Скакал Иван-царевич до самой ночи. Вот уже красный всадник по небу пролетел, черному место уступая. Привела дорога Ваньку на чисто поле. Лежат на нем силы несметные, и все битые, злые. Воронье, недовольное, над полем кружится, добычу выискивая. Подъехал Иван к войну одному, что в черном весь, как и дружина его, раненый лежал, да очами сверкал, рану зажимая. Слез Царевич с коня, хотел к войну подойти, да тот меч рукой нетвердой поднял.
- Помогу я тебе! – Заверил его Иван, ближе подходя. Опустил воин меч свой, а Ваня ему рану перевязал, повязку приладил. Сам-то тоже в походы боевые ходил, умеет за ранеными ухаживать. – Кто вас побил? Что за сила великая?
- Тьфу, сила! – Огрызнулся воин. – Марья Моревна, чародейка проклятая!
- А вы, значит, Кощеевы слуги?
- Они самые.
- И зачем же вы столько лет за Кощея мстите?
- Да как не мстить? Ежели она Кощея убила – не видать нам зимы, а ежели пленила - мы его вернуть обязаны!
- Так хорошо же без него! Тепло, хорошо, болезней нет. – Удивился Ваня, а воин на него как на дурака посмотрел.
- Ты думаешь, Мать-Земля не устала от засухи? Думаешь, не нужен ей сон под одеялом снежным? Не жаль тебе ее?
- Жаль. Но есть же страны заморские, где зимы никто никогда не видывал, и ничего, живут.
- Там и земля иная, растения да звери другие. А нашим без зимы непривычно, нашим без зимы нельзя. Губительна для наших краев жара да солнце вечное.
- Ну вот убьете вы Моревну, и что? Неужто зима вернется?
- Без Кощея не вернется. – Понурил голову воин. – Но хоть отомстим ведьме!
- Эх ты! Коль не решает месть проблем, какой в ней смысл? – Вздохнул Ванька, вставая.
- Дурак ты. – Ответил ему воин и отвернулся.
Ваня же только головой покачал, на лошадь на свою вскочил да дальше поехал. И пока он через поле ратное пробирался, видел, как вновь поднималась дружина Кощеева, кровь да кишки свои собирая. Разочарованные вороны с криком громким к другому полю направились.
Уже черный всадник по небу скачет, а Ваня все едет. Манят его вперед огни биваков Марьиных. Подъехал царевич ближе и видит: войско шатры раскинуло, да у костров сидит. Стоит по центру не шатер – дворец, знамена на ветру качаются, под луной искрятся. Обрадовался Иван, да кобылу свою туда и направил.
- Стой! Кто такой будешь? – Окрикнул его страж.
- Иван-царевич. – Горделиво представился Ванька, кафтан оправив.
- По какому делу? – На стража титул Иванов не подействовал.
- Свататься к Марье Моревне приехал!
- Чего!? – Опешил стражник. – Уж не сошел ли с ума ты, царевич?
- Ничего и не сошел. – Обиделся Иван. – Веди меня к Моревне, пусть она сама решает.
- Оружие есть при тебе? – Уже миролюбивей осведомился страж.
- Зачем оно мне? – Отмахнулся Иван.
- Так ты не воин? – Страж огорчился. – Не любит Марья мужиков, что меча в руках не держали.
- Держать-то я его держал. И даже биться им умею. Да только не люблю я оружием попусту размахивать.
- Ох, не понравишься ты ей!
- Ничего, узнает получше – понравлюсь.
- Экий ты самонадеянный!
У шатра Марьиного пир шел, праздничный. Стоят столы на улице, от яств ломятся. А за ними, на широких лавках, воины сидят, один другого краше: все с усами, широкоплечие, кольчуги золотом горят. Тут Иван слегка прыть-то подрастерял. Сам он, хоть и пригож, но силачам этим едва ль до подбородка макушкой своей достанет. Но решил Ванька не унывать: улыбнулся во все зубы, шапочку набекрень сдвинул, да гусли из сумки чересседельной достал. Велен он провожатому своему намерения его не выдавать, тот плечами широкими пожал, но возражать не стал.
