Вьетнам + Перевод

5

Рэмбо продолжал идти, совершенно не скрываясь, чтобы было ясно, что он ни от кого не прячется. Тизл сейчас мог или бросить всю эту игру и оставить его в покое, или нет; и тогда Тизл будет тем, кто хочет проблем, а не он сам. Он шел по тротуару слева от дороги, глядя вниз, на струящийся и сверкающий на солнце поток. За ручьем возвышалась ярко-желтая, с виду недавно отполированная песком стена здания с балконами, нависающими над водой и вывеской наверху: «Исторический отель Мэдисона». Рэмбо силился понять, что такого исторического в здании, которое выглядело так, будто было построено в прошлом году.

В центре города он свернул на большой мост оранжевого цвета. Рэмбо шел по нему, скользя рукой по теплой краске, покрывающей металлический поручень, до тех пор, пока не дошел до середины. Он остановился, чтобы посмотреть на воду. День был изнурительно жарким, а быстрая вода внизу казалась такой холодной.

К поручням рядом с тем местом, где остановился Рэмбо, был приварен автомат с прозрачной колбой, полной шариков жевательной резинки. Он достал из кармана джинсов монетку в один цент, приготовился вставить её в щель, но вовремя остановился. Он ошибался. Автомат заполняла не жевательная резинка, а шарики гранулированного корма для рыб. На автомате была прикреплена маленькая металлическая табличка. «Покормите рыб», – гласила она, – «10 центов. Плата поступает в пользу Корпуса молодежи округа Бэзельт. Занятая молодежь - счастливая молодежь».

«Ага», – подумал Рэмбо, – «а кто рано встает, тому Бог под зад поддает».

Он снова начал смотреть на воду. Вскоре он услышал, как кто-то подошел к нему и встал сзади. Рэмбо не соизволил посмотреть на подошедшего.

– Пошли в машину!

Рэмбо сконцентрировался на воде. – Посмотрите, сколько внизу рыбы, – сказал он. – Должно быть, их тысячи. Как называется вот эта, золотистого цвета? Она не похожа на настоящую золотую рыбку, та не такая большая.

– Форель паломино, – услышал он сзади, – пошли в машину.

Рэмбо продолжал рассматривать воду. – Должно быть, это какая-то новая порода. Никогда о ней не слышал.

– Эй, парень, я с тобой разговариваю, смотри на меня!

Но Рэмбо не обернулся. – Я раньше любил порыбачить немного, – сказал он, – когда ребенком был. Но сейчас большинство рек или загрязнены, или в них всю рыбу уже выловили. В эту реку город специально запускает рыбу? Поэтому её тут так много?

Это было и в самом деле так. Город запускал рыбу в эту реку сколько Тизл себя помнил. Они с отцом часто приезжали сюда и смотрели, как работники рыбного хозяйства выпускают рыбу в реку. Работникам приходилось таскать рыбу из грузовика в ручей вёдрами, спускаясь вниз по склону к воде. Там они ставили ведра в воду и наклоняли их набок, чтобы радужно поблескивающие рыбины размером с человеческую руку выскользнули из ведра.

– Христа ради, смотри на меня! – сказал Тизл.

Рэмбо почувствовал, как за плечо его схватила рука. Он дёрнулся, чтобы освободиться. – Убери руки! – сказал он, продолжая глядеть вниз, на воду. Он почувствовал, что его хватают за плечо снова и на этот раз он развернулся. – Я сказал, – проговорил он, – руки убери!

Тизл ухмыльнулся: – хорошо, хочешь по-плохому, будет по плохому. Мне уже все равно.

Он снял наручники с пояса. – Дай сюда руки!

Рэмбо прижал руки к бокам. – Я серьезно – оставь меня в покое!

Тизл рассмеялся.

– Ты серьезно?, – сказал он и засмеялся снова. – Ты серьезно, и я, если до тебя не доходит, тоже серьезно! Рано или поздно, ты окажешься в машине. Вопрос только в том, сколько силы мне придется применить для этого.

Он положил левую руку на пистолет и улыбнулся. – Это же так просто, пройти со мной в машину. К чему тут разводить все это?

Проходящие мимо люди с любопытством поглядывали на них.

– Ты достанешь его, – проговорил Рэмбо, глядя на руку Тизла, лежащую на пистолете. – Раньше я думал, что ты не такой, как все. Но теперь я вижу, что таких психов как ты, я уже встречал.

– Значит тебе повезло больше, чем мне, – сказал Тизл, – потому что такие типы как ты, мне точно еще не попадались.

Он прекратил улыбаться и его большая ладонь обхватила рукоятку пистолета. – Пошел!

«Ну вот и всё», решил Рэмбо. Один из них должен был остыть, или Тизлу придется плохо. Очень плохо. Он смотрел на руку Тизла, лежащую на пистолете в кобуре и думал: «проклятый тупой коп, прежде чем ты вытащишь этот пистолет, я успею выдернуть тебе руки и ноги из суставов. Я превращу твое адамово яблоко в пюре и переброшу тебя через поручни вниз. И тогда рыбам действительно будет чем полакомиться».

