Как у одного нормального парня почку вырезали...
Пришло время моей подсаженной почке меня покинуть. Рано конечно, но что делать. Температура тела то прыгает до 39-ти, то падает до 34,5. Анализы тоже не фонтан, как говорил мой покойный ныне папа. Кладут меня в родную областную на операцию, готовят там по всякому, бреют и клизьмят с любовью необыкновенной, литра на три. Ну, понеслась.
Анестезиолог попался мне молодой, веселый, со своими представлениями о жизни и судьбе человека на гемодиализе. Руку говорит, мы пожалеем, будем прокалывать шею. КолИ, коОли не жалко, говорю, че уж там. Проколол, видимо было не жалко.
Как прошла операция — знать не знаю, в отключке был, что как я понимаю вполне нормально для этих мест. Очнулся в ОРИТе, в крайне веселом расположении духа, преисполненный смутными воспоминаниями и том, как щекотал и дразнил молодого анестезиолога…
ОРИТ — если я правильно помню, отделение реанимации и интенсивной терапии. Люди там работают молодые, с огоньком, особенно мне запомнился парнишка, которого мне представили как заведующего отделением — лет 27-29-ти улыбчивый парень, весь обвешенный феньками по обеим рукам. Может обереги, кто знает? Место работы то не дай бог … Он мне и рассказал, что решили они по каким то своим соображениям, разбудить меня раньше положенного, толи переложить меня надо было, толи что — не помню. Вот мне в угаре анестезии и показалось интересным унизить анестезиолога щекотанием его и глумлением над ним. Стало непереносимо стыдно, но меня утешили, что сам он мол виноват, нечего было будить раньше времени.
Было мне весело, картинка перед глазами плывет, смеяться хочется постоянно. Немного смущает, что люди то вокруг — кто помирает, кто в коме лежит и не двигается, тихий ужас вообщем, а не ОРИТ. Привезли к утру меня в это тихое место, с обеду начало отпускать, пришла боль от швов и трубок. Пожаловался, жди вечера, хороший мой, сказал обвешанный феньками заведующий, привезут наркоту — поможем, обязательно поможем тебе с твоим горем. В затуманенном мозгу плыли караваны из Афганистана с отборной наркотой для того, что бы мне помочь с моим горем. Хрипло пел Розенбаум про то, что идут из Пакистана караваны, и все для меня, погонщики верблюдов переживали на своем, на пакистанском, про то что хороший парень загибается, надо помочь, поможем, обязательно поможем, вот только границу перейдем и сразу считай на месте, рукой до Питера подать, а там и Сашка В ОРИТе лежит, нас ждет не дождется…
Я наркотиками в жизни не баловался, понятия не имел тогда, что это такое. В облаках разорванных логических цепочек виделось страшное. Доктора берут из смуглых рук пуштунов (почему то именно пуштунов) пакеты с белым порошком, отсыпает немного и передает медсетре, видимо по рангу самому не положено, я понимаю — Устав не велит, и та варит в ложке на зажигалке Зиппо гадость какую то, и со шприцем ко мне… Спасать меня, хорошего вашего, от послеоперационных ужасов.
Все оказалось прозаичнее, пришел человек с охраной, не пуштун совсем, и выдал сколько то там ампул, которые сразу вскрыли, набрали в мега шприц а пустые ампулы вернули непуштуну, и все. Из мега шприца набрали для меня полкубика прозрачного чего то и в шейный катетер завели толику тепла. Медсестра погладила меня по голове я заснул, улыбаясь.
Два дня в реанимации прошли быстро, практически пролетели летом не жарким на севере холодном, больше не помню не чего, спал всю дорогу. Снились мне пуштуны в выцветших халатах, выпивающие водку из красивых пиал за мое здоровье и благодарящих Всевышнего за хорошую погоду и легкий путь, что привел их на помощь мне, страдающему от боли в Питерском ОРИТе, что на Луначарского, на перекрестке с Северным, после заправки Несте направо….
