Старый моряк
Волна за Егором Никитичем привязалась, а он идет, курит, ее не замечает, смотрит вдаль сквозь пятиэтажки - о горизонте думает.
А волна за ним шлеп-шлеп, шлеп-шлеп по горячему сухому асфальту.
В городе нет моря. Но не у всех.
Волна за Егором Никитичем привязалась, а он идет, курит, ее не замечает, смотрит вдаль сквозь пятиэтажки - о горизонте думает.
А волна за ним шлеп-шлеп, шлеп-шлеп по горячему сухому асфальту.
В городе нет моря. Но не у всех.
Когда жил в Петербурге, снимал комнату в коммуналке. Классическая коммуналка, угол Московского и Фонтанки. Восемь квартир, в туалет каждый идёт со своим стульчаком и бумагой, грязь, велосипеды на стенах и уборка по графику.
Комната, в которой я жил, выходила окнами во двор с низкой аркой, где летом уединялись совокупляющиеся парочки, преимущественно нерусского происхождения, а зимой те же нерусские выясняли торговые отношения по телефону. Дневной свет в комнату не попадал, только отблеск окон соседних стен. Батареи едва топили, и если на улице было минус двадцать, то в комнате был ноль. Пар изо рта всю зиму.
Комната по периметру была уставлена книжными шкафами, а то, что не поместилось, было вынесено в шкаф, стоящий в коридоре. Читал я тогда целыми сутками.
В разгар белых ночей, когда я сидел на подоконнике с книгой, взгляд выхватывал несколько неясных фигур, запеленатых на манер мумий скатертями или простынями.
Между двумя и тремя часами пополуночи, в тёмнорозовом свете, можно было нечаянно увидеть - аккурат на месте кровати - длинный продолговатый свёрток, у двери другой и в центре, на полу ближе к окну ( самое холодное место ), ещё два. Потом все свёртки незаметно исчезали. Позже самая пожилая обитательница коммуналки сказала, что во время блокады в мою комнату сносили тела умерших от голода жильцов, и они лежали там, как в леднике.
После этих открытий детский страх темноты пропал, почему-то, совершенно.
Иногда ко мне приходила в гости весёлая развратная девушка-клоун, и всё происходящее становилось совершенно нереальным. Тогда же меня перестала удивлять эротика в соседстве с черепами и смертью, особенно в экслибрисах, гравюрах и картинах.
Достоевщина, одним словом (он и жил в соседнем доме, кстати). Соседей было много, и все по своему примечательные. Вспомнился мне один, самого неказистого и распространённого вида, безбытный мужчина без возраста. Лет от сорока до шестидесяти, в грубых треснутых очках, майке-алкоголичке и старых синих тренировочных штанах, в шлёпанцах на босу ногу. Он много курил, лузгал семечки, иногда пах алкоголем и на кухне постоянно жарил лук с картошкой, самое примитивное и вульгарное блюдо. Потом он внезапно исчез и тогда-то всплыла на свет удивительная история.
Несколько лет подряд, будучи одиноким человеком, сосед вызывал к себе продажную специальную женщину и нечаянно влюбился в неё. Жизнь его состояла из скучной вахтёрской работы, откладыванием денег и вызовом полюбившейся женщины. Так продолжалось года два или три, пока он наконец-то не решился и не сделал ей предложение.
Дама была из себя совершенно невидная, но власть над мужчинами часто получают женщины, мимо которых скользит взгляд большинства. Легко смеяться над несчастным, глядя на фото какой-нибудь Лили Брик, а попадёшь под обаяние той же Брик, и раздавит как самый тяжёлый асфальтовый каток, с костями. Дама над своим клиентом посмеялась, а вызовы её с того самого момента сильно подорожали. Бедняга теперь стал реже видеть свою возлюбленную, которая мало того, что так дорого ему стала обходиться, но и в открытую насмехалась над ним и вела себя очень надменно и холодно.
Так прошёл ещё один год. И вот внезапно, в марте, который в Петербурге бывает лютее самого свирепого морозного февраля, что-то произошло. Ночью, на огромной кухне, сидели они совершенно молча. Он ногтями разрывал семечки, в майке и неизменных штанах, и сдвигал ей зёрна, очищенные от шелухи. Она брала их грубой рукой в горку и, прикрывая рот, разом глотала. Лицо её было в морщинах. Оранжевая губная помада была ужасной. Даже не подходя, можно было ощутить запах такой безысходности, какой исходит от самых древних старух, едут ли они в трамвае рядом или сидят в парках на скамейках. В глазах у неё стояли слёзы.
Потом он исчез и мы узнали, что он съехал, забрав свою женщину с собой. Куда-то под Выборг.
Я ехал за рулем своей машины по одной из улиц маленького городка и старался ни о чем не думать. Просто машинально двигался вперед, рассекая подернутый туманом воздух и стараясь не обращать внимания на происходящее вокруг. Да хотя, что там могло происходить...Если посчитать по головам всех людей, включая стариков и младенцев — то от силы наберется тысяч пять. Даже городом это поселение можно было назвать с большой натяжкой, настолько оно было маленькое.
Чтобы вы лучше понимали, как я здесь оказался, стоит отмотать время немного назад, как в старых кинотеатрах отматывают пленку катушки перед новым сеансом. Это сейчас технологии захватили мир и зритель становится все ненасытнее. 3D-фильмы? Наскучило. Давайте что-то другое. Фильмы с запахом, эффектом полного погружения...«Почувствуй себя героем, представь, что это ты сейчас прыгаешь с вертолета и крушишь врагов мега-бластером, забудь хоть на два часа о своей опостылевшей реальности, пока мы зарабатываем миллиарды на твоей скуке». Такие слоганы должны быть у этих фильмов. По-крайней мере, так было бы честно. Нас, а сейчас я имею в виду жителей этого забытого всем остальным миром места, еще не накрыло технологичной волной, и мы имели еще все шансы спрятаться от нее в свое аналоговое укрытие.
Снова подумал о катушках пленок и почтительного возраста джентльмена, который после сеанса медленно с любовью мотает застывшие кадры в обратном направлении. Ставлю пять фунтов на то, что в нашем единственном кинотеатре до сих пор так делают.
Так что же я забыл в этой дыре? Предоставлю вам возможность угадать. Есть варианты? Говорите громче, вас не слышно. Обезумел от любви к юной красотке и бросил престижную работу в столице, чтобы быть с ней, как там говориться, «даже в шалаше»? Вовсе нет. Приехал сюда строить дома для беженцев и волонтерить в филиале корпуса мира? Держи карман шире. Подписал контракт на годовое рабство на рыболовной шхуне? Тоже мимо. Гадать можно бесконечно. Мало ли, как складывается у человека судьба.
Что касается меня, я просто решил провести зиму в самом глухом пригороде, который только мог найти и арендовал гостевой дом на четыре месяца.
