятая дева!

Мама вопросительно посмотрела на него.

- Наш продавец, оказывается, был владельцем магазина игрушек. Не просто перепродавал все эти китайские трансформеры и куклы, нет! Он многое делал сам. Люди не хотели их покупать, но он делал и делал. Магазин пришлось продать. Немудрено, что он разорился! Еще у него была жена и куда-то пропала, - я думаю, просто сбежала от сумасшедшего. Возвращения собаки он боится, с ума сойти!..

Мария кивнула, наливая мужу луковый суп и раскладывая на тарелке хлебцы. На кухне уютно, все-таки умели раньше строить дома. Небольшие окошки с видом во двор, старая, но прочная мебель и удивительно современная плита, с кнопками и дисплеем, сразу приглянувшаяся матери. В углу равнодушно урчит холодильник.

Виктора не видно. Наверное, настраивает у себя в комнате сложный комплекс из настенного телевизора, пузатого системного блока и музыкального центра. Мальчишеские игрушки! Агата фыркнула над своими мыслями, но отцу показалось, что это он ее насмешил.

- Да, и не смейся. Я заехал в школу, дочка! - дожевав хлебец, сообщил Павел. - Договорился. С завтрашнего дня пойдешь, нормальное место, высшая ступень... С Виктором сложнее, приличные колледжи довольно далеко, придется подумать, где он будет учиться.

Сверху послышался приглушенный шум: братец явно подключил аппаратуру и теперь проверяет мощность звука. Если это на всю, то им повезло - в доме действительно толстые стены. Шум стихает. Наверное, сам не выдержал, уши завяли.

- Хорошо, папочка, - ответила Агата.

Она любит отца. И не только потому, что родной, - ей нравится смотреть на него. Высокий, с грубоватым лицом, он для всей семьи прежде всего символ надежности и спокойствия. Мать мягче, ей не решить и десятой доли проблем, которые так или иначе преодолевает для них отец.

- Вот и славно, принцесса. Одежда у тебя есть, старый рюкзак тоже пойдет, хотя бы до Рождества. Денег после покупки дома осталось маловато.

- Я понимаю, папа.

Мария тоже села за стол и посмотрела на Агату:

- Доченька, это новый для тебя город. Новые люди. Будь вежлива со всеми, нужно сразу создать себе хорошую репутацию.

В этом - вся мать. Репутация. Главное в жизни. Правила, устои, приличия.

Девочка начала быстрее доедать бутерброд, чтобы скорее вернуться в свою комнату. Она уже взрослая. Она все понимает. У нее свои интересы и своя жизнь, скрытая даже от Вика, не говоря уже о родителях.

- Да, мамочка. Все будет хорошо.

На стол падали крошки от тоста. Агата цепляла их пальцами и отправляла в рот. Привычки бедняков, так обычно говорит мама и вздыхает. Что поделать, они действительно небогаты.

- Представляешь, Мари, наш продавец дарил жене на праздники свои поделки! Он сам говорил - полгода назад сделал ей талисман. Какое-то местное словечко... А! Оберег. Игрушечного воина размером с ладонь. А жена все равно ушла. Можно, я не буду дарить тебе куклы?

Родители засмеялись, а Агату почему-то охватила неприятная морозящая волна, как из открытой дверцы холодильника. Непривычно. Надо будет подумать о причинах.

Раздался звонок в дверь.

В настолько старом доме ожидаешь нечто иное: колокольчик или вовсе дверной молоток. Но нет, вполне современная электронная трель. Четыре ноты. Отец вытер салфеткой губы и, удивленно вскинув брови, пошел открывать. Наверное, соседи пришли знакомиться. В таких маленьких городах это принято. Или нет?

Агата решила остаться на кухне: интересно же, кто пришел.

Отец вернулся еще более удивленным, чем уходил открывать дверь. За ним шел невысокий полицейский, заметно располневший, в мятой форме. Если бы не шевроны и кобура на поясе, он был бы похож на типичного продавца в маленьком магазине. Или на почтальона.

На вид ему было лет сорок, сорок пять. Сложно сказать точнее.

Вошедший обвел взглядом кухню, словно стремясь ткнуть своим крупным носом во все углы. Этот его нос в сочетании с маленькими глазками делал лицо местного полицейского неприятным. Не злым, но довольно несимпатичным. Игрушечный раздраженный тапир - вот на кого он был похож.

- Томас Каневски, полиция Римаута, - доложил тапир. Голос тоже не верх совершенства, скрипучий и холодный. - Представьтесь, пожалуйста. Нам так будет удобнее говорить.

- Павел Фроман. Мы только сегодня переехали в этот...

- Я знаю. Вы кто по профессии?

- Банковский служащий. Устроился в местное отделение МаниКэн.

Полицейский уже сидел за столом, записывая что-то в пестрый блокнот. Почерк у него мелкий, аккуратный. И писал быстро.

- Ясно, спасибо. А вы? - он повернул голову к женщине и вновь повел носом, будто принюхиваясь.

- Мария Фроман. Домохозяйка, - коротко ответила мать. Но не улыбнулась, видимо, полицейский ей тоже не понравился.

- Прекрасно. А девочка?

- Послушайте! Мы не в Северной Корее, в конце концов! - не выдерживал Павел. - Какое вам дело до моих детей?!

- У вас их несколько? - совершенно спокойно уточнил Каневски. Его ничуть не задевало волнение хозяина дома.

- Двое, - уже спокойнее проворчал отец. - Агата и Виктор. Сын сейчас наверху.

- Благодарю, - ответил полицейский. Дописал и перевернул лист. - Мне нужны ваши показания, господин Фроман. Вы же оформляли покупку дома у Антона Реца?

- Разумеется... - Павел немного озадачился. - У нотариуса. Он может подтвердить. Да вот и документы, я их еще не убрал.

- Нотариуса я опросил первым, - Каневски поднял взгляд от блокнота. - Вы оплачивали наличными? Довольно необычно в наше время.

- Это была прихоть самого Антона. Но я не понимаю, с чего полиции интересоваться такими...

Полицейский прищурился и записал в блокнот что-то еще.

- Дело было около часа дня сегодня. Все верно? Куда потом пошел господин Рец?

- Я не смотрел на часы, - ответил Павел. - Куда? Тоже не знаю. Мы расстались возле офиса нотариуса. На выходе. Я предложил подвезти, но Антон отказался.

Почему-то Агате стало совсем неуютно. Даже не ветерок - ощущение, что за шиворот вылили стакан холодной воды, и теперь струйки стекают по спине, вызывая легкий озноб.

- Господин Рец был убит. На автостоянке, возле своего автомобиля.

Мария негромко вскрикнула. Отец остался внешне спокойным, но лоб изгибом прорезала морщинка. Так бывает, когда Павла что-либо беспокоило.

Наступила тишина. Время, если вообразить его маятником часов, застыло в одной точке, зависло, как на неудачной фотографии, где у всех к тому же приоткрыты рты.

- Вы что, меня подозреваете?! - растерянно спросил Павел после паузы.

- Пока нет. Мы же беседуем у вас дома, а не в комиссариате. Просто опрашиваю. Денег ни на теле господина Реца, ни в его машине не обнаружено. Кто еще, кроме вас и нотариуса, знал о сделке?

Отец глубоко задумался. Морщина на лбу стала глубже. Вместо узкой канавки - улыбнись и уйдет - превратилась в каньон. Того и гляди, над ним начнут парить грифы.

- Никто... Вроде бы. Жена и дети, но они-то при чем?

- Вы кому-нибудь говорили? - так же спокойно уточнил Каневски у Марии. - А ты, девочка?

