22 февраля в российских кинотеатрах IMAX (во всех остальных — 26-го) стартовала «Чёрная пантера» — фильм Marvel, который едва не одолел в прокате США первых «Мстителей» и получил сплошь лестные оценки от зарубежных критиков. Главный редактор DTF рассказывает, почему из-за различий в культуре в России этот фильм теряет большую часть своих позитивных сторон.

Так уж сложилось, что «Чёрную пантеру» в России отложили, и мы были вынуждены полторы недели читать восторженные отзывы американских критиков и зрителей, радующихся тому, что в Голливуде наконец-то наступила эпоха инклюзивности (речь о стремлении учитывать интересы максимального количества членов общества).

Заголовки западной прессы были настолько слащавыми, что фильм Райана Куглера («Крид») было очень легко заранее возненавидеть. «Лучший злодей со времён Хита Леджера», «самый высокий рейтинг на Rotten Tomatoes в истории», «наконец-то взрослый фильм от Marvel» — во всё это было сложно поверить, ведь все эти хвалебные оды сопровождались аурой инклюзивности, из-за которой в своё время «Чудо-женщину» комично проталкивали на «Оскар».

Однако на «Чёрную пантеру» я шёл без каких-либо предрассудков. Я надеялся, что она, как и недавняя «Тайна Коко», с головой погрузит меня в чуждую культуру и при этом даже без инклюзивности окажется хорошим фильмом. К сожалению, мои надежды не оправдались.

Я не хочу сказать, что американские критики врут. «Чёрная пантера» действительно по большей части похожа на то, о чём они пишут (кроме заявлений про Хита Леджера). Просто ей очень и очень далеко до той же «Тайны Коко» в плане универсальности сюжета. И это проблема.

Вы знаете, как проверить, есть ли в какой-либо шутке сексизм? Нужно просто мысленно поменять пол всех её героев на противоположный. Если юмор исчезает, значит, шутка сексистская. Такое же мысленное упражнение мне понадобилось, чтобы разобраться с «Чёрной пантерой» — я представил, что это обычный фильм Marvel вроде «Тора» и «Стражей галактики», выкинув за скобки культурный бэкграунд.

Так вот с точки зрения развлекательных блокбастеров «Пантера» — слабое кино. Это такая упрощённая версия «Короля льва», где почти всю психологическую трансформацию героев принесли в жертву демонстрациям обычаев Ваканды — вымышленной африканской страны, которая скрывает от всего мира залежи вибраниума и свои невероятные технологии.

Ваканда оказывается одновременно главным достоинством и главным недостатком «Чёрной пантеры». Авторы фильма прилагают титанические усилия к тому, чтобы доказать зрителю реальность этого места, и им действительно это удаётся. Эта маленькая страна более правдоподобна, чем тот же Асгард.

Однако режиссёр Райан Куглер так много экранного времени тратит на проработку антуража, что у него не остаётся возможности заняться другими деталями. В своё время Джеймс Кэмерон тоже очень долго показывал культуру Пандоры, но «Аватар» длится почти на полчаса дольше «Чёрной пантеры», и именно этого времени картине Marvel и не хватило, чтобы выстроить внятную драму.

Из-за этого перекоса фильм Куглера заваливается в плане ритма. Скучная экспозиция длится около часа, экшен-сцены можно пересчитать по пальцам одной руки, а финал — слишком быстрый и местечковый, чтобы успеть почувствовать какие-то сильные эмоции.

Но будь боевые эпизоды в фильме невероятными по качеству, их малое количество можно было бы простить. Однако первая из экшен-сцен — слишком тёмная, а в последней компьютерная графика выполнена на уровне «Лиги справедливости» (и это не комплимент).

Спасает положение только эпизод в Южной Корее, похожий на фрагмент бондианы с Дэниелом Крэйгом — у Пантеры есть даже своя Q.

И плохая компьютерная графика портит не только экшен фильма. В финале есть фрагмент, где режиссёру для максимального драматизма нужно показать невероятную красоту Ваканды, но он полагается на дешёвый задник, из-за которого сцена не работает.

Но самую большую фрустрацию вызывает то, как сценаристы обошлись с главной интригой фильма. Если говорить без спойлеров, то после затянутой вводной части злодей наконец-то совершает своё злодейство, и ты ожидаешь, что у его действий будут хоть какие-то последствия. Однако их попросту нет. Ключевой конфликт разрешается чудом, не оставляя после себя почти никаких вещественных последствий.

Так почему же фильм так понравился американцам? Всё просто — это самый политически заряженный блокбастер Marvel. Не очередная история о том, как герой побеждает злодея, а высказывание.

Центральный конфликт «Пантеры» строится на разном отношении героев к Ваканде. Король Т'Чалла, воспитанный консервативным отцом, считает, что африканская страна должна скрывать от мира свои богатства и не влезать в чужие конфликты, чтобы не потерять своей уникальной гармонии с природой и не погрязнуть в кровопролитных войнах, забыв о развитии науки и своего закрытого общества.

Злодей по имени Киллмонгер, напротив, успел насмотреться на то, как страдают темнокожие в США, и хочет, чтобы Ваканда открылась миру и использовала свои ресурсы для того, чтобы разрушить расовые стереотипы, а также раз и навсегда с помощью жёсткой силы устранить мировую несправедливость.

И та самая черта «Пантеры», которая так удивила критиков, заключается в том, что злодей здесь во многом прав и на протяжении истории вынуждает героя изменить свои взгляды. Это не ново, но для фильма «низкого жанра» как минимум впечатляюще.

Самое интересное, что Ваканда в фильме — это не только условное напоминание зрителям о том, какой могла быть Африка, если бы её богатства не разграбили. Это ещё символ современной Америки.

В одном из фрагментов Т'Чалла обсуждает со своим другом, нужно ли впустить в страну беженцев из других земель Африки, и озвучивает один из главных своих страхов: «Тогда здесь будет так же, как везде».

Надо ли напоминать, президент какой страны сейчас постоянно говорит о том, что ей нужно закрыть свои границы? И для тех, кто не сразу заметит аллегорию, сценаристы под занавес вкладывают в уста Т'Чаллы, наверное, самый громкий антитрамповский лозунг из всех возможных: «Мы должны строить мосты, а не стены».

