Телефон доверия
Я сидел, задумчиво гипнотизируя бутерброд. Есть хотелось нестерпимо, но сейчас только три часа ночи - до конца смены ещё долго, а другой еды у меня с собой не было. И бутерброд только один – дома как назло закончился хлеб.
Если вы не понимаете моих сомнений, то вы ничего не знаете о работе на «телефоне доверия». Рядом с каждым рабочим местом стоит специальная ёмкость. Если зазвонил твой телефон, ты обязан немедленно выплюнуть всё что у тебя во рту и ответить. Звонящий может передумать в любой момент, пока ты дожевываешь свой обед или глотаешь кофеёк.
Три часа – начало пика самоубийц. Нет, поймите меня правильно, если вы посмотрите статистику, две трети самоубийств совершаются в светлое время суток. Ключевой тут глагол. Совершаются. А время с трёх до пяти утра – тягучее, серое, депрессивное, когда организм уже истощён тяжелыми мыслями и бессонницей; это время, когда люди чаще всего думают о самоубийстве. И звонят, например, по телефону доверия. А тут я, жую свой единственный бутерброд. Который немедленно нужно будет выплюнуть… От сомнений меня избавил звонок.
Натренированным движением я тут же схватил трубку и мягко сказал:
- Здравствуйте! Телефон доверия, меня зовут Иван, - регулярное враньё. Никакой я не Иван, а вполне себе Анатолий. Но а) приветствие и представление должны быть короткими и б) для тебя же безопаснее никогда не говорить настоящее имя. Бывали случаи, когда клиенты влюблялись в консультанта и пытались его потом преследовать. А бывало и похуже… Чем меньше о тебе знают, тем сложнее тебя вычислить, даже в небольшом городе. Такое, конечно, редкость, но какое тебе дело будет до статистики, когда эта неприятность произойдёт с тобой?
- Здравствуйте, Иван! – голос женский, молодой, расстроенный, - можно с вами поговорить?
- Конечно! Как вас зовут?
- Меня зовут Карина
Практика показывает, что звонящие редко представляются настоящими именами. Но Карина так Карина, не Пётр I (и такое бывало!) – и на том спасибо.
- Карина, о чём вы хотите поговорить? – продолжаю говорить мягко, в меру энергично и дружелюбно. Знаете, как это сложно? В начале беседы твой голос должен быть максимально нейтральным и чуть заинтересованным. Будешь излишне бодр – можешь смутить, излишне дружелюбен – разозлишь, напорист – испугаешь… Потом, когда станет понятна проблема звонящего, произойдёт подстройка и станет ясно, какую эмоцию нужно дать в голос (хотя чаще всего она приходит сама собой). А в начале очень трудно. Особенно в три часа ночи, когда перед тобой последний и единственный бутерброд. Я убрал его в стол, чтобы не отвлекал.
- я… - повисла долгая пауза. Было слышно, как она тяжело дышит и пытается выпустить на волю непослушные слова. Я уже было открыл рот для наводящего вопроса, но Карина всё же смогла закончить фразу, - муж меня бьёт.
И столько слышно было боли, стыда и отчаяния, что сразу стало понятно – это не розыгрыш и не ложный звонок от скуки. Я внутренне застонал: домашнее насилие – мой нелюбимый тип звонков. Во время консультации ты должен быть больше профессионалом, чем человеком, работать с эмоциями клиента, а не увлекаться своими. У меня же, в силу пола, возраста и воспитания, при беседах с отчаявшимися запуганными женщинами возникали отнюдь не профессиональные желания. Например, найти этого м**ка, который бьёт жену на глазах у детей, и окунуть его башкой в унитаз. И нажать на слив. Спасало только то, что иногда жертвы домашнего насилия были не такие уж и жертвы. Иногда сами провоцировали скандалы, иногда им было куда уйти, но они оставались из-за привычки или страха. Тогда мне становилось не так их жаль, и получалось беседовать более отстранённо и как специалисту, а не как взбешённому Дон Кихоту.
- Карина, так иногда случается… Вы можете рассказать мне всё, что хотите.
Если бы я тогда знал, ЧТО услышу, и как это повлияет на меня, я бы, наверное, не был так щедр со своими предложениями.
- Иван, спасибо… Я просто не знаю, кому я ещё могу рассказать. Отца я не знала, меня воспитывала только мама. Даже бабушек и дедушек не было. Мама умерла два года назад, и я теперь совсем одна…. – было слышно, как она плачет.
