Взяли в руки книгу Стивенсона? Будьте готовы к размашистой истории. «Семиевие» это правило не нарушает и начинается неторопливо. Интерес быстро подогревает «взорвавшаяся Луна» — событие величайшей важности. Дабы не оставлять читателя в недоумении и не пробудить сомнения в адекватности происходящего, Стивенсон на первых же страницах дает некоторые объяснения случившемуся. Теперь у человечества есть два года, чтобы подготовиться к колоссальному метеоритному дождю, который будет длиться сотни, а то и тысячи лет. Нации всего мира объединяются, чтобы отправить в космос «Ковчег» из представителей человеческой расы.

История разделена на три больших части, каждая из которых по объему могла бы стать отдельной книгой. «Семиевие» — произведение не о том, что будет, а о том, как. На протяжении всего повествования Нил Стивенсон на доступном и простом языке объясняет орбитальную механику, космологию, строение космических аппаратов, робототехнику и многие другие вещи. «Пища для ума» подается занимательно и доходчиво, однако чтобы не уснуть, читатель должен обладать хотя бы толикой любознательности.

«Семиевие» — твердая научная фантастика ближнего прицела. Натуральная. Автор мастерски моделирует ситуации, с которыми человечество может столкнуться уже сегодня. Сложно сказать, чего в этом больше — осведомленности Стивенсона в современной космонавтике или таланта автора. Много кто пишет «заумно», но далеко не каждый способен писать понятно. В технических описаниях «Семиевие» можно сравнить в «Марсианином» Энди Вейера. Только если второго «закидали помидорами» за неточные расчеты, то Нил Стивенсон по большей части чист.

Настроение — чуть ли не один из главных героев книги. Метко передана атмосфера необратимости приближающегося Апокалипсиса. Обреченность «Ложной слепоты» Питера Уоттса покажется цветочками по сравнению с некоторыми сценами «Семиевия». Читатель с лихвой прочувствует масштабы космоса и олдскульные панорамы далекого будущего, напоминающие золотую фантастику 20-го века.

Кроме того, «Семиевие» — это закрученный технотриллер. Наверняка на «триллерной» составляющей сделают акцент в экранизации. Динамика в произведении постоянно нарастает, но сюжет здесь не драма, а скорее полномасштабный эпос. Персонажи у Стивенсона разноплановые, но слишком колоритными их тоже не назвать. Порой антагонисты кажутся более разумными, нежели главные герои, но такова цена правдоподобности.

Книга получилась многопластовой, как и всегда у Стивенсона. Кого-то это может даже оттолкнуть: темы обыгрываются самые разные, а на выходе получается лихо закрученный микс. «Семиевие» полно глубоких философских смыслов, отсылок и аллюзий, и не все из них реально уловить при первом прочтении.

Так что же из себя представляет новый роман Нила Стивенсона? Образцовую эпическую НФ, которая понравится как любителям интеллектуальной прозы, так и ценителям остросюжетной качественной фантастики. Говорить о «Семиевии» будут долго, поскольку это не просто фантастика, но и серьезная книга-предупреждение.

— Не могу поверить, что ты правда это делаешь, — пробормотал Арсибальт.

— У Фелена вышло... — буркнул я. — А теперь молчи и не мешай.

Я взглянул на Дата, ждущего указаний.

— Сколько порций у нас вышло?

— Четыре, — отвечал он, немного сбитый с толку элементарностью моего вопроса.

— Теперь: что, если ты отрежешь похожую фигуру, но со стороной в два раза больше? Чтобы каждая сторона была не в две единицы — две лопаточки — а...

— В четыре?

— Да. У нас уже есть четыре порции. Если ты удвоишь сторону фигуры, то скольких людей мы сможем накормить?

— Ну, дважды четыре — восемь.

— Я согласен, что дважды четыре — восемь. Давай проверим, что у тебя получится, — сказал я.

Дат начал резать.

В середине процесса он понял свою ошибку и нахмурился, но я велел ему продолжать.

