Alex.led

И моё пиво подержите! У меня тут про уважение старших есть.

Добрый день, уважаемый Николай Евгеньевич. По Вашему замечанию №1 от 14.08.2022г. могу разъяснить следующее.

Весь период работы в качестве индивидуального предпринимателя я не позволяю себе хамского отношения к клиентам. Я вежлив, корректен и приветлив с каждым посетителем, вне зависимости от его состояния, манеры общения и других качеств и поступков. Однако я рекомендую посетителям не нарушать в пределах моего рабочего помещения установленные законом нашей страны нормы поведения в общественных местах, в частности не повышать голос. Делаю я это, руководствуясь чувством солидарности к клиентам и посетителям, а также - чувством собственного достоинства. В ходе беседы о выполняемом мной для Вашей супруги ремонте, Ваша супруга, Лидия Анатольевна, стала повышать голос и уведомила меня в повышенных тонах о вызове милиции. Причина такого желания Вашей супруги для меня непонятна, поскольку я действовал в рамках наших договоренностей, четко выраженных в Акте приёма - передачи. Недоумевая, я вежливо, не используя нецензурных либо оскорбительных слов, порекомендовал ей не повышать голос и попросил её вызвать милицию, если она считает это необходимым. Замечу также, что вполне обоснованно отказался от предложения Вашей супруги принести аппарат к ней домой в 21:00, поскольку подобная доставка в мои обязанности не входит, а рабочий день у меня заканчивается раньше вышеуказанного времени. Далее Ваша супруга стала изъясняться в манере и тональности, не дающей возможности понять о чём идёт речь.

С Вами я также общался исключительно корректно. Я не усматриваю в своём общении с Вами и Вашей супругой ничего хамского либо оскорбительного. На Ваше замечание об уважении старших, замечу – я уважаю возраст, принесший его обладателю, за счет прожитых лет, мудрость, житейский опыт и другие положительные качества. Однако, по причине того, что Лидия Анатольевна, пока было понятно, что она говорит - в основном использовала абстрактную нецензурную лексику, а после высказывалась в такой тональности, при которой сложно различить структуру слов - я не могу судить о её положительных качествах. В основном я её просто не понял. Поэтому, по существу Вашего замечания, исходя из личного видения ситуации, поясняю - я не вижу причин для уважения Лидии Анатольевны, несмотря на её возраст. Выражение уважения другому человеку – это моё право как гражданина, но не обязанность как специалиста, оказывающего услуги населению. С Ваших слов, Ваша супруга пришла домой в слезах – причина её расстройства мне неизвестна, поскольку я во время взаимодействия с Лидией Анатольевной был спокоен, сдержан и вежлив, что подтверждают записи камер видеонаблюдения.

По оставшейся части Вашего замечания. Что означает "ремонт требует ещё ремонта" мне непонятно. "Качество отвратительное" - также непонятно. Несмотря на отсутствие конкретики в Вашем замечании, считаю нужным написать ещё несколько слов. На мой взгляд, ремонт выполнен в срок и качественно, никакого брака и ущерба устройству я не нанёс. Ваше первое обращение выполнено в полной мере - аппарат не заряжался по причине неисправности разъема питания, неисправность устранена. От Вашего второго обращения - (далее цитата Вашей супруги, если убрать нецензурную лексику) "у меня ещё не работают клавиши уменьшения и увеличения громкости, и телефон заряжается на 85%" Вы отказались сами, попросив вернуть аппарат. Что и было сделано, в устно установленный Вашей супругой срок, без дальнейших вмешательств в работу аппарата. Необходимо добавить, что ограничение заряда в 85% от номинала аккумулятора установлено Вами, в настройках аппарата, включением функции "защита аккумулятора" и к выполненным мной работам по ремонту разъема питания не имеет отношения.

За небольшим чердачным окном падал снег. Двускатная крыша пятиэтажки была покрыта широкими листами шифера. Из окна открывался вид на заснеженный переулок, перехваченный покачивающимися проводами подвесного уличного освещения. Фонарь напротив окна создавал уютный конус янтарного света. У стены чердака, напротив окна, укутавшись в старый спальник, спал человек. Где-то рядом глухо застучал трамвай и человек заворочался во сне. Заскрипел видавший виды деревянный пол, и покатилась задетая неловким движением металлическая кружка.

Человека будто выдернуло из сна. Его горло перехватило спазмом и онемевшие руки попытались схватить неведомое. Он попробовал вскочить, но опрокинул стоявший рядом рюкзак. Ноги запутались в спальнике, и он неловко упал на бок. Если бы кто-то сейчас заглянул ему в глаза – увидел бы холод беспросветного ужаса. Но вот – схлынуло. Сбитое дыхание успокоилось через несколько минут. Ноги перестали дрожать. Несколько глотков воды – и глаза потеплели. На чердаке снова наступила тишина и стал слышен скрип снега за окном.

- Что-то приснилось. – пробормотал человек, укутываясь в спальник. Несколько минут он лежал без сна, напряжённо. Сон страшил. Какие-то неясные образы, мгновенно забытые с ужасом пробуждения, пока были рядом. Возвращаться к ним не хотелось. Но дыхание всё замедлялось, тёплый спальник, пропахший костром, дарил спокойствие. Человек понемногу уснул.

Над городом уже мело. Порывы ветра кружили снег над крышами. Гудела паутина проводов, передавая вибрации небольшой бури от дома к дому. Искрил электрический щиток в подъезде пятиэтажного дома и тускло мигали лампочки на этажах. Вспышка разряда прочертила на контактной сети поворот ночного троллейбуса.

***

В такую ночь мне проще захотеть выйти. Ветер несет с собой запахи хвои и мхов, наполняя меня силой и желанием. Холод вливает в меня жизнь, будит мою память. Снег пронизывает меня, когда я выхожу, и я почти живу. Как будто оказавшись далеко от своих пущ, от своих угодий – я держу путь домой. Ослабленный, пропитанный чужими запахами, обездоленный и голодный – но живой и бредущий домой. Но это мимолётно. Такие путешествия в прошлом. С памятью возвращается и груз моих лишений. Нет больше ни моего леса, ни моих болот. Когда-то я плёл свои белоснежные нити, год за годом – и не знал ни печали, ни спячки. Мои владения становились всё шире – а нити окутывали берлоги и гнёзда, норы и лёжки, срубы охотников и сёла в глуши. Нити плели мои узоры подле снов зверей и дарили сытость, где бы я не бродил. Меня не одолевала ни скука, ни отчаяние - мой нынешний удел. Летом я плёл кокон в глубине болот и купался в сплетённых мной тенях добытых снов. Когда вставал мороз, я шёл на охоту. Брал сытую злобу медведя и дарил её волку, тревоги голодного русака ради забавы вплетал в беспокойство пса, обнимая того своими лапами в конуре. Нежную надежду из сна дочери сельского кузнеца я как-то оставил у заночевавшего у моих болот отчаявшегося жить монаха – я мог и так. Но большую часть я оставлял себе. Лапы мои стали крепче алмаза, но никто бы слышал моей поступи. Клешни мои с хрустом отняли бы древнюю ель в мои лучшие годы, но я редко встречал того, кто бы мог их увидеть. Для тех, кто видел – моим подарком бывал из моих клешней - мёртвый сок. Мои нити стали бы канатами, столько пищи давали мне мои земли. А ум был острее острого.

Теперь я живу здесь. Глухих сёл не осталось, лес обратили в камень, а над камнем пустили реку. Под той рекой я и сплёл свой кокон, наполнив его всеми радостями и печалями, надеждами, страхами и другой пищей, что собрала паутина за мой век. Тогда я не знал, что этот мир пришёл навсегда. Всю жизнь я бродил по снам, а тогда уснул сам.

