Я уже как-то писал, что в середине восьмидесятых в моей зенитно-ракетной бригаде была большая напряжёнка с кодировщиками в дивизионах. При годовой потребности в 10-12 человек присылали из учебки в лучшем случае 4-5 выпускников. Да и тех ещё приходилось доучивать. Вот и выкручивался тем, что отбирал нужное количество бойцов из молодого пополнения, оформлял им допуска, готовил месяц и потом они ехали каждый в свой дивизион.

Командиры дивизионов и начальники штабов, особенно те, кто до меня долгое время мучились без кодёров, быстро оценили преимущество такой системы и всячески поддерживали её. Но как оказалось, не все.

Отправляю в один зенитно-ракетный дивизион такого вот молодого. Каждый месяц все мои подопечные приезжают ко мне в штаб бригады за получением очередных ключевых документов и за секретной литературой. В обязательном порядке общаюсь с ними, беседую о службе, обстановке в дивизионе. И вот смотрю, этот новичок держится как-то скованно, зажато, гимнастёрка какая-то замызганная, словно только что с кухонных работ. Сразу возникла мысль, что его чмурят в дивизионе какие-то деды. Расспрашиваю, а тот отмалчивается, явно скрытничает. Решил я наведаться в этот зрдн лично.

Проверяю состояние дел в его секретке, кодоточке и возникает впечатление, что заходит он туда очень редко. Да и начштаба дивизиона не очень-то лестно отзывается о своём подчинённом. Ладно. Ничего толком в тот раз не выяснил, с тем и уехал в раздумьях.

Проходит ещё несколько месяцев, только вижу, что дела в этом дивизионе идут ну как-то совсем уж не туда. И не могу понять причину. Вроде парень старается, а результаты так себе. То расшифровку кодограммы задержит, то ещё что-то. Решил ещё раз съездить, проверить всё вдумчиво. Поехал и выяснил такое, что просто диву дался.

Оказывается да, парня таки действительно зашугали. И не деды, а сам начальник штаба дивизиона. Вопреки всем жёстким запретам и указаниям мой пацан практически не вылезал из нарядов, а когда не в наряде, то обязательно на каких-то подсобных работах. Вечно недосыпал, так как кодограммы в дивизионы у нас шли в основном по вечерам. Видимо, бестолковый начштаба не проникся важностью этой специальности, потому и гонял парня, считая, что тот бездельничает и спит у себя за закрытыми дверями в кодоточке. В общем, измочалили солдата, пришлось его из этого дивизиона забирать. Начштаба тут же задался вопросом: а кто будет вместо него?

Но тут как раз пришло пополнение кодировщиков из учебки. Я, как всегда, занялся их доподготовкой, одновременно изучая характеры, привычки, особенности. Из этих нескольких ребят я отметил для себя одного аварца. Неплохой спец, и видно, что характер у него настоящего мужика, крутой парень, такого сломать проблематично. Вот у меня и возникла одна мысль.

Направляю его в этот дивизион, а перед отправкой провожу детальный инструктаж обо всех особенностях и сложностях службы в этом дивизионе. И напоследок: «Если тебя там начнут как-то зажимать, ущемлять, немедленно звони мне. Открытым текстом ничего не говори. Скажешь, что у тебя возникла такая-то проблема с кодировочной машиной, требуется консультация. А я уж, будь спокоен, приеду, проконсультирую кого надо».

И что вы думаете? Не проходит и месяца, как этот парень звонит мне и произносит условную фразу. И тут мне здо́рово повезло. В этот дивизион собрался ехать командир бригады. Я напросился вместе с ним. Приехали. Командир занялся своими вопросами, я своими. Парень откровенно рассказал всё в деталях. Не успел он приехать, как на первом же построении начштаба его «представил» личному составу: «Вот, приехал ещё один бездельник». Ну каково? Дальше – больше.

Оформил я как положено всё проверенное. А потом с выводами и предложениями к командиру бригады. Доложил всё как есть и своё резюме: раз начальник штаба не понимает важной роли своего кодировщика, и все кандидаты его не устраивают, работать толком не даёт, из-за чего в делах форменный бардак, то, значит, кодировщик ему и не нужен. Поэтому парня передать в другой дивизион, где ему будут рады, а начштаба остаётся сам. И главное – кодоточку и секретку принять не кому-то там, начальнику штаба ЛИЧНО. Начштаба чуть не поперхнулся. «Так я же на кодировочной машине работать не умею». «А ничего, – говорю ему, – мы будем вам присылать кодограммы, обработанные документами ручного кодирования. У вас они есть, работать по ним вы умеете. Вот и работайте». И командир, молодец, быстро просёк ситуацию, полностью одобрив мои предложения. Через три дня парень, сдав дела своему начальнику, убыл в другой дивизион. А бестолковый начштаба остался куковать в гордом одиночестве.

