Ответ на пост «Крик души, гроздья гнева»
Это, что за новое движение?
Это, что за новое движение?
Увидела здесь такое. Это омерзительно.
СВО Мое Мат Мужское и женское
Бывший заместитель министра обороны Анна Маляр в интервью заявила, время популярных решений по мобилизации на Украине прошло. По мнению Маляр, это связно с тем, что у России намного больше людей, а украинская армия не превосходит российскую.
"Они исчерпаны, их уже не может быть в такой сложной войне. Мы просто как взрослое общество должны эти вещи понять и не ожидать, что каждый день должны быть хорошие новости", — сказала она.
Фото взято из свободных источников
"У нас есть такая проблема, у нас меньше оружия. И мы не должны бояться об этом говорить. И я откровенно не понимаю, почему для общества это такая страшная тема мобилизации. Ну, война вообще страшна, и во время войны будет мобилизация" (Анна Маляр)
Такие заявления Маляр связаны с активным обсуждением в Киеве вопросов очередной мобилизации. По информации российской Службы внешней разведки, западные страны требуют от Киева активизировать мобилизационные мероприятия для восполнения больших потерь после провального контрнаступления ВСУ. В конце октября об усилении мобилизации говорил член комитета Верховной рады по вопросам нацбезопасности Сергей Рахманин. О необходимости тотального призыва заявил и командир роты 80-й бригады ВСУ Владислав Шевчук.
УК РФ Статья 353. Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны.
1. Планирование, подготовка или развязывание агрессивной войны - наказываются лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет.
2. Ведение агрессивной войны - наказывается лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет.
УК РФ Статья 354. Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны.
1. Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны - наказываются штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет либо лишением свободы на срок до трех лет.
2. Те же деяния, совершенные с использованием средств массовой информации либо лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, -
наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.
Соблюдайте свои законы! У меня всё
Снято сегодня. Не вызывает ничего, кроме ненависти. Но не к несчастной женщине или проклятому врагу, а сами понимаете к кому...
Забанят за это - похуй.
Орфография изменена, чтобы не попасть в бан.( Слово начинающееся на "Хо" и заканчивающееся на "ол" заменено на "Оппонент")
Я бегу, продираясь сквозь заросли акации, по сухой, выжженной солнцем траве. Ветки, усыпанные колючками, цепляют меня за форму, ремень автомата, рюкзак, больно, до крови, рассекают руки, норовят хлестнуть по лицу.
Здесь все против нас, в этой проклятой стране.
Всё ненавидит нас.
И даже акация пытается схватить меня за плечо, задержать, не дать мне уйти от стремительно нарастающего свиста сзади. Я падаю на колючие, упругие ветки, они пружинят, пытаясь вытолкнуть меня обратно, навстречу оглушительному взрыву , разбрасывающему комья земли, поднимающему тучи пыли, раскидывающему где-то по верхушкам крон смертоносные, крутящиеся вокруг своей оси осколки с острыми, как бритва краями.
Я поднимаю голову, оборачиваюсь. Упало недалеко. Там, сзади, один из наших, замыкающий. Зову его. Раз, другой. Он откликается. Одновременно спереди зовут нас обоих. Откликаюсь я.
"Живы? Нормально все?"
"Нормально".
"Надо идти. У вас там "птицу" не слышно?"
Не слышно. Ещё раз внимательно прислушиваюсь к звукам вокруг.
В небе чисто. Дрона нет.
Но его нет здесь, прямо над нами. Где-то там, дальше, он есть. Высоко в небе, неслышимый и невидимый. Но он видит нас, видит всю эту лесополку и откуда-то оттуда, из своего прекрасного далека, передает координаты своим артиллеристам.
С дрона видно, как семь человечков, рассыпавшись в длинную, с интервалами в 8-10 метров вереницу, убегают, продираясь через кусты акации, на юг. Мы иногда пропадаем, скрывшись в зарослях, потом появляемся снова, когда они редеют. Упёршись в совсем уже непроходимые кущи выскакиваем на дорогу и бежим, задыхаясь, изнемогая под грузом брони и оружия, вдоль лесополки по обочине, снова теряемся в кустах.
Дрон наблюдает и передаёт сигнал другим человечкам, таким же маленьким с его высоты, суетящимся возле орудий.
И человечки возле орудий отправляют по его наводке снаряд, летящий в кусты акации, что бы настигнуть нас, продирающихся на юг.
Человечки чередуют свои посылки. Фугасно-осколочный, потом кассетный, потом снова фугасно-осколочный.
Снаряды ложатся точно по пути нашего отхода, но постоянно сзади. Иногда мне кажется, что человечки возле орудий прогоняют нас, не дают нам остановиться, но цели уничтожить нас у них нет. Ничего не стоит им сделать поправку и снаряд ляжет не сзади, а точно в середине нашей вереницы. Но они и не пытаются это делать. Они кладут снаряды сзади, отгоняя нас на юг.
