Воля
Рыжие усы, похудевшее лицо, впалые глаза… А в остальном – это всё тот же детектив, которого он встретил в самом начале. Разве что взгляд слишком усталый для второй половины дня. Но это можно понять, ведь, по факту, Бучи Хайнлайн не просто коп, он самая настоящая знаменитость, от которой уже несколько часов кряду не отходили репортеры. Увидев его, Бучи помахал лапой и, кое-как оторвавшись от журналистов, подошёл к его машине.
– Чеширски! Чертов кошачий ты сын! – он обхватил его лапами. – Твою душу, как ты это сделал?
– Сэр, я приложил минимальное количество усилий.
– Молчи, Джереми уже мне всё рассказал.
– Да? А я думал, он занят статьёй.
– Поверь мне, за его годы статьи его не отвлекают, он может писать их с завязанными глазами. Но ты, ты, я не верю, ты! В жизни бы не подумал.
– Сэр, – начал было Бар.
– Да, согласен, не здесь, – он повернулся в сторону суда и репортеров, идущих к ним. – Поехали отсюда, я уже не могу тут находиться, просто хочу чашку чая на свободе. Боже, Чеширски, сынок, ты даже не представляешь, что ты сделал. Правда.
Бар заметил, как у Хайнлайна выступили слезы. Неожиданно, по старчески. Он вдруг отчетливо понял, насколько был стар этот рыжий кот, и как тяжело ему приходилось за решеткой. Что, не смотря на всю внешнюю непоколебимость, он все же был свободолюбивым котом, то есть самым обычным, хвостатым, которые никогда не могли привыкнуть к замкнутым помещениям.
– Да, сэр. Поехали. Я знаю, где есть вкусный чай.
– Только не к Джереми в редакцию. С ним ещё рано. Пусть закончит свою статью. Кстати, как он? Он вроде на редактора метил.
– С этим возникли некоторые проблемы, – сухо ответил Бар, заводя машину. – Но, я думаю, с этим делом он быстро всё поправит. Я слышал, ему уже предложили место в «Практик Таймс», восстановили в должности, так сказать.
– Всегда выкрутится, – довольно отметил Хайнлайн.
Выбрав кафе подальше от суда, Чеширски остановил машину. На самом деле он, конечно же, не знал, где готовили лучший чай, но был уверен, что после тюрьмы Хайнлайн не будет особо привередлив. Старик хотел просто уехать подальше от злополучного места, и в этом это заведение вполне подходило, так как стояло почти на самом краю города.
Бар заказал две чашки и помог Хайнлайну раздеться. Его несколько напрягало, что от старика немного пованивало, ему бы не хотелось, чтобы официантки морщили носы, а старик это увидел. Поэтому он и выбрал место поближе к окну, открыв которое, немного почистил воздух.
Хайнлайн вдохнул ароматный напиток. Это было, конечно, удивительно, ведь по сути, после всего, что он пережил, ему следовало хорошенько нажраться, а тут – бац! И чашка чаю. Хайнлайн поднял глаза.
– Знаешь, Чеширски, там ты постоянно думаешь о простых вещах. Это здесь всё привычно, там же всё кажется чем-то сверхъестественным.
– Вы думали о чае?
– Постоянно. Если честно, я думал, что выпивка у меня не выйдет из головы, а тут – раз! И все мысли о чае, о кафе и о свободе.
– Тогда зачем вы взяли всё на себя? Ведь вы не были виновны?
Хайнлайн нахмурился и поставил чашку с чаем на блюдце, затем посмотрел в окно на белое небо. Бар не сводил с него глаз, его несколько беспокоила и одновременно радовала это перемена в старике, ведь с жизнерадостным напарником куда проще ловить преступников.
– Я много думал. Фактически я только этим и занимался. Иногда вообще складывалось ощущение, что время словно бы остановилось и всё, что у тебя есть, это твое прошлое, в котором ты можешь снова и снова копаться. И знаешь, Чеширски, я понял, что сдаться – это не то, что мы должны делать. Звучит просто, но тем не менее.
– То есть, вы передумали насчет той кошки?
– Это случайность, Чеширски. И знаешь, я для себя решил, что не стоит прятать голову в песок. Мы возобновим это дело, я поговорю с Освальдом, и он пойдет мне навстречу. Ведь именно так поступают настоящие копы, верно?
– Хотите, чтобы была проведена служебная проверка? В полной мере?
– Да.
– Так вот почему Харди вас отпустил? Вы говорили с ним об этом?
