Desperado21

— Эй, мужик, проснись, ты обосрался.

— А? – Василий с трудом открыл глаза и огляделся по сторонам.

— Хуй на, хех)))0)

Василий недоуменно покосился на своего собеседника. Белый балахон, борода, длинные волосы, терновый венец на голове. "ИИСУС ХРИСТОС?!" —эта мысль взорвалась в голове Василия подобно водородной бомбе. Все. Пиздец. Фенита ля, сука, комедия. Пьяные коллеги-оглаёбы таки убили его на корпоративе.

— Хули ты так пыришь на меня? – Иисус недовольно прищурился

— А?.. – растерянно переспросил Василий

— Хуй на! – довольно рассмеялся Иисус, – разожми булки уже. Могу поспорить, у тебя просто миллион вопросов, нигер

— Это... А где?.. как это?.. – от шока Василий не мог подобрать нужных слов

— Хули ты мямлишь, сынок ебаный, – недовольно поморщился Иисус.

— Извините, я просто... Все так необычно... Это рай? – растерянно спросил Василий.

— О, это место куда круче, – ответил Иисус, превращая воду в золотом кубке в вино. Сделав большой глоток он продолжил, – это место, где тусуются все известные Боги и святые.

— Я святой? – с надеждой спросил Василий.

— Ты хуй на блюде, мох блять фимозный, какой ты нахуй святой? – закуривая сигарету пренебрежительно бросил Иисус, – заткнись нахуй и слушай сюда. Обстоятельства твоей смерти?

Василий закрыл глаза и начал сосредоточенно вспоминать вчерашний день. Корпоратив бурильной компании "Шоколадный Бурильщик", бурное веселье коллектива. Вот к Василию подходит начальник Михаил и поздравляет с успешным закрытием сделки, принесшей компании, по крайней мере, четыре миллиона долларов прибыли. Веселье, пьяный угар, Василия называют Богом. Весь офис в шутку опускается на колени и поднимает руки вверх, Василий ложится на стол, Михаил, отпивая водки прямо из горла бутылки, делает надрез канцелярским ножом на шее Василия.

— Оооох... – Василий растерянно осел на пол и посмотрел на Иисуса. Иисус пристально смотрел на Василия. Василий огляделся по сторонам и снова растерянно смотрел на Иисуса. Иисус еще более пристально смотрел на Василия, которому стало крайне некомфортно.

— Мне кажется, что ты хуй сосешь, – вдруг неожиданно выдал Иисус.

— Ч... чего? Это с какой это радости?! – вспылил Василий.

— У тебя сейчас рожа как у Гермеса была, – Иисус сделал затяжку и выпустил струю густого дыма Василию в лицо, – а Гермес у нас известный бурильщик скважин. Ну, давай, признавайся пидор, небось тоже не прочь пробурить чью-нибудь волосатую скважину, а?

— Что? Нет, Господи Боже!

— Все, все, все, тише, – зашикал Иисус, – зачем нам тут батя мой, чего ты начинаешь? Василий, нормально же общались. Пойдем, покажу что тут, да как вообще.

Иисус и Василий вышли из комнаты и оказались в парке, который был полон людей. Ну как людей... Парк был полон Богов.

— Вон там, видишь чувака с птичьей башкой? Это наш заучка, мы его Тот-задрот называем. А рядом Ра тусуется, ебень необыкновенный. Эй Ра, пошел нахуй! – вдруг выкрикнул Иисус .

Божество с птичьей головой подскочило на месте и обернулось.

— Отъебись, Иисус!

— Петух, мать ебал! – не унимался Иисус

— Кого ты там ебал!? – возмутился Ра, – мать не трогай! Мать – это святое!

— Вообще все эти египетские боги редкие мудаки, – сделав из чаши глоток вина и положив руку на плечо Василию, сказал Иисус, – из всей их тусовки только Анубис нормальный. Мы на той неделе с ним так нарезались, ты не представляешь...

— А куда мы идем? – перебил его Василий

— Идем регистрировать тебя. Ты же новый Бог.

— Как это? – недоуменно спросил Василий, – я ведь самый обычный офисный планктон. Средний класс, с машиной в кредит и ипотекой.