***

Метель неслась над городом - то засыпая парковки, то кружась вокруг мостов. Хлопья снега в свете фонарей и редких фар бунтовали, превращая неспешный хоровод в молниеносную атаку. В крайней пятиэтажке на перекрёстке, где пересекались провода контактной сети троллейбусов, разом выбило половину автоматов. Заметили это немногие – город постепенно засыпал.

Ветер крутил снегом спирали вокруг труб электростанции. Гудели башни ЛЭП и провода над всей территорией, но в небольшой комнате проходной было тихо. Ночная смена давно разбрелась по местам. Пожилой вахтер сидел за книгой. Курилась паром чашка чая. На стуле у стены лежал сложенный вдвое бушлат, подкладкой наружу. На бушлате вальяжно возлежал рыжий кот разбойничьего вида. У стены стоял обрезок пластиковой бутылки с кормом. Кот дремал.

Нельзя сказать, что жизнь кота сложилась неудачно. Конечно, он жил на улице и это не всегда было просто. Его тело покрывали шрамы, он не слышал одним ухом – но был в целом здоров. На улицах его не задирали, своё спокойствие он отстоял. Обычно стычки случались только с незнакомцами. Людям он пришёлся по душе, было в нём что-то непримиримое и залихватское. Чаще всего он был сыт. Зимой, скорее от нужды в компании, чем от холода, он приходил к вахте. Вахтёр к коту относился с должным уважением – на руки не хватал, лишнего не болтал и кормил. А зверь выбрал себе угол, вытравил по-своему из комнаты дурное и лишнее, и приходил отдыхать.

Книга понемногу выпала из рук старика на стол. На него накатила дрёма. Образы из книги плавно смешались с реальностью. Подбородок упёрся в грудь, тело расслабилось. Веки закрылись, и он постепенно откинулся в кресле. Кот вдруг встал, ощерился и неподвижно уставился на стену.

***

Когда я впервые проснулся, реку надо мной сковал лёд. Холодный поток баюкал обрывки паутины. Кто я, почему я проснулся? Мороз пронизал всё вокруг, дал мне сил, и вынудил меня отправиться на поверхность. Оторванный от своих нитей, от некогда величественно сплетавшей тысячи снов паутины – я стал жалок. От лесов и болот не осталось и следа. Вокруг был камень и свет. Повсюду бродили люди и редкие звери, а ночью – добравшись до первого сна в этом чуждом мне мире, я впервые за свой век почувствовал страх.

Мой голод, столетний, почти древний – не был утолён и сотней сновидений. Мне попадались грёзы и кошмары, взвесь мимолётных образов и тяжёлые навязчивые идеи. Но в них не было чего-то неуловимого, что придавало мне сил в былые времена. Ничто меня не насыщало.  Счастье почти каждого счастливца было разбавлено осколками чужих представлений о счастье. Боль была игрой в боль. Надежд у одного человека могло быть столько, что хватило бы было на несколько сёл, из тех, что я помнил. Оттого они были только тенью надежд.

Я немного вспомнил себя и понял, насколько немощен и слаб. Откуда я некогда пришёл в свои леса? Есть ли ещё такие как я? Есть ли у меня имя? Моей паутины больше не было и вдруг я понял – моя жизнь может закончится. В недоумении я шагнул из очередного жилища, сквозь камень, и вдруг меня пронзила дрожь. Огромный стебель ласкал мои лапы холодным прикосновением. Пелена спокойствия пронзила меня, настолько знакомым было это ощущение.  Я скользнул по этому стеблю и открыл для себя оплетающую огромный город паутину. Над крышами домов, в жилищах, под землёй – она была повсюду и ласкала мои лапы холодным огнём. На стыках нитей искрило синее пламя, странный, несимметричный узор бесчисленными путями раскинулся передо мной. Эта была непривычная, бурлящая, огромная паутина. У неё не было хозяев и решил взять её себе.

***

Вагон метро мерно покачивался. Мелькали редкие лампы освещения. Последний состав стремился к конечной станции. Несколько человек заняли места вдалеке друг от друга. Молодой человек, опершись подбородком на рюкзак на коленях, слушал музыку. Сквозь монотонный гул движения в наушниках тянула своё «Агата Кристи»:

Запишу я все на свете,

Все твои блатные жесты,

Чтобы ты попала в сети,

Чтобы мы висели вместе.…

Объявили станцию и поезд плавно притормозил. Сквозняк обдал пустой вагон порцией тёплого ветра и запаха пыли. Молодой человек без особого интереса огляделся по сторонам. В вагон зашла пара –девушка и парень в пёстрых пуховиках. Сели неподалёку от спавшего уже несколько станций мужчины, на вид крепко подвыпившего, и девушка устроила голову на плече парня.

Поезд тронулся. Снова замелькали фонари и под перестук колёс и тихо игравшую музыку молодой человек задремал. Проснулся он резко, как от удара током. Мигнуло освещение вагона, девушка в пуховике вскрикнула, а выпивший мужчина вскочил. Парень поднял упавший рюкзак и встретился с ним взглядом. Выглядел он не столько пьяным, сколько уставшим и встревоженным.

Поезд продолжал движение, а его пассажиры, растерянно оглянувшись друг на друга, вновь сосредоточились на себе. Выйдя на своей станции, молодой человек направился к эскалатору и заметил направляющегося за ним «выпившего».

- А я его не в первый раз, друг мой дорогой, замечаю. – мужчина как будто продолжил незаконченный разговор. – Мелькнёт что-то слева. Белое такое, как снег. И лампы гаснут, а в горле ком. У тебя ж тоже такое?

- Не знаю. Вы о чём? – парень не горел желанием продолжать разговор, но наушники снял.

- Я на литейном работаю. Всегда домой ночным. И сколько езжу – спать боюсь. Как усну – всегда как током бьёт. Потом два дня – ватный весь. Не хочу ничего и сон не идёт. – эскалатор медленно поднимал их к выходу. – И как-то раз я его заметил. Тогда понял, что с поездом что-то не так. Думаю – может газ какой.

Парень лениво слушал, вертя в руках наушники. С эскалатора не сойдёшь. Мужчина выглядел растерянным.

- Ты знаешь, я не психованный какой. В общем, как-то я дремаю, а в окне мелькнуло что-то. Аккурат над контактным рельсом. Белое такое, и искры! Я не проснувшись был, а тут как током ударило – смотрю по сторонам – а все спят, а глаза у них открыты. Страшно так стало, я выскочил… - тут эскалатор вынырнул на поверхность, и его собеседник скользнул в метель из вестибюля, вернув наушники на место.

- Выскочил я… - пробормотал мужчина, оглянулся на зёв эскалатора и вышел следом.

***

Насколько я был воодушевлен тогда, настолько разочарован после. Эта паутина не насыщала и не вплеталась в сновидения. В ней были образы, но взять я их не мог. Она придавала сил, но лишь потому – что служила для меня дорогой. По этому пути я теперь и скольжу. Паутина течёт - от жилища к жилищу, сквозь воду, землю и камень, в воздухе. Её просторы связаны в этом городе даже без нитей. Сколько десятилетий я ищу сил вплести в неё свои белоснежные волокна? Порой мне кажется, что я снова уснул и мой уставший разум породил этот странный мир.

Настоящие сны, дающие мне надежду, я нахожу очень редко. Однажды я устроился в доме человека с крепким сном наяву. Тяжёлый источник света освещал комнату, а в потолке над ним сплетала свои нити паутина найденных мной дорог. Я ждал, а человек сидел и писал. Лампа жёлтым овалом очерчивала ворох бумаг на его столе, разбросанные письменные принадлежности. Тишину нарушал скрип шариковой ручки и иногда – звук зажжённой спички и треск горящего табака, когда человек раскуривал свою трубку.

Сгустившаяся здесь ночь несла в себе предчувствие сытости. Я готов был обнять его, как только он уснёт – как вдруг понял, что его сон вокруг меня. Человек не спал, но лучился образами, которые рисовал словами на бумаге. В удивлении и даже смятении я наслаждался потоком великолепной пищи, немного приправленной горечью, а он писал и писал, иногда бормоча про себя.