- Карина, примите мои соболезнования, - теперь мой голос был правильным. Не нейтральным, а сочувствующим и немного глухим, с отражением чужого горя.
- Спасибо… Вы знаете, с этим я уже почти справилась. В то время мы как раз встречались с Владом, тогда ещё будущим мужем… Он меня очень поддерживал… Был ласковым, внимательным, заботливым. Что ещё нужно молодой осиротевшей студентке? Я училась на третьем курсе, и только-только нашла подработку. Он настоял, чтобы мы съехались, и чтобы я ушла с работы. Вы знаете, был только один случай, который мог бы подготовить меня ко всему, что будет потом… Ко мне однажды подошла женщина, лет тридцати. Сказала, что она жена Влада. Кричала на меня, потом плакала. Сказала, что он её бьёт, и меня будет. А я её тогда спросила: «А почему же ты тогда от него не уходишь?» - а она посмотрела на меня, так тяжело… и сказала, что я сама пойму. А я тогда подумала, что может и бьёт, но это потому что она истеричка, и её он не любит. А меня – любит, и никогда не обидит!
- Вы рассказывали ему об этом случае?
- Да. Помню, он очень разозлился тогда. Сказал, что это его бывшая жена, и чтобы я не брала это в голову.
- А вы?
- А я и не брала… Тогда вообще было всё как в сказке: пришёл прекрасный принц и спас красавицу от всех бед. Он же меня на десять лет старше, все подружки со студентами встречаются, а у меня – взрослый мужчина. И замуж зовёт. А мне было так одиноко… Я быстро согласилась, на всё. И с работы уйти, и переехать. И квартиру продать, в которой мы с мамой жили. Деньги ему отдала, не задумываясь – была уверена, что он точно лучше меня сможет ими распорядиться.
- А что было потом?
- Потом ещё какое-то время был сплошной медовый месяц. Секс несколько раз в день, из постели я только в институт вылезала. Он ворчал, что теперь мне учёба без надобности, но тут я не уступала – мама очень хотела, чтобы я получила образование. Хотя он всё равно добился своего. Я забеременела, мне пришлось брать академ, и я так и не вернулась в институт с тех пор, - к эмоциям добавилась звенящая в голосе тоска. У меня мурашки по коже побежали, до того это было осязаемо. А Карина продолжила:
- Я была очень рада беременности. Сейчас понимаю, что он – не особенно. Ему только нравилось, что теперь я редко появлялась в институте – у меня был сильный токсикоз. И совсем перестала общаться с подружками – они его всегда раздражали. Подруг я в общем-то понимаю, у них была своя жизнь – тусовки, сессии, поклонники. Им не были интересны тошнота и опухшие ноги… А ещё тогда у нас с мужем прекратился секс. Совсем. Влад сказал, что беременным вредно, а я не спорила. Для меня вообще всё, что он говорил, было истиной в последней инстанции. – Она тяжело вздохнула, очевидно осуждая себя за наивность. – А потом, когда я была на середине срока, началось…
Я физически чувствовал, как ей тяжело говорить.
- Карина, вы можете рассказать только то, что действительно хотите и готовы сейчас.
- Нет-нет, я хочу… я действительно хочу это рассказать! – она преодолела волнение и продолжила, - Я узнала, что он мне изменяет. Мне его друг рассказал. Вот просто пришёл в один «прекрасный» день к нам домой, когда Влада не было, и рассказал. Не знаю, зачем он это сделал. Я ему не поверила, ни на секунду. И когда Влад вернулся, пошутила на эту тему. И знаете что? Он даже отрицать не стал. Спокойно сказал «ну да, мне же надо удовлетворять свои потребности, а ты к этому сейчас не готова». И сел ужинать, включив телевизор. Я тогда впервые на него разозлилась, начала плакать. Мы сильно поругались. А потом он меня толкнул. Я упала и ударилась спиной, так, что искры из глаз посыпались. Влад посмотрел, равнодушно так, и сказал «какая ты неловкая. Живот растёт, скоро совсем как корова будешь. Аккуратнее надо».
Я онемел. Если честно, в основном в моей не слишком долгой практике люди звонили с довольно стандартными проблемами: долги по ипотеке, безработица, измены, неразделённая любовь, травля в коллективах… К избиению беременных, да простят меня мои преподаватели, я готов не был. По счастью, Карину не надо было раскрывать вопросами, она стала говорить так, будто эта история в ней уже не помещается – торопливо выпуская в свет слова, сбрасывая их как тяжелую ношу.