Именно поэтому мощь воздействия «Чёрной пантеры» на американских зрителей трудно переоценить. Просто представьте себе, чтобы было бы, если бы в России вышел бы аналог «Движения вверх» — дорогой и популярный фильм, авторы которого бы с уважением отнеслись к русскому народу, но при этом в красках рассказали бы о пороках отечественной власти.

Это примерно как драма Андрея Звягинцева, но упрощённая, со спецэффектами и за 200 миллионов долларов. Даже в голове подобное не укладывается.

И «Чёрная пантера» не ограничивается темой расы. Она выступает и на поле «Чудо-женщины». Это один из самых феминистских блокбастеров за последнее время. Фильм не только демонстрирует сильных женщин, избегая противопоставления полов как такового и какой-либо пошлости, но и идёт немного дальше картины DC. В одной из самых драматичных сцен нам показывают женщину, которая ставит патриотизм выше личных интересов и даже любви — такое на большом экране увидишь не каждый день.

И тут мы приходим к тому моменту, где мне нужно как-то оценить этот фильм. Так он всё-таки хороший? Или плохой? Он нужен или нет?

К сожалению, очевидного ответа на этот вопрос нет. Как зритель из России, я, наверное, действительно могу позволить себе мысленно выкинуть из «Пантеры» её культурный бэкграунд и посмотреть на фильм как на обычный блокбастер Marvel. В таком контексте фильм Куглера оказывается откровенно слабым — затянутым, незрелищным и совсем не берущим за душу. Да и злодей здесь хоть и высказывает здравые мысли, но на поверку оказывается капризным обиженным ребёнком.

Но корректно ли вообще выкидывать из фильма какую-то часть и рассуждать о его качестве? Наверное, нет. Если зрителям из США действительно важно, чтобы герои голливудского блокбастера с большого экрана говорили о важности инклюзивности и критиковали Дональда Трампа, то это их дело.

Если я начну громить «Чёрную пантеру» за то, что она строится только на проблемах американцев, я буду ничем не лучше журналистов, требующих добавить темнокожих в «Ведьмака».

Борьба за инклюзивность, раздутая до невероятных масштабов, стала частью культурного кода США, хотим мы этого или нет. И ирония этой ситуации в том, что для остального мира она может выступить в роли культурного барьера.

В той же Чехии, где сделали «белую» игру Kingdom Come: Deliverance, фильмы вроде «Прочь» и «Чёрной пантеры» никогда не поймут — у них проблема инклюзивности не стоит вообще, а в России в силу культурных отличий подобная общественная дискуссия даже не начиналась.

В таком контексте «Пантера» порождает много вопросов, на которые у нас нет чётких ответов. Должно ли развлекательное кино погружаться в политику, жертвуя другими элементами и своей универсальностью? Можно ли считать фильм плохим, если в нём звучат здравые мысли и поднимаются сложные вопросы, но халтурно сделано всё остальное? Можно ли было сделать фильм таким же универсальным как «Тайна Коко» или некоторые темы нельзя с одинаковым успехом транслировать на весь мир?

Как бы это пафосно ни звучало, но «Пантера» — это плохой фильм Marvel, но хороший фильм для американцев, которым после выхода из зала будет, о чём поспорить.

В России же картину Куглера стоит смотреть только ради одного — судя по всему, без неё вы пропустите завязку конфликта, который продолжится в третьих «Мстителях». Поэтому если вы большой фанат Marvel, вам придётся пережить эту скучноватую смесь первого «Тора» и первого «Железного человека», не решающую проблем ни первого, ни второго.

Источник: https://dtf.ru/16366-za-kulturnoy-stenoy-obzor-filma-chernay...

Обсуждаем реиграбельность.

Есть замечательные игры, которые прошёл раз-два и забыл, а есть игры избранные, к которым мы возвращаемся вновь и вновь, несмотря ни на что. Сейчас речь пойдёт о втором типе.

Делитесь в комментариях играми, которые вы проходили множество раз и готовы пройти ещё столько же.

Мнение редакции DTF.ru

Данил Свечков: Silent Hill 1

Самая первая часть легендарного хоррора. Проходил я её три раза. Сначала просто из любви к серии (надо ведь познакомиться с истоками). Затем я вдруг узнал, что при повторном прохождении дают крутую катану, с которой главный герой превращается будто в Виргилия из Devil May Cry 3 — шинкует монстров за милу душу, как Иван Ургант капусту.

Ну а потом я решил посмотреть секретную концовку с инопланетянами. Для тех, кто не в курсе, в каждой игре серии есть такая юмористическая концовка, в которой выясняется, что вся чертовщина в городке Сайлент-Хилл творится именно из-за инопланетян.

В общем, помахал я катаной, посмотрел на этих инопланетян и думал было забросить игру, но периодически нет-нет да запускаю её. А всё потому, что услышал однажды легенду, дескать, в игре есть некая секретная шестая концовка. Легенды о ней до сих пор ходят по тематическим форумам. Всякий раз включая Silent Hill, я думаю, что вот-вот стану тем, кто первым откроет и увидит эту шестую концовку. Но хватает меня ненадолго. Я где-то слышал, что для этого надо минимум 56 раз игру пройти, а на такие подвиги меня не тянет.

Сергей Сабуров: «Мор (Утопия)»

Впервые я познакомился с дебютной игрой Ice-Pick Lodge в 15 лет. Это время, когда всё странное и необычное вызывает бурный интерес даже в самых малых «порциях». А уж такая навороченная конструкция как «Мор», что возвышается над простыми обыденными играми как Многогранник над Горхоном, и вовсе «порвала» мой неискушенный юношеский разум.

Однако, странное дело. Годы идут. Мысль о том, что игры — это новый вид искусства, уже не кажется ни новаторской, ни даже просто необычной. Появились десятки и даже сотни проектов, способных хорошенько взбить содержимое черепной коробки, каждый на свой лад. Но первый «Мор» до сих пор остается актуален.

Буквально пару месяцев назад снова перепроходил его за Самозванку. Всего же у меня «в зачёте» по два-три прохождения за каждого персонажа. И хочу сказать, что спустя годы эта игра цепляет даже не высокопарными литературными репликами, не сюжетом, не духовностью или глубоким внутренним смыслом, а тем самым ощущением пребывания в «Волшебной стране», о котором Дыбовский говорил в одном из своих первых интервью.