— Чего ты тупишь? – поморщился Иисус, – Начитан и напет, только на хуй не надет, ей богу. Смотри, на алтарь тебя возложили?

Василий вспомнил широкий лакированный стол и кивнул.

— Возложили, – продолжил Иисус, – люди на коленях стояли? Стояли, стало быть поклонялись тебе, как божеству. Ну, и ритуальное убийство в самом конце и все, считай, ты уже Бог.

Пока Василий обдумывал услышанное, к ним подошел грузный человек в оранжевой накидке с головой слона.

— Иисус, – радостно пробасил он, – че кого, сучара?

— Ганеш - хитро прищурился Иисус, обнимая здоровяка, – ах ты сучий хуй, как оно?

— В целом неплохо, – довольно отозвался Ганеш, – мы тут вчера с Тором вырубили шикарный план, дунули и спустились на землю по бабам. Тор Мьёльнир проебал, теперь Один как черт злой ходит, Тор отмазывается, мол, вчера весь день тут был, непосредственно с тобой. Подыграешь?

- Какие вопросы, брат? – ответил Иисус, – Тор мой нига нига нага, я за него всегда впрягусь!

— Зачет, – пробасил Ганеш, – о, Зевс в бинго играет, сейчас будет бомба.

Василий посмотрел на группу Богов, сидящих в тени деревьев за столом слева. Из-за своего места во главе стола поднялся высокий мускулистый белобородый мужчина в белой тоге и прокашлявшись начал зачитывать текст по бумажке.

— Кхм, господа, летний сезон был весьма напряженным. В этом сезоне отметились Баст и Амат, в который раз показывая нам, что египетская игра в бинго все еще лучшая. Скандинавской лиге все еще есть чему поучиться. А победителем летнего сезона становится твоя мамка… ТАК, БЛЯТЬ, КТО ЭТО НАПИСАЛ!?

Иисус с Ганешем зашлись хохотом и поспешили удалиться.

— Старый пердун, – со слезами на глазах смеялся Иисус, – это все еще работает

— Эль классико, – рассмеялся Ганеш, – хотя было и жестче.

— Что, например? – осторожно поинтересовался Василий.

— Помню как-то раз мы спиздили его молнии и по пьяни кидались ими в Люцифера, – с улыбкой на лице ответил Иисус, – правда попали не туда, и какой-то дебил, запускавший воздушного змея, вдруг открыл вам электрический ток.

— Но ведь электрический ток был открыт не так... – начал Василий.

— Хочешь узнать, как я ебашу с левой? – навис над Василием Ганеш. Василию не хотелось, а потому он просто замолчал. Совсем скоро они дошли до дома, который был похож на типовую пятиэтажку. Зайдя внутрь, Василий испытал дежавю. Место было один в один как пенсионный фонд, в который он время от времени захаживал в своей бренной жизни. Народу там было не продохнуться.

— Аресу скажите, чтоб нахуй шел! – бушевал у одного из окошек мужчина кавказской национальности в арафатке на голове, – почему ему дали лицензию на геноцид, а мне нет?

— Мы выдаем лицензии на начало войны, а Вам нужна лицензия на геноцид неверных, – монотонным голосом ответила женщина в окошке, – сейчас я расскажу вам, какие документы нужно собрать. Слушайте внимательно, Муххамед, потому что повторю я всего-то раз десять.

— Почему вы не можете выдать мне лицензию в этом окне? – не унимался пророк, – я требую уважения! Я знаю свои права!

— Мухоед, ты заебал уже всех, – угрожающе прорычал крепкий бородач в спартанской броне и красном плаще, стоящий позади пророка, – давай в темпе.

— Аллоха, Леонид! – крикнул Иисус бородачу. Спартанец махнул в ответ, – послезавтра у Будды будет грандиозная туса, заваливайся.

— Что обещает быть в программе? – спросил спартанец.

— Чача на святой воде, ангельская пыль, травка прямиком из Эдема и сисястые амазонки, – дружелюбно ответил Ганеш.

— А Афродита будет? – оживился Леонид.

— Да, Афродита уже вписалась

— В этот раз она мне точно даст, – весело ответил спартанец.

— А меня возьмете? – вдруг спросил пророк Муххамед, – могу привести сорок семь гурий и эля на воде из священной реки Иордан.

