Пиф в замке, на удивление, осваивается очень быстро — уже на второй день он вскрывает все тайные ходы и переходы, что позволяет ему теперь скрытно вести наблюдение практически за всеми помещениями. Что значит практический опыт! И теперь его довольную физиономию я вижу только по вечерам, когда он пересказывает, что было, что будет, и на чём сердце успокоится...

Я же продолжаю бездельничать и гулять окрест без определённого рода занятий. Приструниваю стражу, чтобы бдила службу, советую поварам, как лучше варить бульоны, хотя сам в этом ни бельмеса не понимаю. Периодически заглядываю к Страх. Она в конюшни, где два раза в неделю убирают навоз, ни в какую не идёт и предпочитает гулять на свежем воздухе по просторному загону. При моём появлении всегда радуется и подставляет голову, чтобы я потрепал гриву. И теперь меня сторонится вся прислуга замка — конюхи быстро разнесли, что Страх готова голову откусить всякому, на кого я только укажу.

Придворные вельможи со мной исключительно вежливы, при встрече интересуются здоровьем и настроением. Но на этом разговоры быстро и заканчиваются.

Как-то проходя мимо двух вельмож, краем уха слышу занятный разговор...

— В замке появилось привидение! — говорит один. По виду из разряда приближенных к королю с третьего ряда слева второй.

— Да-да... Вы тоже это слышали?! — кивает собеседник, видимо, из того же ряда, но с правого фланга.

— Этот мистический стук. Порою, когда идёшь по коридору замка, он преследует тебя. А стоит остановиться, и он таинственно затихает.

— Вот-вот. Фаворитку короля Моньеру этот стук чуть до сумасшествия не довёл — преследовал по коридорам. А когда она спряталась в дамской комнате, слышала страшное сопение за стеной. Представляете?

— А у принцессы обострилась аллергия. Казалось бы — и кошек, и собак извели под чистую, ан нет. Опять эта зараза привязалась!

Собеседники лишь недоуменно пожимают плечами.

Но я-то хорошо представляю, что это за «мистический» стук. Придётся дать Пифу по шее, чтобы поаккуратнее подслушивал и подглядывал. И заострял своё ослиное внимание не на дамских комнатах, а на действительно важных делах — заговорах, интригах и чем занята принцесса.

Вечером Пиф как всегда материализуется прямо из стены. Стоит признать, замок строился на славу, и тайные лабиринты, не зная, где искать, сроду и не найдёшь. Искусство замкостроения в Эльфиантоне пребывает на недосягаемой высоте.

— Ну, что, любитель дамских комнат? Чего в этот раз узнал? — ехидно спрашиваю я, помня давешний разговор напуганных привидением вельмож.

— Ничего хорошего, — отвечает Пиф.

— А что так?

— Принцесса отошла от скорби по Фиросу...

— Так это же хорошо! — восклицаю я, — Наконец-то. Теперь можно и о свадьбе подумать.

— Пиф, — встревают сапоги, — Как там поживают тапочки принцессы?

— Какие? Их у неё с десяток пар.

— Да-а-а? — удивляются сапоги. — И все хороши?

— Ну-у, не знаю. Тапочки как тапочки. — Мотает головой Пиф. Что заменяет у него пожатие плечами.

— А красивые? Ну, те, которые с цветочками?

— Не видел. Они все на одно лицо... Точнее, вид.

— Да, как это — на одно? — начинают возмущаться сапоги...

— Хорош о тапочках! — прерываю перепалку, — Что там сама принцесса? Когда готовиться под венец?

— Скорее, на кладбище, — неожиданно отвечает Пиф.

— Не понял?

— Давеча я наблюдал за принцессой. Она уже вполне во здравии — не плачет как раньше и портрет Фироса убрала. Теперь там твой висит...

— Во-о-от! — довольно заключаю я, — Тает сердечко!

— Не знаю, что там тает, только и часа не проходит, чтобы она нож не вогнала в этот портрет. Она бы и глаза портрета постоянно выкалывала, но их можно было выколоть только раз. А с этого она и начала знакомство с портретом.

Проклятье! Я чешу затылок. Как-то на роль верной жены такая невеста не очень подходит.

— И она сегодня заказала сварить яд из белладонны. Но, по моему, себя травить она не собирается...