И вот тут он сполна ощутил, что такое работа кодировщика. Ощутил и взвыл. Вечером во все дивизионы отправляются криптограммы, обработанные на кодировочной машине, а в его дивизион – документами ручного кодирования. Я мог позволить себе такую роскошь, так как в кодогруппе на КП у меня были всегда два кодёра. Утром начштаба бригады вызывает всех командиров дивизионов на связь, и в числе его вопросов: получили ли они такую-то кодограмму, что сделали по ней. У всех всё как надо, а в этом зрдн и конь не валялся. Само собой, получай плюху, начальник штаба.

Тут начштаба дивизиона чуть ли не со слезами: «Дайте кодировщика, буду холить и лелеять его» (Перед своим отъездом из дивизиона я высказал ему в глаза всё, что думал о его методах воспитания). Я и ответил ему: «У меня свободных кодировщиков нет. Отбирайте из своих солдат, оформляйте допуск, присылайте. А пока сами, сами».

На всё про всё ушло три месяца. За это время начштаба сильно поумнел. Во всяком случае с того времени в этом дивизионе с кодировщиков только что не пылинки сдували.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

Вот и закончилось обучение в стенах нашего училища, подошли государственные экзамены. Первым среди них шла техника специальной связи.

Экзамен не из лёгких. Вопросы охватывали несколько типов шифровальной аппаратуры плюс всякая вспомогательная техника. Вот на этой-то вспомогательной я едва не погорел.

Основную шифровальную технику я знал хорошо, а вот по некоторым другим типам нам как-то бегло прочитали несколько лекций, и всё. Практических работ на них не было совсем. И был среди этого металлолома множитель перфолент М-10. И мои познания о нём глубиной не блистали.

А тут ещё, как назло, председателем подкомиссии, принимавшей экзамен в нашей группе, был полковник 8 Управления Генштаба, едкий и придирчивый мужик. У него, чтобы получить пять баллов, нужно было не только без запинки ответить на билет, но и на кучу дополнительных вопросов.

Я шёл на экзамен последним. Сам выбрал себе такую очерёдность, рассчитывая, что к концу экзамена комиссия станет если не добрее, то ленивее. Кое в чём мой расчёт оказался правильным, а кое в чём и нет.

Вхожу в аудиторию, представляюсь комиссии. Беру билет и чуть не падаю. Третьим вопросом в моём билете значится этот злосчастный множитель М-10. Всё, думаю, приехали. Ответить на него как это требует придирчивый полковник, я, скорее всего, не смогу. А значит, о пятёрке по этой дисциплине можно и не мечтать.

А надо сказать, что со второго курса я уверенно шёл на «отлично» по всем основным предметам и был кандидатом на красный диплом. Но всего одна четвёрка на госэкзамене поставила бы жирный крест на всех моих четырёхлетних стараниях.

Сажусь, начинаю готовиться к ответу. И тут, до сих пор самому странно, на меня опустилось какое-то ледяное спокойствие. Я будто забыл о последнем вопросе в билете и начал скрупулёзно готовить ответ на первый вопрос. Подготовился, перехожу ко второму. С этими двумя мне всё было ясно и понятно, даже более того, так как по первому вопросу я работал практически на стажировке, а по второму писал курсовую работу. И тут, о чудо! Откуда-то из закоулков памяти вдруг всплыла лекция, которую нам читали по этому множителю. До таких мельчайших подробностей, что я даже вспомнил, какая погода была в тот день за окном. Конечно, я тут же начал лихорадочно записывать всё, что вспомнил. Написал, выхожу отвечать.

Начал, как водится, с первого вопроса. Принимал у меня лично председатель комиссии, остальные члены сидели молча. Подробненько осветил ему вопрос; полковник удовлетворённо покивал и задал ещё целую пачку дополнительных. Ответил и на них. Тот поинтересовался источником моих знаний; я поведал ему о своей войсковой стажировке. Председатель похвалил, после чего перешли ко второму. Тут тоже всё было на ять, курсовая работа помогла; тоже упомянул о ней.

Видно было, что председатель остался доволен моими ответами и велел переходить к множителю. Выдал ему всё, что всплыло в памяти. Полковник покивал и задал дополнительный вопрос. А вот тут я, что называется, поплыл и ответил неправильно. Полковник поморщился. «А вот тут вы, товарищ курсант, ошиблись. Ну ладно, даю вам шанс. Вы так хорошо отвечали на предыдущие вопросы. Вон, на столе стоит множитель, ступайте к нему. Включите, отработайте во всех режимах. Шифровальная машина рядом».

Подхожу сначала к шифрмашине, включаю, набиваю в открытом режиме на перфоленте алфавит. Перехожу к множителю, включаю его на первый режим, вставляю в приёмник полученную ранее ленту, размножаю её. Всё идёт как надо. Перехожу на второй режим и тут… полный облом! Не получается размножить перфоленточку в этом режиме, хоть ты тресни. Делаю ещё одну попытку. Результат нулевой. Что делать?

