Актуальное.
Наверное, всегда сложно писать о работах профессионала, который уже умер. У него есть друзья, почитатели, недруги, обиженные, завистливые... Но нет его, который бы сам сказал: "Не трожь, этого тебе не понять, пройди мимо, не смей." Теоретически, когда он еще живой, он может себя хоть как-то защитить.
Кино столь коллективное и, когда оно настоящее, случайное (от слова случиться, а не как синоним рандомного) искусство, что порой очень жаль, когда ты не можешь проследить все ниточки. Но мы и не будем этого делать. Вопреки всем знавшим Киру Георгиевну как человека людям в течении многих лет, мы взглянем лишь на, простите за грустный, но вечный каламбур, сухой остаток. На все, что войдет в историю. На мир ступенек, который нам оставила одна жившая и творившая в этой природе сущность. И, почему-то нам кажется, что она, эта сущность, была бы нам за это благодарна. Мы перестанем смотреть на человека, как на человека, и взглянем на него, как на картину времени длинною 78 (по дате последнего фильма) лет. И мы в свою очередь благодарны ей за эту открытую возможность.
Кира Георгиевна жила и работала в непростое время и не в простых условиях, это сложно отрицать. Насколько велик шанс сделать то, что замыслено, когда от тебя в машине кинопроизводства не зависит почти ничего? Ты можешь написать сценарий, который не снимет никто. Он будет чудесен и ценен сам по себе, как бриллиант, который лежит в пыльном ящике стола, но это ему никак не вредит. Когда у тебя появляется шанс снять его, ты благодарен. Ты амбициозен? Наверное, иначе у тебя не было бы желания непременно украсить этот мир чем-то красивым. Давайте, для начала, примем это желание как аксиому для продолжения нашего исследования.
60-е годы. "У крутого Яра".
О чем же первый фильм, первое, главное, важное, что тебе хотелось бы отдать в первую очередь? Понять это не легко. Фильм все время пытается ворваться в твою реальность, как будто разрывая белую простыню экрана. Несмотря на то, что фильм про деревню, крупные и средне-крупные планы предстают с устрашающей простотой и частотой. Актеры постоянно говорят почти вам в лицо. Персонажи как маски, уже как маски. Несмотря на это играют они по-настоящему, события остры и порой лихорадочно спешат и несут действие прямолинейной стрелой, которая встречает и принимает на себя все новые грани жизни этой колхозной деревни.
Возможно, это не самое приятное решение, но всегда работающее -- посмотреть первый и последний фильм. Ты лишишь себя удовольствия увидеть перепетии, которые волнами пригнали этот начавшийся в безбрежных волнах утолок к той точке, в которой он замер. Но ты увидишь начало и конец. И из этого что-то уже можно вынести.
А фильм жесток. Несмотря на то, что в нем нет особенно отрицательных персонажей, все такие "середнячки", со своими характерами, проблемами, статусами. Камера умело скачет, снимая персонажей то снизу, то сверху, то в лоб или показывая волевые рабочие профили. Всем чего-то хочется, вот основная посылка этого кино. Ощущение, как будто ты смотришь марафон, в котором кто-то победит, но кто -- до последнего момента не ясно. Авантюрный фильм, ей Богу! И вроде бы ты понимаешь, что все ведет к победе сильных, и знаешь, что так будет, ведь это на сто процентов "хорошее" геройское кино, где серьезный супермен встречается с настоящими трудностями, но мы, хоть и переживаем за него, лелеем надежду, что у него все в конце концов получится. Это похоже на комикс. Насколько мы способны прочувствовать это кино сейчас? Вполне. Порой нам кажется, что мы с трудом сможем понять то, что происходило и снималось задолго до нашего рождения или когда мы были еще малы, но если мы вложим этот фильм в уста создателей фильма "Плезантвиль" или представим, что это Ларс Фон Триер опять играется со старыми образами из кино и жизни, утрируя разные моменты и превращая объемное в плоское, создавая некую карикатуру на "пропагандистский", "жанровый", "массовый" и "для всех" "геройский" фильм, то вполне.
Несколько обособлен образ слепого. Во ВГИКе на сценарном факультете да и не только на нем до сих пор можно часто услышать вопрос: "А чьими глазами мы видим это кино?" Ну, конечно, глазами главного героя, без вопросов. Но у него есть альтер-это, друг, соратник, оттягивающий на себя проблему его слишком резких, смелых и отчаянных, "нечеловеческих" шагов. И этот альтер-эго имеет свой собственный мир. Наверное, он единственный под маской имеет что-то, кроме чисто человеских качеств, хотя порой, как у других, и сильно гипертрофированных. Без сомнения, он тоже маска. Он работает на камеру, его круглые светлые глаза, постоянно обращенные к небу и почти в камеру, действуют на нервы своей прозрачностью и полным отсутствием защиты от окружающего мира. Он слеп, но у него нет с этим проблем. Проблема с ним есть у зрителя. Этот образ слишком близок, слишком колюч даже для этой послевоенной тесной коммунистической ячейки, где на мертвых волков бегут посмотреть без сомнений все дети деревни стройной, послушной, веселой и дружной толпой. За ним, в отличие от яркого советского мира, стоит вся темнота этого света, видим мы ее, или нет. И благодаря его персонажу, который, почти как его друг супермен, в своей темноте может все, мы видим новый, другой образ из этого кино за его глазами: невинный ребенок, белая точка, движущаяся в ночи. Единственный возможный образ, который имеет свое личное пространство и свою личину, с этим миром никак не соприкасающуюся. И возможность ее существования есть только там, где есть темнота. Как витиевато оказалось, его слепота -- это его защита. И она расширяется с расширением его знаний о мире темноты. Автор не оставил ему выбора -- он слеп с рождения. Однако это единственное право, которое автор оставил (отдал? Передал дальше?) случайному, ничем не примечательному персонажу (вручил себе?), сделав его этим особенным. Всесильным. Подарив ему выбор и свободу слова, передвижения, полета и познавания бескрайних пространств, где для него заборы и решетки это лишь бордюры, за которыми всегда есть проход, где он видит, слышит и знает все. И весь мир для него тянется за горизонт во все стороны. И всегда есть дороги дальше, и он их найдет, потому что это его открытый и бескрайний мир. Он не живой человек, потому что в мире света есть лишь его оболочка, но не он сам. Он живет глубоко внутри этой глазурированной снаружи и пустой и черной внутри фарфоровой фигурки. Там он и ходит. В своем собственном огромном мире, ограниченным его телом. При этом его ощущение своей телесности не ограничено ничем, потому что он никогда не видел себя вживую или в зеркале. Он может только чувствовать себя. У него нет никакого статуса и не может быть. Поэтому он общается только со звуками и предметами. Для него чужое тело это просто предмет. Он не знает, что такое красота или уродство. Ему могут показать симметричные черты или объяснить, какой тип внешности сейчас в моде, но он никогда не сможет по внешности выбрать, что ему нравится, а что нет. Наверняка он трогал и не так много лиц или тел. Поэтому люди для него -- предметы с голосами. В лабиринтах, в которых всегда найдется выход для того, кто по нему бродит. И это огромный пласт ночи, который живет в этом фильме ярких натур и перевешивает его.
Так здесь белые побеждают красных, простите, белых. И тебе становится легче. Потому что ты знаешь: кто-то умер, но его фильм навсегда останется примером того, что кто-то победил.
Я здесь:
https://proza.ru/avtor/alcie
Я рисую:
https://instagram.com/rocketsees
Йяя: https://facebook.com/metyolka.kris
In Honor Of Kira Om