Американские горки (6)
Продолжаем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".
Ссылки на предыдущие части: 1 2 3 4 5
Краткое содержание: Девяностые годы явились в Европе переходным периодом. Надежды многих на скорый поворот к лучшему после демонтажа власти коммунистов в Восточной Европе не оправдались. Экономики почти всех без исключения постсоциалистических стран рухнули. В Югославии бушевали жуткие национальные конфликты. В то же время на Западе набирала ход евроинтеграция.
Начало югославских войн было положено, по словам автора, речью главного сербского коммуниста Милошевича в Косово 24 апреля 1987 года, когда он сказал сербам, притесняемым там албанским большинством, что они находятся на своей земле, и что никому не позволено их бить. Конфликтный потенциал в Югославии продолжал существовать ещё с конца Второй мировой, когда из вооружённой борьбы усташей, четников и коммунистов победителями вышли последние. Тито своим авторитетом служил гарантом порядка, но все мы смертны, и в восьмидесятых годах голову подняли националисты, которым некому уже было заткнуть рот. Положение было вызвано не только федеральным устройством государства, но и проживанием больших национальных меньшинств в республиках: в автономном Косово жили преимущественно албанцы, но и сербы тоже. В автономной Воеводине - венгры, на территории Хорватии. в Краине - сербы, и в Боснии и Герцеговине, наряду с мусульманами - сербы и хорваты.
Недовольство неудачами коммунистического правления выплеснулось в этнические конфликты. Провозглашением независимости Словении и Хорватии (быстро признанному Западной Европой во главе с объединённой Германией) начался распад СФРЮ. Словенцы быстро добились своего в десятидневной войне, а вот хорватов из Краины ЮНА выбила. Как оказалось, ненадолго.
Бывшая Югославия во время войны
Наиболее кровавые столкновения были в борьбе за Боснию. Ещё в самом начале Туджман с Милошевичем пытались по секрету договориться и разделить её на хорватскую и сербскую зоны, но вопрос краинских сербов их окончательно рассорил. Независимость Боснии и Герцеговины была моментально признана Европой, но не сербами и хорватами, проживающими в ней. Сербы, хорваты и мусульмане воевали друг против друга. И хотя каждая сторона конфликта отметилась зверствами, больше других, по словам автора, "отличились" в этом сербы, которым сопутствовал и больший военный успех. После ликвидации мусульманского Сребреницы они вырезали восемь тысяч мужчин, попавших в плен. После этого Запад начал согласованно пытаться покончить с конфликтом. Американцы стали угрожать начать поставки вооружений мусульманам, которые к тому же объединились с хорватами. Милошевичу пришлось под давлением западных стран прекратить поддержку боснийских сербов во главе с Караджичем. Параллельно Хорватия, перевооружившись, зачистила от сербов Краину и другие области на своей территории. В ноябре 1995 года в Дейтоне были подписаны соглашения о прекращении огна и о разделе Боснии и Герцеговины на сербскую и хорватско-мусульманскую части в пропорции 49:51, но при сохранении единства страны. Соглашение, при всех его недостатках, соблюдается до сих пор.
В Косово всё, однако, только начиналось. Там в 1998 году албанцы подняли вооружённое восстание, подпитанное разграбленными военными складами в Албании. Югославская армия начала его давить. Запад, принявший после Боснии руководством к действию доктрину гуманитарных интервенций в защиту прав угнетаемых, отреагировал бомбардировками НАТО, начиная с 24 марта 1999 года. Отсутствие мандата ООН поставило под вопрос законность таких действий, но союзники по НАТО были непреклонны. Немцы, сравнивая преступления сербов в Косово с гитлеровскими, давили на мораль. Англичане рассуждали об опасности умиротворения диктаторов. Вследствие бомбардировок Милошевичу пришлось пойти на условия натовцев, разместивших в Косово свои войска, а через год он пал жертвой одной из цветных революций, получившей название бульдозерной, умерев в 2006 году в Гааге в течение процесса над ним. В 2008 году парламент Косово заявил о независимости, которая, по словам автора, нашла международное признание.
Главным уроком югославских войн стало то, что право сильного - работает. И хотя европейцы предпочли забыть ужасные картины трансляций с мест событий, с иллюзией, что после конца системы социализма в Европе будут царить мир и согласие, было покончено.
