Внутри было полумрачно и уютно. Стены, окрашенные в глубокий тёмно-зелёный цвет, создавали ощущение тихого вечера, даже несмотря на то, что за окном стоял день и во всю светило солнце. Барная стойка напоминала ирландский паб, а на стенах соседствовали старые постеры и небольшие экраны, на которых шли клипы Криса Ри и других исполнителей из 80-х и 90-х.

В Черногории у кафе особый музыкальный вкус — модных чартов здесь почти не услышишь, мелодии живут в ритме polako*, и этот ритм будто просачивается в воздух.

Андрей заметил меня первым: встал, чуть приподнялся со стула и жестом руки пригласил к столу. Я ответила улыбкой и пошла к нему — в следующий миг он уже придвинул стул, и я оказалась за столом, среди новых, но уже почти родных лиц.

Андрей сидел на торце, как хозяин праздника. Напротив — Влад и Ольга, дальше — остальные.

— Доброе утро, — сказала я.

— Доброе, — кивнула Ольга.

— Рад тебя видеть, — добавил Андрей, улыбнувшись так, что в улыбке было и тепло, и чуть-чуть озорства.

Да, всё же нравится он мне, — мелькнула мысль, пока я делала вид, что внимательно изучаю меню.

— Значит, драники? — уточнила я, отрывая взгляд от страницы.

— Конечно. Тут настоящие белорусские, со сливочным грибным соусом. Ты обязана их попробовать, — сказал Андрей.

— Здесь вообще вкусно, как дома, — подхватила Ольга, делая глоток кофе.

— Будто ты дома готовишь, — усмехнулся Влад, не поднимая глаз от телефона.

Ольга замерла на секунду, поставила чашку на стол чуть громче, чем стоило, и резко повернулась к нему:

— Слушай, если бы мой мужчина завтракал дома, а не у каких-то «левых баб», я бы, может, и готовила.

Её фраза прозвучала, как пощёчина, и разговор за столом мгновенно стих, оставив после себя густую, натянутую тишину.

— Оль… — начал Влад, но она уже отодвигала стул.

— Пойду покурю, — сказала она, даже не посмотрев в его сторону, и направилась к выходу

— Что это с ней? — вполголоса спросил Андрей, поднимая бровь.

— Да так…повздорили с утра немного  — Влад пожал плечами, но угол его рта дёрнулся, выдавая раздражение.

Я наклонилась к нему:

— Думаешь, мне стоит с ней поговорить?

— Как хочешь, — ответил он с таким видом, будто ему всё равно, и тут же уткнулся обратно в телефон.

— Андрей, — повернулась я к нему, — закажешь мне бокал шампанского? И чёрный кофе, если не сложно.

— Конечно, без проблем

— Спасибо, — я улыбнулась в ответ, но уже на ходу, вытаскивая из сумки сигареты и зажигалку. — Пойду, подышу свежим воздухом.

Я вышла, и тихий звон колокольчика над дверью отсёк за спиной уютное кафе, музыку 80-х и запах кофе — на улице, оперевшись плечом на колонну ко мне спиной стояла Ольга и её утренний шторм.

— Привет, — сказала я, подходя ближе.

Ольга чуть закатила глаза, явно недовольная тем, что её одиночество нарушили, но всё же ответила:

— Привет, — и снова затянулась.

— Слушай, не бери в голову, — я постаралась придать голосу лёгкость. — Ну правда, он просто тупо пошутил.

— Ты не понимаешь, — отрезала она, стряхивая пепел с сигареты. — Он муда

— Ну… — я чуть пожала плечами, — может, просто сказал без задней мысли?

— Без задней мысли? — она криво усмехнулась, но в глазах — ни намёка на улыбку. — Слушай, три месяца назад, когда мы ещё в Киеве жили, я улетела с родителями в Тайланд на две недели. Отдых, море, шопинг… ну, думаю, он там дома, кота кормит, сериалы свои смотрит. Возвращаюсь. Вечером он в душе, я… ну, как дура, полезла в его телефон. И что я вижу? СМС от какой-то его «подруги»: "Спасибо за завтрак".

Она сделала ещё одну затяжку, посмотрела куда-то в сторону дороги:

— Я его спрашиваю — это что за хрень? А он спокойно так говорит: «Ну, я один раз у неё ночевал, пока тебя не было». Один раз! У «подруги».

