Существует версия, что кровавые большевики построили Днепровскую ГЭС, чтобы как можно больше людей умирало от удара электрическим током. Вряд ли кто-то сможет оспорить тот факт, что электрификация стала причиной появления нового фактора опасности для человека, тем не менее, вряд ли хоть один пикабушник откажется от возможности почитать посты из-за потенциального риска умереть от электрического удара зарядным своего смартфона. Мы идем на риск, потому что считаем его оправданным и приемлемым. Чтобы оценить опасность нужно хорошо представлять ее природу, в случае с электричеством можно сказать, что практически любой, кто осилил школьный курс физики, имеет представление о том, что это и с чем его едят.

К сожалению, с химией дело обстоит куда хуже. Уровень преподавания химии в современной школе неудовлетворителен, людей изучающих химию в институте, либо как хобби относительно мало что дает широкий простор для страхов спекуляций и обмана. И тут мы подходим к теме поста. Хемофобия – хтонический страх, перед страшными словами и формулами который никого не оставит равнодушным.

Наверное, треть всех проявлений хемофобии последний пяти-десяти лет в странах СНГ относятся к страху разбивания ртутного термометра. Данное медицинское изделие, плотно вошедшее в обиход населения, имеет свойство разбиваться в самый неподходящий момент, приводя в ужас всех созерцающих данное явление. При мыслях о ртути мозг мгновенно выдает картинку с черепом и костями и отключается. Человек начинает судорожно гуглить и о ужас оказывается что он его семья, его кот и соседи в смертельной опасности.

Первая же страница в поиске пестрит лютыми пугалками совмещенными с рекламой контор по демеркуризации. Стоимость таких услуг зависит от жадности демеркуризатора и платежеспособности пострадавшего. Важно понимать, что в большинстве своем это развод.

Ртуть страшна не сама по себе, страшна она парами. Так что ртуть можно брать руками, можно проглатывать можно (но не нужно) хранить в закрытой таре. Но даже если шарики ртути предательски разлетелись по всей комнате это не повод для паники, в жилом доме всегда присутствует вентиляция, а значит, пары ртути в результате обмена воздуха будут неминуемо выноситься из помещения. На практике в результате разбивания одного градусника в жилом помещении опасная концентрация ртути в воздухе просто не достигается. Чтобы отравиться ртутью, нужно разбить несколько градусников в кастрюлю, поставить ее на плиту и интенсивно дышать, накрывшись полотенцем.

Демеркуризация может потребоваться, в случае если речь идет о разливе, по крайней мере, десятков граммов ртути, но даже если с вами приключилась такая беда, ртуть отлично связывается (переходит в нетоксичный сульфид) порошком серы.

В случае с ртутными лампами все обстоит еще забавное, учитывая что количество ртути в них измеряется миллиграммами, обычно эти миллиграммы уже покинули помещение еще до того как испуганный гражданин успеет набрать номер конторы демеркуризаторов.

Следующая пугалка – формальдегид (а так же фенол, «плохой запах», яд для травли соседей «Новичок»). Обнаружив у свежеприобретенной табуретки неприятный запах, гражданин начинает искать ответы в гугле, обнаруживая, что виной всему формальдегид. Через несколько дней табуретка перестает источать запахи, но гражданина уже не остановить, он уверен что имеет место быть формальдегид, кроме того на табуретке успел посидеть любимый кот и успел постоять любимый чайник, как же теперь с ними быть, куда бежать и что делать?

Естественно на просторах обнаруживается множество организаций, которые за долю малую проведут анализ и вынесут табуретке приговор. Естественно тот же анализ может провести и СЭС, но она скорее всего не найдет никаких нарушений, потому что их и не было. Еще раз повторюсь, что в условиях жилого проветриваемого помещения создать опасную концентрацию очень трудно, так что табуретку можно оставить в покое.

Можно привести еще много примеров бытовой хемофобии, начиная от боязни буквы «Е» в составе продуктов, до сказок про ежиков и батарейки. Все это ограничивает человека, создает иррациональные, основанные на предрассудках и бредовых идеях концепции. Данное мышление активно эксплуатируется и монетизируется маркетингом, поддерживается и взращивается чуть ли не на государственном уровне.

Мораль как всегда незамысловата: не нервничайте, думайте головой, досконально изучайте вопрос с которым довелось столкнуться и не бойтесь химии)

Сегодня мы знаем об окружающем нас мире достаточно много, но далеко не всё. Об этом вам с интересом расскажет любой генетик, астрофизик, микробиолог или химик. Возможно сейчас открытие, которое бы изменило наши представления о мире, перевернув всё, что мы знаем с ног на голову, сделать нелегко. Возможно, это практически невозможно. Но что если бы вам однажды сказали, что то, что вы знаете, - ложь. Что один из продуктов современной химии, который мы используем везде и во всём многие годы, убивает нас, а исследования, ученые статьи и всё, что мы наоткрывали, напридумывали, понаписали в книгах - всё это полный бред, а каждый второй предмет в вашей квартире отравлен. И так во всём мире - от главы государства до последнего бедняка с его скудным скарбом. Именно это однажды и произошло, и сегодня мы ненадолго погрузимся в историю токсикологии и удивительное открытие доктора Генри Летеби, в которое никто из его современников не поверил.

Изумрудно-зелёный.