Этот мир похож на наш, но он чуть-чуть нереален. И эта нереальность — то, что нужно человеку, издерганному обыденностью — домом, работой, детьми и миллионом других похожих мелких вещей, которые так не похожи на то, о чём мы все мечтали в 15 лет.

Можно возразить, что все игры так или иначе создают иные миры. Но далеко не у всех получается заставить игрока поверить, что в таких рукотворных мирах можно жить — пусть немного иначе и интереснее, чем в обычной реальности, но именно жить. По этой самой причине я возвращаюсь в «Мор» вновь и вновь даже спустя почти полтора десятка лет.

Сергей Матвеев: Mass Effect

У меня нет привычки перепроходить игры, я стараюсь беречь своё время и не тратить его на уже знакомые истории. И только одна игра заставляет меня периодически забывать об этом правиле. Первый Mass Effect я перепрошёл уже три с половиной раза (половинка осталась после того, как я отдал ноутбук в ремонт, где мне решили почистить жёсткий диск, спасибо, ребята).

Каждый раз возвращаясь к роли капитана Шепарда, я надеюсь наконец сыграть злодея, поменять какие-то важные решения и так далее. Но вновь оказавшись внутри игры, поглощённый ролью, я принимаю одни и те же решения. Прости, Кайден, но я спасу Эшли; да, королева Рахни, ты можешь быть свободна; нет, я не могу допустить, чтобы Совет Цитадели погиб. Вечный цикл, из которого я никак не могу выбраться. Или не хочу?

Тогда зачем я снова и снова возвращаюсь на «Нормандию»? Просто потому, что Mass Effect — это первая в моей жизни игра, подарившая чувство большого приключения и настоящей свободы. И каждый раз, услышав музыку на титульном экране, я забываю о реальном мире и ощущаю эту свободу.

Знаю, рано или поздно это чувство пропадёт, сотрётся после череды повторов. Но не в этот раз, сегодня я вновь собираюсь спасти галактику и замутить с азари.

Павел Куравин: Mirror's Edge (2008)

В своё время Mirror's Edge стала для меня настоящим откровением. В ней сошлось всё, что вызывало у меня восторг: великолепный арт-дизайн, шикарный саундтрек и популярная тогда тема паркура. И хотя Фэйт, главная героиня, не могла похвастаться особой харизмой, мир игры влюблял в себя с первого взгляда: антиутопичный город недалёкого будущего, нарисованный яркими красками и солнечными бликами по белоснежным стенам небоскрёбов.

Ожидаемо, игру я прошёл не один раз. Сначала на среднем уровне сложности, затем на тяжёлом. Затем на время. Потом я стал придумывать себе усложнения. Пройти игру, не сделав ни одного выстрела, совершив только минимально необходимое количество убийств, ни разу не умерев самому и так далее. Врождённый комплеционизм заставил меня пройти все Time Trials на три звезды. Суммарно я прошёл игру не менее десяти раз, а если сложить вместе все попытки пройти отдельные уровни на скорость, то к этой цифре добавится ещё пара десятков прохождений.

Помню, было время, когда в моих подписках на YouTube 80% составляли каналы спидраннеров в Mirror's Edge. Часами я смотрел видео, а затем и сам оттачивал спидраннерские техники для улучшения своих рекордов. Но это было время, когда я играл в неё на ПК. Думаете, я остановился на этом? Разумеется, нет: через несколько лет я повторил всё то же самое на PS3. Получение заветной «платины» стало красивым финалом в истории наших отношений с Mirror's Edge.

Кто-то из вас спросит: «А как же Mirror's Edge: Catalyst»? Ну конечно же, она есть у меня в библиотеке. И я даже играл в бету перед релизом. Но полноценно сесть за неё пока не хватает духу: боюсь разрушить магию оригинала.

Артур Хамзин: Diablo II

Я уже и не вспомню, когда состоялось первое знакомство с серией. Она вышла из того времени, когда Blizzard Entertainment считалась творцом и производила одни из лучших игр в индустрии.

Именно такой и стала Diablo II. Игра не может похвастаться вариативностью сюжетов или невероятной графикой, но она обладает захватывающей атмосферой. Художники и дизайнеры уровней создали красивые локации, каждая из которых совершенно непохожа на следующую. Композитор Мэтт Оулмен дополнил всё это невероятным саундтреком. Лут Голейн, Доки Кураста, Лагерь бродяг — каждый раз ты оказывался в новом мире.

Несмотря на то, что каждый раз сюжетная линия повторялась, меня тянуло проходить эту игру снова и снова. Интереса добавляло разнообразие классов, вариативность прокачки и уникальность лута. Каждую игру ты находил всё новые и новые вещи. Единственный недостаток — невозможность передачи предметов между персонажами, как в Titan Quest. Это можно было сделать только при помощи другого игрока через локальную сеть или в Battle.net.

Ещё большую вариативность добавил фанатский мод «Гроздья гнева» (The Grapes of Wrath). В нём поклонники добавили новые предметы, рецепты для хорадрического куба, камни и секретные уровни. Это одна из самых удачных модификаций игры. Она однозначно рекомендуется для прохождения поклонникам.

Diablo II обладает невероятным волшебством и шармом. К сожалению третья часть игры не унаследовала этих качеств. Очень хотелось бы увидеть ремастер-версию Diablo II и вновь окунуться в этот мир. Хотя, конечно, ничего не мешает запустить старую версию игры ещё разочек. А потом ещё и ещё.

Семён Костин: GTA: Vice City

Любимые игры я перепрохожу по пять, шесть, а иногда и по семь раз. Однако рекорд Grand Theft Auto: Vice City ещё ни одной игре не удалось побить — 12 повторных прохождений. В 2003 году Vice City покорил меня музыкой, геймплеем и эстетикой 80-х годов. Я проходил её на PlayStation 2, ПК, PlayStation 3 и даже планшете с Android. Больше половины раз я запускал её ради модов.

Помню, как тщательно подбирал автопарк любительских моделей. Чтобы машина идеально вписывалась в эпоху и не противоречила оригиналу. Например, Admiral заменил на Mercedes-Benz 190, а на место Infernus поставил Lamborghini Countach. Помимо автомобилей ставил и другие моды, вроде новых скинов на Томми и обновленного радио. Кажется, что собрал около 4-5 идеальных сборок игры, но ни одна из них не уцелела до сегодняшнего дня.