«Но разве можно убивать только за это», – неожиданно спросил он себя, – «убивать просто так». Мысль о том, что он может сделать с Тизлом помогла ему утолить свой гнев и взять себя в руки. Раньше он не мог так себя контролировать и при мысли об этом ему стало лучше. Шесть месяцев назад, после выписки из госпиталя, он был не способен сдерживать себя. В Филадельфии в баре какой-то парень всё лез впереди него, чтобы увидеть, как танцовщица гоу-гоу снимет с себя трусы, и за это Рэмбо сломал ему нос. Месяц спустя, в Питсбурге, он порвал глотку большому негру, который угрожал ему ножом у озера в парке, где Рэмбо решил заночевать. Негр был с другом, который пытался убежать, но Рэмбо преследовал его по всему парку и, наконец, настиг его в тот момент, когда он пытался завести свой кабриолет.

«Нет, нет, не стоит того», – сказал он себе, – «всё в порядке».

Пришел его черед улыбаться.

– Окей, давайте прокатимся еще раз, – сказал он Тизлу. – Но я не вижу в этом смысла. Я все равно вернусь обратно в город.

Глава 4. Хитрые приемчики американских полицейских.

4

Тизл ждал его.

Миновав парнишку, он стал смотреть в зеркало заднего вида. Парень оставался там, отражаясь в зеркале и становясь всё меньше и меньше. Но он всё стоял, не двигаясь с места. Он стоял и стоял без движения на краю дороги, смотря на удаляющуюся машину. Стоял и смотрел, стоял и смотрел.

«Ну, в чём дело, малой?» – подумал Тизл. «Давай, уходи».

Но парень не двигался. Он просто продолжал стоять там, всё уменьшаясь в размерах и смотря вслед машине. Затем между скалами начался резкий спуск по направлению к городу, и Тизл больше не мог видеть его в зеркале.

«Бог ты мой, ты планируешь вернуться обратно», – внезапно понял он, мотнув головой и издав резкий смешок. – «Ты и в самом деле хочешь вернуться».

Он свернул направо на боковую улицу и проехал четверть квартала между рядами серых дощатых домиков. Повернув еще раз в боковой проезд, мощеный гравием, он сдал назад и встал так, чтобы нос машины был направлен прямо на главную улицу, по которой он только что проехал. Затем он оперся об руль и закурил сигарету.

Этот взгляд парнишки… Боже правый, он и в самом деле решил вернуться. Тизл не мог этого просто так оставить.

С того места, где Тизл поставил машину, вся дорога просматривалась как на ладони. Движение было не очень интенсивным; днем в понедельник всегда так, поэтому мальчишка не сможет проскользнуть по тротуару на другой стороне, спрятавшись за потоком машин.

Тизл наблюдал. Улица, на которую он свернул, образовывала с дорогой Т-образный перекресток. По дороге в обоих направлениях двигались легковушки и грузовики, тротуар шел по дальней стороне улицы, за ним, параллельно дороге протекал ручей, а за ручьем стоял старый «Дворец Танцев» города Мэдисон. Месяц назад его приговорили к сносу. Тизл вспомнил, как, учась в средней школе, он подрабатывал там парковщиком по пятницам и субботам. Хоги Кармайкл (популярный американский композитор-песенник и джазмен 30-х – 50-х годов, прим. перев.) однажды чуть было не устроился туда работать, но владельцы так не смогли пообещать ему достаточно щедрые гонорары.

«Но где же мальчишка? Может быть, он все же не придет? Может, он и в самом деле решил уйти? Нет, я видел этот взгляд. Он придет.»

Тизл глубоко затянулся сигаретой и вскинул взгляд вверх, на зелено-коричневые вершины гор, сгрудившихся на горизонте. Внезапный порыв холодного ветра принес запах сухих листьев и затих.

– Тизл вызывает участок, – проговорил он в микрофон автомобильной радиостанции, – почта уже пришла?

Шинглтон, радист дневной смены, ответил, как всегда быстро. Голос его пробивался сквозь помехи: – Так точно, сэр. Я уже проверил, нет ли чего для вас. Боюсь, от вашей жены ничего нет.

– А от юриста? Или, может быть, просто из Калифорнии, только конверт она не подписала?

– Это я тоже проверил, шеф. Извините, ничего.

– Что-нибудь важное происходило?

– Нет, только дорожное освещение кое-где погасло, но я сообщил уже дорожным службам, чтобы починили.

– Если это всё, я возвращаюсь назад через несколько минут.

Ожидание парня стало тягостным. Он хотел вернуться обратно в участок и позвонить ей. Она ушла три недели назад, обещала написать не позднее, чем сегодня и не написала. Ему уже было всё равно, что он дал ей обещание не звонить, он всё равно сделает звонок. Может быть, она всё обдумала и изменила свое решение.

Но он сомневался в этом.

Он закурил еще одну сигарету и посмотрел вбок. На крыльце дома появились женщины, которые наблюдали за тем, что он собирается делать. Ну и хватит, решил он. Тизл выбросил сигарету в окно, включил зажигание и выехал обратно на главную дорогу, чтобы выяснить, куда же провалился тот парень.

Никого на горизонте.

Ну вот. Он ушел и этот его взгляд был просто для отвода глаз, чтобы Тизл подумал, будто он собирается вернуться.

Решив так, Тизл направился в участок и через три квартала внезапно увидел знакомого мальчишку на тротуаре с левой стороны, прислонившегося к проволочному забору у ручья. Он дал по тормозам так резко и внезапно, что машина, едущая за ним, врезалась прямо ему в зад.

Человек, въехавший в него, сидел в шоке за рулем, прикрыв рот ладонью. Тизл открыл дверь и, на секунду уставившись на человека за рулем, подбежал к мальчишке, стоявшему у забора.

– Как ты пробрался в город, что я тебя не увидел?!

– Волшебство!

– Садись в машину!

– И не подумаю!

– Подумай еще раз.