Зелёный насыщенный цвет на самом деле не был таким уж прямо новым и необычным. С глубокой античности мы использовали истертый малахит или пигмент «зеленая земля» из разных соединений кремния. Цвета были бледноваты, и на полотнах до конца 18 столетия увидеть яркую сочную зелень у вас не выйдет. Всё изменилось, когда смогли добыть настоящий изумрудно-зеленый цвет. Он был получен в 1775 году из красителя «Зелень Шееле». Краситель назван в честь шведского ученого - Карла Вильгельма Шееля, того самого, который открыл молочную кислоту и хлор, и о которых я писал в статье про молоко. К несчастью, в те годы, описывая открытые вещества, нужно было указывать в том числе и вкус. К 1786 году исследования тяжёлых металлов и различных их соединений стали комбинироваться у Карла в симптомы. У него появились поражения кожи - потемнения эпителия дополнились утолщениями и язвами, появилась страшная комбинация диареи и сонливости. Вскоре талантливый химик умер. Предположительно, причиной смерти стало поражение почек.

Слева: фреска в церкви св.Франциско в Монтефалько, Италия, авторства Пьетро Ваннучи. Справа: автопортрет Пьетро. Начало 16 в., зеленые пигменты: малахит и кремний.

"Зелень Шееле" же на фоне блеклых полотен Возрождения заняла почетное место среди ярких красителей, доступных человечеству. И постепенно её радостно стали производить в промышленных масштабах. Так продолжалось почти 100 лет, пока мы наконец не стали замечать очевидное.

В 1859 году вышла книга «Жертвы моды: опасности платьев прошлого и настоящего», авторства Элисона Мэтьюса Дэвида. В ней Дэвид рассказывал о расследовании странных смертей доктором Анжэ Габриэлем Максимом Вернуа. Случаи касались заболеваний в цветочном магазине. У мужского персонала цветочников, у всех без исключения, были одни и те же симптомы: зеленоватые углубленные язвы на ногах, желтые ногти, поражения гениталий, иногда изъедающие плоть до кожи бедер. Работницы, занятые отпуском товара, имели сильные головные боли, бледную кожу, слабость. Наблюдение за процессом работы выявило несколько особенностей. Мужчины красили ткани, из которых потом делали искусственные цветы и упаковку следующим образом: ткань крепилась гвоздями к столешнице, наносился краситель, добавлялась вода, работники предплечьями растирали краску по ткани, затем передавали её для сушки. На руках имелись повреждения от гвоздей и верстака. Женщины высушивали ткань, нарезали её на ленты и изготавливали сами цветы, так же голыми по локоть руками. Красителей было множество, все неорганические.

Рисунок типичных признаков поражения мышьяком из медицинского пособия:

Из искусственных цветов изготавливали множество дешевых диадем и венков - тогда в моде был акцент на природу и дамы с радостью украшали свои головы такой вот бижутерией.

Иллюстрации модных причесок Викторианской эпохи:

В 1861 году пара безутешных родителей из рабочего района Лондона - Лаймхаус - нанимает именитого врача Томаса Ортона для расследования причин болезни, в результате которой погибли трое их детей, а последний ребенок, маленькая девочка, находится при смерти. Им не смогли помочь другие врачи, и теперь родители хотели узнать причину любой ценой.

Томас обратил внимание, что предыдущие диагнозы, ссылавшиеся на лихорадку и дифтерию, не могут быть применены в данном случае, ведь кроме детей никто не болел, ни родители, ни соседи. Единственным подозреваемым были обои в детской комнате. Родители выложили солидную сумму, чтобы сделать комнату как можно красивее, но в научной среде давно ходили слухи о том, что зелёный краситель, содержащий мышьяк, может быть опасен: что обои то ли источают газ, то ли высвобождают мышьяк в виде пыли. И это способно приводить к ужасным последствиям. Вскоре умирает и последний ребёнок. По совету доктора Ортона родители дают разрешение на вскрытие, которое проводит химик-аналитик, работающий в одной из лондонских больниц, Генри Летеби. Он определил причину смерти - острое отравление мышьяком. Дело тут же поместили под особой контроль, а диагноз стали оспаривать в суде. Началось следствие. Его итогом стало решение о том, что выводы химика являются «нежелательными», а присяжные пришли к согласию в том, что четверо здоровых детей умерли по естественным причинам. Дело Лаймхауса было первым таким за 100 лет с момента внедрения красителя.

Генри Летеби и зеленые обои с красителем на основе мышьяка:

Генри Летеби не успокоился после решения суда. Наоборот, он решил доказать всем, что прав именно он, не взирая на последствия. Он посетил дом, где жила девочка, и взял образцы обоев. Доза мышьяка составила около 1 грамма на 1 кв.м. По сути, Генри стал первым, кто не согласился с общественностью, и не смотря на давление, доказал причинно-следственную связь между смертью пациента и наличием яда в ближайшем окружении.

В 1857 году в Бирмингеме доктор Уильям Хиндс сообщил, что неизлечимо болен. Рвота, спазмы в животе, головокружение, слабость, донимали его каждый вечер, доводя общее состояние до критического и приближая развязку с каждым днем. Казалось, у его болезни нет ни имени ни объяснения, пока однажды его не осенило. Ему становилось хуже вечером, когда он приходил в свой кабинет. Кабинет в старом английском стиле, с деревянными панелями, но с одной новинкой - вместо классического зеленого сукна были новомодные обои с рисунком. Когда доктор Хиндс сменил свой график, ему стало легче. Соскоблив частички обоев и сделав пару тестов, он пришел к жутковатым выводам: там мышьяк. Обои он поменял, и ему стало лучше.

Через полгода к Хиндсу на прием попала молодая пара, которая утверждала, что умирает без отпуска. Как оказалось, дома и на работе им было плохо - болело горло, возникала слабость, воспалялись глаза - а в отпуске на море становилось гораздо лучше. Дома у них болел даже попугай, поэтому они брали его с собой. Бедная птица в суровом Лондоне отказывалась от еды и питья, а попав на пляж весело орала и радовалась жизни. Хиндс осмотрел дом молодых и ожидаемо обнаружил зеленые обои. Молодым людям посоветовали их снять и вернуться к трудовой карьере. Таких случаев становилось всё больше и больше. Но всё ещё ничего не происходило.

