Люди — космические орки. Новая доктрина
П/П: Прошу прощения за столь поздний пост, сел вчера писать и просто вырубился. С утра пытался перевести в экстренном порядке, но с телефона дело шло не так быстро. Опечаток исправил как можно больше, но, скорее всего, их тут еще полно, так что буду еще редактировать, когда доберусь до компа.
Солнечный свет пробивался сквозь горную кальдеру, освещая кожу Санни и капли воды, которые большими потоками скатывались по ней. Вода плескалась вокруг ее тела, взлетая в воздух усилиями ее движущихся ног. Наконечник ее копья блестел от воды, а белый мох вокруг нее почти ослеплял, поэтому она держала глаза закрытыми, прислушиваясь к ритмичному стуку копья Нактана по камню, отбивающему ритм для ее боя, дикого танца воображаемых врагов и незримых противников.
Жар звезды был ей знаком, он стал другом после месяцев сражений и совершенствования своего мастерства под ее лучами и в любую другую погоду, ненастную или нет.
Она сражалась, когда лил дождь и над головой сверкали молнии. Она сражалась, когда ревел ветер и когда пепел выпадал не по сезону. Она сражалась днем и ночью, освещенная синим пламенем горы. Она сражалась до тех пор, пока больше не могла сражаться, а затем преодолела усталость и продолжала, несмотря на трудности.
Она сражалась до тех пор, пока от нее не осталось ничего кроме повторяющихся движений копьем, вращающимся во всех четырех ее руках, словно машина, которая была неспособна сделать неверный шаг.
Когда она закончила сражаться в одиночку, она сразилась с Нактаном, воином настолько искусным, что казалось, будто его руками двигали силы не от мира сего. Он сражался так, как будто все его существо было пропитано самим духом войны. Снова и снова она боролась с ним, пока ее покрытое синяками тело не пало на мох и грязь, неспособное двигаться или думать.
Затем он перевязывал ее раны, уносил ее под небольшую группу спиральных деревьев в дальней части ущелья, где она отдыхала и спала сном мертвеца. Как только она заканчивала отдых, мудрец будил ее и заставлял начинать снова, несмотря на усталость ее тела и боль от ран.
Вся ее жизнь была поглощена, вплоть до самых ее снов, которые нашептывали ей формы, даже когда она их создавала.
Она была созданием не более чем копья и сна, скорее первого, чем второго.
Она не могла бы сказать, как долго она была на вершине горы, или сколько раз ее тело болело от ушибов. Она не могла сосчитать свои сны.
Но они всегда были с ней, наполненные друзьями, которых она едва помнила, и которых было трудно узнать.
Моменты ясности напоминали ей о том, кто она такая и что делает, но странное место и странные обычаи не оставляли ей много времени на размышления, только на тренировки. И когда они не сражались, она слушала слова Нактана, разговаривающего с ней о природе боевой доктрины дрэв в ее чистом виде и о том, как она была извращена и искажена во что-то… совершенно другое.
Учение о копье было для нее особенно занятным. Если бы только этой традиции последовала ее мать.... Возможно, ее жизнь не сложилась бы таким образом. Может быть, она была бы воспитана гордыми родителями, сражавшимися бок о бок, вместо одного гордого родителя и другого, полного горечи, в паре, настолько раздираемой своими различиями, что они никогда больше не сражались бы вместе.
Она внимала его словам, слушала о природе самого боя, и чем больше она слушала, тем больше понимала, насколько они были неправы во многих вещах. Война, конечно, была за честь, но ей никогда не суждено было стать тем краеугольным камнем, скрепляющим доктрину воедино. Бой был посвящён чести и должен был вестись только при определенных обстоятельствах, защите и для того, чтобы свести счеты между коррумпированными нациями и непорочными нациями.
Он оплакивал всю популяцию дрэв, столь скудной и растянутой она была.... Это был вопрос, который Санни никогда не рассматривала.
Когда она спросила о технологиях, ответ поразил ее. Они не считались ересью всегда, да, использование технологий во время ЦЕРЕМОНИАЛЬНОЙ войны — войны только между дрэв и другими дрэв — было, но когда дело доходило до других видов, любые методы считались приемлемыми. Нельзя было смотреть на других через стандарты своей нации и ожидать, что они будут придерживаться их.
