BigSanya

Глава XXI. Перемены, которые подкарауливают нас

Самолет, покачивая крыльями, показал нам красно-рыжие крыши Праги и отнес к серо-голубоватым – парижским. Потом потрясся над аэропортом имени Шарля де-Голя, шваркнул жестко шасси об посадочную полосу, как это любят европейцы, и после долго катил рулежными дорожками мимо ангаров и перелесков, по мостам через какие-то шоссе, полные автомобилей и автобусов, пока не привез нас к терминалу.

Мы прошли все пограничные процедуры, забрали багаж, и наш трансфер – небольшой минивен под управлением болтливого водителя, похожего на араба, хотя и уроженца Башкирии, помчал нас по пригородам Парижа.

Ого, мы во Франции, мама (и папа), виват же! Знаете, я так и не смог привыкнуть к этому удивительному, совершенно пьянящему чувству, охватывающему меня в первые минуты пребывания в новой стране. Казалось бы, ничего интересного не встречается обычно по дороге из аэропорта до города, большинство окраин европейских городов похожи, как двоюродные братья или сестры (а вот в Африке, конечно, сразу все выглядит по-иному, совсем не привычно, уверен в Азии тоже самое). Обыкновенно тебя везут среднестатистическими шоссе, вокруг кусты, овраги, моллы и разные промышленные объекты, фермы, да всякие поля-тополя. Но ты уже понимаешь, что тебя в ближайшее время ожидает совершенно новый для тебя мир, особенности и тонкости которого ты не сумеешь понять и оценить, просматривая отчеты трэвелл-блогеров и телепередачи о путешествиях, а только лично и только сам, и это будет уже твой опыт, твой и только лишь твой. Не знаю уж, согласятся со мной люди, имеющие за плечами много дальних и ближних странствий, или захотят поспорить, но я точно это не сам себе выдумал, потому что Маринка однажды, по дороге из аэропорта, вдруг сказала мне что-то похожее, а уж она совсем чужда разного рода сантиментов, и эмоциональных приукрас.

Водитель, он же видимо гид по совместительству, рассказал нам обо всех ужасах парижских предместий, особенностях местных обычаев и правилах поведения (не езди на окраины вообще никогда, в остальном делай что хочешь, всем плевать, только не хами, в наглую не пей алкоголь, не справляй нужду в общественных местах, не произноси слово «негр» и его производные, не подписывай петиций и что-то там еще, уже не припомню). Я и не заметил, как мы запетляли по узким светло-серым улочкам районов около Опера Гарнье, она же Гранд-Опера, иными словами Парижская опера. Вообще там есть еще Парижская национальная опера – Опера Бастилии… эээ… похоже я, как обычно, отвлекаюсь.

Болтушка высадил нас на углу пары небольших улочек и махнул рукой в сторону здания, какие часто встречаются в части города, называемой османовским Парижем (отвлекаться не буду, сами погуглите в Яндексе). Здания, расходящегося под углом вдоль лучей улиц, отчего напоминающее нос крупного корабля. Я немного оторопел от того, что заселяться надо будет как-то самому, но деваться было некуда, мы подхватили наши вещи и зашли внутрь.

Небольшой уютный отельчик, если вы, конечно, любите красный бархат, и это не название торта, твердая европейская «четверка» (если кто не понял – четыре звезды) встретил нас скромным, не слишком просторным лобби, а на ресепшене стояли молодые ребята, хорошо говорящие по-английски, что в последствии оказалось вовсе не обязательном для туристической инфраструктуры Франции. Парни эти были студентами, подрабатывающими на каникулах, там много таких среди официантов, барменов и портье. Нам вежливо и доброжелательно подтвердили нашу бронь, но в номер могли заселить только через пару часов, ну, кто бывает в гостиницах, знает эту историю - выселение в полдень, заселение в два по полудню.

Нас такой расклад не устраивал, время поджимало, и нужно было уже быстрее ехать на выставку, которая проходила в Выставочном центре Пари-Норд Вильпент (Parc des expositions de Paris-Nord Villepinte), о нем – позже. Парень за стойкой любезно предложил нам оставить чемодан, который забрал в комнатку позади ресепшен, и попрощался с нами до вечера. Против ожидаемого, ни квитанций, ни номерков нам не выдали, это теперь я знаю, что даже комнаты для багажа есть не во всех отелях, часто их просто сваливают в кучу в лобби.

А нам уже и было некогда спорить, мы мчались на парижский Северный вокзал под названием Гар-дю-Нор (Gare du Nord). Вы можете спросить меня, мол, в Париже десять железнодорожных вокзалов, почему мы выбрали именно его, а я вам отвечу: мы очень тщательно готовились.

Да, две тысячи одиннадцатый год – это, когда мы с Маринкой в Самаре про смартфоны, конечно, слышали, но в руках не часто держали, телефоны были, как правило, кнопочные, а планшеты чаще всего я встречал в Москве в метро. Поэтому google и яндекс навигаторы а также maps me и прочие gis да here weGo были от нас, так сказать, вне зоны доступа сети или временно не доступны. Первый свой смартфон я куплю только через год, а до тех пор, точку назначения я буду находить на карте и распечатывать маршрут.

Маринка заранее на собачьих форумах выяснила адрес, а я принялся гуглить, как туда ехать и на чем. Отдельный прикол был в том, что нам нужно было практически вернуться к аэропорту им. Шарля де-Голя, откуда мы могли бы отправиться сразу на шоу, если бы не огромный чемодан, привезенный мною из Канады, куда мы напихали все наши вещи, а еще могли бы засунуть при желании и всех троих собак. То есть, пилить надо было обратно на самые окраины Парижа. Так я узнал о существовании RER (Эр-О-Эр) – пригородных парижских электричках, которые «вливаются» в систему метро. В нашем случае, впрочем, шагать все равно нужно было на вокзал. Который Северный. Гар-дю-Нор.

Мы вышли из отеля, купили огромную карту, сверились со своими распечатками и потопали. По какой-то улице. Куда-то.

Боже мой, этот Париж, я даже не знаю, как Вам рассказать о первом впечатлении. Как только мы вышли из нашего тихого закоулка на более-менее людную улицу, меня захватила волна звуков, запахов, архитектурных ансамблей, общее движение в каком-то необъяснимом, но легко считываемом ритме. Так обычно бывает в фильмах, где показывают экзотику восточных городов: герой выходит из полутемной комнаты и попадает в водоворот бурлящей городской жизни, только вот город европейский, хотя уже тогда имевший явные восточные черты.

Мы шли по нему, вертя головами, и в какой-то момент вдруг осознали, что перестали понимать, где находимся, а указатели улиц в силу особенностей французского языка необходимо разбирать иногда ну просто, как иероглифы. Вот посудите сами: Impasse des Bourdonnais, Rue Croix-des-Petits-Champs, Rue des Lavandières-Sainte-Opportune, как вам? Сразу и не поймешь, что Rue Jean-Jacques-Rousseau – это всего лишь улица Жана-Жака Руссо, а Place du Lieutenant-Henri-Karcher – площадь Анри Каршера.

И, значит, стоим мы такие посреди городу-Парижу, утомленные двумя перелетами, впечатленные новой страной, обалдевшие от Великого города и не меньшей его суеты, с картой в руках, раскрыв рты, и говорю я Маринке: «Прикинь, а ведь мы с тобой в чужой стране, в незнакомом городе, без чемоданов, без вещей, большую часть денег оставив в гостиничном сейфе, ключ от которого у портье, и у него же все наши вещи и даже паспорта, которые мы отдали на регистрацию. ПРОСТО ТАК, ПОД ЧЕСТНОЕ СЛОВО. Нормально это вообще?»

