По профессии я зоолог. Это чудаки такие, которые месяцами шарашатся по буеракам, где нормальные люди выжить не могут, спят в драных палатках, носят выгоревшие штормовки, греются у костров и делают записи в замызганных блокнотах, положенных на коленку. Специализация у меня очень узкая. По окончании биологического факультета я четыре месяца постигал основы эпизоотологии* и природной очаговости особо опасных заболеваний, в том числе и чумы. Нет – нет, не той чумы, от которой сдохла ваша курица на даче. Есть другая, от которой, если я, будучи на начальной стадии болезни чихну в переполненном троллейбусе, через пару недель половину пассажиров этого троллейбуса будут хоронить в запаянных цинковых гробах, засыпанных хлорной известью. Что будет с другой половиной? Возможно, их вылечат. А возможно похоронят немного позже. Страшно? Вот то-то! Сам боюсь ...

Возраст? Врать не буду - живых птеродактилей в небе Родины я не застал и за мамонтами на «газике» по тундре не гонялся, но гоняться по Бетпак-Дале за сайгаками доводилось. А сайгаки, как всем известно, современники мамонтов. С точки зрения специалистов, пришедших в нашу систему год – два назад, моё поколение уже тоже пора переводить в разряд ископаемых. Надеюсь, вам теперь понятно, что я далеко не молод. Есть, что вспомнить. Вот я и вспоминаю…

Летом 1980 года (новой эры!) работал я в одном из райских уголков планеты – ущелье Кокпак, находящемся в самом сердце Тянь-Шаня. Почему райский? Потому, что находится в пограничной зоне и доступ туда цивилизованным туристам, склонным загаживать дикую природу перекрывался блокпостами и пограничными нарядами. А красота вокруг была сказочная. Вековые тянь-шаньские ели, альпийские луга с цветущими эдельвейсами, кристально чистые ледниковые речки… Если не ленивый – поднимись перед закатом на лошади на перевал и не сможешь оторвать глаз от освещённого заходящим солнцем, кроваво красного пика Хан – Тенгри**. Ну, это всё лирика… Пора переходить к сути.

Объектом нашего внимания были серые сурки – основные носители чумы в этом горном районе. Руководимые мной и техником Толяном Серик, Берик,  Ербол, Марат, Витька и ещё пара – тройка джигитов, имена которых я забыл, с утра грузили на лошадей капканы и отправлялись добывать материал для исследования на наличие чумного микроба. К вечеру добытых грызунов на машине отправляли в лабораторию, находящуюся в живописном урочище Койши, на берегу светлого и звонкого ручейка. Дальше ими занималась лабораторная группа.

Так проходили наши будни, но помимо будней случались и праздники, главным из которых был День Медицинского работника, приходящийся на третье воскресенье июня. Готовились к нему основательно. Доктор Жора и лаборант Мишаня помотались по ущелью на докторском, древнем, но мощном мотоцикле ИЖ-49 и подстрелили пару зайцев. Приехавший с проверкой заведующий баклабораторией станции, Ханат, побродил по окрестным склонам и завалил молодого самца косули. Он потом весь день ходил гоголем и повторял: «Не, вы поняли? Ко мне на расстояние выстрела ничё подпускать нельзя!». Посетившие нас консультанты из противочумного института привезли с собой свежие овощи и фрукты. Стол был царским! Но главным его украшением был сурок. Тем, кто не знает, поясню, что серый сурок зверь довольно крупный. В длину он может достигать 65 сантиметров и весить до 12 килограммов. Традиционно ко дню медика техник лично отлавливал крупного сурка, разделывал его, соблюдая все требования режима работы с заразным материалом, органы отдавал лаборанту для посева на питательную среду, а тушку помещал в автоклав. После обработки в автоклаве ей занимались повара. Тушёная сурчатина с картошечкой – блюдо не только экзотическое, но и довольно приятное на вкус, а уж под водочку …

Праздник был, как праздник. Попили, поели, попели под гитару песни из репертуара Визбора и Высоцкого, поругались с егерем Вовкой, приглашённым на торжество. До мордобоя дело не дошло. Вовка, хоть и был под хорошим градусом, сообразил, что нас больше и мы сильнее, и дёрнул в одних белых шерстяных носках через речку, через перевал, к себе в Малый Кокпак. Сапоги мы ему завезли через пару дней.

