ПРО ДЖОКЕРА, АГАШУ И БУСИНКУ (Из воспоминаний собаковода-любителя). Часть 82, Часть 83, Часть 84
Глава XXI. Перемены, которые подкарауливают нас
Самолет, покачивая крыльями, показал нам красно-рыжие крыши Праги и отнес к серо-голубоватым – парижским. Потом потрясся над аэропортом имени Шарля де-Голя, шваркнул жестко шасси об посадочную полосу, как это любят европейцы, и после долго катил рулежными дорожками мимо ангаров и перелесков, по мостам через какие-то шоссе, полные автомобилей и автобусов, пока не привез нас к терминалу.
Мы прошли все пограничные процедуры, забрали багаж, и наш трансфер – небольшой минивен под управлением болтливого водителя, похожего на араба, хотя и уроженца Башкирии, помчал нас по пригородам Парижа.
Ого, мы во Франции, мама (и папа), виват же! Знаете, я так и не смог привыкнуть к этому удивительному, совершенно пьянящему чувству, охватывающему меня в первые минуты пребывания в новой стране. Казалось бы, ничего интересного не встречается обычно по дороге из аэропорта до города, большинство окраин европейских городов похожи, как двоюродные братья или сестры (а вот в Африке, конечно, сразу все выглядит по-иному, совсем не привычно, уверен в Азии тоже самое). Обыкновенно тебя везут среднестатистическими шоссе, вокруг кусты, овраги, моллы и разные промышленные объекты, фермы, да всякие поля-тополя. Но ты уже понимаешь, что тебя в ближайшее время ожидает совершенно новый для тебя мир, особенности и тонкости которого ты не сумеешь понять и оценить, просматривая отчеты трэвелл-блогеров и телепередачи о путешествиях, а только лично и только сам, и это будет уже твой опыт, твой и только лишь твой. Не знаю уж, согласятся со мной люди, имеющие за плечами много дальних и ближних странствий, или захотят поспорить, но я точно это не сам себе выдумал, потому что Маринка однажды, по дороге из аэропорта, вдруг сказала мне что-то похожее, а уж она совсем чужда разного рода сантиментов, и эмоциональных приукрас.
Водитель, он же видимо гид по совместительству, рассказал нам обо всех ужасах парижских предместий, особенностях местных обычаев и правилах поведения (не езди на окраины вообще никогда, в остальном делай что хочешь, всем плевать, только не хами, в наглую не пей алкоголь, не справляй нужду в общественных местах, не произноси слово «негр» и его производные, не подписывай петиций и что-то там еще, уже не припомню). Я и не заметил, как мы запетляли по узким светло-серым улочкам районов около Опера Гарнье, она же Гранд-Опера, иными словами Парижская опера. Вообще там есть еще Парижская национальная опера – Опера Бастилии… эээ… похоже я, как обычно, отвлекаюсь.
Болтушка высадил нас на углу пары небольших улочек и махнул рукой в сторону здания, какие часто встречаются в части города, называемой османовским Парижем (отвлекаться не буду, сами погуглите в Яндексе). Здания, расходящегося под углом вдоль лучей улиц, отчего напоминающее нос крупного корабля. Я немного оторопел от того, что заселяться надо будет как-то самому, но деваться было некуда, мы подхватили наши вещи и зашли внутрь.
Небольшой уютный отельчик, если вы, конечно, любите красный бархат, и это не название торта, твердая европейская «четверка» (если кто не понял – четыре звезды) встретил нас скромным, не слишком просторным лобби, а на ресепшене стояли молодые ребята, хорошо говорящие по-английски, что в последствии оказалось вовсе не обязательном для туристической инфраструктуры Франции. Парни эти были студентами, подрабатывающими на каникулах, там много таких среди официантов, барменов и портье. Нам вежливо и доброжелательно подтвердили нашу бронь, но в номер могли заселить только через пару часов, ну, кто бывает в гостиницах, знает эту историю - выселение в полдень, заселение в два по полудню.