Стоя в некоторой растерянности посреди парижских улиц, мне не пришло в голову ничего умнее, чем обратиться первому же проходившему мимо мужику с вопросом «как пройти в библиотеку?», в смысле «пардон муа мсье, where is your Гар-дю-Нор Северный there?» На мое удивление, дядька отлично знал английский, показал нам direction и любезно предложил даже проводить немного.

Вокзал оказался здоровенным, стеклянным и не понятным от слова ничегошеньки, потом я уже привыкну, что в этих их европах непонятная навигация – частое явление, а тогда мы завороженно бродили по зданию вокзала, пока в конце концов не обнаружили искомую электричку RER, и тут новый сюрприз: хорошо еще, что мы проявили внимательность, по одной и той же ветки ветке (одного цвета) идут эти полу- метро – полу- электрички в совершенно отличающихся направлениях, и мало того, еще и, как полагается честным электричкам, не на всех станциях останавливаются, а на каких именно будут тормозить, это написано на табло каждый раз мелким шрифтом и там такие же названия почти что, как у вышеуказанных улиц. Но мы, конечно, засели в засаду и нужную электричку сумели, таки, изловить. Поехали.

Впечатления – не очень. Довольно обшарпанно. Сидений мало. Пассажирское население разномастное, много выходцев из Африки, пакисистанцев, арабов, но в целом все ведут себя тихо. Ну, мы ничего, бодримся. Добрались в общем без приключений, выходим на станции.

Ожидания: огромный выставочный комплекс, входная группа и указатели. Реальность: какая то не понятная промзона, на перроне ни души, в одну сторону ведет грязный и узкий пешеходный туннель, в другую – просто дорога. А? Чего? Где Чемпионат Мира то, алё? Мы опять в растерянности. Решили пойти по дороге, туннель вообще какой-то стремный.

Через пару минут выходим на огромную парковку, всю заставленную автомобилями и на ней ни души. Вот прям, вообще никого. Вокруг какие-то непонятные здания, совсем не живые. Сюрр.

Бродим мы, в общем, по парковке, вдруг заметили шевеление у одной из машин, подошли: дядька какой-то, ого, да он переноски собачьи грузит! Мы к нему, мол, мил человек, куда нам, подскажи direction (это направление на великобританском значит, если кто-то еще не понял)? И желательно прямо чтоб на выставку dogs прийти. Мужик такой на нас смотрит, и по-англійськи не розуміє. А Маринка у нас молодец, она в школе и в институте учила французский язык. Очень кстати. Но проблема была одна, она его так и не выучила, и теперь почти не знала. Вспоминать стали вместе, кто что знает, кое-как чего-то спросили, мужик опять машет руками, французского то же не изучал. Лопочет по-своему, то ли голландец, то ли датчанин, а может и вообще румын.

Самое странное, что в итоге он таки понял, чего мы от него хотим. И показал на ту сторону, на облезлый туннель под перроном. Мы уточнили, абсолютно ли достопочтимый сэр уверен, что указанный подозрительный переход приведет нас в искомое место. Не извольте сомневаться, отвечает, я сам только что оттуда, откушав кофию с пончиками. Ну, мы развернулись и потопали обратно.

Тут как раз новая электричка подоспела, оттуда народ высыпал, некоторые с собаками, и все в туннель ломанулись, знали паразиты direction достоверно. Ну а каждый собачник в курсе: правильное направление движения к выставке характеризуется увеличением количества собак по мере приближения к оной. Так что, мы уже без сомнения пошагали следом, а на выходе из туннеля (что видимо очень логично для организаторов) висела бумажка размера «А-4», с распечатанным на принтере текстом: «World Dog Show 2011», вот это я понимаю, уровень!

Буквально сразу промзона переросла в цивилизованные аллейки и кустики, приведшие нас к комплексу довольно-таки крупных зданий. Мы поднялись по ступенькам и вошли в ближайшее, вокруг которого уже толпились собачники и зеваки, и откуда слышался задорный лай. Увиденное далее нас просто поразило.

Расположение павильона было таковым, что вы, попадая туда через главный вход, оказывались сверху самого зала, и вот под нами распростерлось просто гигантское пространство, полностью заполненное инфраструктурой, людьми и собаками. Все это без умолку говорило, гавкало, бегало, стояло, сидело, бегало, ползало, кувыркалось, хохотало, виляло хвостами, аплодировало, свистело, покрикивало и всплакивало. А сверху, на французском и английском, громким голосом неведомая сила пыталась всем этим управлять.

На тот момент максимальные выставочные площадки, на которых мне приходилось бывать – комплекс ВДНХ, и они конечно, там рядом не стояли. Позже уже, повидав Крокус и все такое, я не могу однозначно сказать, который из выставочных центров масштабнее, но в тот момент у нас с Маринкой реально поотваливались челюсти, и было от чего. Мы даже резко захотели пить.

Вторым потрясающим фактом стала маленькая бутылочка лимонада «оранжины» за три евро семьдесят пять центов. Нет, я видел, конечно, в штатах на бейсбольном стадионе пиво за пять – семьдесят пять долларов, но это пиво, стадион и доллары. Утолив кое-как жажду, мы спустились в бурлящий поток искать наши амстаффячьи ринги, не удивительно, что они оказались самыми дальними от главного входа.

На рингах началось все самое интересное. Во-первых, Маринка встретила своих российских и украинских знакомых по амстаффордовскому миру Веру Г., Елену З. и Викторию К., которые приехали на Мир выставляться со своими собаками. Мы в итоге успели только на ринг взрослых кобелей, но это и было самое интересное.

К моему огромному удивлению, около каждого ринга стояло множество стульев, и было полно свободных мест, такого на выставках я еще не встречал, у нас либо со своим стулом, либо ноги отваливаются к концу мероприятия, это уже давно стало прекрасной и доброй традицией. Я пошел и плюхнулся на сидение, усталость перелетов, двойного трансфера и прочей беготни, наконец, дала о себе знать, и я совсем расслабился. То, что казалось почти не достижимым, теперь было вот оно, рукой дотянись, можно было и немного отдохнуть. Шоу в рингах набирало напряжения, люди и собаки волновались, эмоции принялись нарастать с приличной скоростью, все вокруг буквально наэлектризовалась, и даже я начал переживать. Первым радостным было то, что собаки наших девушек, за которых мы, конечно же, активно болели и переживали, выступили просто превосходно, попав в расстановку своих классов, а великолепный кобель Виктории К. взял 1 место среди молодых кобелей от 15 до 24 месяцев. Вот уже не зря ехали, позитив!

Вторым невероятным и восхитительным моментом стало наше знакомство с Доном. Для тех, кто пропустил предыдущие части, поясню Дон Кинг оф Ринг – легендарная собака в мире американского стаффордширского терьера, пяти кратный Чемпион Мира, четырех кратный Чемпион Европы, обладатель множества титулов и наград, родоначальник многих породных веток и направлений разведения по всему миру, и особенно в России. Погуглите его фото и видео, это действительно невероятно красивый, полный достоинства и интеллигентности, гармонии и удивительной, как сейчас говорят, «милоты» кобель, один из ярчайших представителей породы, навсегда вошедший в ее историю. К сожалению, его не стало в две тысячи восемнадцатом, но уверяю вас, помнить его будут еще очень и очень долго.

И вот… представьте себе, сидим мы такие с Маринкой у ринга, как воробьи на жердочке, а совсем рядом, почти вплотную к нам, к рингу подходит известнейший сербский заводчик, владелец и родоначальник самых популярных, модных и востребованных собак в мире на тот момент Miloje Cirovic, не знаю как правильно по-русски, возможно Милош Чирович (или Кирович?), в стаффячьем мире его все зовут Чира, и с ним рядом идет тот самый, без преувеличения, легенда Дон. Буквально вот так, встали в трех метрах от меня, как вам такое?