Тогда я сплёл свой первый виток в этом каменном мире. Слабое сплетение нитей, лёгкий сигнал для меня, если я буду рядом. И оставил этого человека, довольно скоро – забрать у него всё недопустимо. Это редкий дар, цветок, который нужно взять с умом, растянув эту радость на годы. Эта встреча воодушевила меня.

Когда-то я был волен выбирать, как расширить свои угодья, а теперь я не охотник – я добытчик. Мне нужно искать, без своих сетей я больше не могу чуять. Я слаб, вечно голоден, и без надежд и дома меня всё чаще тянет забраться в свой старый кокон и уснуть.

***

На окраине этого огромного поселения, пройдя моей дорогой под рекой, я увидел нечто прекрасное. Передо мной, вдалеке, был огромный сверкающий купол из этой странной паутины. Он переливался всеми оттенками синего и голубого, разбросав в стороны мощные нити, висящие на исполинских железных деревьях. Он издавал низкий гул и мелодичный звон одновременно, а вибрация исходящих от него потоков будоражила меня чувством, похожим на утоление голода. 

Я бросился вперед. Чем ближе я был к кокону, тем явственней и мощнее я чувствовал вибрацию огромных нитей, исходящих из центра сооружения. И когда я достиг центра – образ раскинувшихся мощнейших дорог хлынул в моё сознание. Всюду в центральном зале этого сооружения сновали люди, не видя меня, а я замер, поражённый тем, что узнал. Я увидел этот мир таким, какой он есть – огромной шарообразной глыбой, связанной железными нитями, по которым хлещет эта паутина, поражая своей мощью и отсутствием хозяев. Этот город, где мне пришлось проснуться, был сплетён с другими, иногда просто немыслимо огромными. Пути сверкали под океанами, вплетались в горные ущелья, огибая или пересекая леса и пустыни. А некоторые нити, не не соединяясь ничем на этом плане – убегали за пределы этого мира, связываясь с искорками в небе. И там тоже были люди, лучшие носители моей пищи! За пределами этого мира, величину которого я осознал впервые! Но всего больше их было здесь, внизу. Нити сверкали повсюду – в них неслись образы, которые они дарили друг другу. Немыслимый шквал картин, смыслов, чувств хлынул со всех сторон, и я бросился из купола наружу.

Там было тише и спокойней. Купол сверкал. Мне открыт этот мир. И в нём есть пища, много хорошей пищи. Как её взять, такую доступную и далёкую одновременно? Несущуюся не из сна, а сквозь мир, на этом плане, здесь? Нахлынула усталость, и вместе с ней – проснулся голод. И тут, за стеной огромного здания, над которым возвышался купол, зародился сон, кольнувший меня ледяной иглой желания. Я медленно вошёл.

***

В небольшой проходной электростанции спал пожилой вахтер. Рыжий кот, ощерившись и шипя, стоял в шаге от старика. И смотрел на огромного белого паука, вышедшего из стены. Монолитные мощные лапы твари поблескивали, пронизанные разрядами электричества. Панцирь отливал серебром. Паук множеством внимательных глаз смотрел в янтарные глаза кота. Хелицеры его шевелились. Кот, шипя, пригнувшись к полу, сделал маленький шаг вперед. Паук постоял немного и скользнул обратно.

Рассказ для октябрьского конкурса от сообщества CreepyStory.

Доброго времени суток, пикабу. Приношу свои извинения, продолжение может немного задержаться. Ссылки:

Первая глава и аннотация: Кондуктор

Вторая глава: Кондуктор, глава 2

Третья глава: Кондуктор, глава 3

Глава 4

- Выходи, не дергайся, руки за спину, на колени. - как заглохли, Серб сунул мне револьвер в ребра. На улице стянул руки стяжками. Боль резанула запястья. - Мордой к машине, сидеть так.

Щелкнули двери, открылся капот - это камуфляжные вышли. Ага, водитель у капота. Второй что-то достает из салона, непонятное оружие в правой руке. Прям БФГ какое-то. Серб обошел машину. Самое время! Что делать? Взгляд влево, назад, потом вправо. В лицо смотрит дуло винтовки.

- Сиди, урод, мордой к машине! - это камуфляж номер два.

Я повернулся. Взгляд уперся в гусеницу. Вот оно! Острый скол на кромке крыла, можно перетереть стяжку. Если бы, конечно, не мои друзья. Камуфляжный на меня посматривает, но, вообще, больше контролирует сугробы на обочинах. Здесь опасно?

Как здесь опасно, выяснилось через полчаса. С противоположной стороны дороги раздалось несколько выстрелов из дробовика, потом очередь из автомата. Размытый прыжок какой-то очень быстрой твари из-за машины на сугроб я пропустил, зато пропустить её бросок на второго камуфляжного было нереально. Тот выстрелить не успел и его просто смяло ударом мощных передних лап. Парень страшно закричал.

Как я очутился в машине не знаю - я с одной стороны, Серб с другой. Тварь отпрыгнула от уже неподвижного тела в сторону моей двери. Капот был уже закрыт, и я увидел первого камуфляжного с автоматом в руках. Тот целился куда-то за машину, по правой штанине расплылось кровавое пятно. Серб перелез на водительское, воткнул передачу, завел и надавил газ. Машина переехала труп парня, проехала несколько метров и заглохла. Сзади еще очередь. Серб выскочил из машины, на ходу дозаряжая дробовик.

Я выкатился за ним и, не обращая внимания ни на что, стал тереть стяжку о кромку крыла. Получилось - руки свободны. Позади выстрелы из дробовика. Влез в машину, перегнулся через сиденье в багажник, схватил своё ружье. Проклятье, не заряжено! Сзади тишина - несколько секунд, потом снова выстрел. Дробовик. Коленом задел что-то на сиденье - глянул. Револьвер. Взял в руки - рукоятка короткая, теплая почему-то, барабан длинный. Под большой палец попалась удобная скоба, нажал, открылся барабан. Патроны незнакомые, очень большие, напоминают ружейные. Закрыл. Выскочил на улицу, прицел на Серба, в корпус. Тот целится куда-то вверх сугроба на обочине, меня не замечает. Дальше Серба снег красный от крови, раздавленный труп первого и ворочающийся, зажавший живот второй. Ствола его не видно. Сзади громыхнуло, я на рефлексах упал и перекатился в сторону. Серб развернулся и влепил в мою сторону из дробовика. Потом подбежал и еще несколько раз. Оказалось - в тварь - та прыгнула на крышу машины с обочины, но лапа попала между прутьями багажника, сбился её бросок. Я поднялся на колено, прицелился в Серба. В корпус. Как грудная мишень. Естественное получилось движение, вполне себе плавное. Серб целился в тварь, висевшую на машине. Агонизирующую, похоже.

Заметил. Улыбнулся криво.

- Ты, родной, не серчай. Работа у нас так...

Я нажал на спуск, как только он дернулся. Первый раз из револьвера стреляю. Отдача дернула на славу. Запястья отозвались болью, но оружие я удержал и выстрелил еще раз. Мимо. Спокойно. Он и с первого упал как подкошенный. Но я шагнул вперед и выстрелил еще раз, целясь в середину груди. Тело как кувалдой ударило. Да что там за патроны? Теперь Серб точно все. Так живые не лежат. Второй!

Развернулся, вскинул револьвер. Корчится, где был, уже куда слабее. Резко назад, прицел на тварь. Черт, ну и уродина. Что это, курва, вообще такое? Голова размером с лошадиную, клыки, верхняя часть внесена выстрелом. Тело, покрытое буграми мышц, мутно-серого цвета, когти на лапах как ножи... Живот разворочен, кишки наружу. Вывернуло меня и полоскало, пока не вспомнил снова про второго.

Корчится. Что делать? Ну а что еще? Все уже. Назад не переиграешь. Поднял дробовик. Подошел и выстрелил ему в голову.