Он взглянул на Агату. Какие неприятные маленькие глазки! Ей было неприятно, но и отвернуться почему-то не получалось.

- Мы никого здесь не знаем, - ответила за обеих мать. - Кому я могла бы сказать?

- Нет, - коротко сказала Агата и все-таки отвернулась. - Папа, можно мне пойти к себе?

Павел рассеянно кивнул. Она встала из-за стола, спрятала банку ореховой пасты в холодильник и вышла из кухни. В полной тишине, прерываемой только шелестом ручки полицейского о лист блокнота. Маятник возобновил ход, но качался заметно реже, словно воздух сгустился вокруг воображаемых часов. Или - не воображаемых, а таких, как забавное старомодное сооружение у нее в комнате.

- Как он погиб? - Агата услышала вопрос отца уже от лестницы.

- Ножевые раны. Изуродовано лицо. Очень много крови, с трудом опознали, - ровно ответил Каневски. - Итак, подведем итоги... Хотя нет. Позовите мальчика, я должен опросить и его.

Агата поднялась по лестнице и толкнула дверь Виктора. Брат, конечно же, валяется на кровати с пультом приставки в руках. На экране стрельба и взрывы, ему это нравится.

- Спустись на кухню, - сказала Агата и ушла к себе, не дожидаясь ответа.

Ее колотил озноб. Только утром видела этого несчастного растрепанного человека, продавца, а вот его уже нет. Ужасно...

Агата взяла в руки укулеле, но пальцы не слушались. Она не сможет сейчас играть: перед глазами стоял взгляд Антона, полный боли и грусти. То ли она излишне чувствительна, то ли дело в чем-то еще. И это важно для нее, для всей семьи. Подумать. Ей нужно подумать.

Она пристально посмотрела на башенные часы в углу комнаты. Они стояли там, похоже, лет сто - массивные, из черного лакированного дерева, высотой почти под потолок. И не шли, хотя она первым делом приоткрыла дверцу, подергала за толстые цепи с гирьками на конце. Нет, никаких шансов. Жутковатое сооружение, зачем оно здесь?

Ужин прошел почти в полном молчании.

Нет, отец пытался говорить, что-то спрашивал у Вика, улыбался иногда, но всем было невесело. Само собой, Павла полиция подозревать не могла, но гибель пусть и случайного, но знакомого, да еще и довольно страшная... Мария говорила о школе, о важности образования, но Агата не слушала. У нее свои мысли, от которых время от времени отвлекал лежащий на столе смартфон. Сообщения от бывших школьных подруг. Лайки ее утренних фотографий домика в инстаграме. В сети кипела жизнь, даже завидно. А вот здесь было слишком тихо и слишком... неприятно. Утренняя радость от дома и дворика сошла на нет.

- Сегодня ложитесь пораньше, - сказала Мария детям. - Первый день на новом месте, столько впечатлений... Да и это...

Мать берегла репутацию. Для нее даже сказать «убийство» неестественно. Поэтому она оборвала фразу на середине.

Агата пошла в комнату, слыша скрип ступенек за спиной - Вик поднимался следом едва не бегом. Еще толкнет - с него станется. Грубый неуклюжий мальчишка. Он хороший, конечно, но мог бы быть вежливее. И тише, если уж на то пошло, а то топает как слон.

Последним, уже перед сном, Агате пришло сообщение по мессенджеру. Переписку с этим номером она всегда стирала сразу после окончания. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел: слишком много возникнет вопросов. Особенно у мамы, она вечно боится непонятных знакомств. Неизвестных людей. Неясных ситуаций.

«Привет. Узнала что-нибудь по теме?».

«Пока нет. Но сегодня в городе снова убийство. Завтра буду спрашивать в школе».

«Будь осторожна».

«О к».

На экране время отправки - половина двенадцатого. Стереть чат. Спать. За окнами давящая, чуждая после большого города тишина. Ни гудков машин, ни загулявших допоздна туристов.

Агата будет осторожна, все верно. Но - уже завтра.

Продолжение следует

© Юрий Жуков

В самом сердце города Блумензее, возле рыночной площади, располагался домик фрау Эльзы. Казалось, он стоял здесь всегда, так основательно выглядели его стены, черепичная крыша и окошко мансарды с толстой рамой из мореного дуба.

На первом этаже был крохотный магазин, полки которого ломились от дешевых безделушек. Все для туристов. Все на продажу. Ничего необычного - керамические собачки с потешно выпученными глазами и пластиковые шарики, внутри которых переливается Синее озеро, давшее имя всему городу. Конечно, здесь же - стопки маек с броскими надписями «Добро пажаловать в Город на озере!». В надпись на немецком вкралась досадная ошибка, что придавало майкам колорита и - как ни странно - увеличивало продажи.

Фрау Эльза, которой не чужда национальная тяга к порядку, заботливо выложила разноцветные футболки так, чтобы даже при случайном взгляде их стопка радовала глаз, и вздыхала. К сожалению, большинство этих сувениров сделано далеко отсюда, руками жителей восточной страны, которым, признаться, было все равно - wilkommen или welcome, да и куда приглашать - тоже не имело значения.

Лишь бы платили вовремя.

Следом за футболками Эльза собиралась расставить на витрине череду нелепых сказочных гномов, сработанных совсем уже кустарно. По краям их шляп торчали кусочки некрашеного металла, маленькие сморщенные личики вместо довольных улыбок украшали гримасы. Еще и посохи торчали куда-то в стороны, словно оружие шаолиньских монахов. Да и сами шляпки маленького народца не традиционного темно-зеленого цвета, а скорее нежно- травянистого, как молодая поросль весной. Нация торопливых дальтоников...

Вздохнув еще раз, фрау Эльза поправила крайнюю стопку маек и решила отложить раскладывание эльфов на вечер. За окном с пыхтением проехало одно из этих новомодных изобретений - мотоцикл на четырех колесах. На нем гордо восседали юноша - за рулем, и девушка - сзади, тесно прижавшаяся к водителю. Хозяйке магазинчика хотелось, чтобы это была именно девушка, потому как нравы нынешней молодежи... Они допускали всякое, а седоки были в массивных шлемах - по одежде уже давно не понять, кто есть кто.

- Лючия! Люч-и-ия!!! - громко закричали где-то рядом. Раздался смех, и мимо дверей лавочки пробежали две девчушки, в этих своих нелепых майках до пупка и нарочно порванных шортах. Скорее всего, итальянки.

Шумные бесцеремонные барышни, хотя и вреда от них никакого.

- Aspetta, Lucia, ё un negozio di divertimento! - донеслось уже издали.

Одна Пресвятая Богородица знает, о чем это они. Хотя «негоцио» вполне могло означать некий итальянский шопинг. Вот им бы и продать эльфов, всю коробку! Девушкам, скорее всего, наплевать, какого цвета будут шапочки.

Фрау Эльза снова вздохнула. Хотелось закрыть магазинчик. Потом подняться на второй этаж, где располагалось ее небольшая квартира, снять надоевший народный наряд и глупую шляпку с лентами, заменив их на джинсы и рубашку. А после пойти повозиться в крохотном огородике во дворе. К несчастью, вспомнила она, опять увеличились платежи за отопление. Надо было заработать в этом месяце хоть что-то, иначе к зиме придется снова просить деньги у племянницы. Это, по меньшей мере, стыдно.

В свои пятьдесят шесть лет фрау Эльза была замужем всего несколько месяцев в далекой молодости, весьма неудачно. Детей у нее не было, и единственной родной душой на свете после смерти старшей сестры оставалась Маргрет.