Фото с той самой выставки (на фото Чира и Дон)

Конечно, я не удержался и подошел к Чире, представился, познакомился, выразил респект, а потом с его разрешения принялись мы с Маринкой Дона чесать. Дону нравилось, понятное дело, хоть он, наверняка и привык к всеобщему вниманию. И потом, когда Маринка ушла общаться дальше к рингам, я остался сидеть на стульчике рядом с Доном, и разглядывая события в ринге, не забывал почесывать чемпионскую шею. Ощущения, ну скажу я вам, просто ух, все равно как дамам постбальзаковского возраста в нулевые Стаса Михайлова встретить, или сейчас молодежи Моргенштерна какого-нибудь, или любому из нас с Де Ниро поболтать на некоем светском рауте.

Сказать, что мы были в бурлящем восторге, это и правда, не сказать ничего.

Справедливости ради надо вспомнить и минусы того мероприятия. Первый и, пожалуй, самый главный (кроме цен на «оранжину», разумеется) – это крайне низкий уровень местных собак, приведенных в ринги. Знаете, это невероятный контраст, когда выходят нарядные, ухоженные, ладненькие и милые, словно поздравительные открытки привезенные из разных стран собаки, а вместе в ними в ряд встают местные разнокалиберные, в глаза не видевшие ринговку, вообще не дрессированные собаки, многие из которых откровенно не попадают в породный стандарт.

Вот только поймите меня правильно, я не из задравших носы породников, люблю вообще всех: и очевидных породных метисов, и абсолютную «дворянскую» породу, но это Чемпионат Мира, куда по идее должны попадать лучшие из лучших породных представителей. Почему такое происходило в две тысячи одиннадцатом во Франции, и постоянное ли это явление в других странах, я даже не могу вам сказать, в силу скудности личного опыта и малых знаний вопроса. Возникало лишь предположение, что дороговизна и сложности в организации мероприятия для хозяев привозных собак ограничили поток достойных конкурентов, а для местных всего то и расходов, что регистрационный сбор, который с учетом общего уровня цен в Европе не настолько и велик. Как-то так, я полагаю, но это, как уже говорил, не точно.

Потихонечку ринги подходили к концу. Радостное возбуждение все больше уступало усталости, изрядно поднакопившейся за такие насыщенные сутки.

Мы засобирались обратно, быстренько дошли до платформы и погрузились вновь на RER, где всю обратную дорогу я проболтал с мужиком, с которым познакомился у рингов. Взрослый дядька, явно старше меня, лысый с седоватой бородой, швед, приехал в Париж на чемпионат, посмотреть, что интересного по амстаффовой теме водится нынче на полях галльских. В целом он был сильно разочарован, как и мы, местным поголовьем и отмечал, что ожидания его совершенно не оправдались. По этому поводу швед громко сетовал о напрасно потраченном времени и деньгах, мол собак ведущих мировых питомников он и так знает, а местной породной кухни в меню можно сказать, что и нет. А еще он много рассказывал про шведских собак, про которых я ничего не знал, и до сих пор не знаю, тем более, что в этой теме его английский сильно перемешивался со шведскими словами, и понимал я совсем с пятого на десятое.

Обратную дорогу до отеля мы уже знали и быстро пробежались в парижских сумерках, заскочив по дороге на рыночек, где приобрели на ужин фермерскую курицу гриль, размером с небольшого страуса и с такими же пропорциями, да в магазинчике рядом, конечно же, мы зацепили пару бутылок недорогого сухого вина.

Так с курицей подмышкой и бутылками в руках мы завились на ресепшен отеля и потребовали уже свой номер. Нам без проблем вернули паспорта, деньги и багаж и наконец-то заселили. В номере, декорированном красным бархатом и бронзой, мы варварски сожрали курицу, «раздербанив» ее прямо на туалетном столике, запили вином и натурально вырубились без задних ног часов в десять вечера по местному времени.

Я проснулся в пять утра, нервная система включилась и вернула возбужденное состояние под впечатлением от предыдущего дня. Мне очень захотелось посмотреть на парижский рассвет, надев треники и футболку, я выбрался на балкончик в номере, знаете эти французские балконы: то ли балконы, то ли подоконники? Вот и у нас такой был. Серая дымка едва начинала светлеть над Великим городом, стояла удивительная тишина, какая, наверное, бывает в мегаполисах только в рассветные часы лета. В этой идиллической картине, на улице возле отеля, прямо под нашем номером молодой француз, вероятно арабского происхождения, ездил по кругу на велосипеде с абсолютно отрешенным и счастливым взглядом отлично погулявшего прошлой ночью. Он наматывал так круг за кругом, а меня охватывало счастливое ожидание предстоящего отпуска в самом красивом, как по мне, городе мира.

Простите уж, не могу не поделиться приколом. Остатки курицы мы с трудом запихали в мусорное ведерко, которое оказалось маленьким и совсем низеньким, так, что кости от куриных ног торчали оттуда, подобно букету-инсталляции из засушенных растений, а пустые бутылки вообще пришлось поставить рядом. Видимо это так поразило служащих отеля, что на следующий день после уборки у нас в номере появилось реально огромное оцинкованное мусорное ведро.

Ну а далее начались наши парижские отпускные будни. Эх, как много мог бы я рассказать о той нашей первой семейной поездке за границу, там самые сильные впечатления, самые яркие воспоминания. Непередаваемый парижский колорит, архитектурный бал, удивительная кухня правильно подобранных ресторанчиков, эти пустые и говорящие с тобой улицы чуть в стороне от затоптанных туристами достопримечательностей, маленькие бистро, где маляры и штукатуры проводят десять минут за чашечкой кофе или бокалом вина, и где хозяин лично рад поболтать с каждым посетителем, это величие Лувра и его же простота, до такой степени, что в его дворе запросто гуляют с собаками. Разве способен забыть я Нормандию, например, как там Маринку пытались обокрасть в Руане, но мы не позволили, как мы сидели среди яхт на ступеньках набережной в Анфлере, пили из горла медовейший местный сидр и закусывали запеченными орешками по дикой, как нам тогда казалось, цене? Разве могу не вспоминать площадь Бастилии, где мы познакомились с русской хозяйкой ресторана, в котором сохранился последний каземат легендарной и ужасной крепости? А как мы пили ночью «Чивас» с ребятами из Тольятти в ирланском пабе, и учили официантов русскому слову «ребрышки», вызывавшему у них гомерический хохот? А как заблудились на Le boulevard Poissonnière в День взятия Бастилии? А лягушачьи лапки в греческом ресторане? А жуткий лифт на станции метро Abbesses? А величие и красоту Нотр-Дама и базилики Сакре-Кер? Я б мог рассказать Вам, что узнал о Наполеоне, почему не привез домой фуа-гра, и не был на Эйфелевой башне, как проходят парижские ночи и что странного в их супермаркетах, как в давке в метро мы внезапно встретили соотечественника и почему это было смешно, но это будет не справедливо по отношению к главным героем нашего повествования, которые в это время так терпеливо ожидали нас в вольере, и я думаю, пора уже, пора, свернуть воспоминания об отпуске и вернуться к нашим дорогим ушасто-хвостатым друзьям. А о Париже, как-нибудь в другой раз, се ля ви.

Итак, через неделю, в обратном порядке самолеты отвезли нас сначала в Прагу, а потом быстренько вернули на родную самарскую землю. Папа встретил нас в аэропорту у отвез домой, где мы, побросав чемоданы, и наскоро приняв душ, переоделись, а потом прыгнули в наш «тушканчик» и помчались за собаками.

И вот, вообразите себе картину. Идем, значит, мы такие счастливые уже по территории питомника. Лай отовсюду, даже как-будто не только от вольеров, но и сверху и снизу. За сетками взбудораженные овчарки мечутся, ругаются по-собачьи на нас, нежданных визитеров. Гам стоит такой, что даже кричать бесполезно, если только прям в самое ухо, как на дискотеках в моей юности.

