Спартак
Спартак был одним из столпов, на которых стояла культура СССР. Наше самосознание, понимание мира и нашего места в нём базировалось не на Рыбке, Дерипаске и Приходьке, а на Спартаке, Гагарине и Маресьеве.
Вообще, только со временем начинаешь осознавать большой, сакральный смысл, скрытый в родных улицах и простых, всю жизнь казавшихся тебе старыми, стенах родного города. Так, к примеру, в любимой Махачкале одна из борцовских школ все ещё носит, кажется, его имя. Впрочем, может, советские дети и не знали, кем он был. Не знали историю рудиария, бросившего вызов всесильному миру не ради денег, славы или власти — а ради миллионов несвободных вокруг. Возможно, не теряли они сон от банальной невозможности уснуть, не узнав, пройдет ли фракиец и его войско по долине смерти, усеянной трупами предшественников? Хватит ли им не только отваги — но и выучки, чтобы выстоять и одержать верх в противостоянии с Римом, чьи легионы сокрушили и стёрли в пыль десятки более храбрых армий, покорили сотни более свободолюбивых народов? Возможно, этого не было. В эпоху пигмеев сложно поверить в существование гигантов, понимаю.
Кто он? С какой стати в нем вообще должно было хватит силы, ума и мудрости, чтобы победить величайшую из всех когда-либо существовавших империй? Владыки Азии и Африки, властелины всего мира даже сейчас, спустя тысячи лет остающиеся примером для подражания. Pax Romana родила Pax Britannica и Pax Americana.
Осознавал ли жалкий раб, с кем он посмел скрестить клинки? Знал ли презренный, чьё господство решил оспорить?!
Знал. Знал, как мог знать только фракиец, не сумевший уже однажды отстоять своего дома.
Знал, как мог знать только бывший легионер, некогда сражавшийся в этих легионах.
Знал, как мог знать только гладиатор, в цирке проливавший кровь своих братьев на потеху покрытому струпьями, утопающему в пороках миру.
Однако за всем этим, за всеми страданиями, всей несправедливостью и ужасом было нечто большее — мечта. Он видел её в воспоминаниях о родной Фракии и в звездном небе Везувия. Видел её в любимой Валерии и маленькой Потумии. Видел её в сотнях тысячах глаз вокруг. Закованных в цепи, но… живых. Мог ли он не обнажить меча?
А вы — могли бы?
***
С течением веков менялось многое — культура и армия с развитием информационных технологий и ядерного синтеза соревновались в умении покорять народы, знаменитое построение «черепахой» сменилось беспилотными дронами, а «граждане» Цезаря заменила «кока-колонизация».
Осталось прежним только страстное каждой кучки новоявленных патрициев объявить свою вотчину «Третьим Римом».
Не изменилось только то, что под страстным желанием «мира по…» — которое витает в воздухе даже сейчас — скрывается банальное и простое желание освятить, обожествить грабеж.
Я знал, чем окончится история еще до того, как взял в руки книгу. В конце концов, «Рим жив, а Спартак — нет.» Да и сам Спартак допускал эту мысль: «Пример для подражания — вот лучшее наследство, которое мы можем оставить потомкам»
И он оставил. Бесконечно мчащийся куда-то мир, мириады каждую секунду пролетающих мимо событий или их имитаций с годами утягивают тебя в трясину. В этой трясине увязают и теряются твои мечты, твоя вера, твои идеалы. В пластмассовом мире пластмассовым становишься ты сам.
История Спартака — это одна из легенд, освещающих жизнь. Долгий ливень, смывающий — пусть на короткое время — с жизни всю грязь. Пример той самой веры и простой, но бесконечно яркой во тьме безвременья мечты. Веры в то, что внутри каждого из нас теплится пламя, способное сжечь мир рабовладения дотла. Мечты о том, что: «воссияет солнце свободы и исчезнет позор рабства на земле!»
Кажется, будто и сейчас, закрывая эту книгу, я слышу рев десятков тысяч гладиаторов, из темной пучины времен, из пылающего, охваченного жаждой свободы мира кричащих: «Свобода жива!»
Жива каждой секундой, когда ты сражаешься с её именем на устах.
ЧИТАТЬ «СПАРТАКА» РАФАЭЛЛО ДЖОВАНЬОЛИ
Василий Пламенев