В ушах звенит. Как-то быстро все. Вот только еще спать ложился. Три трупа, м-мать. Тварь эта. Закурить бы. Три года как бросил. Влез в машину, нашел самогон, хлебнул раз, другой. Стоп. А ну как сестренка этого зверька прискачет? Куда идти? Или ехать? Машина завелась.

Обшарил Серба - так и есть, мои деньги и документы у него. По карманам нашлась еще пачка долларов, россыпь разномастных монет, загранпаспорт российский. Нож на поясе, длинный и широкий, которым он мне стяжку резал. Зарезать обещал. Вот оно как обернулось. Патроны сорок пятого калибра и эти, как ружейные. Это явно для револьвера. Их что - и те и те можно? Раздавленного смотреть не стал - рвотные позывы сдержать было невозможно, хоть вроде и нечем. У второго набор похожий - монеты, паспорт и какой-то камень на шнурке, от которого тянуло непонятным. Сунул все в рюкзак.

Тварь сбросил. Дробовик в багажник. БФГ это разворочено. Бросил, хрен с ним. Достал патроны, зарядил ИЖа. К пассажирскому сиденью, прикладом в пол. Автомат пустой, рожок только один. Странно. Может у него подсумок был? Не хочу искать, я такую тварь в одиночку не убью, если появиться, точно. В багажник его. Лучше бы дробовик взять, но я его быстро не заряжу, да и не стрелял из них. Лучше своё. Револьвер перезарядил уже в машине. Поехали. Непривычно машина идет. Мощно, конечно, с нивой не сравнить. И на гусеницах ход другой. Холодно как. Только сейчас адреналин отпустил - и понял. Ног вообще не чувствую, а обувь у меня неплохая, самая что ни на есть зимняя! Куда я попал... Куда ехать? А прямо. Как бы вариантов немного.

Доброго времени суток, литературный пикабу. Пикабушницы, с праздником! Ссылки:

Первая глава и аннотация: Кондуктор

Вторая глава: Кондуктор, глава 2

Глава 3

Очнулся как-то резко. По-моему, провалялся я в отключке недолго. Очень холодно, мягкими хлопьями падает снег. Голова гудит, кончиков пальцев не чувствую, мутит, в горле ком. Внутренности как будто свернулись в животе. Стянул со спины рюкзак, попробовал встать. Тут же вывернуло на снег. Упал обратно на спину, подышал. Твою мать, ствол ружья у щеки, прямо приморозило к губе. Сколько здесь градусов? Хрена себе весна. Снегом умыл лицо, медленно поднялся на ноги. Вокруг снежная целина. Обернулся. Медленно поднял руки.

В паре десятков метров боком ко мне стоит большой внедорожник с самопальным отвалом для снега. Вместо колес гусеницы. На крыше решетчатый багажник. У внедорожника человек, в руках винтовка с оптическим прицелом, прикладом к плечу, стволом под углом вниз. Смотрит в сторону подлеска за джипом. А в десятке метров от меня еще два парня, по сторонам, разошлись. Грамотно.

Один в фуфайке, поверх нее разгрузка, камуфляжные штаны, поверх обуви вроде чулки от ОЗК. В руках дробовик, на лице раскатана балаклава, поверх нее ушанка. Стоит, молчит. Ствол держит уверенно и, что характерно, направлен он на меня.

Второй в зимнем камуфляже, как и тот, что у машины. Прицелился в меня из АК-74.

Стоят, смотрят. Ситуация. Про ИЖак даже думать нечего - не успею. Как-то само собой получилось, руки я поднял. Ствол на меня, было, направляли уже. Но там ситуация другая совсем была. Тут вообще без вариантов. Эти выстрелят, если поведу себя неправильно. Чувствую. И шансов у них сто из сотни.

- Что, парни, может поговорим? - голос у меня вышел охрипшим, но достаточно спокойным.

- Ружье снимай. За ремень. Рыпнешься - стреляю. - это тот, что в фуфайке.

Хорошо, дружок. Я не против. Снял ружье, аккуратно положил на рюкзак. Парень повел стволом в сторону машины. Я пошел, медленно. Тот что у машины не отвлекается, спиной ко мне. Подхожу. Резкий удар в голову сзади.

Пришел в себя в машине, руки стянуты за спиной. Наверное, прикладом зарядили. Маскхалат стянули. Бандольер с патронами тоже. Едем куда-то. Руки связаны жестко, не освободить. Рядом давешний мужик в фуфайке, в руках револьвер. В меня не направлен, но это ничего не меняет. Спереди те двое. Вот попал. Сказать мне, в общем, нечего. Смысла нет пока. Подождем.

Ждать пришлось недолго. Остановились возле прицепного вагончика-бытовки. Ехали по просеке что ли. Дорогой не назвать. Перед поворотом явное место для отдыха - бревна квадратом, посредине место для костра, тропка к бытовке вычищена от снега. Бытовка без колес, два толстых бревна как подложка. Давно стоит. А я болван. Мне бы подумать, что парня будут ждать. Мысль естественная, но мне она в голову не пришла. Урок будет. Если жить останусь, конечно.

В бытовке тепло, хоть буржуйку не топили - она открытая, холодная. Чем они тут обогреваются? Откидной столик, стулья, в углу свалены походные коврики, спальники. На стене самодельный умывальник из пластиковой бутыли, под ним ведро. Тесно. Тот, в фуфайке, посадил меня на стул у стены, руки не развязал, обшарил карманы, расстегнул куртку. С ним зашел один камуфляжный. Сняли сумку, достали документы и деньги, нож, мелочь из карманов. Неудобно, сижу на краю стула. Чем же они мне руки стянули? Почти уже не чувствую. Камуфляжный стал напротив меня, широко расставив ноги. Второй сел на стул у стола.

- Сейчас мы побеседуем. - камуфляжный говорит спокойно и уверенно. - И от этой беседы будет зависеть твоя жизнь и здоровье. Ясно?

- Я понял. - примерно так я себе это и представлял.

- Нужно, чтобы ты не юлил. Иначе будем беседовать жестко. - камуфляжный отстегнул от пояса нож в чехле и положил на стол. - Договорились?

- Нет проблем. Мне скрывать нечего.

- Как звать?

Твою ж мать.

- Парни, я один и попал сюда...

Ударил вначале под дых, когда я немного отдышался - в лицо.

- На долгую беседу у меня времени нет. - взял со стола чехол, достал нож. - Имя, фамилия.

- Всеслав Барковский.

- С кем работаешь?

- Давай я тебе все расскажу. Мне нет смысла вас дурачить. - я постарался говорить спокойно, хотя от злости сводило скулы. Удары в лицо мне пропускать приходилось, а вот быть при этом беспомощным для меня впервые. Напрягся, ватные ноги. Так, возьми себя в руки. Спокойно.

Меня оставили лежать у стены. Вышли оба, о чем-то говорят с третьим. Кровь залила глаза. Бровь рассекли? Руки, как и были - стянуты. Досталось капитально, хоть по ощущениям ничего не сломано. Повертелся как мог. Кистью только не пошевелить. Пережало. Когда в бедро ткнули ножом, подумал - все. Приплыл. На это выдержки уже не хватило. Орал, материл уродов. Били они вдвоем, по очереди. Вопросы задавал только камуфляжный. Поверили - нет, непонятно. Рассказал, как есть. Да ладно. Один хрен отбегался. Долазился, мудило любопытный. Что им теперь со мной? Только в расход, я ж им планы все, выходит, поломал. Ждали своего дружка, а тут я вывалился. Прямо им в руки.

В бытовку вошел тот, что в фуфайке. Горстью снега протер мне лицо. Поднял на стул у стены, сел напротив.

