В лето, когда рванул Чернобыль, небо будто бы прохудилось. Дожди лили, да такие... Однажды утром, после такой дождливой ночи, шла я на работу. А работала, чтоб тупо не просиживать дома, готовясь к поступлению в институт, вахтером "на кнопке": нажимала кнопку, открывались ворота, выезжала или заезжала машина. Нажимала кнопку - ворота закрывались. Была у меня маленькая сторожка, кое-какая зарплатка, молоко "за вредность" (проходная относилась к горячему цеху) и талоны на б\п питание, день через два или три. И время на зубрежку было, и "бонусов" - вон сколько.
В общем, иду я через лесок к заводу, и натыкаюсь на совершенно мокрую махонькую собачонку. Сидит, трясется. СтАтью (ага, та еще стать) - как чихуа-хуа. Черненькая, ни одного белого волоска, смотрит на меня виновато, лапку переднюю поджала. Такое чувство, словно ее принесло откуда-то бурными ливневыми потоками. Подобрала ее, сунула под мастерку, принесла в сторожку, пристроила на подстилку, покормила, согрела молочка. Поела, попила сучонка, закемарила. Спит и дрожит, намерзлась. Вот куда мне ее? И не бросить, жалко. Назвала ее Ночка. Она сразу сообразила, что теперь это ее имя. И, самое невероятное, тут же принялась меня охранять. Утром обычно приходила с проверкой старшая охранница. Так моя Ночка так на нее вызверилась, лаяла, щерилась, шерсть дыбом, в глазах синий злой огонь, зубы скалит. А сама-то - с рукавицу. Весь день меня сторожила, на каждый стук рычала.
Гулять тоже попросилась. Ну чудо, а не собачонка. Забрала ее домой после смены.
Она и дома охранять меня принялась. Прижалась к моей ноге и тявкает на домашних. И смех, и грех. Но так же быстро поняла, что теперь это и ее семья. Оберегать меня от домашних перестала.
Пробыла она у нас недолго: приглянулась папиному бригадиру - уж больно умненькая, голосок звонкий, а как сторожит! Загляденье! Ну и выпросили они Ночку к себе на работу. А работали мужики на заводе лако-краски. Туда, проникая через всевозможные щели и лазы по ночам, навадились местные и тырили все, что только могли. И пигмент, и олифу, и готовую краску. Сторожа поймать не могли. А Ночка всех распугала своим звонким лаем. Нашла все лазы и щели. Складскую территорию привели в порядок с ее помощью: лазы завалили, щели заколотили. Кражи прекратились.
Но наши советские работяги - народ мудрый. И лаки, и краски, и олифа в то время были в большом дефиците. Они и наловчились - олифу из бочек подчистую выскабливать, пигмент вытряхивать из мешков до пылинки. За счет потерь на "усушку и утруску" получалось на банку-другую краски больше. Эту неучтенку складывали отдельно. Когда накопилось краски и лака много, встал вопрос с вывозом. Да еще и комиссию ждали. Надо срочно убирать "товар". А охранник на проходной, как на грех, самый вредный стоит, ко всем привязывается, все досматривает, бирюк. Даже чай с работягами не пил и курил отдельно.
Думали, думали мужики, и придумали.
С 401го "москвича" сняли задние сиденья, загрузили "товар", накрыли брезентом, а сверху на все это посадили Ночку со словами "Охраняй!". Поехали через проходную.
Картина перед охранником открылась такая: водитель, пассажир (мой папа), за ними под потолок груда чего-то, накрытого брезентом, на вершине неизвестной горы сидит маленькая черненькая собачка. Проверил документы, вернул, спрашивает, указывая на брезент:
- А там что?
- Там-то? Да вот собаку теще на дачу везу.
- Да?
- Ага.
- А под собачкой что?
- Да брезент.
- А под брезентом что?
- А х@й знает. Самому интересно, а посмотреть не могу.
- А если я посмотрю?
- Ну попробуй, чо.
Охранник было протянул руку к брезенту, да шиш там. В Ночке проснулась вся преисподня, орала и бросалась так, что охранник отскочил метра на два. Кричит издалека:
- Сам открывай, показывай!
Папа делает вид, что собирается откинуть брезент, а водила шепчет:"Охраняй, Ночка, охраняй!". Ночка и рада стараться. Поменялись ролями: водила тянет брезент, папа уськает Ночку.
Словом, устроила та Ночка мини-ад в тесном салоне. За всем этим наблюдала добрая половина завода - одни шли со смены, другие - на смену.
Ржут стоят, комментируют. Охранник бесится. Долго ли, коротко ли это длилось, только плюнул вахтер в сердцах:
- Да проваливайте вы к х@ям уже, и собачку свою бешеную забирайте! Только проваливайте!
Дважды просить не пришлось. Отъехали, остановились, похвалили Ночку, сахаром угостили.
Меня она не забыла. Как-то пришла я к папе, года три уж прошло, стою, жду его у проходной, вдруг - что-то метнулось, и уже сидит у меня на руках, лижет, вертится, визжит - узнала! Маленькая, и так высоко прыгнула!
Ночка долго прожила. Щенилась даже пару раз, и за щенками всегда была заранее очередь.