– Разные были разговоры, главное, что теперь я на свободе и смогу подчистить этот город от всякой швали. Проверка – хорошо, работа тоже. Боже, как же я соскучился по всему этому! Знаешь, Чеширски, надо было отсидеть, чтобы понять, что хочешь жить. Как бы сказали мудрецы – коснуться дна и оттолкнуться от него. Ох, детектив, ну и много же работы нас ждет, – улыбнулся Хайнлайн и, наклонив голову Бара, стукнулся об него лбом.
Чеширски даже несколько опешил от такой улыбчивости и прыти со стороны старика, но, увы, к хорошему быстро привыкаешь, и он невольно улыбнулся.
– Как скажете, сэр. Очистить. так очистить.
– О да, теперь нас ведь двое против всей этой мафии.
– Трое, если уж быть совсем честными. Джереми очень помог.
– Поверь мне, сейчас он будет занят лишь журналистикой, у барсука не только алкоголь слабое место, но и тщеславие. Пока он не напишет статью, и пока её не разместят на первой полосе, он не успокоится, поверь мне, детектив.
– Возможно. Но с чего начнём?
– Это тебе решать, ты ведь уже не совсем зеленый.
Бар посмотрел на Хайнлайна. На мгновение ему вдруг показалось, что именно таким и был его отец. Таким же мудрым, смелым, добрым, жаждущим войны с мафией и крепко державшим удар даже в тюрьме. Да, он убил эту кошку, но он же не против повторного расследования. Так что с него теперь брать? И вообще, он, наверное, был единственным, кто не был проплачен в участке, так что, теперь всех собак на него спустить? Все решит расследование. Возможно, даже вести его будет Харди, теперь уж Бар и в это мог поверить.
Он отлил себе чаю. Странное чувство покоя возникло у него с этим стариком. Странное. Как будто бы он внес необходимые коррективы. Да, задница никуда не делась, но она немного отстала, позволив этому рыжему коту отвлечь его.
– Джек Горни, сэр, – сказал Бар. – Вот, на кого я копаю. Он убил нескольких крыс и, покрываемый Арчи Толстопузом, убил лидеров собак и крыс.
– А ты не мелочишься.
– Так случилось. Вас подставил, кстати, Арчи. А тот крысеныш, что стрелял в Луку Льюиса, был его подопечным.
– Арчи, это потом. Сперва начнём с твоего Горни. Черт, как же от меня воняет! Не возражаешь если я сперва приму душ, а уже потом заеду в участок?
– Да, я думал, вы вообще возьмёте выходной.
– Я порядком уже отдохнул. И если уж меня восстановили в должности, так начнём работать. Горни, значит Горни. Эх, знаешь, а ведь с крысой миллиардером, который жрет других крыс, я ещё не сталкивался.
– Всё бывает впервые, – улыбнулся Бар. – Я рад, что вы вернулись.
– Поверь, я тоже. Как будто старую кожу снял. Ох, надерем мы им задницы, сынок. Хватит унывать.
Бар опустил голову и помотал ею. Да, все было так странно. Этот старик принёс из тюрьмы желание войны, что явно как-то не вписывалось в общий антураж его новой жизни. Но так лучше. Так можно отвлечься. Так можно ещё ой как вдарить по маньякам, убийцам, по всему тому, что называется мерзостью. Он поднял голову, ведь он совсем забыл задать главный вопрос, но тут он заметил, как сзади остановилась машина. Хайнлайн мгновенно поймал его изменившееся лицо и повернулся. Крысы. Там были крысы. А затем огонь, после чего Хайнлайн поднялся, закрывая своей спиной его.
Раздался звон стекла. Крики. Автоматные очереди. Визг шин. Какие-то крики. Затем ещё очередь. И лежащий под Хайнлайном Чеширски почувствовал, как трясётся тело старика. Снова, снова, снова. Он потянулся к пистолету, но остановился. Он вдруг вспомнил, где-то такое уже было, кажется, давно… Да, давно, когда, окружив его собой, мать согревала его мокрое тело, а старик-отчим бил её ногами, точно так же заставляя её тело трястись.
«Шлюха, мразь» – кажется, так он говорил. Да, именно так! Когда со всей силы бил её по спине. Бар задышал, он начал задыхаться, видимо, старик слишком придавил его, спасая от пуль. Перевернув Хайнлайна, он посмотрел сквозь разбитое стекло. Они уехали, оставив на асфальте лишь следы от шин. Он повернулся к старику, но тот был мертв. Шатаясь, Бар поднялся и, выронив пистолет, сел на стул.
А потом приехали копы, много копов… А ещё журналисты, которые постоянно что-то спрашивали, говорили, как будто это было очень важно. Или же, казалось важным. В любом случае, активности было очень много, только вот Чеширски уже мало это замечал, у него почему-то кто-то выключил звук, делая их всех немыми.