Я только выдохнула:

— Жесть…

— Жесть — это мягко сказано, — перебила она. — У нас тогда скандал был такой, что соседи, наверное, думали — кого-то убивают. Истерики, мат, я его выставила к чёртовой матери из квартиры. А потом… — она замолчала на пару секунд, стиснула губы, — ну, мы же вместе работаем. Постоянно видимся. Слово за слово… в итоге помирились.

— И что, всё нормально стало? — спросила я осторожно.

Она посмотрела на меня и усмехнулась безрадостно:

— Помириться-то помирились, а простить я так и не смогла. Представляешь, я в таком, извините за выражение, ауте тогда была, потом через его соц сети нашла эту курицу и через ее профиль выяснила, что у нее парень есть. Написала ему, спросила, где он был в ту ночь. Сказал, что тоже, как и я был не в городе. Рассказала, чем его суженая занимается в его отсутствие

— А он чего? — спросила я.

— А он, в отличие от меня, молодец. Как только узнал, сразу же её бросил. Ну и правильно сделал, поделом ей.

Я не удержала легкой улыбки.

— Ну, хоть кто-то в этой истории поступил правильно.

Ольга затянулась сигаретой, выпустила дым в сторону улицы и продолжила:

— И сегодня утром тоже — сидит, в телефон уткнулся. Вижу, с кем-то переписывается. Спрашиваю: «С кем пишешься?» А он мне: «Не твоё дело». Ну а как у меня может быть доверие после всей этой истории? По итогу — скандал. Кое-как помирились, чтобы с вами сюда пойти, но и тут… сама видишь, не получается.

— Понимаю тебя, — кивнула я. — Ладно, решится как-нибудь. Время все расставит на свои места. Пойдём, а то там без нас сейчас начнут обсуждать, кто как спит и у кого что на завтрак.

Она коротко усмехнулась, затушила сигарету и, выдохнув, пошла рядом со мной.

Внутри всё было по-прежнему — мягкий полумрак, музыка 80-х и терпкий запах свежесваренного кофе, будто ничего не изменилось. Мы вернулись к столу, и компания без паузы продолжила разговоры: кто-то смеялся, кто-то оживлённо обсуждал меню, кто-то наклонялся к соседу, делясь чем-то личным. Андрей рассказывал что-то вполголоса сидевшему рядом Владу, и в его интонации слышалось что-то между шуткой и заговором.

Я опустилась на своё место, взяла в руки бокал шампанского, наблюдая, как пузырьки неспешно поднимаются вверх. Сделала глоток — прохладный напиток мягко разлился теплом внутри, возвращая меня в ритм этой неспешной, почти ленивой беседы. Слушала обрывки фраз, звон посуды из кухни, глухой смех за соседними столиками… и всё же в голове то и дело всплывало лицо Оли, её сжатые губы, нервные движения, когда она рассказывала про Влада.

Я не хотела о ней думать. И уж тем более — о том, что у них там происходит. Но в этом всём было что-то странное: не любить человека и при этом продолжать быть с ним. Как-то странно. Хотя… кто я такая, чтобы судить? Ещё вчера я была в похожей ситуации. Да, у нас всё выглядело иначе, но по сути — то же самое. И, возможно, в её мести, какой бы колкой и ядовитой она ни была, есть своя правда. Наверное, ей действительно было очень больно.

Я сделала ещё один глоток, позволив шампанскому чуть щекотать язык, и вернулась к разговору за столом, решив, что эта история пусть останется за пределами «Розмарина». Здесь было достаточно своего — улыбок, знакомых интонаций и ощущения, что впереди день, в котором точно произойдёт что-то интересное.

____

После завтрака, который плавно перетёк в обед — на часах уже перевалило за два, — мы решили продолжить начавшееся веселье на пляже Могрен, недалеко от Старого города. Несмотря на то, что весна была в разгаре, город еще не успел наполниться туристами, и пляж оставался почти пустым. Галька прогрелась, солнце светило мягко, а между скал даже в полдень чувствовалась прохлада. Там было меньше суеты, можно было спокойно поговорить, глядя на Адриатику, и поэтому выбор оказался единогласным.

Мы дружно вышли из «Розмарина» и, направляясь к пляжу, почти сразу растянулись в длинную линию: впереди пошли Влад, Максим и Денис; за ними — я с Андреем; сзади шла Марина, держала за руку Лёшу и оживлённо перешёптывалась с Ольгой. Где-то позади терялись Сергей, Ксюша и Алёна — то останавливались, то снова догоняли, но всё равно исчезали из моего поля зрения.