Иисус посмотрел на Леонида, который возвышался за спиной у пророка. Леонид яростно замотал головой в знак протеста, выпучил глаза и провел ребром ладони по горлу.

— Мы тебе наберем, – с улыбкой фальшивой, как двадцатипятидолларовая купюра ответил Иисус.

— Мы ведь ему не наберем? – поинтересовался Ганеш у Иисуса, как только они отошли подальше.

— Конечно, нет, – ответил Иисус, – ты гурий его видел? Поехавшие джахетки с калашами наперевес, я тебе отвечаю. А этот его эль на иорданской воде - что ослиная моча. Пить невозможно.

— А он говорил, что так задумано, – задумчиво произнес Ганеш, – типа крафтовый алкоголь.

Поднявшись на четвертый этаж, Иисус закурил новую сигарету.

— Эй, здесь не курят! – к Иисусу направлялась грузная валькирия, – брось сигарету!

— А ты заставь меня, старая сука! – ответил Иисус и вышел в окно, зависнув в воздухе

— Ух я тебе задам, негодник! – Валькирия погрозила Иисусу кулаком и побежала вниз по лестнице.

— Василий! – позвал Иисус из окна

— А?

— Хуй на! Братан, серьезно, тебе пора завязывать со своим тупым "А". Ты думаешь это я любитель подъебать? Если Геракл узнает об этом, он тебя заебет насмерть. Короче, тебе к двадцатому окошку. Продиктуешь там свои паспортные данные, и тебя зарегают.

— А что если я не пройду регистрацию? – спросил Василий.

— Ты дурак что ли блять? – удивленно спросил Иисус, – будешь тогда в аду тусоваться с опущенцами типа Ктулху, Люцифера и того долбоёба из макарон с фрикадельками. Хотя последний нормальный тип был. Мозги не еби, все нормально будет. Все, пошел!

Достав из нагрудного кармана невесть откуда взявшийся паспорт, Василий нервно сглотнул и пошел регистрироваться. Так начинались самые незабываемые дни в его жизни.

— Назовитесь.

— В-38.

— Которое это у вас по счёту посещение развлекательной комнаты?

— Первое за неделю.

— Сколько пальцев на правой руке человека?

— Пять.

— Проходите.

Стандартная проверка. Им достаточно задать несколько простых вопросов, чтоб откалибровать Комнату по конкретному человеку. Понятия не имею, как им это удаётся, но получается просто виртуозно.

И прохожу шлюзовой отсек, двери передо мной разъезжаются в стороны. В узкий иллюминатор я вижу то же, что вчера и позавчера, и неделю, и месяц назад — густой, везде одинаково-чёрный космос.

РК-29 на выходе помогает мне надеть обруч и выдаёт крошечную полупрозрачную таблетку в белом пластиковом стаканчике.

— Готов?

— Разумеется, ещё бы! — улыбаюсь я. Посещение Развлекательной комнаты — праздник для любого из нас.

Глотаю таблетки. РК-29 запускает меня в драпированный коридор, по которому я делаю шесть с половиной шагов прежде, чем комната прогрузится.

Меня встречает поле — солнечное и душистое. Земля под ногами нагрета полднем, и я снимаю ботинки, чтобы пройтись босиком. Земля. Влажные проталины. Камешки. Цветы. Я дышу тем первородным теплом, что вскармливало Землю в колыбели. Как сильно всем не хватает этого ТАМ, за пределами комнаты. Но сейчас не время вспоминать работу. У меня есть всего час. И я хочу провести его с Мариной.

Домик ждёт в перелеске, возле реки. Марина, должно быть, сейчас катает банки с вареньем, начало сентября — самое время. Здесь всегда начало сентября. Моё любимое время. Комната знает об этом, потому что я попросил.

Марина издали машет мне рукой, бежит через рожь и васильки. Она сама такая же загорелая и тёплая, как это место, она пахнет яблоком и абрикосом, свежескошенной травой, уханьем совы в лесу. Она оставит частичку этого места внутри меня, чтобы я мог продержаться в невесомости ещё неделю.

— Я сегодня рыбачила! — с гордостью сообщает Марина, а я убираю соломинку с её пшеничных волос. — Сама! В первый раз. Правда, поймала только крошечную рыбёшку. Маркиза её уже умяла.

