Производственное объединение «Полет» создано 24 июля 1941 года на базе московских эвакуированных авиазаводов №№ 156 (ныне ОАО «Туполев») и 81 (ныне ОАО «Тушинский машиностроительный завод») и омских заводов: автосборочного им. Коминтерна №6, завода автоприцепов и авиационных мастерских ГВФ (скачать фрагмент книги «Высота «Полета»об истории завода в годы Великой Отечественной войны).

Первым директором объединения был назначен летчик, Герой Советского Союза (Золотая Звезда Героя СССР №1) Анатолий Васильевич Ляпидевский. В 1941-1943 годах на заводе работало опытно-конструкторское бюро крупнейшего отечественного авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева. В числе специалистов КБ был будущий основоположник советской практической космонавтики Сергей Павлович Королев.

За годы Великой Отечественной войны на омском «Полете» былоизготовлено 80 бомбардировщиков Ту-2, более 3500 истребителей Як-9. Полетовские самолеты участвовали во всех крупнейшихбитвах, в том числе на Курской дуге и во время взятия Берлина. На омских Яках сражались французские летчики из прославленного полка «Нормандия-Неман».

После войны предприятие продолжило выпуск авиационной продукции.

С июля 1949 года по август 1955 года на «Полете» производили лучший реактивный бомбардировщик того времени Ил-28 (произведено 758 самолетов). Быстрый технический рост и успешное освоение заводом реактивного бомбардировщика позволили Совету министров СССР выпустить постановление об организации серийного производства на Омском заводе первогогражданского реактивного самолета Ту-104. Внедрение в серию начато в январе 1955 года. За период производства с 1955 по 1960 годы выпущено 54 самолета для Аэрофлота, 4 – для авиалиний ЧССР, 3 – по заказуМО СССР.

Андре́й Никола́евич Ту́полев— советский учёный и авиаконструктор, генерал-полковник-инженер (1968), доктор технических наук.

С 1958 года на предприятии развертывается серийное производство одноступенчатых баллистических ракет средней дальности Р-12 (8К63) и Р-12У (8К63У). Это потребовало от Омского завода полного технического перевооружения, создания новых цехов, отделов, испытательных стендов и контрольно-испытательных станций, освоение и внедрение новых технологических процессов. Первый пуск Р-12 произведен с полигона Капустин Яр в апреле 1959 года. Всего изготовлено более 500 ракет Р-12. Начиная с 1961 года, ПО «Полет» начинает выпускать двухступенчатые межконтинентальные баллистические ракеты Р-16 (8К64) и Р-16У (8К64У). Выпущено около 330 ракет. В 1963 году освоено серийное производство двухступенчатых межконтинентальных баллистических ракет РС-10 (МБР 8К84). Первый пуск состоялся 20 октября 1968 года с шахтной пусковой установки космодрома Байконур. На вооружении комплекс находился с июля 1967 по 1990 годы.

С 1968 года развернуто производство ракеты-носителя легкого класса «Космос-3М», которая стала самой надежной в своем классе. Полетная надежность ракеты-носителя составляет 97%. Более 750 раз ракета-носитель «Космос-3М» успешно выводила на эллиптические и круговые орбиты космические аппараты как по советским, так и по международным программам. С полигона Капустин Яр и с космодрома Плесецк были произведены запуски спутников Индии, Франции, Швеции, США, Мексики, Германии, Италии, Великобритании и Китая. Были проведены работы по модернизации ракеты-носителя: создан новый головной обтекатель с увеличенной зоной полезной нагрузки, обеспечена возможность попутного запуска нескольких малых космических аппаратов, размещаемых на основном и нескольких разнотипных космических аппаратов одновременно.

В середине 70-х годов заводу поручено освоить производство новой баллистической межконтинентальной ракеты морского базирования РСМ-50. Для изготовления сложных элементов конструкции на предприятии в кратчайшие сроки смонтированы специальные станки с ЧПУ, разработана новая система автоматизированного расчета, а для проверки систем изделия создана специальная контрольно-измерительная станция. Первая продукция была сдана заказчику в 1976 году. Качество работы омских ракетчиков многократно подтверждалась учебными стрельбами. Тридцать лет РСМ-50 являлась важным составляющим звеном ракетного щита нашей страны.

В 1978 году на ПО «Полет» начались работы по организации «с нуля» серийного производства ракетных двигателей РД-170 для ракетно-космической системы «Энергия-Буран». В 1981 году выпущен макет двигателя, а в июне 1983 – первый двигатель. В общей сложности произведено около 50 двигателей. Для проведения контрольно-технологических огневых испытаний двигателей для РН «Энергии» специально был создан стенд в поселке Крутая Горка с использованием самой современной на то время техники.

Ракета "Космос-3М" как памятник труженникам завода в г. Омск. Неоднократно выводила спутники в космос, на орбиту нашей планеты Земля.

Продолжение. Начало 1 2 3  В. Ф. Болховитинов, способный инженер, но неудачник, создал модификацию ТБ-3 с гладкой обшивкой и полуубирающимися шасси, самолет ДВА, на котором погиб Леваневский.

Болховитинов, Виктор Фёдорович

Затем истребитель с прямоточным двигателем, на нем разбился Бахчиванджи. Построил истребитель с двумя двигателями Климова танде, -- неудача с центровкой.

Махнул рукой на все, ушел на педагогическую работу. В. Ф. был военным инженером, и его всегда опекали работники ВВС, возможно это сыграло свою роль, и его не тронули.

Последний верный туполевский Санчо Панса -- А. А. Архангельский. Все эти годы он жил в невыносимой тревоге, один-единственный из окружения А. Н. Туполева не подвергшийся аресту, он каждую ночь ждал стука в дверь.

А. Н. Туполев и А. А. Архангельский, 1934—1935 гг.

Его жена Наталья Дмитриевна, дочь известного профессора лингвиста, автора популярного словаря Д. Ушакова, вспоминала, как А. А. беспокоил ее, не ел и не спал, и психически стал крайне неустойчивым.

Архангельский не был таким конструктором, как Петляков или Сухой, в КБ Туполева он выполнял особую роль, в которой был незаменим. Это было внешнее представительство и доводка машин.

Оставшись на свободе, он продолжал доводку СБ, который получил название АР-2. А оставили его, видимо, с расчетом, надо же было кому-то решать вопросы по многочисленным типам машин.

Остальные главные были арестованы все: А. И. Путилов (самолеты Сталь), Р. Л. Бартини (ЕР), В. А. Чижевский (ВО), Д. С. Марков (РЛи Р), И. Г. Неман (ХАИ), Д. Л. Томашевич (самолеты умершего Поликарпова), С. П. Королев (ракетопланы), В. Л. Александров (АК), Невдачин (легкие машины)-- самостоятельных заданий в ЦКБ-29 не имели и работали начальниками бригад.

Остается патриарх авиационной мысли в СССР -- Андрей Николаевич Туполев. Философская концепция А. Н. Туполева была предельно четкой: "Самолеты нужны стране, как черный хлеб. Можно предлагать пралине, торты и т. д., но незачем, нет ингредиентов, из которых их делают.

Следовательно:

а) нужно выработать доктрину использования авиации, основанную на реально возможных проектах машин;

б) на базе уже освоенной технологии и производственных возможностей создать крупносерийные образцы машин, отвечающих доктрине;

в) если эти образцы по своим данным будут немного отставать от западной рекламы -- черт с ними, возьмем количеством;

г) чтобы между количеством и качеством не возник непоправимый разрыв, необходимо:

1) всемерно развивать технологию опытного самолетостроения, освободив его от забот по серии, для чего создать на заводах достаточно сильные серийно-конструкторские бюро;

2) опытные КБ загружать двумя видами задач: новыми образцами для серии и перспективными машинами, по своим данным резко вырывающимися вперед". Эту концепцию он проводил довольно четко.

Ее первой части соответствовали Р-3, ТБ-1, ТБ-3;

ее второй части -- такие выдающиеся для своего времени самолеты, как: СБ, АНТ-42, АНТ-25.

Кроме того он считал, что: "В условиях СССР карликовые КБ, пусть даже возглавляемые талантливыми конструкторами, многого достичь не смогут, нужны мощные организации по типу КОСОС, которых достаточно две, максимум три". В те годы он полагал, что таковыми могут быть сильные бюро, созданные вокруг Григоровича и Поликарпова.

Свое убеждение он подкреплял такими примерами: "За 10 лет с 1927 по 1937 год наше бюро создало для страны 10 крупносерийных машин, отвечающих требованиям ВВС и ГВФ, это -- И-4, Р-3, Р-7, ТБ-1, ТВ-ЗСБ, РД (АНТ-25), ТБ-7 (АНТ-42), АНТ-9, АНТ-14&.

За эти же годы Н. Н. Поликарпов выпустил -- И-5, У-2, Р-5 и И-16, то есть пять типов, ОКБ Ильюшина ИЛ-2 и ИЛ-4, то есть два типа, а Бартини -- ЕР-2, то есть один.

За те же годы Кочеригин, Голубков, Ицкович, Москалев, Флоров, Боровков, Грибовский, Цыбин, Пашенин, Гроховский, Щербаков, Чачовников, Беляев, Таиров, Рафаэлянц, Жоншай, Козлов, Нуров, Ермолаев, Толстых, Висковат, Черановский, Невдачин, Яковлев -- перечислил 24 главных, их было, конечно, больше, -- каждый из которых имел свое КБ, не дали ВВС ни одного!

Видимо, многих из этих людей, талантливых конструкторов, в крупных ОКБ можно было бы использовать продуктивнее. Не забывайте и экономическую сторону дела, денег у страны было немного, а сколько стоило содержание всех этих бюро!"

Было бы наивным изображать А. Н. Туполева толстовцем и "непротивленцем". Крупный талант, независимо от сферы его деятельности, всегда и везде угнетал менее способных. Обычно это проявляется уже с первых классов школы. Однако к чести Туполева следует отнести, что существование многих карликовых бюро имело место в то время, когда он совмещал в себе не только руководителя КОСОС, но и главного инженера ГУАП.

В то время он обладал властью одним росчерком пера уничтожить любое такое микробюро. Он этого не делал.

Право же критически относиться к деятельности других есть неотъемлемое право каждого. Большинство это признавало, однако, некоторые мириться не хотели. Одним из них мог быть и А. С. Яковлев. Исключить возможности, открывающиеся от его близости к "корифею", было бы неверным. На эту мысль наталкивают и некоторые страницы его книги "Цель жизни".

Так или иначе, А. С. Яковлев неоднократно проявлял недоброжелательность к А. Н. Туполеву. Оставим в стороне мелкие уколы в приверженности Туполева к доктринам ДУЭ и Митчеля, ибо они господствовали в то время в умах военных, и массовое производство ТБ-1 и ТБ-3 шло, естественно, не по желанию А. Н. Туполева, хуже другое.

В 1943 году, когда ход войны переломился, и от обороны страна перешла в наступление, никто другой, как он настоял на том, чтобы налаженное производство ТУ-2 в Омске было прекращено и заменено ЯК-3.

В наступлении же, конечно, нужнее были ТУ-2. Такой концепции отвечали и черты характера. А. Н. Туполев в технике был веротерпим, прислушивался к мнениям других, поддавался переубеждению. Прожектерства не терпел, а прожектеров от себя отстранял. На защиту своих сотрудников вставал грудью.

В личной жизни был пуританином и имел стойкие нравственные убеждения. Пробиться в число его ближайших сотрудников было нелегко, так высоки были требования. Было необходимо любить свое дело превыше всего, почти аскетически, забыв все остальное, быть инициативным, настойчивым, правдивым, не преклоняться перед авторитетом и начальством, смело искать новые пути, а найдя, не отступать перед всякого рода конъюнктурными соображениями.

Отвечающий такому стандарту человек постепенно завоевывал его доверие, пока через несколько лет ему доверяли настолько, что, по существу, не контролировали

Но вернемся к шараге. Летчиком-испытателем будущей «сто третьей» был назначен М. А. Нюхтиков. «Сотка», так называлась машина В. М. Петлякова, в те дни уже летала. Начавший ее испытания П. М. Стефановский жаловался, что на режиме подхода к земле она, чуть уберешь газ, проваливается «как утюг». В то время «сто третья» только еще обретала свое лицо, и шли поиски, порой мучительные, оптимальных форм машины.

Бомбардировщики Пе-2 во время Великой Отечественной войны, 1944 год

Однажды в бригаде С. М. Егера, поджав одну ногу под себя (любимая поза), сидел Старик *. На доске — исключительно, на наш взгляд, удачно выбранный профиль крыла, американский МАСА-1113. Мягким карандашом (твердые он презирал, когда такой случайно попадался в руки, он сквозь сильные очки разглядывал его, а затем, сплюнув, бросал за спину) Старик подправляет хвостовую часть профиля. Сидящий рядом аэродинамик А. Э. Стерлин явно не одобряет это кощунство. «Вот так, здесь мы немножко подожмем,

— и, обращаясь к Стерлину: — Ты, Аманулыч, не попердывай, машина у земли будет устойчивой, вот так, — жестом подбирает штурвал на себя, потом плавно отдает его, — мы спокойненько и сели».

Как рассказывал случайно присутствовавший при этом Нюхтиков, «в то время я про себя думал: ладно, пусть Старик поболтает, на вас это произведет впечатление, я же стреляный воробей, меня на такой примитивной мякине не проведешь.

Когда же во время первого полета «сто третьей» все происходило точно так, как он тогда рассказывал, я дал себе слово извиниться перед ним». Действительно, когда мы поздней осенью 1940 года собрались в комнате ангара НИИ ВВС и затаив дыхание слушали оценку своего труда, Нюхтиков слово в слово повторил сказанное Туполевым год назад у доски.

Кстати сказать, в это же время на «сотке» летчик Ф. Ф. Опадчий обнаружил некоторую неустойчивость по курсу, особенно заметную на малых скоростях. Начальство разгневалось. Петлякова свозили на Лубянку к генералу Кравченко (начальнику всех шараг), а затем и к самому Берии.

Поползли противные разговоры, слово «вредительство» еще не произносилось, но им запахло. Среди заключенных КБ — 1 появились плохие симптомы — уныние, нервозность и даже взаимные упреки. Конфликт явно назревал.

Мне хочется отметить здесь одну общую почти для всех зеков шараги черту — склонность к депрессии. Достаточно было ничтожного импульса (слуха, фразы, замечания «руководства»), как такая душевная депрессия распространялась среди зеков с необыкновенной быстротой. Порой без всяких оснований.

Войдя в спальню, вы обнаруживали десятки людей, лежавших на кроватях лицом в подушки, а вслушиваясь в разговор, могли услышать: «... отпускать не будут... всех в лагеря... точно, я слышал, артиллеристов уже разогнали... » и т. д. Поражала скорость, с какой наше общество в сотню людей впадало в меланхолию и пессимизм.

Тщетно Петляков искал простого решения. Начались разговоры о капитальной переделке оперения, а это уже скандал, сроки, честь мундира «руководителей». Кутепов велел позвать Туполева.

Туполев долго ходил у оперения, бормотал, сопел, грыз ногти, потом сказал:

«Володя, продолжи стабилизатор за шайбы, тут у тебя наверняка затенение, добавки стабилизируют поток, эффективность рулей на малых скоростях поднимется, и, я думаю, ты обойдешься без капитальных переделок. В серии сделай так-то... » — и начал длинный, уже специальный разговор. Ночью на заводе сделали удлинители, днем поставили их на место, а назавтра Опадчий доложил, что неустойчивость пропала.