— При приёме внутрь — мгновенная смерть, — со знанием дела комментирует немногословный Аспид.

Да-а уж, нет ничего страшнее женской мести за утраченную любовь!

— Так, Пиф, ты тут уже всё знаешь, пора линять. А то, я чувствую, пережить ещё один королевский пир становится архисложно.

Быстро собираю вещи, которых у меня и нет — сапоги на ноги, Аспида на пояс.

— Хозяин.... Давай, к принцессе заглянем, — просят сапоги.

— Это ещё зачем?

— С тапочками попрощаемся...

— Сапоги!

— Ну, чего вы. Плёвое дело.

Я некоторое время раздумываю и, соглашаясь, киваю:

— Ладно. Только быстро!

Но прощанием не ограничиваемся — пользуясь отсутствием принцессы, которая, видимо, затаривается ядами, прихватываем вожделенную пару тапочек с собой. И сапоги просто вне себя от радости.

Когда появляемся возле конюшни, навстречу выдвигается стража с алебардами.

— Принц, это вы куда на ночь глядя? — подозрительно спрашивает старший. — И что это за осёл с вами?

— Выгуливаю питомца. — Киваю на Пифа.

— Мы только погуляем и сразу назад, — неожиданно брякает осёл, вызывая паралич у стражи.

— Чего уставились? Говорящего осла не видели? — до кучи спрашивают и сапоги.

— Колдовство! — орёт один из стражников и перехватывает алебарду наперевес.

Заслышав возникающий кипишь, Страх шутя проламывает хлипкую ограду и оказывается подле меня.

— Если отвернётесь, мы вас не видели, — предлагаю стражникам мирно разойтись.

Оценив нервно дышащую в их сторону Страх, командир наряда салютует мне, и стража строем возвращается в замок — нести службу не за страх, а за совесть.

А мы, прихватив Сивого, растворяемся в наступающей ночи.

И тут я ощущаю отвратительное, смердящее дыхание. А чтобы посмотреть, кто там такой незаметно подкрался, приходится задирать голову. Это при том, что я-то сижу на Страх!

Рядом со мной Тарозавр поднялся на задние лапы, отчего кажется просто невообразимо огромным! Красные налитые кровью глаза не моргая смотрят на меня, а раскрытая пасть, что приличных размеров пещера, обрамлённая рядами острых зубов. А я здесь один-единственный охотник!

— Хозяин, пора бежать! — истерично советуют сапоги.

А вот Страх держится молодцом — стоит как вкопанная и без команды не шелохнётся. Лишь агрессивно фыркает на нашу сегодняшнюю добычу. Или уже не добычу...

И я принимаю бой! Даю шенкелей, отчего Страх, резво крутанувшись на месте, лягает задними копытами Тарозавра прямо в незащищенное пузо или чуть пониже. Удар настолько силён, что зверюга делает шаг назад и обиженно трясёт огромной мордой. Но быстро оправившись, бросается на меня. Наверное мстить за подлый удар...

Как жаль, что мою героическую битву не видит принцесса. Я думаю, женское сердце тут же растаяло и досталось мне всё без остатка.

Повезло, что Тарозавр слишком велик и глуп, а потому неповоротлив. Вся его примитивная стратегия атаки — разогнаться и нанести врагу ошеломляющий удар своим огромным весом. Но если противник немного умнее и проворнее черепахи, то такая стратегия уже не работает. А придумать новую у Тарозавра мозгов не хватает. И потому он носится туда-сюда по полю как оглашённый. Мы же со Страх пока лишь уворачиваемся и ждём, когда же эта тварь устанет и угомонится. При желании можно даже похлопать по твердущему боку зверюги, когда он в очередной раз со свистом проносится мимо. Но как упокоить эту неутомимую скотину не совсем понятно — шкура у него что каменная броня, которую простой алебардой не взять.