- Добрый день, фрау! - Звякнул колокольчик и в магазин зашел высокий немолодой господин, аккуратно прикрыв за собой дверь. Лицо его было немного напряженным, словно он ломал голову над какой-то мучительной загадкой. - Мне нужно несколько сувениров... э- э-э, для родных и коллег.

Несмотря на то, что по-немецки вошедший говорил довольно чисто, чувствовался акцент, да и паузы между словами выдавали иностранца.

- Добрый день, добрый день! Добро пожаловать! - Фрау оторвалась наконец от маек, вытерла руки о вышитый фартук и поспешила к покупателю. - Вам нужно что-то особенное или на какую-то сумму?

- Я... Мне сказали... - покупатель явно замялся, то ли пытаясь вспомнить, то ли с трудом переводя с родного языка названия. - Мне нужен... э-э-э, хрустальный ключ. Да! Ключ из Блумензее. Меня попросили... - После этих слов он улыбнулся, сразу завоевав симпатии фрау Эльзы.

Хрустальный ключ? Весьма неожиданно для иностранца. Не магниты, не майка с видом озера и даже не китайские эльфы, а именно ключ?!

- Конечно, конечно! - поспешила ответить хозяйка магазинчика. - У меня есть несколько ключей. Пластик, стекло. А, хотите, есть еще несколько шаров для гадания. Прошу вас! Это здесь.

Она повернулась к дальней полке, почти в самом углу. Ключи были немного запылившиеся

- не самый ходовой товар, она протирала их неделю назад, но сейчас вид у них был не самый лучший.

- Простите, фрау... - Покупатель не закончил фразу, и она подсказала:

- ...Эльза. Меня зовут фрау Эльза.

- Спасибо. Так вот, фрау Эльза, мне нужен настоящий хрустальный ключ. Понимаете?

Незнакомец не сдвинулся с места, даже не вынул руки из карманов короткой курточки, но улыбки на лице у него уже не было, а в облике появилась тень некой угрозы. Странно, как меняет человека выражение лица, которое и до того не было приятным, а уж сейчас и вовсе.

- Не понимаю... - Фрау Эльза ответила машинально, но подумала совсем о другом. Кто?! Кто и зачем прислал этого человека?

- Бросьте! - повысил голос покупатель и медленно пошел к ней. - Вы все понимаете, и вы продадите его мне!

От симпатии к нему у фрау Эльзы не осталось и следа.

И все-таки: кто? Маргрет? Наставница? Они сказали бы и ее имя, значит, исключено. Тогда как он нашел ее? И, главное - что теперь делать? Он стоял между ней и выходом из магазина. Бежать наверх и попробовать запереться в квартире?

- Я не причиню вам ни малейшего... э-э-э, вреда, фрау Эльза! Не бойтесь, мне нужен только ключ. К тому же, я вам заплачу. Довольно много заплачу.

Как же, как же... Заплатит. Никакие деньги не возместят ей ключ. Настоящий. Доставшийся ей от наставницы.

- Вам же нужен сувенир? Возьмите один из этих... - залепетала фрау Эльза, мучительно желая, чтобы в лавочку зашли еще покупатели, пусть даже эти несносные итальянки. А лучше бы парочка полицейских. - Возьмите все эти ключи в подарок, и гадальный шар, и даже вот этого эльфа... Только уходите!

Странный мужчина повернулся к двери, и у нее отлегло от сердца. Он все-таки уходит! Благодарю тебя, дева Мария, славься имя Твое!

Но радость хозяйки была преждевременной: мужчина дернул задвижку на двери и перевернул табличку за стеклом. Теперь любой на улице поймет, что магазинчик закрыт и, даже если подергает ручку, не сможет прийти ей на помощь.

Ох, как же страшно...

По улице с грохотом, от которого жалобно зазвенели стекла витрины, промчался тот же четырехколесный мотоцикл. Вот он с визгом затормозил прямо у двери магазинчика. Теперь седок на угловатом аппарате был только один. Угрожающий покупатель резко повернулся, чтобы посмотреть на источник шума, и фрау Эльза поняла - это ее шанс. Она схватила из стоявшей на прилавке возле кассы коробки первого попавшегося эльфа и, что было сил, запустила им в стеклянную дверь. Осколки брызнули во все стороны от уродливой дыры прямо над табличкой «Извините, закрыто», а увесистая фигурка едва не попала в шлем водителя квадроцикла.

- Ах ты ж... Черт тебя побери! - взревел жаждущий ключа покупатель, поворачиваясь к фрау Эльзе. Теперь лицо его покраснело, оно было искажено злой гримасой. - Старая ведьма!

Скинув шлем и бросив его на сидение, водитель за дверью подскочил и потряс за ручку. На него посыпались осколки, остатки остекления двери со звоном обрушились вниз. Сунув внутрь руку, водитель нащупал засов и открыл его, пнул дверь и очутился в магазинчике.

- Ты? - выдохнул грабитель и резко достал из кармана куртки какую-то непонятную штуку. Фрау Эльза не видела раньше ничего подобного - на пальцы напавшего на нее человека было надето нечто, напоминающее затейливую гарду шпаги, но, разумеется, без лезвия. Неясное переплетение кованых выступов, лепестков и узоров. Кастет?

Судя по виду, вещь была увесистая и очень старая. Куда старше всех ее сувениров вместе взятых. И гораздо дороже.

- Я. Конечно же, я, - спокойно ответил вошедший. Им оказался щуплый, совсем молодой паренек в яркой майке и джинсах.

Встретившиеся были явно знакомы, от чего фрау Эльзе никак не стало легче. Она вообще не понимала, что происходит. Дверь было жалко - теперь не меньше двухсот евро надо. Придется заказывать новое стекло. Плюс работа.

- Я первый за ним пришел, - сказал грабитель и протянул руку с надетой на него гардой в сторону паренька. - Убирайся!

- Сам уходи. Это не тот дом, здесь пусто. Орден совсем спятил, если посылает кого-то к непосвященным!

Грабитель неприятно улыбнулся, одними губами. Взгляд оставался замороженным, злым, как у мертвой рыбы.

- Хотя бы ключ... Это - тоже добыча.

Парень неопределенно хмыкнул и приказал Эльзе:

- Поднимайтесь наверх, фрау! Вам ничего не угрожает, но отсюда надо уйти.

- Она должна продать мне... - начал кричать грабитель, но его противник строго посмотрел на него. Крик прервался, словно мужчине заткнули рот кляпом.

- Идите, фрау! - мягко повторил юноша.

Не дожидаясь продолжения, фрау Эльза скользнула в приоткрытую дверь, за которой вверх круто поднималась узкая лестница, словно стиснутая каменными стенами. Десять ступеней, поворот, еще десять - вот она, дверь квартиры.

Запыхавшись, хозяйка магазинчика задвинула за собой тугой засов и почти без сил опустилась на небольшой пуфик. Где же мобильный телефон? Надо немедленно вызвать полицию, пусть они разбираются! Тут вам, слава Богу, не дикая страна, чтобы у почтенной фрау так нагло вымогали принадлежащую ей реликвию! Забавно, но у паренька, который ее, несомненно, спас, тоже был акцент.

Какие-то иностранные мафиози? Наверное, тоже итальянцы...

Внизу, прямо под полом, что-то громко засвистело. Раздались подряд несколько хлопков, и неимоверной силы удар сотряс весь домик. Приоткрытое по теплой погоде окно комнаты жалобно звякнуло, рама заскрипела и скользнула вниз, ударившись о подоконник. Что бы там, внизу, не происходило, лучше не присутствовать, грустно подумала фрау Эльза.