Нас такой расклад не устраивал, время поджимало, и нужно было уже быстрее ехать на выставку, которая проходила в Выставочном центре Пари-Норд Вильпент (Parc des expositions de Paris-Nord Villepinte), о нем – позже. Парень за стойкой любезно предложил нам оставить чемодан, который забрал в комнатку позади ресепшен, и попрощался с нами до вечера. Против ожидаемого, ни квитанций, ни номерков нам не выдали, это теперь я знаю, что даже комнаты для багажа есть не во всех отелях, часто их просто сваливают в кучу в лобби.
А нам уже и было некогда спорить, мы мчались на парижский Северный вокзал под названием Гар-дю-Нор (Gare du Nord). Вы можете спросить меня, мол, в Париже десять железнодорожных вокзалов, почему мы выбрали именно его, а я вам отвечу: мы очень тщательно готовились.
Да, две тысячи одиннадцатый год – это, когда мы с Маринкой в Самаре про смартфоны, конечно, слышали, но в руках не часто держали, телефоны были, как правило, кнопочные, а планшеты чаще всего я встречал в Москве в метро. Поэтому google и яндекс навигаторы а также maps me и прочие gis да here weGo были от нас, так сказать, вне зоны доступа сети или временно не доступны. Первый свой смартфон я куплю только через год, а до тех пор, точку назначения я буду находить на карте и распечатывать маршрут.
Маринка заранее на собачьих форумах выяснила адрес, а я принялся гуглить, как туда ехать и на чем. Отдельный прикол был в том, что нам нужно было практически вернуться к аэропорту им. Шарля де-Голя, откуда мы могли бы отправиться сразу на шоу, если бы не огромный чемодан, привезенный мною из Канады, куда мы напихали все наши вещи, а еще могли бы засунуть при желании и всех троих собак. То есть, пилить надо было обратно на самые окраины Парижа. Так я узнал о существовании RER (Эр-О-Эр) – пригородных парижских электричках, которые «вливаются» в систему метро. В нашем случае, впрочем, шагать все равно нужно было на вокзал. Который Северный. Гар-дю-Нор.
Мы вышли из отеля, купили огромную карту, сверились со своими распечатками и потопали. По какой-то улице. Куда-то.
Боже мой, этот Париж, я даже не знаю, как Вам рассказать о первом впечатлении. Как только мы вышли из нашего тихого закоулка на более-менее людную улицу, меня захватила волна звуков, запахов, архитектурных ансамблей, общее движение в каком-то необъяснимом, но легко считываемом ритме. Так обычно бывает в фильмах, где показывают экзотику восточных городов: герой выходит из полутемной комнаты и попадает в водоворот бурлящей городской жизни, только вот город европейский, хотя уже тогда имевший явные восточные черты.
Мы шли по нему, вертя головами, и в какой-то момент вдруг осознали, что перестали понимать, где находимся, а указатели улиц в силу особенностей французского языка необходимо разбирать иногда ну просто, как иероглифы. Вот посудите сами: Impasse des Bourdonnais, Rue Croix-des-Petits-Champs, Rue des Lavandières-Sainte-Opportune, как вам? Сразу и не поймешь, что Rue Jean-Jacques-Rousseau – это всего лишь улица Жана-Жака Руссо, а Place du Lieutenant-Henri-Karcher – площадь Анри Каршера.
И, значит, стоим мы такие посреди городу-Парижу, утомленные двумя перелетами, впечатленные новой страной, обалдевшие от Великого города и не меньшей его суеты, с картой в руках, раскрыв рты, и говорю я Маринке: «Прикинь, а ведь мы с тобой в чужой стране, в незнакомом городе, без чемоданов, без вещей, большую часть денег оставив в гостиничном сейфе, ключ от которого у портье, и у него же все наши вещи и даже паспорта, которые мы отдали на регистрацию. ПРОСТО ТАК, ПОД ЧЕСТНОЕ СЛОВО. Нормально это вообще?»
Стоя в некоторой растерянности посреди парижских улиц, мне не пришло в голову ничего умнее, чем обратиться первому же проходившему мимо мужику с вопросом «как пройти в библиотеку?», в смысле «пардон муа мсье, where is your Гар-дю-Нор Северный there?» На мое удивление, дядька отлично знал английский, показал нам direction и любезно предложил даже проводить немного.