— Давайте в магазинчик заглянем, — Макс, шедший первым, остановился возле лавки у дороги. — Пива возьмём. Кому что?

— Нам воды, пожалуйста, — отозвалась Марина, догоняя. — И…

— И чупа-чупс! — дёрнул её за руку Лёша.

— И чупа-чупс, — улыбнулась она, вздохнув

— Сходим с ними? Возьмём что-нибудь, — повернулась я к Андрею

— Да, давай, — легко согласился он.

Внутри лавки веяло прохладой от холодильников, где на полках стояли бутылки с водой, лимонадом и вином. На стеллажах рядом лежали плитки шоколада и пачки печенья. Мы с Андреем без колебаний взяли две бутылки сухого белого — еще на подходе к полке мы переглянулись, и без слов было понятно: вечер точно не про ЗОЖ. Здесь вино было смешно дешевым, легким и сухим, с яркой свежестью и чуть солоноватым послевкусием. Неудивительно. Все страны вокруг Адриатического моря умели делать отличное вино. Андрей расплатился, привычно пробормотав на сербском:

— Еш едан Винстон дуги. Плави.... Ништа друго.

— Здорова, Андрюха, — голос сзади щелкнул, как зажигалка

Мы обернулись. Перед нами стоял мужчина лет сорока пяти, плотный, даже чуть упитанный, ростом чуть выше меня, но заметно ниже Андрея, который со своими почти метром девяносто возвышался над всеми. На нём была белая рубашка и темно‑серые брюки — видно, что он надел всё самое лучшее, что у него имелось. Туфли когда‑то смотрелись солидно, но теперь выцветшая кожа и сбившиеся складки выдавали годы службы.

И всё же в образе было что‑то классическое: он явно старался выглядеть презентабельно. Волосы зачесаны назад, взгляд внимательный, цепкий, с усталостью, которую уже невозможно было спрятать.

Они пожали руки.

— Как дела? Куда направляетесь? — продолжил мужчина

— Да всё нормально, — ответил Андрей — Вон, выгуливаю интуристов. Сейчас на Могрен пойдём. Составишь компанию? Заодно переговорим.
— Кстати, это Агата. — представил меня Андрей своему товарищу
— Приятно познакомиться, — я протянула ладонь

— И мне. Филипп. — произнес мужчина в ответ

— Так ты пойдёшь с нами? Нет?

— Конечно, сейчас только сигарет возьму, — ответил Филипп и сразу же переключил внимание на кассиршу, чтобы побыстрее рассчитаться и двинуться вместе с нами.

Мы разбились на маленькие группы. Марина расстелила полотенце, Лёша копал гальку ладошками. Ольга молча смотрела на море, щурясь. Влад с Денисом спорили о работе — говорили о том, что у них вот‑вот должен был выйти новый релиз сайта. Максим сразу открыл пиво и позвал Сергея присоединиться, Ксюша с Алёной ушли ближе к воде и принялись фотографироваться на телефоны. Каждый проживал на этом пляже свой маленький счастливый момент. Мы сели на гальку: открыли вино, сделали каждый по глотку и закурили. Я устроилась чуть поодаль, а Филипп сразу уселся возле Андрея, так что они заговорили вполголоса. Я не вмешивалась, но слышала каждое слово.

— Ну что, — Андрей кивнул. — Твои ребята будут брать большую партию? Или опять тянут резину?

Филипп сделал затяжку и ответил слишком спокойно:

— Пока не знаю. Деньги у них есть, но репутация… так себе. Сделка мутная.

— Боишься или торгуешься? — усмехнулся Андрей

— Я люблю зарабатывать, а не умирать, — сказал Филипп и не улыбнулся. — Я им сказал: без предоплаты и нормальных гарантий — идите гулять.

Филипп тут же перевёл разговор, будто проглотил тему. Он мотнул головой в сторону компании айтишников и спросил:

— Долго они ещё на вилле у тебя будут? Украинцы эти?

Андрей неторопливо откинулся на локти, растянувшись на гальке с ленивой уверенностью, словно всё происходящее уже решалось в его пользу:

— Да. Сняли на год. Три этажа сразу. Я доволен. Платят вовремя, тихие. Ну, почти

— «Почти». Я слышал издалека, — заметил Филипп. — Только знаешь, что странно? Пока они у тебя живут, я свою комиссию не вижу. А раньше видел. Ты мне дыру в бюджете сделал. Красиво живёшь, Андрей.

