Начну я с себя, чтобы было понятно, какое я имею отношение к этой истории. Итак, в детстве родители каждое лето отправляли меня в детский лагерь. У меня никогда это не вызывало восторга, я сложно заводил новые знакомства, был замкнут и любил читать, а не гулять. Так что друзей у меня было очень мало и я не умел контактировать с ровесниками. Неудивительно, что в лагере меня травили. Первая июльская ночь 2000-го года оставила глубокий шрам в моей психике, хотя позже ещё более глубокая рана заставила меня об этом почти забыть. Комнату (мы их называли по-больничному, "палаты") я делил с тремя не очень умными, но жутко хитрыми в своей отвратительной злобности дворовыми гопниками. С самого начала у нас не задались отношения. К 1 июля мы жили вместе уже около недели, и каждый день они пытались меня как-то поддеть или заставить делать что-то, над чем можно было бы посмеяться, пока один из них, его звали Никита, будто бы не бросил все попытки поиздеваться надо мной и предложил подружиться. Он был главарем этой небольшой шайки, поэтому остальные двое, их имена я не помню, тоже перестали меня поддевать, делились печеньем и сладостями. В общем, к 1 июля я успокоился и ослабил защиту. После отбоя часов в 11 вечера Никита предложил побегать наперегонки по огромному общему балкону, выход на который был из каждой "палаты", - по утрам там проводили зарядку. Мы вышли, как были: сразу из постелей, в майках и трусах. На счет "Три!" я побежал туда, куда мы договаривались бежать, а Никита и его друзья - обратно в комнату. Они заперли дверь и смеялись так, что один из тех двоих, чьих имен я не помню, упал на пол, схватившись за живот. А я стоял в одном белье, чувствуя ночной холод и огромную обиду за это предсказуемое предательство. Утром, когда меня увидел один из воспитателей, той троице изрядно досталось, а я переехал в другую комнату, - то была настоящая комната, одна из предназначенных для вожатых и воспитателей. В тот же день туда поселили Ванюшу.
Ванюша был сиротой. Мы видели, как их привезли, детей из детского дома, в тот же день, когда приехали мы, но позже на несколько часов. Оказалось, один из детей не мог найти какую-то игрушку, и вместо того, чтобы затащить рыдающего ребенка в автобус, весь персонал детдома и все старшие дети искали ту игрушку. Дети там были намного дружнее, чем в школах и детских садах. Но Ванюшу не любили. И он ни с кем не дружил. Сложно сказать, что случилось с ним, пока я трясся от холода на балконе. Было видно, что его побили, но своих обидчиков он не сдал, а о причинах молчал и почему-то улыбался. В той улыбке было какое-то чувство превосходства, словно он пострадал за что-то, что считал правильным.
Первая же ночь в одной комнате с Ванюшей заставила меня мечтать вернуться в "палату" с хитрыми злобными гопниками. Мы лежали и не могли заснуть, я обдумывал случившееся с Никитой, а Ванюша будто чего-то ждал. Я лежал уже около часа, слезы наворачивались на глаза, в горле саднило, но расплакаться при ребенке из детдома, которого только избили, мне не позволяла гордость. Вдруг раздался громкий шлепок в окно. Словно кто-то кинул в стекло что-то вроде пластилина... Сложно описать тот звук. Я дернулся и хотел уже встать, как Ванюша вскочил на ноги, крикнул на меня "Лежать!", - и подошел к окну. Он залез на подоконник, открыл форточку и с кем-то долго перешептывался. Я не слышал никакого другого голоса, кроме Ванюшиного. Сама ситуация не была такой уж невероятной. Мы были на втором этаже, но здание лагеря стояло на склоне холма, поэтому с нашей стороны из окна можно было не только выпрыгнуть, но и без труда забраться потом обратно. Я решил, что кто-то из детского дома пришел его навестить, и успокоился. Когда Ванюша закрыл форточку и зашторил окна, я уже засыпал. Было около 12 ночи, когда я проснулся от стонов. Это были жуткие звуки, как из самого ада. Оказалось, что стонет Ванюша. Видимо, ему снилось что-то очень страшное, потому что он так извивался в кровати, будто во сне с него заживо сдирают кожу. Он стонал почти всю ночь. Мне было страшно и неприятно. И я не мог заснуть, потому что он так шумел.
Через неделю мы с Ванюшей начали разговаривать друг с другом. До этого единственной фразой, обращенной ко мне, был тот приказ "Лежать!". Вам, может, тяжело в это поверить, но мы действительно вообще не говорили до той ночи, когда я решил ему поведать, что он жутко стонет по ночам. Я спросил его, что ему снится. Он ответил: "Разное...". "Ты - сирота?" - молчание - "Ну есть у тебя родители или нет?" - "Есть" - "И что с ними случилось?" - "Ничего". Я решил, что он просто не хочет говорить, поэтому перестал задавать вопросы, стало очень тихо. Я начал считать овец, как вдруг Ванюша добавил: "Они придут". Еще несколько дней все было так же: мы переговаривались немного, потом в окно стучали, Ванюша разговаривал с кем-то, я засыпал, потом просыпался, смотрел, как его крутит в кровати и слушал замогильные стоны.