Подходим к нужному нам вольеру, я сразу вижу Джокера, а рядом Бусинка и Агаша – в соседнем, лежат, смотрят. Джокер, видимо, попривык уже к кутерьме, не реагирует на вопли, смотрит куда-то вдаль, и вдруг… Его рассеянный взгляд останавливается на Маринке. Через секунду глаза обретают осмысленность. Он узнал, кто пришел, и это за ним! Понч наш подскакивает на ноги, на морде расплывается целая гамма эмоций: удивление, радость, возбуждение, волнение, беспокойство. Взгляд был такой, словно Джокер глазам своим не поверил. «Вот она мама пришла!! За мной!!!» Наконец, он взметнулся к сетке вольера, и лапами на нее: «выпускайте, забирайте, я домой!» Таким счастливым этого пса я никогда не видел ранее, да и позднее не увижу, и момент тот до сих пор у меня перед глазами.

Домой мы ехали под впечатлением. Собаки были толстые, вонючие и здоровые и целехенькие, но какие-то повзрослевшие что ли. Джокер впервые в жизни молчал, всю дорогу обошелся без нытья и кудахтанья. Буся совсем охрипла и только журчала чем-то из глубины души, пытаясь «поговорить» с нами. А Агаша… а красавица моя вела себя вот как ни в чем не бывало. Словно расстались мы пол часа назад: спокойно и доброжелательно. Такая уж у нее была психика надежная и устойчивая, как советский танк, психика истинного американского стаффордширского терьера.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, 2011 год. На кадрах собаки Франции, снятые нами в той самой поездке

Весна две тысячи одиннадцатого года проходила для нас вполне буднично и по-рабочему. Папа стал почти еженедельно ездить в командировки, и мы все чаще забирали к себе Медведа-Тему, мне уже тогда стало казаться, что у нас постоянно четыре собаки, на которых Маринка вынуждена была тратить почти все свободное время. Судите сами, я много работал с утра до вечера, а иногда и по выходным (такова была специфика должности), а ей, бедняге, приходилось по двое выводить собак– это получалось с утра сразу две прогулки, минимум по двадцать-тридцать минут, а по-хорошему больше, потом мыть песьи лапы, кормить песьи рты, прибирать за питомцами, стирать подстилки, потом готовить что-то к ужину, и вот уже время вечерних прогулок-мытья-кормежки как раз подходит.

Но она совсем и не думала ворчать, или унывать. Когда человек занят любимым делом, для него и некоторая рутина не помеха, а вполне себе даже в удовольствие. Мое же общение с Джокером и компанией сводилось в основном к лицезрению храпящих кверхупузовых тушек по утрам да вечерам, да редкие прогулки, а также домашнее общение в выходные.

В конце апреля я принялся уговаривать жену поехать в отпуск за границу. Вообще предыстория там была следующая. Мои родители, иногда отдыхали в Европе, папе, как уже ранее упоминал, было показано врачами посещать Карловы Вары по здоровью, ну и еще несколько стран им тогда удалось посмотреть. У меня же, как я писал, с поездками были проблемы, и впервые мне довелось оказаться за пределами родины только за год до описываемых тут событий. Так вот, у меня была мечта, что мы поедем все вместе, вчетвером, погуляем по Праге, или еще где-то там, не важно. Поэтому я одновременно вел переговоры с родителями с одной стороны и с женой с другой, и все это длилось долго, и было мало результативно. Маринка считала «эти все ваши поездки» глупостью и пустой тратой денег, и мои аргументы, что она вот увидит, как это интересно, познавательно и расширяет горизонты, и что она обязательно вернется домой другим человеком, ее вообще не трогали и доверия не вызывали. К тому же куда-то нужно было бы деть собак, а их как-никак целых четверо лбов.

Родители  по обыкновению, все откладывали решение, тянули время, не могли сесть и обсудить вопрос, в общем вели себя, как они делают обычно, а почему даже не могу вам сказать, спрашивал сам, но ответ мне они тоже еще не обсудили.

Уже было совсем отчаявшись, я получил от папы предложение поехать в Париж, потому что мама там еще не бывала. Это было неожиданно и явно дорого для меня, там более, что хотел я сам в Прагу, в Барселону, или, если уж тратиться, то в Лондон. Я в недоумении приехал домой и рассказал Маринке о перспективах, и вот тут, совершенно неожиданно, удача (как избушка на курьих ножках, только не изба, конечно, но роскошная вила – La casa Fortuna) развернулась ко мне фасадной частью, изогнула в улыбке балюстраду и подмигнула мансардным окном.

«В Париж?» - уточнила жена: «в начале июля?» Я подтвердил, и она внезапно обрадовалась, сообщив мне, что в этих числах там как раз будет проходить выставка собак – ежегодный Чемпионат Мира, который каждый год меняет страну проведения и город, а в этом нам раз как повезло, это именно Париж. Так что Париж, июль, нам подходят. О том, что в эти дни в Париже большие празднества, парад, гуляния и фейерверки в День взятия Бастилии – главный, Национальный праздник Франции, никто из нас даже не вспомнил. Собачники...

Мы принялись искать варианты как можно полететь в город – праздник, город – мечту, город – фантазию, столицу любви и романтики, а также арену предстоящей битвы за собачью красоту (она же – зоотехническое мероприятие, если помните). Хотелось хороший отель, недалеко от центра, но чтобы осталось деньжат на музеи, экскурсии, и чтобы чего-нибудь вкусненького попробовать в городе, который ко всему прочему еще ведь и кулинарная столица Европы.

Почти сразу наша хорошая знакомая, пробовавшая в те времена себя в туристическом бизнесе, подобрала нам неплохой вариант «пакетной путевки», ну а чего еще хотеть неискушенным начинающим путешественникам? Я даже не удивился, что в итоге родители отказались ехать с нами, чему, наверное, были невероятно уважительные причины (которые они возможно не дообсудили), и поехали в тот же Париж через пару недель после нас. Так и не удалось мне погулять по Европе со всей своей семьей, хотя, несколько лет позже мы с папой все же слетали в Барселону, но это, понятное дело, совсем другая история.

Когда поездку мы забронировали, получили визы и оформили билеты, ребром встал вопрос, куда размещать наше трехголовое двенадцатиногое стадо.

Город Самара и сейчас не особо славится обилием гостиниц для животных, а десять лет назад с ними было еще хуже, то есть не было от слов: ну почти совсем.

Вообще, это странная история, вроде бы такое потрясающее поле для бизнеса, но нормального количества зоогостиниц с хорошими условиями и качественным обслуживанием в России нет ни в одном городе, даже в Петербурге и Москве. Самое грустное, что даже там, где собственники заморочились, и создали неплохие, а иногда даже и по-настоящему люксовые условия для содержания и выгула питомцев, нередко для ухода за животными-постояльцами нанимают весьма недобросовестных людей, работу которых совершенно не контролируют. У нас после одних и тех же гостиниц собаки возвращались то веселыми и толстыми, то грустными, отощавшими, и даже больными и зашуганными, причем не всегда обе сразу, а могла быть одна в отличном, другая в ужасном состоянии, а в следующий раз – наоборот. В общем, это проблема, которую решить достаточно сложно, а отказываться от поездок совсем и полностью мы теперь категорически не хотим. Как-нибудь при случае расскажу, как мы пытаемся разрешать этот вопрос теперь, а пока что вернемся к нашему повествованию.

Маринка напрягла все свои возможные кинологические знакомства, и нашла таки собачий отель в области, ну как отель, на самом деле это был кинологический питомник служебных собак при… эээ.. хм.. ну, в общем, при ФСИН, скажем так. И содержались там суровые, проходящие действительную службу собаки, а из удобств были только уличные вольеры, да дрессировочная площадка, где за отдельные деньги с вашими питомцами могли позаниматься, но выбирать нам не приходилось. Утром накануне отъезда, пока я еще работал, Маринка с подружкой погрузили собак в машину и отвезли в «отель». Маринка говорит, собаки были обескуражены и немного расстроены своим новым временным обиталищем, но что делать, меня в детстве тоже отправляли в пионерские лагеря, а жену в те же лагеря, но уже называемые «оздоровительными». И родителям и хозяевам собак также иногда бывает просто необходимо сменить обстановку, а их чадам и подопечным получить новый опыт.