Дальше я уже не вслушивалась в подробности: разговор плавно ушёл в обсуждение арендаторов. Но и по отрывкам было ясно — Филипп риелтор. Раньше он подбирал Андрею жильцов и получал процент с каждой сделки, вроде такого местного «Букинга». А теперь — ничего. Пустой карман вместо привычного дохода. Простая математика, но за этой арифметикой слышалась усталость и раздражение.

Андрей, будто не слыша, достал из кармана маленький пакетик, свернул косяк уверенными движениями, как будто выполнял ритуал.

— Отстегнёшь один? — буднично спросил Филипп, глядя на его руки. — И пойду. Дел по горло

— Ты вечный пассажир, — высокомерно усмехнулся Андрей

— Будто ты не знаешь, — отрезал Филипп. Его голос дрогнул. — Сейчас не сезон. Полгода работы - в минус. И… у меня дочь. Всё, что зарабатываю, — туда. Лечение. Германия. Счета — словно тянутся до звёзд.

Андрей скривил губы, будто собирался сказать что-то, но передумал. Он протянул Филиппу только что скрученный косяк и тут же принялся закручивать второй — для себя.

Мужчина спрятал добычу куда-то во внутренний карман и неторопливо поднялся на ноги. На прощание коротко взглянул на меня, потом снова на Андрея:

— Ну, надолго не прощаемся. Сегодня-завтра по тем ребятам будет яснее. Сообщу, как будет более конкретная информация.

Он ушёл, пружиня на гальке. Я проводила его взглядом — спина чуть сутулая, шаг быстрый, как у человека, который спешит догнать что-то важное, ускользающее впереди.

— Что с его дочерью? — спросила я, когда он стал маленькой фигуркой у скалы.

Андрей затянулся, выпустил дым в сторону моря:

— Да какой-то диабет. Моди, что ли, называется… Он говорил, что её сперва перепутали с первым типом, потом разобрались наконец-то. Но там какие-то хитровыдуманные помпы нужны, датчики, обучение. Я в эти подробности не лезу. Мне кажется, он параноит больше. Вон сколько людей с диабетом живут — и ничего, живы.

Он говорил отрывисто, с лёгким раздражением, будто чужая болезнь была чем-то вроде досадной помехи. Запах травы смешивался с морской солью, а ветер с моря приносил прохладу, обволакивающую кожу.

— Ты помогаешь им? — спросила я

— Я? — Андрей усмехнулся. — С какой стати? Я живу своей жизнью. У Фила — своя история, у меня — своя. Меня волнует только то, как я могу заработать. Хоть он и неплохой мужик, но каждый сам за себя.

Он поднялся, стряхнул гальку с ладоней и, будто обрывая тему, сказал:

— Ладно, хватит философии. Пошли к ребятам, вино ждёт.

Мы направились к Владу, Денису и Максу, каждый из которых уже расправился со второй или третьей банкой пива. Было очевидно: закат мы встретим здесь, на Могрене.

Сначала всё складывалось почти идеально: лёгкое вино, смех, разговоры, звонкие всплески воды. Но через пару часов веселья между мужчинами разгорелся спор. Сначала в шутку, потом жёстче. Украина, Россия, Россия, Украина… слова начали звучать громче, обрывая смех. Пляжная компания, ещё недавно беззаботная, постепенно превращалась в поле боя. Воздух натянулся, как струна, и казалось, что ещё чуть-чуть — и она лопнет. Я поймала себя на мысли: всё это может вылиться во что-то большее, чем просто пьяная ссора. Но никто и подумать не мог, насколько далеко зайдет этот конфликт.

*polako - срб. - «медленно, не спеша; потихоньку, постепенно; спокойно, без паники»

Смешение стилей и интриги дает возможность вкрутую поиздеваться над мигом реальности. Клэр, может, и не одна в этой жизни, но все под нее и устроено, чтобы «гнусный мир» не стал миражом ее интуиции. Версо погибает не зря, она вернулась в семью, но его… тянет в другую религию, и никакой крайности в этом не предвидится. Ренуар затеял борьбу навсегда, когда одна заменила другую в комедии. Пиар оказался на художнике воплощений целиком и полностью, так что мама «героини» зря старалась в теме косметики имиджа. Позиция подкачала не той «фантастикой». Лицо слишком эффективно стерто на время забастовки «мира». Не удержаться в сарказме настолько, чтобы не высказали по старинке. С той стороны сплошная потусторонняя демонстрация другого позора. «Турандот» усмехается в спину «пурги», но не может держать грань, поскольку слишком выдала себя на нескольких ставках в японской пропаганде Валькирий. Невозмодно всем «владеть техникой» манипуляцией «зеркалами». Если настолько понятна грань от недалекой императрицы к злой ведьме – зачем снимать «сюрреализм сакрального»? Многие подвержены обстановке «трансляций», а эпик только в том, чтобы «высказать» за наследство и «кошмары не про меня». Реально продержишь?