И третий пример — он относится к 1947 году. Делали мы Ту-14, правило площадей * еще права гражданства не получило. Двигатель Роллс-Ройс «НИН», имевший большой лоб и длинное сопло, плохо компоновался с крылом. Позвали А. Н. Туполева (* Лишь впоследствии обоснованное теоретически и подтвержденное экспериментами правило аэродинамики, по которому суммарная площадь поперечного сечения летательного аппарата должна по всей его длине изменяться плавно. То есть фюзеляж, крыло, мотогондолы, оперение самолета на участках их стыковки надо сужать.)

Присмотревшись, он стал прибавлять сечение мотогондолы перед крылом, одновременно обжимая ее под ним. Прислушавшись, можно было разобрать, как он бурчит: «Вот здесь поток подожмется, здесь расправится, и мы избавимся от интерференции между крылом и гондолой».

Казалось, он видит этот метафизический поток, набегающий на машину, сжимающийся вокруг мотогондолы и, плавно распрямившись, обтекающий крыло. Никто из очевидцев этой его мысли не понял, более того, все согласились, что он мотогондолу испохабил. Посоветовавшись, решили пригласить аэродинамика № 1 — академика С.А. Христиановича. Тот посмотрел, пожал плечами и скептически молвил: «Знаете, что-то не то. Но, возможно, будет лучше... » И далее не слишком определенно. Поддавшись скепсису авторитета, Егер, Сахаров и Бабин решили немного подправить схему. Вечером грянул бой.

Старик рассердился не на шутку. «Мальчишки, сопляки, голодранцы, — сыпалось как из рога изобилия, — что вы мне задуриваете голову Христиановичем, он теоретик, достаточно далекий от практического конструирования. У него и задачи другие, искать общие закономерности. Что он вам — конкретно сказал что-либо, может, подсказал конструкцию? Ах нет! Так что же вы... » — и в таком духе дальше. Летала же Ту-14 хорошо, и со временем ее довольно уродливые, на наш тогдашний взгляд, гондолы действительно теоретически обосновали.

Ту-14

Три этих примера показывают интуицию Туполева. Стоит ли напоминать, что интуиция была в то время чем-то вроде салемской колдуньи и осуждалась как немарксистская, а идеалистическая концепция? В точных науках все должно быть выражено формулами, учили студентов.

Кстати сказать, Ту-14 был для меня первым случаем коллизии с общепризнанной формулой «красивое — значит, разумное». Ничто не вечно под луной — и сомнительно, чтобы «Конкорд» мог понравиться Луи Блерио, Фарману, Дюпердюссену или Вуазену. Скорее всего, они, взглянув на него, плевались бы.

Итак, в конце 1938 — начале 1939 гг. в Болшево начали прибывать транспорты со специалистами. «Все смешалось в доме Облонских» — авиаторы, судостроители, артиллеристы, танкисты, ракетчики, связисты... Туполев был своеобразным центром притяжения для авиаработников. Вскоре вокруг него сколотилось эмбриональное ядро будущего ОКБ — С. М. Егер, Г. С. Френкель, А. В. Надашкевич и два молодых человека, хотя и умевших чертить, но попавших в эту компанию явно по канцелярскому недоразумению: звукооператор В. П. Сахаров и дипломник станкостроительного института И. Б. Бабин. Ядро дополнил моторист А. П. Алимов, выполнявший в нем роль техника, готового на любые работы.

В то время, а скорее даже несколько раньше, в Бутырской тюрьме, как это позднее рассказывал А. Н. Туполев, у него созрела идея самолета-агрессора, пикировщика, способного нести бомбы самого крупного калибра и скоростью превосходящего истребители того времени.

На трех чертежных досках, положенных на колченогие столы, Егер, Сахаров и Бабин, работая с утра до ночи, искали его будущие формы. Несмотря на только что перенесенную трагедию допросов и пыток, несмотря на окружающую обстановку, больше всего напоминавшую железнодорожный вокзал во время стихийного переселения, мысль А. Н. Туполева работала четко, и постепенно лицо АНТ-58 приобретало свои черты.

ФБ (103) АНТ-58

По мысли Старика, АНТ-58 имел экипаж из трех человек. Летчик один, у него для стрельбы вперед — батарея из четырех пулеметов ШКАС в носу АНТ-58 и двух пушек ШВАК * в корневой части крыльев. Непосредственно под кабиной летчика начинался длинный бомбовый люк, в котором могло подвешиваться до 3 тонн бомб, в том числе одна весом 1 000 килограммов. Передняя часть люка имела скос для выхода бомб при почти отвесном пикировании. За бомбовым люком сидели штурман и стрелок, у которого стояли два пулемета для обороны задних полусфер. Машина была предельно обжата; по прикидочному расчету, который вел сам Старик, с двумя двигателями по 1 400 л. с. было возможно получить скорость порядка 600—630 км/ч — больше, чем у тогдашних истребителей.

Изредка появлялись чины НКВД, осматривали эскизы и удалялись, не проронив ни слова. Затем АНТ исчез — ночью его увезли в Москву. Через сутки он вернулся суровый, гневный и сообщил, что через три дня будет доклад о самолете. На этот раз с чертежами увезли троих: его, Егера и Френкеля. Вначале их принял начальник всех шараг генерал Давыдов (в 1939 году Давыдова посадили и назначили на его место Кравченко, последнего посадили уже в 1941 или в 1942 году). Генерал одобрил замысел и сообщил, что завтра Туполева доставят на доклад к Берии, а пока всех троих, чтобы их не «утруждать» перевозкой, разместили в одиночках внутренней тюрьмы.

Берия Л.П.

Прием у Берии, в его огромном кабинете, выходившем окнами на площадь, был помпезным. На столе разостланы чертежи. У конца, который в сторону «ближайшего помощника и лучшего друга» главного вождя, сидит Туполев, рядом с ним офицер, напротив Давыдов. Поодаль, у стены, между двумя офицерами — Егер и Френкель.

Выслушав Туполева, «ближайший» произнес: «Ваши предложения я рассказал товарищу Сталину. Он согласился с моим мнением, что нам сейчас нужен не такой самолет, а высотный, дальний, четырехмоторный пикирующий бомбардировщик, назовем его ПБ-4. Мы не собираемся наносить булавочные уколы, — он неодобрительно указал пальцем на чертеж АНТ-58, — нет, мы будем громить зверя в его берлоге. — Обращаясь к Давыдову: — Примите меры, — кивок в сторону заключенных, — чтобы они через месяц подготовили предложения. Все!»

Туполев вернулся злой, как тысяча дьяволов, затея Берии была явно несостоятельной. Высотный — значит, герметическая кабина, то есть стесненный обзор. Четырехмоторный, дальний, следовательно, крупногабаритная, неповоротливая машина — отличная цель для зенитчиков и непригодная для крупносерийного производства. Герметические кабины не позволяли применять надежное оборонительное вооружение, ибо дистанционно управляемого в то время в СССР еще не было.

Одним словом, масса против и ни одного «за», разве только то, что немцы и американцы уже имеют одномоторные пикировщики, следовательно, нам следует переплюнуть их и создать очередной уже не «царь-колокол», а «царь-пикировщик»!

Вечером Туполев собрал свою группу и поделился сомнениями: «Дело очень ответственное.

Возможно, этот дилетант уже убедил Сталина, и им будет трудно отказаться от ПБ-4. Сталина я немного знаю, он менять свои решения не любит. Надо очень добросовестно подработать общий вид машины, примерный весовой расчет — как жалко, что с нами нет Петлякова, он лучше меня знает все данные АНТ-42 (Пе-8), а ведь ПБ-4 должен быть примерно такой же.

Возьмем за основу 42-ю, герметизируйте кабину, продумайте выход бомб из люка при пикировании, учтите дополнительный к АНТ-42 вес. Расчетную перегрузку для пикировщика придется поднять. Объяснительную записку напишем мы с Жоржем (Френкелем)»

В записке освещались четыре основных положения:

1. Высотный, дальний, четырехмоторный тяжелый бомбардировщик уже создан, это АНТ-42. Для того, чтобы «бить зверя в его берлоге», нужно организовать серийное производство АНТ-42.

2. Пикировщик, поскольку процент его потерь все же будет большим, должен быть малоразмерной массовой машиной.

3. Для прицеливания на пикировании машина должна быть маневренной, чего нельзя достигнуть на тяжелой четырехмоторной машине.

4. Заявленные им, Туполевым, точные данные по самолету 103 он гарантирует, требуемые по ПБ-4 — не может.

Через месяц Туполева отвезли на Лубянку одного. На этот раз он пропадал три дня, и мы изрядно за него поволновались, а вернувшись, рассказал:

— Мой доклад вызвал у Берии раздражение. Когда я закончил, он взглянул на меня откровенно злобно. Видимо, про ПБ-4 он наговорил Сталину достаточно много, а может быть, и убедил его. Меня это удивило, из прошлого я вынес впечатление, что Сталин в авиации если и не разбирается как конструктор, то все же имеет здравый смысл и точку зрения.

Берия сказал, что они разберутся. Сутки я волновался в одиночке, затем был вызван вновь. «Так вот, мы с товарищем Сталиным еще раз ознакомились с материалами. Решение таково: сейчас, и срочно, делать двухмоторный. Как только кончите, приступите к ПБ-4, он нам очень нужен». Затем между нами состоялся такой диалог:

Берия: — Какая у вас скорость?

Я: — Шестьсот.

Берия: — Мало, надо семьсот! Какая дальность?

Я: —Две тысячи километров.

Берия: — Не годится, надо три тысячи! Какая нагрузка?

Я: — Три тонны.

Он: — Мало, надо четыре. Все! — И, обращаясь к Давыдову: — Поручите военным составить требования к двухмоторному пикировщику. Параметры, заявленные гражданином Туполевым, уточните в духе моих указаний.

На этом аудиенция закончилась, мы вышли в секретариат. Давыдов кивнул головой Кутепову и Балашову, те на цыпочках, подобострастно скрылись за священными дверями, и вскоре, уже в виде гостиничных посыльных, появились обратно, нагруженные чертежами и расчетами.

Позднее, уже на свободе, Туполев поделился с нами: «Немного было у меня таких напряженных и ответственных разговоров в правительстве, разговоров, от которых зависела судьба всех нас. Делать ПБ-4 было чистым безумием. Военные ее, конечно, забраковали бы и были бы правы, ибо пикировать на ней на точечные цели немыслимо.

Отрицательное заключение военных Берия квалифицировал бы как наше вредительство, ведь нужно же ему оправдаться. Вспоминая его злобный взгляд, я склонен считать, что он не задумываясь принес бы нас в жертву, а что ожидало вас?»

Когда он вернулся и изложил события, которые произошли с ним в эти три дня, все вздохнули с облегчением. На сей раз грозу пронесло и открылись какие-то, пусть смутные, перспективы настоящей работы. Растрата сил на создание ПБ-4 была равносильна строфе из революционной песни: «Вы сами копали могилу себе, готова глубокая яма». Туполевцы вздохнули с облегчением, вместо угнетения появилось желание работать, творить. Вскоре состоялся переезд в Москву, в здание КОСОС, оформился коллектив КБ-103, и работа закипела.

Но до того, как она закипела, у А. Н. Туполева состоялся такой разговор с генералом Кравченко:

— Для того чтобы уйти в работу над самолетом в полную силу, мне нужна уверенность, что жена и дети живы и здоровы. Без этого не смогу. Пусть мне принесут записку от Юлии Николаевны.

Начальство всполошилось: ведь Юлия Николаевна в изоляции, а детей опекает бабушка, Енафа Дмитриевна. Ютятся они в одной комнате, оставленной им в квартире на Каляевской, без всяких средств к существованию.

Поначалу Туполеву отказали, но, столкнувшись с непоколебимой твердостью, записку принесли. Стоит ли говорить, что она была написана в камере следователя, который вел дело Юлии Николаевны, под его диктовку и «в интересах возможного освобождения мужа».

Служба информации у нас в стране всегда хромала, особенно это относилось к оборонной промышленности, где все нужное и ненужное было засекречено, и в первую очередь в тупике оказывались те, кто должны были начинить самолет самым новым и совершенным оборудованием. Оторванные уже два года от жизни, мы совершенно не знали, что выпущено промышленностью нового.

И вот трое отвечавших за начинку самолета — Надашкевич, Френкель и я — обратились с декларацией к АН о необходимости посетить ряд заводов. «Мда-а, — сказал шеф: — заключенные посещают секретные ОКБ — казус белли *! Попробую переговорить с Кутеповым». (* Casus Belli (лат. ) — повод для войны.)

Начальство поняло необходимость, и в один прекрасный день под конвоем Крючкова и двух охранников мы двинулись на соответствующий завод.

«Цирк» начался сразу же. Первый же вахтер потребовал у нас пропуска. Майор Крючков вынул свое удостоверение, теоретически открывавшее все двери, и сообщил, что остальные «это специалисты при мне». Разгневанная вахтерша усомнилась: «Какие такие специалисты, а может, шпиёны!» Кругом началось оживление, стала собираться толпа, назревал конфликт. Крючков исчез, но вскоре явился с начальником охраны, и нас пропустили.

Когда в приемную вошли разработчики аппаратуры, началось второе действие. Сперва немая сцена, затем расспросы: «Куда вы пропали, где работаете, над чем?» Форма Крючкова, охранники с пистолетами ставят все по местам. «Свободные» все понимают и с большим старанием выкладывают необходимую информацию. Прощаются они подчеркнуто тепло. Первое общение со свободным миром стало и последним. Надо полагать, что на Крючкова и попок оно произвело тяжелое впечатление.

Вернувшись, мы подробно рассказали о вылазке за стену, а лейтмотивом был тезис «Они там понимают все».

С этого времени необходимую информацию стали добывать чины НКВД, и это было ужасно. Путали, привозили не те чертежи и не то, что нужно. Словом, это была игра в испорченный телефон, и конструировать лучшие в мире самолеты стало очень трудно. Все же постепенно материалы начали собираться и открылся какой-то фронт деятельности.

После бесчисленных переделок рабочих мест экипажа на макете, вызванных неточной информацией, макет самолета довелся, и Туполев информировал Кутепова о необходимости затребовать макетную комиссию ВВС. Надо сказать, что это событие волновало всех заключенных. Как произойдет встреча с военными членами комиссии, которых большинство из нас знало много лет?

Ведь это политически подкованные люди, и не проявится ли слишком предвзятое, настороженное отношение к арестантам? По счастью, ее председателем был назначен не просто военный, а инженер — генерал П. А. Лосюков, умный и дальновидный человек.

Комиссия разместилась в кабинете Кутепова. (Совсем недавно в этот же кабинет приходили эти же офицеры, но принимал их Туполев.

Когда все собрались, ввели заключенных.

Прохор Алексеевич сразу находит верный тон, поднимается, обменивается с Туполевым рукопожатиями, и стороны раскланиваются. После обстоятельного доклада, сделанного С. М. Егером, все вместе следуем на шестой этаж, в макетный цех. Натурный макет облеплен людьми в сине-голубой форме ВВС. Арестанты отвечают на вопросы офицеров, доказывая, что спроектированный самолет достоин защищать социалистическое государство.

Два дня возле макета творится содом и гоморра. Наконец, все осмотрено, облазано, ощупано, обмерено, осознано и оценено. На пленарном заседании военные, как и обычно, выставляют свои максимальные требования, арестанты отвечают реальными. Постепенно страсти уступают разуму, находятся компромиссы. Наконец, акт с положительной оценкой самолета готов. По традиции, положен скромный банкет с вином. Компромисс находят и здесь. Нельзя заключенным произносить тосты и чокаться. Нас уводят, а за столы садятся военные и сотрудники НКВД.