Деньги против науки.

В производство мышьяка было втянуто огромное количество самых разных промышленных компаний. Конечно люди знали, что он ядовитый. Но в Китае его 3000 лет использовали как традиционное лекарство. А в США бледность при анемии от яда вообще "продавали". Выпускались специальные таблетки с мышьяком, обещавшие избавить любую даму от веснушек и прыщей. Конечно, если лицо будет белым как мел, веснушки не исчезнут, но ведь и заметны станут гораздо меньше.

Американские таблетки и реклама в газетах:

Примерно с 1840-х годов в Англии в ходу была пудра со свинцом, уксусом и мышьяком. Тоже неплохо отбеливала в краткосрочной перспективе. В долгосрочной - выпадение зубов, волос, анемия, отказ органов. Наличие мышьяка в свободной продаже как лекарства, красителя, средства от мышей, субстанции с сотней применений иногда вызывало и трагедии. Так, в Брэдфорде в 1858 году местный кондитер Уильям Хардакер при попытке подделать мятные леденцы решил добавить туда гипс вместо сахара, и отправил своего подмастерье в аптеку к Чарльзу Ходжонсу. Но тот болел, и вместо себя оставил такого же подмастерье. В итоге, вместо сахара в конфеты попал мышьяк. Обнаружилось это спустя почти сутки бурной торговли. 200 человек серьезно отравились, 21 человек умер.

Карикатура Джона Лича на описываемое событие, ноябрь 1858 г.:

Что же мы имеем? Мышьяк повсюду. Им красят не только одежду, обои, но и свечи, детские игрушки. Он в составе всех зелёных красок, из него делают пару модных косметических средств, его добыча поставлена на широкие промышленные рельсы. Но все знают, что мышьяк ядовит.

Глава медицинского журнала The Lancet, Томас Уокли, так же чуть не став жертвой зеленых обоев, присоединяется к голосам ученых, твердящих о необходимости классификации мышьяка как яда. Но только в одной Британии за 1858 год было произведено несколько миллионов квадратных миль зелёных обоев. Оппозицию ученых не воспринимают всерьёз. Поэт и писатель Уилльям Моррис высмеивал Уокли: «...Большей дурости и представить невозможно, как будто этих врачей покусали их же пациенты..». Уокли же всем неверующим предлагал на спор отодрать кусок обоев со своих стен и сожрать.

Говоря, что в эпоху индустриализации Уилльям Моррис был писателем и не называя его «всемирно известные произведения», я имею в виду, что их и не было. Пока в окрестностях Лондона женщины и дети работали по 2-3 смены, он писал бездарные, на мой вкус, памфлеты. Но вот его отец Улльям Моррис Старший был одним из 6 инвесторов Дэвон Грейт Консолс - крупнейшего объединения шахт. История взлета и падения этой компании - ключ к пониманию того, что же творилось в эти годы в стране, и какого зелёного черта все клеили эти обои и носили эти зелёные юбки.

Производство мышьяка в "ДГК":

Всё дело в том, что с 1844 года эти парни смогли добыть 90 000 тонн меди, став самой прибыльной и самой производительной медной шахтой на всём белом свете. Деньги текли такой рекой, что современным олигархам даже не снилось. Скупались новые участки, они открыли свою ж/д компанию, стали строить ж/д ветки для вывоза руды, заказывать первые монструозные паровые двигатели для добычи и обработки, строить водосборные сооружения. И при всем этом за первую пятилетку инвесторы заработали чистыми, без учета строительных проектов и расширений, 207 000 фунтов стерлингов. При том, что высококвалифицированный инженер с блестящим образованием получал в то время всего 110 фунтов в год, а простой рабочий - 3 шиллинга за 1 шестидневную рабочую неделю по 10 часов каждый день, или около 8 фунтов в год. И всё было бы ничего, но медная руда залегала вместе с мышьяком. А это автоматически делало ДГК крупнейшим производителем мышьяка в мире... А имея деньги от производства меди, было уже не сложно договориться с производителями красок, фармацевтическими компаниями и парой газетёнок...

Второй проблемой было то, что отравление мышьяком совсем не очевидно отравление мышьяком. Боли в животе, усталость, острая диарея, как симптомы, и стесненные условия, огромные переработки и глобальные эпидемии холеры и туберкулеза, как окружение, смазывали картину заболевания. И это я молчу про работников фабрик, где мышьяк производили и обрабатывали, где не было ни ДМС, ни средств защиты, ни обследований на производстве, а только бедность. Но силами таких людей как Томас Уокли и Генри Летеби общество начало меняться.

Роковая дама.

В 1862 году в Париже открылось здание Оперы - Гранд-опера, Опера Гарнье, блистательное здание архитектора Шарля Гарнье, пылающее своей роскошью и великолепием - было одним из последних строений наследия эпохи монархий в Европе. Наполеон 3-ий проиграл президентские выборы и объявил себя императором. Его великолепная красотка жена - Императрица Евгения, графиня де Монтихо - купалась вместе с мужем в роскоши и частенько посещала театральные представления. В 1864 году мадам вместе с мужем посещает и Гранд-опера. Только представьте себе: вереницы карет, стройные дамы в украшениях по стоимости, сопоставимой с доходом региона за год. Как будто старт нового сезона Игры престолов проходит одновременно с вручением Оскара и заседанием большой восьмерки. Съезжаются все знаменитости и знать со всей Европы, политики и бизнесмены. Простые люди и первые газетчики жадно глазеют на тех, кто немыслимо далек от них по социальной лестнице, ловя каждое движение знатных жоп в пышных платьях и каждую деталь узора на подолах, чтобы затем скопировать, продать, купить, похвастаться, рассказать и снова продать. Юбка, как у графини Монтихо, туфли, как у Якова 2-го... И вот, на крыльцо, из роскошной кареты ступает Мария Евгения Игнация Августина Палафокс. На ней одето невероятное платье столь яркого и насыщенного зелёного оттенка, что она приковывает к себе взгляды и становится звездой вечера, получая всё возможное внимание и комплименты.

