Поле боя ("Трое, которых пятеро", история 17, часть 2)
К сожалению, у Пикабу лимит поста 30000 знаков, поэтому начало - тут.
Горыныча не нашли, хотя почти до рассвета кричали, звали и пытались понять, что произошло на разворочанном участке болота. К сожалению, обугленные деревья с развешенной на их остовах тиной не наводили на какие-либо путние мысли.
– Я не знаю, что тут происходило, но не хотел бы оказаться в эпицентре.
– Осмелюсь предположить, что наблюдаемые нами элементы деструкции превосходят по масштабам последствия взрыва перегонного куба, склепанного в прошлом году Кащеем и нелепо им же уничтоженного в момент тестирования на предмет повышения количества градусов в спиртосодержащих жидкостях, – поделилась мыслью Яга. – А жаль. Самогонка обещала быть нажористой.
– К сожалению, девяносто шесть градусов – это предел, – развел руками Бессмертный. – Природа не терпит передоза.
– Откровенно говоря, – проговорила Яга, – сам по себе Горыныч был скотиной беззлобной и добродушной.
– Тьфу на тебя, Яга! – топнула ногой Василиса. – Почему был? Ты по что его раньше времени хоронишь!?
– К сожалению, не раньше, – вздохнула Яга и потыкала веткой в нечто бесформенное, лежащее у самой кромки воды.
То, что они приняли за выброшенную на берег неведомой силой корягу, оказалось чешуйчатой головой с обрубком шеи. И голова эта, совсем недавно принадлежала Змею Горынычу.
– Не живут с такими увечьями, моя милая, – добавила Яга, помолчав. – Башку ему оторвало, от болевого шока тут, видать, огнем дышал, да вертелся юлой, вне себя от боли. Крушил-ломал всё. А потом в воду плюхнулся да потонул, кровью истекая.
– О, ужас, – побледнела Василиса, приложив ладонь ко рту.
– И имя этому ужасу, я так думаю, Миша Импасибл, – кивнул Кащей. – И что-то надо с ним решать, отнюдь не в математическом смысле. Значит, сделаем так…
* * *
В потайной ход Василиса проскользнула незадолго до того, как замок стал оживать, и поднявшись в свою комнату, принялась размышлять над планом Кащея до тех пор, пока в дверь не постучали.
– Доченька? – позвал извиняющийся голос отца.
– Вещайте, папенька, – предложила девушка.
За дверью завозились, затем папенька спросил:
– Я войду, доченька?
– Чего-то важное?
– Поговорить хотел.
Голос царя не менялся, оставаясь всё таким же заискивающе-извиняющимся.
– О чём?
– О будущем твоём.
– Догадываюсь я, как вы его себе представляете, папенька, – пробормотала себе под нос Василиса. – Ну, входите, милости прошу!
Дверь открылась, и в комнату вошел Златофил. Вид у него был под стать голосу, смущенный.
– Об чем, папенька, беседовать желаете?
– Ой, вот только не ёрничай, а? – вздохнул царь. – Ты думаешь, мне этот разговор легким кажется? О замужестве твоем беседовать желаю.
Василиса закатила глаза к потолку и простонала:
– Я, если не ошибаюсь, уже жената.
– Так на ком, Василисушка? На Ваньке-дураке. Ну, ошибки молодости, все мы понимаем, все молодыми были. Вот тебе сейчас предоставляется шанс одну из таких ошибок исправить и сочетаться браком с достойным человеком.
– Это с кем? С Импасиблом, что ли?
– Ну да, – кивнул царь. – А записи о первом браке мы удалим.
– Позвольте полюбопытствовать, каким образом?
– Я уже всё придумал, – радостно потирая ладони, принялся объяснять Златофил. – Прикажу писцам, перепишут весь тот том церковный, где про вас. Только строки о вашем с Ванькой бракосочетании пропустят. Ну, знаешь, где промежутки между буквами побольше…
– Кернинг.
– …где и строки пожиже…
– Интерлиньяж.
– где и сами буковки повыше…
– Кегль.
– Да что ты меня всё перебиваешь, еще и по-иностранному! – нервно дернулся царь всем телом. – Я с тобой о серьезном, о будущем. А ты кривляешься.