Большинство катсцен и диалогов выучил наизусть. Если меня разбудят в 3 часа ночи и попросят произнести последний монолог из игры, то я отвечу:

— Знаешь, Кен, я думаю, это начало замечательных деловых отношений. Всё-таки, ты подлый, двуличный вор, готовый в любой момент вонзить нож в спину! А я психованный маньяк-убийца и наркодилер!

— Да! Разве это не прекрасно?

Источник: https://dtf.ru/15934-igry-kotorye-my-prohodili-mnozhestvo-ra...

От себя: Diablo II, Dungeon Siege 2, Borderlands 1-2 и Mass Effect 2.

Искусная иллюзия с катарсисом в конце.

«Русское кино в жопе» — эту фразу героя Чурсина из «Изображая жертву» можно трактовать по-разному. Меня почти физически тошнит от фильмов про постсоветскую действительность, но она почему-то никак не уходит из трендов отечественного кино. Балабановского Данилу Багрова даже недавно выбрали «национальным супергероем» России.

Жизнь меняется, но у нас продолжают снимать фильмы про лихие девяностые и их последствия. К последствиям я причисляю и «Левиафан» Звягинцева, ведь сам этот метафорический Левиафан — родом из девяностых. Сюда причисляю и, например, «Страну ОЗ» Сигарева — всё-таки речь о провинциальной девушке, которая работает в ларьке. Отлично снятые и глубоко идейные фильмы, от которых становится физически тяжело.

«Как Витька Чеснок вёз Леху Штыря в дом инвалидов» Александра Ханта, ранее ничего кроме короткометражек не снимавшего, — он тоже про последствия. Пьяная избитая провинция, гопники, бывшие зеки, делёж квартиры — фильм поднимает мерзкие, грязные темы. Но после него нет ощущения, будто тебя окунули в бак с помоями, всё совсем наоборот.

Уже по одному названию становится понятно, что ничего хорошего от фильма ждать не стоит, и в первые полчаса просмотра ощущение только усиливается. Вот есть парень Витька Чеснок — стереотипный провинциальный гопник. Он работает на заводе, изменяет жене, одевается по-спортивному, совсем не общается с маленьким сыном, слушает пацанский рэп, бухает в «клубе» и нарывается на драки. На шее — толстая цепочка, на ногах — яркие кроссовки.

Витя чертовски хочет бросить жену с ребёнком (который появился, конечно, по ошибке) и съехать от тёщи, но денег нет, а кредит не дают. И тут появляется Лёха Штырь — отец Витьки, который ныне практически превратился в овощ. Когда-то давно он бросил жену с сыном: жена вскоре умерла, а сам Лёха сел. И так уж подфартило, что у него как раз есть квартира.

Так что Витя грузит ненавистного отца в свой фургончик, везёт его в дом инвалидов и мечтает, как устроит в новой «хате» траходром.

Омерзительно? Не то слово. Поначалу фильм всячески пытается заставить вас искренне ненавидеть его главных героев. Вряд ли после такого описания многие решились бы посмотреть «Чеснока и Штыря», разве что только чтобы себя морально уничтожить.

Но когда отец и сын остаются вдвоём, всё меняется кардинальным образом. Приходит осознание, что гопник Витя выглядел таким отвратительным животным в первую очередь из-за «среды обитания». «Чеснок и Штырь» — это история о превращении животных в людей. При этом, герои не меняются, но меняется восприятие зрителя. Отвращение вдруг уходит и появляется сочувствие.

Тогда и короткий диалог между каким-то бандитом и Чесноком звучит как откровение. Бандит задаёт типичный вопрос: «Чё ты знаешь? Ты кто по жизни сам?». Парень мнётся и робко отвечает: «Человек», ожидая получить по лицу. А бандит вдруг усмехается и говорит: «Да ладно, чё ты так напрягся. Я тоже человек».

В конце, когда наступает катарсис, играет песня московской синти-поп группы «Не твоё дело», которые создают себе образ этаких постперестроечных музыкантов, под треки которых должны трястись на сельских дискотеках пацаны. Но это — искусная иллюзия: песня в титрах «Я буду рядом» воспринимается скорее как A Real Hero в «Драйве» Рёфна. Всё плохо, но всё будет хорошо.

Об этом и кино. О том, что никогда не поздно стать человеком, кем бы ты ни был.

Источник: https://dtf.ru/13683-byt-chelovekom-kak-vitka-chesnok-vez-le...

Иногда игру хочется просто бросить.

Любой из нас рано или поздно сталкивался с пазлом в игре, который ну никак не решить. Кого-то это только раззадоривало, кто-то мчался спрашивать совета у более опытных товарищей, а некоторые вообще могли забросить игру.

Обсуждаем самые сложные загадки из видеоигр. Своими воспоминаниями можно поделиться в комментариях.

Вадим Елистратов: холодильник из «Братьев-пилотов»

В последние годы у меня особо не было проблем с головоломками в играх, и это связано в том числе и с тем, что гайды теперь можно найти прямо во время прохождения, не поднимаясь с дивана.

Но в детстве такой роскоши не было, и я помню, как меня сломала одна из классических загадок в квесте «Братья-пилоты» 1997 года выпуска — проклятый холодильник. Теперь его открывают даже на время, но тогда я часами возился с хитроумным замком, не понимая, как пройти дальше.

Каким-то невероятным образом головоломку удалось разгадать моей маме, а я тогда так и не понял, как она это сделала. Теперь этот холодильник для меня такой же символ страданий, как знаменитая миссия с вертолётом в GTA: Vice City.

Андрей Верещагин: дверь в Dishonored 2

Загадка Джиндоша заставила меня вернуться в те времена, когда над решением головоломок в играх действительно нужно было ломать голову или даже искать ручку с бумагой. Конечно, есть несколько способов открыть злосчастную дверь, но всегда интереснее самому посидеть над решением. Плюс, если разгадать загадку не используя подсказок, можно получить ачивку. А я до них охоч.

Суть такова: есть длинная простыня с текстом загадки. В нём рассказывается о какой-то пьянке пятерых дам, которая завершилась потерей фамильных драгоценностей. Задача игрока — по косвенным признакам определить, кому из гостей вечера что принадлежало. Она осложняется ещё и тем, что найти готовое решение в интернете невозможно, ведь все переменные генерируются случайным образом. А их тут порядочно: цвет одежды, любимый напиток, положение за столом, родина дамы.