- В-общем так, родной. Что у нас получается. Ты на нас не серчай. Мы тебя немножко подлечили, но больно не в тему ты нарисовался. Сам виноват. - мужик в фуфайке виноватым точно не выглядел. Маску свою он стянул и под ней была морда самого бандитского вида. Пустой взгляд, щетина, глубокий шрам над правой бровью. - Поедешь с нами, с работодателем знакомится.

- Пошел ты, вместе со своим работодателем. - я сплюнул. Я им нужен! - Раньше надо было предлагать.

- Слышь, дружище. А выбор у тебя небольшой. - мужик изобразил сожаление и развел руками. Потом достал из кармана револьвер и повертел в руках, словно видел впервые. - Решай.

- Объясни. Где я?

- Там объяснят. - посмотрел на меня тяжелым взглядом. - Заткни пасть и вникай, родной. Семен пришёл? Семен не пришёл. Товар, значит, где? За ленточкой. Кто за это ответит? Ты за это ответишь. Юшкой своей или рублём. Я ясно выражаюсь? Ты меня понял?

- Понял. - жить они меня оставят. Значит есть варианты. - Как не понять.

- Пасть на замке, сиди, штаны суши. - достал из ножен на поясе нож, развернул стул, перерезал пластиковую стяжку, которой меня связали. - Дернешься - зарежу.

Бандюга вышел, прикрыв дверь. Тварь. Только момент представиться, ты у меня в самом деле штаны промочишь. Пробила дрожь. Сдержался. Только хуже сделаю, если сейчас не взять себя в руки. Зарежет же, мразь, как есть зарежет. Я подожду. Стяжки порезали руки так, что на запястьях живого места не осталось. Пока смог пошевелить пальцами чуть не вырубился. Потом кое-как поднялся, подошел к умывальнику. Привел себя в порядок, жадно глотнул воды. Затер где мог кровь на одежде. Ногу посмотрел - царапина на самом деле. У страха глаза велики. Сел на стул. За стенкой говорили, о чем не разобрать. Где я? Кто эти уроды?

Открылась дверь, зашли двое - в фуфайке и второй камуфляжный.

- О, очухался, родной. А ты говорил. - фуфаечник хлопнул второго по плечу. - Что, Славик, поехали кататься?

Я промолчал.

- Проход закрылся? - камуфляжный цепко посмотрел мне в глаза.

- Закрылся. - а ведь они не чувствуют, значит, проход!

- Точно? Мы же проверим.

Я решил играть в испуганного кролика. Конечно, страшно, я не герой, да и не встревал так никогда. Но с ума не схожу. Нет выхода, нужно ждать. Главное, чтоб не довезли. Лучшее время, если пробовать сбежать – в дороге. Чем дальше увезут, тем хуже. Знать бы хоть куда.

- Конечно, парни. Мне проблем не надо. - я опустил глаза. - Как мне вас называть?

- Мы, чуть что, сами придем. - фуфаечник усмехнулся и прищёлкнул пальцем по дробовику на плече. - Меня Сербом зови, остальных тебе знать не надо. Но лучше тебе больше молчать. Понял?

- Я понял. - глаз я поднимать не стал.

- Сейчас садимся. Ты сзади, со мной. Сидишь тихо. Если остановимся - не дергаешься. Если рядом кто будет - молчишь. Раззявишь пасть - сдохнешь, сразу. Понял? - Серб резко наклонился ко мне, схватил за подбородок и глянул в глаза.

Я кивнул.

Просека привела к дороге. Её явно чистят, по краям снег горой. Машин нет. Вариантов вообще пока никаких не вижу. Дробовик Серб поставил себе между ногами, в руке револьвер. На меня не направляет, но держит уверенно, перехватить шансов нет. АК водителя в креплении возле руки. Надо же, удобно сделано. Винтовка второго, как и мой ИЖак с рюкзаком, в задней части машины, в большом багажнике. Второй в руках держит какую-то странную хрень, футуристического вида. Но ствол там имеется. Ладно, замнем для ясности. Все ведут себя уверенно. Больше сорока не разгоняемся, второй смотрит по сторонам, Серб следит за мной.

А у них тут стволы вообще носить можно? Хотя лучше пока вопросы не придумывать, все потом. А то ведь много их. Вот например - что это я чувствую у каждого? У одного в кармане, у двоих на шее висит. Аж зубы сводит, когда концентрируюсь. Что-то наполненное энергией. И приближаемся мы к чему-то, явственно ощущается. Вроде прохода, только нет чувства, что можно Уйти. Главный вопрос - как отправить этих троих в расход или просто свалить. Стоп. В расход? Вот так легко - и в расход. Ишь ты, убийца выискался! А вот да. Ибо не хрен со мной вот так невежливо. Свободы опять же лишили. Этический вопрос не стоит, похоже. Правда вопрос с местным УК имеется, но что-то я сомневаюсь, что он моих конвоиров волнует.

- Не дергайся. Сейчас границу пройдем. - это Серб. Хохотнул. - На вот, сожри, если уродом стать не хочешь.

Сунул мне какие-то комки и сам показательно проглотил. Ну я тоже, что делать.

- Закиньтесь, подъезжаем. - это он товарищам своим.

Кстати товарищи-то служивых мне напоминают. Ведут себя больно специфически. Странная компания.

Когда в теплой кабине накрыло холодом и небо вдруг стало звездным, я уже знал, что нужно приготовиться. Почувствовал заранее. Тут вообще очень холодно, Север какой-то крайний. Но вот этот холод потусторонний. Стужа, иначе не скажешь. Я вдруг понял - если захочу, я могу здесь Уйти. Если выбрать направление от дороги, переход найдется, я его почувствую. Уверенность была навеяна извне, то ещё ощущение. Дополнительное чувство. Потом все быстро схлынуло, небо снова стало светлым, только промороженное тело сразу отойти не смогло. Била дрожь. Серб хлебнул из фляги, поморщился, протянул мне. Я хлебнул - самогон, хреновый, сивухой так и прет. Но немного отпустило.

- По Западному пойдем? В Лудино не заезжаем? - водитель глянул на Серба в зеркало.

- Давай на Ключи сразу, какой, на хрен, Лудино. - сухо ответил тот.

Вообще - он явно главный в этой доброй компании. Что странно, надо сказать, если камуфляжные имеют отношение к воякам.

Доброго времени суток, литературный пикабу. Ссылка на первую главу и аннотацию: Кондуктор

Глава 2

Поймал "окно" в следующий раз я нескоро. Уже почти убедил себя, что ничего не было. Сон это был, нервное расстройство - неважно. Убедить себя можно в чем угодно, лишь бы крыша не поехала. Память штука избирательная, если не против сам - все забудешь, лишь бы крыша не поехала. А ехала она явственно, пять раз я был у ДОТа "в последний" раз. Моня, кстати, ничего не чувствовал тогда, обернулся и увидел моё бренное тело, ухватил на плечо и притащил к лагерю. Никакого леденящего душу холода и прочих прелестей начинающего шизофреника.

К бетонке вели свежие следы. Следы из ниоткуда, а в месте их появления снег был примят. Как будто упал кто-то и поднялся не сразу, поёрзал. Да упал, точно. Никаких отголосков Стужи, только следы. Опоздал, да и как я мог успеть? Следы вывели меня к станции, снег был у нас вчера - значит прошли сутки, максимум. И если речь о моём знакомце на УАЗе, туда он уехал, сюда он пришел. Дело у нас к новому году уже, конец декабря. Если он сам эти окна не открывает, значит - три раза в год? Апрель, август, декабрь, в конце месяца? Не знаю, но стоит проверить. Может оказаться, что вообще все не так, но от чего-то надо отталкиваться.

Вообще я и сейчас уже к многому готов. Нельзя сказать, что я бросился бы очертя голову в неизвестность, вслед за водителем УАЗа. Да и невозможно это, думаю. Какая бы там дверь не была, она просто закрылась за парнем.