– А что еще мне делать прикажете, папенька? У меня есть муж и где бы он ни был, каким бы он ни был, я его, во-первых, люблю, во-вторых, жду, в-третьих, каким бы он дураком не был, это мой дурак и менять я его ни на кого не собираюсь.
– Да ты погоди, доченька, ты присмотрись-приглядись, подумай хорошенько…
– Да не люб он мне. О чем тут думать, папа?
– О будущем царства Тридевятого. О репутации. Обо всем, что непосильным трудом нажито, – сообщил царь и позвенел ключами от хранилища перед дочерью. Это ж всё тебе перейдет. А коли против, то завтра же прикажу развезти все эти чудеса и в болотах притопить, в полях прикопать.
Василиса молчала. Перспектива лишиться волшебных артефактов, собранных по всему Тридевятому царству, была безрадостной. Доступ к ним и так был ограничен, а охрана усилена с того самого момента, как Кащей, не без помощи Василисы, выкрал свою иглу. Но папеньке о том, что афера проходила с молчаливого согласия дочери, знать было не нужно.
Царь немного постоял, глядя на кусающую губы Василису, и подытожил:
– Ну, вот и славно. К обеду стол накроют. Будет в честь гостя представление. Так что, ты себя в порядок приведи, мысли в кучу собери и не подведи папеньку. Хорошо? – попросил царь, выходя из комнаты дочери и тихонько прикрывая дверь.
Василиса, дождавшись пока стихнут шаги, достала тарелку, положила на край яблоко и легонько его толкнула.
– В обед, – сказала она, когда появилось изображение.
* * *
Ветер, гулявший сквозь окна верхнего этажа Кащеева замка, слегка подвывал на поворотах. Яга, расставив вокруг себя баночки и горшки, возилась около лабораторного стола. Кащей рылся в сундуке.
– Не люблю я этого всего, – недовольно бурчал он себе под нос. – Карнавалы, переодевания, маски, притворство. Мне по нраву лоб в лоб. Это братец у меня был мастак на хитрости. А я как начинаю интриги строить, да многоходовые комбинации продумывать, обязательно всё прахом пойдет.
– Странно, – заметила Яга.
– Что странно?
– То, что вы с братом такие разные были, – пояснила старушка.
– А чему ты удивляешься? Генетика, сука, непредсказуемая. Среди ворон, вон, нет-нет да и появится альбинос. Хотя, по всем вводным данным такого случиться не должно. Альбиносы сами по себе к выживанию в диких условиях не приспособлены, да к тому же их нормальные сородичи чураются. Завести семью, наплодить детей у них шансов, получается, нет. А, следовательно, передать свои альбиносьи гены тоже шансов нет. Но, поди ж ты, с завидной регулярностью у вида corvus corax появляются белые особи.
– Ты где это такие исследования проводил?
– Дома. У меня на крыше замка не одно поколение этих птичек выросло.
Кащей достал из сундука шапку-невидимку и попробовал натянуть на голову. Шапка не налезала. Выругавшись, он отложил головной убор в сторону и принялся рыться в одном из ящиков стола. Достал бритву, стал брить голову.
– Отслужила шапочка своё, – бормотал Бессмертный. – Заряд недолго держит, на голову не налезает.
– Ой, вот не надо тут, – возразила Баба Яга. – Не в шапочке дело. Если бы кого-то бабы в бане водой не облили, пока он там прятался, работала б шапка как новенькая.
– Не на тебя же мне любоваться, – грустно вздохнул Кащей. – Извини, конечно, но твоя пора цветения прошла.
– Да у меня и пора спелости прошла, равно как и сбора урожая, – хихикнув, ответила старушка. – Даже по самым грубым подсчетам. Если проводить аналогию с какой-нибудь яблоней, то косточки плодов моих должны были прорасти в полноценные деревья давным-давно. А у тех, проросших деревьев, свои плоды тоже давным-давно должны были не единожды опасть.
– Не прибедняйся, – продолжая брить голову на ощупь, ухмыльнулся Бессмертный. – Все мы прекрасно знаем, что здесь ты молода душой, а где-то там, – Кащей неопределенно махнул рукой с бритвой, – еще и мир есть, в котором не только душой, но и телом.