Сейчас подходил к концу мой второй месяц добровольного заключения в этом «живописном уголке нетронутой природы», как было сказано в объявлении об аренде, и я мой вдохновляющий настрой таял так же стремительно, как и только что выпавший снег на солнце. Знаю, что снег обычно должен лежать всю зиму, наслаиваясь с каждым снегопадом и превращаясь в сугробы, которые радуют местных детишек, но температура в этих широтах реже опускалась ниже минус трех по ночам, а днем так и вовсе была плюсовая. Так что выпавший за ночь снег таял, превращая город в одну большую лужу.
Зачем же мне понадобилось добровольно заточить себя в столь унылом месте? Ну, во-первых, я искал то, чего ищут все писатели — вдохновения. Мне надоел большой город, его вечный бешеный ритм, яркие огни и перманентное чувство, что ты соревнуешься с теми, кого даже не знаешь в лицо. Ты просто будто чувствуешь себя никем по-умолчанию. Большие города съедают тебя, растворяют в своих желчных водах и выплевывают, не подавясь ни косточкой, на обочину жизни. По крайней мере, таких историй навалом. Но моя — не такая.
Я вполне спокойно чувствовал себя среди пульсирующих артерий мегаполиса и научился даже не обращать внимание на чудаков в метро. Они просто были. Жили своей странной жизнью, творили какие-то безумства всем напоказ и людям не было до них особого дела. Потому что у всех — такие же странные жизни и свои безумства. Иногда я заряжался этой энергией. Так много людей, так много историй, так много жизни. Это ведь просто немыслимо. Вот идешь ты такой по своим делам, а вокруг тебя — тысячи людей, которые также, как и ты, проснулись сегодня, а может быть, и не ложились вовсе. У всех свои печали, свои радости. Кто-то сегодня станет отцом, а кто-то — попадет под машину. Кто-то получит повышение, а другой — очутится в больнице с сердечным приступом. Но ты об этом никогда не узнаешь, потому что это, по сути, дело-то не твое. Так я и проживал дни в городе, занимаясь своими делами и не вмешиваясь в дела других.
Все когда-то наскучивает. Вот и мне стало невыносимо тошно среди всех этих нерассказанных историй. Город давил на меня, не вызывал такого восторга, как прежде, и будто намекал, что нам с ним надо на время расстаться. Прямо не говорил, нет. Но кто любит говорить о таком прямо в лицо? Просто все стало не так, как раньше, как я помню. Я понял намек и стал подыскивать себе новое жилье. Хотя бы на время, пока мы с городом не выясним все проблемы и не решим, что делать дальше.
Так что эту зиму я встречаю здесь, в богом забытом месте, среди богом забытых людей. Таким было мое первое впечатление о них. Живут себе, никуда не спешат, знают друг друга в лицо и судачат о чужаках. Они казались мне настолько зашоренными, что я даже не пытался наладить с ними хоть мало-мальский контакт. Просто жил себе в небольшом домике на окраине, периодически выбираясь в город за продуктами. Кстати, сегодня был как раз такой вечер.
У меня совсем опустели полки, и, хочешь-не хочешь, нужно было сделать свой обычный запас. Работы тоже особо не было, поэтому я и двигался по направлению к единственному крупному супермаркету в центр, наблюдая, как снег медленно падает в свете пролетавших фонарей. Тот самый снег, что завтра днем, как пить дать, превратиться в лужу.
На стоянке возле магазина была всего пара машин, уже изрядно припорошенных снегом. Стояли они там явно больше пары часов. А это значит, что их владельцы, скорее всего, толкуют о последних новостях за барной стойкой единственного питейного заведения во всей округе, что располагалось аккурат напротив супермаркета. Кстати, весь алкоголь, что продавался в том баре, закупался как раз-таки в этом самом супермаркете. Только отпускался вдвое, а то и втрое дороже. Никогда не понимал, за что там такая сумасшедшая наценка. За засаленные столы, за еле вымытые стаканы? А может быть, вся выручка уходила на зарплату той единственной официантке, что не могла даже донести до стола миску с арахисом, не рассыпав при этом несколько орехов. Они звонко падали на видавший виды деревянный настил, закатываясь в черные щели между досками. Но то был единственный бар в деревне, и если ты хотел надраться вне дома, то другого выбора попросту было.
Сегодня я не искал компании на вечер. Просто хотел как можно быстрее разобраться с покупками и отчалить обратно в свой «дом с прекрасным видом». Поэтому, обогнув бар стороной, направился прямиком ко входу в супермаркет, в котором еще горел свет.
В прохладном зале народу было немного: вечно уставшая мать с ребенком, воющим во весь голос так, словно ему режут по живому; племянник бармена, видимо посланный сюда за арахисом, который неумелая официантка продолжит ронять в щели на полу; да компания подростков, все еще не определившихся со вкусом чипсов на этот вечер, и потому, толпившихся в бакалейном отделе, словно голуби вокруг крошек.
Достав из кармана список, наскоро набросанный на скомканном желтом листе, я начал скользить вдоль рядов с продуктами, толкая перед собой тележку. Поход в магазин всегда вызывал у меня смешанные чувства. Все зависело от настроения. Порой, я мог часами бесцельно бродить в супермаркете, разглядывая этикетки и сравнивая составы продуктов разных брендов. В другой же день, я не глядя хватал то, что видел перед собой на полке и старался как можно быстрее убраться из этого потребительского ада.
Сегодня был как раз такой случай, поэтому я принялся наскоро собирать свой базовый набор, стараясь не накручивать кругов по магазину. Молоко, яйца, упаковка йогуртов, твердый сыр, длинный рис, соевый соус, хлеб для тостов, банка малинового джема, зерновой кофе, замороженные овощи, пара упаковок готовой пиццы, полкило трески, ванна карамельного мороженого и три бутылки недешевого скотча. Кажется, все. Я был рад, что список оказался не таким уж и длинным, потому что от плача ребенка, который эхом раздавался под потолком супермаркета, словно мы находились в пещере с высокими сводами, начинала болеть голова и сводить скулы.
Я выложил продукты на единственную работающую ленту и стал ждать своей очереди, бесцельно разглядывая всевозможные жвачки и шоколадки, что обычно выкладывают возле касс. Ненароком да и возьмешь что-нибудь ненужное оттуда.
Передо мной стояли подростки, наконец-то выбравшие огромную пачку чипсов на всех, и теперь, делили итоговую сумму между собой, выворачивая карманы в поисках мелочи. Им не хватало около фунта, и они продолжали обыскивать закоулки рюкзаков, словно белки, ищущие спрятанные орехи по весне. Желание покинуть магазин росло с каждой минутой, поэтому я просто добавил им недостающую мелочь, лишь бы побыстрее расплатиться самому. Подростки скопом принялись меня благодарить. Причем, делали это так искренне, что я невольно засмущался и вместо того, чтобы принять их неподдельное «спасибо» и улыбнуться — проворчал что-то невразумительное и насупился. Подростки удалились с пачкой чипсов, что-то громко галдя, и, наконец, настал мой черед расплатиться за продукты.
