"Руха". 11 01 «Нычки»
В один из грустных рухинских дней меня назначили дежурным по Роте. Мы были «внизу», хотели ничего не делать, лежать на нарах кверху пузом и трындеть всякую фигню. Грусть и тоска заключались в том, что вместо лежалова и трынделова Рогачев застроил роту, поровнял нас, посмирнял, затем зачитал приказ о назначении народа в наряд для несения, так сказать, воинской службы. Меня он впёр в дежурные по роте. Это было не очень удивительно, то есть хрен бы с ним, впёр дык впёр. Удивительным показалось отсутствие в списке фамилии Вовки Ульянова. Его что, волки съели? Куда делся Вечный наш Дневальный?
В армии я не был очень любопытным, потому что за излишнюю любознательность можно получить взыскание с занесением в грудную клетку. Тем не менее меня очень беспокоил вопрос: - «Где Вова, блин»? Я держался изо всех сил, чтобы не задавать тупых вопросов Командиру. Держался-держался, но не удержался. После развода подошел к Рогачёву, зажмурился, опасаясь получить по лбу, но вопрос таки ему задал: - «Куда делся Вечный Дневальный Володя Ульянов? Как он смог избежать моих объятий в наряде?» Рогачёв не стал обзываться на меня, отреагировал спокойно, как будто мы были не в армии. Он выслушал мой вопрос, выдержал небольшую паузу, затем заговорил:
- В горы такое чмо брать категорически нельзя. Во-первых, из-за него снизится скорость движения целого подразделения, а это может привести к катастрофическим последствиям, вплоть до того, что духи зажмут другое подразделение в горах, и перебьют. Во-вторых, этого чмошника придётся тащить в плащ-палатке. Это минус четыре боевых единицы. Слишком дорогая наука получится для воспитания чмошника. А воспитывать его надо. Если я не стану его воспитывать, то завтра полроты в горах ляжет и начнёт скулить: - «Я дальше не пойду, я больше не могу». Чтобы таких желаний не возникало, я поставил чмошника в Вечные Дневальные. Тем самым он оторвался от коллектива, а коллектив ему этого не простил. Тем более – боевой коллектив. Боевой коллектив – это СИЛА! Не удивительно, что Вечного Дневального начали чмырить. Однако я не хочу, чтобы его довели до дурки или до членовредительства. Или чтобы он застрелился или повесился. Родина доверила мне бойца. Я обязан вернуть его в целости и сохранности. Какой бы он ни был, хоть хороший, хоть плохой. Пинать бойца и чмырить – это не самоцель для меня. За своё чмошничество он ответил трудом в наряде, воспитательное мероприятие закончилось. Поэтому я пристроил Ульянова в писаришки, в штаб полка.
Я чуть на жопу не сел прямо перед Рогачёвым, посередине двора. Ничего себе пристроил! Это было самое «блатное место» из всех возможных «блатных мест»! За год службы в армии я научился понимать, чем одно место службы отличалось от другого. Вроде бы армия у всех была одна и та же, а условия «отдавания долга» имели существенные отличия. Большинство молодых бойцов после прохождения КМБ в учебном подразделении (курс молодого бойца), попадали в линейные части. Там они с ужасом обнаруживали неприкрытую дискриминацию по поводу срока службы. Старослужащие солдаты всячески старались переложить свои обязанности на плечи молодых бойцов, а для пущей убедительности своих претензий применяли физические меры аргументации. Для мальчугана, который до призыва в армию считал, что весь мир сделан из мармелада и шоколада, что населён этот мир благородными героями с положительными характеристиками, удар по пятаку совместно с предложением помыть чужой котелок приводил к настойчивому желанию заныкаться куда-нибудь. То есть спрятаться от агрессивных сослуживцев и окружившей его нелицеприятной действительности.