Оружие дальнего боя было частью вселенной и совершенно новым стилем боя, который дрэв предстояло изучить и принять.
Боевая доктрина дрэв должна была быть твердой, как камень в реке, но в то же время гибкой, как сама вода, преодолевающая препятствия, хрупкий баланс между честью и практичностью. На протяжении многих лет дрэв извращали эти практики, делая их слишком жесткими и менее гибкими, устанавливая те же четкие границы для своих детей.
Многие идеальные дети дрэв были брошены в огонь за эту идеологию, и было уместно, что именно она изменит ее.
Сказав это, он встал и, взяв ее за руку, повел к пещере в задней части кальдеры, окруженной мхом, почти таким же черным как полночь. Он повел ее вглубь, где горела кузница, выбрасывая огромные языки пламени.
Он повернулся и позволил ей взглянуть на части брони, лежащие на каменном полу, грубые и незаконченные.
— Я начал процесс для тебя, используя древнее и тайное знание призматической брони... доспехи святых. Они будут твоими, когда ты закончишь свою работу, и они будут твоими, когда ты спустишься с этой горы. Твое время со мной подходит к концу, и я больше ничего не могу для тебя сделать. Возьми молот, и да начнется твоя работа.
Санни кивнула, позволяя себе погрузиться в бьющийся ритм кузнечного дела, которым она не занималась уже долгое время, но навыки вернулись к ней с легкостью умелого мастера, и броня обрела форму под ее руками, несовершенства были сожжены пламенем.... Возможно, метафора для нее самой.
***
Адам крепко закинул сумку на плечо, направляясь по летному полю к кораблю вместе с Рамиресом. Он вытянул шею, чтобы взглянуть на знакомый корабль, монолитом вырисовывающийся на фоне неба. Знамение, он очень скучал по нему и по всем людям на нем. Месяцы приключений на незнакомых планетах и время подумать, безусловно, только увеличили его привязанность к кораблю.
Отсутствие, несомненно, делало сердце нежнее.
Рука легла ему на плечо, и он повернулся, чтобы посмотреть на Рамиреса, у которого теперь был самый великолепный в мире загар и новый белый шрам сбоку на шее.
— Готов?
— Еще спрашиваешь, — он посмотрел на корабль. — Моя девочка скучала по мне?
— Определенно нет!
Подпрыгнув от неожиданности, он повернулся, обнаружив Нароби и Саймон, марширующих по трапу к ним. Глаза Нароби с таким же успехом могли быть наполнены грозовыми тучами, что сводило на нет веселую оранжево-желтую бандану, которую она носила поверх волос.
Она подошла прямо к нему и ткнула его пальцем в грудь.
— Ты хоть понимаешь, как трудно было поддерживать этот чертов корабль в рабочем состоянии, когда человек, которого ты оставил капитаном, НЕ МОЖЕТ понять ВАЖНОСТЬ моей работы?!
— Адмирал, отклонения от нормы в показаниях систем были незначительными. Я не видела никакой опасности в слегка повышенных показаниях, — заявила Саймон, приподняв подбородок.
— У тебя степень в области аэрокосмической инженерии? Я так не думаю, и если бы ты слушала меня, ты бы знала, что «незначительное» может очень-очень быстро стать «катастрофическим».
— С кораблем все в порядке? — Адам обеспокоенно нахмурился.
— Еле держится, — Нароби огрызнулась: — не благодаря лейтенанту.
Саймон продолжала высоко держать голову, ее челюсть слегка дрожала от гнева.
Адам поднял руки.
— Так, обе сделайте несколько глубоких вдохов и успокойтесь. Нароби, вдох-выдох, а в следующий раз усади Саймон и объясни ей, что именно может пойти не так и как это может произойти. Закидай ее цифрами, она такое любит, — он повернулся к Саймон. — И, Саймон, для тебя важно прислушиваться к своим членам экипажа. Они являются экспертами в своих областях и знают, как выполнять свою работу лучше, чем ты. Дай людям знать, что тебе нужно, скажи Нароби, чтобы она объяснила это тебе доступным языком. Твоя команда - это то, что поддерживает жизнь корабля, и пока ты являешься их капитаном, ты также обязана выслушивать их вопросы и их опасения. ВСЕГДА лучше перестраховаться, чем игнорировать потенциальную проблему.