Баба Яга посмотрела на Кащея и поморщилась.
– Как ты ее на сухую шкрябаешь? Шкряб-шкряб – противный звук, хоть уши гвоздём прокалывай.
– Да? – Бессмертный погладил лысину – А я не замечаю.
– Ужас, – заверила Яга и вернулась к приготовлению снадобья.
Некоторое время они готовились в полной тишине, нарушаемой только поскуливанием заблудившихся в замке сквозняков. А затем лежащая на краю стола тарелка с витиеватым голубым узором издала странный писк, яблоко на ней само по себе стало кататься по кругу и вместо дна проявилось изображение Василисы.
– В обед, – сообщила она.
* * *
Импасибл распахнул окно, сладко потянулся, после чего высунул руку на улицу, будто проверяя, есть ли осадки. Подержал с полминуты и на руку ему, хлопая крыльями, приземлилась абсолютно белая ворона.
– Прекрасно, – улыбнулся рыцарь и, вернувшись к столу, пересадил птицу на спинку резного стула.
Взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, вывел «После обеда», подул на буквы, ожидая, когда надпись просохнет. Затем сложил листок в несколько раз, сунул в клюв птице и, вновь перенеся абсолютно белую ворону к окну, подкинул её в воздух.
– Лети, птичка! – сказал он. И принялся одеваться, напевая незатейливый мотив.
* * *
– Праздничный обед украшали скоморохи, цыгане с медведем, забавно имитировавшим игру на балалайке, заморский заклинатель змей, игравший для послушной кобры на дудочке, фокусник, ловко отгадывавший карты, и жонглёры, проявлявшие чудеса ловкости.
Василиса с кислой миной ковыряла сменяемые одно за другим блюда, Златофил, опрокидывая кубок за кубком, откровенничал всё больше. Вдруг дверь распахнулась, и в обеденный зал ворвался кто-то из прислуги с криком:
– Осада!
Царь дернулся, расплескав содержимое бокала.
– Ты чего орешь, когда… – собрался он было устроить выволочку нерадивому, но тут до него дошел смысл сказанного. – Какая осада? Кого? Где?
Загремел стул, отшвыриваемый Импасиблом, и в следующее мгновение он, подскочив к Василисе, рывком за волосы поднял её со стула, приставив к горлу девушки кинжал.
– Спокойно, папаша, – осадил рыцарь дернувшегося к нему Златофила. – И вилку положь, а то не ровен час уколешься.
Царь замер на месте.
– Поклади, – сквозь зубы поправила Василиса.
– Вот за это ты мне и приглянулась, Василисонька, – сообщил Импасибл, отступая и волоча за собой девушку. – Умная и дерзкая. А я таких люблю. Положь-положь, – подбодрил царя рыцарь. – А то доченьке, видишь, на шею что-то давит?
– Ох ты ж и глиста из псиной срани! – швырнув на пол вилку, укоризненно покачал головой Златофил. – Я тебя как родного встретил, накормил-напоил, дочку тебе доверить единственную готов был…
За окном нарастал шум: бряцало оружие, тревожно звенел колокол, раздавались нестройные приказания и такие же растерянные отзывы. Какая-то баба заголосила, перекрывая своими причитаниями какофонию звуков.
– Спасибо за доверие, папаша, но ваша дочка мне и даром не нужна, – продолжая отступать, сказал Импасибл. – Мне бы развалять ваше королевство до основания, да новое на руинах выстроить, основанное на порядке и послушании. Чтоб не было Ванек всяких, которые против правил играют, чтоб Горынычи больше не появлялись, которые из отрицательных могут положительными вдруг стать. И никаких хитрых старушек, косящих под дурочек, но усиленно помогающих всяким героям.
– Ах ты… – шагнул было царь в сторону Импасибла.
– Стой не месте, папенька, если хочешь, чтоб твоя дочка живой была, когда я её в жёны брать буду, – пригрозил рыцарь, продолжая пятиться.
Отойдя к ведущей в башню лестнице, рыцарь продолжил отступать и сообщил:
– Мы с Василисой у нее в башенке пересидим, пока вас тут всех убивать будут. Да, Василисушка?
* * *
Кащей снял шапку-невидимку и утер ею пот со лба.