Через много лет П. А. Лосюков сознался Андрею Николаевичу, как ему было трудно. Несколько ортодоксов из числа членов комиссии пытались создать коллизию между техникой и политикой. Извечный принцип соцбюрократизма «как бы чего не вышло» диктовал им уйти от однозначной оценки самолета, построенного вредителями. Написать витиеватое заключение, а дальше пусть генералы от Наркомата обороны и генералы от внутренних дел разбираются.

Было трудно и нам, мы ждали, что решение пусть даже пустякового вопроса скатится в сторону «ах, вы не хотите выполнить наши законные требования, следовательно... ». Такой поворот событий мог повлечь за собой далеко идущие последствия — карцер, отправку в лагеря, прибавку к сроку заключения, да и похуже. Но все обошлось.

Вспоминая эту комиссию, нельзя не остановиться на отношении Туполева к отдельным военным специалистам, улучшавшим, по их мнению, самолет. К действительно улучшавшим требованиям он относился положительно и обычно их принимал. Когда же кто-либо выдвигал явно демагогическое, не столь улучшавшее машину, сколько позволявшее автору негласно запечатлеть в акте: «Видите, какой я непримиримый борец за прогресс», — такой человек подвергался моральному уничтожению через осмеяние.

На комиссии по Ту-16 один из военных, подполковник Т., потребовал обеспечить верхнему стрелку обзор не только верхней, но и нижней полусферы. Тщетно Надашкевич пытался объяснить, что этого сделать невозможно, а главное и не нужно, поскольку хвостовой стрелок видит нижнюю полусферу. Т. упорствовал.

Тогда Туполев с улыбкой произнес: «Т., к тому времени, когда у вас на жопе вырастет глаз, я вам обзор вниз обеспечу». Гомерический взрыв смеха не дал ему договорить, и вопрос был снят.

Второй эпизод был на комиссии по самолету Ту-14, на котором мы впервые устанавливали катапультные сиденья экипажа. Военврач Я. потребовал, чтобы члены экипажа могли пользоваться стоявшей в кабине парашей, не сходя с таких сидений. Когда на пленарном заседании дошли до этого пункта, Старик от смеха чуть не упал со стула. «Ох, не могу, ох, уморил! — кричал он своим высоким голосом. — Егер, поставь ему вместо катапульты унитаз, дернет за цепочку и улетит». Бедняга доктор не знал, куда ему деваться; пункт, конечно, сняли.

Такая ирония действовала, и постепенно подобные откровенно нелепые требования выставлять перестали, никому не хотелось быть осмеянным Туполевым.

Тем временем на заводе закончили сборку петляковской «сотки» и начались ее летные испытания, которые вел П. М. Стефановский. 1 мая было приказано показать «сотку» над Красной площадью. Мы обрадовались: увидим машину из обезьянника. Но тут выяснилось, что тюремная администрация решила во избежание (чего?) держать нас в праздничные дни взаперти. Под давлением сослуживцев Петляков сходил к Кутепову, и компромисс был достигнут. Обезьянник откроют на время воздушного парада, но в нем будут дежурить два попки.

Рано утром туда набилось столько народу, что несчастных попок вдавили в решетку так, что они умоляли: «Раздвиньтесь, мы задыхаемся!» День был ясный, и на горизонте отчетливо проектировались силуэты кремлевских башен. Со стороны Белорусского вокзала появились точки — строй летящих самолетов. Видно было, как ниже и обгоняя их мчится серебристая «сотка».

Но что это? Силуэт машины необычен, снизу торчат какие-то темные предметы. Машина обгоняет строй и свечой уходит в небо. Всех беспокоит, что это было. Три дня все в волнении не находят себе места, дежурные попки отмалчиваются. Утром 3 мая вольняшки сообщили, что самолет шел с неубранным шасси, что летчик забыл его убрать. Конечно, нам повезло: Стефановский шел на максимальной скорости, открытые створки могли разрушиться и упасть, не дай Бог, на трибуны, что было бы тогда с коллективом В. М. Петлякова?

После парада выяснилось, что самолет Политбюро понравился, но Сталин предложил «несколько уточнить его назначение» и в серию запустить не истребитель, а пикирующий бомбардировщик. Учитывая успех «Юнкерсов-87», это, вероятно, было мудро, но зекам легче не стало. Петляковцы надеялись, что после демонстрации их освободят, переделка откладывала это минимум на год.

Тревожила нас и какая-то путаница в умах руководства. Петлякова заставляют из высотного истребителя делать пикировщик (было ясно, что из-за такой трансформации какие-то качества самолета будут утеряны), в то время как Туполева вместо предлагаемого им невысотного пикировщика — проектировать высотный, огромный ПБ-4. И все это в преддверии войны, неизбежность которой отчетливо понимали даже мы, штатские люди.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Источник: из книги Л.Л Кербер. "Туполевская шарага"

Биография Андрея Туполева

Источник

Источник

Ранее в Блоге seminon600

Расстрел гения за детскую повесть об изобретателях радиотелеграфа

Командующий фронтом Григорий Штерн

Сталин в друзьях

Жена командарма Красной армии

Продолжение. Начало здесь и здесь. Был Денисов один из крупнейших русских технологов по деревянному самолетостроению, наладил производство фарманов на заводе "ДУКС" в Москве, а после революции организовал крупную серию самолетов Р-1 (Хавилана ДН-9А) с мотором Либерти.

Александр Васильевич Надашкевич, эпикуреец, поклонник слабого пола, джентльмен, даже в тюрьме следивший за ногтями и бородкой "а-ля Анри Каторз", крупнейший специалист по вооружению самолетов.

Александр Васильевич Надашкевич

Сидел он уже второй раз. "Знаете, с каждым разом это становится все более плебейским. В ЦКБ No 39 у меня был отдельный кабинет с телефоном и Пауфлер, наш начальник, -- это, заметьте, не чета нашему Гришке (Кутепова он величал не иначе, как Гришка Отрепьев) -- оставил мне его под честное слово, что я не буду звонить домой. Был у меня и пропуск, и ходил я по заводу без этих идиотов-тягачей".

Любопытно рассказывал он о демонстрации построенного «вредителями» истребителя И -5 самому Сталину.

«Было это на Ходынке, возле двух ангаров, в которых мы и жили, и работали. Объяснения по самолету давал Николай Николаевич Поликарпов, по вооружению — я.

Когда я закончил, — а в это время мы стояли несколько поодаль — Сталин спросил:

«А вас здесь не угнетают?» Десять лет мне эта фраза не дает покоя. Лицемерил он или был актером?»

Поучая нас премудрости ЦКБ, он обращался к з/к "сэры". Происходящее оценивал он достаточно цинично: "Должен заметить, сэры, что в этой стране -- А. В. был польского происхождения -- без тирании дело двигаться не может.

Вспомните Грозного, Петра или Николая, опричнину, князя-кесаря Ромодановского или 3-ю собственно его величества канцелярию.

Чем теперешнее отличается от них? Изуверствовали над Лопухиными, Нащокиными, Трубецкими, Пестелями, Кюхельбекерами, Зиновьевыми, Каменевыми, Рыковыми. Били батогами, шпицрутенами, резиновыми палками.

Погодите, один из следующих сгноит Молотовых, Кагановичей, Маленковых. Произвол будет еще пуще, а демагогия еще хлеще.

Что же касается всех этих социалистов, то вы-то, сэры, должны понимать, что это -- для быдла. Надо же утешить сто миллионов кухарок, которые должны, но никогда не будут управлять государством.

Понимаете, тут им изменило чувство меры. Ленин, говоря это, имел в виду образ, лозунг, -- они поняли буквально. Представьте себе на одну секунду действительно подобную ситуацию: Дуняша, Акулина, Лукерья, архибожественно жарящие котлеты, приступают к решению вопроса, что целесообразнее -- заимствовать в данном конкретном случае халдейское, греческое, римское или английское право. Нет, уж увольте, если решение зависит от того, прожарились или нет котлеты".

В отличие от Сцилларда и Королева, допускавших и печальный исход, А. В. был оптимистом, глубоко убежденным в том, что "расстреливать они будут своих вероотступников, иначе король останется голым.

Что же касается нас, то поскольку мы умеем делать отличные самолеты, без которых они жить неспособны, нас не тронут. Более того, попомните, сэры, вас обвешают орденами, а если понадобится -- их в один прекрасный день снимут, а вас -- вас снова на Лубянку".

Георгий Семенович Френкель, проф. МАИ, рафинированный интеллигент, ценитель Саади, Гумилева, Ахматовой, тонкий дипломат. Он был у Туполева Талейраном (конечно, никогда не предавая) и назывался среди з/к "ученый еврей при тамбовском генерал-губернаторе".

Г. С. Френкель (1902—1947)

В определении происходящего он исходил из путаных корней еврейской мистики и русского чернокнижья. Смесь Апокалипсиса, Христа и Сталина убедительностью никого не привлекала. Будучи физически тепличным растением, не обладая стойкостью и наглостью, необходимыми для тех времен, и наслушавшись рассказов о лагерях, он себя в душе похоронил.

Придя к этому выводу, он стал ипохондриком и все свободное время спал. Шуточная единица сна, равная 24 часам, была прозвана арестантами "френк". "Арестованный спит, а срок идет", отшучивался он, но даже когда шутил, глаза его оставались глазами обреченного.

Ю. В. Калганова преждевременно свели в могилу физические пытки, Георгия Семеновича -- нравственные.

Юрий Александрович Крутков, наш Вольтер, с язвительной физиономией, полной сарказма, оживший бюст Гудона. Всесторонне образованный эрудит и энциклопедист, он очаровывал всех тонкостью своих суждений

Петербургский кружок физиков. 3-й ряд (стоят слева направо): В. Р. Бурсиан, А. Иоффе, Ю. А. Крутков

В ЦКБ-29 академик Крутков был доставлен из Канских лагерей, где работал уборщиком в бараке уголовников. "Неплохая работа, знаете ли, главное, поражала тонкость оценки твоего труда -- иногда побьют, иногда оставят покурить.

академик Крутков Ю.А.

Должен заметить, студенты моего университета были менее притязательны и ни разу меня не били, правда, курить давали безропотно и даже не окурки". Он же рассказывал, как получил вместе с уборщиком соседнего барака задание напилить дров.

Два пожилых человека, закутанные в лохмотья, грязные, обросшие седой щетиной, медленно тянут пилу. Между ними состоялся такой диалог:

-- Ты откуда?

-- Из Ленинграда.

-- А ты?

-- Оттуда же.

-- Где работал?

-- В Академии наук.

-- А ты где?

-- Там же.

-- Ну уж брось, я там почти всех знал. Как твоя фамилия?

-- Крутков.

-- Юрий Александрович? Бог мой, я Румер, помните лестницу, Ломоносовскую мозаику, ради Бога, не обессудьте, не узнал.

-- Полно, полно, Юрий Борисович, кто здесь узнает. Но не обессудьте, пошел барак топить, а то, сами знаете, побьют, да и только.

Ю. А. работал в расчетном отделе ЦКБ и был консультантом и арбитром во всякого рода сложных технических спорах. Помимо всего прочего, он был великолепнейшим рассказчиком, и мы наслушались от него многих удивительных историй из жизни академиков С. Ф. Ольденбурга, А. П. Карпинского, А. Ф. Иоффе, А. Н. Крылова, которых он хорошо знал.

После атомной шараги его освободили, и он вернулся в любимые им Ленинград и Университет.

Иосиф Григорьевич Неман, автор самолетов ХАИ, первый применивший в России убирающиеся шасси. В то время это граничило с подвигом, достаточно было им не выпуститься -- вредительство налицо.

Неман, Иосиф Григорьевич

Экспансивный, вечно ищущий новых путей, и в то же время добродушный, незлобивый и отзывчивый, он был кумиром молодежи. Пожалуй, он один мог позволить себе, оценивая конструктивное решение, принятое Туполевым, сказать:

"Знаете, Александр Николаевич, по правде говоря, это неудачно, дайте подумать, попытаюсь предложить что-либо более изящное". И Туполев принимал это спокойно. И он, и Мясищев, и Петляков очень ценили И. Г., считая его восходящей звездой.

До ареста Неман жил в Харькове, был главным конструктором завода 135 и читал лекции в ХАИ. Там же жила его жена и двое детей. Оторванный от них уже много лет, молодой, красивый, он имел много, конечно, в условиях ЦКБ чисто платонических поклонниц.

Одна из них, видимо, увлекла его серьезно, и в Омске, после освобождения, он сошелся с ней. Когда немцы подошли к Харькову, его жена с детьми буквально чудом вырвалась оттуда и через два месяца мытарств добралась до Омска. Узнав о случившемся, она отравилась.

Так, в результате уже побочных от арестов, тюрем и заключения функций, разлаживалась жизнь многих семей. Случаев развода было не так много, но достаточно уже, что было много иных, когда люди из-за детей, условностей и других причин внешне, только внешне, сохраняли семьи, но жили в них за железным занавесом, в глубоком и трагическом одиночестве.

Вернувшись после окончания войны в Харьков, Неман заболел лейкемией. Еще одна жертва этого, значительно более сильного по последствиям, чем Хиросима и Нагасаки, катаклизма.

Погиб талантливый конструктор, равный, по мнению многих, И. Сикорскому, Д. Григоровичу, А. Туполеву.

Владимир Антонович Чижевский, правоверный педант, не сомневающийся в том, что происходящее имеет какие-то высшие и тайные причины. "Человеческому уму не все доступно, вот подождите, пройдет несколько лет, и скрытые для нас причины обнажатся!"

Владимир Антонович Чижевский

Прошло, мы дожили до смерти Сталина, и все обнажилось, король оказался голым, и все увидели, сколь мерзкими и низменными были эти, недоступные уму, причины.

Бывший главный конструктор Бюро опытных конструкций в Смоленске, создавший ряд интересных самолетов БОК и спроектировавший гондолы для стратостатов "Осоавиахим-1" и "СССР-2", оказался весьма недалеким.

В ЦКБ он выдумал таблицу денежного эквивалента своего арестантского труда, необходимую для уплаты партийных взносов после освобождения. Над ним посмеивались; "блажен, кто верует, тепло ему на свете". В день Страшного суда он подойдет к апостолу Павлу с партбилетом -- смотрите, взносы уплачены.

Алексей Михайлович Черемухин, нежнейшей души человек, но с хитрецой, наш коронованный прочнист. Живой хранитель и знаток истории советской авиации, помнивший массу подробностей из жизни Н. Е. Жуковского, С. А. Чаплыгина и др. ее зачинателей.

Черёмухин Алексей Михайлович

Он был способным рисовальщиком и нелегально вел иллюстрированную летопись ЦКБ-29. Все это пропало при эвакуации в Омск. Как и Ю. А. Крутков, он был талантливым рассказчиком, особенно о временах своей юности.

Н. Е. Жуковский, несмотря на преклонный возраст, не бросал педагогической деятельности, хотя слышал и видел уже плохо. Мы, конечно, этим пользовались и сдавали зачеты друг за друга.

Жуковский, Николай Егорович

Надашкевич, например, сдавал вооружение за всех. Принимая у него зачет, Н.Е. меланхолически заметил: "Как интересно, эти башмаки сдают мне сегодня уже третий раз" -- однако зачет все же поставил.

В. П. Ветчинкин любил устраивать себе "паблисити". На одном совещании, когда он несколько увлекся, С. А. Чаплыгин перебил его: "Вы, В. П., как прыщ на носу, всегда спереди и всегда не вовремя"".

Подобных историй он знал множество, и мы любили слушать его воспоминания. Скончавшись за рулем своей машины у г. Паланги, он оставил нас не только без доброго друга, бесспорно крупнейшего авторитета в области точности, но и интереснейшего летописца.

Как видно, конгломерат заключенных в ЦКБ-29 был достаточно любопытным.