Саймон немного успокоилась, а Нароби глубоко вздохнула, глядя на него с… каким-то выражением, которое он не мог определить.
Она выглядела почти удивленной.
Он решил игнорировать это до поры до времени, ставя свою сумку на землю и выпрямляясь во весь рост.
— Итак, в чем же проблема?
— Одна из наших прокладок на контуре варпа немного нагревается. Я думаю, ее следует заменить.
— У тебя есть бланк заявки?
— Вот, — она протянула планшет ему, но он покачал головой и указал на Саймон.
— Саймон, я хочу, чтобы ты подписала ее и поставила дату, как исполняющая обязанности капитана корабля, которым ты остаешься до тех пор, пока я не приму командование на мостике. Все, больше не ссорьтесь.
Нароби нахмурилась, но вздохнула, а Саймон неохотно взяла и подписала бланк заявки.
— Мы скучали по вам, адмирал, на корабле... все было по-другому, пока вас не было.
– Я знаю, у меня есть определенный шарм.
— Ну, я хотела сказать, что мы почти умираем не так часто.
Рамирес нахмурился, а затем посмотрел на него.
— Знаешь что, она права, вот я чуть не умер раз пять, — он повернулся к Нароби. — Меня, между прочим, ранили в грудь.
— Ты это заслужил? — спросила она, не особо жалея его.
— Определенно нет!
Адам рассмеялся.
— Это Рамирес, конечно же, он заслужил.
Он прошел мимо Нароби и поднялся по трапу, ведущему на его корабль. Запах был знакомым, и на него обрушилась волна ароматов топлива и недавно реквизированных грузовых контейнеров. Рядом с ним трусила Вафля, глядя на него снизу вверх и виляя хвостом, явно радуясь его возвращению, поскольку она не переставала так смотреть на него с тех пор, как он вернулся. Он отпустил ее с поводка, и она продолжила радостно кружить вокруг него, размахивая хвостом, как пушистая ветряная мельница.
Когда он вошел в грузовой отсек, члены его экипажа встали, приветствуя его на удивление бодро.
Казалось, они были... рады его возвращению.
Это было довольно приятно.
Несколько человек подошли, чтобы пожать ему руку и спросить, как прошел длительный отпуск. Он улыбнулся и взглянул на Рамиреса.
— А Рамиреса подстрелили.
Раздалась куча удивленных возгласов, и Рамирес взволнованно начал рассказывать свою в основном сфабрикованную историю о героической перестрелке, гордо демонстрируя свой помятый значок помощника шерифа. Мужчины и женщины вокруг охали и ахали — реакция, которую он и хотел получить
Маверик, появившаяся из ниоткуда, заглянула мужчине через плечо.
— Двадцать баксов, что ты купил это где-то в сувенирном магазине.
Адам ухмыльнулся и покачал головой.
— Знаешь, я бы даже не удивился, если бы это было так, но на самом деле, в первую часть нашего отдыха мы посетили колонию Брэмбл, купили лошадей и поехали немного повеселиться. В итоге нас похитили бандиты.
— Как обычно
– Да, как обычно, но это переросло в перестрелку с местным управлением шерифа, и после того, как их лидер сбежал, шериф попросил нас присоединиться к нему в предотвращении ограбления поезда. Рамиреса действительно ранили в грудь, а я попал в перестрелку в задней части мчащегося поезда.
— Не знаю, верю ли я этой истории.
— Можешь не верить, у нас есть фотографии и сувениры всех мест, где мы побывали, — гордо заявил Рамирес
— У меня даже есть фотография парня, который оставил Рамиресу этот шрам во время нашего последнего приключения, но я могу рассказать об этом позже.
— ТЫ!
— Приехали, — Адам тихо вздохнул и повернулся, посмотрев на К'рилла, несущегося к нему по кораблю и выглядящего так сердито, как из всех врулов мог выглядеть только К'рилл.
– Ты-меня-так-бесишь!
– Что нового?