Кассовая лента двинулась, а средних лет женщина за кассой начала методично сканировать штрих-коды.
— Малиновый джем и тосты. Хороший выбор!, — вдруг сказала она, пробивая хлеб. — Помню, всегда в детстве ела такие. Но я уже не ребенок, чтобы так делать. Теперь мой завтрак — это злаки и белок. Вам бы тоже следовало питаться более правильно. А, ну вот и яйца. И молоко. Омлет будете делать, значит. Слава всевышнему, вы еще соображаете, что для здорового питания нужны белки. А хлеб с джемом — это для подростков, а вам, уже, явно за тридцать.
— Что, простите?, — слегка опешил я.
— Что-то не так? — ответила удивленно кассир.— Да нет, ничего, — решил не вступать я в спор.
— Ага, а вот и замороженная пицца. Что, нормальный ужин уже не судьба приготовить? Поди один живете, вот и едите всякую дрянь, — продолжала женщина, сканируя мои продукты. Вот и кофе. Ну конечно, зерновой, не какое-то растворимое дерьмо. Считаете себя лучше остальных, покупая кофе в зернах? Поди еще и перемалываете его в ручную и варить в турке каждое утро? Нет, чтобы как все сходить в кофейню. Из-за таких как вы и погибает в маленьких городах индустрия обслуживания. Что тут у нас еще? Мороженое, ну конечно. Вам десять лет что ли, чтобы пихать в себя эту дрянь? — продолжала она.
— А нет, смотрите, вот и рыба. Все сюда! Этот парень решил, что съешь он кусок трески с овощами раз в месяц, то может считать, что питается правильно. О, ну а вот и скотч. Аж целых три бутылки. Собрались в запой уйти и питаться одной замороженной пиццей? Ох уж эти свободные писатели, поколение вольнодумцев. Постыдились бы брать столько, что люди-то подумают? Вы явно не тянете на того, кто ждет сегодня гостей. Да к вами поди и не приходит никто. Заперлись в своем доме на окраине да сторонитесь всех и вся. Того гляди с ума сойдете, да еще и не просыхаете.
— Хватит! — закричал я. Что вы себе позволяете? Прекратите это немедленно! Зовите менеджера, вашего главного, кого угодно! Я не намерен это терпеть.
Тетка за кассой уставилась на меня полным непонимания взглядом, но, видя как раздуваются мои ноздри, засеменила в подсобку за управляющим. Спустя пару минут вышел и директор магазина, мужчина слегка за пятьдесят, но еще сохранивший остатки былой физической формы. Продавщица шла позади и, как мне показалось, слегка пряталась за его широкую спину.
— Молодой человек, у вас проблемы?, — спросил меня управляющий.
— Это не у меня проблемы, а у вашей кассирши что-то не в порядке с головой, раз она позволяет себе дерзить покупателям прямо в лицо. Это не ее дело, какие продукты я покупаю и для чего они мне нужны. Да купи я хоть весь винно-водочный отдел в вашем чертовом магазине и шоколадку в придачу, она не имеет право комментировать мой выбор. Ее дело за малым — пробить все товары да не напортачить при сдаче.
— Пройдемте со мной в подсобку, — вежливо и вкрадчиво, будто разговаривая с сумасшедшим, сказал менеджер на выданную мной гневную тираду.
Мы прошли через торговый зал в небольшое помещение с зоной наблюдения, стулом и бледной лампочкой.
— Что я здесь делаю?, — спросил я управляющего, когда за нами закрылась дверь.
— Дело в том, что вы только что накричали на нашего кассира, хотя та не сделала вам ничего плохого. Я понимаю, тяжелые дни бывают у всех, но зачем же срываться на незнакомых людях?
— Я? Накричал? Извините, конечно, но это она начала дерзко комментировать каждую мою покупку, словно я на каком-то телешоу по разбору холодильника, и стыдить за то, что взял старый-добрый скотч и замороженную пиццу, а не все эти новомодные органические био-продукты, о которых трындят на каждом углу.
— Кассир не сказала вам ни слова. Это вы сначала что-то бормотали себе под нос, а затем заорали «Хватит!» так громко, что напугали бедняжку до смерти.
— Да о чем вы говорите? Не хотите верить мне на слово? Давайте посмотрим записи. Включайте свои мониторы, мотайте назад, я ведь знаю, что вы все записываете. Все до единой мелочи, что происходит в этом богом забытом магазине. Включайте, я подожду. — С этими словами я развалился на стуле, скрестил руки и вызывающе глянул на менеджера.
— Что ж, раз вы настаиваете…
Он начал отматывать запись с камер назад. На ней было видно, как я нелепо размахиваю руками. Вот кассир будто складывает все продукты снова на ленту. Забавно все-таки все выглядит в обратной перемотке. Вот подростки отдают кассиру чипсы, вот отдают мне деньги, а вот я складываю свои покупки в тележку и спиной отхожу от кассы. На этом моменте менеджер остановил запись и включил ее в привычном режиме.
И вот я смотрю, как снова подхожу к кассе, выкладываю джем, хлеб, молоко, яйца, пиццу, кофе, мороженое, рыбу и проклятые бутылки скотча. На записи подростки расплачиваются и уходят, и вот настает мой черед.
— Смотрите, сейчас начнется, — усмехаюсь я.
Вот продавщица пробивает хлеб и джем. Далее тянется за молоком и яйцами. И, к моему удивлению, не произносит ни слова. Зато на записи слышно, как я что-то ворчу себе под нос. «Что-то не так?», — спрашивает кассир. Это на записи слышно отчетливо, но также слышно и то, что до этого она не произнесла ни слова. Мне становится дурно.
Запись продолжается. Черная лента тащит к кассе остальную часть продуктов. Пицца, кофе, мороженое, рыба, скотч, — все как я помню. Но вот только есть одна загвоздка: продавщица молчит, а я как безумный ору в тишине вечернего супермаркета: «Хватит!».
— Вот как все было на самом деле. Вы убедились, что вы просто так наорали на бедную женщину, которая просто выполняла свою работу?
— Кажется, вы правы — тихо сказал я, вставая со стула. Извините за беспокойство. Могу я расплатиться за продукты и забыть об этом инциденте?
— Пожалуй, мы не будем раздувать из мухи слона, если вы впредь выберете другой магазин для своих ежедневных закупок.
Сглотнув плотный ком в горле, я кивнул в знак подтверждения.