— Шестнадцать, — сказал Дат наконец. — У нас получилось шестнадцать порций. Не восемь.

— Подведём итог. Прямоугольная решётка со стороной в две единицы даёт нам сколько порций?

— Четыре.

— И ты только что мне сказал, что решётка со стороной в четыре единицы даёт нам шестнадцать. А если нам нужно всего восемь порций? Какой длины должна быть сторона квадрата?

— В три лопаточки? — осторожно спросил Дат. Затем он посмотрел на пирог и сосчитал. — Нет, так получится девять.

— Но мы уже ближе к цели. И вот существенный результат: ты не знаешь, как решить задачу, и осознаешь своё незнание.

У Дата брови поползли вверх.

— Это существенно?

— Для нас здесь — существенно.

Я забыл, каким был следующий шаг Фелена, когда тот объяснял эту задачку мальчику-рабу на Плоскости шесть тысячелетий назад, поэтому вынужден был обратиться за помощью к Ороло.

Затем я развернул коврижку нетронутым углом к Дату.

— Отрежь квадратный кусок на четыре порции. Отдельные порции можно не нарезать.

— А чертить на глазури можно? — спросил Дат.

— Если тебе так проще — черти.

С помощью Корд Дат изобразил такой квадрат:

Отлично, — сказал я. — Я теперь добавь три таких же квадрата.

Продолжив уже проведённые линии и добавив новые, Дат получил следующую картину:

— Теперь напомни, сколько порций мы можем из этого сделать?

— Шестнадцать.

— Отлично. А теперь смотри на квадрат в правом нижнем углу.

— Можешь ли ты одним надрезом разделить его ровно пополам? Дат уже приготовился провести лопаточкой по пунктирной линии, но я покачал головой.

— Арсибал ьт очень трепетно относится к этой коврижке и хочет быть уверен, что никому не достанется кусок больше, чем у него.

— Спасибо тебе огромное, мудрый Фелен, — вставил Арсибальт.

Я сделал вид, будто не слышу.

— Можешь ты сделать один надрез так, чтобы Арсибальт точно остался доволен? Кускам не обязательно быть квадратными. Годятся и другие фигуры — например, треугольники.

После моей подсказки Дат сделал такой разрез:

— Ну, теперь остальные так же, — сказал я.

Дат разрезал.

— Когда ты сделал первый диагональный разрез, ты разделил квадрат точно пополам, верно?

— Верно.

— И то же самое относится к трём другим диагональным разрезам и трём остальным квадратам?

— Конечно.

— Допустим, я повернул противень и ты посмотришь на него так:

Какую фигуру ты видишь в середине?

— Квадрат.

— И сколько кусков коврижки в этом квадрате?

— Четыре.

— Он составлен из четырёх треугольников, верно?

— Ага.

— Каждый из треугольников — половина квадрата, верно?

— Верно.

— Сколько порций в маленьком квадрате?

— Четыре.

— Значит, в каждом треугольнике сколько порций?

— Две.

— А в квадрате, состоящем из четырёх таких треугольников?..

— Восемь порций. — Тут до него дошло: — Это та задача, которую мы пытались решить раньше!

— Мы всё время её решали, — поправил я. — Просто нам потребовалось несколько минут. А теперь отрежь нам, пожалуйста, восемь порций.

— Ну вот, — сказал я.

— А можно теперь есть?

— Конечно. Ты понял, что произошло?

— М-мм... Я отрезал восемь одинаковых порций коврижки?

Ты так говоришь, будто это просто... но на самом деле мы проделали сложный путь, — сказал я. — Вспомни, несколько минут назад ты знал, как отрезать четыре порции. Знал, как отрезать шестнадцать. Девять — запросто. Но ты не знал, как отрезать восемь. Задача казалась неразрешимой. Однако мы хорошенько подумали и нашли ответ. И не приблизительный, а совершенно точный.

Из книги Нила Стивенсона "Анафем"