Кершоу пишет о югославских событиях со всей предвзятостью, присущей западным (и российским либеральным) СМИ, освещавшими те события. Начало конфликтов он связывает с Милошевичем, ни разу не являвшимся сепаратистом, в то время, как сепаратизм открыл ящик Пандоры. Сами конфликты обосновываются недостатками социалистического строя, а не стремлением местных национальных элит получить свою вотчину в пользование. Называются цифры жертв среди мусульман и албанцев, но не говорится про сербских жертвах. Говорится про перевооружение армии Хорватии, но выносится за скобки, на чьи деньги и чьим оружием. Про то, что НАТО бомбило сербов в Боснии, вообще не упоминается! Называются сроки наказания Караджича и Младича, но не хорватских или мусульманских преступников. И главное: он пытается создать у читателя иллюзию, что Запад действовал объективно, между тем как с самого начала он встал на сторону сепаратистов: словенцев, хорватов, мусульман и косовских албанцев, что вынудило даже ельцинскую Россию "прибрать к рукам" сербов (выражение беру из статьи Шпигеля тех лет). Именно те события дали понять многим, что холодная война - была не против коммунистов, а против России.
Жители других стран Восточной Европы хоть и жили в мире, но в полную меру испили горькую пилюлю нищеты и лишений. Процесс перехода к рыночной экономике после смерти социализма быль трудным, особенно из-за того, что методом перехода было выбрано бескомпромиссное снижение роли государства, что вызвало остановки предприятий, массовые увольнения и бедность. Я бы в числе главных причин невзгод назвал и открытие рынков стран товарам с Запада, а также конкуренцию с западными товарами на территории СНГ - традиционном рынке сбыта. Бывшим странам "народной демократии", однако, существенно помогла деньгами Европа Западная, а также МВФ. Польше даже простили долги вследствие её "размера и стратегической важности", а также потому, что она служила своего рода витриной для шоковой терапии. И где-то после середины девяностых бывшие соцстраны стали потихоньку выкарабкиваться и догонять Запад, с которым они начали теснее сходиться в силу культурного обмена и свободы передвижения. Прага, Варшава, Будапешт стали процветающими европейскими столицами, блеск которых, однако, оттенялся нищетой и заброшенностью глубинки.
Странам СНГ, таких как Украина, Молдова, Беларусь и Украина, дорога к Западу была закрыта. Автор объясняет это отсутствием базы государственного регулирования коммерческой экономикой, слабой инфраструктурой и слабой привлекательностью для иностранных инвестиций. Ну и, конечно, отсутствием демократических традиций, ага. Ну а что в Польшу и других многие миллиарды вливали, а в СНГ нет - это не столь важно, чтобы об этом упомянуть. Много где на постсоветском пространстве на фоне тяжёлого экономического положения наметилось движение в сторону сильной исполнительной власти с президентом во главе. В Беларуси был Лукашенко, на Украине Кучма. А в России Ельцин без сентиментов расправился с парламентом, расстреляв Белый дом из танков. Автор уделил этому событию две скромные строчки, упомянув кратко про кровопролитие. Девяностые вошли в историю страны массовой бедностью, разгулом преступности и грабительской приватизацией. Разрушение экономики свидетельствовало не в пользу ельцинских либеральных реформ, и неудивительно, что народ всё больше стал тосковать по старым временам с их сильной рукой. Ельцин оставил после себя преемника, который одним из первых своих постановлений обеспечил неприкосновенность первого президента РФ. Преемник этот взялся за дело ещё до того, начав вторую Чеченскую войну (о первой Кершоу не упоминает), и злые языки поговаривают, что взрывы домов в 1999 году были делом рук КГБ, формировавшим таким образом народную поддержку этой войне. В итоге во главе страны стал очередной сильный правитель, не имевших недостатков Ельцина, в числе которых автор называет пьянство. Здесь, пожалуй, он прав на все сто. Помню, в 1989 году был раз на митинге в Лужниках, которые проводила оппозиция во время Съезда народных депутатов. И там как раз появился этот бухой оппозиционер и стал фамильярно разлагольствовать на трибуне заплетающимся языком. И чего, думал я тогда, в этом алкаше нашли...
При всех различиях переходного периода, дороги назад ни в одной из постсоциалистических стран больше не было, хотя и экономика была не ахти, и коррупция, созревшая ещё при коммунистах, цвела буйным цветом. При том, что демократия продолжала существовать, смена правительств была частым явлением. В погоне за симпатиями недовольного электората многие политики стали прибегать и к правореакционным лозунгам. Старый добрый нацизм, поболтавшись на задворках истории и сменив причёску, снова стал находить место в умах людей.