— Отлично, пройдемте на кассу, — менеджер, не теряя ни капли профессионализма, открыл дверь подсобки и жестом пригласил меня выйти.
Я молча достал кошелек и расплатился наличными. Продавщица так же молча отсчитала сдачу и аккуратно выложила ее на стойку. За всем этим, не говоря ни слова, наблюдал управляющий. Тишина вокруг оглушала и казалась такой вязкой, что я мог буквально запустить в нее пальцы. Даже стрелка часов в торговом зале медленно и беззвучно отсчитывала секунды, словно растягивая этот момент до бесконечности. Не глядя на смятые купюры и мелочь, я бросил всю сдачу в коробку для пожертвований, что всегда стояли возле касс. Монетка звонко упала на дно пустого пластикового короба.
— На удачу, — сказал я, подмигнув продавщице и менеджеру, что с каменными лицами продолжали молча смотреть на меня, пока я направлялся к выходу.
Сев в машину, я долго не мог собраться с мыслями. Что это, черт возьми, вообще сейчас произошло? Меня начинает подводить мой разум? Тот, что верно служил мне эти тридцать с лишним лет вдруг сыграл против меня. Словно давний друг, от которого не ожидаешь подвоха.
Замерзшей рукой я завел мотор, привычным движением перекинул ремень через плечо, сделал музыку погромче, снял машину с ручного тормоза и, секунду помедлив, включил скорость. Легкий снег за запотевшим окном превратился в метель, какая редко бывает в этих краях. Не включая фар, я медленно поехал в темноту, понимая, что теперь в этом мире я не могу доверять даже самому себе.
_________
Один из моих недавних рассказов. Больше — в блоге
Мне сложно назвать эти времена чем-то особенным или же просто интересным. Хотя, такой как я вряд ли когда-либо смог бы упоминать кусочки своей жизни в таком контексте. Для меня это являлось неплохим опытом, который придал мне некоторых сил и мотивации в моем деле.
Чего уж скрывать, но я был тем ещё мизантропом начиная с подросткового возраста и до сих пор. Совершенно не имея ничего против людей, отношений и чужой жизни - я не ненавидел и не желал своей. Однако, сколько бы ты не хотел искать в хорошем плохое, вечно ненавидеть и не любить... как итог - возвращение в первоначальную точку. Назвать себя исключением не смею, потому как сам совершенно не вписываюсь в какие-то рамки "иных" людей. Впрочем, зачем мне какие-то звания более присуще выскочкам ?
Мне всегда хотелось выехать в лес, далеко за город. Небольшая мечта, которую желательно бы исполнить ближайшие три-четыре года. Не самая лучшая мысль объяснять почему мой выбор пал на такое место как лес. Но лишь для большего понимания скажу, что это очень тихое место. Долгое время выезд откладывался, либо мне суждено было лениться и не предпринимать каких-то попыток исполнения своих желаний. Всё двигалось в своём направлении, дни сменялись один за другим, каждый был занят своими делами. Лишь я в своей крошечной комнатке оставался неизменно блуждающим по своим собственным мыслям.
Однажды, в один из прохладных зимних дней что-то явно мелькнуло в моей голове. Этот день не особо отличался от всех моих остальных в этом году. Как обычно я сидел и почитывал одну из книг, купленных где-то на барахолке. Иногда прерывался, чтобы сделать несколько глотков кофе и поглядывать в окно. Был примерно полдень, людей на улице не очень много. Всё бы ничего, но я решил отложить своё занятие и немного подумать. В этот раз мне явно чего-то не хватало, словно вокруг витала чья-то недосказанность. Вероятнее всего эта недосказанность была моей, причём она ещё и проявлялась по отношению ко мне... Не прошло и пяти минут, как я понял в чём дело. На поверхность стала выплывать мечта, глубоко утаённая уже как два с лишним года.
Я тепло оделся, вызвал такси и попросил увезти меня за город, к одной из обочин, ведущих в сторону лесной области. На улице было много снега, по дороге мне доводилось наблюдать за людьми, пытающимися пробираться сквозь него в некоторых переулках. Наконец я попросил водителя остановиться, заплатил и вышёл из автомобиля.
До самого леса нужно было пройти около двух-трех километров. Кругом лежали высокие сугробы, которые замедляли меня и осложняли мой путь. Деревья виднелись ещё с обочины. Высокие и стройные, поглощающие весь свет, который был вокруг них. Я уже приближался, оставалось совсем чуть-чуть...
Наконец я ступил на лесной участок. Первое, что сделал - выдохнул, а после вдохнул. По мне пробежалась дрожь и появилось странное чувство. Сделав такой маленький шаг в своей жизни, начинаешь осознавать, как много он тебе дал и как ничтожно мало он стоял. Подобное нельзя откладывать на потом, как это делал я прежде.
Продвигаясь сквозь гущу леса и в его конец, моим глазам что-то виднелось вдалеке. Как оказалось, это был высокий обрыв. Я подошёл к краю, посмотрел вниз. Далеко на дне торчали различные ветви, земля как и везде была усыпана кучами снега. Что-то поблескивало в самом дальнем углу, я вытянул свою руку и наклонился. Яркие лучи находились у меня возле пальцев...
С того дня посещал лес как минимум раз в неделю, но больше всего времени я проводил возле обрыва. Будто меня привлекало, звало и манило. Во всяком случае эти выездки явно доставляли мне только сплошное удовольствие. Это стало каким-то моим собственным местом, в котором всегда можно было на время сбежать от навалившейся на плечи тяжести бытия.
В один из таких запланированных дней я в очередной раз отправился к обрыву. Стал у самого края, но не опускал свои глаза вниз. В голове что-то заиграло, слышались звуки падающего с деревьев снега. Перед глазами всё потемнело, я закрыл их и видел те самые лучи. Я делаю один шаг и начинаю свободное...
—Постойте!
Что-то схватило меня за рукав моего без того длинного пальто. Я очнулся и развернулся назад. Передо мной стояла красивая девушка, всё ещё державшая мой рукав. Чёрные волосы, отлично выраженные скулы и небольшой румянец на щеках. Эта картина в миг запечатлелась в моей памяти. Дама явно пыталась донести до меня некий посыл, но я точно не слушал всё происходящее вокруг. Зато лицезрел замечательную часть моей жизни.
—Вы в порядке? С вами всё хорошо?
—Эй!
—Что вы пытались сделать?
—Пожалуйста! Вы слышите меня?
Она замолкла. Отпустила мой рукав и направила свои голубые глаза куда-то в землю. На этот раз проронить слово решил я.
—Вы исполняете мою мечту?
...
В тот день Хозяин проснулся как обычно лишь ближе к обеду. Проснуться раньше он не мог физически, накануне почти всю ночь воевал с бутылкой водки. Победил безаговорочно, мастерски, офицерская закалка всё таки. В награду получил семь часов алкогольной отключки вне очереди. Ежедневные бои на пьяном фронте он вел уже много лет.