Вокзал оказался здоровенным, стеклянным и не понятным от слова ничегошеньки, потом я уже привыкну, что в этих их европах непонятная навигация – частое явление, а тогда мы завороженно бродили по зданию вокзала, пока в конце концов не обнаружили искомую электричку RER, и тут новый сюрприз: хорошо еще, что мы проявили внимательность, по одной и той же ветки ветке (одного цвета) идут эти полу- метро – полу- электрички в совершенно отличающихся направлениях, и мало того, еще и, как полагается честным электричкам, не на всех станциях останавливаются, а на каких именно будут тормозить, это написано на табло каждый раз мелким шрифтом и там такие же названия почти что, как у вышеуказанных улиц. Но мы, конечно, засели в засаду и нужную электричку сумели, таки, изловить. Поехали.
Впечатления – не очень. Довольно обшарпанно. Сидений мало. Пассажирское население разномастное, много выходцев из Африки, пакисистанцев, арабов, но в целом все ведут себя тихо. Ну, мы ничего, бодримся. Добрались в общем без приключений, выходим на станции.
Ожидания: огромный выставочный комплекс, входная группа и указатели. Реальность: какая то не понятная промзона, на перроне ни души, в одну сторону ведет грязный и узкий пешеходный туннель, в другую – просто дорога. А? Чего? Где Чемпионат Мира то, алё? Мы опять в растерянности. Решили пойти по дороге, туннель вообще какой-то стремный.
Через пару минут выходим на огромную парковку, всю заставленную автомобилями и на ней ни души. Вот прям, вообще никого. Вокруг какие-то непонятные здания, совсем не живые. Сюрр.
Бродим мы, в общем, по парковке, вдруг заметили шевеление у одной из машин, подошли: дядька какой-то, ого, да он переноски собачьи грузит! Мы к нему, мол, мил человек, куда нам, подскажи direction (это направление на великобританском значит, если кто-то еще не понял)? И желательно прямо чтоб на выставку dogs прийти. Мужик такой на нас смотрит, и по-англійськи не розуміє. А Маринка у нас молодец, она в школе и в институте учила французский язык. Очень кстати. Но проблема была одна, она его так и не выучила, и теперь почти не знала. Вспоминать стали вместе, кто что знает, кое-как чего-то спросили, мужик опять машет руками, французского то же не изучал. Лопочет по-своему, то ли голландец, то ли датчанин, а может и вообще румын.
Самое странное, что в итоге он таки понял, чего мы от него хотим. И показал на ту сторону, на облезлый туннель под перроном. Мы уточнили, абсолютно ли достопочтимый сэр уверен, что указанный подозрительный переход приведет нас в искомое место. Не извольте сомневаться, отвечает, я сам только что оттуда, откушав кофию с пончиками. Ну, мы развернулись и потопали обратно.
Тут как раз новая электричка подоспела, оттуда народ высыпал, некоторые с собаками, и все в туннель ломанулись, знали паразиты direction достоверно. Ну а каждый собачник в курсе: правильное направление движения к выставке характеризуется увеличением количества собак по мере приближения к оной. Так что, мы уже без сомнения пошагали следом, а на выходе из туннеля (что видимо очень логично для организаторов) висела бумажка размера «А-4», с распечатанным на принтере текстом: «World Dog Show 2011», вот это я понимаю, уровень!
Буквально сразу промзона переросла в цивилизованные аллейки и кустики, приведшие нас к комплексу довольно-таки крупных зданий. Мы поднялись по ступенькам и вошли в ближайшее, вокруг которого уже толпились собачники и зеваки, и откуда слышался задорный лай. Увиденное далее нас просто поразило.
Расположение павильона было таковым, что вы, попадая туда через главный вход, оказывались сверху самого зала, и вот под нами распростерлось просто гигантское пространство, полностью заполненное инфраструктурой, людьми и собаками. Все это без умолку говорило, гавкало, бегало, стояло, сидело, бегало, ползало, кувыркалось, хохотало, виляло хвостами, аплодировало, свистело, покрикивало и всплакивало. А сверху, на французском и английском, громким голосом неведомая сила пыталась всем этим управлять.
На тот момент максимальные выставочные площадки, на которых мне приходилось бывать – комплекс ВДНХ, и они конечно, там рядом не стояли. Позже уже, повидав Крокус и все такое, я не могу однозначно сказать, который из выставочных центров масштабнее, но в тот момент у нас с Маринкой реально поотваливались челюсти, и было от чего. Мы даже резко захотели пить.