Маркиза — толстая мохнатая кошка. Вроде как сама по себе, но иногда заходит к Маринке в гости. Прям как я.

— Будешь кушать? Варенье черничное сегодня сделала, очень вкусно вышло.

— Не, я поел на работе.

— Когда ты мне уже расскажешь о своей работе?

— Ты же знаешь, мне нельзя ничего рассказывать.

Де-факто это неправда, я никогда не спрашивал разрешения. Просто мне кажется, Марине лучше не знать, что она — часть симулятора виртуальной реальности на космическом корабле.

Когда я впервые посетил комнату, Марины не было — комната калибровалась на протяжении нескольких сеансов. Мы надеваем обручи, принимаем специальные препараты и входим внутрь. А дальше происходит нечто такое, что выявляет наши базовые потребности. Сначала мы видим простейшие образы родной планеты — сады, города, дома, леса и реки, а потом... Спустя несколько сеансов, устойчивый мир-декорация наполняется содержимым.

Марина появилась через два месяца полёта, и с каждый новым посещением становилась всё реальнее. Поначалу я дико бесился, ведь она была не совсем такой, как НАСТОЯЩАЯ Марина. Та, что осталась на Земле. Но теперь...

Теперь я бы их не отличил.

Марина предлагает искупаться в реке, и я, разумеется, соглашаюсь. Река у них, правда, слегка лагает иногда, текстуры под водой, к примеру, не всегда выглядят реалистично. Однако по части тактильных ощущений — настоящий топ.

Нам никогда не рассказывали, что происходит во время еды или интимных вещей, я даже не представляю себе, как сам при этом выгляжу со стороны. И наблюдает ли кто-нибудь за тем, чтобы комната работала исправно?

Однажды я спрашиваю об этом у своего приятеля, М-11.

Тот с усмешкой кивает на тёмный экран телевизора.

— Думаешь, там наверху просто датчик движения? Л-80 как-то проговорилась, что камеры здесь стоят повсюду. Но мы не должны их видеть, дабы не психовать.

— Что, и в душевых?

— Насчёт душевых — понятия не имею, но я очень сомневаюсь, что в нашей Комнате Отдыха всё пущено на самотёк. Технология-то экспериментальная, никаких постклинических испытаний не проходила.

— Откуда знаешь?

— А ты не пробовал читать протокол согласия на использование комнаты?

Разумеется, я читал этот протокол. Все двести шестнадцать человек на станции его читали. Но строчки про отсутствие постклин. испытаний я не помню.

— Видел только о тотальном запрете на разглашение подробностей своих сеансов.

— Да-да! — махнул рукой М-11, — никому ни слова о том, что там видишь. Для этого-то и камеры кругом. Не знаю, правда, что в этом плохого, но по большому счёту не нашего ума дело, ведь так?

— Неужели тебе не любопытно? Эта штука что-то делает с нашим мозгом, в итоге от него может остаться жареное суфле.

— И что? Мы на станции уже почти три года. И за всё время — ни единого

прецедента. Комната работает на ура, и я лично совершенно не против!

— А операторы Комнаты? Как думаешь, они могут например... контактировать с нашими любимыми там?

М-11 замер. И медленно перевёл на меня недоумевающий взгляд.

— С какими ещё любимыми? Комната не умеет воспроизводить живые существа.

— В каком смысле "не умеет"? А откуда тогда...

— Стой, стой! — мой друг, М-11 воровато озирается и переходит на шепот. —

Хочешь сказать, ты видел в комнате свою девушку?

Короткая вспышка света, напоминающая хлопок в ладоши на краткий миг дезориентирует нас. Это защитная система станции. Бывало уже несколько раз. При попытке рассказать кому-то о своём сеансе, у нас тут срабатывает эта мерзкая вспышка, после которой у тебя полдня болит голова. Срабатывает всегда. Как нам говорят, для нашей же безопасности, чтобы не болтали чего лишнего. Никто и не болтает.

Мы, конечно, разговор этот заканчиваем. Однако что-то внутри меня с тех пор никак не может прийти в себя. Глотая безвкусную кашу с резиновой сосиской на завтраке, я листаю руководство пользователя Комнатой отдыха.