Неожиданно вдалеке появляются свита короля с Афенадом Последним во главе и Фирос. И эта шобла некоторое время наблюдает на безопасном расстоянии за дуэлью с Тарозавром. Оценив насколько удачно я справляюсь с монстром, Фирос, видимо, решает, что не пристало принцу на выданье держаться в стороне от добычи, и он тоже сможет погарцевать перед будущим тестем. Совсем дурак. Стоило Тарозавру только почувствовать приближение с тыла, как он, бросив безрезультатную беготню за мною, с удовольствием кидается на новую жертву. Конь принца, завидев приближение живого тарана, встаёт как вкопанный, парализованный страхом. И остаётся только наблюдать, как Тарозавр с ходу таранит коня с седоком, отчего они разлетаются в разные стороны вверх тормашками. Ну, вот и всё — обед подан! Я ещё было пытаюсь отвлечь зверюгу от дармового угощения, но куда там — и конь, и Фирос в считанные минуты исчезают в огромной пасти. И смачно рыгнув, добыча королевской охоты спокойно покидает ристалище. Столь странная организация досуга короля имеет только один сакральный смысл — закусить сегодня, по всей видимости, Тарозавр должен был мною. И если так, то каждое звено длинной цепи последних событий встаёт на своё законное место, а Фирос под венец с принцессой.

Но как ни крути и ни ищи подтверждения теориям заговора, кандидат на руку и сердце принцессы, а в довесок и на полкоролевство, теперь остаётся только один... И это принц Примума. Чистая победа! Кто как, а я с триумфом возвращаюсь в замок.

От Фироса не осталось даже перчатки, а потому тратить время на похороны непонятно чего никто и ни собирается. Так помянули бедолагу походя кубком вина. Но такой стремительный калейдоскоп из откидывающихся принцев приводит принцессу к нервному срыву. Видимо, правы были сапоги на счёт её тайных пристрастий к хлыщу из Тереники. Но ничего — время лучший лекарь. И я провожу время в замке, ожидая честно заработанную церемонию венчания...

— Хозяин... Хозяин...

— Чего вам? — Недовольно отвлекаюсь от созерцания танца пламени в камине.

— Ну, когда? — спрашивают сапоги.

— Чего? — Не понимаю их ожиданий.

— Когда нас поставят рядом с тапочками принцессы?

Вот же... Асек отравился, Фирос упокоился в желудке Тарозавра, даже я чуть не погиб на охоте, а эти только об одном способны думать.

— Как принцесса отойдёт от душевной муки, — умеряю вожделения сапогов я, — А когда это случится... Надеюсь, что до второго пришествия.

Как-то, проводя время в прогулке по королевскому парку, я слышу подозрительный шорох в кустах. Мысленно собираюсь, ожидая очередную партию наёмных убийц... Однако из кустов появляется всего лишь морда Пифа.

— Ты? — удивляюсь я, — Здесь?

— Ага... Пришлось по старой традиции потеряться.

— А где принцессы?

— В подвале...

— В каком подвале?

— Гвардейцы Ани схватили, только мы пересекли границу.

— Давай, рассказывай, — командую я.

— В общем, так... — начинает Пиф.

Расставшись со мною и слегка погоревав, Дариада с сестрой расположились на постоялом дворе — подождать, когда Мариада оправится после сводящего с ума гребня. И если сёстрам было чем заняться — вспоминать былую жизнь при замке, то осёл откровенно скучал. Его деятельной натуре просто не за кем было шпионить, распускать слухи, наушничать королю. Да банально поругаться с сапогами отныне стало невозможно. Но время шло, Мариада быстро восстанавливалась, и наконец принцессы решили, что пора брать власть в Уникорнии в свои руки. Первоначально хотели поискать своих сторонников, была призрачная надежда, что и мажордом сумел скрыться от ищеек Ани. Но стоило только отряду из принцессы на Ужас и Мариаде на Пифе пересечь границу, как их окружили стражники Ани. Стояло ли за этим предательство или просто повезло ищейкам — непонятно. Но на очередном привале, Пиф решил потеряться — смысла жертвовать головой за принцесс умный осёл не видел. И он потерялся.

— А как ты нас нашёл? — удивляюсь я, выслушав короткий пересказ трагических событий.

— Все только и говорят, что о принце на драконе, — отвечает Пиф.

— Понятно. Ну, что ж. Присоединяйся к нам. Будешь теперь подглядывать и наушничать для меня. — Быстро нахожу применение ослу в нынешней ситуации.

Всё-таки, обитаюсь пока ещё в чужом замке...

