AleksOtter

В первую ночь после скачек я боялся закрывать глаза. Боялся снова увидеть Бурана, кричащего от боли. Всё, что я мог — гладить его шею, пока ветеринар ставил смертельный укол. Собственный перелом меня не тревожил. Какой смысл переживать о карьере, потеряв самого надёжного партнёра?

Но сон, пришедший после падения, был не о Буране.

~

Стылая земля поддавалась плохо. В ней не было живых древесных корней, которые могли бы прийти на помощь. Лопата угрожающе скрежетала, когда я вколачивал её в мёрзлый грунт. Когда могила была готова, я стёр руки до крови.

Тело моего леопарда казалось необычайно лёгким. Он сильно исхудал за время болезни, а теперь вовсе походил на мешок с костями.

— Спи спокойно, друг, — тихо сказал я, в последний раз запуская пальцы в шерсть.

Закапывать было не проще, чем рыть. Комья грунта пришлось рубить лопатой на мелкие кусочки. Я бросил на могилу горсть семян морозостойкой ели и приказал им прорости. Ядерная зима заканчивалась, но прежде, чем местная природа восстановится, пройдут десятилетия.

~

Никогда раньше я не желал видеть репортёров меньше, чем теперь. Мне пришлось покинуть апартаменты и вернуться к родителям в ранчо, но особо настойчивые журналисты добирались и туда. К счастью, двустволка отца действовала на них отрезвляюще.

Я думал, что возврат к сельской жизни и уход за жеребятами меня исцелят. Многие жокеи однажды теряют лошадь, но находят силы пересесть на другую. Скольких коней сменил я сам? Но ни с одним не чувствовал единения, как с Бураном. На ипподроме мы сливались в единое существо, с общими мыслями, желаниями, чувствами. Впрочем, вернуться в седло мне не грозило, впереди маячила размеренная жизнь тренера.

Однако трудотерапия принесла очень скромные плоды. Я медленно погружался в депрессию, а вместе с тем сны с каждой ночью становились всё отчётливее. Иногда я даже не мог понять, какая из жизней настоящая.

~

Выжженный город равнодушно взирал на нас пустыми провалами окон. Я был не первым, кто потерял животное. Сначала погибли птицы — наиболее чувствительные к остаточной радиации. Их хозяйки, некогда жизнерадостные и лёгкие, осунулись и постарели в считанные дни. Теперь был мой черёд. Я опасался смотреть в зеркало.

Лучше всех держались волки и медведь. Впрочем, сам шаман кашлял всё чаще, а спал дольше. Возраст брал своё. Но пока оставались силы будить растения, нашим долгом было помочь природе возродиться.

Квартал за кварталом мы шли по разрушенным улицам, засевая газоны густым зачарованным сорняком. Медленно, но верно, он должен был поглотить тяжёлые металлы и радионуклиды. Через год по нашему пути пройдёт группа магов, выжигая этот сорняк в золу. Если повезёт, они будут страдать меньше, чем мы.

Я зевал. Каждую ночь мне снилась мирная жизнь в ранчо на окраине леса. Деревья там были высоки, травы густы, а животные здоровы. Но тоска по духовному зверю поглощала меня и там.

Шаман поманил меня дрожащей рукой. Его кожа была покрыта старческими пятнами, а волосы недавно выпали. Медведь же выглядел сносно, лишь шерсть не лоснилась как прежде.

— Сынок, верно ли я понимаю, что ночами ты не вполне спишь?

Я замялся. Необычайно реальный сон не приносил мне покой, не восстанавливал силы. Шаман с горечью посмотрел на бредущих впереди увядающих женщин.

— Твоя ситуация лучше, чем у них, мальчик. Они уже мертвы. Но у тебя есть выбор.

Он закашлялся и сплюнул кровь. Я раздражённо отвернулся, лишь уважение к шаману заставило меня смиренно ответить.

— Во сне я словно в другом мире. Я помню всё, что было там, и коня, которого потерял.

Старик слабо закивал.

— У каждого человека есть двойник в другом мире, но не у каждого в обоих мирах есть духовный зверь. Многие видят двойников во снах, но забывают об этом. Вас же связало горе. Такое случается редко, но для тебя горе обратилось возможностью.

Я поднял на него уставшие глаза. После смерти Когтя зрение стремительно садилось.

— Мы все знаем, что означает гибель зверя. Здесь не с кем создать новую связь, даже тараканы подохли.

Шаман сжал тонкие губы и качнул головой.

— Зверь и друид — одна душа на двоих. Один да один — два. Два минус дважды половина — один.

— Ты бредишь.

Он невесело усмехнулся.

— Нет, мальчик. Ты можешь выбрать, в каком мире останешься жить. Или же зачахнуть в обоих.