Самый очевидный путь решения — нарисовать таблицу, а потом, в сотый раз перечитывая загадку, искать закономерности и исключения. Промучившись какое-то время, чуть ли не выучив текст наизусть, я всё-таки смог открыть замок. Странно, но особого удовлетворения от получения «бронзового» трофея не получил, однако любовно начерченную схему сохранил.

Олег Чимде: финальный квест в P.T.

Сначала я хотел написать про Шекспира в Silent Hill 3, но потом вспомнил финальный квест из P.T. Хидео Кодзимы. Это, напомню, играбельный тизер так и не состоявшейся Silent Hills, который выдавали за самостоятельный инди-проект.

По задумке Кодзимы финальный квест люди должны были решать пару недель и сообща: подсказки были на разных языках и при этом совсем не очевидные, однако какая-то девушка-стример прошла игру в тот же вечер, как она стала доступна. Ей повезло, а вот я мучился три дня.

Когда пробьёт полночь, нужно сделать ровно десять шагов, услышать детский смех, затем сказать в микрофон слово на «J», услышать смех второй раз, ну и наконец, когда контроллер начнёт вибрировать, ничего не делать — смех раздастся в третий раз.

На тот момент было только ясно, что нужно сделать сколько то шагов и что-то сказать в микрофон. Три вечера я бродил по бесконечному коридору туда-сюда, наблюдая за призраком умершей девушки, и истошно вопил что-то нечленораздельное в гарнитуру. Чёрт его знает как прошёл, но мата было много.

Семён Костин: загадка с пианино в Silent Hill

В начале нулевых лицензионные игры на PlayStation в России было не достать, с интернета качать долго и дорого, поэтому играли на пиратских версиях с ужасным переводом. А это — настоящее минное поле, особенно если игра с загадками.

В Silent Hill я на полгода застрял на загадке с пианино и стихотворением «Сказание о безголосых птицах». Нужно было прочесть его, запомнить и сыграть на пианино, нажимая клавиши в правильном порядке. Угадать последовательность — нереально, потому что загадка была на логику и внимательность. Увы, российские пираты и обычный текст перевели криво, а тут ещё стихотворение. Всего существует пять неофициальных переводов Silent Hill, каждый по-своему кошмарен. Где-то лучше, где-то хуже.

Непонятная тарабарщина в версии от группы Kudos

Переводы от «Русские версии» и PlayBox (кстати, они сделаны на базе утекшей беты) не лучше. В одном из них переводчик сам признался в своём бессилии и скудных познаниях английского языка. Пускай игрок сам разбирается, вдруг ему повезет?

Чуть позже я каким-то чудом нашёл версию без перевода. Взял английский словарик, написал текст на бумажке и решил загадку за полтора часа.

Илья Цуканов: яблоко в Legend of Kyrandia

Во время прохождения первой Legend of Kyrandia в любом случае приходишь к моменту, когда нужно выменять у маленького фавна чашу на что-нибудь ценное для него. Загадка самая элементарная и простая: её можно решить тупым перебором. В идеале всё должно закончиться на предложении отдать «большое сочное яблоко».

Но после судорожных поисков решения вроде бы элементарной задачи нужного предмета может попросту не оказаться. Да, требуется всего одно яблоко, когда в игре целых три таких плода. Проблема в том, что их все можно случайно съесть, пытаясь понять, зачем они вообще нужны.

А ещё можно вообще не догадаться, что требуется именно яблоко, подумать, что это баг и потратить кучу времени, перепроходя игру. Не так уж легко прийти к выводу, что необходимые квестовые предметы можно вот так запросто уничтожить.

В итоге я сдался и доверился текстовому прохождению из сети.

Данил Свечков: пишущая машинка в Silent Hill 2

Как сейчас помню, было это в далеком 2004-м, а может и 2005 году. Я тогда учился в техникуме на первом курсе, а вечерами гонял Джеймса Сандерленда по туманным улочкам Сайлент-Хилла. Там была одна головоломка, сложность которой возрастала в миллион раз, если вы играли вы с русским неофициальным переводом.

Дело в том, что в какой-то момент вам надо было открыть сундук, введя код на замке. Код был напечатан на листке бумаги, застрявшем в пишущей машинке в одной из комнат Брукхевенского госпиталя. Вроде все просто, в неофициальной локализации этот код просто не отображался на листке бумаги.

Я долго ломал голову, как же решить головоломку, пока не додумался установить английскую версию и перенести в неё сейвы, чтобы посмотреть код. Головоломка, которая разрушает четвертую стену и заставляет игрока закрывать игру, чтобы решить её. До такого, кажется, даже Кодзима не додумался бы.

Павел Куравин: загадка с мышью из Neverhood

Сначала в голову ничего не шло — надо признать, не так уж много в современных играх зубодробительных паззлов. Но пример Вадима вернул меня в ту эпоху, когда компьютеры были далеко не у всех, а PlayStation One считалась современной игровой платформой. И тут я сразу вспомнил про замечательный «пластилиновый» квест Neverhood и загадку с мышью и куском сыра.

Neverhood, вообще, очень хороший и весёлый квест. И интересных и необычных головоломок в нём немало. Но в своё время именно загадка с мышью заняла у меня несколько часов, и я помню, что в какой-то момент в ход пошли ручка с бумагой, чтобы записать все возможные комбинации ходов.

Суть довольно проста: есть набор мышиных «норок», разделённых между собой стенками. Каждая норка соединена с другой, и нужно довести мышь к куску сыра. Сложность в том, что этих норок 45 штук, и, войдя в ту норку, из которой мышь только что вышла, она не возвращается обратно, а выходит из вообще другой норки на другом этаже. Помню, когда справился в итоге с этой загадкой, чувствовал себя настоящим героем. И тем обидней было увидеть, как моя одноклассница у меня на глазах случайно решила её за 10 секунд, просто беспорядочно тыкая в одну норку за другой.

А ещё, в поисках видео, я буквально только что узнал, что есть небольшая подсказка - мышь, оказывается, при выходе из норки носом указывает на правильное направление. Интернет, как же нам тебя не хватало в 90-х.

А какие игровые загадки запомнились вам? Над чем пришлось поломать голову? Делитесь в комментариях.

Источник: https://dtf.ru/13095-zagadki-v-igrah-kotorye-slomali-nam-moz...

Когда человеческая душа важнее идеологии.