Та самая императрица и тот самый зелёный:

Цвет тут же получает отдельное название - Парижский зеленый - и мгновенно входит в моду во всём. От носков и занавесок, до носовых платков.

Но на выход французской императрицы тут же язвительно ответила британская пресса. Доктор Хоффман написал статью в Таймс: «... зелёные тарлетаны опять вошли в моду...». Тарлетан это не большая канапешка с креветкой, а тип легкой ткани, как хлопчатобумажная салфетка, только юбка и очень дорого. А Мэтью Дэвис следом выступил с расчётом, что на одно такое платье приходится не менее 58 грамм чистого мышьяка. Журнал Британский Медик написал «... очаровательна владелица зелёного платья и поистине убийственна. Она носит в своих юбках яд, достаточный для того, чтобы убить всех своих поклонников...»

Одна из иллюстраций 1862 года, посвященная тому самому платью (подкрашено мной, SV):

Императрица не была дурой, как могло показаться с первого взгляда. Это был новый краситель, а не тот же самый Шееле, но состав, по большому счету, почти не изменился. Поэтому научное сообщество восприняло дефиле крайне негативно.

Не имея широкой научной базы по воздействию химических веществ на человеческий организм, ученые умы не могли сходу доказать обратное, что, в свою очередь, приводило к появлению целой вереницы мифов: опасны только дешевые обои, парижский зелёный одела королева - это новый состав, мышьяк вообще безвреден, потому что зеленые обои у моей бабки, а она жива, а Олег, у которого синие обои - умер. Это всё холера.

На деле же проблем было куда больше, чем может показаться с первого взгляда. Их была целая палитра.

От Ренуара до Тигриных носков.

Разных оттенков добивались широким набором красителей. Это был и Фуксин, в растворе дающий фиолетовый цвет. Он стоит на полке у медиков прошлых эпох между бриллиантовым зеленым и метиленовым синим (на самом деле это обычные зеленка и синька) из-за негативного эффекта на стафилококки. Фуксином, кстати, впервые покрасили бактерии. Когда вы видите где-то описание "грамположительная", это значит, что если на бактерию вылить фуксин, она посинеет. А ещё им красили носки. И тогда синели не только ткань, но и ноги.

Глубокий синий цвет на полотнах Ван Гога - это алюминат кобальта, проще говоря, окисленная и прокаленая смесь и того и другого. А, например, до этого использовали искусственный ультрамарин, открытый в 1824 году (сложная смесь натрия, кремния, алюминия, железа, серы и угля). А ещё до этого ультрамарин натуральный - перетёртый полудрагоценный лазурит. Так что, в зависимости от того, на картину какого времени вы смотрите, это может быть совсем разная сложность изготовления, написания, стоимости материалов. Голубой плащ девы Марии, нанесенный на полотно в эпоху Возрождения, стоил неплохих денег, а картина французского генерала в голубом мундире в конце 19-го столетия могла быть написана бедным художником и дешевыми красками за еду.

Лазурит против алюмината кобальта, справа "Дева Мария" авт. Джовани Батисты Сальви (лазурит), слева Пьест Огюст Ренуар "Зонтики" (а.к.):

Красный делали так же, или натуральным из Марены Красильной (Rubia tinctorum), или химическим, например, из киновари - сульфида ртути. "Вознесение Богородицы", Тициан Веччелио (сульфид ртути):

Всё вместе это приводило к самым разным эффектам. К примеру, великолепна история с тигриными носками.

В 1861 году в Англии номер газеты «Леди» вышел с кричащим заголовком «Радуга на ваших ножках». Одна из полос была посвящена модной новинке сезона - полосатым носкам. Стоили они тогда не дешево, и товар покупали только самые изысканные модники, и благодаря их статусу мы, кстати, знаем о последствиях. В том году один из членов Британского парламента несколько месяцев провел дома на больничном из-за язв, внезапно покрывших его ноги. Один из знатных французов, купивших британские носки, пожаловался на гнойные волдыри и экзему в виде полосок.

Отчасти положение усугублялось тем, что такой предмет гардероба как носки, не стирался долгое время. В случае с французом - 12 дней. Прозвище «тигриные носки» они получили, когда один знатный джентльмен в 1871 году получил воспаление в полосочку. Конечно, тогда знали о токсичности некоторых красок. Научные журналы, вроде медицинского Lancet, выпускали небольшие инструкции, вроде: не стирать перед ношением, не носить в жаркую погоду в тесной обуви, обращать внимание на собственную потливость. Но общую картину глобального невежества это не меняло. Это сейчас, если вам предложить носки, покрашенные ртутью, вы убежите босиком. Но тогда прямая угроза была не доказана, и можно было спорить об этом сколько угодно, но спорить предпочитали в полосатых носках, а не черно-белых портянках.

Наши дни.

Для Викторианской Англии переломным моментом стал 1879 год. Тогда на официальный прием к королеве Англии Виктории опоздал один чиновник. На гнев королевы он заявил, что ночевал в Букингемском дворце в просторной комнате с зелёными обоями и с тех пор ужасно себя чувствует. Его врачи утверждают, что это отравление мышьяком. Виктория психанула и велела содрать все зелёные обои в Букингеме.