С собой у меня имелся мой рюкзак-нз, аптечка, еда, термос с горячим чаем и запас разных нужных мелочей. Пол-литра водки во фляге. Там же половина моего домашнего запаса патронов. Там же нож, что мне слепил из обломка советского кухонного тесака мой старый приятель, кузнец с нашего механического. Ружье собрано и заряжено. На мне бандольер с патронами. В кармане кизляровский складничок - небольшой, неброский, но для меня вполне себе. Во внутреннем кармане толстовки под "аляской" документы, весь запас "американских" денег, что был наличкой. Обулся в баффины. Термобельё, штаны от горки. Зимние меховушки во внешних карманах рюкзака. Поверх разномастной, но притёртой и удобной для меня одежды - зимний маскхалат. Чувствую себя довольно уверенно. Вот только лезть некуда, хоть осторожно, хоть неосторожно.

Конец апреля, с двадцатых чисел, я провел недалеко от места перехода. Решил для себя, что полезу - если будет куда лезть. А почему нет? Ведь не зря с детства пропадаю в местах, куда другой и за деньги не полезет, в любую погоду. Такой уж у меня образ жизни сложился.

На этот раз остановился в полукилометре от нужного места, в лесу. Машину брать не стал - не так здесь и далеко, в гараже целее будет. Её еще спрятать попробуй, да и думай о ней постоянно. Поставил свою "норт фейс" в удобном месте, сделав подстилку из лапника. Вообще палаток у меня было немало, но лучшие впечатления от этой. Она отлично вентилируется и очень теплая. Костра или печки устраивать не стал, ограничился готовкой на примусе. В плюс к обычному нз запасу прикупил консервации и круп. Словом - неделя пролетела как отпуск, за книгами и аккуратными походами к бетонке. Наследил я, конечно, конкретно - погода способствовала. То мокрый снег, то дождь. Но тропу сделал обходную - если по лесу не бродить, разглядывая - сразу не заметишь.

Почувствовал, как открывается окно я сквозь сон. К утру повеяло холодным, заставило укутаться в спальник.

В сон забрался холод и снег. Я в подвале, костер погас, холод забрался под одежду. Вышел наверх, хрустя берцами по битому кирпичу, глянул на небо и замер от ужаса. В небе два солнца. Одно наше - яркое, зимнее, морозное. А второе - чёрное потустороннее пятно. Только взглянул на него и из этой инфернальной дыры хлынул на землю поток неземного холода, какой-то космической, нечеловеческой вьюги.

Проснулся в холодном поту, вылез из палатки. Раннее утро. И - рождающийся недалеко проход, наполняющееся жгутами энергии пространство. Похоже я чувствую такие вещи все лучше, раз за разом. В этот раз я в полукилометре и переход еще не набрал силу.

Взял какой-то мандраж. Вот оно - все как я хотел. Можно идти. Вот только страшно. Вдруг шагну и просто пропаду? Или вернуться уже будет нельзя? Нет, к черту, все уже решено. Нельзя пройти мимо. Не отпустит теперь. Пожалею.

Собрал палатку, чехол и лишние вещи - во второй рюкзак, под дерево, сверху лапником. Чай из термоса. Энергетика места все сильнее. По-моему, вообще все уже. Да, больше не растет. Пора, значит, получается. Накинул рюкзак, попрыгал, ничего не подводит, не звенит, не болтается. ИЖа на грудь на ремне. Пошел.

Сам момент я просто не почувствовал. Потерял сознание, как тогда, у ДОТа. Помню, как шел. Вначале ощущения донельзя странные - вокруг апрельский лес средней полосы, мелкий дождик. А мне навстречу метет невидимая метель, немеют кончики пальцев и зрение размывается с каждым шагом. Нарастало ощущение правильности происходящего - я чувствовал, что если я захочу, я уйду. Прошел последние несколько метров до эпицентра, потусторонний холод выдул остатки тепла, и просто отключился.

Доброго времени суток, литературный пикабу. Буду краток. Когда-то мне пришёлся по душе мир, который представил читателю Павел Корнев. В своей серии "Приграничье" он подарил нам холодный и суровый фронтир между нашим миром и иным - холодным и агрессивным миром Стужи. В его произведении магия идёт бок о бок с технологией и живые, красочные персонажи попадают в различного рода жизненные перипетии. Автору веришь.  Когда-то ко мне пришла мысль попробовать написать хотя бы краткую зарисовку, происходящую в этом, так понравившемся мне, мире. И сейчас я пробую эту мысль реализовать. Спасибо прочитавшим, выкладываю текст на суд читателя.

***

Я знаю, есть и ждет меня

Желанный мой причал.

Даруй мне путь: скажи пароль,

Я так о нем мечтал

"Агата Кристи"

Глава 1

- Бабы, я хочу тебе сказать - та еще морока. - Михалыч одну руку упер в подбородок, отчего выражение лица у него стало угрюмей некуда. - Вот что я делаю не так? Поди разберись.

Ему, по-моему, моих комментариев и не надо. Завелся Михалыч, если начал, то это у него надолго. Накипело. Сидели мы с ним в "Угле", правильной пивной на перекрестке. Столешницы из массива дуба, крепкие стулья, пиво, рыба и другая всякая гастрономическая мелочь. Пиво у них своё. В народе бар прижился "Угольком", вместо хозяйского "Угла". Кто-то говорит – за тёмный интерьер, а кому-то уют вечернего костра вспоминается. За окном октябрьская морось, мигает поворотами колонна разномастных машин у светофора. Как-то резко их много стало. Растет город.

А мне Михалыча слушать не с руки. С ним, конечно весело и привычно. Но сегодня у меня есть, о чем подумать. Компании я совсем не хочу. Пришел пропустить кружку-другую и обдумать, что вообще со мной сегодня приключилось и как с этим дальше жить.

Начать лучше с начала. Сначала были шашлычные дела. Приехал из Питера старина Макс, пропадавший там по работам несколько лет. Привез он с собой пару бутылок коньяка сомнительного разлива, рюкзак разнообразного инструмента и тысячу рассказов про диггеров Северной Пальмиры. Рассказы вписались в нежные уши моих компаньонов по активному отдыху как нельзя лучше. Большую часть свободного времени мы проводили в заброшенных военных частях, бункерах, поселках и на лоне, так сказать, природы. Походы на выживание, страйкбол, сплавы по рекам.

В тот вечер наша компания уже разбрелась. Лагерь мы устроили рядом с местом отдыха охотников - заботливо сооруженный навес со столиком и лавками, отличная полянка для палаток неподалеку. Заброшенная ракетная военная часть в километре, не без этого. Туда я направился с Моней, моим товарищем "по партии", прогуляться. Были мы тут не впервые, но всю территорию не обходили, осталась северная окраина бывшей части. Там остовы разграбленных когда-то ангаров, немного сохранившегося периметра, бетонка с полузасыпанными колпаками ДОТов в отдалении. Не очень интересно, казалось - ни бункеров тебе, ни прочего веселья. Моня был изрядным болтуном и ещё более изрядным фотографом. При нём, как всегда – подсумок в объективами и прочей техникой. «Увековечить, обработать и забыть». - усмехнулся я, вспомнив чью-то иронию в отношении этого дела.

– Я ведь нельзя сказать, что холостой. Я же, Славентий – холощеный, как ППШ в музее. Встреть я ту, которая нужна, эх… - изливался Михалыч.