Вторым потрясающим фактом стала маленькая бутылочка лимонада «оранжины» за три евро семьдесят пять центов. Нет, я видел, конечно, в штатах на бейсбольном стадионе пиво за пять – семьдесят пять долларов, но это пиво, стадион и доллары. Утолив кое-как жажду, мы спустились в бурлящий поток искать наши амстаффячьи ринги, не удивительно, что они оказались самыми дальними от главного входа.
На рингах началось все самое интересное. Во-первых, Маринка встретила своих российских и украинских знакомых по амстаффордовскому миру Веру Г., Елену З. и Викторию К., которые приехали на Мир выставляться со своими собаками. Мы в итоге успели только на ринг взрослых кобелей, но это и было самое интересное.
К моему огромному удивлению, около каждого ринга стояло множество стульев, и было полно свободных мест, такого на выставках я еще не встречал, у нас либо со своим стулом, либо ноги отваливаются к концу мероприятия, это уже давно стало прекрасной и доброй традицией. Я пошел и плюхнулся на сидение, усталость перелетов, двойного трансфера и прочей беготни, наконец, дала о себе знать, и я совсем расслабился. То, что казалось почти не достижимым, теперь было вот оно, рукой дотянись, можно было и немного отдохнуть. Шоу в рингах набирало напряжения, люди и собаки волновались, эмоции принялись нарастать с приличной скоростью, все вокруг буквально наэлектризовалась, и даже я начал переживать. Первым радостным было то, что собаки наших девушек, за которых мы, конечно же, активно болели и переживали, выступили просто превосходно, попав в расстановку своих классов, а великолепный кобель Виктории К. взял 1 место среди молодых кобелей от 15 до 24 месяцев. Вот уже не зря ехали, позитив!
Вторым невероятным и восхитительным моментом стало наше знакомство с Доном. Для тех, кто пропустил предыдущие части, поясню Дон Кинг оф Ринг – легендарная собака в мире американского стаффордширского терьера, пяти кратный Чемпион Мира, четырех кратный Чемпион Европы, обладатель множества титулов и наград, родоначальник многих породных веток и направлений разведения по всему миру, и особенно в России. Погуглите его фото и видео, это действительно невероятно красивый, полный достоинства и интеллигентности, гармонии и удивительной, как сейчас говорят, «милоты» кобель, один из ярчайших представителей породы, навсегда вошедший в ее историю. К сожалению, его не стало в две тысячи восемнадцатом, но уверяю вас, помнить его будут еще очень и очень долго.
И вот… представьте себе, сидим мы такие с Маринкой у ринга, как воробьи на жердочке, а совсем рядом, почти вплотную к нам, к рингу подходит известнейший сербский заводчик, владелец и родоначальник самых популярных, модных и востребованных собак в мире на тот момент Miloje Cirovic, не знаю как правильно по-русски, возможно Милош Чирович (или Кирович?), в стаффячьем мире его все зовут Чира, и с ним рядом идет тот самый, без преувеличения, легенда Дон. Буквально вот так, встали в трех метрах от меня, как вам такое?
Фото с той самой выставки (на фото Чира и Дон)
Конечно, я не удержался и подошел к Чире, представился, познакомился, выразил респект, а потом с его разрешения принялись мы с Маринкой Дона чесать. Дону нравилось, понятное дело, хоть он, наверняка и привык к всеобщему вниманию. И потом, когда Маринка ушла общаться дальше к рингам, я остался сидеть на стульчике рядом с Доном, и разглядывая события в ринге, не забывал почесывать чемпионскую шею. Ощущения, ну скажу я вам, просто ух, все равно как дамам постбальзаковского возраста в нулевые Стаса Михайлова встретить, или сейчас молодежи Моргенштерна какого-нибудь, или любому из нас с Де Ниро поболтать на некоем светском рауте.
Сказать, что мы были в бурлящем восторге, это и правда, не сказать ничего.
Справедливости ради надо вспомнить и минусы того мероприятия. Первый и, пожалуй, самый главный (кроме цен на «оранжину», разумеется) – это крайне низкий уровень местных собак, приведенных в ринги. Знаете, это невероятный контраст, когда выходят нарядные, ухоженные, ладненькие и милые, словно поздравительные открытки привезенные из разных стран собаки, а вместе в ними в ряд встают местные разнокалиберные, в глаза не видевшие ринговку, вообще не дрессированные собаки, многие из которых откровенно не попадают в породный стандарт.