В этой аудитории помимо экзаменационной комиссии сидел наш майор с кафедры эксплуатации техники, свой человек. Дело в том, что курсанту на экзамене экзаменаторы могли подсунуть заведомо неисправный комплект техники. Тот должен был определить причину неисправности и по возможности устранить её. Причём курсанту не говорили, исправна эта техника или нет. Так вот, наш майор заранее всех предупредил: «Подхо́дите к технике – смотрите на мои руки. Если у меня в руках отвёртка, значит, машина неисправна, если руки пустые, она в порядке».

Но к тому моменту наш майор уже покинул аудиторию, посчитав себя ненужным. И вот я встал перед дилеммой: если множитель априори неисправен, то я, что называется, чист, достаточно сказать об этом. Но если я заявлю о неисправности, а он на поверку окажется в полном порядке, просто я что-то делал с ним не так, то всё, за такой косяк тройка гарантирована.

И тут я, поняв всю безвыходность ситуации, хладнокровно перевожу множитель в первый режим и ещё раз размножаю свою перфоленту. Всё получается как надо, после чего выключаю агрегат.

Ко мне подходит моложавый подполковник из комиссии, интересуется ходом дел. Я нагло показываю ему результаты своих трудов: два десятка идентичных перфолент, разложенных в два ряда. Впечатление такое, что работа выполнена в двух режимах. Подполковник удовлетворённо кивает, велит собирать и зачехлять всю технику, а перфоленты отправить в мусорную корзину, что я с радостью и делаю.

Я подхожу к председателю комиссии и докладываю о выполнении задания. «Подождите. Я же велел вам показать мне все ваши результаты», – говорит тот. Я растерянно отвечаю: «Так ведь товарищ подполковник уже проверил всё, сказал, чтобы я зачехлял технику». Подполковник тут же подтверждает сказанное мною. «Да, я всё проверил. Всё хорошо». «Ну ладно, можете быть свободным», – смилостивился председатель комиссии.

Чуть позднее я узнал, что мне поставили пять баллов. Недаром говорят, что наглость – второе счастье. К слову сказать, этот злосчастный множитель, едва не стоивший мне красного диплома (я таки получил его), мне ни разу за всю мою службу так и не встретился.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

В своей статье «Главное – красиво встретить своего начальника» я писал о том, что после попытки внезапного визита с проверкой начальника восьмого отдела армии в мой полк, я подстраховался на будущее. Я отпечатал список всех своих начальников и офицеров их отделов от штаба воздушной армии до Генерального штаба включительно, кого знал, конечно. Один экземпляр отдал в дежурную смену КП, второй на КДП с твёрдым наказом: сообщать мне любым способом, в любое время дня и ночи, если кто-то из этих товарищей будет лететь в нашу сторону. Ибо нет ничего хуже, нежели внезапный визит незваных гостей, особенно твоих начальников.

После того приснопамятного случая прошло несколько лет. За всё это время тот список ни разу не понадобился. Но бдительности я не терял, и регулярно обновлял его.

И вот в один осенний день в моём шифроргане раздаётся телефонный звонок. Звонит начальник дежурной смены на «вышке».

– Слушай, ты как-то оставлял нам список твоих начальников, просил сообщить, если кто-то из них будет лететь к нам.

– Ну да. А что случилось? Вроде бы сегодня не ждём никаких бортов из штаба армии.

– Да не из армии. Летит гражданский борт Ту-154 из Владивостока, запрашивают у нас посадку. А на борту какая-то, как я понял, комиссия. И среди них есть фамилии из твоего списка.

– И какие же фамилии?

Когда дежурный назвал мне эти несколько фамилий, я чуть со стула не свалился, хорошо, что сидел. Комиссию эту возглавлял ни кто иной, как сам начальник Восьмого управления Генерального штаба генерал-лейтенант Сторч Н.В. Я мгновенно вспомнил, что на ТОФе в это время Генштабом проводилась какая-то глобальная проверка. Нас, фронтовую авиацию, она никоим образом не касалась, но как видно дела грозили принять совсем иной разворот.

Я живо себе представил, что будет после того, как этот Ту-154 сядет у нас, и вся эта футбольная команда десантируется на аэродром. Понятно, что сидеть пару-тройку часов в самолёте комиссия уж точно не будет, выйдет на свежий воздух. Тут же узреет штаб полка, и кто-нибудь да направится проведать мой шифрорган. Конечно, сам Николай Васильевич вряд ли пойдёт, не его это уровень, не по чину такому начальнику инспектировать какой-то там полк. Но вот кого-нибудь из своих нукеров послать может запросто. А оно мне надо? К такой проверке нужно готовиться хотя бы за месяц, вылизывать всё. А тут как снег на голову в июле. Это же зубры, которые не одну собаку съели на проверках; начнут смотреть, копать, обязательно что-нибудь да наколупают. И как я потом буду выглядеть? А отметиться в негативном свете на уровне Генштаба мне как-то не хотелось. Надо было срочно что-то делать.

