Витор преследовал соперника по всему квадрату, гонял его из одного угла ринга в другой, пренебрегал защитой, держал руки на уровне груди. Его голова с торчащим, как вызов, подбородком – ударь меня, я – здесь. А тот не бил, боялся, любые попытки попасть в Витора заканчивались для него взбучкой. И, не способный противостоять такому напору, он пятился назад, спотыкался, запутывался в канатах, готовый упасть раньше, чем правый хук Витора настигнет его.
Все двадцать три боя Витор закончил нокаутом. «А сможет ли этот парень пройти двенадцать раундов?» – задавались вопросом специалисты. «Дайте крепкого парня, и после шестого он надерёт задницу этому драчуну». Находили таких – надёжных и сильных. За них ручались, спорили, делали ставки, но Витор не давал возможности узнать ответ, посылая в нокаут очередную жертву, сумевшую продержаться аж до третьего раунда. «Кудлатый Зверь» – так звали Витора на ринге за вьющуюся шевелюру, которая подошла бы скорее модели, а не боксёру. Она вызывала недовольство у соперников, она раздражала – зрительно увеличивала мишень для удара, и в то же время делала её неуязвимой. Удары, направленные в голову Витора, проскальзывали мимо, лишь взбивая кудри на его голове. Шевелюра стала предметом торгов. Соперники требовали укоротить её, но, получив дополнительные деньги, соглашались на то, чтобы кудри Витора оставались нетронутыми. От боя к бою они становились всё пышнее. Шевелюра, торчащая как куст, стала брендом!
«Кудлатый зверь» в шкуре льва, рекламирующий корм для кошек – полмиллиона долларов отвалили ему. Сбрей он шевелюру и был бы как все. Нет, Витор всегда шёл против правил, наперекор обстоятельствам, навстречу опасности. Другой бы уже сдох, а ему всё нипочём.
Витор смёл со своего пути всех чемпионов в лёгком весе. Всех до одного. Ему предложили побороться за чемпионский пояс с парнями потяжелее, он, не раздумывая, согласился и победил.
Деньги Витор не считал, они проскальзывали сквозь пальцы, оседая в карманах его окружения. Он мог себе это позволить. Прошли те дни, когда он и его подельники пересчитывали купюры для наркокартеля, просиживая сутки за этим занятием.
В двенадцать лет он уже был в теме, продавал кокаин. Первая же попытка отобрать у него дозу закончилась тем, что он схватил обидчика за яйца и дёрнул с такой силой, что тот упал на землю и потерял сознание.
Драться Витор умел. Дрался сколько помнил себя, с того момента как пошёл. Там, где он родился, по-другому нельзя – защищай своё и отбери чужое, а иначе отберут у тебя. Рано усвоил, что правил нет, а промедление – смерти подобно, действовал стремительно, не раздумывая, никогда не испытывал страха. Ген, отвечающий за самосохранение, отсутствовал в нём напрочь. Видимо, эта безбашенность хранила его, будь он менее реактивный, давно бы оказался по ту сторону из жизни.
От природы крепкий, жилистый, невысокого роста, про таких говорят – в корень пошёл, Витор никогда ничем не болел. Выросшие в дерьме, либо загибаются от заразы, не доживая до первой любви, либо приобретают иммунитет крысы, никакая антисанитария им не страшна.
Первый бой «по любителям» Витор провёл в пятнадцать лет. Только рефери сказал: «Бокс», он, не раздумывая подбежал к сопернику и ударил, тот упал. Витор сделал это точь в точь, как на улице, не раскачивался, не прыгал перед соперником, чтобы посмотреть, каков тот. Обладая природной ловкостью, с лёгкостью уворачивался от ударов и бил убойно, укладывая соперников на настил ринга. Никто не мог понять – обладает ли этот парень боксёрской техникой или нет, знает ли он, что такое джеб… и вообще, чёрт знает – что за тип такой? В удары Витор вкладывал весь свой небольшой вес; промахнувшись, прокручивался вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов. Я тут, я никуда не делся – как бы говорил он, делая очередную попытку врезать сопернику, но рефери останавливал бой и делал ему замечание.
«Толстые» дяди сразу заприметили Витора: «Подождём, когда возраст подойдёт, такому место в профи. А пока... Откуда этот парень? Из Фавел? Ему ещё дожить надо! Такие, как он, обычно срок мотают или рыб кормят, не дожив до восемнадцати».
Витор то исчезал – «Ну говорил же – посадят его!», то снова появлялся. И тот, кто говорил это, удивлённо смотрел, как Витор сбивал с ног очередного неудачника. До перехода в профи он хорошо пощипал любительскую элиту.
Восемнадцатилетие Витор справлял в кругу друзей, оттащились по полной – алкоголь, трава, кокс, было кое-что и пожёстче. После вечеринки Витор сел на «коня» – новенький мотобайк. Гнал так, что будь черти ночью в трущобах, то и они поостереглись бы такого ездока. Витор не вписался в поворот. Широкая дорога в звёздное небо в действительности оказалась маленькой, кривой и ухабистой улочкой. В результате – трепанация черепа. Врачи удалили сгусток крови, залатали. Витор живучий, выкарабкался, но после операции стал совершенно неуправляемый, словно в нём взрывчатка сидит; нет-нет и детонатор сработает. Особенно, когда под кайфом – крышу сносит, и сам не помнит, что сделал.
***
Витор открыл глаза. Он помнил: длинный стол, выпивка, еда... Она сидела недалеко – встань, сделай шаг, протяни руку и она твоя. Но он сидел, разглядывая её, оттягивая момент, когда овладеет ею. Его взгляд скользил по её шее, каштановым волосам, ниспадающим на белые округлые плечи, устремлялся вниз, охватывая талию, и дальше, к изгибу бедра. Дождавшись, когда в очередной раз она повернула голову в его сторону, поймал её взгляд. Она улыбнулась. «Как манит взгляд её голубых влажных глаз». Только Витор сделал шаг по направлению к избраннице, как кто-то посмел положить ей руку на колени. Она тут же отвернулась от Витора, подняла голову, в направлении склонившегося над ней мужчины. Тот поцеловал её в губы. Витор отчётливо помнил это, остальное – фрагментарно... Теперь, сидя в камере, он старался вспомнить, что произошло.
Припоминая её, вернее части её тела, на которых задерживал свой взгляд, он не мог собрать их в единый образ. И совершенно не помнил того мужчину, целовавшего её. Витор никогда не встречал их обоих. Кто их привёл на вечеринку? Из большого скопления людей, гуляющих за его счёт, он знал меньше половины, остальные – знакомые знакомых.
Правый кулак Витора опух, кровь подсохла на повреждённой поверхности. Витор тупо разглядывал разбитую руку.
Душераздирающий крик женщины: «Он убил его!» Витор вспомнил: он ударил справа и тот, падая, ударился об угол стола красного дерева, купленного накануне. А потом Витор перевернул этот стол вместе со жратвой; «курицы» заорали, как резанные, от их крика он окончательно свихнулся и стал крушить всё вокруг. Кто-то схватил его, чтобы остановить, он вырвался и с разворота ударил наглеца, а потом бил всех подряд; всех, кто попадался ему под руку. Он уничтожал их всех: «Ничтожные твари... черви, поедающие гниль».
Лицо Витора покрылось потом, мозг, казалось, взорвётся от боли. Калейдоскоп из разрозненных кадров жизни, значимых и незначительных, мелькали в его сознании. Ботинок с дыркой, из которой торчит большой палец; рыхлое тело женщины, сделавшей его мужчиной в одиннадцать; звездопад, превращающийся в деньги; перестрелка, кровь, труп новичка, придавивший его... Витора трясло.
Она ему не дала... как такое могло случиться? Его взгляд задержался на странице журнала, пришпиленного на противоположной стене. С глянца на него смотрел сияющий Витор, запечатлённый в момент триумфа. Он стоял на канатах с поднятыми вверх руками, олицетворяя успех. Под фотографией фломастером было написано «Nuestro campeon».
Витор смотрел на свой портрет, не отрывая взгляда. Тихо прыснул от смеха, затем громче, вскоре смех перешёл в истеричный хохот, по щекам Витора текли слёзы. Боль нарастала, кровь пульсировала в висках. Ему хотелось разбежаться и врезаться в кирпичную стену головой так, чтобы мозги вылетели наружу, лишь бы избавиться от чудовищных ударов молота внутри черепа.
Полицейские не посмели обращаться с ним, как с другими – личные вещи при нём и шнурки на месте. Витор не раздумывал, действовал, как будто он задумал это давно – вынул шнурки из ботинок, крепко связал их, сделал петлю. Подошёл к двери камеры, привязал свободный конец к решётке в смотровом окошке, просунул голову в петлю. «Как же болит голова!»
Витор подогнул ноги и отпустил себя. Какое-то время задранные вверх металлические носки модных ботинок ещё нелепо подрагивали, словно усмехались над своим хозяином...
Демоны забрали Витора или он победил демонов, найдя в себе силы не сражаться за свою жизнь? Мы никогда не узнаем этого, как не узнаем, мог ли Витор пройти двенадцать раундов.
Юрий Вер
Рассказ посвящён Эдвину Валеро, из книги "Легионеры"