- Знаете, Иван, я теперь всё чаще думаю, что он специально ждал, когда срок будет большой. Когда поздно будет делать аборт, когда мы продадим мою квартиру и мне некуда будет больше идти. И ребёнка я успею полюбить, и стану бояться за него. Я тогда уже знала, что у меня будет доченька. Решила, что хочу назвать её Викой, в честь мамы. С того случая у меня началась совсем другая жизнь… Влад стал часто приходить домой поздно и пьяный. С запахом чужих духов, следами помады. Стал нарочно провоцировать меня на скандалы, а потом всегда было что-то, после чего я то «падала», то врезалась в какую-нибудь мебель. Он ни разу не ударил меня рукой, и каждый раз объяснял всё так, будто я сама виновата. И знаете, что самое ужасное? Что несколько месяцев я в это действительно верила. Что он ничего плохого мне хотел, просто я такая – нервная и неловкая. Я совсем дура, да?
- Я так не считаю – абсолютно искренне сказал я. – Я считаю, что вам нужна помощь.
И уже открыл было рот, чтобы рассказать ей про центры помощи для жертв домашнего насилия и дать номер, но она вдруг торопливо прошептала:
- Дверь! Влад пришёл! Иван, спасибо большое, мне стало легче, я должна идти! – и повесила трубку.
После окончания смены я напился почти до потери памяти. Жаль, что такое так просто не забудешь.
Следующий её звонок пришёлся не на мою смену. Ира, моя коллега, передала мне содержание беседы, потому что Карина изъявила желание работать со мной, когда я буду на месте. Ира была самой старшей из нас – сильно за сорок, она давно уже тут работала, и много чего повидала. И, в отличие от меня, она успела рассказать Карине про центры помощи. А пересказ звонка в её исполнении был похож на протокол, сухой и отстранённый. Но так как я в этой истории был уже по уши, даже от безоценочных фраз из глаголов и существительных у меня переворачивалось всё внутри.
Карина родила здоровую девочку. После родов отношения с мужем не улучшились. Она набрала вес, и это стало новым поводом для конфликтов и насилия. Похудеть при грудном вскармливании не получалось, а на смеси муж денег не давал. Он вообще не давал ей никаких денег, и сам приносил всё, что считал необходимым. Потом она поняла, что причина скандалов не в весе, и что она не просто так «падает». Так она живёт больше года. Сейчас ситуация напряженная: случаи насилия повторяются регулярно, но ей некуда уйти.
Ира внимательно смотрела на меня во время рассказа, и в конце добавила: «А ты уверен, что сможешь вести её?». Меня в тот момент чуть не разорвало пополам. Разум кричал, что я с этим не справлюсь, и у меня слишком много собственных эмоций, чтобы помочь Карине. Но другая часть меня говорила, что раз Карина сама решила со мной работать, я не имею права отказаться.
И когда она позвонила в следующий раз, я взял звонок на себя.
- Иван, я рада что это вы. Не хочу обидеть Ирину, она много мне рассказала… Вы знаете, я же ведь до вас обращалась в эти центры. Только не могут они там помочь. Это только в американских фильмах несчастную мать забирают с ребёнком, и они больше никогда не видят того, кто их обижал. По факту мне предложили написать заявление в полицию, а пока будет идти разбирательство – продолжать жить с мужем. После такого я им даже рассказывать ничего не стала. Может где-то в Москве и работают по-другому, а у нас – вот так…. – она вздохнула.
- Карина, давайте поговорим о том, что провоцирует конфликты, и как попытаться их обойти…
После каждого её звонка я был как выжатый лимон. Но появился прогресс. Карина разобралась, в каких случаях муж особенно раздражается и поднимает руку, и старалась их избегать. Эпизоды рукоприкладства сократились, а всё остальное время она всецело растворялась в материнстве. Было странно наблюдать, как в таких условиях женщина всё равно способна быть ласковой и любящей матерью. Но после полугода относительно спокойных сеансов, два звонка изменили всё. Первый был восьмого марта – моя смена выпала прямо на праздник. Среди звонков обиженных женщин, недовольных тем, как их поздравили мужья или дети, звонок Карины выделился особенно. Она была в необычном для неё настроении – веселья на грани с истерикой.
- Ваня… здравствуйте, Ваня! Скажите, а как вы поздравите свою девушку?