– Слушай, и когда они должны сесть?

– Где-то минут через 40. Облачность сегодня, сам видишь, низкая, но садиться таким бортам ещё можно. Вот мы сейчас с метеорологами и советуемся, сажать или нет.

– Слушай, а нельзя ли эту облачность сделать как-нибудь пониже? Ну, ты понимаешь меня. Мне эта комиссия как нож в горло, да и командирам нашим она тоже ни к чему, одна нервотрёпка и лишние хлопоты. Как-никак генерал-лейтенант летит. Передай синоптикам, пусть уж постараются, за мной не заржавеет. Пусть лучше эти гости летят себе мимо. Здоровее будем.

– Ладно. Сейчас посоветуемся с нашими колдунами погоды. Я тебе позвоню.

На метеорологов у меня была сильная надежда, что поймут они меня правильно и не подставят. В конце концов, ребята там были нормальные, я с ними дружил. Ещё бы, ведь у них, как оказалось ещё в начале моей службы, была и своя шифровальная машина со всеми причиндалами, заложена на военное время. Я проверял их раз в полгода и даже один раз помогал чинить эту технику, благо её устройство очень походило на «морскую» шифровальную машину, которую я тоже изучал, хоть и готовился не во флот.

И синоптики, славные ребята, не подвели. Минут через десять позвонил дежурный с вышки и сообщил, что облачность уже недопустимо низкая для посадки. Поэтому они перенаправляют этот Ту-154 на другой аэродром. Полоса там для них подходит, и погода получше.

Так ли оно было на самом деле с облачностью, или ребята слукавили малость, идя навстречу моей просьбе, не знаю, уже как-то неудобно было спрашивать. Но свой коньяк они честно заработали.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

Я был уже достаточно зрелым офицером-шифровальщиком, когда перешёл из маленькой режимной авиационной части в полк истребителей-бомбардировщиков.

Меня срочно откомандировали туда, поскольку тамошнего начальника шифроргана тоже срочно переводили, а оставлять полк без начальника шифроргана в ту пору было весьма чревато. Поэтому первые месяцы я был в полку на правах вольноопределяющегося. Ну, а уже позднее меня официально закрепили в должности ПНШ по спецсвязи. Решил остаться, мне там понравилось больше; служба хоть и более напряженная, но интересная.

Первое время, пока народ меня еще не знал, я приходил и уходил, когда мне было нужно. Нет, не подумайте, что я отлынивал от службы. Скорее наоборот, так как только вникал в суть дел. Но вот всякие полковые построения я старался избегать, страсть как их не любил. Пользы мне от них никакой, одна потеря времени.

А незадолго до этого в стране ввели пятидневную рабочую неделю, в том числе и в армии. В моей прежней части в субботу офицеры, кроме дежурной службы отдыхали, а в этом полку субботнее утро начиналось с полкового построения.

Несколько месяцев мои субботние неявки никто не замечал, но как только я стал официальным ПНШ и не явился первый раз, меня в первый же понедельник взъерошил наш начальник штаба.

– А что это вас, товарищ старший лейтенант, в субботу не было на построении?

– Дык, суббота, товарищ капитан, вроде вообще выходной. Но на рабочем месте я-то был почти весь день.

– Какой выходной? Что б в субботу был на построении как все.

– Понял.

Но следующий «субботник» я опять внаглую проигнорировал. И тут уж мне влетело от нач. штаба довольно не хило. Пришлось, конечно, ходить. Но я задумался. А что это начальник штаба вдруг заметил моё отсутствие в строю после того, как несколько месяцев кряду не замечал? Стал аккуратно интересоваться у народа. А мой начальник секретной части возьми, да и подскажи. «Так это вас заложил «комсомолец» из политотдела, – была там такая должность, какой-то суперответственный за работу с комсомольцами, пронырливый и скользкий тип, имевший привычку закладывать своих же офицеров, за что его почти все не уважали, – на вопрос начштаба «все ли на месте?», он выкрикнул, что все, только вас, мол, нет».

Так, теперь понятно, откуда ветер дует. Ну ладно, ябеде да воздастся. Даю команду секретчику: как только этот комсомолец получит у тебя в секретке свою рабочую папку, сразу звонить мне и сообщать условной фразой.