~

Я не желал боли родителям, а потому улетел в отпуск. Телеграмма о моей смерти придёт перед рождеством, когда в ранчо приедут брат и сестра с семьями. Испорченный праздник представлялся мне лучшим вариантом, чем родители, убивающиеся горем в одиночестве.

Это был странный выбор. Любой счёл бы меня сумасшедшим. Возможно, я действительно двинулся крышей. Более разумный человек обратился бы к психотерапевту. «Во сне я управляю растениями в постапокалиптическом мире» — такое заявление грозило мне по крайней мере мягкими стенами. Но в том мире у меня была высшая цель, а в этом смысл погиб вместе с Бураном.

~

Последним, что я видел, были стремительно приближающиеся волны, бьющиеся о скалу.

Я проснулся, отчаянно хватая воздух. Впервые после смерти Когтя я чувствовал себя выспавшимся.

Личный сайт автора: https://aleksotter.blogspot.com/

Группа VK: https://vk.com/aleks_otter_writer

Кто-то думает, что дыра — это укутанные смогом улицы между основаниями небоскрёбов. Что тут скажешь? Лишённые солнечного света этажи бедняков, конечно, место пренеприятное. Но истинное гетто скрыто над облаками.

Говорят, сначала Павший Олимп был резиденцией какого-то богатея, который возжелал смотреть на мир сверху вниз. Как бы там ни было, теперь этот ком уродливых сооружений на вершине Эвереста вовсе не походил на дворец. Разреженный воздух не позволял людям находиться вне зданий без дыхательных аппаратов. Здесь жили в основном андроиды.

Я осторожно вдыхал из маски горячий кислород и тщетно пытался сориентироваться в нагромождении жилых блоков-контейнеров. Их лабиринт выглядел иначе каждый раз, когда я прилетал сюда. Какие-то проходы перекрывали стальными листами и решётками, старые блоки разбирали или поверх них лепили новые. Появлялись и исчезали какие-то балки и толстые связки проводов. Неизменными здесь были только ветер и снег.

Мультитул пикнул — поставщик прислал актуальную карту. Оказалось, я сильно отклонился на юго-запад. Пришлось сделать крюк, который стоил мне десять минут или же два процента от стоимости товара.

Наконец я нашёл нужный контейнер. Внутри было холодно и темно. Впрочем, всё теплее, чем на улице. Жилой блок переоборудовали в гигантский холодильник, заполненный стеллажами.

Поставщик, андрогинная фигура в защитном комбинезоне, поставил передо мной объёмистый пакет и протянул свой мультитул для оплаты.

— Сначала проверю товар, — сказал я.

Поставщик недовольным жестом показал, мол, валяй. Я открыл пакет, достал из него твёрдый брусок в вакуумной упаковке. Перевёл мультитул в режим химического анализа. Прибор выпустил короткую иглу, которой я проткнул упаковку. На дисплее высветились результаты: говядина натуральная, мороженая. Остальные продукты тоже были непечатные.

Я кивнул и перевёл поставщику половину своей зарплаты за месяц. Конечно, две трети от этой суммы составляла цена мяса. Остаток — за овощи общим весом семь килограмм, четыре куриных яйца, банку концентрированного молока. Можно было бы считать натуральную еду предметом роскоши, если бы не приходилось покупать её на чёрном рынке.

— В следующем месяце только курятина, — предупредил поставщик искажённым голосом.

— Благодарю.

Я вышел наружу и построил путь до аэрокара. Он оказался на удивление прямой и лежал через квартал борделей.

Это было странное место. Андроиды-проститутки расхаживали в откровенных нарядах, а живые люди сновали между блоками как мыши, тщательно пряча лица. На меня андроиды смотрели с нескрываемым любопытством. Я прибавил шаг, стараясь не поднимать взгляд.

Но призрак всё равно меня настиг. Скользнул бликом по краю зрения, резанул узнаванием.

— Чего уставился, дедуля? — усмехнулась андроид в растянутой майке и джинсах.

Старая модель. Суставы с зазорами, оболочка покрыта ледяной коркой. А лицо живое, хоть и с дешёвой «кожей». Почти естественная мимика выдавала, что девушка в искусственном теле давно.

Это было не то лицо, что снилось мне уже двадцать лет. У Марии излом бровей был не таким резким, губы не такими тонкими, глаза другого цвета, да и волосы не вились. Кроме того, конечно, не совпадал возраст. Но я запомнил Марию юной девушкой, хоть в день трагедии ей было за тридцать. Андроида будто создали по портрету её сестры.

— На землю спускаешься? — спросил я прежде, чем подумал о последствиях.

— За доплату, — хохотнула андроид, прикусывая незажжённую сигарету.

— Идёт.