Аркадий и Борис Стругацкие — главные имена отечественной фантастики — популярны у самой разной аудитории. У молодёжи особым спросом пользуется, конечно, «Пикник на обочине» — прообраз компьютерной игры S.T.A.L.K.E.R. Ностальгирующие по советским временам предпочитают ранние произведения вроде «Страны багровых туч». Ну а интеллигенция, конечно, цитирует «Гадких лебедей» и «Град обреченный».

Привести всё это разнообразие к какому-то общему знаменателю сложно. Поэтому мы с коллегой Евгением Барановым приняли решение в рамках «Месяца космоса» разбить обзор всех произведений Стругацких на две части: «Мир полудня» и книги вне цикла.

Сначала я очень завидовал коллеге, потому что больше люблю именно произведения вне основной серии. Но потом понял, что мне выпала прекрасная возможность отследить, как в рамках одной вселенной менялось отношение мэтров к жанру, к окружающей советской действительности, к моральным и идеологическим ценностям и к жизни вообще.

Раннее творчество

Аркадий (слева) и Борис (справа), 50-е годы

Но перед тем, как перейти непосредственно к миру «Полудня», стоит сказать пару слов о самых первых литературных опытах братьев. Метаморфозы, которые пережили и сами Стругацкие и их творчество — живое воплощение всего, что происходило в Советском Союзе на протяжении второй воловины XX века.

В начале 50-х Аркадий, прошедший войну молодой кадровый офицер, и Борис, студент Ленинградского госуниверситета, пока ещё отдельно друг от друга делают первые попытки писать. «Отпетые сталинисты» (цитата из воспоминаний Бориса) создают идеологически верные, но клишированные рассказы про отважных советских военных и коварных западных империалистов — «Четвёртое царство» (1952) и «Пепел Бикини» (1956). Ни по качеству написания, ни по смысловому содержанию они не выделялись в общем потоке социалистической прозы. И прочти их случайный человек, он вряд ли узнал бы в авторах будущих мастеров жанра. Но эти первые ранние эксперименты открыли перед братьями дорогу к профессиональному писательству.

«Пепел Бикини». Иллюстрация к изданию 1957 года. Художник: В. Трубкович

Между Аркадием и Борисом были очень теплые и по-настоящему дружеские отношения, чему не мешали ни разница в возрасте, ни расстояние (Аркадий жил в Москве, а Борис в Питере). Поэтому, осознав общность интересов и немного набив руку, они решили объединить усилия и в 1957 году написали свою первую совместную вещь — фантастический рассказ «Извне», позднее расширенный до повести. В том же году было закончено первое большое произведение будущего «полуденного» цикла — «Страна багровых туч».

От «Страны багровых туч» до «Попытки к бегству»

Это было всё ещё типично социалистическое произведение, в котором читался оптимизм и безусловная уверенность в грядущем светлом будущем.

В 90-х годах XX века коммунизм лидирует в космической и идеологической гонке. Герои — советские ученые, естествоиспытатели и космонавты на новом прототипе межпланетного корабля отправляются открывать для коммунистической родины ископаемые богатства Венеры. Перед стартом их «благословляют» секретарь партийной ячейки и руководитель исполкома. А в самой экспедиции, как бы тяжело ни было, их держит вместе дух товарищества и ответственности перед поставленной задачей.

Существование высокоразвитой жизни на поверхности Венеры невозможно, но в 50-х годах XX века земляне об этом ещё не знали

Однако весь этот набор штампов покажется смешным лишь современному читателю. Смерть некоторых персонажей, отсутствие идеологических противопоставлений (тех же западных империалистов) и упор не только на научно-техническую, но и моральную сторону космического первопроходства делали эту книгу буквально «прорывной».

В середине века в советской литературе господствовало мнение, что удел фантастики — просто пропагандировать научно-технический прогресс и грядущие победы коммунизма. Так что даже такие робкие эксперименты выглядели новаторством. Не только читатели, но даже официальная критика встретили повесть тепло.

Затем последовали «Путь на Амальтею» (1960), «Стажёры» (1962) и большой сборник рассказов «Полдень XXII век» (1962) с похожим стилем, набором тем и героями — Бадером, Горбовским, Жилиным и так далее. По смысловому наполнению они были, пожалуй, даже послабее «Страны», но зато расширяли и развивали вселенную. К тому же, именно в «Полудне» Стругацкие впервые показали свою концепцию воспитания нового человека, который морально и интеллектуально превосходит наших современников и готов творить по-настоящему великие дела. Позднее эта концепция станет одной из ключевых как в мире Полудня, так и нескольких произведений вне цикла.

А вот вышедшая в 1962 году «Попытка к бегству» — это уже более зрелое произведение, выбивавшееся из общей радостной картины мира победившего коммунизма. Вернее, мир остался, но в него добавился нетипичный до того момента персонаж Саул – бежавший из нацистского концлагеря советский танкист, благодаря временной аномалии попавший с полей сражений Великой Отечественной войны в XXII век и теперь изучающий этот «дивный новый мир».

В «Попытке к бегству» Стругацкие впервые «нащупали» тему ответственности человека за общество, в котором он живёт. Позднее она раскроется шире в «Трудно быть богом» и других произведениях

На неизвестной прежде планете Саул вместе с другими героями встречает аборигенную цивилизацию, которая в своём развитии также проходит этап диктатуры и практики концентрационных лагерей. Увидев, что во вселенной ещё много зла, и вспомнив, что человечество лишь ценой огромных жертв преодолело кризис тоталитарных государств, Саул возвращается в своё время — продолжать борьбу с нацизмом, чтобы будущее, какое он увидел на Земле XXII века, всё-таки наступило и распространилось на другие планеты.

После «Попытки» творчество Стругацких уже никогда не будет прежним — безраздельно оптимистичным как у большинства «средних» фантастов их эпохи. Моральные дилеммы займут всё большее место в их творчестве, постепенно превращая фантастическое окружение лишь в декорации для постановки «вечных» вопросов.

От «Далекой радуги» до «Улитки на склоне»

«Далекую радугу» вдохновил американский фильм «На берегу» 1959 года, в котором речь также шла о надвигающейся катастрофе, которая должна спустя некоторое время уничтожить жизнь на планете

«Далекая радуга» 1963 года — как раз такое произведение-притча, одно из первых, но не последнее. Всё тот же мир победившего коммунизма: космические полёты, вершины науки и светлое будущее. Но и в таком мире остаются неразрешимые вопросы.