Фашист знал распорядок дня Хозяина и тревожить его не собирался. Да, ему уже давно требовалось прогуляться по нужде, да, он был голоден, но мешать Хозяину было категорически нельзя, он этого жуть как не любил. Да и разве может солдат жить как-то по другому, без приказа? Нет, не может. А Фашист был настоящим солдатом, профессиональным. А еще было просто страшно.
Рядом с диваном на котором лежал и громко храпел Хозяин, стояла тарелка с кругляшами дешевой колбасы и несколькими разломанными и уже подсохшими ломтиками ржаного хлеба, вчерашняя закуска пьяного командования. Для голодного Фашиста всё это выглядело, а самое главное пахло, очень ароматно и привлекательно. Он смирно лежал положив морду на вытянутые лапы у дивана и старался не смотреть на соблазнительную тарелку. Как бы не урчало в собачьем желудке, как бы провокационно все это не благоухало, трогать это было нельзя. Александр Николаевич Больших, майор в отставке, он же Хозяин, мародерства не признавал. Расстреливать не расстреливал, но получить кожаным поводком или деревянной тростью по хребтине можно было запросто. Ну и разумеется довольствия провинившийся будет лишен на несколько дней. Фашист знал эти законы военного времени и соблюдал их неукоснительно.
Пёс был отличным, преданным солдатом. Он был верен своему командиру каждой клеткой своего собачьего организма, каждым атомом. Да что там верен, он был готов в любую секунду убить любого за своего командира. Просто порвать на мелкие кусочки, если это потребуется, если поступит приказ. Солдаты не обсуждают приказы, а Фашист был идеальным солдатом.
За четыре года жизни в квартире одинокого военного пенсионера Больших, пёс превратился в настоящего воина. Хозяин взял его совсем маленьким щенком. Их было пятеро в подвале, но Хозяин выбрал именно его, Фашиста. Остальных щенков старик убил и снес на помойку. Почему именно ему досталась жизнь, пёс не знал, да и не задумывался. Он был точно таким же, как и его братья и сестры, беспородным и бесправным. Он был чуть сильнее, чуть нахрапистей и единственным из помета, кто был похож (спасибо батиным генам) на немецкую овчарку, а в остальном он был точно таким же. Он был просто собакой.
Они случайно заняли подвал Хозяина, беременная сука особо не выбирала место, где выплюнуть на свет своих щенков, доползла куда смогла, но старику это не понравилось. Это был его подвал, его территория, и хоть он его и использовал для хранения всякого хлама, тявкающему мусору там было не место. Первой пенсионер прикончил суку-мать, она была больна и даже не подумала защищать себя и своих детёнышей, сил просто не было. Забилась в угол подвала, скулила, жалостливо смотрела в глаза своему убийце, но пощады не дождалась. После матери, Больших взялся за щенков, с ними возни почти не было. Удар палкой по голове и в ведро с водой, все дела. Лишь один щенок всё это время прыгал вокруг убийцы, как мог злобно тявкал и даже пытался хватать старика за штанину. Эта наглость подарила ему жизнь в тот день и кличку Фашист.
Фашист боялся своего Хозяина, но еще больше он его уважал. Это был сильный человек, даже собаке это было понятно. Уже не молодой, больной, одинокий, озлобленный на всё и всех, но сильный не смотря ни на что. Пёс напротив был крепким, большим, мускулистым, но своего командира он уважал и даже преклонялся перед ним. Вы не подумайте, не было никаких облизываний рук или счастливого размахивания хвостом, нет, армейский устав подобного не позволяет. Фашист уважал своего хозяина по-настоящему, не на показ, по-мужски. Он просто был готов убивать за командира и если нужно умереть самому. И Хозяин это знал.
А убивать Фашисту уже приходилось и не раз. Но для него это было слишком легко, так случайные дворняги да бездомные облезлые коты, зазевавшиеся на свою беду лишь на секунду. Хозяин вообще очень любил натравливать своего солдата на постороннюю живность, его это забавляло. Пару раз, так случилось, что жертвами Фашиста становились и вполне себе домашние приличные собаки, гулявшие на поводке. Просто Больших, да и его пёс не считали всякую мелочь вроде страшненьких пекинесов за настоящих собак, не считали их достойными вообще быть. Фашист честно не понимал слёз хозяев этих несчастных, их крики. Он выполнял свою работу, его командир гордился им в такие моменты, и это было главное. О себе Фашист в такие моменты не думал, даже если бы противник был крупнее и намного сильней, он не раздумывая ринулся бы выполнять приказ. Умереть за Хозяина? Так это и был его смысл жизни.
–Что? Не спишь псина? –Александр Николаевич приподнял голову с насквозь пропитанной пьяной слюной подушки, –Пожрать, посрать? Как обычно?
Вообще это не были вопросы. Ну, просто глупо спрашивать что-либо у животного. Александр Николаевич хоть и сильно злоупотреблял алкоголем, до белой горячки еще не докатился. Так он по крайней мере считал. Это было всего лишь стандартное утреннее приветствие своего солдата. А он молодец! Лежит смирно, охраняет. Бдит, так сказать, на посту. Послушная скотина попалась.
Кое как поднявшись со скрипучего дивана, Больших скривился от боли. Столько лет прошло, а нога всё ноет, падла. Лучше бы её вообще тогда отрезали к чёртовой матери! Долбаное ранение отняло всё, семью, здоровье, силы. Только злости прибавило, только злости. Крайне хуёвый обмен.
Фашист мгновенно поднялся на лапы, аккуратно взял зубами валявшуюся на полу трость и подошел к Хозяину.
–Молодчага, солдат! –не глядя на пса буркнул старик, взял трость и опираясь на неё поплёлся в туалет.
Но дойти до места назначения он так и не успел, вдруг ожил звонкой трелью дверной звонок. Александр Николаевич тихо, но очень смачно выругался и уже было развернулся к входной двери, но в туже секунду передумал, махнул рукой и продолжил свой путь в туалет. Ждать он никого не ждал, а если уж кому-то чего требуется, так потерпят, никуда не денутся.
Фашист мгновенно занял рубеж у дверей, он четко знал свою службу.
–Ты чё не открываешь, старый хрен? Опять набухался, сука?.. –крикнули за дверью и тут же несколько раз зло ударили.
Фашист напрягся и приготовился если потребуется атаковать. Он узнал противный голос кричавшего с лестничной площадки, это был сын Александра Николаевича, других гостей в этой квартире не бывало никогда. Пёс не любил младшего Больших и в каждый его визит ждал команды вцепиться гостю в горло. Просто он отлично видел, что Хозяину эти визиты также крайне неприятны, а значит это был враг. Да и внешне сын хозяина не вызывал особой любви или расположения. Невысокий, толстенький человек с лицом изъеденным страшными оспами не нравился ни людям ни животным. От него постоянно пахло чем-то тошнотворно кислым и, что больше всего претило псу, кошатиной. А еще Фашист ненавидел его противный истеричный голос.