Мы скромно расположились на красных бархатных стульчиках в небольшом холле нашей гостиницы. Интеллигентный администратор возрастом чуть за пятьдесят улыбчив и приветлив. Чувствует, что мы слегка растеряны. Сидит за компьютером и что-то про нас печатает. Говорит он, разумеется, только по-английски. Я очень внимательно его слушаю. Леопольд тоже. Администратор думает, что мы его прекрасно понимаем.
Но это не совсем так.
Леопольд вообще ничего не понимает, а я впервые слышу столько живой речи по-английски. Нам немного не по себе. Леопольд в Стамбуле впервые, а я отродясь заграницей не бывал. Наши сумки стоят рядом и олицетворяют то единственное, что в окружающей действительности нам понятно и знакомо. В любой непонятной ситуации нужно опираться на что-то понятное. Например, с нежностью смотреть на свои сумки.
Администратор спрашивает. Я перевожу Леопольду. Леопольд отвечает. Я перевожу администратору. Администратор уточняет детали. Я озвучиваю Леопольду. Тот отвечает. Я перевожу администратору.
Администратор понимает, что в английском тут могут не все.
Скрипит входная дверь. В холл заходит постоялец. Судя по внешнему виду он, как минимум, президент какой-то африканской республики. Приветствует нас. Администратор отвечает. Я тоже. Смотрим на Леопольда. Тот непринуждённо кивает головой, как бы намекая, что правильно кивать головой на международном уровне тоже надо уметь. Деловой гусь.
Лумумба уходит. Уточнив все детали проживания, мы переходим к самому важному – оплата.
Леопольд достаёт из широких штанин американскую валюту и оплачивает недельное проживание. Теперь всё окей и, стало быть, вэлком.
Администратор ведёт нас к лифту. Нажимает на «первый этаж» и мы поднимаемся на второй. Я озадачен и спрашиваю: а почему второй этаж – первый. Администратор невозмутимо отвечает, что внизу «нулевой». Леопольд спрашивает, почему я без него что-то спрашиваю. Я поясняю, что мне непонятно, почему второй этаж – первый.
– И почему? – озадачено хмурится Леопольд.
– Потому что первый «нулевой», – пожимаю я плечами.
Мы ничего не поняли и прибываем на неправильный второй этаж. Заходим в заграничный нумер. Прямо по курсу – удобства, где можно посидеть орлом у белых скал. Далее душевая. Справа комната. Две кровати. Прикроватные тумбочки. Напротив – столик с мини-холодильником, а над ним телевизор. Два окна.
Администратор пожелал хорошего дня и слинял.
Я разулся и лёг на кровать. Леопольд принялся разглядывать апартаменты за пять тыщ рублей в день и занудствовать.
– На фотографиях – шикарный номер, а внутри… фуфло уставшее, – оглядываясь, говорит он.
– Вон там внизу розетка почти отвалилась… – заметил я.
– М-да.
Но мне, в общем-то, безразлично. Тут, по крайней мере, чисто и уютно. В целом – очень даже мило. Жить можно. Главное, что вокруг. А вокруг – Стамбул! Это само по себе уже чрезвычайно волнительно, немыслимо и потрясающе. Мне не терпелось выйти на улицу.
– Курить хочу, – бубнит Леопольд.
Я сходил вниз и спросил, где можно покурить.
– В окно, – ответил администратор. – Открываете и курите. Никаких проблем.
Леопольду такие новости пришлись по душе. Пока он рылся в своей сумке, я распахнул окно и закурил. Внизу, на козырьке гостиницы, валялись кучи окурков. Я ещё не знал, что в Стамбуле курят настолько много и свободно, насколько это вообще возможно.
Воздух был по-летнему жарким, а солнце палящим.
– Надо пожрать, – слышу я голос Леопольда, который уже облачился в шорты и майку.
– Пошли, – охотно предлагаю я и тоже снаряжаюсь в туристический прикид – зелёные шорты с пальмами и безпринтовую футболку.
– План такой – сперва позавтракаем, а потом будет звонить потенциальному поставщику и договариваться о деловой встрече, – заявляет Леопольд и тоже становится к окну, чтобы покурить.
Мы поселились в районе Фатих, в пяти-шести остановках от туристического центра. Обыкновенный спальный квартал. Снаружи – типичная многоэтажка. Узкая улица. Припаркованные автомобили. Ничего особенного. Можно сказать, как у нас в Новосибирске.
Спускаемся вниз. Я спрашиваю у нашего второго лучшего турецкого друга, то есть администратора, где можно перекусить и обзавестись местной валютой – лирами.
Администратор объясняет.
Надо сказать, что вот так сходу, конечно, довольно непросто привыкнуть к постоянной английской речи, но я понемногу втягивался.
– Из гостиницы налево, потом направо. Затем прямо до большой улицы, по которой далее наверх до перекрёстка. Пункт обмена валюты здесь, – сказал администратор и ткнул пальцем в карту на мониторе. – Это очень просто.
– Окей.
– Что он сказал? – грозно спрашивает Леопольд.
