Ветер принес запах песка и мескалиновых кактусов, покружил немного по асфальту высушенным жуком, обламывая хрупкие лапы. Огромное красное солнце остывало, выпуская на волю тех жителей пустыни и прерий, которые не очень любят пекло и сухой воздух. Солнце поджигало и без того красные каньоны в дали, они превращались в металл, плавленый в доменной печи, бросали багровое зарево на темно – синее небо. Ветер трепал блеклую растительность, прижившуюся только возле немногочисленных камней, которые виднелись тут и там, посреди красного песка, красной глины и красной пыли. Растительность больше напоминала сухие и ломкие волосы больных стариков, шевелилась и шуршала, пытаясь выбраться из этого ада. Души мертвых. Это они шепчут через почти мертвую траву. Проклятых и нет. Тех, кто застрял здесь, между небом и подземным царством Аида, так и не смогших перебраться через черные воды спокойного Коцита.
Чуть съехав на обочину, стоял красно – черный, от покрывавший его пыли, Шевролет Камаро, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года выпуска. Его радиатор потрескивал, остывая. Остывал он весь, от полов кабины и до нитей накаливания в лампочках фар. Сквозь открытые окна дверей виднелась вездесущая пыль, покрывавшая торпедо, обшивку салона, внутреннюю ручку пассажирской двери. Видно, ей давно не пользовались. Красное солнце блестело на лобовом стекле, слабо нагревая размазанных по нему насекомых. Прислонившись к пассажирской двери, стоял по пояс голый парень, худой и высокий. Длинные каштановые волосы непослушно завивались, падая на выдающиеся скулы, точно очерчивая высокий лоб и волевой подбородок. Серо – голубые, цвета недошлифованной стали глаза, не отрываясь смотрели на пожар заката. Тень от придорожного столба падала на парня, защищая его от вездесущего солнца. Он стоял и слушал. Шепот мертвых и гул ветра в проводах. Он слушал солнце, пустыню, напряженно вслушивался в далекий каньон. Неподалеку заокал шакал, засмеялась гиена. Парень не спеша потянул из – за пояса длинный, блестящий револьвер. Отвел большим пальцем курок и крутнул барабан. Тот масляно завертелся, показывая желтоватые капсюли патронов. Барабан остановился, стальные глаза выискали шакала, рука вытянулась в его направлении, пустыню огласил громкий выстрел. Глаза прищурились из – за порохового дыма, временно потеряли возможность видеть даль. Но и без видимости стало понятно, оканье превратилось в визг. Парень поставил револьвер на предохранитель и опять засунул его за пояс голубых джинс. Достал из кармана пачку сигарет, зажигалку. Закурил, выпустив дым по направлению к солнцу. Тот вылетев из тени, окрасился малиновым. Выкурив сигарету и понаблюдав за рвущимися от ветра клубами дыма, он залез в машину. Поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Выжал сцепление, поймал нейтраль. Повернул ключ, стартер заныл, раскручивая шестилитровый мотор. Восемь поршней начало сменять верхнею и нижнею мертвые точки, по малому кругу начала циркулировать охлаждающая жидкость, клапана застучали, пожирая смесь и отрыгивая ее труп в атмосферу и наконец триста семьдесят пять лошадей под капотом ожили, взревев от нетерпения и необузданной воли пожирать мили. Парень выждал, пока двигатель немного прогреется и включив вторую передачу дал газ, и резко бросил сцепление. Мотор радостно рванул задние колеса машины, чуть отрывая самого себя от земли, покрышки застонали, завизжали, сгорая от яростного трения, и в салон ворвался ветер, взвихрив каштановые волосы.