Я махнул рукой, приглашая следовать за мной.

— А ты бесстрашный, лицом тут светишь. Подумала, тебя случайно сюда занесло.

— Так и есть.

— Ага, все так говорят. Ты учти, портить детали не позволю. Ну и вообще, разумно давай, без странностей, — она расхохоталась.

Действительно, что может быть более странно, чем озабоченный фетишист, снявший старого андроида? Но не объяснять же ей.

— Как тебя зовут? — спросил я, открывая дверь аэрокара.

— Можешь звать Эли. Или как захочешь, мне всё равно.

Я положил заветный мешок на заднее сиденье, сел за руль и завёл мотор.

— Ты всегда такая болтливая, Эли? Не могла бы притвориться обычной женщиной, без этого всего?

Андроид приосанилась и чинно сложила руки на коленках.

— О, ролевые игры, понимаю, — ехидно прокомментировала она.

— Да не собираюсь я с тобой спать! Просто побудь рядом несколько часов.

Идея уже казалась мне не просто плохой, а сумасшедшей. Впрочем, такой она и была. Слишком долго я жил в воспоминаниях, слишком долго носил траур. И теперь был готов платить за морок.

Эли задумчиво хмыкнула и умолкла. Как будто прочитала мои мысли.

— Как ты стала такой? — спросил я, сам не зная зачем.

Девушка пожала голыми плечами.

— Я и до переселения шлюхой была. А так даже лучше, без тела. Ну, понимаешь, не чувствовать, не голодать.

— Сколько тебе было?

— Шестнадцать. Тело в плату взяла. Клиент там весёлый был — садист, но богатый. Ты, наверное, думаешь: «ууу, старая модель, поломанная». А это новейшая была на тот момент. А биотело у меня такое было, что нестрашно обменять. Я после переселения в зеркало наглядеться не могла. Понимаешь? Ни одного шрама, а ещё...

Она что-то щебетала, но я не слушал.

Шестнадцать лет. Совсем ребёнок. Я не увидел шестнадцатилетия Лиззи, впрочем, как и шестилетия. Если бы я меньше полагался на автопилот, если бы научил Марию водить аэрокар... тогда мои девочки были бы живы.

Заметив мою отстранённость, заткнулась и Эли. Молчала она до тех пор, пока не оказалась в квартире.

— Охренеть, — восторженно заявила она, озираясь. — Вот это хоромы!

Квартира у меня и впрямь была неплохая. Четыре комнаты, одна из которых переоборудована в кухню, другая — в теплицу. Гостей я не водил, так что моё увлечение готовкой до сих пор оставалось тайной.

— Так и знала, что извращенец, — возвестила Эли.

Она с любопытством осматривала посуду и печь. На печатный станок взглянула лишь затем, чтобы убедиться, что я им пользуюсь.

Печатная еда на вкус не отличалась от обычной. Не удивительно, что мир перешёл на искусственные продукты в одночасье. Это же так удобно! Вставляешь несколько картриджей с белками, жирами и прочими биомассами — и можешь выбрать блюдо любой кухни мира.

Мы с Марией родились ещё до изобретения печатных станков. Возможно, поэтому совместная готовка для нас не утратила романтику. Двадцать лет назад ещё функционировали несколько мясокомбинатов и птицеферм, но протянули они недолго. С распространением станков защитники животных получили последний, решающий аргумент.

Я убрал мясо в холодильник и начал шинковать салат. Эли уселась рядом и наблюдала с детским любопытством.

— И мясо ешь? Садист. Вот чем ты лучше моих клиентов? Животных-то не переселяют.

— Эли...

— А что? Теперь понятно, почему ты одинок. Ни одна женщина не стала бы терпеть такое. Ждать, пока ты напилишь эти штуки, а потом делать вид, что благодарна. Не помню уже, какая еда на вкус, но помню, что было классно, а то, что делаешь ты, классно не выглядит.

Я резко развернулся к ней и указал ножом на дверь.

— Эли, иди в ванную и помой свой силиконовый рот с мылом. А когда вернёшься, веди себя прилично. Это всё, о чём я тебя прошу.

Андроид фыркнула.

— Ты что такой обидчивый, папаша? Да иду я.

Закрывать двери она, конечно же, не стала. Я слышал, как в ванной полилась вода, а потом характерное бульканье. И шаги. Но шаги затихли, а Эли не вернулась. Я не сразу понял, что она пошла в спальню. А когда понял, выругался и поспешил за ней.

Эли стояла у шкафа, ко мне спиной. Словно и не заметила портрет Марии на стене.

— Что ты делаешь? — спросил я, не скрывая раздражение.

Эли медленно обернулась. Она сжимала тряпичного розового динозавра, единственную вещь, которую я сохранил в память о Лиззи. Мария часто делала для неё игрушки. Эли осторожно гладила динозавра по голове механическим пальцем.