Любой нормальный пацан, который слышал хоть что-нибудь про «дедовщину», готовился к призыву в армию. В качестве подготовки было очень полезно заниматься боксом, дзю-до, поднимать гантели или просто перетаскивать на стройке кирпичи. А ещё очень важно было получить подходящее морально-психологическое воспитание. Например, дворовое. Нормально подготовленному пацану гордость не позволяла ныкаться от своих сослуживцев или от прямых обязанностей: бежать-копать-стрелять. Вместо того, чтобы ныкаться от оборзевших старослужащих, нормальный пацан делал зверское выражение морды лица, от которого ни у кого не возникало желания спросить, как пройти в библиотеку.
Передвигался такой боец методом прямохождения с высоко поднятой головой и всегда был готов на удар ответить ударом. Форму одежды такой солдат носил так, чтобы высокий статус бойца был виден за километр невооруженным взглядом. Многие размещали на показ в нагрудных карманах дорогие, качественные сигареты, которые торчали у всех на виду до половины пачки. Мол, дорогие сигареты курю, и никто не отнял. А ты попробуй что-нибудь отнять у такого вот джигита.
До призыва в армию я слышал несколько наставлений о том, как следует вести себя «по молодухе». Одно из них заключалось в том, что отвечать на притеснение твоей личности следует незамедлительно и с «превышением». То есть, если тебя ударили по лицу рукой, то ты в ответ ударь табуретом. Мысль хорошая, спорить не буду. Однако в природе существуют факторы, при которых эта мысль может привести к очень плохим результатам. Например, если в подразделении имеется крепко сколоченное землячество, допустим, «кавказское», а ты отоваришь табуретом по башке одного из земляков, то у них возникнет непреодолимое желание спасать его любой ценой. В данном случае это будет цена твоей жизни. При таком раскладе лучше поступить по-другому. В случае наезда на твою личность правильным решением будет «надавить» на гордость джигита, вызвать обидчика один-на-один при его земляках. В девяносто девяти процентах это сработает. Боец выйдет на поединок, а земляки будут созерцать ваш махач с неподдельным интересом. В кругу «друзей» не стоит лупить пацана табуретом по башке. Надо вести бой честно, не пинать лежачего, не бить по некоторым органам, не тыкать пальцами в глаза. Маловероятно, что против тебя выйдет мастер спорта по боксу. Для мастера ты со своим статусом «только с вертушки» не годишься в противники. Ему об тебя руки марать – позор. Скорее всего «пощупать тебя на твёрдость в членах» попробует кто-нибудь из «молодых», чтобы приподнять свой статус за счёт опускания твоего. Ну дык не калечь пацана, не ломай ему нос, не пинай сапогами в голову. Веди бой так, чтобы твой противник якобы немного «выигрывал по очкам». У его земляков не будет повода спасать своего товарища от лютой погибели, они не нападут на тебя толпой, а после драки ты получишь новых друзей. Потому что несцыкливые бойцы нужны в любой компании. Главное – не сцать, не пытаться «опустить» достоинство противника и не позволять «опустить» себя.
Мальчуганы, не прошедшие «дворовой школы», либо школы спортивного коллектива, были обречены искать «нычки», «блатные места» и прочие убежища. За пару месяцев до моего призыва в армию, из этой самой армии вернулся мой одноклассник Валентин Олегович Докучаев. Он прослужил 8 месяцев. Полгода в сержантской учебке и 2 месяца в линейной части. Несмотря на то, что он носил гордое звание «младший сержант», ему настучал в грудак старослужащий азербайджанец. Валентин Олегович оскорбился и решил самовольно оставить расположение части. Служба у него проходила на Дальнем Востоке. Дальний Восток расположен недалеко от Китая, поэтому наш «самоходчик» принял самое тупое решение, какое только было возможно в той местности. Он через тайгу пошагал к китайской границе. Блин, городской житель, мамин сынок, очкарик-ботан потопал через тайгу. Ясный пень, что в тайге он испытывал неимоверные мытарства, голодал-холодал. Особенно по ночам. Поэтому, когда он нашел каких-то грибов, то решил их съесть. Подумал, что если они ядовитые, то он согласен на быструю и лёгкую смерть. В общем, сорвал те грибы и сожрал в сыром виде. Дуракам везёт, это мы уже знаем, посему грибы оказались не ядовитыми. Валентин Олегович не только выжил, но и на какое-то время приморил в себе аппетит. Это позволило ему продержаться ещё несколько суток, чего оказалось достаточно, чтобы попасть в поле зрения поисковой бригады. А бригада та в организованном порядке методично вела поиск пропавшего Валентина Олеговича.