Этот день не заставил себя ждать. Через пару-тройку дней слышу в трубке условную фразу. Тут же выставляю своего сержанта-шифровальщика в коридор с наказом сообщать мне, если только комсомолец выйдет из своего кабинета без рабочей папки. И здесь ждать пришлось не слишком долго. Встаю, иду в общий политотдел, где трудится в поте лица наш ябеда. Кроме него там размещаются еще несколько офицеров. Картина маслом: рабочая папка на столе, не опечатанная, его самого, конечно, нет. «Так, товарищи офицеры, – обращаюсь к политотдельцам, – чья это папка?» Те, понятное дело, называют её хозяина. Ждём хозяина, к папке я даже не притрагиваюсь. Тот вскорости является.

– Ваша рабочая папка, товарищ капитан?

– Да, а что?

– Первое. На каком основании вы, покидая помещение, оставили её, даже не опечатав? Второе. Вы эту папку кому-нибудь передали под охрану, оформили это письменно как положено? Нет? Открывайте, вынимайте все документы.

Смотрю опись его документов, сверяюсь с реальным наличием.

– Так, два документа вами в опись не внесены. Еженедельные проверки проводятся нерегулярно. А где ещё один документ? (До захода в политотдел я взял в секретке список выданных ему документов.) Передали коллеге? Без расписки? Достаточно. Собирайте папку, несите её в секретную часть, сдавайте документы и готовьтесь к зачёту, который я буду у вас принимать по вашей готовности. Про работу с документами пока придётся забыть.

– Мне работать надо, а вы мне мешаете. Я буду жаловаться замполиту.

– Пожалуйста, ваше право. Только не забудьте сказать ему, что помимо своих нарушений и предпосылки утраты документа вы подставили его самого тем, что не представляете ему документы раз в неделю на проверку, как это делают все офицеры. Так что жалуйтесь.

В общем, сдал он мне этот зачёт со второй или третьей попытки. А за это время успел получить люлей от своего начальника, который, конечно же, узнал о подвиге «комсомольца». Замполит был «летающим», нормальным офицером, и таких субъектов сам недолюбливал. Плюс ко всему капитан имел приятную беседу в кабинете начальника штаба после моего рапорта. Полковой особист тоже не прошёл мимо, отловив героя в коридоре; разговор был недлинный, но малоприятный. И как вишенка на торте прозвучала его фамилия на ежемесячном полковом подведении итогов в разделе «состояние режима секретности», понятно, что не в числе награждаемых. В общем, прилетело ему со всех сторон.

Ну, а добрые люди с подачи моего секретчика объяснили незадачливому терпиле, что основной причиной всех свалившихся на него бед явился его же длинный язык. Больше "комсомольского" голоса в строю никто не слышал. Иной раз лучше помолчать, может и сойдёшь за умного.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

В середине восьмидесятых я служил в одной из зенитно-ракетных частей ПВО в должности начальника восьмого отделения. И одной из проблем моей службы была острая нехватка квалифицированных специалистов-кодировщиков. Командир части, понимая мою ситуацию, дал мне карт-бланш на отбор кандидатов в кодировщики из числа молодых призывников, поступающих в бригаду. Разрешил брать любых, кроме водителей и ещё пары специальностей.

Раз в полгода я приезжал в дивизион, где собирали молодняк из только что призванных в армию ребят. Там они проходили начальную военную подготовку, принимали присягу, и после этого разъезжались по своим дивизионам продолжать службу. Вот из них-то я и подбирал себе нужных кандидатов.

После получения допуска к гостайне я занимался с ними месяц при штабе бригады, обучая их всем премудростям нашего ремесла в необходимом для этого объёме. После этой подготовки они возвращались в свои дивизионы уже полноправными специалистами. И получались из них спецы ничуть не хуже тех, на которых затрачивали по полгода, обучая в школе кодировщиков.

Отбор кандидатов я начинал обычно с того, что опрашивал командира подразделения, и тот называл мне имена наиболее подходящих для меня ребят. Глаз у него был намётанный, и я ему доверял. Ну и кроме этого я внимательно изучал личные дела всех призывников. Вот и в этот очередной приезд комдив назвал мне несколько фамилий. С каждым из этих солдат я провёл беседу с глазу на глаз, пытаясь разглядеть в нём будущего кодировщика, задавал кучу вопросов о его прошлом, о его склонностях, пытался выявить сильные и слабые стороны.

И вот заходит в комнату для беседы очередной боец из числа тех, кого рекомендовал мне командир дивизиона. Он сразу привлёк моё внимание тем, что сильно отличался от других призывников. Этот солдат совсем не походил на новобранца. И это меня насторожило. Ну совершенно не походил он на парня, который только неделю назад впервые одел форму. Намётанный глаз офицера может сразу отличить старослужащего от молодого салаги. И форма на них сидит по-разному, и манера поведения у них разная. Даже взгляд и речь сильно разнятся.

