И ласково кивнула мне она,

Слегка лицо от ветра наклонила

И скрылась за углом… Была весна

Она меня простила и забыла.

Мы встретились случайно, на углу.

Я быстро шел — и вдруг как свет зарницы

Вечернюю прорезал полумглу

Сквозь черные лучистые ресницы.

На ней был креп,- прозрачный легкий газ

Весенний ветер взвеял на мгновенье,

Но на лице и в ярком свете глаз

Я уловил былое оживленье.

И ласково кивнула мне она,

Слегка лицо от ветра наклонила

И скрылась за углом… Была весна…

Она меня простила — и забыла. Не даром Иван Алексеевич Бунин, Нобелевский лауреат....

И.А.Бунин

Дети на улице, гонявшие мяч, по домам разошлись; ветер на небе, гонявший тучи, затих. Забиты все голы в импровизированные ворота из двух кирпичей; мяч лежит в придорожных кустах. На небесной лазури оставлены тучи. Пространство улиц, домов, перекрёстков, углов и дорог затянуто тишиной. Хоть бы этот свинец тишины нарушил проезжающий мимо голубой «Жигули». Всё застыло, всё ждёт грозы.

Дождь меня пытается догнать уже две недели, но я закрываю дверь у него перед носом. Я бегу от дождей, особенно — майских дождей, чтобы мне не пришлось прятаться под зонтом. С тех пор как ты закрыла его я так и не нашёл в себе сил ещё раз его открыть. Майский дождь прячется за углом; ждёт пока я поверну.

Я считаю секунды между вспышками молний и ударами грома, чтобы понять, где находишься ты. Каждый раз кажется, что молния касается кончика носа; так светло, что темнеет в глазах. Я считаю: «один, два...» и так до семи. Где-то там то место, где мы познакомились; я считаю — «один, два...» и так до пяти. Где-то там как раз и находится дом в котором живёшь. Я считаю секунды между вспышками молний и ударами грома,

чтобы понять,

насколько ты далеко. Дождь начинается — бьёт по плечу, и в довольном шорохе капель можно услышать «догнал». Дети на улице гонявшие мяч по домам разошлись; кошки спрятались под машины. Дождь закончится и закончится этот май; пусть кончается. Тот, которому следовало стать бесконечным, уже тоже закончился. Я считаю: «один, два...»

и так всё время, пока под дождём иду без зонта домой.

Белое платье надела айва; вечер прохладный, собирается дождь. Цветы шуршат шёлком: ветер вздохнул. Горький весенний вздох; ветер положил высокой айве на плечо подбородок

и так и застыл с ней в объятиях. Как тучи застыли на небе. Пальцы платье сминают. Вечер прохладный. Собирается дождь.

Белые кудри распустила айва; вечер темнеет, собирается ночь. Волосы вьются, лезут в глаза. Айва отмахивается от них. Исступлённо ветер волосы гладит, глядит куда-то за спину

стройной айве. Стынет кровь времени. Вечер такой что дыхание можно поймать палочками для еды; даже если нет навыков, как ними пользоваться.

Белые туфли обула айва; вечер жжёт фонари, собирается в путь. Айва прижимает ветер к груди, прижимается грудью и, стоя на каблуках ей кажется, что она вот-вот упадёт;

задники твёрдые натирают мозоли. Она любит носить белые туфли так же, как и бродить босиком. Первая звёздочка прячется в тучах; айва ей всегда загадывает желание.

Белое платье надела айва; вечер прохладный становится ночью. В воздухе пахнет надвигающимся дождём и духами от Ив Роше. Мёрзнут открытые плечи, ветер

накидывает на айву свой чёрный пиджак. А потом наступает штиль. Всякое белое платье хочет, чтоб на него накинули чёрный пиджак. Но не греет пиджак без того, кто накинул.

Белое платье надела айва, поверх накинув пиджак под цвет ночного неба. Прозрачная слезинка смазывает чёрную тушь и уже чёрной

падает вниз.

Стихотворение, написанное мною под вдохновением от "Hollow Knight".

Божий кров - наш дом, наш свет.
В нём живут покинутые боги.
Уже, как много-много лет,
Не чувствуя ни боли, ни тревоги.

Сильнейший лишь взайдёт на пантеон,
И остальных возглавит он,
Ведь, путь его таков -
Стать Богом для богов.

О, великие вы боги!
Не стоит былого вам стыдиться.
За титул Бога всех богов
Мы предлагаем вам сразиться!

Но придёт тот важный срок,
На богов, что спустит рок.
Тьма и золотой окрас -
Бездны сын и Божий глас.

И начнёт всех побеждать.
Богов срамить, не убивать.
Пойдёт по головам теперь,
Ни жук, ни бог он, и не зверь.

Нет чувств и желаний,
Назад не повернёт никогда.
Пройдя пять испытаний
Он - Обличенная Пустота.

Новым богом станет он,
Сменив повествованья тон.
Ведь, не сосуд он, он теперь
"Пустота, что получила цель."

Она палеонтологиня, литературоведка и любительница соционической археологии. К её заслугам перед мировой наукой можно отнести такие достижения как, например, скелет тиранозавра, раскопанный среди стихов Марины Цветаевой и почти полный скелет морской коровы, найденный в пятикнижии Фёдора Достоевского.

Она закрывалась в своей мастерской и с самого утра до поздней ночи сидела и писала стихи, в которых вместо рифм вставляла кости давно вымерших животных. Параллельно с этим она вела раскопки в стихах Райнера Марии Рильке: там она сумела найти несколько костей японских и австралийских волков. Но в какой-то момент всё закончилось.

Она и мастерская расстались очень некрасиво: им бы по-хорошему сказать на прощанье надо было пару фраз, обмолвиться хоть одним словечком. Но расставание прошло настолько тихо, что нитки паутины звенели словно струны скрипки Паганини. Явно перебрали с молчанием; единственное, что напоминало речь в тот вечер был глухой хлопок двери.

Поэтому так вздрогнули на окнах занавески, когда она вернулась. В руках держала чашку чая; бретелька по плечу ползла. Здесь ничего не изменилось: она не забыла, какой перед уходом оставила бардак. Прибраться бы, да что там, хотя бы белый подоконник вытереть от пыли. Цветы полить. И разобраться в брошенных черновиках.

Беспорядок на столах и на полу — как покусанные губы с направленными уголками вниз; но сквозь пыльные глаза солнце улыбается лучиками. Им после расставания всё ещё друг на друга тяжело смотреть; но и не смотреть уже никак. Мастерская без мастера — это просто комната с бездушным хламом, а мастер без неё — лишь голословный теоретик.

Она себя не помнит между моментами расставания и возвращения: это было нечто среднее между походом на подпольный рейв и отдыхом на старом диване. Она только помнит, что ей пришло осознание (то ли на кухне у открытого холодильника, то ли в джакузи): так продолжаться дальше не может. Она не может без своей науки. Как и её наука без неё.

Она вдохнула пыльный воздух полной грудью. В знак перемирия мизинчиком коснулась дверной ручки. Сложней всего в науке или в творчестве мириться со своею мастерской. А остальное — дело техники, как говорится.