Я совсем забыл вам рассказать, кстати, что за год до описываемых тут событий, в мае две тысячи десятого года, супружница моя, и она же – боевая подруга, выучилась и сдала на права. Я обучать ее вождению отказался категорически (мне мои оставшиеся нервы были еще нужны), и мы в дополнение к автошколе нанимали ей инструктора. А когда права были получены, первое время жена по моим рекомендациям ездила, выезжая рано утрам в шесть, и возвращаясь в семь – полвосьмого, до начала пробок, дабы в отсутствие напряженного трафика пообвыкнуться с машиной и городскими улицами. Позже, по выходным я иногда составлял ей компанию, обычно для снижения стресса вооружаясь бутылкой виски, но первые разы с Маринкой ездила Бусина, тихонько офигевая в багажнике и выпучив газа. Но к чести ее, Буся совсем не орала, не визжала, не ругалась матом, и даже в отличие от меня не критиковала супружнины водительские навыки. Только язык вываливала, и покряхтывала на кочках. Так что, Бусинка у нас была сразу и Белкой и Стрелой – первопроходцем маринкиного автовождения.

Но я опять, похоже, отвлекся.

Так ли, иначе ли, собаки наши были с относительным комфортом пристроены, а мы собрали вещи и покинули родной город ближайшим ночным рейсом авиакомпании «Люфтганза» на Прагу (все самарские регулярные рейсы тогда летали либо через Прагу, либо через Франкфурт). Оттуда стыковочным рейсом мы прибывали в Париж по расчетам ровно к старту рингов амстаффов на Чемпионате Мира две тысячи одиннадцатого года.

Продолжение следует...

Глава XX. Спокойная радость бытия и хулиганства хвостатых

В целом две тысячи десятый прошел для нашей веселой стаи позитивно и по-доброму. Видимо на этой волне собаки наши совсем подрасслабились и временами даже иногда откровенно хулиганили. Агаша, например, выступая в своем амплуа, аккуратно за шторками попортила нормальный такой кусочек обоев, чего мы долго не замечали, потому что, понятное дело, за шторкой и не видно было, в том и состоял концепт.

Уж не знаю, какие инстинкты ее направляли, но ходила она туда аккуратно и «копала» стену лапами. Маринка в этом периоде увлеклась подопечными щенками и вроде бы выставляла уже Ёлку, которая доросла до юниоров и была очень симпатиной, яркой девчулей. Наши балбесы без должного пригляда продолжали тырить кабачки и картошку из пакетов в кухне, подрали несколько тряпок из подстилки в клетке, валялись на диванах, гавкали на посторонний шум, в общем напрашивались на воспитательную дрессировку.

Апофеозом хулиганских выставок стали рейды на продукты, оставляемые нами по привычке без присмотра.

Более всего из таких коварных выходок мне запомнилось две.

Первая произошла, когда однажды светлым субботним днем решил я поесть творога со сметаной. Маринка молочку у нас не жалует, а творог вообще почти не ест, кроме как в сырниках и запеканках. Я же, со своей стороны, в молочных подуктах нуждаюсь постоянно, и творог, как продукт и вкусный и весьма полезный периодически позволяю себе употреблять, так сказать, в соло (или иными словами в одно собственное лицо).

Вот и в тот день налохматил я себе мисочку творога, сметанки туда, а сахара, варенья или меда мне и не надо, лишнее это баловство и дополнительный вес организму. Пришел, значит в гостиную, поставил блюдо на журнальный столик, и что-то меня отвлекло, точно уже не вспомнить. То ли телефон зазвонил, то ли за чаем я пошел, то ли Маринка позвала, а была она, скорее всего в другой комнате, или, наоборот, в кухне.

В общем, отсутствовал я минуты три, или пять, да нет, не пять, все же две или три, не больше. Возвращаюсь в предвкушении просмотра телепередачи под вкусный деревенский творожок, а творожка то и нет. Вот как нет… а никак нет! Стоит миска, вылизанная практически до стекла, со сметанными разводами. А в комнате были Агашка и Бусина. Прием Агашка валялась на диване возле столика как раз. Ну я в бешенство и впал: хватаю Агашу за шкирку и начинаю, как у классика «ейной мордой в харю тыкать», то бишь рожицой ее указывать в сторону миски, трепать за шкирку и ругаться: «Нельзя, нельзя, плохой собака! Очень совсем плохой!»

Входит в комнату Маринка, пару минут наблюдает мой воспитательный процесс и с философским спокойствием спрашивает меня воистину шекспировской строкой: «А ты уверен, дорогой супруг, что творог твой Агашей сожран был?» (Ну вы помните, Агаша – знатный пищевик и пожиратель любого продукта, если он не редька). Я такой в пылу воспитания: «ну а кем еще, тут только она и Бусина в комнате».

И тут… Мы не сговариваясь все втроем: Маринка, я и отпущенный из моих грозных рук Агапий оглядываемся на Бусину-Кота. А Кот наш сидит у журнального столика, такой тихонечный и несчастный. Меленько повиливает хвостиком. А на его лице… Как вам это описать… В общем по голове вокруг морды Кота нашего отпечатан яркий сметанно-творожный круг аккурат под диаметр пострадавшей миски. Эх, Буся, Буся, спалилась ты, что называется, по полной программе.

Ну тут мы, опять же не сговариваясь, начинаем дико ржать, даже, по-моему Агаша. Во всяком случае, она позабыла уже о несправедливом наказании и веселилась от души. А Бусю я все-таки отсмеявшись, наказал, потряс чуток за шкирку и отправил в клетку на часок, но уже совсем беззлобно, просто для проформы. Картина же несчастного «котика» с вымазанной творогом мордой до сих пор стоит перед глазами и всегда вспоминается нами со смехом.

Второй случай произошел аккурат на Новый Год. Мы по обыкновению отмечали его вдвоем с Маринкой, давно уже установив эту традицию, в Новый Год, почти всегда, мы вместе одни, а потом уже и гости и родня и все прочие радости.

Как всегда вечером тридцать первого декабря на кухне кипит работа: стригутся салатики, маринуется горячее, подготавливаются холодные и теплые закуски, ну вы знаете, сами наверняка такие же. На новогодние праздники по старинной русской традиции употребляются сразу все имевшиеся плюс закупленные деликатесы, и делается солидный запас жира в организме, как будто нам, как медведям, необходимо потом залечь в долгую спячку.

Вот и в предновогодние часы две тысячи одиннадцатого года мы в гостиной накрывали стол, таская из кухни салаты, закуски разносольные да нарезки. Ну, такая как положено радостная суета. Собаки, естественно, крутились под ногами: движуха хозяйская плюс продукты ароматные, такое нельзя пропустить, прощелкать, так сказать, пастью.

В какой-то момент, я, расставляя тарелки и раскладывая ложки на праздничном столе, вдруг понимаю, что конвейер подачи деликатесов внепланово остановлен, уже пару-тройку минут, как из кухни не поступает новых блюд, а еще через несколько секунд квартиру оглашают возмущенные крики жены.

В голове моей проносятся все возможные ужасные сценарии всех возможных происшествий, я бросая посуду мчу на кухню. Навстречу мне, как ни странно, а не следом за мной, топчут двенадцать энергичных лап и скрываются в маленькой комнате. Думаю, если бы могли, они бы и дверь за собой закрыли.

На кухне – горестная картина. Блюдо, на котором была выложена красная рыба, стоявшее на кухонном столе, более не напоминало собой японский флаг с большим красным кругом восходящего солнца в центре. Красным была уже скорее луна, нет, молодой месяц, а остальное было добросовестно и ровно по полуокружности слизано с тарелки, видимо так максимально достали собачьи языки.