– Не шути мне тут. Я неделями наблюдал за твоими жизненными показателями, и это было похоже на катание на американских горках. Я никогда не катался на американских горках, но благодаря этому опыту я уже знаю, что мне бы точно не понравилось. Ты, ты должен был быть в ОТПУСКЕ. Предполагалось, что ты будешь в отпуске в целях психического здоровья, а теперь я слышу, что в вас СТРЕЛЯЛИ и вы запрыгнули на МЧАЩИЙСЯ ПОЕЗД. Почему ты думаешь, что это нормально?!
— Я нахожу, что подвергание жизни опасности действительно заставляет взглянуть на вещи под другим углом, доктор. Я, безусловно, обещаю, что позже навещу доктора Адрика для получения второго мнения, но прямо сейчас мне нужно пойти осмотреть мой корабль, — он похлопал К'рилла по голове, забавляясь, когда маленькое существо чуть не превратилось в пылающий шар ярости. Это заставило его рассмеяться, и он пошел дальше по кораблю, наконец, появившись на мостике с глубоким вздохом.
— Адмирал на мостике! — крикнул кто-то, и вся комната вскочила, взволнованно приставив руки к вискам, приветствуя его возвращение без недостатка энтузиазма и облегчения. Он был готов поспорить, что знал почему. Саймон была... ну, иногда она была немного не в себе, особенно когда нервничала. У него было ощущение, что с тех пор, как он взял отпуск, на корабле всё стало немного строже.
Он пошел занять свое место в капитанском кресле и нахмурился.
— Черт возьми, Саймон, что ты сделала, – ему потребовалось почти пять минут, чтобы вернуть свое кресло в желаемое положение, а затем, когда он включил свои голопроекции, он нахмурился снова. — Саймон! Ты что тут натворила?
— Я перенастроила все для максимальной эффективности.
— А, по-моему, ты все сломала. Боже, а это ты куда засунула…
Ему потребовалось около двух часов, чтобы хотя бы частично восстановить то, что Саймон «исправила». И даже тогда у него все еще были проблемы с поиском нужных проекций. В тот день он уже собирался взлетать, но, похоже, этому не суждено было случиться. Он распустил команду, чтобы привести компьютеры в желаемое состояние.
Саймон назвала это неэффективным, но он назвал это удобным и знакомым, что имело значение, когда дело касалось работы пилота. Он пообещал ей, что, когда она станет капитаном своего собственного корабля, она сможет делать все, что душе угодно.
Сидя там, один в темноте, часами напролет, он старался не думать о единственной персоне, которую надеялся увидеть, когда вернется. Он изо всех сил старался не думать о ней, но мысли все равно проскальзывали.
Он вывел корабль на орбиту незадолго до отбоя с помощью ночной команды, а затем передал командование лейтенанту, отдав приказ двигаться в направлении станции Европа, прежде чем выйти в затемненный коридор.
Оставшись наедине со своими собственными переживаниями, он стат угрюмым от размышлений.
Вафля мягко прижалась головой к его руке, и он провел пальцами по ее бархатистым ушам.
— Да, я идиот.
— Определенно.
Он подпрыгнул от неожиданности, на мгновение подумав, что она ему ответила, прежде чем осознал, что голос, во-первых, не был женским, а во-вторых — в нем чувствовалась определенная снисходительность, которую он слишком хорошо знал.
— Ну здравствуй, Конн.
За углом показались эфирные серебряные ленты, и Конн подплыл ближе, сверкая на Адама своими большими черными глазами
— Адмирал. Я рад видеть, что тебе лучше.
— Избавь меня от любезностей, Конн, — проворчал он.
— Нет, правда, я рад. Видишь ли, я здесь единственный, кому приходится разделять твой некроз, который иногда может быть довольно громким и надоедливым, особенно когда я пытаюсь расслабиться.
— Ну прости, что мои душевные страдания доставили тебе дискомфорт.
— Извинения приняты.
Адам глубоко вздохнул.
— Ее здесь нет, ты же это знаешь
Он моргнул, чувствуя, как его кожа становится холодной и липкой.
— Нет?
– Да, она не возвращалась уже несколько месяцев.
— Ох...понятно
— Когда она уходила, казалось, что она действительно намеревалась вернуться, но я не могу знать, изменились ли ее намерения
— Как долго?