Я настолько внимательно слушал, что забыл о переводе.
– Тут недалеко, – отвечаю я.
Леопольд хмурится и протестует:
– Не лги. Он сказал фразу гораздо длиннее.
Я озвучиваю маршрут.
Леопольд матерится через слово, то есть тактично напоминает, чтобы я абсолютно всё переводил, а не вёл милые беседы с незнакомыми взрослыми иностранцами. Потому что ему тоже хочется. Но он так не умеет.
– Я, каким-то образом понимаю, что говоришь ТЫ, – поясняет Леопольд. – Но то, что тебе ОТВЕЧАЮТ – совершеннейшая для меня загадка. Не вдупляю я, короче. Нот андерстенд.
– Это поправимо. Впереди много практики.
Мы вышли из гостиницы.
Вокруг был Стамбул. Я разволновался и забыл о том, что появился на улице без головного убора. А солнышко грело порядочно. Лучики добра нагревали мой блестящий кумпол, как сковородку. Лысина кипятилась и мне становилось чертовски некомфортно.
Мы шли налево, потом направо. Затем прямо до большой улицы, по которой нужно наверх…
Я опять, по мнению Леопольда, на всё неприлично таращился и зачем-то разговаривал с кошками, которых в округе обитало бесчисленное множество. Они были везде. Ходили и щурили глаза, валялись на тротуаре и вылизывали себе всякое, сидели и наблюдали за обстановкой. Местами для них стояли милые домики, повсеместно – баночки, чашечки и коробочки с кошачьей едой. Иногда корм был просто насыпан у стен домов.
– Что у тебя опять с лицом? – бубнит Леопольд.
– Я наблюдаю и удивляюсь.
– Не вздумай трогать котов! – предостерегает меня он. – Мало ли, какие у них там блохи специфические. Укусит тебя за палец и всё, не выдержит твоё сибирское сердце импортной заразы.
– Я и не собирался, – отвечаю я.
Хотя я собирался.
И Леопольд очень проницательный. Ворчит:
– Не ври. Собирался.
А я люблю всяких котиков. Но Леопольд был прав. Необходимо быть бдительным.
Идём.
– Дальше куда?
Мы стоим на перекрёстке. Слева какая-то парковка и сквер, а справа мечеть.
– Пива хочу, – говорю я.
– Нужно сперва деньги поменять. Пошли. Нам, по всей видимости, туда, – указывает Леопольд.
Выходим на оживлённую улицу Oğuzhan. Я примечаю, что здесь в Стамбуле частенько встречаются Шкоды. У нас в Сибири столько чешского автопрома нет. Шагаем дальше вверх по улице.
– Тут одни стоматологические магазины! – восклицаю я, глядя на цокольные этажи.
– Уважаю! – говорит Леопольд. – Береги зубы смолоду!
– Опачки, Пальмы! – продолжаю я.
– Прекращай.
– Я не могу… – пожимаю я плечами. – Я в первый раз.
Идём дальше. Леопольд тоже на всё таращится, но сохраняет чувство самообладания и собственного достоинства. А я не могу. Проявлять искренность – признак смелости.
– Знак «Уступи дорогу» такой же, как у нас… – продолжаю я комментировать зарубежную окружающую действительность. – А пешеходные переходы все игнорируют…
– Надоел. Как чукча. Что вижу – то и говорю.
Но с моим изумлением бороться бесполезно. Что взять с простого сельского паренька? Ничего. А выгнать нельзя.
Поднимаемся по брусчатке. Стоматологические магазины. Снова и снова. Все вокруг курят. Ни одной урны. Выходим на большой перекрёсток c улицей Turgut Özal Millet. Переходим через дорогу. Нам сигналят водители мопедов, по всей видимости, доставщики еды. Торопятся. Пешеход? Отвали с дороги.
Идём налево, потом направо. Находим пункт обмена валюты. Тут снова какие-то президенты из банановых республик с мятыми долларами, подозрительные сомалийские пираты, гиперактивные китайцы и мы. Все хотят лиры. Я меняю 50 долларов. Леопольд 100. У меня получилось примерно 1350 лир. Спрашиваю, меняют ли рубли. Нет. Следующий! Выходим.
– По пиву и пожрём? – спрашивает Леопольд.
– Да. Пожрём и по пиву, – отвечаю я.
– Отлично. Нам куда?
Я оглядываюсь и ничего не понимаю. Все вывески исключительно по-турецки. Засада. Туристы, по всей видимости, в этих местах не ходят.
– Тут же пьют пиво? – размышляю я вслух. – У них это не запрещено?
– Нельзя запрещать пиво. Это не гуманно, – пожимает плечами Леопольд. – Я пока ещё не специалист в международном алкоголизме, но пиво, как мне кажется, любят все.
– Тогда пошли обратно мимо зубастых магазинов. Не хочется заблудиться.
Мы вернулись на улицу Oğuzhan. Стоматологические магазины. Снова и снова. Видим какое-то вроде кафе. Рядом со входом безмятежно сидят двое бородатых горожан, что-то пьют из рюмок и курят. Смотрят на нас. Мы проходим мимо. Проникаем внутрь. На стене меню. Слева стойка с кассой, справа холодильники с бутылочным пивом.
– Я же говорил¸– улыбается Леопольд. – Пиво любят все!
Из зала со столиками к нам приближается озадаченный худощавый мужчина в белой рубашке и чёрных брюках.
Лиры у нас есть. Значит, договоримся.