Вслед за машиной, врезавшейся в седан Тизла выстроилась пробка. Её водитель уже стоял посреди дороги, тупо уставившись на разбитые задние фары полицейской машины и тряся головой. Открытая дверь машины Тизла перекрывала встречную полосу, создавая помеху движению. Водители жали на клаксоны; покупатели и продавцы магазинов, находящихся через дорогу, выглядывали в окна.

– Слушай, – сказал Тизл, – я собираюсь разобраться с пробкой, и когда я закончу, ты будешь сидеть в моей машине!

Они взглянули друг другу прямо в глаза. Вслед за тем Тизл обратился к парню, выехавшему в его машину. Его голова все еще тряслась в шоке.

– Водительское удостоверение, страховку и документы на машину, – сказал ему Тизл, – пожалуйста.

Он подошел к своей машине и закрыл водительскую дверь.

– Но я просто не мог остановиться!

– Вы не соблюдали дистанцию.

– Но, вы слишком резко затормозили.

– Это неважно. Согласно закону, виновата всегда машина, едущая сзади. Вы подъехали слишком близко для аварийного торможения.

– Но…

– Я не собираюсь с вами спорить, – прервал его Тизл. – Пожалуйста, дайте мне ваши права, страховку и документы на машину.

Он взглянул на мальчишку, но того, разумеется, и след простыл.

Третья глава.

3

Патрульная машина стояла прямо напротив выхода.

– Садись, – сказал Тизл, дергая свою мокрую рубашку на груди. – Черт, жарковато для первого октября. Не пойму, как ты не спекся в этой твоей теплой фуфайке.

– Я не потею.

Тизл взглянул на него: – Уверен, что так.

Он бросил сигарету в канализационный сток, и они сели в машину. Рэмбо смотрел, как мимо них проносятся машины и проходят люди. На ярком солнце после темного угла у стойки у него заболели глаза. Какой-то человек, проходивший мимо машины, помахал Тизлу, и Тизл помахал в ответ. Затем он отъехал от тротуара и вырулил на дорогу, выждав разрыв в потоке машин. На этот раз он ехал быстро.

Они проехали мимо строительного магазина, мимо рынка подержанных машин, мимо стариков, сидящих на скамейках и курящих сигары, мимо женщин толкающих перед собой коляски с детьми.

– Посмотри на этих женщин, – сказал Тизл, – такой жаркий день, а у них не хватает ума, чтобы сидеть с детьми дома.

Рэмбо не счел нужным смотреть туда, куда указывал Тизл. Он просто закрыл глаза и откинулся назад. Когда он открыл их, машина уже ехала между двумя скалами вверх по дороге туда, где за знаком «Вы покидаете Мэдисон» свисали чахлые побеги кукурузы. Тизл резко затормозил на обочине и повернулся к Рэмбо.

– Давай-ка проясним ситуацию, – сказал он, – я не хочу, чтобы в моем городе ошивался безработный бомж. Всё что я знаю, так это то, что вслед за тобой в город вскоре нагрянет толпа твоих дружков, которые будут клянчить еду, воровать, толкать наркоту. Честно говоря, я уже почти готов закрыть тебя за неподчинение, но понимаю, что парням в твоем возрасте свойственно совершать ошибки. Вы еще не доросли до того, чтобы рассуждать, как взрослые люди, и поэтому я должен проявить снисхождение. Но если ты снова вернешься назад, я тебе так всыплю, что ты не поймешь, отчего именно у тебя горит жопа – от того, что её продолбили, или оттого, что её клевала стая ворон. Я достаточно ясно выразился? Это понятно?

Рэмбо схватил пакет с обедом и свой спальный мешок и вышел из машины.

– Я задал тебе вопрос!, – сказал Тизл через открытую пассажирскую дверь. – Я хочу знать, что ты услышал меня и не вернешься обратно.

– Я услышал тебя, – сказал Рэмбо, закрывая дверь.

– Тогда, черт побери, делай то, что тебе сказано!

Тизл надавил на педаль газа, и машина сорвалась с обочины, гравий полетел на раскаленный асфальт. Резким полицейским разворотом, визжа покрышками, он лег на обратный курс и помчался в город. На этот раз он не сигналил, проезжая мимо.

Рэмбо смотрел как удаляется полицейская машина до тех пор, пока она не исчезла под холмом между двумя утесами. Когда он уже не мог видеть её, он перевел свой взгляд на кукурузные поля, затем на горы в отдалении и, наконец, на ослепительно-белое солнце на небосводе. Он принял решение. Взявшись за веревку, обвивающую его спальный мешок, он вскинул его на плечо и снова направился в Мэдисон.

У подножия холма, на въезде в город, дорогу обрамляли деревья - наполовину зеленые, наполовину красные. Красные листья преобладали на ветках, свисающих над дорогой. «Это от выхлопных газов», – подумал он, – «они погибают молодыми из-за газов».

Трупы животных были разбросаны на дороге там и сям, вероятно сбитые машинами. Они полуразложились на солнце и были покрыты мухами. Вот кошка, тигровый окрас - видимо, хорошая была киса. Вот кокер-спаниель, кролик, вот белка. Это еще одна черта, которой наградила его война - повышенное внимание к мертвым существам. Они его не страшили, скорее ему было любопытно, как именно они все нашли свой конец.

Он шел мимо них по правой стороне дороги, голосуя, чтобы найти попутку. Его одежда пожелтела из-за покрывшего её слоя пыли, его длинные волосы и борода стали еще более грязными и из всех, кто притормаживал возле него, никто не остановился.