— Она не знала. Она все еще решала, как поступить дальше… Кстати, тебе, возможно, стоит развернуться.
— Развернуться, с чего бы мне… — он повернулся как раз вовремя для того, чтобы поймать удар прямо в челюсть. Он упал навзничь, с громким стуком ударившись об пол, морщась от боли. Он попытался встать, но снова обмяк, и, посмотрев вверх увидел стоящего над ним Кэннона с выражением абсолютной ярости на его инопланетном лице.
Он схватил Адама за футболку и рывком поднял в воздух, так что его ноги оторвались от земли на добрых полметра. Он почувствовал, как ткань натянулась под его весом, и его тут же впечатало в стену.
— УБЛЮДОК!
Переводчик перевел слово как «ублюдок», но под словами Адам мог расслышать фразу, которую на самом деле использовал Кэннон. Ругательство, которое у дрэв было более тесно связано со словом «трус».
Его первым побуждением было сопротивляться, но затем он передумал, позволив себе обмякнуть в руках Кэннона, тихо сказав:
— Я знаю.
— НЕТ, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, — Кэннон снова прижал его спиной к стене. —ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НАТВОРИЛ?
— Я… — он в замешательстве уставился на Кэннона.
— Нет, конечно, ты не можешь понять, ты же человек. Тебе насрать на своих партнеров, ты просто берешь и бросаешь их. Перебираешь их и выжимаешь из них всю жизнь, пока не закончишь, просто чтобы потом выбросить.
— Кэннон, я...
— Дрэв любят только один раз. ОДИН РАЗ.
Адам в шоке заморгал, пока до него доходил смысл слов.
Одна из рук Кэннона переместилась к его горлу, и он начал задыхаться от сокрушительной силы, сдавившей его трахею.
— Она никогда больше никого не полюбит, ты понимаешь? Это биология и природа, но вы, люди, просто не понимаете этого, не так ли? Вы не понимаете верности. Вместо этого вы выбираете партнеров, как будто идете за продуктами или пробуете, какой вкус мороженого вам нравится больше, — хватка Кэннона стала крепче. — Что ж, она моя СЕСТРА, а не долбаное мороженное.
В глазах Адама начало темнеть, и он слабо забрыкался в попытке вырваться.
— А потом вы просто уходите без объяснения причин. Ты оставил ее разбираться со всем этим в одиночку, и теперь я не знаю, где она и что делает.
Адам слышал все, как будто под водой, а перед глазами все потемнело.
В какой-то момент Кэннон, должно быть, увидел, что его лицо побагровело, и в конце концов бросил его. Адам ударился об пол и рухнул, хватая ртом воздух и держась за шею.
— Ты жалок, — прорычал дрэв.
Адам был очень напуган, он никогда раньше не видел Кэннона таким. Настолько непринужденным и расслабленным он обычно был.
Он сел, держась за шею и хрипя.
— Я понимаю... понимаю, что облажался. Я знаю это, правда знаю
– ПОНИМАЕШЬ?! Ты понимаешь, что ты наделал? Она будет одинока всю оставшуюся жизнь из-за ТЕБЯ.
Адам вздрогнул, держа руку над головой, чтобы избежать удара.
— Это не должно было быть навсегда!
— О чем ты говоришь? — Кэннон остановился.
— Я говорю, что я.... я просто хотел иметь возможность взять себя в руки, не причиняя ей еще большей боли. Я не хотел заставлять ее быть со мной, когда я не был готов или способен. Теперь я вижу, что это была ошибка, которую я совершил, когда не мог мыслить ясно. Я не собирался расставаться навсегда.
– Тогда почему ты не СКАЗАЛ ЕЙ ЭТОГО?
Адам пополз назад по полу, когда Кэннон двинулся к нему, раскинув руки и приготовившись к бою.
Адам поднял руку, чтобы прикрыть лицо, и Кэннон только отвел кулак, когда оба их импланта запищали.
Они прекратили свои разборки, взглянув на руки.
Адам нахмурился.
Кэннон постучал себя по запястью.
— Что там?
— Это передача от Анина, — он поднялся на ноги. — Давай, пойдем посмотрим, в чем дело.