Речь о протекции на завтра в том числе, но никто никогда не будет угрожать костюмом падали. «Не для всех имидж» - разумеется, только зачем он вообще если «падаль» берет свое через «позицию баньши» или «Ренуара в провидении»? По его концепции, кстати, и доказывается опровержение меланхолии быта в лице некоторых «девиц на паперти». Невозможно забыть Hellblade и Zanzarah в виду удавшегося триумфа «посторонних клише», только Blade and Soul уместно врет на видимость воркрафтовского или того самого, из Force of Nature, снобизма, когда категории варьируются по базе «от простого врага» до приемов из другого «фольклора». Самый скандал возникает, если посмотреть, что кто писал про Evil Within, особенно после второй части «эпоса». То, что может быть не очень честно в фэнтези, в зомби-теме при поддержки также Dying light: stay human, Call of Duty или Crysis-Mass Effect-атмосфере выживания в среде «богатых приколов». Сознание метафорично делит добро на две категории – пожертвования мифа на реализм или остаток реальности в мифологической сказке.

Она не подходит под «покров». Ренуар не может состояться, если не запутает ей «имидж». Так рождается «нота» на поражение «бешеных», не владеющих патетикой сценария. Телевизор «какает» потому, что «Звонок» не может убить всех «бомжом на вылет». Пиар уместен в духе символизма возрождения следующего порядка, но на него не может быть и намека, поскольку личность не действительна как член клана. Кого бы не касалось роль, все уходят с повинной от ее вандализма и эффекта дегустации будущего в рамках «особой партии». Но кризис только начинает набирать обороты и не может взять вверх над «каналом воплощения». Зачем, если сами колются на «выживании в эре»? Увы, никто бы не вышел «сечь художника», когда есть другие препятствия и понимание «свободы жизни». Он не диктует порядок, увы, он вынужден подставлять «банальность», дама. Не знаю, кому нужно «посвящение без башки». Только бы сказать «мне клево». И какие там альтернативы! А ничего так, что это мои просмотры и мои «Аллоды», ладно? Вон, реклама. И давайте не бороться за «общину». Там итак все «на мази». Ума не приложу, с кем кто «отвоевывает типаж». Мне хватит, Ренуар плечами бы только пожал. Это его дело по-другому. Можешь его реально понять? Развели на стриме, и че? Все плевать ради «пурги». До чего сказка для «Золушки»! От зависти только загнуться, даже если.

"Причащайся благочестиво, нельзя ругаться после причастия. Таинства пользу приносят, если совершаются благочестиво, с верой, со смирением. Перестанешь ходить в церковь – потеряешь благодать, общение, причастие. Иной говорит: «У меня Бог в душе». Это обольщение. Кто к Богу, к тому и Бог. Так же и дети: если не идут в церковь – откуда вера... Когда вода течет по соли или краске, то становится соленой или окрашенной. Так и человек впитывает в себя все из окружающих. Потому бесы и говорят, что в последние времена дети будут развращеннее родителей. В детской исповеди дети теперь каются в таких же грехах, как и взрослые. Кино, телевизор их развратили. Люди стали беззащитны от бесов, болеют почти все. Что же делать? Как защититься?

Святыня защитит от беса и колдуна, а жизнь безгрешная – защита главная. Сейчас даже отчитка не помогает, если не исправляется жизнь. Вера и добрые дела спасут. Защита в Иисусовой молитве, святом Евангелии, святынях (святая вода, масло, икона и др.). Псалтырь – бесов изгоняет, как и труд. Праздного искушают 100 бесов. Храм Божий, крест – броня для человека от бесов. Вот что главное для укрепления веры и что поможет нам всем спастись." - говорит старец протоиерей Валентин Мордасов.

В новом выпуске обратимся подробнее к его наставлениям. Они очень актуальны в наше время.