Своё сердце он отдал комбинату и городу. Приняв ММК с 90-процентным износом оборудования, составил глобальную программу технического перевооружения до 2020 года - сейчас её с успехом претворяет новое руководство предприятия. В кабинете не сидел - каждый день в фуфайке обходил промплощадку, разговаривал с рабочими Это сейчас пустые прилавки в магазинах и талоны на продукты - всего лишь аттракцион для молодёжи в Ельцин-центре. Тогда же дефицит доходил до голодных забастовок. Были бы такие и на комбинате - но Иван Харитонович находил нужные слова, и рабочие терпели, твёрдо зная: Ромазан слов на ветер не бросает. Узнал, что из-за дефицита мыла рабочим нечем мыться после смены - построил на ММК мыловаренный цех. Одним из первых в стране заключал бартерные сделки с иностранными компаниями, присылавшими в обмен на металл мясо и консервы, одежду и обувь, видеомагнитофоны и холодильники. Горожан, одетых в одинаковые кроссовки и модные спортивные костюмы из мятой плащёвки, метко прозвали "дети Ромазана". Было ещё одно выражение - "птенцы Ромазана". Это о молодых талантливых и амбициозных работниках комбината - а Ромазан любил таких и смело выдвигал их на руководящие посты, посылал в заграничные командировки - увидеть, как там живут, чтобы строить здесь жизнь ещё лучше.
Сам же жил обычной жизнью: квартира, сад, обожаемые жена и дочка. Евгения Яковлевна - не первая леди, а соратница и помощница, да и Ирина - не глянцевая девочка. В преддверии премьеры говорим с Ириной Лебедевой об Иване Харитоновиче - человеке, которого любили, прощаться с которым пришёл весь город, и которому поставили памятник.
- В спорах о том, каким быть памятнику, участвовал, без преувеличения, весь город, - рассказывает Ирина Ивановна. - Предлагали нечто монументальное - с домнами, мартенами. А Пётр Бибик, директор Дворца Ромазана, настаивал на более человечном тёплом образе. Как раз в это время Пётр Иванович создавал музей Ивана Харитоновича, там монтировали фотографии. Хотите верьте хотите нет, фото, на котором папа за руку с внуком, моим сыном Ваней, упало и разбилось. Взглянув на снимок, Пётр Иванович понял: вот оно - тёплый взгляд, улыбка, а главное, связь поколений. К сожалению, семейных фотографий у нас очень мало, буквально по пальцам пересчитать: не принято было в то время фотографироваться.
- На мероприятиях в честь Ивана Харитоновича Евгения Яковлевна обычно плачет…
- Мама очень сильная женщина. Совсем недавно она вдруг призналась мне: "Как, оказывается, я его люблю!" Всю жизнь они жили душа в душу, мама была под надёжным папиным крылом, и потому как-то естественно было, что после его ухода она не вышла замуж - нет больше таких крыльев. Но вот чисто по-женски поняла, как сильно она любит, только на склоне лет. То поколение мало говорило о романтике. Это сейчас выбирают, разочаровываются, бросают, ищут новое... А мама с папой жили по правилам: встретились, влюбились, женились и всю жизнь старались делать друг для друга всё, что могли. Очень долго мама жила со свекровью - моей любимой бабуней, которая в 1931 бежала от украинского голодомора в Магнитку, и сестрой папы Марией Харитоновной.
- А Иван Харитонович буквально жил на комбинате.
- Да, в доме все знали: работа на первом месте. Папа всегда много трудился - разгружал вагоны в детстве, чтобы прокормить маму и сестру, когда из семьи ушёл отец, учился заочно и работал, когда родилась я. Но даже во времена директорства чрезвычайного материального благополучия у нас не было. Как ни пафосно прозвучит, главной задачей в семье было, чтобы комбинат благополучно работал. Это трудно объяснить, но, когда шёл снег, мы с мамой и мужем Сергеем переживали, что занесёт пути и состав не сможет проехать от домны до следующего передела.
- То есть его детище стало вашим детищем?
- Во-первых, хотелось, чтобы папа поскорее пришёл домой, а это будет, только если всё на комбинате хорошо. А потом… Комбинат не просто вошёл в мою жизнь - он физически со мной. Расхожих слов, что отец отдавался делу всей жизни - да, так и было, но говорить не хочется. Это эпоха воспитала его такого, который непонятно почему болел за дело душой, физически, но всё-таки отдавал последние силы для того, чтобы всё "дышало", чтобы люди могли работать, получать деньги и кормить семьи. В половине седьмого утра папу уже ждала машина, возвращался домой он после десяти вечера. "Нашими" были только субботний ужин, на который обязательно собиралась вся семья, и воскресные поездки за город. Этот график, конечно, сломил его, и последний год он очень сдал, был измождён.