Я дежурно улыбнулся. Мыслями я был далеко от привычных страданий моего приятеля. Через час-полтора «Угля» закроют, и мы разбредёмся по домам, чтобы увидеться на работе утром…

Накрыло меня враз, только к ДОТу подошли. Увидели его издали - к нему от бетонки был накатанный подъезд. ДОТ как ДОТ, но если по кустам прыгать не надо - можно и подойти, утолить Монину страсть. Подошли - и накрыло. В голове звон на тонкой ноте, зрение вначале помутилось, а потом вообще все стало странно. Четкость есть, но одновременно все размыто, стоит перевести взгляд. Ноги подкосились, упал на одно колено, руками уперся в слой опавших иголок. Моня спиной ко мне, что-то выцеливает своим фоторужьем. А мне его не позвать. Дыхание перехватило. Спереди пахнуло могильным, нечеловеческим холодом, немыслимым не только для ранней весны сейчас, но и зимы в самом своём разгаре. Все тепло костра, прогулки и выпитого выдуло вмиг, показалось, что весь покрылся инеем. И потянуло, потянуло вперед - накатило осознание, что шагнув вперед – уйду. Уйду куда-то далеко от почти городского леса с электричкой в пяти километрах, с нашим лагерем и с разграбленной в девяностых брошенной ракетной частью...

Тогда очнулся я уже у костра, Моня не мудрствуя плеснул мне на голову весенней водички из пятилитровки. Михалыч строго посмотрел на меня.

- Я, как условный руководитель нашей партии, пить тебе больше не разрешаю. - говорит. - Условно.

И сует, гад, стакан. А я не думал. Я взял. А назавтра в полдень мы потихоньку собрались и похмельной вереницей двинули в сторону электрички. И произошедшее показалось далеким и вовсе не странным, мало ли что там бывает.

А потом были годы в разъездах, менялись компании, города, работы. Позже я вернулся в город, с конкретным планом пожить здесь подольше. Это в двадцать два уехать в большой город и строить свою жизнь в неоне и блеске столицы, используя возможности большого города кажется неплохой идеей. А в тридцать правильно - это дом и любимое дело там, где тебе хорошо. Ну, я так считаю. А мне тут хорошо.

На паях с Михалычем организовали магазин по снаряжению. Немного рыбалки, немного пневматики, обуться - одеться, снаряжение.

Подумав, прикупил себе старичка ИЖ-27, под 12x76. Модификация "Русь", не серийная, что казалось важным при покупке. Для охотника, конечно "ниже среднего", но я не охотник - разве только по документам. Ружье купил давно, для себя - просто потому что оружие в доме должно быть. Купил не первым, оно у меня третье, все потому что советовать - что и как выбирать - было некому. Это по итогу оказалось самым прикладистым, подходящим по весу, да и вообще. Моим.

Давно мы уже не собираемся старой компанией, у всех свои заботы. Прежних времен немного не хватает. Частенько я загружаю в ниву припасов на денек и выбираюсь в одиночку. Когда "на пострелять" на заброшенный аэродром, в сезон - за грибами, не в сезон - на ночлег в лесу. Пробежаться по туристическому маршруту, зимой, когда нет большего счастья, чем кружка чая после долгого перехода – на мой взгляд то, что нужно в выходной день.

В этот раз моя прогулка была связана с конкретной прагматичной целью. Я подбирал место - есть мысль устроить пейнтбольный клуб, арендовав у города что-нибудь заброшенное и романтичное. Место, о котором идёт речь, находится далеко от города. В моём мысленном списке оно не первое, но по старой памяти дорога меня вынесла именно к нему.

Старая стоянка не изменилась - охотники люди в большинстве аккуратные и любят порядок. Оставив машину у навеса, я прихватил ружье в чехле и пошел погулять по части. Отвлекся я от своих мыслей, только услышав звук автомобильного двигателя.

Вообще встреча с кем-то на подобном объекте - происшествие. Жизнь обычно не готовит юного искателя приключений к компании пьяных местных ребят на выходе из заброшенной деревни, развеселому клубу обдолбанных сатанистов в бункере. Или ввшникам во главе со злющим старшим, которого сорвали с выходного, потому что ты влез в законсервированный и охраняемый заодно с соседней тюрьмой военный объект. Или просто кабана с выводком встретить без ружья и способностей к левитации – так себе развлечение. В общем - встречи не всегда одинаково полезны обоим сторонам.

Поэтому встречи с автолюбителем я решил избежать. Удивленно поняв, что забрался к ангарам, невдалеке от места моего давнишнего обморока на почве возлияний, я укрылся за полуразрушенной кирпичной стеной. Вскоре на бетонке показался Хантер с небольшим лифтом, тянущий за собой высокий тентованный прицеп. В машине только водитель, едет медленно, УАЗ явно груженый. Машина кажется совсем новой, а вот прицеп явно не первой свежести. Странно. Что бы ему здесь делать, гружёному. Лучше, конечно, уйти - я как-то не очень любопытный, когда не надо. Но уйти уже не получается - машина остановилась возле поворота к ДОТу, тому самому. А поворот явственный, кстати, накатанное место. Вот и следы от покрышек вспомнились, хоть и семь лет уже прошло. Не уйти - заметит. Кто бы знал, что за дальнобойщик хренов. Вышел, оперся на капот, постоял. Открыл заднюю дверь, достал какой-то тюк или пакет. Он что, одевается? Да. Парень отошел на бетонку, посмотрел по сторонам. Да вид ровесник или чуть младше. Почему-то в пуховике, пуховых штанах, лыжной шапке. Лето, он же уже потом, наверное, покрылся, минуты хватит. Я укрылся за стеной. Выглянул. Он достал ружье, явно собирает ружье. Черт возьми. Вот я попал. Моё в чехле, ничего не сделаешь, слишком близко, услышит. Да и что вообще происходит, что я воевать с ним собрался? Спокойно. Вот он прошел в сторону ДОТа. Что-то крутит его, вообще-то. Нехорошо парню, это видно - качает немного. Ружье на плече, на ремне. Модель незнакомая, ствол вроде один или вертикалка. Или не ружье это, карабин? Не видно. На поясе сумка. Вернулся к машине, сел с той стороны на корточки, упершись спиной в заднюю дверцу. Удобный момент, если тихо - не увидит. Нужно пробраться немного вперед и вправо, за ангар, а потом можно уйти к стоянке незаметно, местность позволяет. Пошел. Быстро, но как можно тише, смотреть под ноги. Как страйкбол, ага. Только у парня ружье. Тихо. Быстро.

Прижался спиной к ангару, аккуратно выглянул. И вот тут на меня накатило. Не так сильно, как тогда. Но - холод, будто ледяной ветер, хотя не шевельнётся ни листочка. Какой-то злой, лютый, словно желающий выдуть душу, даже на таком расстоянии. Кстати - что там с расстоянием? Да метров пятьдесят плюс-минус. В двух шагах. А соображать я могу. И зрение нормально, только четкость потусторонняя образовалась, как сквозь холодную линзу что ли. И я чувствую какие-то потоки у ДОТа. Как под ЛЭП постоять или скорее посреди подстанции. Очень похоже, но намного сильнее и не рядом. Просто чувствуешь, что впереди свернулся жгут энергии немыслимой силы.

А парень, покачиваясь, встал. Я не шевелюсь. Не заметил, похоже. Сел в машину. УАЗ тронулся с места и свернул к тому месту, откуда меня обдало Стужей. И медленно покатил прямо в эпицентр, я чувствую, центр - там. Проехал ДОТ, еще несколько метров. И исчез, вместе с ощущением ледяного ветра и наполнившей окружающее энергией.

Первое время, я даже затрудняюсь - сколько, я просто сидел, глядя на место исчезновения машины. Кроме удивления накатила вялость, не хотелось шевелится. Когда отпустило - аккуратно прошел обратный путь, сторожко, постоянно проверяясь. Возле стоянки никого не было. Положил на капот чехол, ружье у меня было разобрано. Собрал, зарядил, непонятно зачем. Так спокойней. Накинул бандольер с патронами и рюкзак. Посидел пару минут, приходя в себя и вернулся обратно.

Все было спокойно. Обычный летний лес, тихо. Никакого ветра. Приблизился к бетонке. Никакого дискомфорта или необычных ощущений. Еще несколько осторожных шагов. Ничего. Мне ничего не привиделось - следы от машины явные, нагружена она была очень серьезно. Еще ближе. Вот он, ДОТ. А вот следы от машины. И следы просто обрываются. Исчезла машина, глаза не подвели. И психика никогда не подводила. Остается поверить или признать себя сумасшедшим и пойти сдаваться.