Здоровенный мануал, где немало внимания уделяется калибровке, побочным образам и мерам предосторожности. Огромная глава на тему того, как опасно входить в комнату, будучи в депрессивном состоянии или на нервах. Блок входящих вопросов, анкета на 300 пунктов, которую каждый из нас заполнял.

А вот и нужный мне раздел.

"Комната оперирует простыми визуальными образами, которые при соответствии с таковыми в базе данных обретают в сознании пользователя свойства физического объекта. Калибровочный обруч фиксирует реакцию на каждый из образов, анализирует её и на основе полученных данных дополняет объект необходимыми характеристиками".

Я бегло прохожусь взглядом по странице, где рассказывается о том, как можно самостоятельно строить нестабильные системы, вроде замков и автомобилей, но они вряд ли обретут необходимые свойства. Если пользователь не имеет досконального представления о работе двигателя, созданный им автомобиль вряд ли сможет ехать.

"По этой причине комната не способна создавать достоверные образы живых людей, даже хорошо знакомых пользователю. При проведении экспериментов с молекулярными биологами и биофизиками, которые обладают наиболее обширными знаниями о работе человеческого организма, комната зависала и выдавала ошибку. Полный провал в

этой области объясняется ещё и тем, что комната не обладает достаточным ресурсом для обработки такого обширного массива данных."

Я медленно выдохнул.

Что делают в таких случаях? Протоколы нашей работы не предусматривают того, что подобная проблема вообще может возникнуть. Но из всех этих пояснений мне было ясно одно: Марина не может существовать согласно физики Развлекательной Комнаты.

Мне нужен был кто-то, кто ответит на все вопросы, однако операторы Комнаты никак не контактировали с работниками на станции. Больше того, их научное подразделение функционирует автономно, как нам сообщили. Мы можем прервать договор в любой момент, но все, кто хоть раз прибегали к услугам, не имеют в дальнейшем права что-то разглашать.

Был только один человек, который мог хоть немного прояснить ситуацию.

— Назовитесь.

— В-38

— Которое это у вас по счёту посещение Развлекательной Комнаты?

— Второе за неделю.

— К какому типу позвоночных относятся кенгуру, лошадь и белка?

— Млекопитающие.

— Ваш допустимый лимит превышен на 1 посещение.

— РК! Это очень важно! Нам нужно поговорить!

РК-29 в белом медицинском халате награждает меня контрольной улыбкой оператора, но мне совсем не до улыбок.

— Я хочу с тобой поговорить. Сейчас.

Она выглядит удивлённой.

— Что-то случилось?

— Могу я рассказать тебе, что вижу во время сеансов?

— Я всего лишь оператор на вдохе, я даже не знаю, как эта штука вообще раб...

— Я вижу там человека. Настоящего живого человека!

Вспышки нет. Значит, как я и думал, табу не распространяется на работников Комнаты.

— Эм... И что в этом такого?

— В руководстве пользователя сказано, что это невозможно. Есть ли вероятность, что это НАСТОЯЩАЯ Марина там? И если да, то какого..?! Какого чёрта здесь происходит вообще?

РК-29 только открыла рот и снова закрыла.

— Я хочу поговорить с твоим начальником. Кто тут у вас всем заправляет?

— Членам экипажа и сотрудникам нашего проекта запрещено контактировать. Боюсь, я ничем не могу помочь, мне даны чёткие инструкции.

— Тогда пусти меня сейчас в Комнату, я, кажется, знаю...

РК-29 недоумённо развела руками.

— Ты лимит превысил, чаще чем раз в неделю нельзя! Опасно для психики.

— Да плевать я хотел на ваши лимиты!

Она скривила губы, и я заставил себя успокоиться.

— Прости. Слушай. Я на минутку. Пожалуйста! Я должен знать.

— Я сообщу о твоей проблеме начальству, с тобой свяжутся. Либо просто жди своей очереди. Ещё четыре дня, потерпишь.

— Не могу я ждать! Мне сейчас нужно.

— Нет, сейчас ты идёшь работать. Или я вызываю охрану. Здесь воцарится хаос, если каждый начнёт делать, что хочет.

Покрывая чёртову суку самыми нелицеприятными словами, я с позором покинул шлюз.