Впрочем, сыну Александра Николаевича собака также категорически не нравилась, и он также был готов убить её. Он и приезжал к отцу из-за собаки по большому счету, из-за постоянных жалоб соседей, что старый маразматик выгуливает псину без поводка и намордника, стравливает с другими четвероногими во дворе, да и вообще терроризирует псом всех жильцов в округе. Но не зря же старик воспитал из овчарки настоящую машину для убийства, даже сын, начальник районного ОВД, боялся бывать в этой квартире. Вот и сейчас, злобно кричал из-за двери и молотил в неё кулаком, но как только окажется по эту сторону баррикад мгновенно утихнет. Страшно грубить когда ты на мушке у профессионального убийцы.
Прошло минут семь криков и стука в дверь прежде чем старик, закончив утренний моцион, добрёл и открыл замок. Было видно, что он умышленно провоцирует гостя на скандал и именно поэтому не спешил открывать. Любить сына ему было не за что, и он не любил.
–Чего разорался-то? –бросил Больших в лицо не успевшему даже переступить порог сыну, –Я тебе не метеор какой по первому зову лететь без портков. Чего надо?
–Соскучился, бля. –осторожно, уже куда тише чем за дверью, произнёс сын но в квартиру ступать не решался. Он чувствовал себя здесь не просто не в своей тарелке, это была территория врага, минное поле, если хотите, а значит, и вести себя нужно было аккуратно.
–Опять что-ли жалобщики науськали? Ну, ругай старика, не стесняйся.
–Да ты надоел уже со своей псиной! –сквозь зубы прошипел гость внимательно поглядывая на стоявшего на страже Фашиста, –Мне участковый ваш уже чуть ли не каждый день названивает.
–Ну так и посылай его на хер! Сам то чего? Боится с Фашистом переговорить с глазу на глаз? А то пусть заходит.
–Да хрена ли с тобой разговаривать? Ты давно уже рехнулся. Зачем опять кошку порвали соседскую? Там ребенок второй день в истерике…
–А нечего выпускать на улицу! –зло и громко оборвал Хозяин сына. Фашист молниеносно оскалился и сделал движение вперёд показывая командиру что только и ждёт приказа.
–Держи своего выродка на поводке и в наморднике. –уже более спокойно сказал сын, –Батя, заканчивай уже это всё. Еще одна жалоба и я тебя точно в дурку сдам, помяни моё слово. Мне это всё уже вот здесь!
Начальник ОВД хотел было показать рукой у горла при этих словах где именно у него находится всё что творит отец, но заметив напряжение Фашиста благоразумно предпочел лишних движений не делать.
–Да ты попробуй сдай меня! Кишка у тебя тонка!
–Батя, я серьёзно. Я задолбался уже покрывать тебя. Ну все уже знают, что тебя полиция не трогает только из-за того что ты мой отец. Мне все эти проблемы на хрен не нужны, заканчивай.
– Да если бы не Фашист, хрен бы я тебя увидел когда. Только и мечтаете сплавить старика куда подальше. Да только куда вам! Фашист меня в обиду не даст.
–Тьфу, бля. Пошел ты, старый гондон!
–И тебя туда же, сынок.
Александр Николаевич громко хлопнул дверью прямо перед носом так и не вошедшего в этот раз сына.
–Хрен они нам чего сделают! Да Фашист?! –услышав свою кличку пёс мгновенно смирно сел у ног хозяина, –Пошли жрать!
Два искалеченных жизнью солдата медленно побрели на кухню. Война войной, а обед должен быть по расписанию.
На обед у Фашиста были позавчерашние, уже слегка отдававшие кислятиной макароны с тушенкой. Впрочем, к подобному пайку он был привыкший. Много пивший Хозяин редко когда готовил что-то другое, это был их стандартный рацион. Пёс с жадностью проглотил свою порцию, он не столько был голоден, просто на улицу уже хотелось до зарезу. Но всё равно пришлось ждать пока Александр Николаевич употребит свои привычные перед прогулкой сто грамм и лишь потом вслед за хромым Хозяином идти к двери. А хотелось бежать.
Их маршрут был также привычен как и обед. Они спускались по лестнице со второго этажа, у подьезда пенсионер присаживался на лавочку и закуривал сигарету, а пёс старательно гадил на клумбы. Первое время старик вроде как и уводил Фашиста для этого дела подальше, но после первой же претензии противной соседки с первого этажа, мол ваша собака гадит у нас под окном, он стал умышленно, на зло ей, позволять псу испражняться прямо у дверей подъезда.
Дальше они вдвоём медленно шли в ближайший продуктовый магазин, где пенсионер привычно покупал бутылку самой дешевой водки. В торговый павильон старик заходил нагло, даже не думая оставить собаку за дверью. Сказать что-то против никто обычно не решался, ни продавцы ни распуганная очередь у кассы. Он же напротив каждый раз старался как можно грязнее обругать паленую, но так любимую им водяру, дорогие и явно некачественные на его взгляд продукты, и в обязательном порядке понаехавших чурок, хозяев торговой точки. Всё было как всегда.
Обед, маршрут всё было привычно. Стандартный план действий, они не отступали от него вот уже четвертый год. Даже встречавшиеся им на пути соседи и просто прохожие также привычно старались их обойти стороной, они считались полоумной парочкой так что никто не рвался к встрече. Но что-то было не так, не по плану в этот раз.
Фашист не мог понять где ошибка. Он делал всё строго по инструкции Хозяина. Шел рядом, внимательно следил за обстановкой и был готов в любой момент атаковать любого встречного. Но Хозяин был явно чем-то озабочен или даже недоволен. Да, он всегда был недоволен, но даже это его недовольство сегодня было каким-то не стандартным, не таким к какому привык Фашист. Александр Николаевич чаще обычного вздыхал, останавливался, тёр больную ногу. Что-то шло явно не так и это напрягало пса. Из-за этого он старался быть внимательней чем всегда, всё непривычное значит опасное, а опасности для Хозяина он допустить не может. Просто не имеет на это права.
И вдруг старик упал. Было ощущение, что он просто споткнулся, ноги как то странно заплелись, он словно бы старался по инерции идти, а колени подкосились и он упал на бетонную дорожку, что вела к дому. Фашист тут же смирно сел рядом ожидая Хозяина. Тот, опираясь на трость пытался подняться, но ничего не выходило, руки дрожали со страшной амплитудой. Он стал жадно хватать воздух ртом, словно пытался закричать, но выдохнуть при этом не мог. А потом он выронил трость, схватился за грудь, свернулся калачиком и затих.