Как-то во время ужина ко мне подсел один из детдомовских старших. Я обычно ел один, со мной почти никто не хотел связываться из-за той истории с балконом. Но детдомовским было наплевать, у них своя тусовка, свои законы. Со мной они не общались просто по той причине, что я был "домашний", - так они нас называли. Парень представился Кириллом, подождал, пока я представлюсь в ответ, но я промолчал. Тогда он немного склонил голову над тарелкой и стал громким шепотом рассказывать мне какую-то байку о существах, которые, по его мнению, преследуют Ванюшу, - он называл их "лжа". Лжа, по его рассказу, были довольно коммуникабельны. Писали письма, звонили по телефону, - в общем, ты не заподозришь подвох, пока не придет время заполнения документов по усыновлению. А когда оно придет, ничего не произойдет. Никто не придет. И если потом начать их искать, ты ничего не найдешь. Телефонные номера недействительны, адреса не существуют, имена принадлежат людям, которые про этот детдом никогда не слышали или уже умерли... В общем, все это будет похоже на розыгрыш. Мне вся эта история показалась безобидной, но Кирилл был очень серьезен. Я спросил, что если это правда розыгрыш, и эти "существа" - это на самом деле люди, которым нравится злобно шутить. Кирилл в ответ покачал головой, это не было похоже ни на "да", ни на "нет". "Согласись, что это неправильно" - "Да, неправильно" - "Поэтому ты должен сказать Ванюше, чтобы он перестал надеяться. Из наших он ни с кем не общается" - "А их кто-нибудь видел? Ну, говорил с ними лично?" - "Нет, их просто не существует. Ну... ты не поймешь". Я не стал говорит ему, что Ванюша перешептывается с кем-то через форточку, и либо вся его история про "лжа" - не в кассу, либо с кем-то из детдомовских он все-таки общается. "Скажи ему, ладно?" - "Скажу". Кирилл собирался уже вставать, но потом поставил поднос на стол, сунул руку в карман и достал конверт. "Вот" - он протянул мне письмо, адресованное Ивану У***ину. "Это они написали. Прочитай, если мне не поверил. Видишь имя в поле "от кого"?" - "Ага..." - "Его матери имя. И девичья фамилия. Которая до свадьбы была, если не понял. А она умерла".
Пока все были на дискотеке, мы с Ванюшей просто торчали в комнате. Он задремал, а я достал письмо, покрутил его в руках, осмотрел со всех сторон, - обычное письмо, запечатанное. Я попробовал открыть его так, чтобы можно было потом его обратно заклеить, но бумага расслоилась, и я просто разорвал конверт. В левом верхнем углу письма стояла дата "10.07.2000", - кто-то написал его совсем недавно, пару дней назад. Я точно не помню содержание письма, всего пару отрывков, которые врезались мне в память так сильно из-за того, что в них было написано.
"Тот сон, о котором ты вчера рассказал, - это всего лишь сон. Не бойся. [...] я знаю, что тебе тоскливо, но прости маму. Я не могла тебе ответить, могу только писать. [...] заберу тебя в субботу, тогда и поговорим. [...] Я обязательно всем отомщу"
Все это было очень странно. Странно, что это письмо попало к Кириллу, странно, что он дал его мне. Странно, что это письмо якобы написала его мать, которая вроде бы умерла. Я ничего не понимал, и мне становилось все страшнее и страшнее, потому что я не был более наблюдателем, теперь я в этом участвовал. Теперь я знал больше, чем знает сам Ванюша. И намного больше, чем знает Кирилл. А суббота начнется уже через 5 часов. О ней мне писать сложнее всего,- слишком много вопросов, - но отступать уже поздно.
Суббота началась с того, что пропал Кирилл. На утренней перекличке его не оказалось, кровать была заправлена, и все его подопечные клялись, что он лично их укладывал вечером, а потом ушел в свою "палату". Соседи по комнате говорили, что засыпали они все вместе. Кирилл травил какие-то страшные истории вперемежку с анекдотами, а проснулись они уже втроем. Почти все взрослые бросились искать Кирилла. Оставшиеся вожатые повели детей на завтрак. После завтрака нас рассадили по комнатам. Дальнейшее я помню смутно. Я вышел в туалет. Справив нужду, я подошел к раковине, чтобы помыть руки... Я очнулся на склоне холма, корпус летнего лагеря был от меня справа в сотне метров или даже ближе. Ладони жгло, я поднёс их к лицу и увидел кровавые полосы, словно кто-то бил меня чем-то тонким и хлёстким по рукам. Болела спина. Кажется, я упал с высоты на камни, и один из них впился мне в лопатку. Я закричал, но никто не пришел мне на помощь, только стая ворон взметнулась с орешника. Кое-как мне удалось подняться. Дойдя до парадного входа в здание, я почему-то остановился. Из носа закапала кровь. Наверное, у меня кончилась энергия, потому что не было сил даже упасть. Я привалился к двери и просто сполз по ней. Не знаю, кто меня нашел. Я очнулся в лазарете, в одной комнате с Кириллом, который просто лежал, уставившись в потолок. Он казался вполне невредимым в физическом плане. Я пытался с ним заговорить, но он даже не шевелился. Раз в пять-шесть секунд он моргал, и этим все признаки жизни и ограничивались.