В общем и целом, отловили Валентина Олеговича, взяли под белы рученьки, привезли в кабинет Старшего Следователя, а он, такой пройдоха, в ответ на вопросы следака принялся бесхитростно и честно пересказывать всю эту бредятину. Следователь в сердцах хватался за свою голову, чтобы пригладить встающие дыбом волосы, произносил вслух нецензурные выражения, потому что от каждого слова Валентина Олеговича ему хотелось впасть в состояние полного охерения. Такой дури в своём кабинете он не слышал никогда. Валентин Олегович явно наговаривал себе на пятнадцать лет лишения свободы. Не каждый день у следователей случаются такие рассказчики. Обычно все выкручиваются, юлят, отмазываются. А тут хераксь! Приводят Валентина Олеговича, а он за пятнашкой тянется, чтобы как с куста!
По итогу альтернатива была невелика. Валентину Олеговичу следовало впаять измену Родине. А как же по-другому? Нарушил Присягу, потопал к китайцам. Либо, как вариант, можно было подержать его пару недель на дурке и выписать статью Семь-Бэ (помешательство). Командир части выбрал второе. Не настолько важной персоной был Валентин Олегович, чтобы вешать вот такое позорное пятно на воинскую часть из-за такого вот придурка.
После восьми месяцев самоотверженной службы младший сержант Докучаев прибыл на историческую родину с «Седьмой Бэ» в кармане. Затем он встретил меня и принялся в дружеской беседе сообщать устройство армейской действительности. Из его повествования получалось, что в армии существуют всякие разные «нычки», в которые боец может «заныкаться» от тягот службы. То есть, в армии существуют так называемые «блатные места». Например, агрегат по термической обработке обмундирования от вшей. По-нашему вошебойка, она же - дезинфекционная камера. Из поучений Валентина Олеговича получалось, что это классическое «блатное место». Тогда, перед своим призывом, я слушал Докучаева в пол уха, поскольку считал, что он городит какую-то чушь. Ну какие «нычки»? Мы в армию идём, чтобы служить Родине, чтобы сделаться десантниками, наловчиться кулаками разбивать кирпичи себе об голову. Или врагу об голову – не помню точно. Рассказы Докучаева я воспринимал, как шестилетний мальчик, которому сказали, что в Лапландии насмерть замёрзла экспедиция Амундсена. Как так «замёрзла»? Дедушка Мороз ведь добрый! Весёлый! Он очень любит детей и любит дарить им подарки.