– Успел, – выдохнул он, оглядывая подвал, тускло подсвеченный несколькими факелами. – Маловато, конечно, три минуты, ну а что делать…
Охраны в подвале не было. Оно и понятно – замок штурмовали невесть откуда появившиеся захолмские войска и все сейчас были на крепостных стенах – не до сокровищницы. С одной стороны – плохо, потому что народу в этой бойне поляжет немерено. С другой – хорошо, мешать никто не будет, пока Бессмертный будет вскрывать замок и воспользуется артефактом.
Это ж надо, всё так распланировать, но с самого первого шага послать планы к чертовой матери и импровизировать, импровизировать, импровизировать. Делов-то было, пока Златофил с гостем подозрительным праздничный банкет проводит, пробраться в подвал, да умыкнуть то, что надобно. Ну, может, охрану бабкиными зельями из строя на время вывести. А уже у себя, на болотах, не спеша сделать всё по уму. И тут, на тебе – война.
Кащей понимал, что захолмский рыцарь и осада связаны, но выстраивать умозаключения, объясняющие причины этих связей, было некогда. В конце концов, если задуманное получится, объяснять происходящее найдется кому. За этим он в подвал и полез.
Достав отмычку, Бессмертный принялся вскрывать замок.
* * *
– Он человек обязательный, целеустремленный, волевой, – сказала привязанная к стулу Василиса. – Тебе это всё знакомо очень мало. Я не раз видела, как он убивает. Карандашом. Обычным карандашом. И в тот момент, когда он взял паузу, чтобы отдохнуть, появляешься ты и травишь его Ягу, крадешь иглу у его Кащея, а его рептилии завязываешь шеи в узел. Он убьет тебя.
– Ванька, что ль?
– Нет, – покачала головой Василиса. – Не Ванька. Тот, кто, убивая карандашом, воскрешает всё тем же карандашом, когда ему становится скучно. И иногда он это делает просто для того, чтобы убить вновь.
– Колдун какой-то? – предположил Импасибл.
– В какой-то степени.
– Ну, я бы на твоем месте не надеялся. В этот раз я мелочей не упущу и на загадочного твоего колдуна у меня вся захолмская инквизиция во главе с Холейхардом Высочайшим есть. А у них с колдунами да прочей нечистью разговор короткий. Я вот сейчас на тебе быстренько женюсь разок, да и скажу Высочайшему, что ты главная ведьма тут. Спалят тебя на костре, как пить дать.
– Посмотрим.
– Ну конечно посмотрим! Кто на костер посмотрит, а кто и прямо из костра, – ухмыльнулся Импасибл и, закатив глаза, рухнул на пол без сознания.
За спиной у него стояла ухмыляющаяся Баба Яга.
– Баран заморский, – констатировала бабка, пнув бессознательное тело и пряча тонкую иглу в складки юбок. – Я, в отличие от тебя, на ядах не одну собаку съела.
– Яга? – удивилась Василиса.
– А все остальные заняты, – развела руками старушка и, вернувшись к стене, притворила потайную дверь.
– Ты его убила?
– Не наш метод, – помотала головой старушка, развязывая девушку. – Хотя, врать не буду, желание такое имеется. Но нельзя. Мне у него рецептик один выведать надобно.
– А вы уже сделали, что планировали?
– Ну, если уж события не стоят на месте, значит Кащей сейчас как раз этим и занимается, – ответила Яга. – Ты мне лучше объясни, откуда войска захолмские так резко появились?
– Этот же, небось, всё и организовал, – кивнула на тело рыцаря Василиса. – А каким дурачком прикидывался: «вашу Василису и тут и там показывают».
– У меня в избушке тоже под дурачка косил: «Сначала бабушка накорми, напои, а потом вопросы задавай». А я и размякла. Сто лет каноничных диалогов не вела. Хитрый. Даром, что заграничный.
Василиса, освободившись от веревок, встала и принялась скидывать платье.
– Ты чего это, девка, совсем рехнулась?
– Помогать нашим надо! – девушка открыла один из шкафов и стала доставать оттуда мужские штаны, простую рубаху, кольчугу, шлем.
– А ежели порубят тебя на куски?
– Ой, еще скажи, что сама будешь сидеть, и дожидаться пока всё кончится?