- Вот Марья Моревна, пришел к тебе гость знатный, сам Иван-царевич из царства соседнего.
Повернулась к гостю Марья, да так Ванька и замер с открытым ртом, красою ее сраженный. Глаза у Моревны, что два глубоких озера – синие; губы алые, волос темно-русый, с серебром, коса ниже пояса свисает. Ростом высокая, с Ваньку, крепкая и ладная, а талия как березка молодая. Охнул Иван, заулыбался по-дурацки, слов не находя. Но тут краса ненаглядная губки свои алые скривила, бровки нахмурила и всю красу как ветром сдуло.
- С чем пожаловал, царевич? Никак заблудился в наших краях? Дружину свою да нянек растерял?
- Кто так гостей встречает? – Осерчал Иван на колкость ее неуместную. - Да сама Баба-Яга гостеприимнее тебя будет!
- Ну так и шел бы к Бабе-Яге. – Пожала плечами вредная чародейка.
- Ты меня сначала напои да накорми, потом уж оскорбляй.
- Не обессудь, царевич. Кровати у нас походные, холодные, а еда вся вяленная, на кострах в чистом поле сготовленная.
- Садись, Иван. – Прервал обмен любезностями Воевода, что по правую руку от Марьи сидел. – Сядь, закуси, да о себе расскажи. А ты, Марья, будь повежливее.
- Спасибо добрый человек! – Поклонился ему царевич, лавку напротив Марьи оседлав. Воевода был уже седой, но все еще крепкий мужик. Глаза у него той же синевы были, что и Марьины.
- А вы отец ей будете?
- Похож? – Воевода засмеялся густым, низким смехом. – Не, дядя я ее. Отца да матери у ней давно уж нет.
- Очень жаль. – Кивнул Иван. – Может, хотите песню послушать?
Дружина оживилась, стоило Ваньке гусли расчехлить. Одна Марья нахмурилась, на Ваньку с раздражением глядя. Но не смутился царевич, тронул струны, завел мелодию задорную. Хороший у Ваньки голос, звонкий, бархатный, полюбился он дружинникам Марьиным. Когда напелись все вдоволь, сказал Иван, что петь устал. Чествует его дружина, пива подливает, нахваливает. Одна Марья так ни разу и не улыбнулась.
- С чем же ты к нам пожаловал, царевич? – Спросила чародейка, когда ей надоело хмельной дружиной любоваться.
- Слыхал я о тебе, Марья, много интересного, решил своими глазами поглядеть на чародейку и богатыршу.
- Поглядел? Доволен?
- Доволен. – Кивнул Иван, угрозу в ее голосе не оценив. – Женится на тебе хочу. – Приосанился Ванька, улыбнулся. Обычно девки от этого его взгляда мерли толпами, а Моревна как глыба ледяная, не дрогнула даже.
- С чего ты решил, что сгодишься мне в мужья? Или у тебя своей дружины нет, и ты решил, через женитьбу, дела свои военные справить?
- Не думал я о таком. – Ласково поглядел на нее Иван. – Неужто так плохо ты о себе думаешь, что не веришь в искренность моего предложения?
- Неужто ты так плохо обо мне думаешь, что решил, будто я за первого встречного замуж выскочу? – Передразнила его Марья. – Где дружина твоя? Где оружие? Стал бы настоящий царевич по лесам да полям один скитаться?
- Не нужна мне дружина, кобыла моя как ветер быстрая. А что без меча езжу – так не люблю, знаешь ли, оружием попусту размахать.
- А я люблю. И ежели ты вздумал меня в жены звать, сразись со мной, для начала. Засмеет меня дружина, коли я за слабака пойду.
Дружина дружно поддержала, хохотом и гулом.