В то время, как восточноевропейцы резали страны и друг друга на части, Европа Западная наращивала интеграцию. 7 февраля 1992 года 12 стран-членов ЕЭС подписали Маастрихтские соглашения, положившие начало Европейскому Союзу как новому суверенному субъекту. Сами страны при этом не перестали существовать, но что-то из своей суверенности (правовая, социальная, внешняя политики) планировалось отдать в созданный "общак", т.е. наднациональные органы. Союз экономический принимал черты политического. Однако далеко не все граждане были готовы на это. Датчане прокатили первоначальный текст договора на референдуме, и его пришлось "прихорашивать", т.е. снижать градус интеграции. Лишь с небольшим перевесом прошли референдумы во Франции и в Великобритании. Было ясно, что народы не хотят сдавать безоглядно сдавать свою независимость. Зачем же нужно было делать это политикам? Франция хотела, связав объединённую Германию в большом союзе, избежать доминирования той в европейской политике. Германия видела в отмене преград для движения капитала и товаров расширение рынков сбыта для своих концернов, а также шансы вступить в конкуренцию с США на мировой арене. Но даже среди немцев, больше других заинтересованных в новом Союзе, были недовольные, не желающие расставаться с немецкой маркой. Говорили, что сначала должен быть политический союз, и уж только потом - валютный. Идти на это - подразумевало определённый риск. Почему же они решились? У автора я не нашёл объяснения, но предположу, что введение общей валюты позволило набить карманы тем, кто извлекал из него пользу, и прежде всего это касается крупных банков, которые теперь могли ссужать по всей Европе и быстро выдёргивать капитал из одних мест, вставляя в другие, большее прибыльные. Так, или иначе, всё постепенно улеглось-устоялось, договор вступил в силу в 1993 году, в 1999 году ввели безналичный, а в 2002 - и наличный евро. Голоса скептиков утонули в благоприятной экономической конъюнктуре: в конце девяностых был хороший, здоровый рост.
Воля к дальнейшей интеграции нашла своё применение в расширении ЕС за пределы исторического ядра. Не достигнув достаточной глубины интеграции, Европейский Союз начал интегрироваться в горизонтальном направлении. Болезненные воспоминания об авторитарных режимах межвоенного периода подстегнули политиков ускорить принятие решений во избежание повторения истории. Были получены заявки от Финляндии, Швеции, Норвегии и Австрии, а 1994 году уже и от Венгрии. Процесс пошёл.
Не сказать, что политика западных стран в девяностые годы характеризовалась спокойствием. Объединённой Германии ещё долго икалась проглоченная ГДР. Христиан-демократы во главе с Колем проиграли выборы, и на смену им пришли социал-демократы со Шрёдером. Италию сотрясали коррупционные скандалы, положившие конец старым и произведшие на свет совершенно новые партии, пытавшиеся ловить рыбку в мутной воде. В числе их и была Forza Italia с Сильвио Берлускони во главе. Во Франции, пострадавшей от немецких проблем, правящая партия тоже потеряла доверие избирателей, только на этот раз это были социалисты, передавшие власть консерваторам с Шираком во главе. На туманном Альбионе объединение Германии тоже неслабо аукнулось: Соросу с компанией удалось обрушить фунт после того, как немцы были вынуждены поднять процентные ставки после объединения. Я описывал это здесь В этих условиях тори пришлось уйти, на смену пришли лейбористы с Тони Блэром. Он взял новый экономический курс: не повышая налоги и не отменяя проведённую Тэтчер либерализацию экономики, стал наращивать социалку. В условиях хорошей конъюнктуры это прокатило (поначалу). Подобным занимался и Шрёдер в Германии.
Если сравнивать эту политику с тем, чем исторически занимались социал-демократы, то можно констатировать существенное их смещение вправо, в сторону центра. Можно, конечно, морочить голову избирателю, что это в его же интересах, но лишь ограниченное время. Потом станет ясно, что в таком качестве соцдеки не сильно отличаются от других центристских партий, тех же христиан-демократов. Почему тогда голосовать за них, а не за "оригинал"? Результат мы видим сегодня в повсеместном падении популярности этих партий. Впрочем, этих рассуждений в книге не было, я додумал там, где остановился автор. Автор пишет о том, что консерватизм уступал дорогу левым партиям, проводящим некий "третий курс".
Упадок коммунистических партий не означал, что протестный электорат, а именно беднота, станет голосовать за партии власти. Коммунисты скомпроментировали себя - народ стал голосовать за правых, за Ле Пена во Франции или Хайдера в Австрии.
После определённых разочарований и краха надежд на немедленное улучшение жизни в связи падением железного занавеса, жизнь европейцев к концу девяностых стала подавать больше повода к оптимизму. Повод к этому давало и снижение градуса напряжённости на мировой арене (ядерное разоружение, наказание Саддама за Кувейт, арабо-израильские договорённости). На рубеже тысячелетий будущее внушало надежды. Но появились риски, которые могли вполне его омрачить. Главным из них была набиравшая размах глобализация. Европейцы не могли больше существовать самодостаточно, но зависели от событий, происходящих на всей планете. Так мягко, полунамёками автор говорит нам о зависимости их от политики мирового гегемона - Соединённых Штатов Америки.