– Не-а, – расплылась в беззубой, но довольной улыбке Яга и открыла соседний шкаф. Бегло изучив его содержимое, она протянула руку и извлекла на свет тонкий полуторный меч.
– Ну, здравствуй, ублюдок, – поздоровалась Яга с оружием. – Хороший же меч. И за что тебя бастардом-то прозвали?
– Латы надень, – торопливо поправляя кольчугу, посоветовала Василиса.
– Ой, Вася, какие наши годы! – отмахнулась Яга. – Только стеснять будет.
Василиса подошла к шкафу с оружием и, не раздумывая, взяла топор.
– О как! – оценила её выбор Яга.
– Бери топор, руби хардкор, – кивнула Василиса и открыла окно. – У нас есть все шансы покрыть себя славой с ног до головы!
И шагнула на карниз, тянущийся вдоль башни, к крепостной стене.
– Эх, молодёжь, – проворчала Баба Яга, – лишь бы чем-нибудь себя покрыть. Спорим, я убью больше?!
И шагнула вслед за девушкой.
* * *
Василиса ворвалась на крепостную стену, словно маленький серебряный торнадо, разбрасывающий в разные стороны блики солнечного света, отражаемые начищенной до блеска кольчугой. Ударила раз, второй. Кисть руки, сжимавшая рукоять топора, отдалась болью. Девушка развернулась, уворачиваясь от меча, перебросила топор в левую руку и ударила. Разорвавший нагрудник противника топор глухо чвякнул, увязая в развороченных латах, и застрял. Девушка рванула рукоять на себя, одновременно шагая навстречу орущему противнику, подхватила его меч в правую руку и, отпустив рукоять топора, ударила ногой. Тело, описав ногами в воздухе забавную дугу, перевалилось через парапет крепостной стены.
Второе торнадо было цветастым и матерящимся. И если Василиса двигалась быстро, насколько это возможно, то Баба Яга была еще быстрее. Лезвие ее полуторного меча описывало дугу, находило цель, рассекая ее напополам, и без замаха неслось навстречу следующему противнику. Длинная складчатая юбка, по пестроте узора дающая фору цыганским нарядам, мелькала словно капоте матадора, отвлекая, сбивая столку. Вольт, оборот, удар. Оборот, удар, ласточка с поворотом – юбка разноцветной волной сбивает с толку – удар. Оборот, выпад, прогиб, кувырок, удар, подсечка, снова удар.
– Девять, Василиса! – оборот, выпад. – Десять!
Сжимая непривычный захолмский меч, Василиса согнула пальцы свободной руки в странную фигуру и, выкрикнув заклинание, выбросила ладонь вперед. Волна воздуха, искаженного, будто смотришь на горизонт через километры раскаленного песка, толкнула в грудь взбирающегося на штурмовую лестницу солдата и тот, не отпуская перекладин, стал заваливаться на спину, увлекая за собой всю лестницу вместе с несколькими воинами.
– Четырнадцать! – проорала в ответ Василиса.
– С магией нещитово! – возразила Яга, блокируя чей-то удар и уходя в сторону, чтобы ударить в ответ. – Одиннадцать!
– Условия нужно сразу оговаривать! – прокричала Василиса, вгоняя меч меж латных пластин. – Гусей в полёте не меняют! Пятнадцать!
– Аргумент, – кивнула старушка.
Какое-то время сражались молча. Василиса – последовательно разя противников одного за другим, стараясь не пропустить кого-то сбоку или, упаси бог, за спину. Яга же, словно сквозняк в ветхом доме, мелькала то здесь, то там – внезапно появлялась, делала несколько выпадов и так же внезапно исчезала, уходя от ответных ударов. Цветастое пятно юбки, казалось, размазывалось по пространству, словно мокрая тряпка по школьной доске, оставляющая за собой пустоту, приправленную кровью и стонами.
– Отступают! – донеслось с другого края крепостной стены. – Поднажмите, братцы!
– Про сестриц, значит, ни слова?! – задорно прокричала Василиса, уже в который раз взмахнув мечом. – Двадцать семь, старушка!