– Ну почему бы тебе не привести себя в порядок? – думал он. – Побрейся и подстригись. Почисти одежду. И тогда тебя кто-нибудь да подберет.

– Почему? Да потому. Бритва – это одна из тех вещей, из-за которых тяжело идти, если их все таскать с собой. Стрижка будет забирать деньги, которые можно потратить на еду. Да, и даже если начать бриться – нельзя спать в лесу и выглядеть при этом как принц.

– Но тогда зачем ты идешь обратно, раз ты все равно спишь в лесу?

На этом его мысли окончательно спутались, свернулись в клубок и вновь вернулись к войне.

– Думай о чем-нибудь другом, – сказал он себе. – Почему бы не развернуться и не уйти? Зачем возвращаться в этот городишко? В нём нет ничего такого.

– Потому, что я имею право сам решать, куда мне идти. Мне никто не нужен, чтобы решать за меня.

– Но этот коп более дружелюбен, чем другие, до него. Он разумнее. Зачем докапываться до него? Делай как он сказал.

– Я не возьму в руки мешок с дерьмом только потому, что тот, кто мне его протягивает, делает это с улыбочкой. Мне наплевать, насколько он дружелюбен. Важно лишь то, как он поступает.

– Но вид-то у тебя ведь и в самом деле еще тот, как будто от тебя и вправду стоит ждать неприятностей. В этом он прав.

– Я тоже прав. Я прошел пятнадцать чертовых городов, и везде со мной было всё то же самое. Этот раз будет последним. Я больше не потерплю такого блядского обращения с собой.

– Почему бы не объяснить ему всё, прояснить ситуацию? Или ищешь проблем? Ждешь не дождешься экшена, так что ли? Чтобы ты мог показать ему, какой ты крутой?

– Я не обязан ни ему, ни кому-либо еще ничего объяснять. После всего того, через что я прошел, я имею право ничего не объяснять.

– По крайней мере, расскажи ему про свою медаль, про то какой ценой она тебе досталась.

Уже было слишком поздно, чтобы остановить бегающие по кругу мысли. Он вновь вернулся на войну.

Вторая глава. Суровые нравы американской глубинки конца 60-х.

2

Воздух был липким от разлитого в нём запаха горячего жира. Рэмбо смотрел на старуху за стойкой, которая пристально разглядывала через бифокальные линзы своих очков его одежду, волосы и бороду.

– Два гамбургера и колу, - сказал он ей.

– На вынос!, – услышал он сзади.

Он взглянул на отражение в зеркале, висящем за стойкой и увидел Тизла, стоящего в дверном проеме. Он распахнул стеклянную дверь закусочной во всю ширь и когда он вошел, дверь захлопнулась за ним с сильным грохотом.

– И давайте-ка поскорее, Мерл, – сказал Тизл, – этот парень очень-очень спешит.

Посетителей в заведении было немного, кто-то сидел за стойкой, другие на диванчиках за столами. Рэмбо увидел в зеркале, как они все прекратили жевать и уставились на него. Но после того, как Тизл просто прислонился к музыкальному автомату у двери, стало понятно, что ничего серьезного не ожидается, и посетители вновь вернулись к еде.

Старуха за стойкой в замешательстве наклонила свою седую голову набок.

– Ах да, Мерл, пока вы разбираетесь с этим, как насчет кофе по-быстрому? – сказал Тизл.

– Как вам угодно, Уилфред, – ответила она, не отойдя еще от удивления, и направилась готовить кофе.

Тем самым Рэмбо остался один на один с Тизлом, разглядывая его в зеркале, в то время как Тизл смотрел прямо на Рэмбо. Напротив планки с именем на рубашке Тизла был прикреплен знак Американского Легиона (американская патриотическая организация, объединяющая ветеранов, создана после Первой мировой войны - прим. перев.). «Интересно. в какой войне ты участвовал» – подумал Рэмбо, – «для Второй мировой ты слишком молод». Он повернулся на стуле лицом к Тизлу.

– Корея? – спросил он, указывая на значок.

– Так точно, – сухо ответил Тизл.

И они продолжили смотреть друг на друга. Взгляд Рэмбо упал ниже, на левый бок Тизла и на его пистолет. Удивительно, но это был не стандартный полицейский револьвер, а полуавтоматический пистолет, и по его большой рукояти Рэмбо определил, что это 9-ти миллиметровый «браунинг». Ему самому приходилось пользоваться таким «браунингом». Рукоятка была такой большой потому, что в ней скрывался магазин на целых тринадцать патронов вместо обычных семи или восьми, как в большинстве пистолетов. Одним выстрелом из такого завалить человека было трудно, но вы можете быть уверены - это нанесет ему очень серьезную рану, еще два выстрела точно прикончат его, и у вас еще останется десять патронов для остальных. Рэмбо был вынужден признать, что Тизлу это оружие было вполне под стать. Тизл был ростом в пять футов и шесть, может семь дюймов. Для человека небольшого роста такой большой пистолет должен был быть неудобным, но в случае с Тизлом это было не так. Рэмбо думал, что для того, чтобы охватить такую рукоятку рукой, нужно иметь внушительную комплекцию в целом. Но затем он взглянул на руки Тизла и был поражен их размерами.

– Я тебя предупреждал насчет того, чтоб ты не пялился, – проворчал Тизл.

Прислонившись к музыкальному автомату, он отлепил взмокшую рубашку от груди. Левой рукой он достал сигарету из пачки в кармане рубашки, зажег её, разломив при этом спичку пополам, а затем подошел к стойке и к сидящему за ней Рэмбо, посмеиваясь и весело тряся головой.