- Покажи, на что годен. Сразишь меня – подумаю я над твоим предложением. А не сдюжишь – прочь пойдешь.
- Будь по-твоему, Марья. – Ванька виду не подал, что опешил. Вскочил со скамьи, улыбаясь.
Меч пришлось у воеводы занять, добрый дядька отдал Ивану тяжелый, длинный клинок, совсем Ивану не по руке. Марья же через стол перепрыгнула, ручками взмахнула и возле нее из воздуха соткался меч изящный, серебром горящий, с каменьями в оголовье. Снова руками она повела и сарафан праздничный на ней в костюм боевой превратился. Горит кольчуга под накидкою зеленой, сапоги шипами грозят. Только шлем не взяла она, словно Ванька такой чести не стоил. Встретились их взгляды, царевича словно молния в сердце кольнула. Вздохнул он, тяжко, да меч воеводин, с натугой, поднял. Марья же вкруг него пошла плясать, клинком своим узоры серебряные выводя. Еле успевает Ванька от нее уворачиваться. Тяжко царевичу, взмок уже, но виду не подает, улыбается. А Марья злится пуще прежнего, с этой его улыбочки, удивляется, как этот царевич непутевый до сих пор держится. Вспыхнул тут камень в оголовье меча Марьиного, да ноги у царевича заплелись. Упал Иван на спину, дружина хохотом зашлась и Марья, руки в боки уперев, надменно улыбается краешком рта дивного. Повернулась она в поверженному, да как нахмурится:
- Ты чего лежишь, улыбаешься?
- Да больно ты, Марья, хороша, когда победу празднуешь. Так бы вечно под чары твои подставлялся. – Ответил Ваня, с земли не поднимаясь.
- Ах ты негодяй! Заколю! – Разбушевалась Моревна, к Ваньке подскочив, а царевич того и ждал. Кинулся ей на встречу, за руки схватил и повалил на землю. Барахтается под ним чародейка, да ругается словами недобрыми.
- Негоже, - сказал Иван, - такими словами мужа будущего крыть. – И склонился уста ее поцелуем запечатать.
Да не тут-то было. Взревела дурным голосом богатырша, да как силою колдовской царевича отбросила. Тот ласточкой в воздух взмыл, да о стол с яствами приложился. Зажал голову разбитую Иван, печально улыбается. Марья с земли поднялась, злющая, дружина куда-то попряталась, а чародейка руки к Ивану протянула, да заклятие читать стала:
- Ветры буйные, ветры сильные, заберите царевича и несите куда глаза ваши незрячие глядят!
Поднялся ветер ураганный, Ивана с кобылой подхватил и увлек в ночь.
Очнулся Иван в чистом поле. Ни шапки, ни гуслей своих не нашел, зато кобыла златогривая рядом оказалась. Сел царевич в траве, шею лошадиную обнял и закручинился.
- Вот я дурак! – Вздохнул он, в сердцах. – Не так надо было Марью завоевывать!
- Это точно. – Сурово подтвердил Сокол, невесть откуда взявшийся.
- Сокол! Друг! – Обрадовался Иван. – А где я?
- В царстве моем. Занесло же тебя чарами злыми!
- Это я Моревну разозлил… Обидел.
- Обидишь эту ведьму, как же! Сама она кого хочешь обидеть может!
- Эх, Сокол, и что мне теперь делать?
- Ты нормально свататься не пробовал? – Вздохнул Сокол. – По всем правилам приличия. А то заявился к ней на пир, незваным, да еще и руку сразу затребовал! Кто же так делает?
К лагерю Моревны Иван вернулся уже не один, но со свитою. За ним, на конях статных, ехали Волк, Сокол да Ворон, в обличиях человеческих. А за ними ряженые бегут, музыканты в трубы дудят, да девки лентами машут, танцуют. Выехал Серый вперед, к шатрам, да крикнул громко:
- Эй, Воевода, открывай сватам! У вас товар, у нас купец! Все честь по чести