Маринка расстроено сквернословила, как извозчик по недосмотру оторвавший колесо от повозки, и горестно разводила руками. Запаса рыбы у нас не было, остатки с тарелки и те пришлось выкинуть. По словам жены, она на минуту отвлеклась, и этого вполне хватило, чтобы застать всю дружную компанию нагло пожирающей недешевый деликатес.

Однако что ж, Новый Год есть Новый Год, и негодяи успешно избежали наказания, получив праздничную амнистию и даже были накормлены чем-то вкусненьким, а также угощены чем-то мало полезненьким. Но, что поделать, надо же иногда баловать себя и своих близких.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, сентябрь 2010 года

Жара две тысячи десятого достала абсолютно всех. Люди бросали все дела и уезжали из городов на дачи, турбазы, в палаточные городки и походы, кто побогаче старался оказаться на море, в горах, да где-угодно, только бы подальше от раскаленных сковородок городских агломераций, самая главная из которых в добавок токсично прокоптилось дымом торфяников. Один мой друг вообще спятил, схватил в охапку сына и помчался на машине в Северодвинск, где не имел ни друзей, ни знакомых, но имел огромное желание скрыться, наконец, от жары и помочить ноги в Белом море. Самое смешное, что как только он покинул Самару, буквально через день, жара резко пошла на убыль, а еще через два – и совсем спала. В итоге он раздолбал свой джип по паршивым северным дорогам, замерз как цуцик в Архангельской области, и формально отметившись на Белом море, помчался обратно.

А мы собрались со своей семейкой в долгожданный отпуск. Больше года я уже не был в отпусках, и вот получил передышку на излете августа, мы укатили в Волжский Утес на целых три недели. О, три недели – это реально просто бездна времени, когда ты долго не отдыхал, к сожалению, теперь я давно уже забыл, что бывают такие долгие отпуска, чего уж тут вспоминать времена моего преподавания, когда отпуска длились почти два месяца, два, месяца, ничего себе, да?

Рано утром мы погрузились в наш паркетничек Хендай Туссан, или просто по-домашнему: «Тушканчик», сеньора Джокерини усадили к переднему сидению в ноги Маринке петь свои заунывные серенады под ругань и шыканье благодарных слушателей, дамы Бусильда и Агафинья были пристегнуты в багажнике и смотрели традиционный «телевизор» заднего окна, периодически предпринимая попытки влезть через сидения в салон, разочаровываясь в результатах и снова возвращаясь к «телевизору», а потом опять в салон, ну вы поняли.

Как я упоминал, стараясь жить «против течения», в Утес мы тоже всегда выезжали рано утром. Самара – город уже тогда вовсю задыхавшийся в пробках, и выехать пораньше, означало комфортный способ оказаться на шоссе, без нервотрепок и бесконечного стояния на десятках светофоров, которыми регионы так любят заполнять свои улиц, и из-за которых ты всегда дольше стоишь, чем едешь, даже когда машин нет, а уж если их много, то дело труба, пейте успокоительное и слушайте релаксационные треки.

Выехав из город, потом пролетев шоссе Самара-Тольятти, переползли мы через плотину и оказались на другом берегу Волги, проехали бывший промышленный, а теперь, к сожалению, скорее депрессивный город Жигулевск, Переволоки, где разбойники Стеньки Разина и будущие покорители Сибири – сотоварищи Ермака Тимофеевича по берегу перетаскивали челны да струги, чтобы встретить за поворотом реки строптивых купцов, пытавшихся уйти от уплаты разбойничьего «налога». Потом по унылой, узкой и извилистой дороге прочапали через Валы и Печерское и вот он, прямо перед Сызранью, ставшей давно публичным комическим символом захолустья, но на самом деле являющуюся приятным чистеньким городком в живописным местах, сохранившем даже историческую башню каменного кремля, так вот прямо перед ней – наш вожделенный поворот. Он уводит нас с трассы Самара-Москва на просторы Шигонского района, где можно сразу открывать в машине все окна: воздух сказочный, полный полевых запахов и кислорода, где шикарные виды на заливы реки Усы и покошенные поля с проезжаемых холмов, где в десятом году еще были шикарные пустые дороги, по которым кататься – одно удовольствие. А венчает поездку небольшой подъем по склону Утеса, КПП и ворота, которые бросили охранять еще в нулевые и вот он, долгожданный поселок Волжский Утес, наша отпускная база, по которой скучали долгих полтора года.

Мы окунулись в отпуск по самые собачьи уши, плавали в нем с наслаждением и полноценной неторопливостью опытных отдыхающих. Погода стояла прекрасная: жара спала, осень в самом начале сентября еще не готова принимать дела, и потому стояло чудесное позднее лето, с прохладными ночами и теплым ласковым дневным солнцем. Мы, конечно, много гуляли, в окружении хвостатой стаи, излазали по обыкновению все окрестности, однако в этом году впечатления оставались очень противоречивые. Буквально в километре от поселка был недавно остановлен силами местных жуткий лесной пожар и начиналась полоса абсолютно выгоревшего леса, не такого, как мы видели в этом году после пожаров в Турции, с желтыми деревьями и кустами, сохранившими даже местами листву, а сурового и опустошительного, когда от деревьев оставались только лишь обгорелые черные остовы стволов, да и то не везде, и вся земля была усеяна пеплом и углем.

Ощущение нереального, какого-то инопланетного ландшафта, печально и завораживающе.

Очень жаль, что выгорели все перелески, где мы раньше собирали маслят, и, не смотря на сезон, с грибами нам ничего не светило.

На реке тоже была своя экологическая катастрофа. То ли от жары, то ли от какого-то химического выброса весь берег был буквально усыпан высушенными мальками, мелкой рыбешкой, молодыми рачками и прочей живностью. Словно они разом повыбрасывались на берег и высохли, не успев разложиться. Кроме того, вода сильно ушла, обнаружив вдоль берега у поселка следы былой цивилизации, затопленной после запуска ГЭС на плотине. Старинные ложки, обломки тарелок, какая-то мелкая деревенская утварь – оказывается, прибрежные воды скрывали так много интересного буквально в двух-трех метрах от берега.

Мы ходили среди этого такого же как лес нереального прибрежного пейзажа и ощущали себя весьма странно. А вот собакам было абсолютно наплевать на на нашу рефлексию, на всех пляжах, куда мы их приводили, либо привозили, Агаша и Буся затеивали веселую игру: «сплавай за палочкой (бревнышком) а я поплыву и отниму», а лентяй Джокер бегал вдоль берега и отлавливал их с трофеем уже на мелководье.

Особенно весело было им играть на каменистом пляже у поселка Березовка, в нескольких километрах от Утеса. Там никогда не было людей, вокруг было пустынно и серо, как в советских фильмах про Прибалтику, вдалеке на горизонте стояли на рейде баржи и танкера. Мы снимали наши прогулки на любительскую камеру, весело их комментируя, и надеялись сделать домашний фильм об отпуске, но так и не сделали, слишком проблемные были в те времена видео редакторы а свободного времени их нормально изучить вскоре совсем не стало.

Мы гоняли на машине по окрестностям, катались в райцентр Шигоны за мясом и хорошим алкоголем, пару раз отправлялись на конные прогулки в горы, вечера проводили на уютной кухне, а потом в гостиной за телевизором в окружении своей великолепной стаи, и были неимоверно, фантастически и безответственно счастливы.

Тогда мы еще не знали, что это будет последний наш добродушно-легкий и совсем беззаботный отпуск в Утесе. Ну а даже если бы и знали, вряд ли бы могли что-то изменить.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, апрель 2010 года

А ваши собаки же скачут как зайцы, когда ложится первый снег? Уверен, да.