Раздался еще один громкий удар, сопровождающийся дрожанием стен. Внезапно пол под ногами сидящей хозяйки стал прозрачным, как стекло. Она посмотрела вниз и вскрикнула: ее магазинчика больше не существовало, сплошные обломки полок и прилавка, где в клубах белесой пыли валялись остатки ее товара. По центру показавшегося теперь огромным помещения, сплетаясь воедино и распадаясь, кружились два вихревых столба, белый и черный. Звуков слышно не было, и фрау Эльзе показалось, что она смотрит немой фильм.

Кино о гибели ее маленького бизнеса и надежд на более-менее сытое будущее. Да, если бы она согласилась использовать дар...

Черный столб был повыше, его пронизывали тут и там короткие багровые молнии, похожие на искрящую электропроводку. Белый же, пониже и потоньше, светил ровным ослепительным цветом, напоминая сошедшую с ума лампочку, мгновенно менявшую форму, размеры и положение в пространстве.

О, дева Мария! А ведь ей говорила Маргрет, что ключ не доведет до добра! Призывала ее избавиться от проклятого предмета, разбить его с молитвой и покаянием, а она отказалась... Наставница не простила бы такого, но ее здесь и нет.

Черный вихрь ударил особенно затейливой извилистой молнией в противника. Тот покачнулся и раздвоился, словно пропуская огонь сквозь себя, потом опять сложился вместе.

Фрау Эльза нашла в себе силы встать прямо на прозрачный пол и, придерживая подол платья, мелкими шагами пробежать в комнату. Сражение внизу и сильные удары не прошли бесследно: на пол попадали и раскололисьсувенирные тарелки, которые любила привозить Маргрет любимой тете. Упала картина с видом водопада, обнажив дверцу встроенного в стену сейфа. Именно там и хранился хрустальный ключ, за которым пришел этот страшный человек.

Впрочем, человек ли?

Снова глянув вниз, фрау усомнилась в своей мысли. Там продолжалось столкновение стихий. Ни черный, ни белый явно не могли взять верх, но от первого этажа уже почти ничего не осталось. Вместо угла витрины был зияющий пролом на улицу, которой, впрочем, не было видно - только серая клубящаяся мгла, словно дым. Остальное заслоняли кровать и стоявший в углу комнаты платяной шкаф, но Эльза не сомневалась, что и там все разрушено.

«А чью сторону выбрала бы ты сама?», - прозвучало в голове фрау Эльзы. Она уже не могла отличить - то ли это ее собственная мысль, то ли кто-то другой строго и печально спрашивает ее об этом.

- Я... Я не знаю! Всегда буду на своей стороне! - сварливо ответила она вслух. Слова прозвучали в мертвой тишине странно и напыщенно, как будто она ругалась сейчас на кого- то невидимого. - Мне не нужен этот сатанинский дар!

«Как знаешь, Эльхен, как знаешь...», - грустно откликнулся тот же голос. - «Тогда это сражение будет бесконечным. Но для тебя все кончится быстро, ведь ты так и не сделала выбор».

- Выбор?! - она почти кричит. - Какой выбор? Между добром и злом? Они неразличимы! Любое действие - для кого-то благо, а для другого - вред. Я хотела никогда ни во что не вмешиваться!

«Если есть дар - им необходимо пользоваться... Так или иначе. Иначе он уйдет от тебя. А кто ты без своего дара, девочка?».

Деваться некуда. Придется сделать это прямо сейчас, хотя бы для того, чтобы выжить.

Фрау Эльза открыла сейф и достала ключ, не обращая внимания на бой внизу. В небольшом, сантиметров десяти в длину, предмете кружилась метель. Внутри изящного, старинной работы, полупрозрачного ключа шла какая-то своя жизнь. Полно, да хрусталь ли это?! Густые хлопья белого, чистого снега, сквозь которые то там, то здесь били черные молнии. Видимо, поздно...

Она зачарованно смотрела внутрь и даже не обратила внимания, как по стенам ее уютного домика зазмеились трещины.

...как рухнули перекрытия, погребая под собой ее маленький мирок...

...как взорвался на кухне газовый баллон, превращая жизнь, в которой она боялась сделать выбор, в черное клубящееся ничто с брызгами пламени...

...как ключ выпал из уже мертвой руки, свалился на заваленный пылающим мусором пол, словно пытаясь убежать из ада...

Как он растаял, чтобы возникнуть снова, но - не здесь. И не сейчас.

Продолжение следует...

© Юрий Жуков

Дома, в моих настенных часах мудрые японцы сделали ячейки для двух батареек. Одна отвечает за незаметное глазу, неторопливое вращение минутной и часовой стрелок, а вторая - за торопливое стрекотание секундной.

Так я и понял, что есть два времени - сейчас и потом.

Короткое и длинное.

И хочется продлить, слить одно с другим. Это - почти как прикурить следующую сигарету от прошлой, оставшейся дымящимся обломком последних трех минут, а вот - не выходит. Короткое время важнее сейчас, но обернешься: кончилось. Длинное тоже не всегда протяженное, сжимается и тянется, как в очереди к врачу, чтобы не дай Бог, не дай Бог!

Он и не даст, у Него свои решения на всякого человека.

Пустое это - пытаться понять Его замыслы, тут на свои ума не хватает, фантазии и здоровья. Поэтому я сейчас чищу снег с крыши машины и думаю: да зачем это всё? В смысле, зачем чищу, более-менее ясно, это чтобы не ехать с сугробом сверху, а вот глобально?

Кризис среднего возраста, не иначе. Красный феррари бы мне вместо этого унылого серого лансера, но! Денег нет. Лишних. Так-то, вроде как есть, работа позволяет, некоторые знакомые - так они и лансеру завидуют, квартире в центре. И по фигу им, что дому тридцать лет, а лансеру уже восемь, и здоровье у меня ни к черту, и жена - толстая унылая сволочь, и у дочки постоянный, хронический такой трояк по математике, и начальник новый, скотина, ему бы самому...

Стоп.

Я опять смешиваю времена - короткое в длинное запихиваю, как кота в коробку. А коты - они растопыриваются. Ни один зверь так не умеет, как коты. Вот и не за чем, пожалуй, плакаться - только блестящие следы на дубленке останутся на таком-то морозе, как будто сопли о себя вытирал. Негоже, вот честно! Think, мать его, positive! Или, если по-нашенски, старинная песня Алены Свиридовой. «Думай о хороооошем, яяяяяя могу исполнить!». Что ты мне можешь исполнить, выдра ты крашеная?!

Чёрт, опять отвлекся.

Снег на крыше машины кончился. Я вытираю вспотевшее от работы лицо. Включенная на всю печка помаленьку заставляет ровный слой мороженой воды на стеклах размягчиться, вспухнуть и сползти вниз. Мокрая резина колес производит гнетущее впечатление - такие чёрные бублики, словно протезы автомобильных ног. Японские протезы, опять же японские - окружили нас проклятые самураи своими поделками, никакого патриотизма тут не вырастишь, в таких-то условиях... И батареек в часы по две засовывают, и колёса эти долбанные, по восемь штук за баллон, в ту же степь. Окружение в степи. Волки воют и редкие цепи бойцов в ушанках, с винтовками, идут навстречу. Как призраки, мать его... Think positive!

Я о чем хотел рассказать: была у меня в детстве присказка. Никому раньше не рассказывал, а вот вспомнилось - использовал, если предстояло что-то важное. Ну, или не важное, но не совсем приятное - экзамен там, автобус нужного маршрута, мимо гопников пройти с неразбитыми очками, - я про себя проговаривал «Ангел мой! Будь со мной!». Иногда помогало, иногда нет, но детская вера в приметы - это же сила!