Через 4 дня Марина снова обнимала меня на солнечном поле, и я должен был чувствовать себя самым счастливым человеком, но вместо этого... Вместо этого:

— У меня будет к тебе очень странная просьба. Но пожалуйста, не пугайся и помоги.

— Без проблем! Смогу — с радостью помогу.

Чистые голубые глаза, в которых тенистой пеленой отражается моё недоверие.

— Мне нужно, чтобы ты порезала палец.

— Порезала? — она с опаской повела головой. — В смысле, до крови?

— Да. До крови. У тебя же есть дома что-то острое?

— Есть, но...

— Не сильно, Марин. Я понимаю, как это звучит, просто поверь мне, пожалуйста!

— Ну... ладно, если тебе это нужно. Как я понимаю, ты не расскажешь мне, зачем?

— Я расскажу. В следующий раз.

Марина прокалывает палец остриём ножа, а потом проводит ранкой по моему оголённому ребру. Когда след засыхает, я снова натягиваю майку.

Никто ничего не заметит.

Человек так устроен. Мы всегда хотим знать правду, тут ничего не поделаешь. Какие-то неутомимые, первобытные силы тянут нас сунуть нос в тёмную пещеру, разрезать лягушку, чтобы увидеть наполнение, построить огромную станцию для исследований космоса и... нас самих. Может, потому что мы всё смотрим в зеркало, но никак не можем принять своё отражение? Может, нам надо знать что-то про нас самих, но узнать это можно только через призму окружающего мира?

И мы строим гипотезы, которые нас не обманывают.

Моя интуиция меня не обманывает.

Когда я покидаю комнату и возвращаюсь в каюту, тёмный след засохшей крови никуда не исчезает с моей кожи.

Я знал.

Но теперь... Получается, что я не знаю чего-то куда более важного!

Сколько бы мы ни узнавали, этого всегда будет недостаточно.

Я пытаюсь открыть другие двери. В другие каюты. Но они заперты! Это комнаты призраков, которых не существует!

Я бегу в столовую, пытаюсь заглядывать в глаза своим коллегам, но там слишком много пустоты. Имитация человека! Чёртовы уроды! Что они со мной сделали?!

Стоит ли провести три года в клетке ради благородной цели, а в итоге выяснить, что всё это — чёртова бутафория!

— В, что с тобой?

На меня оглядываются. Они все повернули головы и смотрят на меня. Никогда прежде я не чувствовал такой сильной ненависти! И тогда я хватаю металлический стул. И ударяю им по стеклу иллюминатора. Кто-то вроде пытается меня установить, но я бью его ещё сильнее. И возвращаюсь к иллюминатору, вымещая на нём всю свою ненависть.

Чёртовы декорации! Отпустите меня! Отпустите меня на свободу!

Что-то тяжёлое обрушивается мне на затылок. Я должен был предусмотреть. Но я не хочу. Пошли вы все.

Максим Дмитриевич посмотрел на часы.

— 16:48. Окончание эксперимента. Замечательный результат, даже лучше, чем мы планировали.

Голубоглазая девушка с длинными пшеничными волосами улыбнулась не без нотки гордости.

— Он у меня умный был всегда. Надо только дать затравку. Но согласитесь, идея с кровью очень изящна!

— Никогда ещё ремиссия у больных с параноидальной шизофренией не наступала так быстро, — сказал доктор довольным тоном. — Марина, Вам спасибо за содействие. Завтра нужно подготовить протокол о неполадках в системе визуализации. Вроде как вы говорили, что порой не прогружается вода.

— И вкус у ягод совсем никакой. Я понимаю, что ягод так же нет, как и ложки, но всё-таки.

— Но всё-таки ещё лет десять назад о таких технологиях никто и помыслить не мог.

— Теперь мы возвращаем здоровье людям, заблудившимся в своей голове. — Максим Дмитриевич задумчиво покрутил карандаш. — А всего-то и требовалось, что задать подходящие параметры. Чтобы он сам понял, где реальность, а где — нет.

— Но в голове у него по прежнему каша, — сказал Василий, психиатр-интерн. — Человек три года думал, что находится на космической станции. Родных не узнавал, даже собственную жену!