Там, на юге, село. Село числится за нами, и, судя по всему, плохо изучено разведкой противника. Нам дают отойти туда, вернее, гонят туда, что бы увидеть, куда мы в этом селе пойдем. Возможно, они надеются вскрыть замаскированный пункт эвакуации с нашей помощью. Но, скорее всего, они ждут возвращения за нами бронеавтомобиля, который пару часов назад забрал большую часть нашей группы с другого места. Поэтому они гонят нас в село, на предполагаемую точку встречи. Накрыть нас вместе с "тайфуном", который они тогда проморгали, им интереснее, чем выбивать рассыпанных по лесополке семь человек.
Если бы мы шли кучей, как это часто делают необстрелянные новички, то это одно. Но мы разбиты на два звена по три и четыре человека с интервалом двадцать метров, и внутри звена не сближаемся более, чем на восемь шагов. Такую конфигурацию сложно и трудозатратно уничтожить в кустарнике.
Поэтому нас и гонят на юг.
В селе мы находим разрушенный дом на окраине, с хорошо сохранившимся подвалом. Теперь нам не страшны кассетки, да и попадание малым калибром не особо нам страшно.
Вызывать эвакуацию нельзя, нужно ждать. Противник отследил где мы, и теперь будет наблюдать за этой точкой. Но долго он этим заниматься не будет. Нет у них технической возможности закрепить за нами постоянное наблюдение. Но пару-тройку часов придется здесь переждать.
Человечки с жовто-блакитными наклейками на рукавах закидывают нам пару кассеток, что б не расслаблялись, и, кажется, теряют к нам интерес.
В подвале можно немного расслабиться. Снять каску. Скинуть тяжеленный рюкзак, набитый медикаментами, боекомплектом и запасными батареями для азарта. Отставить в сторону бесполезный, покрытый слоем пыли автомат. Бесполезный, потому что уже скоро сутки, как мы мечемся по расхристанным лесополкам, уклоняясь от их артиллерии, расстреливающей нас с дальних позиций.
Не в кого стрелять.
Враг где-то там, далеко за линией горизонта, вне пределов видимости. Его глаза это дрон, висящий в небе. Для нас он не досягаем. Смерть ищет нас с неба, падая вокруг минами, снарядами, кассетками.
Мы не боимся врага, мы пошли навстречу с ним, в очередной раз туда, в злосчастное "очко Зе***ского", на этот раз путанными, обходными маршрутами, через несколько лесополос.
Мы готовы были схлестнуться с ним в стрелковом бою. Мы увешаны боекомплектом, гранатами, я тащу на себе, кроме автомата "шайтан-трубу".
Но весь этот смертоносный арсенал абсолютно бесполезен, потому что враг выследил нас с помощью дронов, отгородился от нас ливнем тротила и стали на полпути к нему, и с трёх ночи мы только откатываемся, с точки на точку, на юг.
Откатываемся, пересиживая обстрелы в чужих окопах, в заброшенных блиндажах, унося ноги через чёртову акацию, пропадая с его глаз и вновь попадаясь ему на глаза.
Мы не прошли по темноте, а днём об этом и говорить нечего. Миссия невыполнима. Теперь только уносить ноги, днём мы можем только или перебежками откатываться на юг, или шкериться где-то в окопах, блиндажах, да так, что бы не навести на себя что-то очень серьезное.
И в этом бесконечном беге на юг (смешной километраж, растянувшийся очень надолго) нам нет никакого прока ни от "шайтан-трубы", ни от ни разу не стрельнувших в этот выход автоматов, ни от болотного цвета, увесистых эфок.
Все это просто куча металла, неспособная даже нас самих защитить от несущейся с неба смерти, оглушительных взрывов мин и противного треска кассеток.
Мы как дикари эпохи колониальных войн, с луками и стрелами против "максимов" белых сахибов.
What ever happened
We have got
The Maxim gun
And they have not...
"Киплинг или Бэллок?" - пытаюсь вспомнить я автора строк, откинувшись спиной на стену и закуривая сигарету.
"Кажется, Бэллок... Ну, да, конечно. У Киплинга немного другой ритм в оригинале, хотя в переводе на русский они очень похожи".
Наверху, у входа в подвал, надрывается "азарт". Наконец-то нам удается связаться с командованием. Командование недовольно нашим отходом.
Что значит невозможно пройти, кроют артой? Там всегда кроют артой. И всегда будут крыть.
Задача должна быть выполнена. Возвращайтесь на исходные позиции и по серости повторите заход. Пожрать и воды возьмёте там-то и там-то.