– Ну что, думал меня надуть? – сказал он.

– И не пытался.

– Конечно нет. Конечно не пытался. Ты просто меня надул, не так ли?

Старуха поставила перед Тизлом кофе и повернулась к Рэмбо: – Как вам приготовить бургеры? Как обычно, или как из сада-огорода?

– Что?

– Обычные, или с гарниром?

– Добавьте лука побольше.

– Как пожелаете.

И она вышла готовить гамбургеры.

– Ты точно надул меня, – сказал Тизл Рэмбо и вновь странно улыбнулся, – ты определенно меня оставил в дураках.

Он нахмурился, увидев грязный пучок хлопка, торчащий из прорехи на стуле рядом с Рэмбо и брезгливо присел.

– Я хочу сказать, что ты вел себя так, будто ты умный парень. И ты говорил, как умный, поэтому я подумал, что ты уловил намек. Но затем ты приперся обратно и дуришь меня, что заставляет меня думать о том, что ты не такой умник, как кажешься. С тобой что-то не так? Я прав?

– Я голоден.

– Мне это не интересно, – сказал Тизл, затягиваясь сигаретой.

Она была без фильтра и после выдоха он сплевывал частички табака, прилипшие к его языку и губам. – Парень вроде тебя должен иметь достаточно мозгов, чтобы носить с собой свой обед. Типа, на черный день, как у тебя сейчас.

Он поднял кувшинчик со сливками, чтобы вылить их в кофе, но разглядев на донышке частички прилипшего к нему творога, состроил кислую мину.

– Тебе нужна работа? -спросил он тихо.

– Нет.

– Значит, у тебя уже есть работа?

– Нет, работы у меня нет. Мне она не нужна.

– Это называется – бродяга.

– Называйте как вам вздумается, черт возьми.

Кулак Тизла обрушился на стойку подобно выстрелу: -Следи за языком!

Взоры всех в закусочной обратились к Тизлу. Он оглядел присутствующих взглядом, улыбнулся, как будто только что сказал что-то забавное и склонился ниже над стойкой, чтобы отпить кофе.

– Ну и разговоров у них будет теперь. Он улыбнулся опять и вновь затянулся сигаретой, сплевывая очередные частички табака с языка. Шутки кончились.

– Послушай, я этого не потерплю. Это твое барахло, одежда и волосы и все остальное. Известно ли тебе, что когда ты вернулся в город по главной улице, ты торчал там прям как черный? Мои ребята доложили мне по радио о тебе через пять минут после того, как ты вернулся.

– Почему так долго?

– За языком следи! – сказал Тизл, – я тебя предупреждал.

Он как будто хотел сказать что-то еще, но в этот момент старуха подала Рэмбо полупустой бумажный пакет и сказала:

– Бакс, тридцать один цент.

– За что? Тут есть нечего.

– Вы сказали, вам нужен гарнир.

– Просто заплати ей, – сказал Тизл.

Она держалась за пакет до тех пор, пока Рэмбо не отдал ей деньги.

– Окей, пойдем, – сказал Тизл.

– Куда?

– Туда, куда я отведу тебя.

Он опустошил свою чашку четырьмя быстрыми глотками и положил на стойку четвертак: – Спасибо, Мерл.

Когда они вдвоем выходили наружу, все взгляды были обращены на них.

– Да, чуть не забыл, – сказал Тизл. – Эй, Мерл, еще одно: как насчет того, чтобы мыть кувшинчик под сливки?

Кто не слышал о Джоне Рэмбо? Все слышали о Джоне Рэмбо. Кто смотрел фильм? Все (ну, почти) смотрели фильм(мы). А кто читал замечательную книгу замечательного американского писателя Дэвида Морелла, по которой был снят самый первый (и самый лучший, на мой взгляд) фильм? Думаю, гораздо меньше людей, чем посмотрели фильм. А жаль.
Книга эта, на мой взгляд, очень достойная, она гораздо глубже и драматичнее даже первого фильма, не говоря уже о последующих. Это, без скидок, серьезная социальная драма на тему, которая, в принципе не так уж чужда и современной России с её молодыми ветеранами многочисленных "горячих точек".

К сожалению, единственный существующий перевод книги "Первая кровь" на русский язык был сделан в 1992 году и он, по моему мнению, не очень хорош. Например, без перевода зачастую были оставлены целые предложения и пассажи оригинала, язык упрощен и зачастую неестественнен.

"А почему бы мне самому не заняться переводом этой книги?" - подумал я. Заодно попрактикуюсь в английском и в написании художественных текстов.

Перевод пока в процессе, буду выкладывать по главам. Замечания, предложения и комментарии приветствуются.

собственно сам текст ниже. Сначала будет предисловие автора и первая глава.

Дэвид Морелл

Первая кровь

Предисловие

Летом 1968 года мне, аспиранту Университета штата Пенсильвания, было 25 лет. Моей специализацией была американская литература. К тому моменту я уже закончил дипломную работу по Эрнесту Хемингуэю и начал работать над диссертацией по Джону Эрнсту (имеется в виду Стейнбек, прим перев.). Но в глубине души я всегда хотел стать писателем.

Я знал, что немногие писатели сумели заработать на своем мастерстве, поэтому я решил стать литературоведом, так как это занятие позволило бы мне проводить время среди книг и дало бы мне возможность писать. Один из преподавателей пенсильванского университета, Филипп Класс, который писал научную фантастику под псевдонимом Уильям Тенн, дал мне множество щедрых советов по техникам написания художественного текста. Но, как отмечал Класс: «Я могу научить вас, как писать, но не о чем писать».