Собственно тюрьма, в которой протекала наша внеслужебная жизнь, занимала три верхних этажа здания по ул. Радио. Здесь располагались три больших спальни, выходившие окнами во двор, столовая, кухня, санчасть и обезьянник.

Многочисленные помещения администрации и охраны выходили окнами на улицу. Три этих этажа сообщались с остальными, где мы работали, одной внутренней лестницей. Карцера своего мы не имели и провинившихся возили в Бутырки.

Будили нас в 7 утра, время до 8 отводилось на уборку спален, умывание, бритье, физзарядку и т. д. С 8 до 9 был завтрак, после чего работа до часу дня, когда мы шли обедать. С 2 до 7 опять работа, затем отдых до 8, ужин и свободное время до 11, когда гасили свет.

Проверка производилась ночью, в кроватях, когда мы спали. Ближе к войне рабочий день удлинили до 10 часов, а с весны 1941 года и до 12-ти. Кормили достаточно хорошо, на завтрак -- кефир, чай, масло, каша; обед из двух блюд и компота; на ужин -- горячее блюдо, кефир, масло, чай. Для работавших после ужина, часов в 10 в столовую приносили простоквашу и хлеб.

После лагерей такое питание напоминало Лукулловы пиршества, и без физического труда и прогулок арестанты стали округляться. При тюрьме была лавочка, где раз в неделю на деньги, передаваемые родственниками, можно было приобрести туалетное мыло, одеколон, лезвия для бритья, папиросы, конфеты.

Изоляция заключенных от внешнего мира была продумана отлично. И днем и ночью мы всегда находились под бдительным оком. Стерегли нас две охраны -- внутри профессионалы -- тюремщики из Бутырок, снаружи -- войска НКВД.

Первая цепочка состояла из постоянно дежурившего на лестничной площадке пятого этажа попки. Он не столько окарауливал нас, сколько следил за тем, чтобы в спальни случайно не забрел какой-нибудь "вольняга".

Второй мощный заслон из трех вооруженных пистолетами попок стоял у единственной двери на 3-ем этаже, соединяющей территорию ЦКБ с другими помещениями здания. Кроме того, по всем коридорам ЦКБ, изредка заглядывая в комнаты, весь день прохаживались попки, одетые в штатское.

С 11 вечера и до 8 утра их количество уменьшалось до одного на этаж, но зато выставлялись посты в коридорах у каждой спальни.

Третья линия охраняла все выходы и входы с территории завода, патрулировала внутри двора и вдоль заборов. Пообвыкнув и присмотревшись, мы обнаружили и четвертую линию охраны, джентльменов в штатском, днем и ночью прогуливавшихся по ул. Радио и по набережной р. Яузы под окнами нашего здания.

Для Кропоткина, Савинкова или Камо побег из нашей шараги затруднений бы не представлял. Пилок и подкопов было не нужно, лазеек было предостаточно. Возникает законный вопрос, почему же не бежали?

Приходится сознаться, что даже и не думали. Когда бежали Кропоткин, Камо или Савинков, их близким ничто не угрожало. Более того, все прогрессивное общество было на их стороне. Мало этого, любой настоящий интеллигентный человек был готов приютить их и помочь сбить ищеек со следа.

До Великой Октябрьской революции рыцарские чувства и традиции еще жили.

В наш век в таких случаях карающий и гуманный меч, прежде всего, арестовывал близких до седьмого колена. Чтобы не быть голословным, сошлемся на нашего з/к Н. Его арестовали, когда дочке было три месяца.

Когда он упорно не соглашался признать вину, следователь посадил жену с девочкой. Теперь Н. водили на допрос каждый раз мимо камеры, где сидели матери с грудными, дабы он ежедневно слушал их плач.

В век Кропоткиных к их услугам были фальшивые документы, друзья, наконец, вся партия, а точнее -- все партии, боровшиеся с царем.

В наш век -- детально проработанная система паспортов и круговая порука жильцов дома, улицы, села.

Зная все это, заключенного в ЦКБ было легко купить обещаниями: "Советская власть гуманная, если вы будете работать честно, вас..." -- здесь шли полунамеки на освобождение и т. д.

В результате "враги" из ЦКБ-29 больше всего напоминали овец и, конечно, для их охраны было вполне достаточно одного пастуха. В действительности нас охраняло не менее 300 человек. Это нужно было отнюдь не для нас, нет, весь этот "рокамболь" предназначался для вольных.

Надо же было, чтобы народ уверовал во "врагов". Вначале заключенных расселяли по спальням по мере поступления. Затем начальство разрешило перемещение по принципам консолидации характеров или совместной работы.

Постепенно в дубовом зале скопились работники КБ-103 Туполева, этажом ниже в полутемной комнате сконцентрировались ипохондрически настроенные пожилые люди, а в двух смежных -- остальные сотрудники В. М. Петлякова, то есть КБ-100 и В. М. Мясищева, то есть КБ-102.

Хотя нас и водили три раза в месяц в душ, все же к утру воздух в спальнях напоминал что-то среднее между казармой и бесплацкартным вагоном.

Один из новичков, зайдя в спальню КБ-100 и увидев дремавшего Петлякова в совершенно рваных носках, был потрясен.

Человек, за два года до БОИНГА В 17, создавший русскую летающую крепость, самолет Пе-8 или АНТ-42, и рваные носки?

В 1936 году, то есть за 4 года до войны, Пе-8 имел: V-430 км; Н - 12000 м; радиус 2500 км с тремя тоннами бомб.

Как это бывает и у людей, Пе-8 был неудачником.

Сперва его запустили в серию на недостроенном заводе в Казани, затем выяснилось, что моторы АМ-35 в серии не пошли, назначенному начальником бюро по постройке Пе-8 И. Ф. Незваль пришлось переделывать машину под дизели Чаромского, потом под двигатели Швецова.

Сказывалось и отсутствие военной доктрины, замененной шаманскими заклинаниями Ворошилова: "ни пяди своей земли не отдадим" и т. д.

Наконец, чувствовалось влияние на корифея референта, который не без задней мысли убеждал того, что нужна только фронтовая авиация. Так или иначе, ЦК и СТО (Совет труда и обороны. -- Ред.) четыре раза снимали и вновь ставили Пе-8 на производство.

Мы не стратеги, и заверений М. Штеменко по поводу того, что страна была подготовлена к войне, не разделяем. Одно мы знаем твердо, что если бы Молотов 14 ноября в Имперской канцелярии упомянул, что 1000 самолетов Пе-8, способных отвезти в Берлин 5000 тонн бомб стоят на аэродромах, это сообщение без внимания оставлено не было бы.

Что же касается того, могла ли авиапромышленность Союза построить за 4 года 1000 машин, то такие общепризнанные знатоки, как В. Петляков, А. Микулин, С. Лукин, С. Лещенко, Е. Шекунов, И. Незваль, И. Косткин, С. Вигдорчик, Б. Тарасевич -- в этом не сомневались.

Однако мы отклонились. В углу дубового зала стояла койка А. Н. Туполева, соседями его были С. М. Егер и Г. С. Френкель. По вечерам этот угол превращался в технический совет, где решались вопросы конструкции самолета, будущего ТУ-2.

Сергей Михайлович Егер

В этих случаях Туполев обычно сидел на своей койке, по-турецки поджав под себя ноги, в любимой толстовке, подштанниках и теплых носках. Одетый в этот наряд, он напоминал бритого бога с рисунков Эйфеля. Кругом -- участники совещания. Со стороны оно, вероятно, здорово смахивало на мхатовскую постановку "На дне".

Из-под кровати вытащен лист фанеры -- для предохранения от утечки информации в спальнях бумага воспрещена -- на нем рисуется какая-либо конструкция.

Туполев мягким карандашом подправляет конструкцию и объясняет свою мысль, тут и там вставляя крепкое русское словцо.

Греха таить нечего, он их любил, но не как ругань, а как доходчивую иллюстрацию мысли: "Нет, здесь решения еще не найдено, мотогондолу к крылу говном не приклеишь.

Он (показывает на автора) думает, что усилие примет вот этот стержень. Глупости, это не стержень, а сопля, она скрутится без нагрузки, сама по себе..." Покусывая заусенцы у ногтей (острый ножик, всегда лежавший в кармане, отобран, в тюрьме нельзя иметь ничего острого, хотя в лавочке можно купить лезвия "жиллет"), изредка заразительно смеясь -- тогда его толстый живот колышется, как мешок с киселем, -- главный конструктор поучает свою паству.

Иногда на этих, почти ежедневных сборах, особенно ценных тем, что на них не было никого из руководителей и все мы чувствовали себя абсолютно свободными, присутствовали и другие главные -- В. М. Петляков или В. М. Мясищев.

ПЕТЛЯКОВ В.М  В. М. Мясищев.

Эти двое были абсолютно полярны. Петлякова называли "великим молчальником". Общаясь с ним, можно было за целый день не услышать от него ни слова. На любом совещании, вплоть до министра, он сидел молча, со стороны казалось, что в полном безразличии, и только пытливые и умные глаза выдавали деятельность его мозга.

А мозг этот был подобен современным математическим машинам. Вслушиваясь в мнения, он отбрасывал все лишнее и ненужное (средний процент таковых на наших совещаниях приближается к 80-90%), аналитически осмысливал оставшееся, вынашивал решение, тщательно отшлифовывал его, а затем коротко и немногословно сообщал сотрудникам.

Большинство этот процесс не понимало, его недолюбливали, считали простым исполнителем воли и решений Туполева, т. е. достаточно бесталанным и даже плохо воспитанным.

На самом деле это было не так. Петляков был начальником первой бригады КОСОС, которая проектировала ТБ-1, ТБ-3, АНТ-14, М. Горький, Пе-8.

Конечно, общие схемы машин, такие решения, как туполевское многолонжеронное крыло, дюралевая обшивка из гофра, принимал Андрей Николаевич.

Детальную же разработку конструкции вел Владимир Михайлович. Чертежи М. Горького, например, были выпущены, когда А. Н. был в США. Машину Пе-2 в ЦКБ-29 он спроектировал уже без всякого участия Туполева.

Короче, это был совершенно самостоятельный главный конструктор. Внешне Владимир Михайлович напоминал американца с Дикого запада времен Брет Гарта. Небольшого роста, плотный, энергичные черты лица, волевой подбородок, серые холодные глаза.

Внутренне с этой оболочкой не было никакой связи. Он был мягким застенчивым человеком, прикрикнуть, а тем более отругать подчиненного, он не мог, точно так же он не мог жаловаться на них начальству. Коллектив эти черты знал, уважал Вл. Мих. и работал дружно, а главное внутренне очень напряженно.

Изаксон А.М, бывший в ЦКБ-29 его правой рукой, рассказывал о таком разговоре: "Володя, от сроков выпуска чертежей зависит не только твоя свобода, но и всего коллектива, ты бы стал потребовательнее, пожалуй применил бы к X, У и Z, плохо работающим, дисциплинарные меры". Петляков смутился, даже покраснел, но ни слова не сказал, и все осталось без изменений.

Изаксон Александр Михайлович( Израиль Мовшевич)

После того, как он переделал свой высотный герметический истребитель "100" в фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2, его группу перевели на завод 39.

Переделка эта была предпринята по настоянию военных, и прежде всего генерала П. А. Лосюкова. Так как идея высотного истребителя принадлежала "стратегам" из НКВД, и в частности, самому Берия, переделку Лосюкову простить не могли и через некоторое время его репрессировали.

Как все-таки много общего между двумя величайшими подлецами всех времен и народов -- Гиммлером и Берия. Оба завели свои собственные войска (СС и НКВД), оба мнили себя военными специалистами (один взялся командовать армией, другой -- определять пути развития ВВС), оба спокойно ликвидировали всех инакомыслящих, в том числе и приближенных, оба были жестокими.

Поместили бы их в клетку где-нибудь в Гааге или Женеве, надписали бы: "Я уничтожил 10 миллионов евреев, поляков и т. д.., а я столько же соотечественников" -- пусть люди всего мира, взглянув на них с презрением, подумали бы о том, как бы это не повторилось!

Самолет запустили в серию на заводах 39 и 22 в Филях. Осенью 1941 года оба завода были эвакуированы в Казань и Владимир Михайлович стал главным конструктором Казанского завода, директором которого был В. А. Окулов, а главным инженером М. Я. Корнеев.

Завод работал хорошо, в 1942-44 гг. он выпускал до 13 самолетов в сутки. Осенью 1943 года Петлякова экстренно вызвали в Москву. Погода была плохая, и Окулов, чтобы не рисковать жизнью В. М., решил Дуглас в полет не пускать.

Тогда В. М. пошел на аэродром, договорился с военными и улетел на Пе-2. Возле Мурома самолет врезался в землю и сгорел. Подозревали вредительство, было наряжено следствие, несколько человек арестовали.

Сталин приказал тщательно расследовать причину гибели "талантливого конструктора и патриота". Похоронили Петлякова на Казанском кладбище.

После гибели Петлякова на его место был назначен А. М. Изаксон, затем А. И. Путилов, а вскоре В. М. Мясищев. Последний в 1946 году довольно основательно модифицировал Пе-2, но спроектированная в 1939 году машина морально устарела. По докладу Яковлева, Сталин машину с производства снял, бюро распустили, и В. М. Мясищев ушел на педагогическую работу в МАИ. Владимир Михайлович Мясищев был полной противоположностью своего тезки, Владимира Михайловича Петлякова.

Даже в толпе его внешность бросалась в глаза. Красивый, с гордо посаженной головой, всегда хорошо одетый, он походил на актера.

В прошлом, в КОСОСе, он был ведущим конструктором ряда машин. В частности, он проектировал дальний пушечный истребитель ДИП, машину, на которой впервые в мире (это без иронии) стояли безоткатные пушки Курчевского (прообраз фаустпатронов и БАЗУК).

В ЦКБ-29 он проектировал дальний высотный бомбардировщик "102". Собрали его в Омске, он летал, но довести самолет из-за двигателей не сумели. В 1949 году Сталин потребовал создать реактивный бомбардировщик, способный "достать" США.

Существовавшие в то время двигатели не могли обеспечить решение задачи из-за большого расхода топлива, и Туполев от нее отказался. Сталин разгневался.

Тогда за решение задачи взялся В. М. Мясищев. В мгновение ока в Филях на заводе 23 ему создали ОКБ. Из всех других ОКБ НКАП откомандировали туда 1500 конструкторов, и работа закипела. Руководящий состав ОКБ-23 был подобран из бывших з/к, работавших в ЦКБ-29 над самолетом 102.

Пополнился он несколькими молодыми способными инженерами -- от Сухого туда перешел Л. М. Роднянский и Нодельман, от Ильюшина Л. Л. Селяков и ряд других. Так появился самолет МЯ-4 или М-4. В этой машине четко сформулировалось кредо Владимира Михайловича: "Я берусь выполнить любую задачу и выполню ее, если промышленность подаст мне нужные компоненты, т. е. двигатели, оборудование и металл".

Самолет был создан, но дальность его вместо 16 000 км оказалась 9 000 км, но тут В. М. был не при чем, подвели двигатели. Примерно по этой же схеме был создан и сверхзвуковой бомбардировщик "50", показанный как-то в Тушине на параде. Он мог летать со скоростью 2 000 км, но тоже не имел дальности.

Разгневанное начальство, на этот раз Хрущев, в третий раз ликвидировало бюро Мясищева, передав его В. Н. Чаломею для создания ракет, этой "панацеи от всех зол", по убеждению Хрущева. Мясищева назначили начальником ЦАГИ.

В. Н. Челомей (1951 г.)