Вот блин. Музыку изнутри машины почти не слышно, а стоять ждать еще минут десять. Опять корячиться, нагибаться в салон, засыпая хлопьями снега сидение, прибавлять громкость! Опять же, радио играет. Я дома радио в жизни не включаю - нонсенс, какой-то поц в далекой студии с заученной улыбкой будет ставить мне свой плейлист? Вот бред. Почему он решает, что мне слушать? Почему все решают за меня всё? Какого хрена?!

Опять стоп. Две же батарейки, две. С этого и надо начинать злиться, а не с обдолбанного энергетиком с утра диджея.

Снег, словно слыша мои мысли, начинает равномерно сползать со стекол, давая пытливому взгляду проникнуть в обыденные таинства салона - унылая серая ткань, черный пластик, плечевой ремень от сумки на заднем сидении, рядом с детским креслицем. Под капотом что-то негромко фыркает, словно лансер подслушал часть моих мыслей и искренне обиделся на хозяина.

Два времени. Две батарейки. Think positive, мать твою...

И с трояком этим у дочки -- надо что-то делать.

© Юрий Жуков

Он жил у меня на балконе. Места занимал мало, сидел себе на гостевой табуретке, ничего не ел, каких-то терзаний от холода, как я понял, не испытывал. Сидел и курил, задумчиво глядя над железными перилами на сонный замерзший город.

Вниз. Вдаль. Днем и ночью.

Дым иногда окутывал моего гостя, как случайно попавшее не туда облако. Потом рассеивался в никуда, оставляя слабый аромат L&M. Почему он курил именно эту марку, а, главное, где он брал сигареты, я так и не понял.

- Понимаешь, я думал, что заблудился... - поправляя очки, любил говорить он. - В моём мире сейчас тепло, брат. Очень тепло. Жарко. Там пальмы и океан, девочки в бикини. Все любят открытые машины и обожают кататься на досках по волнам.

Я сочувственно кивал.

С тех пор, как жена однажды вышла на балкон поставить охлаждаться кастрюлю с борщом и застала меня разговаривающим с самим собой (ну, как ей это виделось), я не рисковал. Молчал, кивал, иногда брал у него тонкую белую сигарету - просто повертеть в пальцах, размять и положить обратно, к пепельнице.

Пепельницу жена тоже не видела, а ведь это совсем странно: ярко-красная керамическая штуковина на пластике подоконника выделялась, как открытая рана. Откуда она взялась, я тоже не знал. Наверное, он с собой принес.

- У меня там домик, брат. Не на красной линии, да и до пляжа идти минут двадцать, но со второго этажа виден океан. И восходы видно, и закаты, прикинь?

Он затягивался и выпускал неровную струю дыма. Как тонущий пароход, уже вставший на корму, но ещё размахивающий ненужной больше трубой над водой.

- А вечером мы собираемся в небольшом баре. Выпиваем. Телек работает. Почти одни бывшие наши, только Джус - местный. Он уже по-русски ругается лучше тебя, прикинь, брат?

Лучше меня ругаться несложно: я-то молчу. Кручу в пальцах осыпающуюся на пол табачной крошкой сигарету и думаю.

Он появился внезапно, в начале зимы.

Я тогда вышел на балкон, с трудом волоча онемевшую после инсульта ногу. Вышел подышать воздухом, а внезапно нашел там человека. И человек этот был, конечно, не отсюда. Сложно быть отсюда, если ты сидишь в шортах и гавайке в минус двадцать два на балконе и ничуть от этого не напрягаешься.

- А почему тебя больше никто не видит? - как-то поинтересовался я. Еще до того, как жена устроила шоу с вызовом психиатра на дом. - Кроме меня ведь никто?

- Так я к тебе пришел, брат... - он снова закурил, хоть от прежней сигареты в переполненной пепельнице еще шел слабый дымок. Щелкнул в воздухе блестящей зажигалкой и сунул ее в карман рубашки. - К тебе пришел - ты видишь. Слышишь. Даже сигареты у меня таскаешь. А остальным оно ни к чему. Я сначала думал, заблудился, но нет - вовремя я тут. И к месту.

- А ко мне зачем пришел? - сделал вид, что удивился я. На самом деле, я после больницы перестал удивляться чему-либо. Напрочь. И, наверное, навсегда.

- Тебе же, брат, нужна помощь... Поэтому я здесь.

Брат... Какого черта именно «брат»? Ну, пусть зовёт, мне это почти всё равно.

- И чем ты мне поможешь?

- Могу советом, но тебе они не нужны. Тогда просто - развлеку. Как умею. Тебе же поговорить не с кем?

Я задумался. Поговорить? Жена, дочка, телефон никто не отменял, а уж интернет полон всяких разных... разговоров.

- Думаешь, с тобой интереснее? - я оглянулся на окно в комнату: не видит ли кто? - и тоже закурил. Перхая дымом и стараясь глубоко не затягиваться.

- Да нет, я не об этом, - он опять беззвучно втянул в себя дым и замолчал, глядя на зубчатую стену многоэтажек на горизонте.

- Тогда давай, развлекай, - сказал я, стараясь не раскашляться. Дым драл горло. - Брат...

- Серьезно? - на его загорелом лице отразилось удивление. - Как скажешь. Вот смотри, брат: у тебя друзья есть? Вижу, что нет. У таких, как ты, друзей обычно не бывает. Вы сами на себе повернуты. Это даже не гордыня, смертный кое-где грех, это обыкновенная глупость. Считаешь себя лучше других - получи одиночество. По-полной, даже если ты и прав, и на самом деле лучше... некоторых. Люди - они чувствительные твари, всё нюхом чуют, а уж затаенное презрение к ним - особенно.

Я тоже рассматривал город через остатки дыма и морозную морось, висевшую в воздухе.

- И что ты мне нового сказал? - наконец поинтересовался я, даже не глядя на странного обитателя балкона.

- Я что, телевизор, новое тебе сообщать? - ровным тоном откликнулся он. Я его не задел, хотя и пытался.

Ладно.

- Нет у меня никаких друзей. Ни к чему они. Лучше я или хуже - на том свете разберутся, а с дураками общаться смысла не вижу.

- А вокруг одни дураки? - уточнил он. Я услышал характерный щелчок зажигалки, снова потянуло дымом. - Вот не знал!

- Не одни дураки... Бывают умные, но мне с ними не о чем говорить.

- Значит, брат, ты сам - дурак. Мозг у тебя плоский и глаза один на другой смотрят, а мира вокруг не видят.

Я нервно ткнул окурком в пепельницу и не попал - на белоснежном подоконнике расплылось черно-желтое пятнышко.

- Охрененно ты меня развлекаешь, дядя! - сварливо сказал я в ответ. - Здоровье кончилось, так ты мне и в уме решил отказать?

- Да ты сам себе отказываешь, брат. Всё в голове, а не снаружи, а у тебя глаза... один на другой глядят. И не мигают. Где уж тебе самому разобраться!

Я молчал, пытаясь затереть ногтем подпалину на пластике.

- Вот, например, Джус - наш, местный. Папа был моряк, с мальтийского сухогруза, а мама - шлюха. У человека с детства два пути было ясно обрисовано, а идет он третьим. У тебя, брат, папа кто?

- Мент, - неохотно ответил я. Прожженное пятнышко уменьшилась, но стереть его совсем - нереально.

- Мент... Стало быть, одна из твоих дорог была туда же - фуражка, сапоги и несение службы. А ты другую дорожку выбрал, значит, стер вероятность. Друзья с того пути не реализовались, понял?

Я встал и молча вышел с балкона, опершись о перила и с трудом подняв ногу над порожком. Пора было принимать таблетки. Почему-то подумалось о том, что за три месяца в больницу ко мне пришел один человек. Кроме родных, разумеется. Друг. Со своей женой, хотя ей, наверняка, не хотелось подниматься по лестнице и зачем-то проведывать меня.