– Далеко пойдешь, но у меня тридцать два! – похвалила и одновременно похвасталась Баба Яга, переводя дыхание, утирая пот со лба и вглядываясь вдаль. – В рот мне сапоги из кожи ежика!
Старуха указала на горизонт. Василиса повернула голову туда, куда указывала напарница, и обомлела. Пока с одной стороны армия врага ударилась в бегство, с другой –уже почти под стенами, выстраивались свежие отряды, сверкающие на солнце латами и пестрящие флагами Захолмья. И их было больше, чем нападавших первой волны. Намного больше.
– Всех не осилю, – вполне серьезно сообщила Яга. – Даже если помогать будут.
А внизу уже скрипели, натягиваясь, катапульты, звенели латы, слышались четкие команды.
– Откуда столько? – растерянно спросила Василиса, опуская окровавленный меч.
Но даже если Яга что-то и ответила, девушка её не услышала. Невероятной силы рёв заглушил все звуки и над головами обороняющихся, хлопая крыльями, мелькнула гигантская, двухголовая тень. Со стороны Горыныч походил на гигантскую «козу» – жест металлистов, только с крыльями.
Рептилия, издавая непрекращающийся рёв, заложила вираж, кувыркнулась в воздухе, словно голубь-турман, резко сменила направление и, выдыхая клубы огня, рванулась к выстраивающимся в боевые порядки захолмским войскам.
– Знаешь, – уперев свой меч в камень крепостной стены и облокотившись на него, сообщила Яга, – моё состояние можно охарактеризовать как радостное опизденение с элементами недоумения.
Внизу двухголовый Горыныч, не переставая выдыхать огненные струи, на полном ходу сносил ряд катапульт, так и не успевших ни разу выстрелить, попутно разбрасывая и без того переставшие быть стройными ряды пехоты.
ПАРУ МЕСЯЦЕВ И ОДИН ДЕНЬ НАЗАД
Бледный Миша Импасибл, освободившийся от тяжелых лат, приспустив исподнее, сидел в позе орла и плакал. Он старался убедить себя в том, что плачет от боли в нутре, не перестававшем исторгать из себя то, чего он не ел. Однако на самом деле, плакал он от обиды и осознания того, что карьера, сулившая подвиги, славу и, как следствие, благосклонность королевы Изабеллы, пошла под откос, даже не начавшись.
В промежутках между сводившими живот спазмами, рыцарь, не меняя позы, торопливо, словно краб во время отлива, боком перебирался на еще не запятнанное содержимым кишечника место и разражался новой серией всхлипов и стонов, неорганично вплетающихся в звуки, издаваемые нижней частью тела, в простонародье называемой жопой.
Когда нутро подуспокоилось и рыцарь, всё так же не меняя позы, в раскорячку пошел к ручью, за спиной послышалось:
– Что, ягоды несвежие были? Или грибы?
Испуганный рыцарь, чтобы хоть как-то соблюсти приличия, принялся натягивать штаны, чем еще больше усугубил свое положение. К предстоящему омовению добавилась еще и стирка. В лесу. Без каких либо принадлежностей, облегчающих процесс. Осознав это, парень матерно выругался. Даже не пытаясь разглядеть, кто это застал его в таком неприглядном положении, стянул штаны и, голый по пояс снизу, держа обгаженный предмет одежды в руке, пошел на звук ручья. Его эмоциональное состояние окончательно ушло в минус, а вместе с ним в минус ушли стыд и приличия.
– Да срать я хотел, на грибы и на ягоды, – ответил он незнакомцу, не понимая, насколько абсурдно звучит его высказывание в свете произошедшего. – И на рыцарство, и на Изабеллу эту. Уйду в крестьяне. Отстираю исподнее и уйду. А они там пусть чего хотят, то и делают. Хотят – чудищ болотных изничтожают, хотят – друг в друга копьями тыкают на турнирах. Да хоть в инквизицию пускай вступают! Всё. Я как-нибудь и без этого проживу.
– Может не стоит в горячке рубить с плеча? – вновь спросил тот, кого рыцарь видел краем глаза.
Он мог бы повернуть голову и разглядеть своего собеседника полностью, но почему-то этого не сделал. То ли большую часть мыслей в его голове занимал предстоящий процесс стирки, то ли остатки стыда не позволяли оглянуться.