Все. Конец связи.
Я устало закрываю глаза.
Я надеялся, что хотя бы сегодня нас отведут и на повторное выполнение задачи мы выйдем как минимум завтра вечером, с учётом изменившихся вводных.
Но надо возвращаться сегодня.
Что бы на сей счёт сказал Киплинг или Бэллок? Наверняка что-то бодрое, пафосное.
Но не все ли равно? Киплинг и Бэллок, увы, сейчас на той стороне. Это же их мир, их цивилизацию, воспеваемую ими систему ценностей защищают сейчас человечки, посылающие нам кассетки под двери подвала.
Хорошие туземцы, присягнувшие белому сахибу. Верные, преданные, стойкие....
Как там он писал про облагодетельствованных: "полулюди-полузвери"?
"Нет, - пресекаю я эти размышления, - настоящий талант, настоящие произведения, культура, литература, искусство, кино, все это универсальное наследие человечества, стоящее выше сиюминутных распрей и смут. Настанет время, и все встанет на свои места. Поэтому..."
...щелчком пальцев отправляю окурок в сторону хрипящей радейки...
"... Не будем отрекаться ни от Киплинга, ни от Бэллока. В конце концов, среди этих достопочтенных джентльменов есть и тот, кто сказал:
Уходит многое, но многое пребудет;
Хоть нет у нас той силы, что играла
В былые дни и небом и землею,
Собой остались мы; сердца героев
Изношены годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовет
Бороться и искать, найти и не сдаваться".
П.С. Ценой каких-то невероятных ухищрений в ходе переговоров с командованием старший группы добился таки того, что бы в этот день нас все же вывели. Мы вернулись в расположение.
Следующий поход на "очко Зе***ского" состоялся много позже.
Но это, как говорит Леонид Каневский...
Ну, вы поняли.
P.S. Оно существует))
Братцы всем привет, живой здоровый! Времени много, а вот желания писать что то не было... Задавайте вопросы что ль) отвечу)
сразу скажу что все так же воюю, устал, ранен не был, хочу домой.
Орфография изменена, чтобы не попасть в бан.( Слово начинающееся на "Хо" и заканчивающееся на "ол" заменено на "Оппонент")
...когда старший группы озвучил задачу, у меня стали ватными ноги, в животе возник противный липкий холод, а дыхание перехватило так, что я даже не мог сглотнуть.
Страх абсолютно нормальная реакция человека на любое рискованное мероприятие, в котором ему предстоит принимать участие.
Но есть страх в пределах нормы, в рамках задачи, которую ты сам определяешь как посильную, а есть страх, возникающий перед препятствием, преодоление которого ты считаешь за пределами своих сил, за гранью возможного.
Задача заключалась в том, что бы силами двух групп, на броне БТР, прорваться прямо к окопам противника, десантироваться с брони прямо к ним и произвести зачистку траншей на определенном участке. По мере выполнения задачи должна была подойти третья группа, а после закрепления на участке - подразделение регулярной армии.
Наша группа должна была идти первой, за нами, с большим отрывом, вторая. Третья стояла на фоксе и ждала нашего сигнала, что работа на первом этапе сделана.
Разумеется, речь шла о нашем горячо любимом "очке".
Сама по себе идея нестись куда-то по голому полю верхом на броне меня уже огорчила. Тут уже само по себе вырисовывалось нетривиальное задание.
БТР не может пройти столь значительный участок незамеченным. Значит по нему будут стрелять задолго до выхода на позицию. И дай Бог если будут стрелять из стволки, а могут и заптурить. Да и стволка несёт мало хорошего - попасть в быстро едущий БТР не так просто, но скосить пехоту на его броне осколками вполне реально. А ехать внутри нельзя: план операции не оставляет времени на то, что бы закрыть боковые люки, а с откинутым трапом БТР при отходе может зацепиться за деревья в лесополосе, на скорости это очень аварийно. Так, во всяком случае объяснил нам экипаж бронемашины. Поэтому только сверху, как в Чечне.
Ладно. Предположим, мы проскочили, высадились, вломились в окоп и заняли какую-то его часть.
А если что-то происходит со вторым БТР? Если он не доезжает, и вторая группа не приходит нам в помощь? Тогда срок нашей жизни исчисляется сроком расхода бокомплекта. Вломиться в окоп к оппоненту, мы скорее всего, вломимся. Но выйти оттуда, если что-то пойдет не так, мы уже не выйдем. Плана Б в схеме нет.
Дальше. Вломились мы в окоп, заняли свой сектор. Подошла вторая группа. Но, предположим, происходит что-то с третьей. А вероятность, что третий БТР подобьют по дороге, после того кипеша, какой мы там наведём у оппонента, стремится к 99%. Мы может и проскочим. Каким-то неслыханным чудом проскочит вторая машина. Но на что они рассчитывают, посылая третью? Когда ее уже будут ждать вся их артиллерия, танки, которые тут есть, птуршики и т.д. Это так и осталось для меня загадкой.