Хотя П. О. Сухой не арестовывался и в шараге не работал, небезынтересно сопоставить его с В. М. Мясищевым, ибо в их философии много общего. Как и Мясищев, Сухой, несомненно, талантливый конструктор. В КОСОСе он руководил постройкой сверхдальних АНТ-25, прославленных полетами Чкалова и Громова, и АНТ-37 "Родина", на которой был совершен злополучный "дамский" перелет Гризодубовой.

Гризодубова, Валентина Степановна

"Когда я берусь делать машину, я делаю ее соответствующей требованиям. Дальше дело не мое, если такая машина нужна, пусть они организуют производство". Результат был всегда один -- хорошие самолеты строились в уникальных экземплярах, а в серию не шли.

Так продолжалось до тех пор, пока возле Павла Осиповича не появился пробивной менеджер Е. А. Иванов, несомненный родственник Остапа Бендера, конечно, в хорошем смысле.

Взвалив на свои плечи тяжелую задачу государственных испытаний в НИИ ВВС, этом оплоте неповоротливых и консервативных военных, он провел через них перехватчик СУ-7 и добился положительного заключения.

Только с его помощью отличные истребители СУ-7, СУ-9, Т-58, стали достоянием армии. В симбиозе П. О. Сухой -- Е. А. Иванов обрела себя наиболее жизнеспособная "гонкуровская" схема нашего времени.

Один, беспартийный, творил, другой, партийный босс, пробивал продукт творчества первого через административные, партийные, военные и бюрократические инстанции.

Сравнивая П. О. Сухого и В. М. Мясищева, нужно заметить, что первый никогда не отрывался от земли и брался за создание машин, основанных на реально существующих ингредиентах.

Второго это последнее не интересовало. Подобная "философия" сказывалась на людях, вот почему Мясищева недолюбливали, а к П. О. Сухому, хотя его фамилия на редкость точно соответствовала его характеру, относились хорошо. Помимо Е. А. Иванова у П. О. Сухого были способные помощники: Н. С. Черняков, Н. Ф. Зырин, Е. С. Фельснер, Ярославский и др.

А. С. Яковлев и С.В. Ильюшин арестам не подвергались. Оба были членами партии. Кроме того, Яковлев был референтом Сталина, а Ильюшин выбился из самых низов, что, разумеется, способствовало его неприкасаемости.

Своему учителю и патрону по ВВА Яковлев, естественно, протежировал. Говорили, что именно он, вопреки воле военных, продвинул легендарную "Черную смерть", штурмовик Ил-2. Оба были талантливыми инженерами, давшими стране такое великолепное оружие как Як-1, Як-3 и Ил-2.

Бомбардировщик Ид-4, который Яковлев хвалил в своей книжке, фронтовые летчики называли "могилой", ибо из-за очень плохой маневренности и недостаточной защиты днем их Мессершмиты-109 расстреливали, как им заблагорассудится.

В кругах работников Авиапрома Яковлева не любили, не без основания считая, что референтура у "Самого" неизбежно требовала от него известных компромиссов с нравственными началами. Помощниками Яковлева были К. А. Вигант, Е. Г. Адлер, А. И. Эрлих, С. Г. Кулагин...

Вокруг Ильюшина сгруппировались Бугайский, которого он вскорости за излишнюю популярность удалил, Г. В. Новожилов, А. Я. Кутепов, К. В. Рогов, Артем Микоян и ряд других.

При таком брате, как Анастас, Артем Микоян имел в кармане бессрочную индульгенцию, навеки освобождавшую его от недопустимых Сх и Су.

Авиаконструкторы М.И.Гуревич и А.И.Микоян.

В начале своей деятельности Микоян без Гуревича был подобен всаднику без головы, и острословы предлагали именовать самолеты не МИГ, а ГУМ.

С годами он рос, и начиная с МИГ-19 его авторство неоспоримо. В войну МИГи никакой роли не играли, но после нее стали основным истребителем не только в СССР, но и во многих других странах. Вокруг Микояна сложился коллектив способных помощников: А. Я. Березняк, Матюк, Р. А. Беляков, Г. Лозино-Лозинский, Б. Л. Кербер.

С. А. Лавочкин в 37-38 годы ушел в "подполье" и совместно с летчиком Капло занялся проектированием глиссеров для спасения экспедиции Папанина, чем и избежал неприятностей. В войну он создал прославленный ДА-15 и тяжелый перехватчик, за длинный фюзеляж получивший кличку "Анаконда". После чего вступил в затяжной период неудач и успеха не имел.

Лавочкин, Семён Алексеевич

Разуверившись, он перешел на ракеты, создал крылатую ракету "Буря", тоже не очень удачную. От всех этих огорчений при очередном неудачном старте "Бури" он умер от разрыва сердца.

Помощниками С. А. Лавочкина были: Л. А. Закс, Н. А. Хейфиц, С. И. Зеншаин, В. А. Пирлик, Ю. В. Эскин. Г. М. Бериев был в то время уже самостоятельным конструктором и имел в Таганроге на заводе 48 свое бюро. Ему очень протежировал наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов, отличившийся в Испании, который был близок к Сталину. Возможно поэтому его не тронули.

О. К. Антонов к этому времени работал одним из второстепенных заместителей Яковлева и ходил в его тени.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Источник: из книги Л.Л Кербер. "Туполевская шарага"

Биография Андрея Туполева

Источник

Источник

Ранее в Блоге seminon600

Александр Соболев - Бухенвальдский набат. История опального поэта

Они ковали оружие Победы

Они ковали оружие победы. Часть2

Они ковали оружие победы. Часть3. Окончание

Продолжение. Начало здесь  Как, смеясь, заметил С. П. Королев: "Глаза-то у нее завязаны, возьмет и ошибется, сегодня решаешь дифференциальные уравнения, а завтра -- Колыма!"

С. П. Королев

Так оно и было. Совершенно неожиданно мы обнаруживали, что кто-то исчез.

Делалось это по стандарту: на рабочее место приходил "попка" и просил пройти в канцелярию. Покуда мы трудились над (пропуск. -- Ред.) и т. д., охранники собирали в спальне вещи, и занавес опускался.

"Финита ля комедия". Куда, зачем, за что -- на эти вопросы ответов не давали.

Возможно, что Туполеву или Мясищеву "руководство" ЦКБ и сообщало что-либо, но с нами оно не делилось.

Так или иначе, но з/к не давали нам покоя, и мы охотно делились своим опытом. Для них это было своеобразной политграмотой. Жизнь в бараках с уголовниками, этапы с собаками, подкусывающими отставших, полный произвол администрации и конвоя, ужасное питание, невыполнимые нормы выработки, отсутствие переписки и свиданий с близкими произвели на них столь сильное впечатление, что некоторые пришли к выводу: существовать там невозможно и выход один -- уйти из жизни.

По здравому смыслу с этим нельзя было не согласиться. Но вера в то, что все раскроется и правда восторжествует, настолько сильна, что с такими случаями я за годы скитаний по лагерям встретился всего два-три раза.

Нас же, новичков, интересовала история ЦКБ, и мы тоже задавали вопросы. Несколько позднее, А. Н. Туполев, зайдя вечером к одному из засидевшихся на рабочем месте зэку, рассказал: "В эмбриональной фазе нас отвезли в Болшево, помнишь ту коммуну из фильма "Путевка в жизнь"? Кого там только не было: корабелы, танкисты, артиллеристы, химики...

Так вот, через пару дней меня вызвали к начальству и получил я первое задание -- составить список известных мне арестованных специалистов. Откровенно говоря, я был крайне озадачен. Всех арестованных до меня я знал, а после?

Не выйдет ли так, что по моему списку посадят еще Бог знает сколько народу? Поразмыслив, я решил переписать всех, кого я знаю, а знал-то я всех. Не может же быть, чтобы пересажали всю авиапромышленность? Такая позиция показалась мне разумной, и я написал список человек на 200. И что же ты думаешь, оказалось, что за редким исключением все они уже за решеткой. Да, знаешь, размах!"

Списки эти перманентно расширялись. Каждый вновь прибывший добавлял к ним своих друзей по работе. В конце концов, ГУЛАГ извлек из своих кладовых около 200 самолетчиков (похожие цифры были и по другим областям техники), и встал вопрос: куда их девать?

В условиях 38-39 годов никаких счетных машин не существовало, чертежи размножались копировкой, следовательно, на каждого инженера приходилось до 10 подсобных -- техников, деталировщиков, копировщиков и т. д.

Другими словами, нужно было помещение, в котором можно разместить 1500-2000 человек. Единственным конструкторским бюро подобного масштаба в Москве было бюро завода 156 на ул. Радио.

Лишенное своих арестованных руководителей, оно влачило жалкое существование. Чтобы создать хотя бы иллюзию опытного самолетостроения, бывший в то время наркомом Каганович No 3 (вскоре настал и его черед, и после неприятного разговора с Молотовым, который не оставлял сомнений в том, что Каганович No 1 принес его в жертву, он попросился в уборную и там застрелился) перевел туда группу второстепенных главных конструкторов -- Беляева, Шевченко, Гудкова, Горбунова и др.

=========================

P.S.

Первым наркомом авиапрома стал Михаил Моисеевич Каганович (родной брат сталинского соратника).

Однако он являлся прямой противоположностью брату в смысле профессионализма и кровожадности.

Но в одном они были схожи: в совершенно невероятной работоспособности и неуемной энергии.

В значительной мере благодаря высокой компетентности, решительности и инициативе Михаила Кагановича советская авиапромышленность достигла перед войной достаточного уровня производительности и имела немалые резервы для развертывания.

Михаил Моисеевич Каганович

Однако проводимая в то время политика жестоких и необоснованных репрессий к руководству промышленности привела к тому, что Михаил Каганович ушел из жизни (застрелился).

Возможно, они и были способными людьми, но, к сожалению, ничего путного не создали. Оно и естественно, -- в тех условиях помимо способностей нужно было иметь дьявольскую пробивную силу, чтобы проникнуть в верха и завоевать там авторитет.

Государственная система предпочитала стабильные авторитеты, их было немного, а члены Политбюро и даже сам вождь были неспособны их всех запомнить.

Для того, чтобы они, как это искони свойственно русским удельным князьям и главным конструкторам, не перегрызлись между собой, Каганович No 3 назначил над ними директора, эдакого "унтера Пришибеева" -- Лейкина.

Грызню он, конечно, задушил, но хороших самолетов не получалось. Такая ситуация стала набрасывать тень на "лучшего друга", автора "Развития марксистского движения в Закавказье" и, более того, на самого кормчего и корифея всех наук.

И вот после ряда совещаний между Лубянкой и Уланским пер.22 и с благословения самого вождя было принято решение, достойное эпохи "все для человека, все во имя человека": буквально в два дня на многочисленных московских авиазаводах были изготовлены тысячи решеток, и все восьмиэтажное здание КОСОС превратилось в тюрьму.

Второстепенных "главных конструкторов" кого выгнали, кого потеснили, 200 врагов народа перевезли на ул. Радио, подчинили им 1000 вольнонаемных конструкторов, разыскали Кутепова, и ЦКБ-29 НКВД приступило к творческой деятельности.

Как известно, в то мудрое, великое и незабываемое время для творчества требовалось крепкое здание, надежная охрана, прочные решетки и приличные "харчи"!

Ко времени приезда новеньких все эти мелкие вопросы были решены и гомерическое предприятие последовательно социалистического типа работало на полный ход. Прошли три дня сублимирования и нас, новичков, по-одному вызвали к Кутепову, который занял кабинет А. Н. Туполева.

Впервые со дня приезда спускаемся мы по парадной мраморной лестнице с шестого этажа, где наши спальни, на третий, где кабинеты руководства. Ох уж эти парадные лестницы! Как вы были недальновидны, гражданин Кутепов, читали одни циркуляры НКВД и думали, что они и есть "Книга Бытия".

А прочти вы "Закон Паркинсона", и вам стало бы ясно, что скоро вышибут вас вон и придется вам коротать свои дни в роли коменданта или завхоза в Химках у Гришина, главного конструктора ракет ПВО, не особенно разборчивого в выборе своих помощников!

"Все течет, все изменяется" -- сказал философ. "Только парадные лестницы неизменны", -- забыл добавить он. Вы ушли, а по той же лестнице к маститому А. Н. Туполеву, окруженные третируемыми вами когда-то заключенными, поднимаются иностранные делегации, чтобы посмотреть творения его свободного ума.

Правда, их сопровождают молодые люди с оттопыренными задними карманами и холодными глазами, вежливые и даже подобострастные. Неужели же кто-нибудь из них через некоторое время займет ваше место? неужели?

Шеф беседовал с нами, давая понять разделявшую обе стороны бездну. Было приказано: "Переодеть во что-нибудь приличное, -- он даже поморщился от внешнего вида специалистов, -- постричь, побрить, определить на работу в такое-то КБ, выдать "факсимиле"", -- с ударением на "е" сказал он.

"Подробные инструкции получите у начальника КБ Балашова", -- было сказано одному из новичков. Мы еще не знали, что в подобных тюрьмах фамилий нет и их заменяет пресловутое факсимиле, попросту штампик с тремя цифрами, который вы прикладываете вместо подписи к чертежам, расчетам и т. д.

Сумма цифр факсимиле определяла, у кого вы работаете. А. Н. Туполев, например, был 011, его заместитель Н. И. Вазенков 065, начальники бригад имели номера 056, 076, 092 и т. д.

Наутро в кабинете шефа КБ-103, майора Балашова, нам выдали по готовальне, логарифмической линейке, талону в техбиблиотеку и факсимиле. Затем проводили на рабочие места и представили "вольнягам" в качестве ведущих конструкторов и руководителей.

Итак, через четыре дня после того, как в тюрьме любой невежественный и тупой "вертухай" мог третировать его, как заблагорассудится, он стал руководителем нескольких инженеров, техников и конструкторов!

Отныне его слово стало для них законом, он мог предложить им, "свободным гражданам", работать по праздникам и вечерами, отпустить или не отпустить в отпуск, решить, достойны ли они премии.

Поначалу это серьезно обеспокоило нас, не заболеем ли мы "головокружением от успехов", излишним самомнением, а главное, как будут относиться к нам вольные, свободные подчиненные?

Все оказалось гораздо проще. Приняли нас не как "врагов народа", а как обиженных жизнью людей. По утрам в ящике стола мы находили знаки их трогательного внимания -- цветок, конфеты, пачку папирос и даже газету.

Пообвыкнув, они даже откровенно сообщали: А с Н. будьте осторожны, он -- "стукач". Так уживались в этих людях бесправие, хамство, доносы с нежностью, всепрощающей любовью и готовностью к жертвам.

А ведь с ними вели "работу", рассказывали о наших кознях, как Туполев продал Мессершмиту чертежи МЕ-110, как Королев задумал побег за границу, как Бартини, личный агент Муссолини, пробрался в главные конструкторы, наконец, им просто угрожали, что за либеральное отношение к нам или, не дай Бог, за передачу на волю семьям каких-либо записок их быстро переквалифицируют из "вольняг" в зэков.

Как же не вспомнить добрым словом их, наших "вольных" друзей, как не поклониться им за их трогательные знаки внимания, наконец, как не гордиться своими соотечественниками, оставшимися, несмотря на растлевающую пропаганду, людьми.

Но вернемся на землю. Структура КБ-103 выглядела следующим образом: "руководитель" В. Балашов, майор госбезопасности, его зам. Крючков, тоже майор, оба достаточно серые личности. Маленький штрих рисует их техническую эрудицию.

К Устинову, "руководившему" КБ-102 В. М. Мясищева, обратились два зэка с предложением создать двухтактный бензиновый двигатель для бортового агрегата. "А какие употребляются сейчас?" -- поинтересовался тот. "Четырехтактные" -- ответили ему. "Переходить сразу на двухтактные рискованно, -- заметил Устинов, -- не лучше ли вам заняться трехтактными?" Иначе, как "трехтактный" его с тех пор не называли.