– А чего уже рубить, – грустно выдохнул рыцарь, заходя по колено в ручей, – когда обосрался в прямом и переносном смыслах.
– Ну а ты, вместо того, чтобы в голове раз за разом свою неудачу прокручивать и страдать от этого, может, попробовал бы посмотреть со стороны на случившееся? – предложил незнакомец.
Рыцарь, наконец, повернул голову к собеседнику и замер с открытым ртом. Человека говорившего с ним, можно было бы назвать обычным, если бы сквозь него не было видно того, что находилось за его спиной: деревьев, кустов, пожухлой прошлогодней листвы. Собеседник был полупрозрачным, а вместо лица у него было размытое пятно.
– А… как… – потерял дар речи рыцарь.
– Ну, наконец-то, – всплеснула руками полупрозрачная фигура. – Я уж думал, ты никогда и не повернешься в мою сторону.
– Но… ты… – продолжал недоумевать стоящий по колено в воде полуголый молодой человек, мявший в руках обгаженные штаны.
– Приводи в порядок себя, исподнее, мысли, – будничным тоном предложило привидение, – и поговорим. У меня есть предложение, от которого нет смысла отказываться.
Рыцарь испуганно кивнул и принялся за стирку, испуганно косясь на призрачную фигуру.
СЕЙЧАС
– Он сказал, что для того, чтобы всё исправить, достаточно только моего согласия. Ну, вы понимаете, в каком я состоянии был? Я ж не знал, что ваш этот, – привидение кивнуло на безуспешно пытавшегося пройти сквозь дуб Горыныча, – на самом деле безобидный. – Я б, может, и не стал бы его взрывать, если б он меня не напугал.
– Ой-ой-ой, взрывал он! – язвительно проговорила левая голова.
– Ну-у-у-у! Куда ни пиротехник! – подхватила правая.
– Да еще не родился тот химик, который что-то смертельное для меня создаст! – закончила средняя, стесывая собой очередную порцию коры с многострадального дерева.
– Ты ежели бомбы и дальше так жрать будешь, в конец дурачком станешь, – продолжая помешивать варево в котле, и наблюдая за потугами Змея, заметила Яга.
Кащей, проверяя остроту клеймора, ухмыльнулся.
– Чего ты там хихикаешь себе под нос?
– Да вот думаю, если вас время от времени не возвращать к теме разговора, вы хотя бы к утру страдальца нашего дослушаете?
Левая и правая головы, повернувшись к призраку, в унисон потребовали:
– Ну, давай, не томи! Интересно же!
– Ага! – подтвердила средняя, и вяло боднув дерево еще раз, присоединилась к соседкам по туловищу.
– А чего тут рассказывать, – развел руками призрак. – Я согласился, и он стал мной, а я – призраком.
Все три головы немного подождали, но видя, что привидение больше ничего рассказывать не собирается, синхронно сплюнули и вернулись к изрядно ободранному дубу.
– Погоди, погоди, – привстал Бессмертный. – А он хоть имя свое назвал? Я ведь сам заклинание обмена телами разрабатывал. Уж кому как не мне знать, что передача тела может произойти только тогда, когда участники обмена называют друг другу свои настоящие имена.
– Назвал, – грустно кивнуло приведение. – Сказал, что его зовут Кащей Бессмертный. Соврал, наверное. Специально тобой представился, чтобы бдительность мою усыпить.
– Да нет, Миша, – Бессмертный ошарашено почесал бритый затылок, – Кащей это был. Только старший, брат мой.
– Как? – хором удивились Горыныч, Яга и призрак.
– Он себя за меня не один год выдавал, после того, как меня из окна выбросил.
– Родной брат? – изумился призрак. – За что?
– Я придумал, как артефакт бессмертия создать. А он решил, что такой иголкой только один человек обладать должен. Дождался, когда всё готово будет и в окно меня выкинул. А сам – эксперимент до конца довел и стал бессмертным. Так что, по факту, я не первый бессмертный, – ухмыльнулся Кащей. – В его распоряжении вся моя библиотека была, все записи. Но фея знакомая его в параллельный мир упрятала. А зимой он на утренник детский пришел, кричал, что в живых должен остаться только один. Голову я ему вот этим мечом отсёк, – Бессмертный кивнул на клеймор. – А он, видишь ты, сумел свой дух здесь удержать и тебе голову задурить.