— Откуда у тебя Дино? — андроид уставилась на меня с выражением полного изумления на искусственном лице.

Я медленно осел на пол.

— Элизабет?..

Личный сайт автора: https://aleksotter.blogspot.com/

Группа VK: https://vk.com/aleks_otter_writer

В лицо нас называли героями, первопроходцами. За глаза — сумасшедшими самоубийцами. А мы были крысами, бегущими с тонущего корабля.

Двадцать добровольцев, отобранных для колонизации Марса — десять мужчин и десять женщин. Под прицелом сотен телекамер мы поднялись в космический корабль, широко улыбаясь. Мы долго репетировали эти улыбки.

Всё началось полторы тысячи лет назад. Солнце взбесилось. Вспышки были такими мощными, что северным сиянием могли любоваться даже китайцы. Много позже это огненное шоу назвали событием Мияке.

Земля отделалась слабым радиационным фоном. Куда хуже пришлось Венере. Об этом учёные узнали недавно, когда российский зонд удачно миновал кислотную атмосферу и собрал новые образцы грунта.

В восьмом веке Солнце хамски плюнуло в Венеру плазмой, а планета попыталась увернуться.

Когда учёные занялись пересчётом орбит, марсианская программа ещё гордо называлась космическим туризмом. Потом вышел запрет на разглашение. Официально траектория Венеры осталась почти идеально круглой, а о возврате с Марса говорить перестали.

Полторы тысячи лет с каждым витком вокруг Солнца Венера пролетала немного ближе к Земле, немного дальше от Меркурия. Тонкий баланс был нарушен. Планета искала новый порядок, и Земля откликнулась на её зов. Медленно, неуловимо Земля смещалась ближе к Венере, дальше от Юпитера. Засечь это смещение удалось лишь с помощью сети космических зондов, но из года в год оно увеличивалось. Шанс столкновения с Венерой оценили как один к пяти тысячам. Конечно, жизнь на Земле прекратится намного раньше.

Мы не были первыми колонистами. Двумя годами ранее на Марс уже отправился корабль, гружёный более техникой, чем людьми. Четверо смельчаков должны были подготовить посадочную площадку и первые бункеры. Наш корабль помимо оборудования и припасов вёз суккуленты.

Четыре месяца пути прошли в тишине. Разговаривать было не о чем — за годы подготовки мы узнали друг друга как себя. Что может сблизить лучше, чем пять лет в информационном вакууме среди пустыни? Позади нас осталась гибнущая планета, которая ещё не догадывалась о своей судьбе. А впереди маячил тяжёлый труд до конца жизни.

Земля не транслировала новости на Марс. Узнать о судьбе планеты мы могли только от новых колонистов. Впрочем, следующий корабль прибыл по плану, через два года. И следующий за ним. К тому моменту мы уже похоронили первых марсиан — один погиб под обвалом, трое — от лучевой болезни. К счастью, новоприбывшие всегда привозили и усовершенствованные костюмы. А ещё — материалы, еду, медикаменты, инструкции. Каждый корабль был больше предыдущего. Йод присылали бочками. Но больше всего мы ждали новостей, хоть и безрадостных.

На Земле продолжали врать, что парниковых эффект вызван загрязнением атмосферы. В доказательство техногенности катастрофы приводили исчезающие виды животных и растений. Почему-то это печалило более всего. Воспоминания о пушистых питомцах тревожили наши сны. Даже если на Марс отправят тараканов и мышей, кошки и собаки останутся лишь в цифровых архивах.

С каждым днём, проведённым среди однообразного сухого пейзажа, прожитым по неизменному плану, мы всё лучше понимали, почему архив намертво запечатали ещё на Земле. Тренировочный лагерь в Канзасе хорошо имитировал условия Марса, но тогда мы могли отступить. Теперь пути назад не было.

Наша жизнь обратилась антиутопией. Колония сплотилась в единый организм, ведомый единственной высшей целью — сохранить человеческий род. Как муравьи мы держали женщин глубоко под землёй, ожидая первый выводок. Как муравьи мы отправляли на внешние работы самых «старых», облучённых. Право на личность осталось у землян, а марсианам его предстояло заслужить.

Но в отличии от насекомых людям необходима мечта. Давным-давно каждый грезил о чём-то своём: увидеть другую планету, построить новый мир, стать героем. Теперь и мечта была общей.

Если колония выживет, через сотни лет наши дети обретут своё «я». С белой от пара планеты взлетит последний корабль. Его пассажиров марсиане встретят улыбками.

Личный сайт автора: https://aleksotter.blogspot.com/

Группа VK: https://vk.com/aleks_otter_writer