Когда до простых граждан дошел слух, что королева дерёт зелёные обои, они тут же последовали её примеру. Через 20 лет ДГК разорится и закроется из-за падения цен на мышьяк и обеднения медных рудников. Мышьяк останется только в составе лекарств от сифилиса, а в обществе начнутся массовые образовательные компании по внушению населению простой истины: мышьяк - яд.

Продолжались они до середины 20-го века и были так успешно упорны, что в кинематографе и некоторых других искусствах образ яда закрепился за зелёной жидкостью, а зелёный цвет кожи ещё долго будет ассоциироваться с ведьмиными зельями и отравой.

Спасибо, если смогли дочитать,

Подписывайтесь в сообществе ВК,

Ваш - SV.

Необходимое предисловие: все описываемые события происходили в 90-х годах, когда был полный швах с обеспечением, с медикаментами, с оборудованием - в общем, со всем.
У пациента была первая степень поверхностной стадии алкогольной комы.  Такое состояние длится около 2 часов.
Случай очень похож на котоламповый. Пруфов у меня нет, ибо дела давно минувших дней. Но рассказываю, как было.

А теперь, собственно,  фабула.


Май. В наших краях май - бархатный сезон. Нет удушающей летней жары, нет и пронизывающих зимних ветров. Погода, как говорят, шепчет. Небо темное, потому что уже часов 10 вечера, в звездах все, да крупных таких...

И вот все это великолепие разбивается в одну секунду, потому что к приемному отделению нашей "токсы" подлетает "скорая". И из нее выгружают очередное безжизненное тело, на вид - этак лет 40. Мужеска пола.

Чего наглотался-то? Уксусом не пахнет ( уксусники у нас- пациенты номер один и все последующие номера до сотни включительно). Зато густой запах алкоголя сказал все сам. Как говаривал капитан Жеглов- "почерк вполне самостоятельный".

Алкогольная кома. Именно так. Не отравление суррогатами алкоголя - а алкогольная кома. Это ж, блин, сколько выжрать-то надо было, чтобы в кому угодить?! Обычных перепивших пьянчужек мы не принимали - токсикологическая реанимация и вытрезвитель - разные заведения. Но вот с комой - да. В общем, потащили мужика в палату. После промывания, конечно.

Поставили капельницу, на всякий случай зафиксировали мужика бинтами ( не было у нас нормальных фиксаторов!), посадили медсестричку наблюдать за дыханием и пошли заниматься другими больными, у нас на тот момент было трое тяжелых медикаментозных коматозников, самоубийцы. И если у того алканавта была начальная стадия комы- то есть, он держал давление, дышал, сердце работало без сбоев - то те коматозники были куда тяжелее.

И тут, по законам подлости, гаснет свет.

Мааааать! Пришлось дышать за коматозников вручную, аппараты вырубились, само собой.

Я выскочил на задний двор нашей токсы, там стоял железный шкаф, а в нем, по идее, должен был быть аварийный генератор. Снаружи торчал только стартовый шнур. Я его схватил и резко дернул на себя. Ноль эмоций. Из шкафа донеслось только какое-то унылое бренчание. Рванул еще раз- та же история. В общем, минут пять я дергался у этого шкафа, как припадочный, пока один коллега не сказал мне, чтобы я не валял дурака - генератора в том шкафу дааавно уже нет. "Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле..." - знаете окончание этой частушки? Вот-вот.

И тут из темноты доносится радостный крик: свечи, ребята, свечи есть!

И действительно, в кладовке шустрый медбрат откопал аж целый ящик обычных стеариновых свечей. Знаете, такие, самые простые- длинные и белого цвета.

Так, живем, братва, да будет свет! Поскручивали из бумажек импровизированные подсвечники, чтобы стеарин не капал на руки- и вот так с ними и начали разгуливать по отделению.

Слава Богу, без потерь обошлось, но и электричество не думало возвращаться в провода, поэтому на "гармошках" ребята сменялись, продолжая накачивать коматозников. Алкоголик тем временем лежал в палате один, медсестричка выбежала, когда погас свет, и присоединилась к "бригаде дышащих".

Фух, вроде ситуация налаживается. Интересно, когда эти (цензура) свет дадут?! Святые, понимаете ли, девяностые, чтоб им...

Таааак... а что у нас с тем алкоголиком, проведать бы надо? Вот мы с коллегой и пошли посмотреть, как он там. Да-да. В белых халатах и со свечками в руках.

Дверь в палату была узкая и нам пришлось заходить гуськом, друг за другом. Заходим. Вот кто знал, что мужик так быстро оклемается?

Никогда больше - ни до, ни после- я таких глаз не видел. Срущий лемур с недельным запором по сравнению с тем мужиком показался бы очень узкоглазым.

Мужик рванулся с койки, оборвав наши импровизированные фиксаторы, как гнилые нитки. И заорал:

- БЛЯ!!!! ГДЕ Я?! А?! ГДЕ?!!!

Мы не успели даже слова сказать. Только я, поскольку шел впереди, шагнул вперед и протянул руку к мужику в успокаивающем жесте. Напрасно я это сделал... ох, напрасно. Алканавт вертикально взлетел над койкой, выдернув из себя капельницу и опрокинув штатив, в стойке Тринити из начальных кадров "Матрицы" (хотя "Матрицу" сняли намного позже, так что алкаш опередил время ).

У нас на окнах (наша токса находилась на первом этаже) были решетки. Не тюремные, конечно, но довольно прочные. В ту ночь им пришлось выдержать жестокий удар. Вот помните анекдот: "Удар всей бабушки об асфальт"? В нашем варианте был удар всем мужиком об решетку.

Бедолага-алканавт свалился с подоконника с таким грохотом, еще и зацепив процедурный столик и, разумеется, обвалив и его и все, что на нем лежало, что в палату ворвались все, кто был свободен от раздыхивания других коматозников. И да, тоже со свечками в руках. И, конечно, в белых халатах.