А тут передо мной сидел солдат по документам только-только призвавшийся, но по всем остальным мелочам я смело мог бы сказать, что этот хлопец не первый год стирает каблуки солдатских сапог. Хотя форма и сапоги на нём были совсем новенькие. Я поначалу даже было заподозрил, что офицеры дивизиона решили так подшутить надо мной, переодев старослужащего и подсунув его мне под видом призывника.

Беседуем с ним. Сначала анкетные данные, как водится, потом общие темы о жизни, потом уже о нашей службе и работе кодировщика. В допустимых пределах, конечно. Парнишка был кавказец, точнее аварец. С этими ребятами я уже сталкивался ранее, один аварец даже служил у меня кодировщиком, и очень хорошим, надо сказать. Этот тоже глянулся мне. Русским языком владеет совершенно свободно. Подошли с ним к теме нашего ремесла. Поначалу он был не против. Но когда я сказал, что для этого ему необходимо будет пройти проверку органов госбезопасности и получить допуск по второй форме, парень слегка занервничал. Я сразу заметил это. Хотя до этого он вёл себя совершенно спокойно, заверив меня, что ничего криминального в его прошлом не имеется. Проверка по линии КГБ его явно не обрадовала. В чём же дело, почему парень так напрягся? Я напрямик спросил его об этом, призвав к полной откровенности и заверив, что независимо от его ответа ничего плохого ему не будет.

И вот что я услышал.

– Да, товарищ майор, я не хотел бы проходить такую детальную проверку, как вы говорите.

– А почему? Тебе есть что скрывать? Ты ведь сказал, что судим не был, не привлекался, с законом проблем не имеешь, приводов в милицию не было. Так?

– Всё так. Только видите ли в чём дело, я ведь служу второй раз.

– Это как понять, «второй раз»?

– Да вот так. Служу за своего брата.

– Ничего не могу понять. Что значит, «за своего брата»? Поясни.

– У нас семья большая. Кроме меня у отца с матерью есть ещё младший брат. Он на два года моложе меня. Ну вот, отслужил я, как положено, вернулся, начал работать у нас в селе. А тут брату приходит повестка из военкомата. Вот отец и говорит мне: «Ты уже отслужил, знаешь, что к чему в армии. Как я понял, служил ты легко, было там тебе не трудно. Давай-ка послужи ещё, за своего брата. А то он молодой, глупый, наломает там дров обязательно. Так и пропадёт». Ну а слово отца у нас на Кавказе – закон. Сходил он в военкомат, поговорил там с кем надо, договорился. Обменялись мы с братом паспортами. С братом мы очень похожи, поэтому никто на подмену и внимания не обратил. Ну а дальше всё понятно.

Вот тебе и ситуация. Сколько служил, всякое видал, но о таких подменах слыхать не доводилось. Забирать его к себе я, конечно, не стал. Жаль, не получилось из парня кодировщика. Но подводить его под проверку КГБ – это стопроцентно спалить его легенду. И солдату, и его семье карму попорчу, а кодёра так и не получу. Поблагодарил я бойца за откровенность, на том и распрощались.

Больше я о нём ничего не слышал и не встречал его. Его отцам-командирам я ничего не сказал о нашем разговоре. Незачем им лишние переживания. Единственно, предупредил их о том, чтобы они не ставили этого солдата на должности, связанные с гостайной, где требуется допуск органов КГБ. Зачем портить солдату службу?

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Редко какая неделя в нашем авиационном полку обходилась без учебной тревоги. Как правило, объявляли ее поздним вечером или ранним утром. Вот и это ранее утро ознаменовалось очередной учебной тревогой, после которой наши офицеры долго смеялись.

Все разворачивалось по обычному плану: прибытие на КП командного состава, сбор лётного состава на постановку задачи, убытие техников на матчасть. Само собой оповещать всех офицеров по телефону в те времена было просто физически невозможно, телефоны в военном городке имелись только у руководящего состава и немногих избранных. Те, кому не посчастливилось иметь данное средство связи в своих квартирах, оповещались через посыльных. Командир первой эскадрильи подполковник Баранов к числу таких избранных почему-то не относился. Возможно потому, что прибыл в наш полк совсем недавно.

Важно отметить: на нашем аэродроме и в военном городке располагалось сразу два авиаполка: наш авиационный полк истребителей-бомбардировщиков, который все называли просто «истребительным» и полк дальней авиации, так называемые «бомбёры». Техника размещалась на одном аэродроме, только в разных его углах, ну а офицеры обоих полков жили в многоквартирных пятиэтажках, причём зачастую квартиры офицеров обоих полков располагались в одном доме и даже на одной лестничной площадке. У каждого солдата-посыльного имелась специальная карточка посыльного с указанием воинского звания офицера, его фамилии и домашнего адреса. Как правило, посыльные хорошо знали свой маршрут, закреплённых за ними офицеров и могли оббежать его с закрытыми глазами. Но в то ранее утро все пошло по закону бутерброда, который, как известно, падает почему-то всегда маслом вниз.