© Иль Канесс

to be continued

https://vk.com/club159788762

— В общем, собралась нас под ночь неплохая компания. Там даже тапочки-близняшки принцессы были — цветочек откололся у левой. И знаете, интересные такие, эти тапочки. Не знают даже, что такое самый настоящий навоз! А формы у них... М-м-м... Закачаешься.

— Сапоги, давайте по существу, — прерываю я влажные мечтания сапогов о тапочках принцессы.

— Да-а! Так вот. Они нам по секрету сказали... Вы же знаете, из какого теста, точнее шкуры, мы пошиты. Произвести неизгладимое впечатление на придворных дам для нас, что раз плюнуть и растереть. Даром, рот остался на голове кабана, которого съели какие-то грубые, невоспитанные охотники...

— Сапоги-и...

— Да-а! Так вот. Фирос это, ещё тот хлыщ, он к принцессе уже подкатывал...

— То есть, как это подкатывал? — в нетерпении перебиваю чересчур разговорчивых сапог.

— А так — они давно друг друга знают. Познакомились на курорте в Варах. Тапочки, говорят, принцесса им всё-всё рассказывает про дела сердечные...

— Стоп! Так тапочки принцессы, как и вы — разговаривают?

— Не-е-е, немы как рыбы. Говорят из рыбьего меха сделаны. Вот же... Бывает такое! Рыбий мех! Ха-ха-ха! — веселятся сапоги.

Мне надоедает это постоянное съезжание обувки с темы разговора то влево, то вправо от генеральной линии. Тут дела сердечные, а они про рыбий мех какой-то!

— Так как принцесса с ними разговаривает?

— А-а? — Сапоги задумываются. — Наверное, близняшки приукрасили дружбу с принцессой... Слегка. Но они всегда в самой гуще событий.

— Давай, не отвлекайся. Что там Фирос?

— Близняшки говорят, что испытание придумал Фирос, чтобы всех претендентов извести. А кого задание не загнало в гроб, тех наёмники должны были ликвидировать...

Вот же... ! Проклятье! Какой низкий обман. До такого даже принцы Примума, которые и есть само коварство, никогда бы не додумались.

— Так эти постоянные преследования инициировал Фирос?

— Чего сделал? Ини... ци-и... — переспрашивают сапоги.

— Организовал...

— Конечно! И принцесса.

В двери комнаты кто-то осторожно стучит.

— Кто там? — отвлекаюсь от истории коварства сладкой парочки — принцессы Эи, и принца Фироса из Тереники. Бедный Асек! У недалёкого крестьянского принца не было ни единого шанса заполучить от отца пахотные земли.