Мужик, увидев прибывшее пополнение, взял верхнее "си", да так его и держал, пока мы его скручивали ( и откуда у него силы-то взялись?!), объясняли, что ты, дурная голова, успокойся, не на том свете ты еще, а пока только в реанимации- и укладывали обратно на койку.

Надо сказать, мужик перепугался ... нет, не так - ПЕРЕПУГАЛСЯ. Но зато протрезвел моментом. Начисто, как будто вообще не пил.

Лоб он свой дурной, правда, рассадил об стальные переплетения решетки и, кажется, сотряс легкий заработал, поэтому пришлось ему в стационаре задержаться.

Но, думается мне, больше он не пил. Вообще. Никогда.

Свет дали через час где-то.

Наши медикаментозные коматозники выжили все.

P.S. Было опубликовано мной в группе ФБ "Без наркоза" единственный раз. Здесь публикуется полностью с небольшими дополнениями.

Токса - как много в этом звуке... Много, да. Много самоубийц, много наркоманов, много просто незадачливых людей, много тяжелых пациентов- и много разных историй.

Знаете ли вы токсикологическую ночь? Нет, вы не знаете токсикологической ночи... когда вроде бы все тихо, можно, наконец, заняться бесконечной писаниной, можно налить себе холодного чая- или просто холодной воды. Медбрат Рафаэль ходит по отделению, присматривает за капельницами, особо тяжелых больных нет. Нет- и слава Богу. А за окном- полная Луна и душная августовская ночь.

Омрачает настроение только одно: кислород закончился, баллоны пусты, а новую рампу с ними еще не подвезли, обещали завтра.

Ну и, конечно, где тонко, там и рвется - к приемному покою подъехала "скорая".

Я открыл дверь:

- Здрасте, с чем пожаловали?

Врач "скорой" сплюнул.

- Угарный газ. И чего его среди ночи в баню париться понесло?

Доктор прошел в приемное отделение и уселся писать сопроводительный лист. Тем временем фельдшер и водитель вытащили из машины носилки, на них лежал молодой парень, лет 25-28.  Скоропомощники затащили носилки в нашу приемку и перегрузили надышавшегося на нашу знаменитую токсикологическую каталку.

Я начал осматривать "поступленца". Так, ну да, понятно, средняя степень. Дышит часто, сердце тоже частит... Розовенький, слизистые тоже розовые... так, что у нас с сознанием?

- Эй, парень! Ты меня слышишь? Как тебя зовут?

Парень на каталке с трудом повернул голову в мою сторону, окинул меня мутным взглядом - и впал в забытье.

Врач "скорой" протянул мне сопроводительный, я в нем расчеркнулся и бригада отбыла.

Так, так... Эх, в барокамеру бы его! Через час-полтора уже стучался бы в стенку и орал: "Замуровали, демоны!" Но нет кислорода, вот же подлянка!

И тут в голову пришла  идея.

- Рафо! ( так мы сокращенно называли нашего Рафаэля) Слушай, возьми его вот прямо на каталке и отвези через дорогу- там есть детская больница, пусть хотя бы маской кислород ему дадут, в детскую барокамеру он не влезет.

- Э... а так можно?

- А варианты есть? Дышит самостоятельно, "гармошка" не требуется, что, стоять будем, опахалами махать над ним?

- А там кислород будет?

- Думаю, что да, давай, простынкой его накрой... да не закрывай ты лицо, до подбородка накрой! Вот, и вези, скажи - с приветом из токсы. Вези, а я тут побуду.

- Ээээээх, поехалииии!- И Рафаэль покатил пострадавшего к выходу из приемки. Тот еще раз открыл глаза, окинул окружающую обстановку взглядом снулой рыбы - и уронил голову на каталку.

- Рафо! Оставь его там и возвращайся, ладно? Через часик- полтора сходишь еще раз, проведаешь. - крикнул я вслед удаляющейся фигуре в белом халате.

- Ладно!- донесся отклик.

Прошло где-то полчаса, когда я услышал волнующе знакомый скрип, Рафаэль вернулся, толкая вихляющуюся каталку. Я открыл дверь, Рафаэль закатил ее в приемное отделение и поставил у стены.

- Ну, как съездил?

Рафаэль уставился на меня одновременно сердитым и смеющимся взглядом.

- Нет, добрались-то мы нормально. Но ворота там закрыты, я и начал долбиться.

- И чего?

- Выходит сторож, тоже в белом халате - вообще, какого ч0рда сторожам белые халаты дают?! Они медики, что ль?!

- Рафо, ты не отвлекайся, ты дальше рассказывай- чего было-то?

- А, ну да. Так вот, подходит этот сторож ко мне и говорит:

"Ты куда его везешь? Морг закрыт сейчас!"

- Он его что, за покойника принял?!

- Ну да! Я ему говорю - слышь, батя, он живой пока еще, кислород надо, ворота открой?

-Ну, дальше?

- А дальше угорелый взял и глаза открыл! Видать, маленько продышался на свежем воздухе!

- Ну, ну! Ну не томи ты!

- Глаза еще мутные, огляделся... полная Луна в небе висит - и две фигуры в белом рядом стоят. Он на меня посмотрел, на сторожа... опять на меня и спрашивает:

- Азраил! ( в исламе - ангел смерти) - Азраил! Куда ты меня везешь?!

- Это он тебя спросил?!

- Ну да, блин!

- А ты чего?

- Ну, раз я Азраил, то я ему и ответил соответственно - в морг, говорю, везу тебя.

- Блин! И как он среагировал?!

- Он на каталку откинулся, вздохнул - и говорит: - Азраил, погоди! Я должен тебе все рассказать, обо всех своих грехах!

- И рассказал?!