— Но теперь-то узнал, — заметила Марина. — Просто человек чувствует обман. Всегда. Он может легко самообманываться, но когда кто-то посторонний пытается впарить фальшивку — что-то внутри сразу встаёт в позу. И отторгает это, будто плохо пересаженный орган.

Максим Дмитриевич занёс в протокол последние данные. Проект "Комната отдыха" успешно прошёл очередную проверку.

В любом посте с зацикленной гифкой

Или в комментариях

Снова и снова

И снова и снова и снова

Вам реально не надоело? Можно уже не заходить в комментарии, все равно там одно и то же.

– Здравствуйте. Вот ваш талон на двухдневный сон.

– С-с-спасибо, – заплетающимся языком говорю я. Я не спал уже три года, и теперь представляю, как нырну под теплое пуховое одеяло и зароюсь лицом в подушку…

Я тупо смотрю на розовый талон, который протягивает мой начальник, но вдруг резко спохватываюсь и выхватываю его.

– П-последнее…уберите корову из моего кабинета…

– Корова? – удивленно спрашивает начальник. – Какая корова? Ты давно принимал антигаллюциногены? А энергетики?

– Давно. Не люблю их.

– Советую поскорее лечь. У тебя уже начались галлюцинации. Иди-ка ты сразу в городскую спальню.

Я медленно выхожу из кабинета и спускаюсь по лестнице. Киваю жующей какие-то бумаги в коридоре корове. Выхожу на улицу.

Медленно иду. Весь мир кажется каким-то ненастоящим, нарисованным. Таким он всегда мне видится, когда я ничего не принимаю. А теперь и не нужно. Два дня сна! Я специально не спал три года, чтобы накопить эти драгоценные сорок восемь часов. Дедлайн, правки, отчет – обо всем этом можно теперь забыть. Хотя бы на два дня перестать существовать.

Я потерял талон.

Черт.

Я стою в своей квартире. Прокручиваю в голове случившееся. Иду по Алексеевской, сворачиваю на Изумрудную…Все это время я не проверял, где мой талон. Захожу в Городскую Спальню, залезаю в карман. Проверяю другой. Снова лезу в этот. Нигде нет. НЕТ! ТАЛОНА НЕТ!

– Нет талона! – я кричу что есть мочи. Я весь дрожу и опускаюсь мешком на пол. Закрываю глаза. Я готов уснуть прямо здесь.

Браслет запищал.

«Гражданин! Уведомляем вас о том, что нелегальный сон и самоубийство без регистрации запрещены на территории нашего государства. В случае несоблюдения закона из вашей зарплаты будет вычтено 50% часов сна. В случае нарушения закона браслет ударит вас током».

Чертов браслет! Читает мысли. Я пытаюсь сорвать его зубами, катаюсь по полу, кричу, вою, рыдаю, плачу, бьюсь в конвульсиях.

Нужно успокоиться. Из-за недосыпа ты бываешь нервным.

Еще не все потеряно.

Ни о чем не думать. Ни о чем не думать. Ни о чем не думать. Ни о чем не думать. Ни о чем не думать.

Дверь открывает Вася. Мой бывший одноклассник.

– Сколько лет, сколько зим! – восклицает он. – Рад видеть! Скоро спать идешь?

– Вась, давай я зайду, – мой сонный, слабый голос кажется совсем тихим после его приветствий. – Тут я не могу все рассказать.

– Что случилось? – спрашивает он, когда мы стоим на кухне.

– Да вот, говорю я. – Рука болит, – я показываю на браслет. – Ни о чем другом думать не могу.

Он долго смотрит на меня.

– Не думай о руке, – говорит. – Сейчас я ее вылечу.

Он уходит в комнату, и возвращается через несколько минут с жучком, который который прикрепляет на браслет. Взволнованно озирается.

– Несколько минут у тебя есть. Говори быстро.

– Я потерял его, – дрожащим голосом шепчу я. – Потерял. Талон.

– Что ты хочешь?

– Вась, я больше не выдержу! – я смотрю на него взглядом, полным мольбы, хватаю его за запястье дрожащей рукой. – Я три года копил на двухдневный сон. Понимаешь? Работал по двадцать часов в сутки. Мне нужен сон. Очень нужен. Я же знаю, ты…ты можешь мне его дать. Я не сдам тебя, не бойся, – я говорю путано и быстро, словно боясь, что он в любую секунду может убежать от меня, куда-то пропасть, раствориться. Может, и он галлюцинация?