Сегодня в Москве сыплет снег. Такое ощущение, что в ночь с тридцатого ноября на первое декабря зима предстала перед осенью с заявлением: «эй, твое время вышло, посмотри-ка на календарь!».

Утром снег лежал уже во всю на газонах, тротуарах, и даже на дорогах, суетливые автомобили еще даже не успели его раскатать, хоть час пик и давно прошел. Я называю первым не тот снег, который чего-то там посыпал, и через часик исчез безо всякого следа, разве что лужи накиселив, а именно тот, который лег и по нему идешь, поскрипывая подошвами, а если обувь низковата, так он грозит в носки насыпаться.

В такие дни первого снега всегда оживляются наши собаки. И это неизменно впечатляет. Особенно забавно в первый снег бывало наблюдать за Джокером, этот тюфячок, будучи уже в почтенном возрасте, и являя собой витринный образец лени и торжества рассудительной неспешности, выйдя на улицу, буквально трансформировывался в молодого задорного, исполненного оптимизма весельчака. Вот только что шлепал по лестнице подъезда, вздыхая и не имея никаких сил прогнать утреннюю дрему: ни моральных, ни физических, и вдруг – ВАУ! Снег!

И вот уже не Джокер, а юный кенгуру в три прыжка пересекает двор, снежная пыль бьет из-под подушек лап, хвост трубой, глаза как пятирублевые монетки. Хотя почему же именно кенгуру? Имеются разные варианты. Наверняка вы не раз видели эти уморительные собачьи прыжки по сугробам: четвероногий спортсмен подпрыгивает почти на месте, одновременно в воздухе выбрасывая передние и задние лапы, от чего почему-то собака становится похожей на настоящего зайца, где то на подсознании именно с этим животным ассоциируются у нас подобные движения.

Девочки наши тоже любили носиться по сугробам, но только для Джокера это просто уникальный ритуал.

Агашка всегда зарывалась и грудью сугробы таранила, а Котик-Буся в снежные насыпи просто обычно проваливалась и гребла оттуда своими изящными тонкими лапками, уморительно задирая вверх черный нос. А на носу белые снежные усы и борода, как у маленького собачьего дедушки Мороза.

Наши Глаша и Маня, конечно тоже с восторгом встречают первый снег в Москве. Сегодня утром, едва мы покинули дом, снежная стихия явила себя всю, и восторгу собак не было предела. Причем Глаша к снегу уважительно доброжелательна: скачет как толстенькая пони (и попонка у нее такая же), Маньку же снег вгоняет в собачье буйство: выкатив глаза и прижав уши, Маня кидается нарезать круги, это, кстати, ее естественная реакция на большинство нервных возбудителей, а также показатель хорошего настроения (ну, знаете, когда собака удачно сделала свои дела и целиком отдается удовольствиям на прогулке).

Вот мы идем по аллейке. Только что рассвело. Я пытаюсь удерживать Маню от безумной собачей скачки, но хитрая Глаша все время подзуживает к хулиганству Маню, сама оставаясь в стороне. Да, Глаша у нас знатный тролль (удивительно, как давно и прочно вошло в обыденный лексикон это интернетное слово).

В этом всем есть какая-то едва-едва ощутимая, но все же настоящая гармония: белесо-серое утро, мелкими хлопьями тихий белейший снег, огромный только еще просыпающийся, говорящий в полголоса город, веселящиеся счастливые собаки и мы топаем, скрипя оставляя на белом первые в этом году следы. Эх, жаль, пора домой, уж незаметно подобралось время выдвигаться мне на работу.

На фото Глаша и Маня

Лето две тысячи десятого выдалось аномально жарким. Всю Москву заволокло дымом от торфяников, во многих регионах России огромными площадями горели леса, в Самаре гари не ощущалось, но ежедневная температура за сорок и ночная за тридцать градусов серьезно выматывали. В городе скупили все бэушные кондиционеры и вентиляторы, включая железные ящики «БК» еще советского производства.

Мы молились на наш кондиционерчик, который уже года три летом охлаждал, а осенью согревал нам спальню, где мы из-за жары теперь проводили большую часть времени дома, и туда же в спальню переселили всех троих наших собак. Места было мало, но мы теснились как могли. Собаки стремились занять места на кровати покомфортнее, и по ночам устраивали вечную свою «ротацию». В итоге утром на полу чаще всего оказывалась Агаша, иногда Джокер, а вот хитрая Бусинка сохраняла за собой уютное гнездышко на кровати почти всегда.

Тогда же мы поменяли машину, купив у папы его трехлетний "Хендай Туссан". Теперь в багажнике у нас помещалась вся собачья стая. Паркетник имел приличный клиренс, не боялся грунтовок, в отличие от нашей предыдущей машины, и мы принялись по выходным кататься по области, осваивая новый автомобиль.

Обыкновенно это происходило так: рано утром в субботу, закинув Агашу в багажник (на следующей неделе бывала очередь Бусины, а Джокер не любил такое и орал вечно в машине то ли от скуки, то ли из вредности). На всякий случай поясню тем, кого испугало слово: «багажник». Имеется в виду паркетный внедорожник, то есть автомобиль, а-ля небольшой «джип», соответственно у него багажник – это часть салона за спинками кресла задних сидений. Там можно размещать собак, пристегнув их к соответствующей скобе кузова для безопасности. Собаки в дороге обычно пыхтят в салон, иногда ноют, как Джокер, или смотрят в заднее окно. Агаша как раз предпочитала окно, мы это с Маринкой называли «смотрит телевизор». Она вела себя максимально спокойно, заодно светя улыбчивой мордахой и помахивая языком-лопаткой, создавая таким образом позитив для водителей сзади. Поэтому Агашу мы любили брать с собой, и она оказывалась нашей спутницей чаще всего.

Значит едем мы утром с Агашей в багажнике. Семь утра, дороги пустые, ехать одно удовольствие. Редкий общественный транспорт, да отдельные сонные личности, в основном похмельные проплывают в утренней дымке.

Минут тридцать ехать, и мы на речке Кинель. Там вода хоть и мутная, илистая, но теплая и обыкновенно никого с утра. К обеду только подтягиваются деревенские загорать-купаться, хохотать, баловаться алкоголем, питаться шашлыками или бутербродами, капризничать и вопить детьми. А с утра тишина, гладь, благодать, рыбачки отдельно взятые по берегу расставлены, пара в лодках качается, у каждого по нескольку удилищ в лодке: многостаночники.

Правда, в десятом году уже начали пооблепливать берега палатками молодежные тусовщики из небогатых районов. Скорее всего явление это было связано с тем, что с середины нулевых широким массам стали доступны бюджетные сильно подержанные авто, которые еще в конце девяностых были хоть и не огромной, но все же роскошью и наличие собственного автомобиля однозначно давало владельцу достойный социальный статус, даже если денег на бензин в этот авто не было, как, например, у меня и большинства моих друзей в юности.

Утром обычно тусовщики эти спали, лишь некоторые выползали с опухшими мордами лиц покурить, но вот мусором берега уже стали загаживать основательно. Мы все пытались поискать новые места, не сильно известные широкой публике заводских районов, но таковых на малых реках области почти не осталось, а все подъезды к Волге на сотню километров от города уже тогда перегородили заборами да шлагбаумами обитатели понастроенных дач и коттеджей вопреки водному законодательству, справедливости и здравому смыслу.

Поэтому стали мы ездить на публичные пляжи, которые располагались более менее подальше от города, однако там тоже бывало спокойно раз на раз, иногда туда припирались догуливать пьяные компании, жестко пившие всю ночь и к утру уже представлявшие из себя совершенно свинские зрелища, от которых хотелось держаться подальше.

Не смотря на это, нам всегда удавалось как следует накупать собаку, вдоволь набегаться – наскакаться на песочке, а то и вскопнуть его немного когтястыми лапами, чего зря лежит, и даже немного позагорать в утренних спокойных лучах летнего, днем уже невыносимо жаркого солнца.