Вот только поймите меня правильно, я не из задравших носы породников, люблю вообще всех: и очевидных породных метисов, и абсолютную «дворянскую» породу, но это Чемпионат Мира, куда по идее должны попадать лучшие из лучших породных представителей. Почему такое происходило в две тысячи одиннадцатом во Франции, и постоянное ли это явление в других странах, я даже не могу вам сказать, в силу скудности личного опыта и малых знаний вопроса. Возникало лишь предположение, что дороговизна и сложности в организации мероприятия для хозяев привозных собак ограничили поток достойных конкурентов, а для местных всего то и расходов, что регистрационный сбор, который с учетом общего уровня цен в Европе не настолько и велик. Как-то так, я полагаю, но это, как уже говорил, не точно.
Потихонечку ринги подходили к концу. Радостное возбуждение все больше уступало усталости, изрядно поднакопившейся за такие насыщенные сутки.
Мы засобирались обратно, быстренько дошли до платформы и погрузились вновь на RER, где всю обратную дорогу я проболтал с мужиком, с которым познакомился у рингов. Взрослый дядька, явно старше меня, лысый с седоватой бородой, швед, приехал в Париж на чемпионат, посмотреть, что интересного по амстаффовой теме водится нынче на полях галльских. В целом он был сильно разочарован, как и мы, местным поголовьем и отмечал, что ожидания его совершенно не оправдались. По этому поводу швед громко сетовал о напрасно потраченном времени и деньгах, мол собак ведущих мировых питомников он и так знает, а местной породной кухни в меню можно сказать, что и нет. А еще он много рассказывал про шведских собак, про которых я ничего не знал, и до сих пор не знаю, тем более, что в этой теме его английский сильно перемешивался со шведскими словами, и понимал я совсем с пятого на десятое.
Обратную дорогу до отеля мы уже знали и быстро пробежались в парижских сумерках, заскочив по дороге на рыночек, где приобрели на ужин фермерскую курицу гриль, размером с небольшого страуса и с такими же пропорциями, да в магазинчике рядом, конечно же, мы зацепили пару бутылок недорогого сухого вина.
Так с курицей подмышкой и бутылками в руках мы завились на ресепшен отеля и потребовали уже свой номер. Нам без проблем вернули паспорта, деньги и багаж и наконец-то заселили. В номере, декорированном красным бархатом и бронзой, мы варварски сожрали курицу, «раздербанив» ее прямо на туалетном столике, запили вином и натурально вырубились без задних ног часов в десять вечера по местному времени.
Я проснулся в пять утра, нервная система включилась и вернула возбужденное состояние под впечатлением от предыдущего дня. Мне очень захотелось посмотреть на парижский рассвет, надев треники и футболку, я выбрался на балкончик в номере, знаете эти французские балконы: то ли балконы, то ли подоконники? Вот и у нас такой был. Серая дымка едва начинала светлеть над Великим городом, стояла удивительная тишина, какая, наверное, бывает в мегаполисах только в рассветные часы лета. В этой идиллической картине, на улице возле отеля, прямо под нашем номером молодой француз, вероятно арабского происхождения, ездил по кругу на велосипеде с абсолютно отрешенным и счастливым взглядом отлично погулявшего прошлой ночью. Он наматывал так круг за кругом, а меня охватывало счастливое ожидание предстоящего отпуска в самом красивом, как по мне, городе мира.
Простите уж, не могу не поделиться приколом. Остатки курицы мы с трудом запихали в мусорное ведерко, которое оказалось маленьким и совсем низеньким, так, что кости от куриных ног торчали оттуда, подобно букету-инсталляции из засушенных растений, а пустые бутылки вообще пришлось поставить рядом. Видимо это так поразило служащих отеля, что на следующий день после уборки у нас в номере появилось реально огромное оцинкованное мусорное ведро.