- Язык у него заплетался, но говорить он говорил.

- И чего рассказал-то?

- У, да там целый букет был - "когда, говорит, мне было 18 лет, я деньги у друзей украл... когда мне 22 года было, я девушку соблазнил... а потом я еще дрался, пил водку..." Ну да, правда, хватило его на минуту где-то, дальше опять вырубился. Ну, сторож ворота открыл, от смеха давясь, я закатил его, в той приемке объяснил, что надо, приняли его, маску на морду надели при мне. Хорошо, у них взрослая маска была, искали, правда.

- Хм... Азраил, говоришь? А может, тебя к самоубийцам подсылать, а? Чтоб ты их раскалывал, а то вон психиатр мучается, говорит - иногда на контакт не идут, замыкаются в себе. Азраилу-то, поди, все расскажут!

- Да иди ты, док!

- Не, всё. Будешь ты теперь у нас не Рафаэль, а Азраил. На полставки.

Надо сказать, прозвище приклеилось с той ночи. Когда я уходил из токсы, Рафаэля так и называли Азраилом-)

Через два часа новоиспеченный Азраил сходил в детскую больницу. Парень уже почти оклемался, остаток ночи провел у нас под капельницей, а на следующий день ушел домой.

Самое интересное - что он не помнил ни-че-го. Ни Луны, ни "Азраила", ни того, как его привезли в больницу. И того, что говорил - тоже.

Новую рампу с баллонами привезли на следующий день.

P.S. Впервые было опубликовано в ФБ, в группе "Без наркоза". Здесь публикуется полностью.

Я долго колебался, стоит ли писать об этом случае - но всё же решил, что да, стоит. В этой истории не будет пациентов, не будет смешных случаев, вообще, думаю, история получится не смешная. Впрочем, отдаю её на ваш суд.

Снова перед моим мысленным взором встают стены любимой токсы, снова проплывают лица замечательных людей, с которыми мне выпала честь работать. Где-то вы теперь, друзья... Я не так давно наведывался в токсу... от "старой гвардии" не осталось почти никого...

День рождения у меня зимой. Отмечать приходилось по-разному, бывало, что и просто переводил этот день в разряд неотмеченных праздников, надеясь когда-нибудь всё же отпраздновать его - и потом благополучно забывал.

Но в тот год день рождения совпал с моим дежурством в токсе. Я купил тортик и принес его в отделение. Переоделся в раздевалке, зашел в ординаторскую и поставил его на тумбочку в уголке, рядом с чайником.

Первым тортик углядел Саша Халдеев, для коллег - просто Халдей, наш «самый маленький гном»:

- О! Так, а это откуда? Чего празднуем?

- Саш... ну это, у меня день рождения сегодня.

Саша сощурил глаза, улыбнулся и протянул мне руку:

- О, ну поздравляю!

- Спасибо, Саша, спасибо, дружище.

Весть о том, что в ординаторской ждет тортик, а у меня день рождения разлетелась со скоростью воспламенения спирта.

В дверь просунулся доктор по прозвищу Ганс:

- Это ты, что ли, именинник сегодня?

- Я, ага.

Ганс забрался в ординаторскую, и в ней сразу стало тесно. Он протянул мне свою огромную руку:

- Мои поздравления, молодец, что не зажал днюху!

Пришел из диализа всегда подтянутый, собранный Антон Уткин:

- Привет! Говорят, ты тут всех тортами угощаешь?- и протянул руку. - С днем рождения, крепких тебе нервов!

А потом произошло то, чего я не ожидал.

Когда я шел в токсу с тортом в руке, я не надеялся и не рассчитывал ни на какие подарки. Мы уже пили чай с тортом, когда совершенно неожиданно ко мне подошел Ганс:

- Слушай, знаешь...- видно было, что Ганс, которого, казалось бы, ничем нельзя пронять, смущается. - В общем, вот, держи... подарок тебе.

Ганс разжал ладонь. На ней лежали две ампулы диазепама. Коричневые, сужающиеся с обеих сторон.

- Держи.- повторил Ганс. - Ты еще и на "скорой" работаешь, тебе пригодится.

Я, не зная, что и сказать, взял ампулы.

Дверь открылась, и на пороге появился доктор Алескеров:

- Ну, привет, именинник! С днем рождения тебя! А вот тебе и подарочек - и протянул новенький, в упаковке, импортный жгут.

Я стоял... и в глазах было тепло.

Я не забуду этого никогда. Каждый из моих замечательных коллег приносил мне в подарок что-то - или ампулы дефицитных лекарств, их доставали из заветных загашников, делились, как солдаты делятся патронами, или маленькие, но очень нужные вещи - тот же жгут… Халдей притащил хромированный роторасширитель, Уткин - капельницу, подарили даже два французских одноразовых шприца- тогда это было в диковинку. Венцом стал новенький красивый колпак зеленого цвета - его мне подарили наши медсестрички. А медбрат Азраи... то есть, Рафаэль притащил неизвестно откуда новенький промывочный зонд в упа-ковке.

Времени прошло уже очень много. И нет больше, конечно, ни тех лекарств, ни истрепавшегося жгута, вышли в расход французские шприцы, капельница тоже нашла свое применение, сломался и потерялся потом роторасширитель, подаренный Халдеем, нет ни зонда, ни колпака, я носил его очень долго и он, в конце концов, вылинял до состояния тряпки.

Но этот день рождения был самым замечательным в моей жизни.

P.S. Во избежание недоразумений: эта история была впервые опубликована в группе "Без наркоза" на ФБ, здесь публикуется с небольшими сокращениями.

Вечера бывают разные. Бывают тихие, когда нет поступлений, когда все больные в отделении стабильны, когда истории болезни заполнены и лежат себе стопочкой на краю стола. А бывают авральные - в этом работа в больнице сродни морю, которое тоже бывает ласковым, штилевым, а бывает жутким в своем штормовом гневе.

