История эта датируется 2009 годом.
В ней заключено то немногое, настоящее, сокровенное , что есть у каждого человека. Что-то, что мерцает искорками глубоко в подсознании, причудливо переплетаясь с ароматом тайны.
Что-то такое, что навсегда застыло в подкорке, а воспоминания - тревожным обручем стискивают сердце.
В текстовом виде описывается впервые, по сути - совершенный эксклюзив.
...Огонь лизал толстые, отсыревшие берёзовые поленья. Время от времени очередной кусок мёртвого дерева поддавался пламени, оповещая об этом громким треском и снопом искр, отлетающих в звёздное небо.
Воздух, здесь, возле озера, был по-вечернему свеж, пах озоном от надвигающейся грозы и необъяснимым теплом, которое отдавала прогретая за день земля. Надвигались сумерки.
Я состоял в делегации от своего города, отправленной на форум "Селигер-2009" на берегу одноимённого озера. Мы были разбиты на 3 равных отряда, поселившихся неподалёку друг от друга на отроге холма. Ровные, величественные сосны, глубокая яма под костёр, в которую сваливалась, смешиваясь с золой, песчаная почва Тверского леса. Грубо сколоченные лавки, несимметрично расставленные палатки. Тихие переговоры, обсуждения ярких событий прошедшего дня.
Я решил, что было бы недурно прогуляться перед сном. К таким, одиноким прогулкам по местам, видеть которые больше не придётся, каждый, должно быть, питает страсть. Повесив себе на шею бейдж "Дежурного по лагерю", отправился по выстеленной, узкой брусчатке по направлению к главной арене форума.
В дневное время здесь проводились публичные лекции, выступления, дискуссии. Сейчас же там не было никого. Есть совершенно необъяснимая прелесть в шумных местах, если посещать их в тот момент, когда они обезлюдели.
Подойдя к арене, меня привлекли отблески костра на южной оконечности территории форума. Каждый язычок огня, казалось, сопровождался там ритмичным, точным и коротким ударом по невидимому барабану. Я решил посмотреть ближе. Подобрался. Наверное, одна из самых ярких и чувственных картин, навсегда врезавшихся в мою память. "Южная Осетия" гласил указатель на ткани, ограждающей подход к палаткам.
Два парня неторопливо, глядя на полыхающий костёр, ударяли по небольшим барабанам кремового цвета. Стоило взглянуть на пламя - и тебя охватывало чувство смутной тревоги, магии, творящегося волшебства. Будто два этих парня, именно сейчас, создавали музыку горящего огня, музыку колышащихся верхушек сосен, музыку разогретого над костром воздуха, попадая в такт биению моего сердца. Я не знаю, сколько я простоял так.
Чуть позже отошёл от палаток, и неспешно потрусил в сторону собственного лагеря, опустошённый. Внезапно я встал, как вкопанный. "Слишком много впечатлений для одного вечера" - мелькнула мысль. Трухлявые доски с размытой, влажной землёй. Кресты, могильные кресты. То, что ни с чем невозможно перепутать. Причём совершенно не современные, и уж конечно, даже не советской эпохи - не было там традиции кресты православные над могилами ставить. Погост был того времени, определить которое было очень тяжело. Кресты были даже не изъедены ржой, они были угольно-чёрного цвета, будто выплавленные из чугуна. Быть может, так и было. Я ощупал их, пытаясь найти какие-то вензеля, таблички, гравировку - всё, что может навести на мысль о принадлежности к эпохе, не говоря уже о годе. Совершенно не было никакого страха. Не смущал даже тот факт, что могильник врос в землю буквально в двадцати шагах от оконечности лагеря. Я обошёл весь погост по периметру, увеличивая круг с каждым оборотом, по спирали. Могилы занимали удивительно малую площадь - не больше тридцати квадратных метров. Масштаб даже не сельского захоронения. Осмотр окрестностей ничего не дал - могил больше не было. Тогда ещё я не мог похвастаться мобильным телефоном, который мощью вспышки и чувствительностью камеры, позволил бы запечатлеть это место. Да и не уверен, что даже располагая техникой, стал бы делать снимки. Уверен, что-то остановило бы меня. Впоследствии я никому не рассказал о том, что видел, о состоянии умиротворения и совершенном отсутствии страха в этом традиционно страшном месте. Будто души тех, кто покоился под слоем почвы, объяснили мне, как они не хотели бы нарушения этой благостной, мирной тишины.
Я пошёл дальше, к лагерю. Я описал вдоль него неплохую дугу, чтобы не показываться на глаза ребятам. Ни с кем говорить мне не хотелось. Я отправился к озеру. Прошёл тренажёры, выставленные на песчаном берегу, вдоль прибрежной линии пошёл к дальнему пирсу, уходящему дальше всгое в тело озера. Прошёл по ребристым пластиковым кубикам, составляющим играющий на волнах от катеров пирс. Свесил ноги с края в потемневшую в сумерках озёрную гладь.