В двери заглядывает слуга:

— Ваше Высочество, король Афенад Последний приглашает Вас присоединиться к охоте на Тарозавра.

— Передай его Величеству, что принц Примума почтит за честь.

Слуга исчезает.

— Это ловушка, — уверенно заявляет Аспид. — Охотиться будут не на Тарозавра, а на последнего конкурента Фироса за руку и сердце принцессы.

— Что ж, тем веселее будет охота! — восклицаю я. — А то, что-то заскучались.

Принцу ли Примума расстраиваться, что на него объявлена охота? Да я с рождения в одном лице и лакомая добыча для конкурентов на трон, и сам охотник за такой же лакомой добычей!

Сидя на Страх, я свысока поглядываю на прочих охотников и даже короля. Меня веселит кислое выражение у Фироса, проявляющееся на холёном лице каждый раз, когда тот снизу поглядывает на своего конкурента. Моя свирепая до чужих кобылица, судя по всему, здорово путает ему карты заговора. Ну а что, не всё же скоту сено да клевер, есть ещё и скотобойня.

Королевская охота в полном разгаре — собаки дружной стаей убегают загонять зверя, король с придворными накатывает по очередному кубку, стража оберегает короля от нежданного нападения Тарозавра, Фирос в стороне нервно поправляет узду, а я свысока взираю на эту суету. В общем, все при деле.

Неожиданно поблизости раздаётся резкий рёв, и из леса с визгом выскакивает давешняя стая собак. И по моему, слегка прорежённая. Как-то непонятно даже, кто кого загоняет. Видимо, собаки играют роль приманки, чтобы выманить зверя на охотников. Но охотники почему-то замирают с поднятыми кубками...

Вслед за собаками, повалив походя пару огромных сосен, из леса вываливается Тарозавр. И не какой-нибудь малышок ростом с дом, а самый настоящий самец в расцвете сил — тут даже Страх в сравнении с ним кажется миником. И не успеваю я даже что-либо подумать, как вся придворная свита, побросав недопитые кубки, вместе со стражей дают дёру! С усмешкой наблюдаю эпичную картину бегства — кони несутся впереди без седоков, за ними улепётывают придворные охотники, впереди которых сам король, а замыкает колонну бегства стража, побросавшая свои бесполезные супротив Тарозавра алебарды.

И тут я ощущаю смердящее дыхание. Чтобы посмотреть, кто там такой незаметно подкрался, приходится задирать голову. И это при том, что я-то сижу на Страх!

Тарозавр поднимается на задние лапы, отчего кажется просто невообразимо огромным! Красные налитые кровью глаза не моргая смотрят на меня, а раскрытая пасть, что приличных размеров пещера, обрамлённая рядами острых зубов. А я здесь один-единственный охотник!

— Хозяин, пора бежать! — истерично советуют сапоги.

А вот Страх держится молодцом — стоит как вкопанная и без команды не шелохнётся. Лишь агрессивно фыркает на нашу сегодняшнюю добычу. Или не добычу...

И я принимаю бой! Даю шенкелей, отчего Страх резво крутанувшись на месте, лягает задними копытами Тарозавра прямо в грудину. Удар настолько силён, что зверюга делает шаг назад и недоуменно трясет огромной мордой. Но быстро оправившись, бросается на меня...

— Помогите принцу! — орёт кто-то из придворных.

— Стража! Арестовать предателей! — орёт Расс. Ему плевать на какого-то принца из Жоп... , точнее Задгарда.

Стража в растерянности мнётся, не понимая, что им делать — арестовать предателей или помочь бьющемуся в конвульсиях непредателю. Во всей этой сутолоке меня удивляет реакция Фироса, сохраняющего надменно насмешливое выражение лица. Что значит аристократическая косточка в голове!

Нас окружают придворные, предусмотрительно перекрывая пути отхода.

— Солдаты! Казнить изменников немедленно! — продолжает настаивать на своём Расс. Как истинный главнокомандующий он руководствуется незыблемым принципом — главное отловить и казнить предателей, а непредателей бабы ещё нарожают.

И один из стражников с готовностью перехватывает алебарду в позицию для ближнего боя:

— Главнокомандующий, кого первым?