Ну а далее начались наши парижские отпускные будни. Эх, как много мог бы я рассказать о той нашей первой семейной поездке за границу, там самые сильные впечатления, самые яркие воспоминания. Непередаваемый парижский колорит, архитектурный бал, удивительная кухня правильно подобранных ресторанчиков, эти пустые и говорящие с тобой улицы чуть в стороне от затоптанных туристами достопримечательностей, маленькие бистро, где маляры и штукатуры проводят десять минут за чашечкой кофе или бокалом вина, и где хозяин лично рад поболтать с каждым посетителем, это величие Лувра и его же простота, до такой степени, что в его дворе запросто гуляют с собаками. Разве способен забыть я Нормандию, например, как там Маринку пытались обокрасть в Руане, но мы не позволили, как мы сидели среди яхт на ступеньках набережной в Анфлере, пили из горла медовейший местный сидр и закусывали запеченными орешками по дикой, как нам тогда казалось, цене? Разве могу не вспоминать площадь Бастилии, где мы познакомились с русской хозяйкой ресторана, в котором сохранился последний каземат легендарной и ужасной крепости? А как мы пили ночью «Чивас» с ребятами из Тольятти в ирланском пабе, и учили официантов русскому слову «ребрышки», вызывавшему у них гомерический хохот? А как заблудились на Le boulevard Poissonnière в День взятия Бастилии? А лягушачьи лапки в греческом ресторане? А жуткий лифт на станции метро Abbesses? А величие и красоту Нотр-Дама и базилики Сакре-Кер? Я б мог рассказать Вам, что узнал о Наполеоне, почему не привез домой фуа-гра, и не был на Эйфелевой башне, как проходят парижские ночи и что странного в их супермаркетах, как в давке в метро мы внезапно встретили соотечественника и почему это было смешно, но это будет не справедливо по отношению к главным героем нашего повествования, которые в это время так терпеливо ожидали нас в вольере, и я думаю, пора уже, пора, свернуть воспоминания об отпуске и вернуться к нашим дорогим ушасто-хвостатым друзьям. А о Париже, как-нибудь в другой раз, се ля ви.
Итак, через неделю, в обратном порядке самолеты отвезли нас сначала в Прагу, а потом быстренько вернули на родную самарскую землю. Папа встретил нас в аэропорту у отвез домой, где мы, побросав чемоданы, и наскоро приняв душ, переоделись, а потом прыгнули в наш «тушканчик» и помчались за собаками.
И вот, вообразите себе картину. Идем, значит, мы такие счастливые уже по территории питомника. Лай отовсюду, даже как-будто не только от вольеров, но и сверху и снизу. За сетками взбудораженные овчарки мечутся, ругаются по-собачьи на нас, нежданных визитеров. Гам стоит такой, что даже кричать бесполезно, если только прям в самое ухо, как на дискотеках в моей юности.
Подходим к нужному нам вольеру, я сразу вижу Джокера, а рядом Бусинка и Агаша – в соседнем, лежат, смотрят. Джокер, видимо, попривык уже к кутерьме, не реагирует на вопли, смотрит куда-то вдаль, и вдруг… Его рассеянный взгляд останавливается на Маринке. Через секунду глаза обретают осмысленность. Он узнал, кто пришел, и это за ним! Понч наш подскакивает на ноги, на морде расплывается целая гамма эмоций: удивление, радость, возбуждение, волнение, беспокойство. Взгляд был такой, словно Джокер глазам своим не поверил. «Вот она мама пришла!! За мной!!!» Наконец, он взметнулся к сетке вольера, и лапами на нее: «выпускайте, забирайте, я домой!» Таким счастливым этого пса я никогда не видел ранее, да и позднее не увижу, и момент тот до сих пор у меня перед глазами.
Домой мы ехали под впечатлением. Собаки были толстые, вонючие и здоровые и целехенькие, но какие-то повзрослевшие что ли. Джокер впервые в жизни молчал, всю дорогу обошелся без нытья и кудахтанья. Буся совсем охрипла и только журчала чем-то из глубины души, пытаясь «поговорить» с нами. А Агаша… а красавица моя вела себя вот как ни в чем не бывало. Словно расстались мы пол часа назад: спокойно и доброжелательно. Такая уж у нее была психика надежная и устойчивая, как советский танк, психика истинного американского стаффордширского терьера.
Продолжение следует...
Фото из личного архива автора, 2011 год. На кадрах собаки Франции, снятые нами в той самой поездке