Главным конструктором был А. Н. Туполев, его заместителем -- Н. И. Базенков. Начальниками конструкторских бригад -- проф. А. М. Черемухин, аэродинамики -- А. Э. Стерлин, статиспытаний -- проф. Г. А. Озеров, аэроупругости -- Н. А. Соколов, теоретических расчетов -- академик А. И. Некрасов (в прошлом все работники ЦАГИ), фюзеляжа -- проф. И. Г. Неман (бывший главный конструктор самолетов ХАИ), центроплана -- проф. В. А. Чижевский (бывший главный конструктор самолетов БОК и гондол стратостатов), оперения и управления -- Д. С. Макаров (бывший главный конструктор завода No 1 НКАП), крыла -- С. П. Королев (бывший главный конструктор самолетов с прямоточными двигателями и будущий конструктор космических ракет).

Когда Королев через некоторое время от нас исчез, -- как выяснилось уже позднее, после окончания войны, его перевели в ракетную шарагу, -- его место занял Б. А. Саукке (бывший начальник конструкторского бюро по постройке самолетов М. Горький), гермокабин и кондиционирования -- проф. М. Н. Петров, гидрооборудования -- проф. А. Р. Бонин (бывший главный конструктор Остехбюро в Ленинграде), приборного оборудования -- проф. Г. С. Френкель, электро и радио -- Л. Л. Кербер, вооружения -- проф. А. В. Надашкевич, шасси -- Т. П. Сапрыкин, компоновки -- С. М. Егер, технологии -- С. А. Вигдорчик.

Общий и, к сожалению, неполный список заключенных ЦКБ-29 НКВД (неполный потому, что составлен он по памяти и через много лет) я позволю себе разбить по иерархическому принципу.

I. АКАДЕМИКИ И ЧЛЕНЫ-КОРРЕСПОНДЕНТЫ

1. Сергей Павлович Королев

2. Юрий Алексеевич Крутков

3. Александр Иванович Некрасов

4. Борис Сергеевич Стечкин

5. Юрий Борисович Румер

6. Андрей Николаевич Туполев

II. ГЛАВНЫЕ КОНСТРУКТОРЫ САМОЛЕТОВ И АГРЕГАТОВ

7. Владимир Леонтьевич Александров

8. Роберт Людвигович Бартини

9. Борис Сергеевич Вахмистров (вооружение)

10. Амик Аветович Енгибарьян (электрооборудование)

11. Александр Маркович Изаксон (вертолеты)

12. Михаил Минаевич Качкачян (приборы)

13. Дмитрий Сергеевич Марков

14. Владимир Михайлович Мясищев

15. Соломон Моисеевич Меерсон (вооружение)

16. Александр Васильевич Надашкевич (вооружение)

17. Иосиф Григорьевич Неман

18. Владимир Михайлович Петляков

19. Александр Иванович Путилов

20. Дмитрий Людвигович Томашевич

21. Лев С. Термен (радио)

22. Владимир Антонович Чижевский

23. Алексей Михайлович Черемухин (вертолеты)

III. НАЧАЛЬНИКИ КБ НА СЕРИЙНЫХ ЗАВОДАХ

24. Николай Ильич Базенков (завод No 22)

25. Борис Андреевич Саукке (завод No 126)

26. Невдачин (завод No...)

27. Николай Георгиевич Нуров (завод No 115)

IV. ПРОФЕССОРА, ДОКТОРА ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК

28. Александр Романович Бонин

29. Вальтер

30. Юрий Васильевич Корнев

31. Георгий Александрович Озеров

32. Михаил Николаевич Петров

33. Николай Иванович Петров

34. Курт Владимирович Минкнер

35. Николай Андреевич Соколов

36. Александр Эмануилович Стерлин

37. Евгений Карлович Стоман

38. Абрам Самойлович Файнштейн

39. Георгий Семенович Френкель

V. ДИРЕКТОРА, ГЛ. ИНЖЕНЕРЫ, ГЛ. ТЕХНОЛОГИ АВИАЗАВОДОВ

40. Сергей Михайлович Лещенко (дир. завода No 22)

41. Юрий Васильевич Калганов (дир. завода No 29)

42. Иван Михайлович Косткин (дир. завода No 1)

43. В. И. Абрамов (дир. завода)

44. Василий Степанович Войтов (дир. завода No 62)

45. Михаил Усачев (дир. завода No 156)

46. Евграф Порфирьевич Шекунов (гл. инж. завода No 1)

47. Алле

48. Юрий Тимофеевич Шаталов

49. Александр Сергеевич Иванов (гл. инж. ГАЗ)

50. Семен Абрамович Вигдорчик (гл. технолог завода No 1)

51. Николай Иванович Полонский (гл. технолог)

52. Иван Михайлович Лопатин

53. Николай Оттен

54. Владимир Сергеевич Денисов

55. Иван Квитко

VI. ВОЕННЫЕ РАБОТНИКИ -- ИНЖЕНЕРЫ

56. Константин Ефимович Полищук (нач. Академии ВЭТА)

57. Арон Юльевич Рогов (нач. отдела НИИ ВВС)

58. Константин Иванович Трунов (НИИ ВВС)

59. Леонид Львович Кербер (НИИ ВВС)

VII. НАЧАЛЬНИКИ КОНСТРУКТОРСКИХ БРИГАД

60. Евгений Иванович Погосский (завод No 156)

61. Тимофей Петрович Сапрыкин (завод No 156)

62. Константин Витальевич Рогов (завод No 156)

63. Борис Михайлович Кондорский (завод No 156)

64. Иосиф Маркович Склянский (завод No 22)

65. Исаак Самойлович Свет (завод No 135)

66. Наумов (ЦИАМ)

67. Николай Николаевич Бураков (ВИАМ)

68. Николай Федорович Бочаров (ВИАМ)

69. Сергей Михайлович Егер (завод No 240)

70. Виктор Иванович Майоранов (завод No 1)

71. Алексей Иванович Цветков (завод No 1)

VIII. НАЧАЛЬНИКИ ЦЕХОВ АВИАЗАВОДОВ

72. Федор Максимович Шпак (завод No 22)

73. Владимир Сергеевич Дюппо (завод No 1)

74. Борис Ефраимович Радулянский (завод No 1)

75. Павел Васильевич Мирославский (завод No 1)

76. Василий Иванович Сиприков (завод No 1)

IX. ИНЖЕНЕРЫ-КОНСТРУКТОРЫ

77. Виктор Пантелеймонович Сахаров

78. Игорь Борисович Бабин

79. Павел Васильевич Буткевич

80. Наум Матвеевич Немерницкий

81. Николай Николаевич Аматов

82. Евсей Хаимович Гиммельштейб

83. Александр Маркович Саж

84. Григорий Моисеевич Соловьев

85. Павел Петрович Богазевич

86. Петр Петрович Маркевич

87. Николай Николаевич Платов

88. Вадим Николаевич Успенский

89. Михаил Гурвич

90. Виктор Бардин

91. Александр Вартанов

92. Федор Фесун

93. Михаил Лапицкий

94. Мутовчинский

95. Смирнов

96. Ширский

97. Александр Петрович Алимов

98. Леонид Дьяконов

X. ПРОЧИЕ

99. Карл Сциллард (физик)

100. Ласло Кунович (электрик)

101. Казимир Петрович Боровский (плановик)

102. Иван Михайлович Звонов (профсоюзный лидер)

Как уже говорилось, список неполный, за прошедшие годы многое забылось, однако основные в нем все. Такова уж судьба второстепенных, что даже в тюремных летописях их забывают.

Нужно иметь в виду, что в авиапромышленности помимо нашей шараги функционировали еще две: двигательная и ракетная. Вероятно, мы будем недалеки от истины, если оценим общее количество специалистов, извлеченных триумвиратом Ягода-Ежов-Берия из НКАП, в 450-500 человек.

300 работало в шарагах, экстраполируя списки, которые мы составили, человек 100 потерялись в лагерях и не менее 50-70 были уничтожены. О многих из них мы это знали доподлинно. Ничего не скажешь, размах достойный.

Немногие страны могли бы выдержать подобное кровопускание. Поразителен и цинизм...
Темный и доверчивый народ натравливали на лучших сынов родины, обвиняя их во вредительстве, шпионаже, терроре, антисоветской агитации, наперед зная, что через несколько лет, когда их начнут увешивать орденами героев, толпа так же легко забудет о прошлом, как в свое время уверовала в него.

Примечательны истории некоторых арестантов, собственно, примечательны они все, но разве их все вспомнишь, а тем более разве опишешь? Вот, задумавшись, склонив голову патриция, сидит Бартини

Бартини, Роберт Людвигович

Вместо тоги он облачен в черную арестантскую робу. Сын состоятельных родителей, он увлекся марксизмом, когда Муссолини пришел к власти -- эмигрировал в отечество трудящихся.

Тут его быстро разоблачили и за передачу итальянской разведке государственной тайны (sic!) дали 25 лет тюрьмы. Талантливый инженер-конструктор, он создал в СССР несколько самолетов.

Несомненно, он сделал бы и больше, если бы не склонность к оригинальным решениям, казавшимся чинушам из госаппарата фантастическими {См. книгу В. В. Шаврова "История конструкций самолетов в СССР". Москва, 1968 г.}.

Плохо владея русским языком, а надо сказать, что в СССР, как и во времена Петра I, к иностранцам относились весьма подозрительно, он пробился через все рогатки бюрократического аппарата и был назначен главным конструктором завода No 81 им. Гольцмана.

Гольцман был старым большевиком и членом коллегии Авиапрома. Погиб он в авиационной катастрофе, когда вместе с П. И. Барановым летел в Крым. Его с почетом похоронили у Кремлевской стены. Затем на процессах кто-то вовлек покойника в организацию. С чисто восточной изысканностью Сталин приказал вырыть его останки, сжечь, а пепел рассеять. Завод переименовали из ЗИГ в ЗИВ, т. е. им. Водопьянова.

Нечто подобное произошло и с Бартини. Его посадили, а созданный им двухмоторный бомбардировщик переименовали по фамилии его зама инженера Ермолаева в ЕР-2. Понять Роберт ничего не мог, особенно его поражало, что он продал что-то Муссолини. Волнуясь, он переходил на итальянский и начинал быстро говорить на нем. Все время слышалось слово вроде inconcepibile (непостижимо).

Карлуша Сциллард, говорили, какой-то дальний родственник Лео Сцилларда, который вместе с Теллером составил текст того самого письма Рузвельту, которое подписал Эйнштейн.

Они боялись, что Гитлер, используя работы Ферми и Лизы Мейтнер, заставит Гейзенберга, Гана, Вейцзекера и Бете создать атомное оружие раньше США. Оба родственника не хотели жить в тирании, оба обрели свободу, один западного, другой восточного образца.

Обычно скромный и застенчивый Карлуша усидчиво корпел над аэродинамическими расчетами, -- ведь чистой физикой мы не занимались. Когда кто-либо подходил к его маленькому столику, стоявшему в углу расчетной бригады, он неизменно вставал и охотно, с улыбкой отвечал на вопросы.

Так шло неделю, месяц, как вдруг на него нападала хандра, приступ отчаяния с чисто мадьярским бешенством. В черной косоворотке, таких же брюках и в огромных арестантских ботинках, зажав лицо руками, безостановочно ходил он по коридору, а когда звенел звонок, бежал в спальню и, не раздеваясь, бросался на кровать.

Наутро это проходило, и с виноватой улыбкой он погружался в логарифмы. Причину Карлушиных вспышек мы узнали позднее: на воле осталась жена с двумя маленькими детьми. Венгерка, не знавшая русского языка, неприспособленная к нашей действительности, она, по мнению Карла, должна была погибнуть.

То, что творилось, Карлуша понять не мог, был уверен, что Сталин договорился с Гитлером, что в стране фашизм и что всех нас хлопнут.

Весной 1944 года он, Крутков и Румер исчезли. В 1950 году все разъяснилось: их отвезли в атомную шарагу около Сухуми. Когда бомбу благополучно взорвали около Семипалатинска, их освободили.

Два Сцилларда, идя довольно замысловатыми путями, пришли к одной и той же проблеме. Воистину, "пути Твои неисповедимы, о Господи!" Остается сказать, что семью Карла поддержали: маленького Мишу взяла к себе жена проф. Бонина, его сестру -- родственники другого заключенного, а жене помогали наши семьи.

Последнее и самое радостное -- переносчиками информации были наши вольнонаемные сотрудники, фамилии которых мы пока не откроем. Уж не знаю, чему мы больше радовались (хотя это звучит достаточно цинично) -- тому, что разыскали его близких, или тому, что легко и незаметно обманули жандармов.

По слухам, сперва Ракоши, а затем Кадар вознесли Карлушу на пьедестал, и он теперь академик. Обрел ли ты душевный покой, наш милый Карлуша?

Термен, автор Терменвокса и прочих электромузыкальных кунштюков. Неуемная наша пресса раззвонила о нем на весь мир! Был продемонстрирован Сталину и обласкан этим авторитетом в свое время запретившим "Катерину Измайлову" и 8-ю симфонию Шостаковича.

Термен, Лев Сергеевич играет на терменвоксе

Послали на гастроли в Европу, вернуться не пожелал. Уехал в США, женился на красавице креолке. Рахманинов и Стоковский изобретений его не оценили, бизнес пошел на убыль.

Термен "прозрел и понял", попросился домой. Разрешили, приехал, принес в дар правительству все свои инструменты. Презент не оценили, после чего он попал на Колыму. Креолка пошла там по рукам администраторов и исчезла. Его привезли в ЦКБ-29, где он у Мясищева работал по оборудованию самолета. Умер в Омске(?).

Юрий Борисович Румер, математик, физик и полиглот, кандидат в русские Оппенгеймеры. Его привезли в ЦКБ из Мариинских лагерей: стоял май, было тепло, приехал он в опорках от валенок, задрапированный в полосатый чехол от матраца.

Румер, Юрий Борисович

Высокий, с иссиня-черными волосами, с разбитыми очками на большом носу, он походил в этом наряде на иудейского пророка. Работал он в Абаканской долине, недалеко от Шушенского, "однако не с целью создать что-либо достойное памяти Ленина, а чтобы доказать аборигенам достоинство прелиминарной системы г. г. Крыленко и Вышинского, встречавшихся и лично знавших ссыльного и его жену" -- с усмешкой говорил он.

Румер, Юрий Борисович

Работал он в расчетной бригаде и покорил нашу библиотекаршу татарку Фатиму Растанаеву тем, что за месяц прочитал всю техническую литературу на английском, французском, немецком и итальянском языках, "ни разу не взяв ни одного словаря!" -- восхищалась она.

Позднее с Румером произошел анекдотический случай. Его арестовали вновь, пропихнули через ОСО26, дали 10 лет и повезли в Сибирь. Пока он трясся в теплушке, где "уголовники проигрывали в карты последовательно все, что было на мне, вплоть до оправы очков, и мне грозило появиться в месте назначения в первородном виде", недоразумение обнаружилось.

"Назад я ехал в классном вагоне скорого поезда, однако, все же с сопровождающим, -- говорил Ю. Б.

- Видимо, они боялись, не проиграют ли меня респектабельные вольнонаемные!" В Москве перед ним долго извинялись, затем собрали "бессмертных" и велели избрать в члены-корреспонденты. Старички не куражились и выбрали.

-Александр Иванович Некрасов, автор фундаментального курса теоретической механики. Будучи в командировке в США, попал в автомобильную катастрофу и еле-еле выжил. Вернулся назад инвалидом, на родине узнал, что он агент ФБР, за что и получил 10 лет.