- Так вот, брат... - фраза осталась незаконченной, я плотно захлопнул дверь на балкон и повернул ручку. Пусть так. Потом договорим, куда он денется?

В квартире было тихо и по-зимнему темно, хотя и шторы нараспашку, и люстры включены. Шаг, другой, третий. Тяжеловато ходить, но врачи сказали надо. Вытянули, откололи, совсем овощем не стал - уже победа. Одышка, конечно, жуткая и ногу волочу, но ведь живой?

Живой-

Час дня, время пить таблетки - две маленькие, две побольше. Сидя на кровати, я глянул на тумбочку, на подоконник. Ну да, пустые бутылки, воду всю за ночь попил, только сиротливая кружка с остатками кофе на комоде. Ладно, запить-то и этим можно.

За окном начался снег. Раньше я любил такую погоду, даже ездить любил в снегопад. Есть в этом своё удовольствие, хотя и машину надо откапывать с утра, и видно в заляпанные снежными кляксами окна плохо. Но - ты внутри и в тепле, печка на всю, а за бортом люди, жмущиеся друг к другу в поисках тепла. А у тебя уже всё есть. Куплено в кредит и заправлено девяносто пятым на «лукойле».

Машину я продал четыре года назад. Как с работы ушел, так и продал - куда на ней ездить?! А чтобы стояла, ржавела - так даже немного жалко. А потом так получилось, что и ездить бы не смог. Всё, вроде, правильно.

Чёрт! Как же меня этот гость балконный разозлил... Вредно мне нервничать, опять буду задыхаться, но что поделаешь. С друзьями угадал, нет их у меня. С детства и нет, всё верно. С дураками скучно, а с умными... Умным со мной нечего обсудить - я о своём всё больше, какие у меня идеи, что ещё придумал написать.

Сам себе не ври. Написать... В сорок лет все, кто может написать хоть что-то значительное, это давно уже сделали. Прославились, заработали и потратили свои миллионы, сто раз женились, стали восемь раз отцами и благополучно умерли на радость почитателям.

От таблеток во рту стало горько. Или от кофе?

Тьфу... Мужчины не плачут.

Я открыл страничку в фейсбуке, привычно листнул ленту - котики, реклама, кто-то в Таиланде незатейливо смеется своему ежегодному счастью, опять котики, тест, пара новых анекдотов, неумелые стихи ни о чем, снова котики, одно подмигивание и два запроса о «дружбе»...

Я тяжело поднялся с кровати, посмотрел на фотографию дочки на полке. Ну да, сейчас не принято, это жена по-старинке - рамка, фото. Вот сейчас пригодилось.

На балконе всё было по-прежнему: холодно, темно, курящий гость на табуретке. Прибавился небольшой сугроб на полу, успело намести, надо же.

...- Так вот, брат, - с того же места продолжил человек. - У тебя путей было несколько, на выбор. А пошел ты своим, как оно и бывает. Теперь уже поздно что-то менять.

Он снова затянулся и выдохнул. Дым смешался с серой мукой снега и тяжело опал вниз. Я встал у перил и посмотрел вниз. Девятый этаж, ну да. Далеко видно, а смотреть не на что. Эпично звучит, почти как «велика лента, а листать - некуда».

Ну и кому они нужны, мои пафос и мысли вслух?

Гость впервые за пару месяцев поднялся со своей табуретки и встал рядом, почти касаясь меня плечом. От него пахло табаком, холодным ароматом Aqua di Gio и чем-то знакомым, но почти забытым за давностью лет и многослойными пластами памяти.

Чем-то солёным и терпким, как море на закате.

- Туда рано, брат. Прикинь? Как бы оно ни было. Просто... А знаешь что? Попробуй писать не про себя. Хотя бы про Джуса, он неплохой парень, хотя и любит выпить. Ничего, что вы не знакомы. Ничего, что получится резьба по фанере, это не страшно. Так всё равно легче, брат, чем смотреть вниз. И слишком много курить.

© Юрий Жуков

Я живу среди вас - надо же мне где-то жить! Вот и снимаю квартиру в тихом центре, с видом во двор. Зрелище не самое интересное: разноцветные крыши машин, присыпанные по осенней поре листьями и асфальтовые дорожки вдоль палисадников. Тоска...

Впрочем, мне нет дела до вида - я редко подхожу к окну. Большую часть моего времени отнимают дела. Вы не поверите, сколько их, этих дел! На ваш миллионный город я единственный в своем роде. Одинокий сервисный работник с серьезными полномочиями.

- Тррреньк... - Это снова смартфон на столе. Хорошая была мысль отказаться от всего этого средневековья, неразумных птиц на посылках, мысленных образов и часто терявшихся курьеров. Чистая технология и никакой магии! Ну... Почти никакой.

«Улица Степана Разина, дом 12, квартира 2».

Первый этаж, судя по всему: это мне нравится. Никаких затяжных прыжков с крыши. Наверное, яд или вены - вешаются сейчас гораздо реже, чем раньше. Насмотрелись кино, сделали выводы. Некрасиво - язык вываливается, штаны мокрые. Так себе зрелище, я согласен.

Умная трубка, поняв, что получен какой-то адрес, послушно развернула карту навигатора. Мне, конечно, ни к чему, но спасибо. Польщен. Надо отключить эту опцию, когда вернусь. Я зажмурился и пожелал попасть по указанному адресу. Вокруг слегка похолодало, и я сделал шаг вперед, уже зная, что переместился.

Комнатка маленькая, еще меньше, чем на моей съемной квартире. Судя по игрушкам, выстроившимся на полке, детская. Приоткрытый шкаф, кровать, стол. На столе старенький ноутбук, открыт, работает. На экране неразличимый отсюда текст. Конечно, я мог бы и прочитать, но не сильно заинтересовался. Там всё примерно об одном: больше не могу, простите-извините-похороните меня за плинтусом-я больше не буду.

Обычная человеческая чушь. Непонимание, возведенное в культ.

В окне виднелся двор, схожий с моим. Правда, любоваться приходилось не крышами машин, а их дверцами. Да, первый этаж. Я молодец - то ли почувствовал, то ли головой подумал: квартира номер два, не под крышей же? Интересно, где клиент...

Полка. Игрушки. Плюшевый набор смешариков и винни-пухов? Клиентка.

Я прошел к двери, без интереса заглянув по пути в шкаф. Да, платья-юбки. Угадал, призовая игра. А-а-а-автомобиль...

Через короткий коридор, больше похожий на насмешку над самой идеей коридора, виднелась кухня. Уронив голову на стол, там сидела девчонка. Судя по тоненькой фигурке и выпиравшим через майку острым лопаткам, совсем подросток. Я прошел и сел напротив, едва не свалив стоявший на тумбочке кувшин. Вся квартира для карликов, но кухня - особенно.

- Посмотри-ка на меня, прелестное дитя! - негромко сказал я сидевшей. - Ты живая еще, не придуривайся. Дяде с тобой пообщаться надо.

Она подняла голову и села прямо. Ну да, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше.

- Вы кто? - не очень внятно спросила девочка.

- Я? Так, мимо проходил. Отравилась?

Девочка кивнула. Взгляд у нее был какой-то расплывающийся, словно сквозь меня смотрит. Понятное дело.

- Таблетки у бабушки взяла? Или выпила чего?

- У мамы... - так же невнятно ответила она. - Из сумки.

Это важно, ага. Из сумки. Оттуда оно значительно полезнее.

- Вы врач? - спросила девочка, снова глядя сквозь меня.