Планету Радуга из-за последствий рискованного научного эксперимента ждёт неизбежная катастрофа, которая гарантированно уничтожит на ней всё живое. Единственный небольшой корабль не сможет вместить всех людей. И как же в таком случае следует поступать? Спасать материальные ценности? Научные выкладки? Самих ученых? Или детей? Капитан Горбовский делает однозначный выбор. Финал, уже не такой безоблачно оптимистический, как в ранних книгах, отрывает Стругацких от основного массива «официальной» советской литературы. И чем дальше — тем сильнее будет этот разрыв.

«Трудно быть Богом» 1964 года продолжает проблематику «Попытки к бегству». Пускай человечество установило «самый прогрессивный строй», но другим мирам не так повезло, как Земле. И в чём же тогда заключается долг прогрессивного человечества? Спасти несчастных аборигенов? Конечно, спасти. Но вот беда — аборигены не могут и даже не хотят спасаться.

Экранизация 2013 года — трехчасовая медитация на кровь и грязь — гораздо лучше, на мой взгляд, передала не форму, но идею оригинальной книги, чем заурядный фентезийный боевик 1989 года

Все они почти без исключений были ещё не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека. Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами — рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой.

Румата Эсторский, агент-прогрессор с Земли («Трудно быть Богом»)

С одной стороны, в речи Руматы Эсторского об арканарцах легко читалась вполне земная и обыденная «прогрессорская» деятельность Советского Союза во множестве стран третьего мира, стремление установить там социализм. Но это — поверхностный смысловой слой, был и второй — более глубокий. Как разумный человек, воспитанный в рамках «учительской концепции» Стругацких, должен взаимодействовать с теми, кто психологически «не дозрел» до неё? И, главное — кого из современников можно в принципе считать таким «человеком будущего», если даже безупречный Антон-Румата в конце всё же ломается, нарушает все мыслимые правила и проваливается в окружающее варварство? Это третий слой.

На самом деле, это главный вопрос всего творчества Стругацких. Гораздо позднее, уже оставшись в одиночестве, Борис даст на него ответ. Но он лежит уже за границами «Мира полудня».

«Хищные вещи века» — своеобразный приквел к миру «Полудня». Хронологически он не отстаёт от прочих произведений цикла, но касается не космоса, а грешной Земли, где ещё доживают свой век отсталые капиталистические режимы, население которых хоть и живёт в достатке, но без строгой коммунистической морали полностью деградировало. Этот смысловой слой, опять же, лежит на поверхности, и нужен, чтобы пройти советскую литературную цензуру.

«Дрожки» (современные рейвы) — одно из явлений общества потребления, предсказанных Стругацкими в «Хищных вещах века»

Спецагент ООН Иван Жилин прибывает в одно из таких государств, где обнаруживает новый супернаркотик — «слег». Он вызывает абсолютное привыкание и полностью отключает человека от реальности, погружая его в грёзы наяву. Фактически эта повесть — единственная, в которой Стругацкие, как фантасты, «угадали» будущее.

Этот факт очень любят повторять критики, но нужно помнить, что научная фантастика очень скоро стала для братьев лишь декорацией, антуражем. А реально же их заботила проблема не технического, а морального развития. И тут опять вставал вопрос: насколько главный герой, условный «человек будущего», способен противостоять соблазну иллюзорного блаженства?

«Улитка на склоне», состоящая из двух частей (назовём их «Институт» и «Лес») — ещё одно недооценённое произведение середины шестидесятых. Многие называют самой странной вещью братьев «Град обреченный», но лично для меня это именно «Улитка».

Часть «Улитки на склоне» была намеренно стилизована под творчество Франца Кафки. И в одном из своих писем к брату Аркадий говорил, что советский литературный критик и его друг Ариадна Громова прямо называла это произведение «близким к гениальности». Но мне ближе позиция режиссера Владимира Дмитриевского, который считал, что «написать как Кафка» — само по себе сомнительное достижение.

Институт и Лес. Иллюстрация Ф. Карпиленко

Немного ясности внёс современный российский писатель Дмитрий Быков, который до самой смерти Бориса в 2012 году плотно с ним общался. В своём разборе он утверждал, что две части книги — «Институт» и «Лес» — метафорически описывают проблемы города и деревни внутри советского общества.

Для Союза шестидесятых эта тема была очень актуальна. Ещё в 1959 году две трети населения страны жило в сёлах. Однако стремительная урбанизация и переезд людей из деревень в города сталкивала эти две России, которые со времён Петра I хоть и жили вместе, но находились в разных культурных пространствах. И если принимать теорию Быкова за истину, то метафора культурного и, опять же, морального конфликта на фоне фантастического окружения выглядит действительно интересно.

Официальная советская литература прославляла деревню и ставила её в пример. Но Стругацкие очень верно увидели в ней совершенно другую пугающую цивилизацию — отличную от той, что существовала в больших городах

Так или иначе, к середине 60-х расхождения между авторской позицией Стругацких и официальной советской литературой усилились настолько, что это стало доставлять братьям немало проблем. Их критиковали коллеги по цеху из союза писателей, публикации в журналах задерживались и нещадно резались цензурой. А ведь дальше ещё «Гадкие лебеди», «Жук в муравейнике» и «Град обреченный».

Трилогия о Каммерере

Со второй половины 60-х братья всё больше уходят в отдельные произведения вне «Мира Полудня». И это очень симптоматично. Потому что мир коммунистической утопии всё хуже вмещал в себя книги, идеи которых шли вразрез с его первоначальной установкой.

Последние крупные произведения главной серии — трилогия о Максиме Каммерере: «Обитаемый остров» (1969), «Жук в муравейнике» (1980) и «Волны гасят ветер» (1986). Есть ещё две небольшие повести: «Парень из преисподней» и «Малыш», но по смысловому наполнению они почти ничего не добавляют к тому, что раскрывается в этой последней большой трилогии.

Фильм Бондарчука многие не любят. Однако нельзя не признать, что он бережно обошелся с оригинальным романом

Хронологически «Остров» от «Волн» отделяет почти двадцать лет. И хотя у нас больше знают и любят именно «Остров» за его социальную и политическую актуальность, на мой взгляд, это всё же слабейшая из трёх книг. Поскольку это ещё те самые «классические» Стругацкие — официально приемлемые, ещё не до конца разочаровавшиеся. Но по мере взросления героя авторы ставят перед ним всё более серьёзные проблемы, и всё более мрачными получаются книги.