В Рухе я вспомнил рассказы горемыки-одноклассника и пошел посмотреть на ту «нычку», на то «блатное место». Рухинская вошебойка Третьего батальона была расположена на берегу речки Гуват. В сотне метров от походной кухни. Я специально пришел туда, встал рядышком, стоял, наблюдал. На агрегате день и ночь трудились два бойца. В горы они не ходили, от войны были «отмазаны». Таскали кучи грязных потных подштаников и рубах нательного белья. Загружали в агрегат, обрабатывали, выгружали обратно. Не помню точно, вроде бы при этом агрегате находилась стиральная машина. Большой разницы в том нету. Для меня важно, что подштаники были грязнючие-потнючие-вонючие. В этих подштаниках Нормальные Пацаны десять дней потели, вжимались от ветра в пыль и песок на ночевке в СПСе. Кто-то из пацанов в буквальном смысле наложил в штаны от натуги на подъёме, кто-то обделался ночью от холода и физических перенапряжений. От грязи и пота в тех подштаниках завелись БТРы (бельевые вши). А два бойца, типа «заныканных» на «блатном месте», загружали кучи таких вонючих кальсон в автоклав. Или сперва в стиральную машину – какая разница! По сути работа на вошебойке физически не тяжелая. Тащить по горам вещмешок с боеприпасами значительно напряжней. Вечером бойцы с вошебойки уходили в расположение, ложились спать на нарах, а не на леднике. Вроде бы, ништяк-служба, но нету места для подвига. Где взять самоуважение в такой обстановке? Каково должно быть самоощущение у бойца, который не ходит в горы с товарищами?
По моему личному ощущению спрятаться от войны возле такого автоклава это почти то же самое, что спрятаться в инфекционном бараке за баночками с дерьмом. Баночки с дерьмом, конечно же хуже и позорнее, но не слишком далеко те два сапога разлетелись от одной яблони. При том не факт, что ты выживешь возле автоклава. Никто тебе этого не обещает. Вон, в сотне метров от него стоит ЗИЛ-131 с кунгом полевой кухни. При миномётном обстреле там повар погиб. С точки зрения безопасности в борьбе за собственную шкуру, место на вошебойке нисколечко не лучше, чем место на походной кухне. Погибнуть лех-ко можно и здесь. И как погибнуть? Перебирая грязные вонючие подштаники? Охренеть, какая позорная смерть. С моей точки зрения, «нычка» на вошебойке – это нихрена не «нычка». То же самое, как «нычка» на свинарнике. Два года просидит солдат в дерьме, а потом прилетит душманская мина и только драные носки задымятся на СПСе. Надо быть полным моральным ничтожеством, чтобы замечтать о такой «нычке».
А наш Рогачёв пристроил Вову Ульянова не на вошебойку, не в свинарник, не в кочегарку. Рогачёв пристроил Вову в ШТАБ ПИСАРЕМ! Если бы у хлебопёка Сергея Прохорова был такой Командир, как Рогачёв, то был бы жив-здоров Сергей Прохоров. Ходил бы, песню строевую пел.
Служить в штабе полка - это ответственное и почётное дело. Мины и пули ДШК в штаб залетают редко. Работа в штабе физически не тяжелая, не пыльная. Я больше никогда в своей жизни не увижу Вову Ульянова. А Бендер увидит. Будет рассказывать, что Вова ходил по штабу умытый, аккуратный. Ушитый-подшитый. Вежливый и культурный.
Опять же, если служить в штабе и дружить с головой, то медальку можно себе выписать. А может быть и две. Если нормально лизать жопу командиру полка, то кто же откажет тебе под дембель в этакой безделице – выписать медальку-другую? Так что насчёт блатоты рабочего места в штабе полка Рогачёв не просто сделал подарок Ульянову. Он как мама родная поступил. Мама Вову родила один раз, а второй раз Вову родил Рогачёв, то есть подарил ему жизнь. Притом жизнь сытую, чистенькую, удобную, безопасную и ещё Гордую. Можно будет после дембеля с гордо поднятой головой носить оч-чень заслуженные Боевые Награды.
Как думаете, Вова в знак благодарности выписал на Рогачёва какую-нибудь наградную? Мог ведь в стопочке с бумагами подсунуть Кошкину наградную на Рогачёва. Особенно когда Кошкин бывал бухой. А бухой Кошкин бывал регулярно. Майор Зимин С.П. четко сказал – у Кошкина в Рухе под койкой стояла канистра спирта. Ну подлови момент, Вова, когда Кошкин как следует откушает из канистры. Подсунь бумажку на подпись, отблагодари Рогачёва. Как думаете, Вова так поступил?