- Нет, - весело откликнулся я и положил ладони на стол, словно хотел сыграть на несчастном пластиковом уродце быструю гамму. - Я пришел узнать, зачем ты?

- Там... В комнате ноут, я всё написала... - Говорить ей явно было уже тяжело.

- Так расскажи, мне - можно!

- Ааа... Вы, наверное, ангел? - взгляд немного прояснился. Видимо, мысль для неё была свежей и сильной.

- Почему не бес? - ехидно поинтересовался я. - Ты же с собой решила покончить, грех это и всё такое. Чёрт тут кстати.

- У вас лицо доброе, - простодушно вздохнула девочка. - И рогов нет. У бесов рога и нос пятачком, прости Господи!

Я откровенно засмеялся. Хороший ребенок, милый, только глупый.

- Открою тебе тайну, прелестное дитя: нет никаких ангелов. И чертей с рогами тоже нет. Я - сопровождающий, всего-навсего. Раньше нас называли эскортом, но теперь это слово такое... Неоднозначное. Так что - сопровождающий.

Девочка сидела молча, вглядываясь мне в лицо, словно искала там ответ на какие-то свои вопросы. Важные.

Потом решила одарить меня сокровенным знанием:

- А я - Наташа.

Чудесно! Вот теперь-то всё изменится к лучшему и вообще пойдет на лад.

- Я тебе так скажу, Наташа: рановато ты к нам. Понятно?

Она послушно кивнула, не сводя с меня взгляда.

- Но тридцать семь таблеток - серьезная заявка, так просто не отделаешься. Придется тебе небольшую экскурсию устроить...

Я поднял ладони от столешницы и взял ее за запястья. Тонкие, как веточки. И кожа холодная. Резким рывком выдернул девочку из-за стола, одновременно вставая сам. Кухня вокруг нас растворилась в синеватой дымке, подул резкий ветер, немного потемнело. Как обычно, было ощущение полета, хотя это полная ерунда. Сколько раз уже проверял - не летаю. Однозначно, двигаюсь, но вряд ли вверх.

Под нашими ногами очутилась какая-то твердая поверхность. По сторонам медленно проступали плохо оштукатуренные стены. Прибыли, я так думаю.

- Herr Fuehrer Block, haben wir ganz neu!*

Точно, мы на месте. Характерное обращение к старшему по бараку, не промахнешься...

- Verdammt dieses Amt! Wir sind auf dem Boden und es gibt keinen Raum.**

- Sieg Heil! Finden sie eine Ecke.**

Ничего, разместите где-нибудь, не лайтесь.

- Вот что, Наташа... Поживешь тут немного, поймешь, за что держаться стоит, а что - суета сует. А потом я тебя обратно заберу, в сытые и спокойные времена. Ты даже и не запомнишь ничего, не переживай.

- Я... Не надо, я же хотела спро...

Не слушая, я отпустил ее руки и закрыл глаза. Раз-два-три, ёлочка, зажгись...

В моей комнате ничего не изменилось. Я поднял руку и посмотрел на часы. До вечера еще несколько клиентов, скорее всего, но сейчас есть несколько минут для отдыха. Работа у меня своеобразная, что и говорить. Конечно, можно было бы и прибрать Наташу сразу, в вечный покой, но она должна жить дальше. Так на облаках написано и в великой книге, которую никто не видел. Но девочка заслужила и то, как именно жить, сейчас и - потом.

Из-под часов и вверх к локтю по моей руке змеилась полоска цифр на память об Аушвице. Мы все заслуживаем то, что имеем.

Поверьте, мы все.

* - Начальник, у нас новенькая!

** - Будь проклято это все! Тут и на полу нет места.

*** - “Нацистское приветствие”. Найди угол.

От Донгорода до Орла на автобусе ехать долго, часов десять. Конечно, на машине гораздо быстрее, можно и за четыре добраться, но служебную в воскресенье никто не даст, а отправляться на своей в выходной и в такую даль - дураков нет.

Ладно. Автобус - так автобус.

Филиппов поудобнее устроился в разбитом телами предыдущих пассажиров кресле, подмял под себя куртку и задумчиво глянул в никогда не мытое окно.

Сквозь мутную пелену виднелся край стены автовокзала, пара постовых ментов, лениво смоливших по сигарете прямо под броским плакатом «Не курить! Штраф в размере...». Сумма наказания осталась неизвестной - крупная надпись уходила за край окна, в неведомое, а шевелиться, чтобы рассмотреть, совершенно не хотелось. Прикрыв глаза, Филиппов погрузился в дремотное состояние, знакомое всякому пассажиру: слух еще воспринимает негромкое пыхтение мотора, шелест ног последних поднимавшихся на борт странников, глуховатый кашель водителя и перебранку молодой пары, сидевшей где-то впереди. Рядом ворочалась молодая девушка в короткой курточке. Судя по монотонному попискиванию её телефона, она что-то набирала на экране.

- Через пять минут, Полина! Через пять минут едем уже, не волнуйся! - А это уже пожилой, под семьдесят, мужик, севший прямо впереди Филиппова. - И банки взял, и Машину кофту, и документы, ничего не забыл.

Филиппов приоткрыл глаза, уткнулся взглядом в седой затылок мужика, серый с синими полосками подголовник, криво накинутый сверху спинки сидения, и пыльную шторку, засунутую ради удобства между окном и креслом. Глаза мучительно хотелось закрыть, погружаясь в полусон.

- И насос не забудь выключить, насос! А то зальешь подвал на хрен! - Не унимался сосед спереди. Господи, зачем ему там насос?! Впрочем...

Двери закрылись, отгородив временный мирок автобуса, словно создав какую-то тайну, известную только полусотне случайных попутчиков на эти десять часов. Фыркнув коробкой передач, мирок дернулся и медленно поплыл в направлении Орла.

- Блин, опять Полина ничё не поняла. Ну, тупые бабы, а? - Обратился к космосу седой мужик, наконец-то разобравшийся с судьбой насоса.

Космос, в лице его попутчика справа, неопределенно хмыкнул. Наверное, ещё один затылок, подумалось Филиппову, блаженно уплывавшему в дремоту. Открывать глаза ради изучения разновидностей человеческих голов не хотелось. Часа два до Ельца подремать, а там и перекусить бы можно.

- Да ладно, зальёт - так зальёт! - громко, словно продолжая говорить по телефону, продолжал седой. - Дело житейское. Только жалко, опять капусту вымочит. Капуста у меня там, прошлый год раз пошла она на работу, прикинь? И что - воды налилось по пояс, пока сын не вернулся с рейса. Приехал, а дома вместо ужина - наводнение, едри его в педаль.

Космос помалкивал, впитывая откровения мужика и делая какие-то свои, неведомые простым смертным выводы. Сон откровенно сморил Филиппова, он уронил голову набок, уткнувшись виском в холодное грязное стекло, но даже не заметил этого.

- У меня бабушка была колдунья. Честное слово! Но не злая, добрая - и заговаривала болезни разные, и корову соседскую, Веснушку, один раз от смерти спасла. Представляешь? Корова заболела, лежит уже, не встает, не ест ничего, только мычит - жалобно так. Глаза какие у них, знаешь? Почти человеческие. А из глаз слезы катятся, медленно-медленно. Большие, прозрачные... - Маринка наклонилась над костром и сама чуть не плачет.

- А бабулька вылечила? - спросил Филиппов. Ему не было интересно, но что-то сказать было нужно. Ещё лучше обнять бы сейчас Маринку, самое время, но словно мешает что-то.

- Не бабулька, а бабушка! - поправила его девчонка, сердито тряхнув плечами. - Бабушка Фрося она была.