На мгновение забыв о своем споре, они вдвоем вбежали на мостик, и Адам включил передачу, увидев сообщение, написанное на языке дрэв.
«Дух горы горит синим пламенем, и святые возвратились»
— Да спасут нас духи, — прошептал Кэннон.
Адам ошеломленно покачал головой.
– Не может быть, но никто не был причислен к лику святых...
— Более пяти столетий. Нам надо ответить на зов. Как Страж нашего клана, ты должен будешь появиться, если можешь, как и любой другой дрэв, чьи ноги смогут унести его достаточно далеко.
— Верно, прокладываю курс на Анин.
***
Санни стояла на коленях на каменном полу пещеры, закрыв глаза и глубоко дыша. Огонь в кузницах был потушен, и она осталась в полумраке.
Мягкие шаги приблизились, и она медленно открыла глаза, чтобы увидеть Нактана, стоящего перед ней и перед аккуратно разложенными доспехами, которые сияли, как недавно отполированная жемчужина в дневном свете.... Доспехи святых.
До их времен дошли только останки подобных доспехов, и то только по частям.
Это был единственный полный набор.
— Время пришло.
Он протянул руки, и в них он держал большой свиток, сделанный из самой редкой бумаги спирального дерева.
— Слова, написанные здесь, — твои слова, учение о войне и законе дрэв. Написанное моей собственной рукой, оно содержит, во-первых, доктрины, а во-вторых, формы новых боевых стилей, которые тебе предстоит распространить.
Она кивнула.
– Пришел твой черед начать новую эпоху, Святая Пылающего Солнца.
Она встала, и он опустился перед ней на колени, пристегивая первую часть ее новых доспехов, соединяя мастерски обработанные жемчужные части, которые были прочнее стали, пока, наконец, он не надел шлем ей на голову и не закрепил его на месте
Броня была тяжелой, но это почему-то успокаивало. Мгновение спустя он повернулся.
– Последнее, что я дарю тебе, — это оружие, сделанное моими собственными руками, — он повернулся обратно, протягивая ей копье такого же цвета, как и ее броня. – Прочнее стали и острое как обсидиан. Никто, кроме меня, не знает материалов и методов для его изготовления, и никто никогда не узнает, пока я не передам их преемнику, — он протянул ей свиток. – Спускайся с горы, и там они будут ждать тебя, чтобы услышать твои слова.
Она кивнула.
— Спасибо тебе, Нактан… за все.
Он положил ладонь на ее руку в дружеском жесте, прежде чем указать на выход.
Она посмотрела туда и впервые за столько месяцев направилась к открытию кальдеры.
Когда она вышла наружу, то на мгновение была ослеплена пылающим голубым огнем, который с ревом поднялся вокруг нее.
Гора, казалось, дрожала и горела так, как она раньше не видела, извергаясь со всех сторон, как будто что-то знала.
Голубой свет окутывал ее тело, как вода, и с высоко поднятой головой она начала свой спуск.
***
Адам и Канан стояли на краю горячего источника, окруженные остальной беспокойной толпой. Глаза Адама были широко раскрыты, зачарованно наблюдая пылающим адом, которым была огненно-голубая гора. Он никогда не видел ничего подобного. Она горела таким восхитительным синим светом, что он едва мог смотреть, а дрожь была настолько сильной, что он чувствовал ее в своих ногах.
Он был одет в свои церемониальные доспехи дрэв, вплоть до шлема и плаща. В правой руке он держал копье, стоя на месте Стража Странствующего племени, рядом с остальными лидерами кланов, которые тоже откликнулись на зов.
Они стояли часами, пока гора горела, словно маяк голубого света.
Тысячи дрэв стекались со всех сторон, перешептываясь при виде странной сцены, представшей перед ними. Но все равно они в основном молчали, не зная, что делать и как себя вести. Адам не знал, чего ожидать.
Его человеческая нога болела под тяжестью тяжелых доспехов, но дисциплина, которой он научился в своих путешествиях, заставляла его стоять неподвижно, как монолит.
Они ждали, и ждали, и ждали, пока восходящее солнце не окрасило небо в персиковый цвет.
И они наблюдали, как из серного тумана горячего источника появилась фигура, спокойно идущая по открытому полю к ним.