Ванюша сбежал вечером в субботу, но не смог добежать даже до забора. Говорят, когда его поймали, он плакал, кусался и отбивался, поэтому пришлось его усмирить. В его кармане нашли то самое письмо, которое мне передал Кирилл. Видимо, Ванюша зачем-то рылся в моей тумбочке. После "усмирения" его положили в нашу с Кириллом палату. За один день лазарет выполнил месячную норму по травме. Ночью с субботы на воскресенье ничего не произошло. В воскресенье приходили незнакомые люди и расспрашивали меня, как я умудрился упасть с высоты на камни там, где даже высоких деревьев не было. Я не знал, поэтому просто молчал. Они думали, что я боюсь или скрываю, и задавали все эти вопросы снова и снова, каждый раз с такой наигранной лаской. После обеда они переключились на Кирилла, который вообще не реагировал, а потом - на Ванюшу, - тот просто рыдал все время. Ближе к ужину за мной приехали родители, и остальное я знаю только по рассказам своего вожатого. Я его случайно встретил через несколько лет в магазине.
Меня забрали в день окончания этой смены лагеря. То есть, в понедельник все разъехались. Детдомовцев с Кириллом и Ванюшей забрал отдельный автобус, - наверное, тот же "Икарус", который их туда привез. А дальше начинается самое странное. Говорят, Ванюша опять брыкался и кусался, пока не увидел водителя автобуса. Тут он успокоился и даже повеселел. Его хотели посадить в хвост автобуса, но он хотел сидеть впереди, рядом с выходом. Посовещавшись, они пересадили воспитательницу из детдома на два места вглубь салона, а Ванюшу - на желанное место. Кирилла положили на самые задние места. Он пускал слюни на колени директора детдома, который лично приехал из-за всего произошедшего. Итак, по дороге к детдому Икарус потерял управление. Вытаскивая пострадавших из смятого автобуса, спасатели недосчитались двоих: водителя и Ванюшу. Позже, убирая груду металлолома с обочины, нашли оторванную у локтя Ванюшину руку. Выжившая воспитательница клялась, что видела, как Ванюшу высосало во внезапно открывшуюся дверь, и этой рукой он уцепился за что-то в салоне. Потом автобус начал кувыркаться.
Повзрослев, я решил порасследовать это дело, но не нашел никаких заметок в газетах об этом случае. И в архивах детдома я тоже ничего не нашел. Задействовав связи, я смог поговорить с одним из гаишников, занимавшихся этим делом. Из разговора я узнал, что если водитель и был "лжа", то после себя он оставил много доказательств существования: подписи в путевых листах, зарплатные листы, - такого рода документация. При этом - никаких фотографий. Я не знаю, какая у него была фамилия, но что-то говорит мне, что она совпадала с фамилией Ванюши. Это бы объяснило то, что он успокоился, когда его увидел и то, что он очень хотел сесть поближе к водителю. Хоть я и взялся за расследование серьезно, никаких фактов о том, с кем общался Ванюша и кто слал ему письма, я не обнаружил. Выжившие детдомовские не захотели со мной общаться, а старшая воспитательница утверждала, что ни разу не слышала слово "лжа". Она предположила, что это производное от слова "ложь" и что меня просто хотели разыграть. А когда я рассказал, что значит "лжа", надеясь, что если слово ей незнакомо, то определение может о чем-то сказать, она испугалась, - я заметил, как у неё перехватило дыхание. "Знаете..." - она пыталась скрыть страх за показной злобой - "может, это что-то из местного детдомовского фольклора. Есть родители, которые дают надежду, а потом просто отказываются от усыновления. Это о них". Я уже собрался уходить, как вдруг заметил на её груди бейджик с именем: "Л****ец Жанна Алексеевна". На месте фотографии не было ничего. Стараясь не смотреть ей в глаза, я попрощался и двинулся к выходу. "Негодный мальчишка!" - вдруг закричала она. Я обернулся, ожидая нападения, но там позади ЛЖА била ивовым прутом по ладоням нашкодившего мальчишку, - "Сколько раз я тебе говорила не читать чужие письма?"
Мракопедия (с)