- Извини, - ответил он и замолчал. Обнимать сейчас не время, обидится ещё.

Филиппову снилось, что ему снова четырнадцать лет.

Лето.

Каникулы.

Первая влюбленность, так ничем серьезным и не закончившаяся. Маринка потом поехала учиться в Ростов, там вышла замуж и осталась жить.

Он её с тех пор и не видел, почему сейчас-то вдруг вспомнил?

- Бабушка зашла в хлев, присела на корточки рядом с Веснушкой и начала ей шептать что-то в ухо. Тихо-тихо, никто не слышал, даже я. Потом слёзы корове вытерла маленьким платочком и пошла к себе, а я за ней... - Маринка надолго замолчала и продолжила. - А я за ней увязалась, говорю, можно помочь? Бабушка вздохнула и говорит: помочь не нужно, а посмотреть можешь. Вдруг пригодится когда-нибудь.

- А она давно умерла? - спросил Филиппов, всё-таки положив руку на острое Маринкино плечо. Девочка вздрогнула, но сбрасывать его руку не стала.

- Четыре года уже...

- Так что с коровой-то? - для приличия помолчав, спросил он. - Выздоровела?

- Бабушка домой зашла, пошла на кухню. Там выбрала сковородку побольше и начала колдовать. Положила платочек посередине сковородки, подожгла его спичками, вылила в огонь масла немножко, потом бросила травы какой-то сухой. У неё разных трав целые кастрюльки стояли, от разных болезней. А сама шепчет что-то.

- А что шепчет? - понизив голос, спросил Филиппов. Ему почему-то стало страшновато. - Молитву?

- Нет, не молитву... - голос у Маринки стал какой-то чужой, низкий и чуть хрипловатый. - Разговаривала она словно. Обращается к бесам, чтобы не мешались. К духам светлым, чтобы помогали. И повторяет: тронь огонь! Тронь огонь! Тронь огонь!!!

По коже Филиппова поползли мурашки, начиная откуда-то с коленок, уже замерзших в прохладе августовской ночи, и выше - по животу, по рукам.

Стало совсем неуютно.

- Тронь огонь! - почти выкрикнула Маринка и развела руками над костром. Пламя послушно разделилось на два длинных языка, почти до земли упавших в обе стороны, а потом поднявшихся и слившихся воедино. Вверх полетели искры, в костре что-то треснуло.

- Когда догорело всё, она растолкла золу со сковородки и высыпала в бутылку с водой. Вот тут уже молитву читала, святому Христофору, я помню. Пошла снова к Веснушке и заставила ту всю бутылку выпить.

- И что потом? - Филиппову казалось, что его кто-то трясет за плечи, он даже оглядывался, но, конечно, никого рядом не было. Костер разгорелся, словно в него подлили бензина.

- Выздоровела. К вечеру есть начала, на другой день встала коровушка. Потом уже и пастись выходила, и молоко давала.

- Да-а-а... - негромко сказал Филиппов. - А зачем это говорить было: ну, тронь огонь?

- Балда ты, - беззлобно сказала Маринка. - Заговор же это, понимаешь? Если совсем всё плохо, надо колдовать. Только надо уметь, иначе...

- ...Иначе будет хуже! - визгливо заорал кто-то. Филиппов резко, как от удара, проснулся и выпрямился в кресле, открывая глаза.

Автобус стоял.

Судя по густым веткам за окном, они были не трассе, а заехали куда-то в лес. Впереди, возле водителя, уткнув тому в грудь короткое ружье, слегка сгорбившись стоял какой-то мужик в потертой кожанке. Рядом с ним нервно орала та самая девушка, что сидела рядом с Филипповым. Под её расстегнутой курточкой виднелась широкая полоса ткани с проводами и торчавшими кусками словно бы мыла. От неё к плоской коробке, зажатой в руке, вел толстый провод.

- Для тупых - повторяю! Всех взорвём! Это теракт!

- Это - ограбление, - усталым хриплым голосом поправил ее мужик с ружьем. - Деньги все достали, без резких движений, часы, украшения. И дальше поедете, и всё нормуль будет, отвечаю.

Сидевший впереди седой заворчал и начал подниматься с места. Затылок не позволил сразу оценить его габариты, а дядька был немаленький!

- Да пошли вы на хрен, уроды! - заорал он, выдвигаясь в проход между сидениями. - Грабители, млядь! Я всю жизнь в сапогах зря, что ли...

Мужик с ружьем повернул ствол в его сторону и выстрелил.

Поперхнувшись на середине фразы, седой словно закашлялся. Филиппов видел, что изо рта у соседа летят маленькие капли крови, оставаясь на всем точками и тире. Немолодая баба чуть впереди и справа - точки, её ребенок, пацан лет десяти - тире. Прямо поперек лба и короткой чёлки. Ещё бы зигзаг - и Гарри Поттер. Вот тебе и насос...

- Сука!... - неожиданно закончил седой и упал лицом вперед в проход между сидениями.

Водитель, пользуясь неожиданной паузой, попытался открыть дверь и выскочить из автобуса. Стрелок повернулся и выстрелил в его сторону. Филиппову не было видно, но, наверное, попал.

В салоне стояла тишина, кисловато пахло сгоревшим порохом.

- Мама, а дядю убили? - неторопливо вытирая лоб от чужой крови, спросил мальчик. В наступившей тишине его звонкий голос звучал странно и чем-то пугающе. Кровь он не стер, а больше размазал по лицу, став похож на раненого.

- Убили, пацан, - хрипло ответил мужик с ружьем, переломил его пополам и ногтем поддел по очереди две использованные гильзы, бросая их себе под ноги. - И водиле трандец, если интересуешься.

- Всем молчать! - звонко заорала девка с поясом шахида. - Кто дернется, взрываю! Мне терять нехрена!

- Ты вот, - ткнул стволом ружья в сидевшего на переднем сидении молодого паренька в очках грабитель. - Высыпай всё из рюкзака, пройдешь по автобусу, соберешь деньги и всё ценное.

Паренек побледнел, склонился над рюкзачком и начал аккуратно доставать оттуда какие-то бумаги, планшет, провода и наушники.

- Ты не охерел, сука? - почти шепотом спросил мужик с ружьем и быстрым движением ударил паренька в лицо. Тот откинулся назад на сидение, очки, чуть звякнув, упали где-то в проходе на пол. - Высыпал всё и пошел, осёл сраный!

Паренек жалобно вскрикнул, высыпал все на сидение и встал, оборачиваясь лицом к сидевшим за ним. Одной рукой он держался за разбитый нос, другой неловко держал рюкзак, похожий на распотрошенную рыбу.

Покачнувшись, он толкнул локтем нервную девку.

Филиппов увидел, как она скривилась и случайно сжала в руке плоскую коробку, от которой вели провод под куртку. Глаза у смертницы были бешеные, остановившиеся.

Пространство, начиная от неё, словно в замедленном кино, распухло и выгнулось. Сорванные с мест обломки сидений, чья-то голова с длинными развевающимися волосами, плотно набитая спортивная сумка с броской надписью Nike, пластиковые огрызки телефона, кусок металлического поручня, языки синевато-багрового пламени - всё перемешалось, всё парило в воздухе, пронзая попадавшиеся на пути человеческие тела, стекла окон, крышу и пол.

Филиппов понимал, что погибает, но не понимал, что уже мёртв.

Его выгнуло вместе с креслом взрывной волной, глаза сами собой закрылись и он увидел перед собой коровью голову. Голова задумчиво оглядела его, моргнула, дожевывая несколько травинок, и уверенно сказала:

- Тронь огонь! Только надо уметь, иначе...

© Юрий Жуков