Посыльный подполковника Баранова заболел и его карточку вручили первому подвернувшемуся под руку молодому солдату, который с рвением первогодка ринулся по своему маршруту. Каких-то особых проблем с адресами у новенького посыльного, по идее, быть не могло, так как все его подопечные жили в одной «истребительской» пятиэтажке. Все, за исключением нового командира эскадрильи. Тот жил неподалеку, но в другом доме. А в «истребительском» доме в квартире с таким же номером благополучно обретался офицер бомбардировочного полка, и тоже в чине подполковника. Вот в эту-то квартиру и постучал в то утро бестолковый посыльный от истребителей, не обративший внимание на то, что его офицер живет совсем в другом доме. И когда ему ответили из-за двери, крикнул стандартную фразу: «Товарищ подполковник, тревога!»

Никаких сомнений у получившего сигнал подполковника не возникло, и он, как всякий исполнительный офицер немедленно прогнал остатки сна, быстро привел себя в надлежащий данному случаю вид и резво отчалил в свой полк. Наш же подполковник Баранов, ни сном, ни духом ни о какой тревоге не ведавший, в это время спокойно досматривал утренний сон.

Дальнейшие события в обоих полках можно было охарактеризовать одном словом: трагикомедия. В полку «бомбёров», куда прибежал его офицер, экипированный как положено по тревоге, дежурная служба сдержанно посмеялась, посчитав случившееся чьим-то розыгрышем. Ну а нашему комполка истребителей было не до смеха: время идёт, а командир боевого подразделения неизвестно где и неизвестно что с ним.

Подполковник-бомбёр, поскольку утро было ну совсем уж ранее, высказав присутствующим все, что он думает по этому поводу, отправился домой в надежде досмотреть остаток сна, а наш командир полка сурово потребовал пред свои очи непонятно где болтающегося комэска. Свободных людей под рукой не было, тревога все-таки, поэтому на поиски запропавшего комэска-один спешно отрядили всё того же солдата, которого посылали ранее. Тот, будучи полностью уверенным в правильности своего манёвра, снова добежал до знакомой ему двери квартиры подполковника-бомбёра, постучал и на вопрос хозяина квартиры о причинах его беспокойства, повторно пригласил того на свидание с командиром полка, добавив, что тот прямо-таки жаждет увидеть своего подчиненного. Долго препираться хозяин квартиры не стал, справедливо рассудив, что тут явно что-то не так и почел за благо не мешкать, лично выяснив у своего начальника, что же все-таки происходит. Словом он снова убыл по проторенному адресу на командный пункт своего полка. А вернувшийся на аэродром посыльный, с чистой совестью отчитался о выполнении задания, добавив, что своими глазами видел офицера живого и здорового. Понятно, что своего комэска-один он в лицо не знал, так как прибыл в полк совсем недавно и ещё не освоился с командным составом.

Повторное ни чем не обоснованное явление подполковника-бомбёра на КП своего полка в столь неурочный час и данные им пояснения о причинах визита вызвали у дежурной смены совсем уж неприличное оживление. Только что пальцем у виска никто не покрутил из уважения к его званию. Но тема для обсуждения этого явно выходящего за рамки обыденности события прочно заняла в умах его свидетелей почетное первое место. На сей раз, жестоко обманутый и осмеянный всеми подполковник, таки дождался прибытия своего командира с тем, чтобы наконец осознать, что он стал жертвой то ли рокового стечения обстоятельств, то ли чьей-то нехорошей шутки, тихим незлым словом пообещав разобраться с шутниками.

Само собой, что сбор по тревоге в нашем полку в то утро прошел без участия законного командира первой эскадрильи, что явно не способствовало повышению его репутации в глазах командира полка. И лишь очная ставка комэска-один со злосчастным посыльным и последовавший за нею подробный «разбор полетов» спасли его от неприятных последствий. После этого все посыльные в обоих полках под присмотром своих старшин еще долго тренировались обходить закрепленные за ними адреса офицеров. Во избежание так сказать…

Блог" Армейский Шифровальщик" https://zen.yandex.ru/army_corder

Есть справедливая пословица о том, что сапёр ошибается только один раз. Нечто подобное можно сказать и об армейском шифровальщике, с той только разницей, что ошибка сапёра будет стоить жизни ему самому, а вот за ошибку шифровальщика могут заплатить своими жизнями совсем другие люди. Такой ошибки шифровальщику не простят, но цена её может быть очень велика.

Высокий профессионализм – это обязательное требование нашего ремесла. Для этого нужно знать и неукоснительно выполнять не только правила нашей работы, но и хорошо владеть темой, в которой ты крутишься. Если ты, например, служишь во фронтовой авиации, нужно знать её основы, терминологию, основы тактики, район действий твоего полка и многое другое. А ещё шифровальщику очень нужна интуиция, которая поможет избежать той самой роковой ошибки.