О чем же я мог бы написать?

Совершенно случайно я однажды увидел телевизионную передачу, которая изменила мою жизнь. Это были вечерние новости на канале CBS, в которых в этот жаркий августовский вечер ведущий Уолтер Кронкайт противопоставлял два сюжета, чье столкновение молнией вторглось в мое сознание. В первом сюжете была показана перестрелка во Вьетнаме. Вспотевшие американские солдаты ползли по джунглям, ведя огонь очередями из своих М-16, чтобы отразить атаку противника. Пули, летящие в них, поднимали фонтанчики грязи и кромсали листву. Медики отчаянно боролись за жизнь раненых. Офицер выкрикивал координаты в рацию, требуя поддержки с воздуха. Усталость, решимость и страх на лицах этих солдат были пугающе яркими.

Во втором сюжете показывалась битва другого рода. В это душное лето американскую глубинку захлестнула волна насилия. На этих кошмарных кадрах национальные гвардейцы, стискивая свои М-16, пробирались среди мусора на горящих улицах, уклоняясь от летящих в них камней, опасаясь снайперов, засевших среди разбитых машин и выпотрошенных домов.

Каждый из этих репортажей, обескураживающих самих по себе, становился вдвойне страшным в сопоставлении одного с другим. В этот момент мне пришло в голову, что если бы я выключил звук, если бы я не слышал комментариев репортера, объясняющего, что я вижу, я бы подумал, что оба сюжета показывают с разных сторон один и тот же кошмар - перестрелку в окрестностях Сайгона и бунт в самом городе. Или бунт в американском городе и сражение в его окрестностях. Во Вьетнаме и в Америке.

«А что, если?»: подумал я. Эти волшебные слова являются семенем, из которого вырастает любой художественный замысел. Что, если я напишу книгу, в которой война во Вьетнаме в буквальном смысле слова пришла в Америку? На американской земле не было войн со времени окончания гражданской войны в 1865 году. Поскольку Америка раскололась на два лагеря по поводу войны во Вьетнаме, может быть пришло время написать книгу, в которой обыгрывалось бы фундаментальное разделение нашего общества, которая показала бы ужасы войны прямо у нас под носом.

Я решил, что герой книги, вокруг которого разворачиваются события, должен быть ветераном Вьетнама, «зеленым беретом», который после выполнения нескольких опасных заданий попал в плен, бежал, и вернулся домой, получив высшую американскую воинскую награду – Почетную медаль Конгресса. Но он также должен был принести с собой из Юго-восточной Азии и то, что мы теперь называем посттравматическим синдромом. Преследуемый кошмарами о том, что ему приходилось делать на войне, озлобленный равнодушием и иногда враждебностью гражданских к тому самопожертвованию, которое он проявил ради своей страны, он должен был быть отвергнут обществом, превратившись в бродягу, путешествующего по захолустным дорогам страны, которую он любил. У него должны были отрасти волосы, он должен был перестать бриться, он должен был носить свои нехитрые пожитки в свернутом спальном мешке, переброшенном через плечо и выглядеть так, как выглядели тогда те, кого называли «хиппи». Его я представлял себе как нехитрую аллегорию мятежника, смутьяна.

У него должно было быть имя… Я спрашивал себя о том, какое имя ему дать, больше, чем о чем-либо еще. Одним из языков, которые я изучал в аспирантуре, был французский. И как то раз, в один осенний день, я, выполняя учебное задание, был поражен разницей между тем, как выглядело и как произносилось имя того автора, чью книгу я читал - Рэмбо (Rimbaud). Час спустя моя жена пришла домой из магазина, где она покупала фрукты. Она, обронила, что купила несколько яблок сорта, о котором она раньше никогда не слышала - Рэмбо (Rambo). Имя французского автора и название сорта яблок столкнулись, и в них мне послышалось звучание силы.

В то время как Рэмбо олицетворял мятеж, мне нужен был кто-то, кто бы олицетворял порядок. Его я почерпнул из другого выпуска новостей, на этот раз, газетного, возмутившего меня до глубины души. В одном городков американского Юго-Запада, группа хиппи, путешествующих автостопом, была задержана местной полицией. Их раздели догола, облили из шланга и остригли - не только бороды, но и волосы. Затем им вернули одежду и вывезли на пустынную дорогу, где их бросили, и откуда до ближайшего поселения им было идти миль тридцать. Я вспомнил оскорбления, которым я сам подвергался из-за своих недавно отрощенных усов и длинных волос. «Почему не подстрижешься? Что за черт, ты мужчина, или женщина?». Я задался вопросом – какова бы была реакция Рэмбо на то унижение, которому подверглись те хиппи?

В моем романе представителем порядка стал шеф полиции Уилфред Тизл. Пытаясь уйти от стереотипов, я хотел сделать его настолько сложной фигурой, насколько позволил бы мне сюжет. Я сделал Тизла достаточно старым, чтобы он годился Рэмбо в отцы. Это создало разницу в поколениях, а также позволило добавить Тизлу такую сторону характера, как желание иметь сына. Далее, я решил, что Тизл должен быть героем войны в Корее, обладателем Креста за выдающуюся службу - второй награды в иерархии после Почетной медали Конгресса. В его характере были и другие черточки и в каждом случае, моим намерением было сделать его обладателем столь же убедительной мотивации и столь же понятных убеждений, что и у Рэмбо, потому, что те точки зрения, что разделили Америку, проистекали из глубоких и самых лучших побуждений.