- Может, повлияли и события в стране?
- Само собой. 25 июля он участвовал в заседании пленума ЦК КПСС, на котором приняли решение о департизации - по сути, уничтожении того, чему он служил верой и правдой. Я, молодая девочка, конечно, радовалась переменам: наконец-то демократия, свобода. Он смотрел на меня каким-то грустным страшным взглядом и говорил: "Ты ничего не понимаешь". Он-то уже знал, что страны, по сути, больше нет. Когда на комбинате начались выборы руководителей - что они должны быть из народа и избраны народом, я тоже радовалась: вот оно, новое время. Это было как раз на семейном ужине, и папа, помню, сказал: "Любая власть основана на силе. Если силы нет ни в одной составляющей государственной власти, это анархия. А анархия - это разложение и распад". Болезненно ко всему относился - и я по-дочернему решила не спорить, поберечь его. Какой смысл? - передо мною глыба, которая пашет, знает и чувствует - и что такое я со своими транспарантами о новой жизни?
- Вопрос кощунственный, но, получается, судьба пощадила его и не столкнула с крушением его убеждений, дав уйти… простите, вовремя?
- Много думаю об этом. Его смерть была громом среди ясного неба. Мама занималась хозяйством, зазвонил телефон - в трубке тишина. Потом позвонили снова и сказали, что папе плохо, и за ней выслали машину. Когда она вошла в кабинет, вокруг суетились врачи, но она поняла: папа умирает. Те, кто работал с ним, разделились на два лагеря: одни говорят, будь Ромазан жив, он бы такое развернул! Другие, напротив, уверены: останься он жив, его сердце не выдержало бы того, что произошло в стране. Он был коммунистом до мозга костей, его настольной книгой была "Как закалялась сталь" - не для "изюминки" в биографии, а честно! Он был правильным в работе, в семье. Когда они уехали на четыре года работать в Нижний Тагил, рвался в Магнитку - тянул комбинат и я, потому что уже вышла замуж и жила с мужем и детьми здесь. А он, выросший без отца, мечтал о крепкой семье.
- Простите, но тогда почему вы единственный ребёнок?
- Недавно этот же вопрос задал маме мой сын. Помолчав, она сказала: "Время было такое". Думаю, и работа была превыше, и не решён жилищный вопрос…
- Ромазан не мог решить жилищный вопрос?
- Ну, в то время он ещё не был "самим Ромазаном", да и был бы - не стал. На комбинате по бартеру привезли фирменные мужские полушубки, он взял - и вернул через три дня: не хочу, чтобы пальцем показывали. Долго ездил на работу на трамвае, а полученную служебную машину считал почти незаслуженной привилегией. Мама любит рассказывать историю, как из последней командировки он привёз внуку Ване коллекционные машинки, а они в то время были безумной редкостью. Папа привёз их две, в субботу перед семейным ужином мама сказала: "Подари сегодня одну, а потом другую - растяни радость". И папа, человек, отрицательно относившийся к излишествам, избалованности, сам живший скромно, вдруг сказал: "Нет, сразу две отдам - пусть Иван порадуется".
- Не было обиды на папу за то, что не баловал?
- Наоборот, мне обидно за папу: я в жизни видела больше, чем он. Я часто думаю, что он сказал бы, увидев столько стран. Да что там - появилась возможность покупать книги, которые он обожал.
- Как он отдал вас, единственную, замуж?
- (Улыбается). Мы с Серёжей решили пожениться, я сказала об этом папе. Он сказал: "Ты что, я ведь тебя совсем не знаю!" Одно дело маленькая дочь, другое - взрослая, с которой можно поговорить на равных. Я только стала ему другом, и вдруг ухожу. Потом добавил: "Ира, ты понимаешь, что выходишь замуж навсегда? Не расходятся люди, нельзя!" Так что, благодаря примеру мамы с папой я счастлива в браке уже больше сорока лет.
- Как живётся сегодня детям и внукам Ивана Харитоновича?
- Сложнее, чем остальным, и это правда. Надо соответствовать папе - и не потому, что что-то скажут другие - нет. Хочется быть достойными его памяти. Он ведь для нас остался рядом, и мы сверяем свою жизнь с его взглядами, моралью. Ведь он никогда не кричал, не выворачивал руки: сказал - значит, так и будет. Он умел убедить, повести за собой - потому и стал тем, кем стал. И соответствовать имени Ромазана, конечно, очень сложно.
Клуб История Магнитогорска https://vk.com/clubistoriymagnitogorska