Я мгновенно собрался. Вопрос был слишком личный, и вообще не в её стиле. Девушке я купил свитер, но Карине ответил, что у меня никого нет. Она немного успокоилась и сказала:
- А вот мой муж решил рассказать мне, с кем он сегодня пойдёт спать. И даже фото показал. И описывал подробности до тех пор, пока я не бросилась на него с кулаками. А потом ударил – в этот раз рукой, дал пощечину. И сказал, что я сама виновата, и такую корову, как я, он в своей постели видеть не хочет. Ваня, а я всего на семь кило вешу больше, чем до родов. Разве я – корова?
В тот раз мне удалось успокоить Карину, но это был переломный момент. Было ощущение, что теперь Влад специально ищет поводы, чтобы спровоцировать скандал и ударить её. Чувствуя безнаказанность, он больше не старался выставить это случайностью, а бил «за провинности». Не так выглядит, не так себя ведет, не так готовит, неправильно воспитывает дочь…
Последний звонок я вообще не забуду никогда в жизни.
- Ваня, здравствуйте… я давно не звонила вам… не могла. Влад как-то набрал мне, пока я говорила с вами, не мог долго дозвониться. Вечером устроил разборки, не поверил, когда я сказала, что болтала с подружкой, и сильно ударил. Я упала, неудачно очень, не могла двигаться несколько часов. А он ушёл, на всю ночь. Вика испугалась, долго плакала и просила меня подняться. Она ещё плохо говорит, повторяла только одно и то же: «Тавай, мама!», раз за разом. Потом просто скулила рядом со мной, как щенок. А я лежала на полу и ничего, ничего не могла сделать, даже пошевелиться. Я боюсь, что он меня убьёт… Что тогда с ней будет?
В тот момент я понял, что никогда не смогу больше работать психологом. Я не умею пропускать эти истории через себя достаточно, чтобы испытывать сочувствие к клиенту, но так, чтобы не разрушаться самому. Как Ира, например. Нет, в тот раз я довёл беседу до конца. А сразу после смены написал заявление на увольнение.
Называйте меня трусом, непрофессионалом, безответственным, как хотите. Мне всё равно.
Потому что я не мог помочь женщине, которой в целом мире некуда идти с маленьким ребёнком. И я не мог продолжать это слушать. Эта история прожигала во мне такую дыру, что от меня прежнего и следа бы не осталось, рискни я остаться. И я выбрал уйти. При разговоре с начальством у меня был такой вид, что руководитель без вопросов согласился отпустить без двухнедельной отработки. Я сбежал, не оглядываясь, одним днём полностью разорвав все связи с той жизнью.
Но на этом всё не кончилось.
Через год я встретил на улице Иру. Она с удовольствием выслушала мой рассказ о себе, постоянно задавая вопросы – да, я женился; устроился работать менеджером по продаже недвижимости. Да, умение разбираться в людях очень помогает. Да, родители мои живы и здоровы. И да, мы не планируем пока детей, решили сначала закрыть ипотеку.
Но всё это время я хотел и боялся задать один вопрос. На моё счастье, Ира – отличный психолог. Когда я вяло из вежливости поддерживал ответную часть диалога, в которой мы обсуждали её дела, она вдруг засмеялась:
- Ну я же вижу, что ты хочешь спросить на самом деле. Да, она ещё звонила. Не сразу правда, где-то через полгода. Она отдала дочку в детский дом, а сама ушла в женский монастырь. И нет, я тебя не разыгрываю.
Я потерял дар речи. Нет, я, конечно, был очень рад, что история не кончилась хуже, но представить Карину, которая отдаёт обожаемую дочь в детский дом, было выше моих сил. Ира не удержалась и расхохоталась, глядя на моё лицо.
- Толь, ну ты правильно сделал, что ушёл из профессии. В жизни, знаешь ли, не всегда бывают хеппи-энды. Но тебе повезло. Не подалась твоя Карина в монашки, она туда ушла, потому что больше некуда было – у неё же ни дома, ни родственников, ни образования, ни работы. А с ребёнком не брали. Но там она научилась вязать и кукол каких-то делать. Монастырь продвинутый оказался, у них там интернет есть, и ей разрешают через сеть свои поделки продавать. За отчисления храму, конечно. Но она не жаловалась, говорила, что уже по пять тысяч в месяц получается, и она копит деньги. Как будет достаточно, чтобы снять квартиру на первое время, найдёт работу и заберёт к себе дочку. В институте мечтает восстановиться, хотя бы на заочке. И я верю, что всё у неё получится, она дама стойкая.
- И я верю, - сказал я, не стесняясь слёз, текущих у меня по лицу. Ира – отличный психолог. Она знает, что мужчины тоже имеют право плакать.