Но, предположим, порвалась и третья. И вот вся наша зондеркоманда в окопах, все сектора зачищены, противник уничтожен или выгнан из траншей, и по нам начинает работать украинская артиллерия. А она начнет работать безусловно. И в этих условиях командир регулярного подразделения принимает решение своих людей на участок не заводить. А он именно такое решение и примет.
И что тогда? Насколько нас тут хватит? Час? Три часа? Двенадцать? Сутки.
Отойти, повторюсь, мы не сможем. Нас не случайно десантируют с техники, такой способ доставки обусловлен тем, что пешая группа до окопов не доберется. Там не подойти. А раз не подойти, то значит и не уйти.
Поэтому любая хрень в схеме (а мой жизненный опыт гласит, что если в схеме есть херня, то херня обязательно произойдет) оставляет нам только один исход - героически погибнуть в окопах противника.
Хоть что-то, хоть где-то идёт не так, и нам конец.
И все это настолько очевидно и мне, и другим бойцам, и старшему группы, что понимание того, что наш жизненный путь подошёл к концу, приходит разом ко всем.
Отказаться невозможно.
От такой задачи могут отказаться контрактники, мобики, на такую авантюру никогда в жизни не подпишутся Вагнер и Ахмат, но шторм зет не может пойти в отказ.
Потому что мы для этого и существуем.
Потому что в этом и есть смысл формирования штурмовых рот зет из числа лиц, осуждённых за преступления разной степени тяжести.
Мы должны беспрекословно идти туда и на те задачи, куда невозможно или нецелесообразно посылать подразделения, сформированные из вольных людей.
Это условие сделки.
Государство даёт нам возможность соскочить с очень нехилых сроков, получить досрочное погашение судимости и возможность вернуться к полноценной жизни спустя полгода, но мы берём на себя обязательства идти в самую жопу, в самое лютое мясо, туда, куда не пойдет больше никто.
Никто сюда никого на аркане не тащил. Все вводные были озвучены на берегу. Никто никого не обманывал, и у каждого было очень много времени все обдумать.
И после того как ставки сделаны - надо соответствовать тому, за что ты писанулся.
Поэтому мысль о том, что мы похоже, подошли к финалу своего жизненного пути пришла всем, но мысль сдать назад, сказать "везите меня обратно в колонию и хоть сколько навешивайте там сверху, но мы хотим жить, жить, жить... " - такая мысль никому в голову не пришла.
Не тот психотип у людей, которые здесь оказались. Не те жизненные принципы. Не та закалка.
Ну а если и были среди нас такие, кто поехал из лагеря на сво, не понимая, куда он едет, то на исходе двух месяцев их уже с нами не было.
На этой войне первыми гибнут дураки и трусы.
Вот эти две категории тут долго не живут. Проверенно.
Остальные тоже гибнут, да, но массовая утилизация касается только вот этих типажей.
Таковых тут не нашлось, поэтому получив задание и изучив вводные, мы, с трясущимися поджилками, бледные и крайне неразговорчивые, начали собираться.
Выдвинулись по серости в точку сборки, ночь провели в лесополосе, а на рассвете за нами пришел БТР.
Операция началась.
Её ход и развитие я описывать здесь не буду. Слишком много подробностей приближают меня к границам недопустимого в военное время, полагаю, это всем очевидно. Возможно когда-нибудь я накидаю что-то фрагментарно, по паззлам, из которых не сложить слишком уж откровенную мозаику.
Мой рассказ он, собственно не про батальные сцены.
Меня вообще не тянет на описание перестрелок, перебежек, взрывов там всяких, этого убило, того разорвало, а того оппонента мы разьебали с двух стволов....
У этого всего мне кажется будет много певцов и без меня.
Ярких, красочных, со смаком и натурализмом.
Мне больше интересен внутренний мир людей, шагающих в бездну. Переживания, ощущения, мысли, эмоции. Проявление низменного и высокого.
И более того, особо важным мне кажется рассказать и раскрыть механизм поведения особой категории участников СВО. Тех, о существовании которых известно всем, но кто крайне редко появляется в медийной сфере.
Спецконтингент.
Люди, некогда совершившие не очень хорошие поступки в своей жизни и сознательно избравшие такую форму искупления и очищения.
Про нас я думаю, никто не напишет, кроме нас самих. Это очень сложно сделать со стороны. Очень много вещей может раскрыть, изложить и объяснить только тот человек, который сам "потоптал зону", хотя бы годик.
Я потоптал. Я попробую.