В тот раз вечер выдался тихим, на удивление. За окнами нашей токсы стемнело, чайник в углу пыхтел и бурлил, а в отделении было всего двое больных.

Конечно, Вселенная не могла стерпеть такого безобразия и именно в тот момент, когда чай уже был разлит по чашкам, раздался стук в дверь приемного отделения.

Доктор по прозвищу Ганс взглянул на меня:

- Блин, ну кого там еще принесло? Сходи открой, а?

Я кивнул и направился в приемный покой.

Открыл дверь, на пороге - девочка лет 15, от которой шел густой запах то ли одеколона, то ли шампуня... в общем, чего-то явно парфюмерного. Рядом топталась ее мама, цепко держа дитятко за руку.

- Заходите, что случилось?

- Доктор! - мать говорила спокойно, но звонко, и было видно, что она сильно переживает, но держит себя в руках. - Доктор, вот она выпила ацетон.

Так. Ацетон- это уже очень серьезно. Такие "отравленники" или погибают или остаются инвалидами. Но что-то тут не складывается, что-то тут не то... Нет характерного запаха ацетона, вот духами прет вовсю. И да, вряд ли девочка, выпившая ацетон, пришла бы своими ногами в токсикологию.

Я обратился к девочке:

- Так, присядь, как тебя зовут?

- Марина.

- Так, Марина, ну-ка, говори честно, что ты выпила?

- Ацетон! Я выпила ацетон!

- Так, ну-ка, открой рот...

Очередная неувязка - нет характерного поражения слизистой. И глазки вовсе даже не красные. Нахальные - да, но не красные.

Позвать Ганса, что ли? Не надо, сам справлюсь.

- Так, ну что, вставай, детка. Пойдем лечиться.

- Это куда?!- девчонка как-то резко скуксилась.

- Вооон туда!- и я жестом доброго волшебника указал на дверь промывочной. - Пойдем, пойдем, нечего время терять!

Заглянув в коридор, я позвал медбрата, совершенно замечательного парня, Фархада.

- Фарик, иди сюда, поможешь.

- Ага, иду уже.

Вдвоем с Фархадом мы уложили девочку на весьма неприветливую каталку, которая как будто выкатилась к нам из фильмов ужасов - настолько она была обшарпана. Да и выкрашена она была в серо-мышиный цвет.

Уложили девчонку на каталку, Фархад принялся наполнять наш знаменитый токсикологический кувшин, а я занялся зондом.

Вот и первая порция воды в желудок, обратно она возвращалась, пропахшая парфюмом. Но ни малейшего запаха ацетона.

- Фархад, набирай еще!

Второй кувшин. И тут девочка задергалась и заговорила. Тяжело говорить, когда у тебя на языке лежит резиновая кишка в палец толщиной, но девочка очень старалась.

Кувшин замер в воздухе. С каталки неслось:

- ДЗЯЗДЕНЬКИ! НЕ НАВО БОЛЬФЕ!ЭФО НЕ АФЕФОН БЫВ!ФФАТИТ!

-Так, милая, а что тогда?

- ВВЫВКОФТЬ ФЛЯ ФНЯФИЯ ЛААААФА!

- Чегооо?!

Фархад подал голос:

- Док, по-моему она говорит что-то про жидкость для снятия лака!

Девочка на каталке яростно закивала головой.

-Так. Ну что ж, это уже ближе к истине. Сколько ты выпила, говори?!

-АААААА! ФФАЙНУЮ ЛОВКУ! ДВЕ!

- Понятно. Ну что ж, все равно промыться надо, здоровее будешь, да и мне спокойнее.

Кувшин вновь пришел в движение. С каталки доносились всхлипывания и тихое поскуливание.

- Фарик, еще давай!

Третий кувшин. Моем до чистых промывных вод, так надо. Впрочем, они уже на втором кувшине были чистыми, но для вящей пущести... да и пусть запомнит, как это приятно - пить всякую дрянь и пытаться обмануть доктора.

Когда девочка слезла с каталки, нахальства в ее глазах уже не было.

Я спросил ее:

- На кой тебе это понадобилось - ацетон-то пить?

- Я двойку в школе получила, а мама ругаться начала и штаны новые не купила.

Я вздохнул:

- Дура ты, прости Господи. Дура. Ну да ничего, пошли к матери, с ума сходит же.

Когда мы вышли из промывочной, женщина, сидевшая в приемном покое, кинулась навстречу:

- Доктор, ну что?! Ну как... что... - она просто давилась словами.

- Все в порядке, все хорошо, успокойтесь. Идите домой, и пусть выпьет пару кружек хорошего чая.

- И все, доктор?

- Да, все. Надеюсь, - я повернулся к девчонке,- ты не будешь повторять то, что сделала.

- Не буду, доктор!

- Вот и отлично, всего хорошего, до свидания.

Мать и дочь вышли из приемного покоя. Мы с Фархадом закурили, стоя на пороге.

- Хорошо, что это был на самом деле не ацетон,- сказал Фархад.

- И не говори...

Когда я вернулся в ординаторскую, Ганс встретил меня ворчливо:

- И где там тебя носит?! Чего, серьезное что-то было?!

- Да нет, симулянтка опять...Ацетон, понимаешь, она выпила, ага. Было бы серьезное - позвал бы тебя сразу.

- Симулянтка?! - в глазах Ганса зажглись недобрые огоньки. - Ну ты и сволочь, позвать не мог?!

- Так ты ж чай пил, чего тебя отрывать-то?!

- Эх... ничего ты не понимаешь, - и Ганс махнул рукой.

Я отхлебнул остывшего чая.