Фашист наклонился над маленьким скрюченным стариком, обнюхал и вдруг нарушая все инструкции лизнул в щеку. В любой другой ситуации за это можно было, как минимум, получить по морде, но старик не отреагировал. А дальше началась война.
То, что старик умирает, Фашист так и не понял, просто не успел. К ним бежали какие-то люди, они кричали, призывая звонить в скорую и полицию. Кричали громко и противно. Фашист не должен допустить их к Хозяину, не имеет права. Сколько бы их ни было, тронуть своего командира он не даст.
Фашист был окружен плотным кольцом, противников становилось больше с каждой минутой, подтянулась «Скорая помощь», два полицейских УАЗика. Они пытались прорваться со всех сторон, заходили с тыла, использовали камни и палки, но прорвать оборону не смогли. Пёс отчаянно бросался на любого кто хоть немного пытался приблизиться к хозяину. Почти целый час Фашист сдерживал наступление.
Двоих стоявшему на смерть солдату удалось вывести из строя. Это были особо настырные сволочи, но крепкие челюсти Фашиста быстро отправили их в медсанбат. Он не издавал не звука, даже не рычал, в бою это было лишнее. Просто отбивал атаку за атакой. Целый час войны.
И вдруг он услышал знакомый противно истеричный крик. Фашист не видел его, но точно знал что это он, пахнущий котами и жуткой кислятиной враг.
–Стреляй! Под мою ответственность, блять, стреляй!
Было больно. Недолго, но больно. Хотя может Фашист просто не успел прочувствовать всю боль, приказа такого не было. А Хозяин уже и не мог ничего приказать, погиб раньше Фашиста.
Война, ничего не поделаешь…
Счастье. Как же мы любим это слово. Понятия не имеем, что оно обозначает, но всё равно очень любим. Мы не знаем, что это такое. Ищем, пытаемся понять, ошибаемся, вновь ищем. В итоге каждый находит свой смысл, свое значение этого слова и с этим живет.
Одни находят его в любви, другие в детях и семье, третьи вообще в работе, вариантов много. В мире вообще всего много, заметьте нами же и придуманного, что кому-то доставляет это самое счастье. Мы и придумали всё это ради счастья, чтобы быть счастливыми. Ведь мы так этого хотим.
Счастье изначально становится первым пунктом в плане жизни каждого человека. С возрастом меняются мысли, приоритеты, желания, мы сами в корне меняемся, даже наше представление об этом самом счастье может измениться тысячу раз, но главное желание остается неизменным - Быть счастливым! Записано оно может быть по разному, стать богатым, знаменитым, иметь много детей и любящего человека рядом, формулирует каждый по своему желание счастья, свое представление о нем. Но это всегда лишь названия шагов на пути к главному, к счастью. Просто небольшие станции, некоторые мы вообще пролетаем без остановки, к пункту назначения нашей жизни, к абсолютному счастью.
А вот как оно выглядит это абсолютное счастье не знает никто. Никто и никогда не достигал конечной точки маршрута, никто. Это просто невозможно. Да, мы стремимся туда и билет вроде при нас, но попасть туда нельзя. Ну невозможно быть абсолютно счастливым. Всегда найдется, что улучшить или поправить, а затем улучшить еще и еще. Выиграв одну олимпиаду, спортсмен мечтает выиграть вторую, заработав один миллион, богач мечтает удвоить состояние и так во всём. Есть марафон с препятствиями по направлению к счастью, а финишной ленточки нет. Остановиться невозможно. Это нормально и даже правильно.
Наш путь к счастью, наши поиски и стремления его заполучить и есть жизнь. Само счастье и существует лишь для того, чтобы мы стремились к нему, искали. Только это и делает нас живыми, это заставляет нас жить. Неважно, что делает нас счастливым, что мы выбрали для себя в качестве объекта счастья, пока мы стремимся к этому мы живем. В этом и есть смысл жизни, желание быть счастливым главный стимул. Пока мы верим, что оно возможно мы движемся вперед.
Всё что мы делаем, так или иначе наш путь к счастью. Мечтаем, любим, работаем, все это наш путь к счастью. Все хорошие и даже плохие поступки мы совершаем только для этого.
Да да, даже самые отвратительные поступки совершаются нами исключительно ради нашего счастья. Мы ими может и не гордимся потом, но редко когда сожалеем. Просто потому что это был пусть и хреновый, но шаг к своему счастью.
Даже войны начинаются из-за банального желания счастья, думаете, например, Гитлер его не хотел? Не то чтобы он однажды проснулся и вдруг понял, что для полного счастья ему например не хватает Польши. Вовсе нет. Просто для кого-то счастье в ощущении власти, для кого-то в богатстве, кто попроще счастлив в браке, вариантов то много. Вот какой вариант делает нас счастливым, что мы выбрали своим ориентиром, вот это уже другой разговор, это уже из раздела воспитания. Но мотив у всех поступков, хороших или плохих всегда стремление к своему личному счастью. Это главная движущая сила всего.
Так что даже когда вам кто-либо делает гадости, ну или просто не самым приятным образом поступает по отношению к вам, помните, человек таким образом ищет свое счастье, он несчастлив и стремится это исправить как умеет. Согласен, попахивает идиотизмом, но лично мне это помогает не злиться на неприятелей. Если человек не видит других способов достичь счастья, кроме как делать подлости, то мне просто становится его жаль, обижаться бессмысленно, это во-первых. А во-вторых, я прекрасно понимаю, что и далеко не все вокруг воспринимают мои поступки в жизни как правильные. Кто-то точно также считает их подлыми и даже отвратительными. Каждый идет к своему счастью как может, тут ничего не поделаешь.
Достичь абсолютного счастья невозможно. Ну не предусмотрено это программой если хотите. И это кстати прекрасно! Действительно прекрасно! Только представьте на мгновение, что вы достигли всего чего хотели, получили всё что вам требовалось для счастья. И что дальше? Само собой захочется больше. Невозможно остановиться на этом пути, просто потому что дорога то не заканчивается. Место для шага вперед еще есть и много. Ну и почему бы не шагать тогда? Ведь если здесь хорошо, то дальше должно быть еще лучше. И мы делаем этот шаг, затем еще и еще. Пока мы хотим быть лучше и счастливее чем есть мы будем идти, мы не сможем остановиться. А мы ведь хотим? Еще как!
P.S. Извиняюсь если отвлек кого своим банальным бредом. Более не смею задерживать. Да и сам тороплюсь, простите, дорога еще длинная, пора дальше. Счастливого пути!
Дурак! Конченый идиот!
Зачем? Для чего нужно было это говорить? Что тебя не устраивало? Что?