Александр Иванович Некрасов

Из-за шока от катастрофы сохранил только два участка памяти: безукоризненно работал над теоретической механикой и вспоминал о пасхальных заутренях, гимназистках, пирожках от Филиппова, Надсоне, Игоре Северянине, журнале "Столица и усадьба", а больше всего сокрушался о кошечке, которая осталась дома, когда его повезли на Лубянку.

Туполев распорядился оберегать его, сколько это было возможно в наших условиях, от соприкосновения с тюремщиками, никакой практической работой не занимать. Сидел А. И. в отдельной комнате, за огромным ветхозаветным бюро (сейчас такое увидишь разве что в Ясной Поляне или Лутовинове) и писал свой курс.

Когда его освободили, неприспособленного к жизни старика, Туполев до устройства ему жилья взял к себе домой. Затем на набережной Горького ему дали квартиру, туда доставили из хранилища МВД старинную мебель, а затем кошечку и экономку, лояльность которых, вероятно, не вызывала сомнений.

Сергей Павлович Королев, будущий создатель космических ракет, был доставлен из Колымы, где обушком добывал золотишко. Небольшого роста, грузный, с косо посаженной головой, умными карими глазами, скептик, циник и пессимист, абсолютно мрачно смотревший на будущее. "Хлопнут без некролога", -- была любимая его фраза.

Вместе с А. Цандером трудился над ракетами и был осужден за то, что не понял, "что нашей стране ваша пиротехника и фейерверки не только не нужны, но даже и опасны", -- как говорил его следователь. "Занимались бы делом и строили бы самолеты. Ракеты-то, наверное, для покушения на вождя?"

Понадобились Вернер фон Браун, Пенемюнде и Фау-2, чтобы о нем вспомнили.

Когда же хватились, организовали на заводе Ильича новую шарагу и забрали его туда главным. Вознесенный на Гауризанкар лести, орденов, званий, почета и т. д., он сохранил старых друзей.

Выло весьма любопытно, когда на бывшей даче Калинина, недалеко от Останкино, за рюмкой коньяка он, оглядевшись и перейдя на шепот, вспоминал: "А помните, ребята, "трехтактного" Гришку Кутепова, обезьянник, свидания и пр."

Особую пикантность придавала всему этому охрана дачи "главного конструктора", которую несли точно такие же попки и вертухаи, что и в ЦКБ-29.

"Знаете, ребята, самое трагическое состоит в том, что они не понимают, как все-таки много общего между тогдашней и сегодняшней жизнью.

Я еще не отказался от мысли "хлопнут без некролога". Другой раз проснешься ночью, лежишь и думаешь: вот сейчас дадут команду, и те же охранники нагло войдут и бросят: "А ну, падло, собирайся с вещами".

Королев С.П.

Юрий Васильевич Калганов, сын орловского крестьянина, с трудом пробившийся в люди. На медные гроши окончил с медалью Орловскую гимназию. Грянула революция, и юноша стал комиссаром дивизии РККА. Кстати, людьми такой же судьбы были зэки А. Э. Стерлин, К. Е. Полищук, А. Ю. Рогов, В. С. Войтов -- комиссары дивизий, корпусов, армий в гражданской войне. Война окончена, по призыву партии они идут учиться в Академию Жуковского.

По окончании, Калганова в счет 100027 направляют в промышленность. Вскоре он -- директор завода No 39 в Иркутске. Завод работает успешно, а его хватают и сажают.

Усердный провинциальный следователь держит его на "стойке" около десяти суток. Когда его под руки принесли в камеру, ноги отекли так, что сапоги пришлось разрезать.

Юра говорит: "Понимаешь, я его сразу послал на... Я был уверен, что это оговор, провокация, ну, одним словом, все что хочешь, но не то, что оказалось".

Тиранили его долго, а увидев, что столкнулись с железной волей, пропустили через ОСО.

"Ты знаешь, я только тут, в ЦКБ-29, увидел вас всех, в том числе таких директоров и старых коммунистов, как Лещенко, Абрамов, Полищук, Стерлин, Чижевский... прозрел и понял этого гнусного комедианта Сталина и банду, да, банду, иначе я их назвать не могу, его помощников, всех этих молотовых, ворошиловых, кагановичей, маленковых, ждановых, микоянов, берия, хрущевых, руки которых в крови десятков честных коммунистов. В лагерях я еще сомневался".

Прозрев же, он не стал "контриком", нет, он по-прежнему верил в страну и народ, а сделался величайшим циником. Обладая острым аналитическим умом, он в ЦКБ-29 с наслаждением отдался расчетной работе, восторгался изяществом математических решений и никогда не расставался с логарифмической линейкой.

Читает Ю. Б. газету: "Ага, в Венгрии добыча угля поднялась на невиданную высоту! Посмотрим -- считает на линейке. -- Мда-а-а! В среднем полтора килограмма на душу населения в месяц. Не густо!" Поработав после освобождения немного в НИАТе он слег с водянкой ног -- следствием иркутских допросов.

Его жена Бенита Анатольевна, выполняя волю покойного, похоронила его на Ваганьковском кладбище. ("Я к нему привык, ходил туда проверять -- врет ли Фурцева в своем докладе о долголетии. Походил, посчитал, врет, как все, процентов на 15-18.")

Владимир Сергеевич Денисов, сидевший с нами уже в третий раз (в 1924 году в лагерях, в 1932 году в ЦКБ No 39 с Григоровичем и Поликарповым). Чеховского склада интеллигент и политический рецидивист, -- возможно ли это? Высокий, лысый, с писклявым голосом, он поучал новичков с напускной мрачностью:

"Да, джентльмены, с основания нашей социалистической державы, приличные люди сидят постоянно, прерывая это естественное состояние кратковременным общением с семьями".

А на вопрос: "Владимир Сергеевич, но ведь раньше следствие велось гуманнее?" -- отвечал: "Конечно, в 1924 сажали в баню, комната с температурой плюс 36 градусов, без воды, пока нэпманы не расскажут, где спрятано золото, а мы не сознаемся, где и в чем вредили (ведь действительно, никто не знал, где и в чем).

В 1932 сажали на обычное ведро на сквозняке. Сиди, пока ушки не вопьются до седалищного нерва или пока не скажешь, где и в чем вредил! Что гуманнее, джентльмены, прошу определить самим"

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Биография Андрея Туполева

Источник

Источник

Ранее в Блоге seminon600

Корифеи авиации в шараге. Мемуары заместителя А.Н. Туполева

Лев Гонор создал Центральный научно-исследовательский институт машиностроения СССР и запустил баллистические ракеты в производство

Борис Ванников: создатель атомной бомбы СССР

Леонид Львович Кербер, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий. Был заместителем. А. Н. Туполева вспоминает...

Л. Л. Кербер

Свое неофициальное название — «Туполевская шарага» — конструкторское бюро получило по фамилии авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева: будучи заключенным, он с 1939 по 1941 год руководил работой ЦКБ, расположенной в стенах возглавляемого им до ареста института.

Помимо прославивших КБ Туполева и Кербера (автора книги-мемуара «Туполевская шарага») в нем работали Лев Термен, Сергей Королев, Роберт Бартини и др. конструкторы, ставшие звездами самолетостроения через несколько лет после освобождения.

Исправлен псевдоним "Г. Озеров" на имя истинного aвтора -- Л.Л. Кербер (Леонид Львович Кербер)

Кроме того, чрезвычайно интересно и поучительно прочитать написанные очевидцем событий образным живым языком несколько десятков страниц правды о  прошлом России: об ее яркой, духовно свободной, высокообразованной и талантливой интеллигенции -- ученых, конструкторах, техниках.

О людях, получивших прекрасное образование у досоветских московских, питерских, казанских (а также немецких, английских, французских) профессоров.

О гражданах, свободно ездивших до 1913 года учиться в лучшие университеты Европы и работать в ведущих западных фирмах и беспрепятственно, а главное, с огромным желанием возвращавшихся жить и работать домой в Россию... (Потом была война, революция, НЭП, железный занавес и кровавые тиски сталинского тоталитарного режима).

Еще для многих будет открытием узнать о незаурядных западных чудаках-идеалистах, соблазненных советской пропагандой, приехавших помогать строить "новую счастливую свободную Россию" и попавших в те же тиски.

Знать это особенно необходимо сейчас, когда многое уже забыто, а юные школьники и студенты все чаще и чаще читают и слышат по радио и ТВ "как прекрасно чекистами Л.П. Берия был организован научный труд перед войной, во время войны и в послевоенное время", мол, есть что перенять...}

ОТ АВТОРА

А. И. Солженицын в романе "В круге первом" описал одно из закрытых конструкторских бюро НКВД, именовавшихся среди заключенных "шарагой".

Главный герой романа Глеб Нержин вместе с другими специалистами работает над задачей идентификации личности по подслушанным и записанным телефонным разговорам.

Читая книгу, видишь, что автор хорошо знает среду и людей, о которых идет повествование. И все же это литературное произведение с фабулой, характерами героев, конфликтами между ними, а частично и ситуациями, порожденными творческой мыслью талантливого автора.

Алекса́ндр Иса́евич (Исаа́киевич) Солжени́цын

Пусть не подумают, что этим я утверждаю, что в книге сгущены краски или допущены преувеличения. Отнюдь нет, скорее наоборот, некоторые стороны "шараги" в ней сглажены.

Мне пришлось прожить в "шараге", созданной Берия вокруг крупнейших русских авиационных специалистов, четыре года. Согнанных из всех лагерей СССР, их в 1938 году привезли в Болшево, в бывшую трудкоммуну ОГПУ затем перебазировали в Москву в здание КОСОС ЦАГИ на ул. Радио, а после начала войны отвезли в Омск на завод No 166 НКАП.

В изложенных ниже записях вымысла нет.

Выражаясь английской формулой, в них "правда, только правда и одна правда".

Но прежде следует попытаться ответить на один вопрос -- какова первопричина, вызвавшая появление шараг? Думается, она вот в чем.

Государственное устройство России во все времена покоилось на чиновном бюрократизме.

Обе революции 1917 года его не устранили. Более того, распочкование государственного аппарата на два параллельных, дублирующих друг друга снизу доверху, его приумножило: 16 Советов министров и ЦК по числу союзных республик, да 20 в автономных вовлекли в него еще тысяч десять чинуш и клерков.

Случилось то, чего больше всего боялся Ленин -- коммунистический бюрократизм в десятки, сотни раз обогнал царский.

Хлынувшее в аппарат власти пополнение, в большинстве своем состоявшее из людей, не имевших должного образования, и вовсе похоронило инициативу низов.

Демократический централизм требовал у нисходящей иерархии не критического осмысливания спускаемых директив, а беспрекословного их выполнения.

Короче говоря, государственный бюрократизм -- эта раковая опухоль, проникшая к тридцатым годам во все звенья партийного и советского аппарата, -- сделала его к этому времени в сфере научного и технического прогресса недееспособным.

В сфере применения массового человеческого труда иллюзия прогресса еще сохранилась. Сталинские каналы, первые гидростанции, железнодорожные пути, комсомольские города, воздвигаемые горбом и лопатой рабского труда с его чудовищно низкой производительностью, хотя медленно, но входили в строй.

Хуже было с автомобильными и тракторными заводами. Корпуса их возводили быстро, а наладить ритмичную работу годами не могли. И уж совсем скверно было в области разработки и создания образцов новой прогрессивной техники. Тут дело шло к явному провалу.

Даже государственные оборонные конструкторские бюро, ставя перед наркоматами проблемные вопросы, натыкались на молчание косного неповоротливого аппарата.

Становилось ясным, что если все подобные КБ не подчинить такой организации, которую боятся все, дело может кончиться печально.

Известно, что такая организация всегда была одна -- ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ.

Когда конструктор обращался за помощью в верха, его запрос тонул. Когда же под таким запросом стояла подпись Ягоды, Ежова или Берии, Сезам открывался мгновенно, и задача выполнялась с необыкновенной быстротой.

Испытав подобную схему на работниках пресловутой Промпартии и убедившись, что она обладает высоким КПД, шараги возвели в ранг панацеи -- "пока мы (НКВД) не взялись за классовых врагов, они вредили и тормозили движение страны вперед".

Ведь нельзя же было признаться, что вредила и тормозила та самая идея, которая априори была возведена в степень беспорочной. Итак, -- "стоило нам разоблачить врагов, как они тут же раскаивались и брались за дело".

Создавалась идеальная модель, доступная пониманию многомиллионного темного народа: безупречный государственный аппарат, классовые враги, гуманный меч пролетарского правосудия, он занесен, но раскаивающихся не карает.

Они (враги) изолируются, постигают новую идеологию, а перевоспитанные приносят на алтарь свободного отечества свои знания и способности.

Этакая Аркадия, пасет которую верный соратник, автор "Истории большевистского движения в Закавказье" (Л. П. Берия. -- Ред.), а возглавляет "отец, учитель и корифей всех наук".

И ведь именно по этой схеме были спроектированы и созданы прямоточные котлы Рамзина; истребитель И-5 Григоровича и Поликарпова; паровозы ФД и ИС...; средства связи Куксена и Берга; артиллерийские системы Благонравова и Победоносцева; танки Котина и Косоциора; самолеты Пе-2 и Ту-2 Петлякова и Туполева; межпланетные ракеты Королева и даже атомные успехи Ландау, Франка, Румера, Круткова и др.

Счастливым исключением из этого знаменательного списка оказались биология и сельское хозяйство. С ними Сталин и Лысенко справились без шараг, попросту поубивав всех сколько-нибудь способных биологов, агрономов и др. специалистов.

Мы часто на страницах прессы негодуем, когда где-нибудь обнаруживается спрятавшийся от расплаты какой-нибудь фюрер СС, -- и это справедливо.

Допустим, что процессов над отечественными эсэсовцами из ГУЛАГа и МВД из-за того, что может вскрыться, проводить не хотят.

Но расстрелять Лысенко и Презента следовало бы.

Потеряв в застенках 10 000 000 (десять миллионов ) жизней своих соотечественников, страна могла бы позволить себе добавить к ним еще двух негодяев, не нашедших в себе мужества покончить с собой.

Л.Л. КЕРБЕР

Глава 1

Несмотря на все драконовские меры, принятые администрацией для изоляции заключенных, и в 1937 году и в 1938 по коридорам и камерам Таганской областной, Бутырской центральной, Лефортовской военной, Московской городской на ул. Матросская Тишина, Новинской женской, Краснопресненской пересыльной, Внутренней областной на Лубянке 2, Внутренней областной на Лубянке 14, районной в Филях, Московского областного НКВД в Суханове, бывшей колонии НКВД в Болшево и многих других, менее известных тюрем Москвы, минуя охрану, замки, намордники и двери, упорно ползли слухи о закрытых конструкторских бюро, в которых заключенные работали над военными и промышленными проблемами.

Слухи ползли, клубились, обрастали вымышленными подробностями, но никогда реально попавшими в эти шараги людьми не подтверждались, ибо обратно в тюрьму они оттуда не возвращались.

Каждую ночь лязгали замки камер, открывались двери, шепотом вызывались арестованные с вещами, во дворах урчали моторы "черных воронов", от десятков московских вокзалов, постукивая на рельсовых стыках, отходили поезда со "столыпинскими" вагонами или эшелоны товарных, увозившие заключенных неизвестно куда, и занавес непроницаемой тайны вновь опускался над страной.

Как-то зимой, вечером, из ворот одной из московских тюрем выехала машина. Это был не "черный ворон", а обычный пикап. Пятеро заключенных с вещами сидели, опустив головы. Куда, зачем? Поколесив по Москве, машина остановилась у глухих железных ворот на ул. Салтыкова и просигналила.