Дальше случилось сразу несколько вещей. Все они уложились в какую-то невероятно малую долю секунды. Я сознавал, как бесконечно мала та временная единица, в которую замерло моё сердце, остановились все звуки, а сам я почувствовал себя мошкой, которая увязла в куске янтаря. Затем краски мира нахлынули разом, безумным, ярким водопадом, тихий щебет птиц и стрекотание ночной живности ударила по перепонкам.
Со звуками пришёл и шёпот. Вернее, Шёпот. Больше всего это было похоже на то, если бы сотню людей усадили в тесную комнату и запретили им говорить громче, чем шорох осеннего листа по асфальту. Одновременно с этим на пирс накатила волна, достав меня, и намочив по пояс. Удивительнее всего то, что в этот момент все катера уже прибились к берегу, и создать волнение на озере было просто некому. Вот тогда мне и стало страшно по-настоящему. Я подскочил с пирса, и, поскальзываясь и оступаясь, побежал к берегу. Пожалуй, что никогда я не бегал на такие длинные дистанции с таким темпом заправского спринтера. Воздух вырывался из лёгких с каким-то диким хрипом, а липкие тиски ужаса не желали отпускать. Я каким-то чудом сообразил притормозить неподалёку от родного лагеря, чтобы не пугать ребят всклокоченными волосами, красным лицом и сбитым дыханием.
Тем удивительнее было то, что я уснул, как убитый, едва коснувшись головой спального мешка, свёрнутого в рулон. Никаких тяжёлых мыслей и никаких страхов перед глазами не было.
***
Уже на следующий день, я, вместе со всеми членами делегации пробивающийся через колючие заросли ежевики, приписал случившемуся статус "подскочившего давления". Будучи человеком трезвомыслящим, а в душе и вовсе скептиком, я не желал верить в то, что со мной приключилось что-то необыкновенное. Впереди ждала Нилова пустынь, древний храм то ли 14, то ли 16 века, песочной громадой застывший перед нами. Последние ежевичные кусты больно царапнули по открытым в шортах ногам, и мы выбрались на дощатые мостки, ведущие ко входу в храм.
Наши растянулись небольшой колонной, в конце которой был и я. На входе монах с окладистой бородой выдавал забавные повязки вокруг бёдер, прикрывающие колени. Буквально за два человека передо мной монах удручённо развёл руками - повязки кончились. Предыдущая экскурсия так и не вышла из Пустыни, посему - придётся ждать.
От скуки я попытался завести с монахом разговор. Выяснилось, что зовут его отец Леонтий. От него веяло каким-то странным покоем и доверием, разливавшимся в воздухе, будто создавая пресловутую ауру, воспетую любителями восточной эзотерики. Я не могу объяснить, почему, но я рассказал ему о том,что вчера видел. Рассказал так, как сейчас - рассказываю вам. Он прервал меня на том моменте, когда я готов был рассказать о последующим за тишиной...
- Шёпоте? Шёпот ты слышал, будто не один десяток людей в одной коморе себе под нос утробно шепчут?
Я подавился едва не вылетевшим из себя бранным словом, оскорбившим бы и этого человека, и это духовное место.
- Откуда вы знаете? Я не первый, кто рассказывает?
-Почему-то все, рассказывая, думают, что они первые. Гордыня? Она особенно свойственна юношам... Конечно, ты не первый. И, пожалуй, даже не в первой в сотне тех, кто об этом поведал...
Монах нахмурился, будто бы какая-то неожиданная, но дурная мысль всплыла у него в сознании.
-Много шума. Души усопших не для того отправились в покой, чтобы над их прахом плясали живые. Здесь ведь кругом погосты. А в двадцатом веке, года не вспомню, расстреляли мятежную польскую дивизию, которая в войну к фашистам примкнула. Все здесь и лежат. Мои братья освящали, и за упокой душ их не одну свечу ставили. Видимо, не слышат их души наших молитв.
Показались подавленные, будто бы посеревшие лица людей из предыдущей экскурсии, скопом выходящие из храма. Позже я понял, почему. Нилова Пустынь подавляла своим холодным, расписным каменным величием.
Хоть и не так сильно, как всё то, что мне удалось прочувствовать за последние сутки...Отец Леонтий за одну минуту разбил всю броню моего скепсиса, что я выращивал на себе годами.
Я чувствовал, как её осколки остались за моей спиной, там, в широком дворе тверского храма...И я точно знал, что навсегда."
Вот и вся история, дорогие пикабушники.
Пожалуй, одна из немногих в моей копилке, которой действительно стоило поделиться. Надеюсь, что вам было интересно читать её - также, как мне - снова погружаться в омут тревожных воспоминаний, тайная суть которых до сих пор от меня сокрыта и превращать их в этот текст.
Ярких воспоминания, ребята! Пусть даже не самых позитивных.
С уважением, Kromvel.