В первой половине 80-х наш истребительно-бомбардировочный полк каждый месяц выполнял учебные полёты в интересах Войск ПВО для проверки их боевой готовности и натренированности расчётов дежурных смен. Делалось это так. В полк приходила шифртелеграмма, которой предписывалось выполнить полёт в определённый день и в определённое время. Указывался маршрут полёта, состав группы, высота, скорость, контрольные точки и высота, на которой они должны быть пройдены. Всё время полёта от взлёта до посадки эти машины должны идти с ВЫКЛЮЧЕННОЙ бортовой системой радиолокационного опознавания. То есть наши средства ПВО фиксировали их, как чужие цели. И отрабатывали по ним всё, что положено кроме, конечно, реального пуска ракет. О таких заданиях в низовых звеньях ПВО не знал никто. Знали только старшие начальники.

И вот приходит мне очередная такая шифртелеграмма. Всё как обычно: дата, время, маршрут, координаты контрольных точек прохождения, высота пролёта над ними. Прочитал я расшифрованный черновик телеграммы, тщательно проверил текст, особенно в отношении всех цифр и чисел. Вроде всё правильно, можно делать на чистовик и докладывать. Но тут меня что-то остановило. Зацепился глаз за какую-то мелочь. Читаю ещё раз. Вроде бы нет никаких ошибок, но что-то не даёт мне покоя, какое-то смутное чувство тревоги и неправильности чего-то. Вчитываюсь в каждое слово ещё раз и останавливаюсь на цифрах, указывающих высоту прохождения машин в одной из контрольных точек.

Как сейчас помню, указаны были её координаты и высота «200 метров». Нет, возможно, наши полковые асы смогли бы пройти и на такой высоте. Но такое возможно разве что над уровнем моря или над равниной. А тут явно не море, а какой-то остров в Охотском море. И лететь-то будут не факт, что лучшие из лучших.

Взял я черновик этой шифровки и отправился к полковому штурману. Пусть он либо развеет мои сомнения, либо укрепит их. Поделился с ним своими соображениями, озвучил координаты этой точки и обозначенную в шифровке высоту. Тот развернул свою штурманскую карту, нашёл искомую точку и призадумался.

– Да, похоже, ты прав. Что-то тут не так. Это остров с грядой скал. Идти на такой высоте над ними – это уж как-то чересчур. А ты не мог ошибиться?

– Да нет, с моей стороны ошибки быть не может. Исключено стопроцентно.

– А те, кто прислал шифровку?

А вот это уже вопрос. Прощаюсь со штурманом и возвращаюсь в шифрорган. Поднимаю трубку и звоню в восьмой отдел армии. К телефону подходит дежурный сержант. Прошу его взять в руки нужную шифртелеграмму и посмотреть её на предмет уточнения цифры, которая меня так беспокоит. Что написано в шифровке? Тот смотрит и отвечает: «200 метров». Мне бы успокоиться и закончить это дело, но интуиция прямо-таки вопит: тут что-то не так, не может быть такого.

Походив по кабинету ещё с десяток минут в раздумьях и сомнениях, звоню ещё раз, но на этот раз прошу к телефону дежурного офицера отдела. Объясняю ему ситуацию, свои сомнения, содержание разговора со штурманом и прошу его взять самому в руки подлинник шифртелеграммы, именно ПОДЛИННИК и посмотреть нужное место. Тот, судя по всему, понял мою озабоченность, нашёл шифровку и вчитался.

И тут слышу от него тааакой мат! Не в мой адрес, конечно, но всё же. В подлиннике телеграммы чёрным по белому написано: «высота 2000 метров». 2000, а не 200 ! Вот так-то. Сержант тот, оказывается, смотрел вовсе не подлинник, и озвучил мне вариант с ошибкой, уже допущенной их шифровальщиком. Всего-то на один нолик. А во что он мог обойтись и чего стоить, страшно даже подумать. Конечно, если бы моя интуиция промолчала, и я принял бы всё за чистую монету.

Конечно, была вероятность того, что штурман полка и отцы-командиры, прокладывавшие маршрут полёта для этих экипажей, заметили бы эту ошибку, сами засомневались, обратились ко мне, и в конечном итоге общими усилиями мы бы исправили её. Но реноме шифрслужбы было бы в их глазах подорвано, да ещё как.

Выяснилось потом, что телеграмму эту шифровал сержант-срочник. Больше я о нём ничего не слышал.

Конечно, эту историю тут же доложили нашему армейскому шефу, поскольку несколько дней спустя от него в полк пришла шифртелеграмма: впредь все материалы шифрпереписки, касающиеся полётов в интересах Войск ПВО по облёту целей, хранить до окончания полётов и их разбора. Обрабатывать их исключительно офицерам. Так что всё хорошо, что хорошо кончается.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder