В марте семья 23-летнего киргиза Дамира оказалась почти без денег. Последние полгода он работал на стройке в Москве, чтобы обеспечить своих престарелых родителей, жену и двух новорожденных дочерей. Но весной стройка, на которой он работал, приостановилась, и зарплату за последние два месяца работы так и не выплатили.

«Год назад, когда у нас с женой родились близняшки, я продал свою машину за три тысячи долларов, чтобы приехать в Москву. До этого в Бишкеке я таксовал. Стало понятно, что на ежедневную выручку с частного извоза семью не прокормить. Нам иногда даже на памперсы не хватало», — вспоминает Дамир.

21-летняя Майрам, жена Дамира, осталась дома с его родителями и детьми. Никто из них не работает, и каждый месяц, когда Дамир отправляет им деньги, первым делом семья закупает побольше мяса и муки, чтобы растянуть до следующего месяца, и оплачивает счета. Остатка хватает на памперсы, лекарства и одежду для детей, рассказывает Майрам.

Если у Дамира получается выслать побольше денег, родители покупают ягненка или барашка и отправляют к скотоводу на летнее пастбище — джайлоо.

«Скот — хорошая инвестиция, — объясняет Майрам. — Осенью его можно продать или пустить на мясо, а деньги мы бы проели. Я и не помню, когда в последний раз что-то для себя покупала. Наверное, только сорочку, когда ехала в роддом».

Дом у родителей Дамира небольшой — всего три комнаты и огород, где Майрам и свекровь сажают помидоры, огурцы и немного картошки, чтобы не покупать их на рынке. Меню составляют из минимума подручных продуктов.

Помимо Дамировой зарплаты, единственный постоянный источник дохода для семьи — это пенсия свекра размером в 6000 сомов (около 80 долларов), но почти вся она уходит на его же лекарства от диабета.

Молодые супруги надеялись, что когда Дамир обустроится в Москве, то сможет забрать Майрам к себе, и вместе они заработают на новую машину и достроят дом.

Семья Дамира живет в Байтике — небольшом селе возле Бишкека, с населением около 2 тысяч человек, большая часть которых либо занимается земледелием, либо работает в столице.

В самом селе работы немного: небольшой швейный цех, экоферма и холодильные склады. Дамир учился на менеджера организаций, но после окончания института не нашел работы по специальности и начал таксовать.

Зарабатывать в Россию едут в основном из сельской местности, где живет до 72% всего населения 6,5-миллионного Кыргызстана.

По данным за 2019 год, пятая часть жителей страны находится за чертой бедности (20,1%; в России, для сравнения, — 13%). Это значит, что 1,3 млн кыргызстанцев живут менее чем на полтора доллара в день. И если бы не денежные переводы мигрантов, то, по подсчетам Национального комитета статистики, в крайней бедности жило бы более 30% населения.

Миграция дала выбор кыргызстанцам: оставаться на родине и зарабатывать мало очень тяжелым трудом или уехать, например, в Россию и заработать чуть больше менее тяжелым трудом. С этим выбором жизненная стратегия многих домохозяйств изменилась — теперь в регионах часто ребенок заканчивает девятый класс и едет на заработки к дяде или брату и присылает деньги домой.

Роман Могилевский

директор института государственного управления и политики Университета Центральной Азии в Бишкеке

По разным подсчетам, в России живут и работают от 600 тысяч до миллиона кыргызстанцев. Их денежные переводы составляют около трети ВВП Кыргызстана и почти равны всем бюджетным доходам страны.

Но в 2020 году объем переводов мигрантов неуклонно снижается: по сведениям Национального банка Кыргызстана, только за первый квартал падение составило 19%, а за апрель — более чем в три раза, достигнув самого низкого показателя за последние три года.

С потерей работы и доходов столкнулись и другие зависимые от мигрантов страны региона. По данным узбекских властей, на родину вернулись уже почти полмиллиона узбеков, а в Таджикистане от сокращения переводов пострадают тысячи семей.

По прогнозам Всемирного банка, переводы мигрантов по всему миру сократятся из-за пандемии коронавируса на 20%, а в Центральной Азии — почти на 28%. Для Кыргызстана, который больше своих соседей зависит от денежных переводов, это грозит ростом бедности.

Именно их [мигрантов] деньги поддерживают как национальную валюту, так и качество жизни населения. Без этих денег кыргызстанцы будут хуже жить, одеваться или меньше потреблять.

Нургуль Акимова

экономист

«Не от хорошей жизни»

Как правило, киргизские мигранты едут на заработки в надежде накопить на что-то сверх ежедневных расходов — дом, машину, свадьбу или юбилей, а иногда и похороны.

Часто их семьи берут кредит, ожидая, что родственник-мигрант заработает на погашение займа. По данным Национального банка, кредит есть у каждого пятого совершеннолетнего кыргызстанца, или в среднем у каждой семьи.

45-летняя Гульнура приехала в Москву два года назад, чтобы выплатить банковский займ, взятый с супругом на строительство собственного дома.

Для этого им пришлось заложить другой дом, где живут пятеро их детей и родители мужа. Но выданных банком денег хватило только на выкуп земли и фундамент — остальное, плюс выплаты по кредиту, Гульнура покрывала со своей московской зарплаты.

Отправив последние сбережения домой перед карантином, уже два месяца она сидит без работы. Задолженность по кредиту растет, и если она не сможет погасить долг, семья может лишиться родительского дома.

«Я не от хорошей жизни оставила своих детей и приехала сюда, — рассказывает Гульнура. — Мой муж — инвалид второй группы, безработный, дом родителей по традиции достанется его младшему брату (в Кыргызстане именно младший сын получает дом в наследство, так как живет с родителями в старости — Би-би-си). Когда мы решили построить дом и взяли кредит, было решено, что именно я поеду на заработки».

Ее муж получает пособие по безработице — 650 сомов в месяц, или менее девяти долларов. Небольшую пенсию (вместе 12 тысяч сомов, почти 180 долларов) получают его родители, плюс у семьи есть маленькое хозяйство — они держат кур и несколько баранов.

«Поэтому никто с голоду не умирает», — говорит Гульнура, признавая, однако, что дети донашивают одежду друг за другом, а на лечение мужа денег часто не хватает.

В Кыргызстане Гульнура работала в банке кассиром; переехав в Москву, она устроилась в банк уборщицей. Работы она лишилась в начале карантинных ограничений, когда большую часть сотрудников отправили «на удаленку».

За три месяца ей так и не удалось устроиться в другое место.

Как отмечает Всемирный банк, мигранты — одна из самых уязвимых групп, которые и до пандемии подвергались дискриминации и ксенофобии. Именно они первыми лишаются рабочих мест и из-за отсутствия легального статуса часто ограничены в получении социальных льгот, включая медицинскую помощь. Неблагоприятные условия жизни повышают риск заражения вирусом.

«Нас 15 человек в трехкомнатной квартире на окраине Москвы: семья с пятью детьми в одной комнате и по четыре человека в других. В нашей квартире все переболели этой весной, я сама пролежала с температурой почти неделю. Мы опасались, конечно, что это может быть коронавирус, но скорую даже побоялись вызвать», — рассказывает Гульнура.

По ее словам, врачи проверяют у мигрантов регистрацию, и, поскольку у многих ее нет, это может обернуться проблемами.

Гульнура говорит, что если бы знала о пандемии заранее, то никогда бы не оставила детей. Ее младшему недавно исполнилось четыре года, последний раз она видела его перед отъездом два года назад.

По данным Юнисеф, из-за трудовой миграции около 12% детей в Кыргызстане живут без одного или обоих родителей.

Возвращение домой

Кыргызстан до сих пор позиционирует себя как государство-донор трудовых ресурсов, говорится в исследовании, опубликованном Центральноазиатским бюро аналитической журналистики.

Трудовая миграция позволяет компенсировать недостаток рабочих мест внутри страны, а денежные переводы из-за границы способствуют снижению уровня бедности.

«Живи я в Кыргызстане, скорее всего, моей зарплаты хватало бы только на себя. А кто в Кыргызстане живет для себя? Мы же до сих пор живем большими семьями и заботимся друг о друге», — говорит Гульзада, уехавшая в Россию 15 лет назад. За это время она помогла маме построить небольшой дом и заплатила за учебу в университете одного из братьев.

Из-за карантина Гульзада потеряла работу и не высылала ничего домой уже два месяца. Несмотря на это, она планирует остаться в Москве — недавно ей наконец удалось получить российское гражданство.

Я пробовала вернуться домой и поработать в Бишкеке в прошлом году. В сфере обслуживания, в кафе и ресторанах, например, заработные платы — 10−15 тысяч сомов в месяц (120−200 долларов), а в России за ту же работу я получу в три раза больше. Квартплаты в Бишкеке и продукты не намного дешевле — как там на что-то накопить, я даже не представляю.

Большую часть денежных переводов в Кыргызстан отправляют именно из России. Несмотря на сильную экономическую зависимость от них, киргизские власти считают трудовую миграцию «частью национальной стратегии развития», следует из концепции миграционной политики страны.

Пандемия продемонстрировала уязвимость такой стратегии: по данным киргизского посольства в России, больше половины киргизских мигрантов лишились работы и часть из них будут вынуждены вернуться домой. Уже сейчас в Кыргызстан, только по официальным данным, вернулось 10 тысяч граждан и еще более 11 тысяч обратились с просьбой. Всего, по некоторым прогнозам, вернутся 100−200 тысяч человек, которым будет сложно трудоустроиться на родине.

В отсутствие зарплаты Дамир потратил на аренду московской квартиры остаток от продажи машины, на которой он таксовал в Бишкеке. Помимо него там жили еще 14 человек: раньше они работали посменно, и одновременно дома находились не больше шести человек. В карантин почти все они остались без работы.

С тревогой он думал и о семье. «Из-за карантина в Байтике перестал работать общественный транспорт, родные не могли даже в магазин или аптеку сходить, — говорит Дамир. — Отец не мог съездить за инсулином, на продукты денег уже начало не хватать, я в такое время все-таки хочу быть рядом с ними, а не сидеть в Москве без работы».

Дамир возвращался домой, когда перелеты между Кыргызстаном и Россией были уже остановлены. Как и несколько сотен его соотечественников, он решил попытать счастья на российско-казахстанской границе в Соль-Илецке. Около 600 киргизских мигрантов приехали в Оренбургскую область, когда по диаспоре начал ходить слух, что вскоре там откроют границу. В итоге им пришлось несколько недель ждать в палаточном городке, а некоторые были вынуждены ночевать в поле и даже под мостом.

Сбережений у меня уже не было, а на границе власти Оренбургской области организовали палаточный городок и обеспечивали питанием. Конечно, не пятизвездочный отель, но лучше, чем сидеть взаперти, 15 человек в одной квартире, и стоять в очереди, чтобы попасть в туалет. И главное — это был единственный шанс доехать домой.

Спустя две недели его на автобусе перевезли в Кыргызстан, где сразу же поместили в обсервацию. Тест Дамира на коронавирус оказался отрицательным, и вскоре его отпустили самоизолироваться домой.

«Карантин заканчивается, и я скоро начну искать работу — свою машину я продал, таксовать уже не получится. Но я молодой и возьмусь за любую работу, конечно, сейчас сложные времена», — с оптимизмом говорит Дамир.

Экономические прогнозы для Кыргызстана выглядят менее оптимистично: по оценкам министерства экономики, по итогам года страну ждет самый резкий спад ВВП в регионе — до минус 5,3%.

Наргиза Рыскулова

Би-би-си, Бишкек

https://news.mail.ru/society/42320760/?frommail=10

ЗЫ. Слезливые истории от паразитических полу государств и их обитателей, спихнувших в очередной раз свои проблемы на население россии.