Чтобы сделать акцент на полярности этих точек зрений, я структурировал роман так, чтобы сцены, описываемые с точки зрения Рэмбо, сменялись сценами, описываемыми с точки зрения Тизла, далее опять с точки зрения Рэмбо, потом опять с точки зрения Тизла. Эта тактика, как я надеялся, должна была заставить читателя идентифицировать себя с обоими из персонажей и, в то же время, заставить его почувствовать отстраненность от них. Кто герой, кто злодей? Оба они герои, или оба они злодеи? Финальное противостояние между Рэмбо и Тизлом должно было показать, что в этой микрокосмической версии вьетнамской войны и отношения американцев к ней, эскалация насилия приводит к краху. Никто из них не победил.

Из-за ограничений, накладываемых учебой в аспирантуре, я не смог завершить «Первую кровь» до тех пор, пока не закончил пенсильванский университет, и не отработал год в качестве преподавателя в университете штата Айова. После публикации романа в 1972 году он был переведен на восемнадцать языков и в конце концов лег в основу широко известного фильма, снятого в 1982 году. Если вы знакомы только с фильмом, конец романа будет для вас пугающим сюрпризом, но телестудия сменила концовку и, как следствие, сумела снять еще два продолжения. К этим фильмам я не имею никакого отношения. Тем не менее, я написал новелизации каждого из них в попытке добавить жизни персонажам, которой они были лишены в поздних фильмах.

Не то, чтобы я возражал против этих фильмов. Они довольно зрелищные и захватывающие. В то же самое время, я осведомлен о тех противоречивых оценках, которые они вызвали и я думаю, что это довольно иронично, что роман о политической поляризации Америки (за и против войны во Вьтенаме) вызвал к жизни фильмы, которые спровоцировали схожую поляризацию (за и против Рональда Рейгана) десятилетие спустя после выхода книги.

Иногда я сравниваю книги про Рэмбо и фильмы с поездами, которые похожи друг на друга, но двигаются в разных направлениях. Иногда я думаю о Рэмбо, как о своем сыне, который вырос и вышел из под контроля отца. Иногда я вижу имя Рэмбо в газете, в журнале, слышу его по радио, по телевизору в отношении политиков, финансистов, атлетов, кого угодно. Его используют то как существительное, то как прилагательное, то как глагол. И тогда мне приходится напоминать себе, что если бы не те вечерние новости на CBS, не француз Рэмбо, не моя жена, не название сорта яблок, не Филипп Класс и не мое настойчивое желание быть писателем, новое издание Оксфордского словаря английского языка никогда бы не цитировало мой роман как источник создания нового слова.

Рэмбо. Непростой человек, загнанный, измученный, слишком часто непонятый. Если вы слышали о нем, но никогда раньше его не встречали, он вот-вот удивит вас…

Дэвид Морелл

Часть первая

1

Его звали Рэмбо и на первый взгляд он был обычным, ничем не примечательным пареньком, стоящим у бензоколонки на окраине Мэдисона, штат Кентукки. У него была длинная, окладистая борода, его волосы свободно свисали из-за ушей на шею, его рука была вскинута над землей в попытке тормознуть какую-нибудь из машин, заезжающих на заправку. Он стоял, перенеся вес тела на одну ногу и держа в руке бутылку кока-колы, его свернутый спальный мешок покоился возле его ботинок на мостовой и при взгляде на него было совершенно невозможно предположить, что уже завтра, во вторник большая часть полиции округа Бэзельт будет охотиться на него. Ну и уж точно никто бы не подумал, что в четверг он будет бегать от национальной гвардии штата Кентукки, полиции шести округов и добрых горожан всей округи, любящих пострелять.Но в этот момент, глядя на него, грязного и оборванного у колонки на заправке, вы никогда бы не смогли понять, что за парень был Рэмбо, или из-за чего произойдет с ним все вышеописанное.

Рэмбо, впрочем знал, что напрашивается на неприятности. Большие неприятности, если он не будет осторожен. Машина, которую он пытался остановить, чуть не переехала его, выезжая с заправки. Работник бензоколонки запихнул в свой карман чек, книжку с отрывными купонами и ухмыльнулся, глядя на след от покрышки, оставшийся на горячем битуме прямо возле ноги Рэмбо. Затем из дорожного потока вынырнул полицейский седан, направившись прямо к нему. Он понял, что это начало уже давно знакомой ему череды событий и напрягся. «О, Боже, нет. Не в этот раз. В этот раз меня не проймешь».

На борту машины красовалась надпись «Шеф полиции, Мэдисон». Она остановилась прямо напротив Рэмбо покачивая радиоантенной. Полицейский, сидевший за рулем, нагнулся, открывая пассажирскую дверь. Он скользнул взглядом по покрытым грязью ботинкам Рэмбо, ветхим залатанным джинсам с разлохмаченными подворотами и заплатой на одной из штанин, по синей фуфайке, покрытой пятнышками чего-то, похожего на засохшую кровь, по охотничьей куртке из оленьей кожи. Взгляд его задержался на бороде и длинных волосах. Нет, кажется не они беспокоили его. Это было что-то иное, на что он не мог указать прямо.

– Ну ладно, давай залезай, – сказал он.

Но Рэмбо не сдвинулся с места.

– Я сказал, залезай, – повторил полицейский. – Тебе не жарковато в этой фуфайке?