– Ладно, – Вася вздыхает. – Я помогу тебе. У меня есть аппаратура…Я смогу обманывать браслет дня два-три. Будут думать, что ты бодрствуешь.

– Спасибо, друг, – я выдавливаю из себя улыбку.

Я уже чувствую, как прикасаюсь к подушке.

Мы входим в комнату, окутанную полумраком. Вся она уставлена кроватями, железными, деревянными, двухярусными и двуспальными, детскими и взрослыми. Некоторые спят просто на голых матрацах, лежащих на полу.

– Значит, это и есть бордель? – спрашиваю я.

– Ага, – кивает Вася. – Говорят, что раньше в бордели раньше для другого нужны были. В них сексом занимались.

– Что за глупость? – смеюсь я. – Зачем заниматься сексом, если можно спать?

– Давние времена. Тогда еще сон не ограничивали законодательно.

Да, я слышал о том, что было раньше. Говорят, тогда каждый мог спать сколько хотел. Потом. конечно, все изменилось. Работы, отчеты, проекты, соцсети – люди начали спать все меньше и меньше, пока и вовсе сон не ограничили законодательно, приравняв к наркотикам.

– Милый, к нам гости?

В комнату вошла женщина, и у меня перехватило дыхание. Белая красивая кожа, улыбка и…отсутствие синяков под глазами. Неужели такое может быть?

– Моя жена, – улыбается Вася. – Официально мертва, поэтому живет тут, а выходит на улицу лишь по ночам. Представляешь – спит по восемь часов в сутки!

– Невероятно, – шепчу я. – И от сна она такая красивая?

Жена Васи укладывала меня спать. Она постелила мне кровать, сказала что-то ласковое и доброе мягким, теплым голосом. На прощание улыбнулась, и я почувствовал, что был бы не против использовать кровать по другому назначению.

Я разделся и лег в кровать. Я знал, что совершаю преступление. Знал, что весь этот бордель можно осудить за незаконное хранение кроватей. Но мне теперь было все равно. Я сладко вздохнул, перевернулся на другой бок и заснул.

– Вставай! Скорее!

Меня кто-то тряс за плечо. Я открыл глаза и увидел взволнованное лицо Васи.

– Полиция! Нас нашли!

Меня выдергивают из кровати, куда-то тащат, надо мной звучат хлопки, кто-то кричит, слышен плач…

Я окончательно просыпаюсь. Я сижу за перевернутой кроватью, рядом – Вася. В руках он держит два пистолета.

– Вот, держи, – он протягивает мне один из них. – Будешь отбиваться.

– Сдавайтесь! Вы окружены!

– Ты же знаешь, что будет, если нас схватят? Вечная работа. Без права на сон, – Вася весь дрожит. – У нас нет выхода.

Мы отстреливались около часа, пока не начали заканчиваться патроны. Потом Вася высунулся и получил пулю в лоб – я смотрел на его искривленное лицо, испачканное в крови, на закатившиеся глаза и думал, что, наверное, даже завидую ему. Теперь он не будет работать до конца своих дней без права на сон.

Раздалась автоматная очередь.

– Вам не сбежать! Сдавайтесь, пока не поздно!

В магазине один патрон. Я знаю, что это конец. Только вот высунусь последний раз и пристрелю еще какого-нибудь гада. Тогда точно все.

– Получайте, сволочи! – я высовываюсь из-за укрытия и нажимаю на курок. В следующую секунду я чувствую, как что-то толкает меня в грудь, и я падаю на пол. Все тело пронзает острой болью.

Я хрипло дышу. В глазах темнеет. Видимо, это все. Меня радует одно – я буду спать вечно. Я судорожно вздыхаю последний раз, во мне что-то болезненно сжимается, и…

Я засыпаю.

Двое спецназовцев смотрят на труп, лежащий на полу с простреленной головой и с пистолетом в руках. На губах у него улыбка.

– Значит, он ушел от нас?

– Да. Теперь он в другом мире.

– Вот черт, – вздыхает спецназовец. – Что люди не сделают, чтобы не работать!