Мокрую счастливую Агашу (а на другой неделе Бусину) мы вели к машине и там Маринка долго вытирала ее специальным собаковым полотенцем, чтобы не простыла под кондиционером, да и запах мокрой собаки в машине, согласитесь не самый воодушевляющий. Мы возвращались домой после полудня, опять спокойно разгоняясь на пустой дороге, а навстречу нам тянулись многокилометровые пробки любителей поспать, загулявших пятничным вечером или не умеющих быстро собираться, которых нужда, жены и обстоятельства гнали субботним утром на дачи и природу, всех в одно время, всех в одном месте.

Если хотите жить в мегаполисе с комфортом, всегда старайтесь жить «против течения», не ленитесь вставать пораньше, это точно себя окупит позитивными эмоциями и здоровым отдыхом, поспать можно и потом днем, или лечь вечером пораньше, зато не придется маяться часами, нюхая выхлопные газы, и одаряя такими же других несчастных, среди которых, кстати, не только те, кто не умеет вставать, но и те, у кого не было выбора, и их особенно бывает жаль. Только не рассказывайте о нашем этом способе облегчать жизнь никому, а то все подряд начнут вставать по утрам и избегать алкоголя по пятницам, тогда будет крайне обидно просыпаться засветло и все равно оказаться в пробках.

По прибытии домой нам конечно очень рады наши четвероногие домоседы. Они виляют хвостами, бегают вокруг, суетятся. Сейчас мы примем душ, переоденемся, но сначала отмоем от остатков песка и дорожной пыли нашу путешественницу, и она на своем собачьем языке жестов и запахов обязательно расскажет ожидавшим дома товарищам как весело и захватывающе было на утренней поездке.

С обеда у нас вдоволь времени для посиделок за любимыми фильмами с пивом и рыбой, послеобеденного сна, вечернего интернета, а впереди еще целое воскресенье! Собаки подхватывают от нас благодушное настроение и раскладываются вокруг по диванам и креслам. Идиллия. Ах, она такая, эта наша идиллия!

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, апрель 2010 года

Две тысячи десятый год выдался для меня богатым на события. Весной в апреле я улетел в длительную командировку в Канаду. Это был первый мой в жизни выезд за границу, и сразу такое. Сказать, что поездка сильно повлияла на меня, это ничего не сказать. Не то, чтобы западный мир явился мне раем земным, но все же, как оказалось, когда говорят, что из дальних поездок ты возвращаешься немного не таким, как раньше, в этом что-то есть. В те же времена мне удалось побывать в Штатах. В общем, есть что вспомнить, да рассказать, но история у нас о Джокере, Агашке и Бусине, а не обо мне, потому вернемся к героям рассказа.

Для них, кстати, той весной мне удалось прикупить новую амуницию: качественную брендовую сворку для девочек, и хороший поводок с ошейником для Джокера. Дело было так.

Перед поездкой я должен был получить визу США, а получать ее, кто знает, можно только лично посетив посольство. Я, как и мои коллеги, подал заявление почтой, и, получив приглашение на собеседование, поехал одним днем в Москву. В сумке были анкеты, пара моих книжек для московских друзей и несколько бутылок жигулевского пива им же в качестве гостинцев.

Поезд «Жигули» Самара-Москва сейчас приходит в Москву в восемь утра, а тогда приходил чуть ли не в семь. В итоге я позавтракал, встретился с друзьями, а в посольстве мне было назначено в обед. Ну куда податься бедному крестьянину (зачеркнуто) собачнику? Конечно по зоомагазинам. А в Москве их по сравнению с Самарой даже сейчас куда больше, а десять лет назад было больше на порядок, и ассортимент впечатлял.

В общем я купил, кажется, в «Бетховене» («Бетховен», свяжитесь потом со мной, расскажу как заплатить за рекламу) кучу амуниции, ошейники, сворку, поводок, намордники, все с хорошей скидкой, закинул это в сумку и довольный пошел по Москве. О том, что мне с этим добром идти в посольство я как-то не подумал.

К положенному времени прибыл, значит, я к зданию посольства, на Большой Девятинский переулок, отстоял очередь на вход, а там: сюрпрайз – досмотр с рамками. Каждого посетителя перетряхивают, как молодую яблоньку по осени в поисках долгожданных плодов. Что ж делать, стою. Люди передо мной быстро проходят, у всех по портфельчику, папочке с листиками да по мобильному телефончику. Тут доходит как раз очередь до меня. А у меня, сами понимаете, дорожный набор: бритва, умывальные принадлежности, носки запасные, белье сменное, сланцы-тапочки в поезде ходить, полотенце, книжки в дорогу. Все это выгружается при досмотре, а вдруг чего окажется совсем запрещенное, что посла их ненаглядного американского раз да и скомпрометирует.

Смотрит очередь сзади на меня мрачно и недоумевающе, пока охранники мои трусы в сумке прощупывают. Что еще с собой просят показать, а  у меня поводки, ошейники да намордники на трех штук пользователей, оптом как говорится. Охранник, надо отдать ему должное, остается невозмутим абсолютно, будто я как все с папочкой и бумажками, но вот очередь сзади, та знатно прифигела. Думаю, они во мне то ли извращенца – БДСМ-щика почуяли, толи еще что-то такое. Барахло мое осмотрели, вернули, я уж было выдохнул, зашел внутрь, ан нет, там на этаже еще раз досмотр, и опять все по новой.

Перед консулом я предстал уже трижды досмотренным, в последний раз перед входом в коридор этажа. Был я красный, злой и запыхавшийся, и, наверное, очень подозрительный, но консула это не смутило, визу он мне без колебаний выдал.

Дома зато мои старания были оценены по достоинству. Собаки щеголяли в обновках, а сворка потом долго использовалась и по прямому назначению, и как поводок, и как перестежка, которой я сейчас уже совсем точно вспомнил она на самом деле и была. То бишь, по факту наоборот, перестежка использовалась как сворка, да простят меня создатели и ценители собачьей амуниции.

А из тех поездок вынес я в рюкзаке опыта и в наборе впечатлений помимо всякого многочисленного, также и то, насколько по-другому, совсем не как у нас в Америке относятся к животным вообще и собакам в частности. Дикие гуси, гуляющие по улицам городов, еноты, зайцы, бобры, лоси да кто угодно может спокойно выйти на дорогу, либо зайти в город. Есть, конечно, с этим и проблемы: мусорные контейнеры приходится оборудовать так, чтобы они не открывались зверям, хайвеи (скоростные трассы) огораживать специальным «антиживотным» ограждением, и все равно их бедных зверюшек погибших много встречается по обочинам.

Но подкупает то, что в целом отношение людей к животным ровное, спокойно-доброжелательное.

От собак никто не шарахается на улицах, притом что большинство песиков запросто гуляет без поводков, а о намордниках вообще как будто никто из хозяев и не слышал. Сами собаки тоже в основном спокойные и доброжелательные, неторопливые и словно бы исполненные чувством собственного достоинства и ощущения равноправия с человеком.

На улице к собаке могут спокойно подойти и попросить разрешения погладить, сделать комплимент собаке, завести разговор с хозяином. Ну, да, строго говоря, завести разговор на улице с прохожим незнакомцем там вообще в порядке вещей. Можно на публике говорить достаточно громко, смеяться, петь, танцевать, на тебя не станут шикать, можно зайти с собакой в магазин, или устроить с друзьями и их питомцами пикник в любом общественном газоне. Проще жизнь людей, проще жизнь животных, добрее окружающий мир. В дальнейшем мы будем часто встречать такое с Маринкой уже в Европе, и каждый раз это вновь и вновь это отношение будет обращать на себя наше внимание, но, это, как говорится, уже совсем другая история.

Продолжение следует...

Фото из личного архива автора, апрель 2010 года