Поднялся вздох, когда те, кто все еще не верил, начали понимать, что это было реально.
Адам уставился вперед, задействовав свой механический глаз и увеличив изображение.
Туман расступился, как занавес, открывая великолепного, почти неземного воина дрэв в жемчужно-белых доспехах, как раз в тот момент, когда солнце поднялось над горизонтом. Свет упал на броню, и лучи призматического света ударили во все стороны.
Ожидающая толпа ахнула и вскинула руки, чтобы прикрыть глаза. Свет был настолько ярким, что Адаму пришлось прикрыть свой человеческий глаз, и только после того, как он отфильтровал более яркие волны, он смог увидеть.
И когда он это сделал, у него ослабли колени.
– Санни!
Канан услышал его слова и заставил себя посмотреть на яркий свет, а через мгновение Адам услышал его потрясенный голос.
— Пресвятые духи…
Она медленно и целеустремленно шла по дымящемуся ландшафту, сверкая, как звезда, упавшая с неба.
Адам почувствовал, как его сердце бешено колотится, а колени дрожат.
Маленькая часть его на одно мгновение вознегодовала на нее за то, что она стала ТАКОЙ за время его отсутствия.
Но остальная его часть с удвоенной силой отбросила эту мысль, чувствуя, как внутри разгорается гордость за нее и за то, кем она стала. Она была лучше, чем он когда-либо был, и теперь он мог видеть, что никогда не заслуживал даже находиться в ее присутствии. Он чувствовал себя ничтожеством, даже когда гордость за нее горела в его венах, как расплавленный голубой огонь на горе.
Она остановилась прямо перед ними, стоя на белом ложе горячих источников.
— Братья и сестры.
Ее голос отозвался эхом, как раскат грома.
Его сердце только забилось быстрее, а желудок сделал сальто от волнения.
– Много времени прошло с тех пор, как духи говорили свое слово, с тех пор, как они изменили военную доктрину нашего народа. Долго нас оставляли страдать из-за слов и поступков, искаженных временем и глупыми интерпретациями. Сегодня я здесь для того, чтобы повести Дрэв в новую и светлую эпоху, но также и для того, чтобы вернуть нас к истинным и чистым доктринам, которые с веками морально исказились. Посмотрите на гору позади меня и на доспехи, которые я ношу, и если кто-нибудь из вас осмелится оспорить мои слова, пусть он войдет в круг вместе со мной.
Она оглядела толпу, ее глаза, казалось, горели огнем.
Его сердце ускорилось и резко остановилось, когда ее взгляд скользнул по нему, а затем резко вернулся, снова упав на него.
Казалось, она могла видеть его насквозь, и создалось ощущение, что его внутренности плавились под ее взором и стекали вниз.
— Неужели никто не хочет бросить мне вызов?
На плато царила тишина.
— Полагаясь на мое слово, вы принимаете мою легитимность, а следовательно, и законность моих слов. Доктрины будут розданы всем кланам от мала до велика для копирования и изучения. Времена меняются, и мой первый и величайший указ - это возвращение к истинной доктрине копья: «Если Ребенок рожден над бушующим пламенем и обладает способностью держать оружие, то он не должен быть брошен в огонь».
Со всех сторон раздались шокированные вздохи.
– У него может быть одна рука, или не быть ног или глаз, или он может быть слеп или глух, или у него может не быть панциря, но если он может держать копье, то он будет жить.
Гром ее слов потряс его до глубины души, так что он мог только представить, что это сделало с остальными дрэв, с целым народом, который сотни лет жил по-другому. Как они отреагируют? Примут ли они ее слова?
Но, глядя на нее, он знал, каким будет его выбор.
Он не посмеет бросить ей вызов.
Она была воплощением истины.
Она была святой.
Спасибо за прочтение, вопросы, комментарии, мнения и предложения всегда приветствуются.
Перед вами - рассказ из огромного цикла «Око Эмпирей» за авторством Charlie Starr. Перевод и публикация осуществлены с личного разрешения автора произведения.
Ссылки на все рассказы можно найти здесь.
Оригинальное произведение можно прочитать по этим ссылкам:
Рассказ
Тамблер
Ваттпад