А потом праздник кончился, и пришла суровая действительность. Почему суровая? А потому, что дней через пять позвал меня доктор Жора в лабораторию, усадил за стол с микроскопом, поместил под объектив чашку Петри и предложил заглянуть в окуляры. Я заглянул и увидел на питательной среде характерные колонии чумного микроба. Ну, и что? Я и раньше их видел не единожды.

- А то, - пояснил мне Жора, - что чума эта проросла от нашего, с аппетитом съеденного на день медработника сурка.

«Вот такая получилась загогулина»,- как выразился когда-то первый президент Российской Федерации.

- Ну, и что будем делать?

- Ждать, - сказал Жора.

- А если кто-нибудь заболеет?

- Сядем наверное. А может быть просто уволят.

- Ну, наливай!

Жора зачерпнул из заветной фляги, разбавил дистиллированной водой и разлил по химическим стаканам. Что нам оставалось делать? Мы ждали. Ждали целую неделю, в течение которой проходит инкубационный период. Обошлось …

*Эпизоотология – наука, изучающая массовые заболевания животных.

**Пик Хан-Тенгри – одна из высочайших вершин центрального Тянь-Шаня (7010 метров над у.м.).

Камчатский черношапочный сурок, снимок сделан на Камчатке, в районе вулкана Мутновский.

Фото: Александр Кукринов отсюда

Среди 14 млекопитающих, впервые попавших в Красную книгу РФ, с апреля 2020 года находится и черношапочный сурок (источник)

Длина тела камчатского черношапочного сурка 390-540 мм, хвоста 115-135 мм, ступни 60- 65.2 мм; длина хвоста составляет в среднем около 28% длины туловища.

Шерсть у камчатского сурка сравнительно длинная, густая и мягкая; сильное развитие черных или черно-бурых концов ости создает значительное потемнение окраски верха, резко контрастирующей со светлыми палевыми боками и яркой охристо-ржавой окраской низа.

Довольно яркие рыжеватые тона бывают развиты также в окраске меха задней части спины.

Голова сверху черная или темно-бурая - за исключением камчатских зверьков, более или менее отграниченная от окраски шеи и спины, причем у перелинявших позднеосенних экземпляров граница расположена вперед далее, чем у летних; щеки и область основания вибрисс светлые, иногда со значительной рыжиной; потемнение под глазами развито; ухо ярко-рыжее; окаймление губ черное, внутренняя белая кайма редуцирована или отсутствует. Хвост сверху - цвета спины, снизу темный.

Известны отдельные местонахождения по высокогорьям хребтов северного Прибайкалья, Забайкалья и северо-восточной Сибири к западу до водораздела верховий рек Вилюй и Оленек, до Чукотско-Анадырского полуострова и Камчатки включительно - на востоке.

Как и длиннохвостый сурок, черношапочный является типично горной формой и избегает ровных участков горных долин и горных тундр. В облесенных хребтах встречается только выше верхней границы леса, а на Камчатке, от прибрежья до 1400 м, лишь в вулканическом районе, не поднимаясь выше пояса субальпийских кустарников. Селится среди лужаек с альпийской растительностью на травянистых склонах, среди полянок в поясе кедрового стланца, березняков, а на Камчатке - ольшатников; особенно часто населяет верховья горных ключей и рек.

Активный период у камчатского сурка короче, чем у других видов. Просыпается - в высокогорье в половине мая - начале июня а в прибрежных районах восточной Камчатки - в половине апреля; залегает, соответственно, в конце сентября или половине октября. Глубина нор незначительная, часто ограничена вечной мерзлотой; гнездовая камера неглубоко от поверхности, нередко под каким-нибудь бугром или под камнями. Отмечается, что у этого вида в одной норе залегает на зимовку до 30 особей, что, видимо, связано с малым количеством удобных зимовочных нор. На зиму натаскивает в норы очень большое количество травы; возможно, что после пробуждения частично ею и питается. Временные убежища обычно не норы, а трещины в скалах и пустоты в гольцовых россыпях.

Размножается черношапочный сурок медленнее других видов, расселяется также очень медленно, отчего плохо восстанавливает численность. Основная пища - растения альпийского разнотравья: листья и цветы горечавки, остролодки, некоторых злаков, водосбора, а на Камчатке листья и ветки кустарниковых ив. Питается ягодами - черникой и голубикой, а также их листьями и побегами. Возможно, поедает и опавшие орешки кедрового стланца. Ранней весной отмечено поедание сена из запасов пищух.

Источник