Но Рэмбо молча глотнул колу, вскинул глаза, взглянув вдоль улицы на проезжающие машины, снова бросил взгляд на полицейского в патрульной машине и… остался стоять где стоял.

– У тебя со слухом проблемы? – Спросил полицейский. – Садись, пока я не вышел из себя.

Рэмбо изучал его взглядом так же, как за мгновение до того полицейский изучал его: за рулем сидел невысокий, коренастый мужчина. Морщины в уголках глаз, неглубокие оспинки на щеках, делавшие их похожими на выщербленную древесину.

– Не пялься на меня! - сказал полицейский.

Но Рэмбо продолжал изучать его: серая форма, верхняя пуговица на рубашке расстегнута, галстук ослаблен, рубашка на груди потемнела от пота. Рэмбо не смог определить, какой у него пистолет - тот был пристегнут на левом боку, невидимый со стороны пассажира.

– Я что сказал? – вопрошал полицейский, – не люблю, когда пялятся.

– А кто любит?

Рэмбо оглянулся еще раз и подобрал свой спальный мешок. Сев в машину, он положил его между собой и полицейским.

– Давно ждешь? - спросил полисмен.

– Час с того момента, как сюда пришел.

– Ты мог бы и дольше тут проторчать. Люди здесь обычно не берут автостопщиков. Особенно таких, которые выглядят как ты. Это незаконно.

– Выглядеть как я?

– Не умничай. Я имел в виду, что езда автостопом у нас запрещена. Слишком много людей сперва подбирают парня на дороге, а потом их грабят, или даже убивают. Закрой дверь.

Рэмбо сделал медленный глоток колы перед тем, как сделать то, что ему было сказано. Он взглянул на работника заправки, который всё еще стоял у колонки с ухмылочкой на лице, когда полицейский нажал на газ и выехал на дорогу, направившись в центр города.

– Не беспокойтесь, - сказал Рэмбо полисмену, – я не буду вас грабить.

– Очень смешно! Если ты не заметил, на двери надпись, что я шеф полиции Тизл. Уилфред Тизл. Впрочем, не думаю, что тебе есть толк от моего имени.

Он проехал через главный перекресток на желтый цвет. По обеим сторонам улицы, прижавшись друг к другу стояли заведения - аптека, биллиардная, оружейный магазин, магазин рыболовных снастей и другие. Над ними далеко на горизонте возвышались горы - высокие, покрытые зеленью, тронутые там и сям красным и желтым в тех местах, где листья уже начали умирать.

Рэмбо наблюдал, как тень от облака ползет по горным склонам.

– Куда ты направлялся?

– Это имеет какое-то значение?

– Нет, не думаю, что это имеет какое-либо значение. Просто хочу знать, куда ты направлялся.

– В Луисвилл, может быть.

– А может и нет.

– Так точно.

– Где ты спал? В лесу?

– Так точно.

– Полагаю, сейчас это достаточно безопасно. Ночи становятся холоднее и змеи заползают в норы, вместо того, чтобы охотиться. Тем не менее, однажды ты можешь найти в своей постели партнершу, которая без ума от тепла твоего тела.

Они проехали мимо автомойки, мимо магазина A&P, мимо закусочной с большой эмблемой «Доктора Пеппера» на окнах.

– Взгляни-ка на эту паршивую забегаловку, – сказал Тизл, – построили эту дрянь на главной улице и с тех пор вся молодежь только и делает, что постоянно тут паркуется где попало, сигналит и разбрасывает мусор на улице.

Рэмбо отпил колы.

– Тебя кто-то подвез до города? – спросил Тизл.

– Я пешком пришел. Шел с рассвета.

– Как печально. Ну, я то тебя подвезу, не так ли?

Рэмбо не ответил. Он знал, что его ждет. Они миновали мост, и въехали на городскую площадь со старинным каменным зданием суда справа и с магазинчиками по обеим её сторонам.

– Ну вот, полицейский участок прямо тут, рядом с судом, – сказал Тизл.

Однако он проехал не останавливаясь через всю площадь и поехал дальше по главной улице, на которой стояли жилые дома: сначала богатые, они затем сменились серыми деревянными халупами, у которых в грязи играли дети. Дорога далее взбиралась на пригорок между двумя скалами, за которыми уже вовсе не было никаких домов, только поля чахлой кукурузы, коричневеющей на солнце. Сразу за знаком «Вы покидаете Мэдисон. Будьте осторожнее на дорогах» он свернул на гравийную обочину и остановился.

– Будь здоров, – сказал он.

– И не влезай в неприятности, – ответил Рэмбо. – Так, кажется, говорят?

– Правильно говорят. Ты по этой дороге уже шел. Не хочу тратить время на объяснения, почему ребята вроде тебя имеют вредную привычку доставлять неприятности.

Он поднял спальный мешок с того места между ними, куда поместил его Рэмбо, положил мешок на колени Рэмбо и нагнулся над ним, чтобы открыть пассажирскую дверь. – Ну а теперь, будь здоров.

Рэмбо медленно вылез из машины.

– Еще увидимся, – сказал он и захлопнул дверь.

– Нет, – отрезал Тизл через открытое стекло пассажирской двери. – Не увидимся, не думай даже.

Он выехал на проезжую часть, развернулся по дуге и направился обратно в город. Поравнявшись с Рэмбо, он просигналил ему.

Рэмбо стоял и смотрел как полицейская машина скрывается между скалами. Он сделал последний глоток колы, выбросил бутылку в канаву и, стянув свой спальный мешок веревкой за плечами, зашагал обратно в город.