Пир за здравие совершенно неожиданно перетекает в фазу панихиды.

— Его! — Расс тычет пальцем в Фироса.

Теперь я с удовольствием наблюдаю, как вытягивается аристократическое лицо хлыща из Тереники — такой оборот событий ему явно приходится не по нраву. Одно дело — рука принцессы и золотой рудник от папы в довесок, совсем другое — отсечённая алебардой голова в вазоне для фруктов.

Принцесса Эя за королевским столом сидит бледнее смерти. И её можно понять — лишиться разом всех троих претендентов на руку и сердце. Так можно и в девках навсегда засидеться.

— Его отравили! — неожиданно восклицает лейб-медик, осмотрев уже не дышащего Асека. На миг все поражённо застывают. Но только не я — для меня это далеко не новость.

Лейб-медик подозрительно нюхает кубок Асека, затем по очереди наши с Фиросом. И подзывает к себе слугу, обслуживающего наш столик.

— Выпей! — Протягивает мой кубок.

Слуга было хочет отказаться от такой чести, но придворные вокруг нависают грозной стеной. И тот покорно пытается лишь слегка пригубить...

— Пей всё! — командует лейб-медик.

Итог дегустации закономерен — резкая смена цветовой гаммы лица вплоть до чёрного и пена изо рта.

Лейб-медик авторитетно даёт экспертное заключение:

— Церемониальное вино отравлено!

И пока все размышляют, что бы это значило, стражник с алебардой интересуется:

— Так рубить голову или подождать?

И тут снова прорывает плотину! Весь местный бомонд, до того активно участвующий в отлове и подготовке к казни предателей, с криками срывается с места — кто, сунув два пальца в рот, опорожняет желудок прямо на королевский пол, кто просто бестолково мечется по залу с криками: Помогите!

О нас с Фиросом, соответственно, все на время забывают — своя придворная рубашка оказывается ближе к телу...

Когда проходит некоторое время, выясняется, что церемониальное вино по странному стечению обстоятельств было отравлено только у принцев-претендентов. Остальные обошлись малой кровью — кто весь съеденный до того ужин оставил на полу, кто просто лишился чувств, предоставив свою судьбу на волю случая, а кто слегка поехал крышей.

Обвинение в измене к неудовольствию Расса с нас снимает лично король Афенад Последний...

Я сижу в свой комнате, слегка обалдевший от перипетий королевского пиршества. Никогда ещё не приходилось участвовать в столь переполненном событиями мероприятии.

— Так. Сапоги! Мне послышалось, или кто-то из вас тоже кричал — Предательство!

Сапоги, поставленные передо мною в рядок, помалкивают. И даже создаётся впечатление, что пытаются отворотиться в сторону. Но безуспешно.

— Смотреть в лицо!

— Хозяин... Это был тактический манёвр.

— Чего? — удивляюсь я, — Какой ещё — тактический манёвр?

— Ну-у, что-бы было кому весточку на родину передать.

— Хм-м-м...

Для принцев Примума, вообще-то, предательства, как понятия о следовании общепринятым нормам сохранения преданности одному господину, не существует. Каждый принц всегда только сам за себя. Но... Предательство в отношении лично меня тут совсем другое.

— Ладно. На первый раз прощаю, — дарю от доброты душевной пощаду. Да и не ходить же мне, в самом деле, босиком. — Есть мысли, кто пытался меня отравить?

— Слуга? — с готовностью предполагают сапоги.

— Вряд ли. С чего бы затем ему самому его пить? Да и нет уже того слуги.

— Ваши родственники? — спрашивает Аспид.

— Сомнительно. Уж больно архаичный способ — яд. Не наш стиль.

Повисает тишина неизвестности. Неведомый оппонент оказывается настойчивым малым. То разбойники-наёмники, то подкуп гвардейцев Ани, то яд прямо на королевской пирушке. Я даже зауважал столь неординарного противника.

— Можем попытаться разузнать, что и как, — предлагают сапоги.

— И как? — интересуюсь инициативой проштрафившейся обувки.

— Сдай нас в ремонт. И мы расспросим у местной братвы.

А что? Как говорится, на безрыбье... Всё равно иных вариантов нет. И я сдаю сапоги слуге на починку, а сам заваливаюсь давить головой подушку. Благо, она на месте... И та, и другая.