Сдаваться категорически не хотелось. Хотелось понять, что произошло. Так. Парень приехал на машине и исчез на хрен. Отлично. Просто здорово. Всегда так делаю. Так, спокойно, это я от избытка чувств. Нереальность происходящего для ясности замнем. Приехал он сюда, явно зная, что делает. Проделал все быстро, спокойно. Особенно не проверялся, но место достаточно глухое, кроме охотников почти никого не бывает. Охотников слышно. Проталина. Он не первый год здесь ездит, а возможно не только он. И меня Туда тянуло, что-то там есть. Куда-то он ушел. Груженый. Моня. Надо его расспросить, он же был со мной в прошлый раз, тогда.

На подъездах к городу я как-то успокоился. Будь что будет. Я разберусь, в чем дело. Просто потому что хочу. Потому что исчезающие парни на УАЗах в паре-тройке десятков верст от моего дома - это не только ненормально, но и интересно. Вот, по-моему, хоть любопытство и порок, но сейчас надо. Как ни крути. Иначе упущу я что-то очень вкусное и буду потом жалеть всю оставшуюся жизнь.

Здравствуй, дорогая К. Решил написать тебе пару строк, в виде заметок. Глубоко в своём сердце я храню много тепла, вспоминая о тебе. Но сподвигли меня наконец сесть за это письмо мысли о глубинах менее прозаичных. Мы здесь копаем яму. На удивление, в яме постепенно прибывает воды.

Занятие не самое худшее, но нужно привыкнуть. Особенно к воде. Кому вообще такое по душе, спросишь ты? Ну, так ведь - труд облагораживает. Так говорил один исключенный из института литературный критик. Когда с утра до ночи занимаешься тяжёлым трудом – кроме мыслей ничего не остается. И надо сказать – пока не втянешься - мысли эти или не очень печатные, или о том, что труд твой приносит пользу. Так дело идёт куда резвее. А в данном случае нашу самоотверженность можно ещё и сосчитать в денежном эквиваленте.

Яма, надо сказать, получается не очень денежная. Если уж посчитать как следует – чуть ли не долговая. Но мы очень стараемся.

Ещё совсем недавно команда наша – была командой профессионалов. Мы с суровым прищуром посматривали на сметы, твердой рукой опираясь на рукоятки инструментов. Думали о славном будущем, артелях благородных трудяг и вообще о светлом и прекрасном.

Всё выглядело неплохо. В подмосковном посёлке подмосковному поселенцу понадобился бассейн. В бане. Душевая и парилка с тёплым полом уже были построены – там мы и стали жить. Трудится стали рядом. В перерывах между сеансами ведической терапии и составлением строительных смет наш поселенец приносил нам еду. Мы старались не обращать внимание на такое его совмещение профессий. В мыслях мы уже профессионально заканчивали дело.

Первый день ушёл на то, чтобы снять несколько слоёв прошлого – под лопату то и дело попадались кирпичи, неузнаваемые металлические предметы, покрытые ржавчиной, и иные останки былого быта. Бытовая археология была делом муторным и непредсказуемым. Мы привыкали к холоду, монотонному труду и усталости. Первые несколько дней труднее всего – думал я. По несколько раз в час. Остальные мысли были обрывочными.

«Выкопайте, парни, яму» - сказал нам наш поселенец. «Там делов-то - два на четыре, за день справитесь». А мы - нет. Не наш профиль. А он – так вот вам денег. На что наш хохол Митя ответил кратко. «Куда ехать»? Митя не украинец. Он белорус. Но он, дорогая К, все же хохол.

Дальше дело у нас пошло веселей. Археология закончилась. Мы углубились на метр. Пошли грунтовые воды и обвалы. Копать теперь нужно мокрую глину. На два метра вглубь. Вывозим мы её на тачке за пятьдесят метров. Митя сказал, что это примерно сорок английских ярдов. Теперь Митя дежурный по кухне. Стали замечать, что тёплый пол по ночам горячий, а душ в холодной кирпичной каморке. Стали замечать, что копать ямы в мокрой глине нужно уметь. На второй день я нашёл «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и стал читать его Мите вслух. К конце дня сломался насос. Наша яма стала постепенно заполнятся холодной январской водой. Нам принесли вёдра.

Идёт четвёртый день нашего самоотверженного труда. Жизнь налаживается. Нам привезли насос. В моих сапогах весь день хлюпает вода, перчатки я уже не меняю и не стараюсь очистить от грязи одежду. Но я мало думаю об этом – ведь нужно закинуть очередную лопату глины в тачку, стоящую на помосте или как следует толкнуть эту самую тачку при выходе – чтобы не задеть теплицу. Лишние движения тут ни к чему. Однако я полон философских размышлений о том, что человеку очень мало нужно для счастья.

Недавно мы отмечали Новый Год. В компании чистых, теплых, вскормленных цивилизацией обладателей интернета и покорителей светофоров мы произносили тосты и, в меру сил, веселились.

А каково – думаю я сейчас - встречать этот праздник на орбитальной станции. Представляешь – под тобой огромная планета, волнами проплывают мимо тебя горящие миллионами огней города, страны, материки, океаны, горы и моря, степи, леса. За неотвратимым вращением планеты несётся тень времени, сменяются часовые пояса, а ты всё догоняешь их и тут же оставляешь позади. А за спиной такое величие бесконечности, что не то что минуты и часы – века, смены цивилизаций, всё существование человечества не имеет ни малейшего значения, потому что всё это несоизмеримо со вселенной. Но как века, цивилизации и наша жизнь могут не иметь значения – пока есть хотя бы одно чувство, которое испытывает человек? Пока ребенок любит мать или изгнанник, вернувшись на родину, целует землю?

Всего в сотне метров от нас белый замок. Именно так я представляю себе замок какого-нибудь барона. Высокая башня из крупного белого камня, на которой любят сидеть крупные чёрные птицы. Высокая кирпичная стена, на которой явно не хватает мортир, пушек, часовых и пьющего с утра из огромной кружки барона. Все остальные здания тоже из кирпича, выглядит строго и впечатляюще. Кажется, есть даже небольшая обсерватория - больно уж здание типичное, с округлой крышей. Там же березовая роща. Замок темный, нет света и никаких признаков жизни. Нам стало известно, что там проводят вечера "звезды" современной эстрады. Замок располагает к приемам, светским пьянкам и балам. Представляешь себе высокие своды и темное подземелье, прочную мебель из тёмного дерева, рыцарский доспех в нише.

Наше отпущенное на волю воображение разыгралось не на шутку. Мы представляем певцов, в перьях, в стадии тяжёлого алкогольного опьянения, бегающих и истошно орущих в зимней березовой роще. В наших зарисовках «звезды» резвятся в бассейне в обществе воображаемых друзей, покоряют флюгер на башне в нижнем белье. В конце концов от наших громких инсинуаций на этот счёт в соседнем дворе завыла собака.

Мы закончили, дорогая К. Наша красавица-яма стоит, радуя взгляд распорками и щитами. Насос исправно откачивает воду. Поселенец предупрежден о том, что распорки нужно править, для исключения обвала.

С тех пор как лопата погрузилась в землю впервые прошла неделя и два дня. Мы уже не суетливы. Мы могли бы остаться ещё. Решили, что Митя в целом обладает и хорошими качествами. Разговариваем отрывисто, оперируем краткими фактами. Немного презираем прохожих в тёплой и чистой одежде. Город нам представляется средоточием греха и инфантильности. Мы едем домой, посмеиваясь над былыми нами. Мы стали сильнее и твёрже. Звонит телефон. Трубку поднимает Митя. Поселенец из трубки вещает предложение приехать к нему после и залить фундамент. Все мы его слышим. В глазах Мити мелькает страх. С общего молчаливого согласия он отвечает отказом.