– Так вы мне поможете вернуться в тело?
– В тело?
– Ну да.
Яга и Кащей переглянулись.
– Да тут, понимаешь какое дело…
СНОВА МЕСЯЦ НАЗАД
– Ну, то, что ты живой, я вижу. Что две головы у тебя теперь вместо трех, тоже вижу. А как так получилось, не понимаю, – улыбаясь, сказал Бессметрный.
– А, да то фигня, – отмахнулась левая голова. – Отрастет. Было уже такое. Вы мне лучше скажите, где эта паскуда, что меня в узел завязала?
– Миша, что ль? – предположила Василиса.
– Он самый.
– А я и не сомневалась, что без него не обошлось.
– Так где?
– У Василисы в комнате, – кивнула на замковую башню Яга.
– И вы его без присмотра оставили?! Вы чего! – возмутилась правая голова Горыныча.
– Не дергайся, чешуйчатый, – успокоила рептилию старушка. – Я ежели снадобья мешаю, то только с гарантией. Часов семь еще пролежит как миленький.
– Давайте похороним, а? – предложила левая голова.
– Или съедим, – добавила правая.
– Или съедим, а потом похороним, – подхватила левая.
– Или похороним, а потом… а нет, это уже передоз, – передумала правая.
– Да пускай себе лежит! – отмахнулась Яга. – Ты лучше расскажи, как головы лишился? Интересно же.
Горыныч еще раз обеими головами посмотрел на окна башни, тяжело вздохнул и принялся рассказывать, как рыцарь Импасибл обманом уговорил его переплести шеи, как внезапно напугал и как шеи от резкого рывка заклинило в тугой узел.
– И чего ты?
– Отгрыз среднюю, чтоб не мешалась, – буднично объяснил Горыныч. – Она всё равно дурная стала после того, как у неё в пасти граната рванула.
– И что, средняя на такое согласилась?
– Честно? – спросила левая голова.
И правая, не дожидаясь, ответа пояснила:
– Мы и не спрашивали.
– Знаете, – задумчиво сказала Василиса, – фраза «борьба за выживание» заиграла в моем представлении новыми красками.
– Да погоди красить, – вновь отмахнулась левая голова чешуйчатого, – понятно, что разрухи много. Лучше вон, пускай Кащей объяснит, где шлялся, пока прекрасная половина человечества, – Змей обеими головами кивнул на Ягу с Василисой, – оборону держала?
– Даже и не знаю, как покороче сказать, – пожал плечами Бессмертный. – Тем более, тебе.
– Ну, ты-то меня совсем за дурака не считай, – возмутилась правая голова. – Я, между прочим…
Что именно «между прочим», Горыныч не договорил. Его перебил визг, донесшийся из той самой башни, в которой, по словам Яги, еще часов семь должен был пролежать без сознания рыцарь Импасибл. И, судя по количеству децибел, колеблющих воздух, визжал царь.
– Говорил же я! – срываясь с места, прокричала правая голова Змея.
– Семь часов пролежит, – передразнила Ягу левая голова.
В два взмаха крыльев рептилия подлетела к башне и, вцепившись когтями в камни, просунула обе головы в окно. В следующее мгновение визг Златофила сменился на визг рыцаря Импасибла, который оборвался так же внезапно, как и начался. Спустя некоторое время тишины вновь завизжал царь, а Горыныч, вытащив головы из окна, взмахнул крыльями, оттолкнулся от башни и, сделав круг над замком, как ни в чём не бывало, приземлился на то же место, где и сидел до этого.
– Вопрос решённый, – заявила левая голова и издала отрыжку.
– С одеждой сожрал? – изумленно спросил Кащей.
– Ага, – довольно кивнула правая голова.
– У него ж иголка моя была! – сокрушенно воскликнул Бессмертный.
– Ой, не волнуйся, переварится, – успокоил его Горыныч. – И не такое переваривали.
– А папенька как? – взволнованно спросила Василиса.
– В обморок хлопнулся, – пояснила левая голова. – Непривычный, видать, когда хрясь – и пополам!
(окончание в комментах)