Вышел охранник в форме НКВД, переговорил с офицером, сидевшим рядом с шофером, и пикап въехал на территорию завода No 156 НКАП. Проехав мимо традиционных монументов Ленина и Сталина, машина остановилась у двери здания КОCОС.

Здание КОСОС ЦАГИ где с 1939 по 1941 год находилось ЦКБ-29

Нас провели в лифт и подняли на 8-й этаж, в канцелярию. Обхождение вежливое: "Садитесь. Вы прибыли в специальную тюрьму НКВД, ЦКБ-296. Прочтите правила внутреннего распорядка и распишитесь". Читаем -- "воспрещается", "не допускается", "возбраняется" и т. д., страниц 5-6 на машинке. Все, как и обычно, но есть кое-что и специфически новое.

"За употребление спиртных напитков (Боже мой, откуда они могут взяться в тюрьме?) и за попытку связаться с внешним миром через вольнонаемных, арестованный отстраняется от работы и направляется в лагеря строгого режима".

Второе: в разделе кар, помимо обычных лишений прогулок, лавочки и наказаний карцером, есть пункт: "лишаются свиданий", из этого вытекает, что здесь их дают.

Прочитываем и расписываемся. Сколько таких обязательств быть "пай-мальчиками" мы надавали за эти годы! Охранник разводит нас по "месту жительства", как он это называет, по камерам, как думаем мы.

Идем коридорами по мягким ковровым дорожкам, направо, налево, вниз -- везде пусто. Наконец попка открывает дверь и вежливо просит пройти.

Прислушиваемся, дверь за нами замком не лязгает. Осматриваемся, мы в одном из залов ЦАГИ. По стенам 30 солдатских коек, покрытых байковыми одеялами, у каждой тумбочка, на ней пачка папирос "Дукат", окно в решетке, несколько стульев.

Сдвигаем их и садимся. Несколько минут сидим молча, слишком велика трансформация, происшедшая с нами, затем жизнь берет свое, хочется курить, сворачиваем "козьи ножки" и шепотом обсуждаем, что дальше?

Открывается дверь. Уже другой охранник произносит что-то вроде "пожалуйте ужинать". По въевшейся привычке развязываю сидор, достаю котелок и становлюсь у двери. Попка улыбается: "этого не нужно, там дадут", и ведет в столовую.

Открывается дверь, человек полтораста, сидящих за столами, покрытыми белоснежными скатертями, одновременно поворачивают головы, кто-то вскрикивает, кто-то бежит навстречу, много знакомых, дружеских лиц, к нам тянутся руки...

Трудно описать эту встречу и чувства, нахлынувшие на нас. Охрана -- их человек пять -- вежливо, но настойчиво просит успокоиться и занять свои места. Постепенно буря стихает, и мы можем оглядеться.

За разными столиками находим: А. Н. Туполева, В. М. Петлякова, В. М. Мясищева, И. Г. Немана, С. П. Королева, А. И. Путилова, В. А. Чижевского, А. М. Черемухина, Д. С. Макарова, Н. И. Вазенкова -- одним словом, весь цвет русской национальной авиационной мысли.

Приговор, вынесенный А.Н. Туполеву 28 мая 1940 г. Фото архивного документа из книги Ригмант В. Бомбардировщик Туполева Ту-2

Сотни дружеских глаз смотрят в нашу сторону, как бы успокаивая, теперь все будет хорошо. А меня берет оторопь -- значит, это правда, значит, все они -- арестованы, но ведь это -- катастрофа!

Нас рассаживают на свободные места... Действительно, котелок и ложка, которые в лагере можно было оставить, только отправляясь на кладбище, здесь выглядели бы смешно.

Ножи, вилки, тарелки, от которых мы порядком отвыкли, подчеркивают нелепость моих котелка и ложки. Девушка в переднике приносит мясо с макаронами и спрашивает: "Вам (это мне-то, месяц назад именовавшемуся "падло") чай или какао?"

Большинство уже заканчивает ужин и расходится, когда сидящий недалеко пожилой человек (в дальнейшем выяснилось, что это крупный химик, член партии с 1915 года, А. С. Фанштейн, встречавшийся когда-то с Лениным), раздраженно бросил: "Опять какао холодное, просто безобразие".

Новенький больно-пребольно ущипнул себя за ногу: Господи, Боже мой, это реальность или фантастика? Постепенно столовая пустеет, окруженные друзьями двигаемся и мы. Быстро оглянувшись кругом, я хватаю несколько кусков хлеба и сую в карман -- закосил пайку, удача!

Вероятно, это видят и друзья, и охрана, но мне безразлично, лагерный принцип гласит: закосил -- твое, прохлопал -- пеняй на себя: станешь доходягой, дальше путь один -- в "М".

В спальне (дубовом зале) уже собрались и ждут друзья -- А. В. Надашкевич и Ю. В. Калганов, Н. А. Соколов и А. Ю. Рогов, И. М. Косткин и Г. С. Френкель, Ю. А. Крутков и И. М. Лопатин, М. П. Номерницкий и В. С. Денисов.

Но прежде всего к "патриарху" -- Туполеву. На кроватях, стульях, тумбочках, стоя в проходе -- аудитория. Андрей Николаевич задает вопросы. Новички отвечают, они еще скованы, говорят вполголоса, изредка бросают взгляд на дверь -- не идет ли охрана.

Им объясняют -- спальня это нечто вроде сетльмента, когда заключенные в спальне, вход охране туда воспрещен.

За окном темно, скоро уже ночь, а вопросам нет конца. Все же постепенно народ расходится, остается небольшая группа, видимо, ближайших сотрудников Туполева, многих из которых мы не знаем.

Вероятно, они вошли в его окружение уже в ЦКБ-29.

А. Н. Туполев рассказывает -- уже много времени как мы вас включаем в списки нужных для работы специалистов, но все безрезультатно, ГУЛАГ тщетно разыскивал в своих кладовых, от Минска и до Колымы, от Джезказгана и до Норильска.

"Слава Аллаху, что нашли живыми, могло бы быть и иначе, -- с грустью говорит старик,-- ведь многих, ох, очень многих так и не нашли".

Задаем вопросы и мы. Выясняется, что в ЦКБ-29 три самостоятельных бюро

-- В. М. Петлякова, которое проектирует высотный истребитель-- проект 100,

В. М. Мясищева, конструирующего дальний высотный бомбардировщик -- проект 102,

и Туполева, разрабатывающего пикирующий бомбардировщик -- 103

Кроме того, в стадии формирования четвертое бюро -- Д. Л. Томашевича, которое будет работать над фронтовым истребителем 101.

Командует этим предприятием -- нельзя же говорить в самом деле "руководит" -- полковник НКВД Григорий Кутепов, бывший слесарь-электрик завода No 39.

В 1932 году, когда на этом заводе было создано ЦКБ-39 НКВД, куда свезли арестованных Н. Н. Поликарпова, Д. П. Григоровича, Б. Н. Тарасовича, А. В. Надашкевича, И. М. Косткина, В. Л. Коровина, В. С. Денисова и других, Кутепов стал одним из мелких охранников.

Видимо, он "работал над собой" и стал крупным специалистом, если с 1932 по 1937 год вырос настолько, что смог стать "руководителем" ЦКБ-29.

У Кутепова три зама -- "руководители" КБ.

Балашов "руководит" Туполевым, Устинов -- Мясищевым, а Ямалутдинов -- Петляковым. Кроме этих трех в штате ЦКБ еще с десяток офицеров НКВД, выполняющих роль второстепенных начальников. Около 12 -- около, ибо арестованным часов иметь не полагается, а по тюремным правилам у нас в спальнях сняли и настенные, -- угомонившиеся зэки стали расходиться по спальням.

Погашен свет, что тоже приятно -- в камерах, бараках, столыпинских вагонах в потолке день и ночь сияют "тысячевольтные осрамы". Впервые за три года ложимся спать в нормальную человеческую кровать с простынями, подушками, одеялом.

Спальня затихает, только из-за окна изредка раздается скрип трамваев, сворачивающих с Дворцового моста на Волочаевскую ул.

Они торопятся на ночь в парк им. Апакова, бывший им. Бухарина. Не спят одни новички, слишком это сильное потрясение после тюрем, этапов, пересылок, лагерей -- лежать в чистой кровати, предвкушая любимую работу, иностранные технические журналы, логарифмическую линейку, остро отточенные карандаши и чистую, тугую поверхность ватмана, натянутого на доске.

Из грязи, бесправия, окриков охраны, матерщины, гнуса и холода в тундре, жары и тарантулов в пустыне, драки за порцию баланды или стоптанные опорки, -- сесть за "Изис", провести осевую линию и начать думать -- это, знаете, грандиозно!

Еще неделю назад, в предутренней темноте на разводе, принимая зэков, очередной попка с тупым лицом дегенерата кричал: "присесть, руки за голову, упреждаю -- шаг влево, шаг вправо считаю за побег, открываю огонь без предупреждения", а сегодня -- "пройдите в столовую".

Нет, боюсь, что тот, кто там не был, понять метаморфозу, происшедшую с нами, не сможет! Три дня вновь прибывшие в карантине, -- на работу не ходят, читают, питаются, спят, гуляют в "обезьяннике", т. е. в железной клетке, построенной на крыше КОСОС, в которой заключенные дышат воздухом.

Такой перерыв задуман правильно, нужно же сублимироваться от бесправной скотины к высотам инженерной деятельности.

Вечерами, когда друзья возвращались после работы в спальни, вопросы сыпались на новеньких, как из рога изобилия. Многие зэки попали в ЦКБ-29 прямо из тюрем и жизни в лагерях не знали.

Большинство считало свое пребывание в ЦКБ временным, полагая, что, когда чертежи закончатся, всех отправят обратно. Никто не был застрахован и от всяких кви про кво Фемиды.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

https://ria.ru/20131110/975497582.html

Источник

Источник

Ранее в Блоге  seminon600

Борис Ванников: создатель атомной бомбы СССР

Они ковали оружие Победы

Они ковали оружие победы. Часть2

Они ковали оружие победы. Часть3. Окончание

ЗАТО МЫ ДЕЛАЛИ РАКЕТЫ…

Он замаскировал Кремль

Итак продолжаем небольшую фотоэкскурсию по открытой площадке музея.

В, этой части я представлю вам немного работ выдающегося авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева, расположенных на открытой площадке а также в ангаре с УЛА. С планером его постройки и пикирующие бомбардировщиком Ту-2 вы, уже встречались в предыдущих частях. Тут же знакомство с его работами начинается считай с первого стратегического бомбардировщика Ту-4

История создания этого самолета вкратце такая:
как известно, во время второй мировой войны, вроде как после открытия второго фронта, американцы а своих Б-17 а потом и на Б-29 летали бомбить некоторые объекты в Европе по такому маршруту: вылет с базы где-то в Британии, сбросили подарки и двигают дальше. Садятся под Полтавой. Их там наши заправляют, вешают еще бомбы, те взлетают, на обратный курс, по пути снова раздают сюрпризы кому надо и возвращаются на базу. И вроде бы как и на Тихоокеанском театре военных действий штатовцы по договоренности с нами использовали подобную схему. Кому интересно погуглите. Суть не в этом.

Так вот, после того как одна из Стратофортесс Б-29 под известным названием в честь мамы ее командира сбросила всего одну, но очень мощную бомбу на небольшой японский городок, руководство тогда еще СССР зачесало репу по двум вопросам.

1. Нам тоже нужны такие бомбы
2. Нам тоже нужны такие самолеты.

По первому вопросу работы уже велись под руководством Игоря, Васильевича Курчатова, а по второму были переданы в некое ЦКБ. Вроде как в 25, особенностью которого было то, что в нем по сути работали зэки, в том числе и А.Н. Туполев. В свое время история создания, этого самолёта ЦКБ была написана в нескольких журналах "Изобретатель и рационализатор", еще до интернета

Так вот, что решили сделать. А очень просто: решили сделать точную копию амеровского Б-29. Для этого взяли и забрали у парочки американских экипажей, которые в это время гостили после очередного из челночного полета на нашей земле, ихние рабочие агрегаты, лётчиков штатовских послали вроде как домой, а агрегаты притащили нашим конструкторам с заданием: разобрать, снять чертежи с каждой даже с самой мелкой деталюшки и сделать свой вариант. И вот тут то наши авиаконструкторы столкнулись с трудностями. Причем серьёзными. Дело в трм , что американцы используют дюймовую систему измерения, а наши метрическую и у наших в производстве не было таких станков, которые могли бы выдавать такую точность в обработке деталей. В результате получалось следующее:
например, какая-то из деталей имело значение одного из размеров в один дюйм, то есть 2,54 см. Наши производственники могли изготовить такую деталь в размерах или 2 мм, или 2,5, или 3 мм. Причём из нашего материала, что тоже играло сильную роль в этом вопросе. Но в результате выходило так: если делали детали толще то увеличивался суммарно вес всего самолёта, а это и проблемы, со взлетом, и с дальностью полета, и с полезной нагрузкой, а делали меньшим размером - возникали проблемы с прочностью. Как-то так.

Но мы продолжим. И тут я, предлагаю сначала заглянуть в ангар с Уникальными Летательными Аппаратами, в котором стоят два самолета Андрея Николаевича. Это АНТ-2

это первый экспериментальный цельнометаллический пассажирский самолёт. Пассажиры в нем располагались во внутренней кабине. Ее иллюминатор вы можете видеть внизу фюзеляжа, а пилот располагался сразу за винтом, в открытой кабине наверху.

И второй ЛА это знаменитый АНТ-25. Тот самый, на котором экипаж под управлением Валерия Чкалова совершил первый беспосадочный перелет из СССР в США через Северный полюс.

Хотя по словам одного из работников музея, оригинального в этом самолёте всего 25% Как в, философской задаче про корабль Арго получается.

Но вопросы философии мы делегируем философам, а сами пойдем смотреть другие машины ОКБ им Туполева.

И на выходе из ангара с УЛА, слева нас встречает такой красавец как истребитель- перехватчик Ту-128

что по идее немного не привычно. Обычно самолёты семейства Ту ассоциируются с бомбардировочной авиацией, а тут истребитель, да еще и сверхзвуковой , и перехватчик. Но мне повезло пообщаться, с одним из посетителей музея. Он как снимал себя на фоне этого самолёта. Как оказалось в свое время, летал на таких аппаратах. И по началу они проектировались как бомберы, но потом когда возникла угроза прохода Б-52 со стороны Северного полюса им поменяли амплуа. То есть их задачей стало встречать гостей с Севера. Для этого они были вооружены четырьмя, ракетами: две тепловые и две радиолокационными. На вооружении было примерно пять полков таких птичек Кстати, обратите внимание на оригинальное расположение воздухозаборников.

Далее по этой стороне до старичка Ту-4 стоят Ту-16 ( на фото) и Ту-16К (не заснял). Немного поясню: порядок расположения самолётов отличается от текста

Ту-22

который из-за частых аварий и высокой смертности у лётчиков назывался Людоед и Ту-22М

являющийся практически другой машиной.

На отдельных точках размещены два Ту-95

Первый в середине площадки, второй в конце одной из дорожек

а также пассажирские Ту-114

И Ту-144 (сейчас он на реставрации)

Добавлю немного своего мнения, насчет такого разброса экспонатов одного КБ: считаю воспринимается не очень. Идешь например вдоль Сушек, и тут на тебе привет, стоит Тушка, инстинктивно начинаешь искать глазами его собратьев, а они ворон где.

Ну это чисто мое ИМХО и не более

На этой ноте я эту часть заканчиваю.

Продолжение будет...