Книга первая. Мак Сим — сильный, честный, благородный и умный молодой человек, воспитанный в рамках образовательной программы «полуденной» Земли, желает совершить революцию (на самом деле — переворот), чтобы освободить планету Саракш от тирании неизвестных отцов и других тоталитарных режимов. И ему это относительно легко удается.

Книга вторая. Взрослый Максим Каммерер — сотрудник Комкона-2, единственной официальной спецслужбы коммунистической Земли — неожиданно для себя оказывается уже по другую сторону баррикад и должен уберечь родную планету от непонятной технологии «подкидышей» мифической высокоразвитой цивилизации странников. И ему это удается лишь ценой пролитой крови и загубленной жизни несчастного Льва Абалкина.

Стояли звери около двери. В них стреляли — они умирали

Книга третья. Каммерер «Биг-Баг» — начальник отдела Чрезвычайных Происшествий сектора «Урал-Север» сталкивается с поистине неразрешимой проблемой мировоззренческого кризиса земной цивилизации, когда часть человечества XXII века, по сути, превращается в иной вид с иной моралью, психологией и нравственными императивами — в люденов.

Эти постепенные метаморфозы от «Острова» до «Волн» отражают в себе внутренний кризис современного Стругацким советского общества. СССР декларировал, что строит новый совершенный тип общества и создаёт нового, совершенного человека. Однако к концу 80-х «новые люди» неожиданно осознали, что общество, в котором они живут, всё же далеко от совершенства.

Такова метафора люденов Стругацких. Пускай благодаря своей воспитательной теории и процедуре фукамизации все земляне мира «Полудня» беспрецедентно сильны, здоровы, умны и талантливы по сравнению со средним современным человеком, и среди них нашлись уникумы, которые превосходят их настолько же, насколько они превосходят нас. И таким люденам не осталось ничего другого, кроме как строить уже своё собственное новое общество.

Homo ludens (Человек играющий) — последний шанс для человечества?

Стругацкие совершенно точно не любили поздний СССР — в одном из поздних интервью Борис говорит об этом открыто. Но, как и миллионы других людей, они не могли точно предугадать, к каким тяжелым последствиям приведёт политический кризис советского строя, и вряд ли желали того, что случилось в реальности. Главная их заслуга как писателей в том, что они верно показали слом мышления, который произошел у нового поколения советских людей и те вызовы, с которыми столкнулось из-за этого общество.

Куда мы идём

В «Волнах гасят ветер» есть эпизод, который служит эпитафией всему «Полуденному» циклу. Это описание визита Каммерера и его спутников к Леониду Горбовскому — одному из самых популярных персонажей «ранних» Стругацких.

Горбовский уже очень стар даже по меркам Земли XXII века. Он потерял интерес к жизни и готовится умирать. И вместе с ним должен умереть весь оптимизм той эпохи покорения Венеры, первых межзвездных перелетов, первых успехов «прогрессорства» и всех технических и общественных достижений коммунистического человечества, которые превозносили Стругацкие в «официальном» верхнем смысловом слое своих книг. Потому что Горбовский — последний живой свидетель тех героических времен. А новые времена уже не внушают такого оптимизма. И лишь обнаружение люденов смогло вернуть ему желание жить.

Стругацкие начали свой главный цикл как «верные подручные партии, отпетые сталинисты», воспевающие настоящие и будущие успехи советского строя. А закончили его полудиссидентами, предвещавшими скорый закат этого самого строя. Они перечеркнули всё, о чем писали раньше, и оставили нам единственную надежду на новых людей — люденов.

Уже упомянутый выше российский писатель Дмитрий Быков в разборе творчества братьев полагал, что людены уже живут среди нас, незримо создавая предпосылки для действительно нового общества. Он утверждал, что небольшая часть человечества совершит не только технический, но также психологический, интеллектуальный и морально-нравственный скачок, без которого все самые расчудесные современные технологии — это лишь бомба замедленного действия в руках у обезьяны. Большинство же будут медленно деградировать под уютным покровом социальных сетей.

Мне бы очень хотелось верить, что спасение придёт к нам само собой, просто в порядке естественного развития. Но, боюсь, в теории Быкова слишком много интеллигентского самолюбования и старых как мир надежд на то, что «дети исправят наши ошибки».

К тому же, на протяжении нашей истории человечество уже не раз пытались делить по произвольному признаку на избранное меньшинство и «серое большинство» — начиная от платоновского «Государства» и религиозных догматов о спасении души, заканчивая нацистскими теориями XX века. Но никакой реальной, долгосрочной и массовой модели сегрегации на практике реализовано так и не было. На мой взгляд — скорее, к счастью, чем к сожалению.

В «Волнах» появление нового человека показано эволюционной неизбежностью. Но позднее Борис отказался от такого оптимизма. Кадр из фильма «Гадкие лебеди» 2006 года

Выше я писал, что в конце творческого пути Борис Стругацкий нашел ответ на главный вопрос, который они с братом поставили ещё в «Трудно быть Богом»: кто же способен потянуть роль «человека будущего»? Кому под силу менять миры и людей? Кто не сломается под этой ношей? И вот в 2003 году уже без брата (Аркадий умер в 1991 году) Борис написал последнюю свою книгу — «Бессильные мира сего», которая ставит жирный крест на «люденских» надеждах, описанных в «Волнах».

Никакое воспитание, никакие природные задатки, чудеса медицины и зигзаги эволюции сами по себе не сделают человека люденом. Так что никакой волшебной «палочки-выручалочки» человечеству ждать не стоит. Нужно постоянно и каждодневно трудиться над самим собой. В этом смысл.

Личная коллекция

История полуденного цикла — это живой пример эволюции литературной вселенной и её авторов. Имена Аркадия и Бориса остались навечно вписанными в историю отечественной литературы не потому, что они как-то особенно удачно предсказали будущее или популяризировали науку. Подобно русским классикам, они обращались к самым глубоким вопросам человеческой души. А фантастические декорации их книг лишь придавали этим поискам ещё большие силу и контраст.

Автор статьи: Сергей Сабуров

Источник: https://dtf.ru/11737-bratya-strugackie-polden-i-zakat-sovets...