Машина давала около восьмидесяти в час, когда в салоне стало мерцать синим и красным. Парень оглянулся, позади держался полицейский Форд , это его световая балка давала мерцание в кабине. На пассажирской двери поблескивал дополнительный фонарь, которым напарник водителя ослеплял подозреваемых. Самого напарника не было, зато на его сиденье виднелось помповое ружье, вставленное в специальный держатель на торпедо. Полицейский вел машину в черных очках – капельках, криво улыбаясь солнцу. Сирены не было слышно, и парень решил не удирать и не останавливаться. Он просто сбросил скорость до шестидесяти. Полицейский не обгонял, но и не выключал балку, так же держась позади. Так они ехали сквозь пустыню, не спеша, наслаждаясь ветром и дорогой, пустой до самого горизонта. Иногда, когда попадалась гора, казалось, что асфальт уходит прямо на небо. Закат стал совсем ядовитым, бросил на дорогу первые длинные тени вечера, обещая теплую ночь. Тень придорожных столбов глубоко резала пустыню за дорогой, превращая саму дорогу в мерцающий стробоскоп. Парень зажег фары, показывая габаритными огнями полицейскому: «Я тут, но и ты тут. Мы одни, если случиться авария, нам не помогут. Мы умрем вместе». Полицейский тоже зажег ближний свет, отвечая: «Я знаю, но все мы есть только сейчас и здесь». Так продолжалось около пятидесяти миль. Парень захотел отлить, включил поворотник, мягко притормаживая скатился на обочину. Полицейская машина повторила маневр. Парень вышел, прикрывая револьвер рукой, отошел за машину и расстегнул ширинку, поливал красную глину обочины. Боковым зрением он видел, как полицейский взял ружье и вышел из машины, пошел в сторону Камаро парня. Заглянул в салон, наклонился рассмотреть номерные знаки, и наконец молча встал позади парня. Парень стряхнул, застегнул ширинку и резко развернувшись достал револьвер. Длинное дуло смотрело в пуговицу на животе полицейского. Он так же молча отпустил ружье и поднял руки. Парень надавил на револьвер, недвусмысленно показывая на свою машину. Полицейский осторожно развернулся и забрался на пассажирское сиденье. Парень обошел машину, целясь в лицо копу через лобовое стекло. Открыл водительскую дверь, сел за руль и дал зажигание. Правой рукой держа револьвер, левой вывел машину на трассу. Револьвер опять смотрел в живот, мотор рычал, они молчали. Полицейский смотрел только вперед, но парень знал, он видит его, видит револьвер и знает, что он заряжен под завязку. Ехали молча, редко ловя подвеской неровности дороги. Зеленая подсветка приборов стала ярче, солнце почти ушло, и парень подумал: «Пора». Опять повернул руль на обочину, заглушил мотор. Ткнул полицейского в живот револьвером: «Выходи». Он взялся за ручку пассажирской двери, впервые стирая с нее пыль за многие мили. На его спине и заднице осталась пыль с сиденья, черный мундир стал красноватым. Парень вылез, подождал пока полицейский подойдет с поднятыми руками, звезда шерифа в лучах заката сверкала ярко – кровавым багрянцем, оправа очков – капелек из золотой превратилась в нежно – розовую. Парень обошел его и ткнул стволом в почку: «Иди». Он пошел, нерешительно, ожидая напряженной спиной пулю, которая принесет боль и облегчение. Пули не было, не было выстрела. Полицейский шел, вдыхая грудью воздух свободной пустыни, запах мескалинового кактуса, глины, камней и песка. Парень закурил сигарету, и когда фигура полицейского стала похожа на фигуру карлика, крикнул:
- Вверх, иди вверх! – полицейский замер, потом поднял ногу и оперся о воздух, поднял вторую, нащупал следующую ступень, обернулся. Парень помахал ему револьвером, пуская дым сквозь улыбающиеся губы. Полицейский уверенно шел вверх, его фигурка уже почти слилась с последними лучами заката, пока совсем не пропала. На пустыню опустилась ночь, парень залез в машину, но не стал заводить ее. Включил радио, шкала засветилась мягким зеленым светом и голос спокойный, но умеющий быть пронзительным, как игла, запел:
There's a lady who's sure
All that glitters is gold
And she's buying a stairway to heaven.
When she gets there she knows
If the stores are all closed
With a word she can get what she came for.
Ooh, ooh, and she's buying a stairway to heaven…