Ведь всё было так хорошо, даже отлично. Самое главное удобно и нисколечко не напрягало.
Встречи, прогулки, поцелуи, секс, в конце концов. Ведь всё есть, всё устраивает обоих и даже нравится. Нет же, решил в любви признаться... Вот так прямо и сказал «Я тебя люблю!»
Зачем? Зачем было это делать?
И почему ОНА? Почему именно ОНА, а не, например, Машка? Чем она лучше других?
Та же Машка – шикарная девчонка! Фигурка, лицо, даже умна в меру, а в постели так очень хороша. От одного её вида мужики слюной давятся и дышать перестают. И ты давился и не дышал. Забыл?
Что значит – не важно? Ты в своём уме вообще? Да ты, когда заполучил Машку в койку, тебе все вокруг завидовали, даже девушки. А что эта? Ни сиськи, ни письки, и попа с кулачок, как говорится. И что с того, что тебе хорошо с ней? С Машкой как будто плохо было? Нет. Ну и?..
Или Катюха, например. Что с ней не так? Хорошо, фигура не такая модельная, как у Машки будет, тут не спорю. Но умная, весёлая, даже слегка сумасбродная, всё как ты любишь, а в сексе вообще бомба. Тебе же с ней было хорошо? Ещё как хорошо!
И самое главное, ни Маша, ни Катя от тебя не требуют каких-то обязательств. С ними просто, легко и просто. Встретились, отдохнули, переспали. Их твое «Люблю!» не интересует. Что тебе, блять, ещё надо? О таких отношениях все мужики только мечтают, а у тебя это есть. Так что тебе ещё-то нужно?
Ну и что, что ты не видишь с ними будущего. Рано ещё об этом самом будущем думать. В погоне за мечтой можно потерять всё то, что у тебя есть здесь и сейчас, помяни моё слово. А есть у тебя сейчас многое.
У тебя свобода есть! Понимаешь? Свобода!
Свобода жить, свобода любить, делать что и когда захочешь. Разве не к этому ты стремился столько лет? И вот когда у тебя всё это есть, ты перечеркиваешь всё одним единственным «Люблю!» Зачем?
И объясни, вот только давай начистоту, ты и в правду её любишь? Как ты это понял вдруг? Ведь ты же никогда и никого не любил, кроме себя. Никогда!
Ты же не знаешь, что такое любить. Не то, что чувства такого, ты слова этого избегал. Что вдруг изменилось?
Она обычная, самая обычная девчонка. Да, у тебя таких было с десяток и ещё будет. Она точно такая же.
Десятки раз девчонки признавались тебе в любви. Нежно, шепотом, боясь и стесняясь своих чувств, они дарили тебе свои «Люблю!». Для них это чем-то хорошим закончилось? Помнишь их страдания? Вот и тебя то же самое ждёт, поверь. Будет больно, ведь сам знаешь, что будет. Это не тот случай, когда можно рискнуть. Выхода-то теперь всего два, понимаешь? Либо она тоже подарит тебе своё «Люблю!», и ты потеряешь всё, что у тебя есть. Либо же она промолчит, и её молчание тупым ножом покромсает твоё сердце. Эта рана потом не заживает никогда, будет гнить и кровоточить вечно. Оно тебе надо? Обезболивающих от этого не придумали пока. Да и, самое страшное, в любом случае, скажет она ДА или НЕТ, ты изменишься. Полностью, раз и навсегда изменишься. Тебя вот такого, как сейчас, уже не будет никогда! Весь твой такой удобный мир рухнет.
У тебя есть своя маленькая, удобная, пригодная для жизни планета. У твоей планеты есть своя строгая орбита. Не лезь в этот чёртов космос любви! Не ищи там ничего! Он слишком огромен для человека. Один неверный шаг и всё, сорвешься в открытый космос и ищи тебя потом. Достаточно того, что орбита твоей планетки иногда пересекается с другими. Вполне достаточно!
Да, вселенная огромна. Да, там много планет помимо твоей, ещё больше холодных звёзд, как Машка, например, и обязательно есть планета похожая на твою. Она есть, там такая же атмосфера, она также пригодна для твоей жизни. Ты сможешь там жить, но придётся покинуть свою родную планету, оставить навсегда. Космос – это риск! Любовь – безумный риск! Оглянись вокруг, много ты видел астронавтов? Нет. А знаешь, почему. Да потому что одно дело мечтать о космосе, и совсем другое – рисковать по-настоящему и пытаться его покорить. Это страшно.
Чёрт, что опять? Ты бы проверился уже, а? Сердце колотится как сумасшедшее, не спишь. Телефон из рук не выпускаешь, всё ждёшь чего-то. Нервный весь и какой-то подозрительно счастливый. Ты ведь даже думать перестал адекватно. А ещё в космос собрался... Реально, сходи уже в больничку, это ненормально. А лучше, езжай уже отдохни куда-нибудь. С той же Машкой, она уже сто раз намекала, что было бы неплохо на юга смотаться.
Ну, сказал ты это самое «Я тебя люблю!», и что? Получил ответ? Нет! Хорошо тебе сейчас? Вот, а будет ещё хуже.
Что там? СМСка? Тоже любит и ждёт? Ну и отлично! А то я уж переволновался весь. С этой любовью никаких нервов не хватит.
Скафандр не забудь! Космонавт, блин... Ну, с богом!
Поехали!
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605
В семь я всегда выгуливаю своего пса.
Некоторые делают это ещё раньше, но я не собираюсь просыпаться в пять утра, чтобы мой пёс пораньше посрал.
Я встаю в семь, надеваю что-нибудь и выхожу, Иван - мой пёс следует за мной. Он не один из тех тупых псов, что прыгают и бесятся. Он старый, мудрый псяра.
Иван спокойно выходит за мной, спокойно спускается по лестнице. Он на всё реагирует спойкойно, кошки - ему до пизды. Он вышел на улицу делать дела, а не пустолаять.
Мы зашли с ним за дом, я стоял, курил у трансформаторной будки, Иван ходил поодаль, искал место.
Он никогда не тратит время, пёс быстро делает свои дела и подходит ко мне.
Я стоял, курил и увидел в одном из окон такую картину:
посреди кухни стоит парочка, они обнимаются и улыбаются. Очень тепло.
Меня это почему-то задело. Я срочно захотел того же. Я захотел тепла.
Пёс уже закончил со всем и сидел рядом, ждал меня. Я опустился к нему, обнял и потрепал за шкуру. Он с недоумением посмотрел на меня, но через секунду прижался ближе.
Я последний раз вдохнул и выдохнул дым, поднялся и побрёл домой, Ваня посеменил за мной.
Вернувшись домой, я лёг в постель и мысленно послал работу на три буквы. Ну, а потом вслух, вскинув фак вверх крикнул: "Идите нахуй, корпоративные свиньи".
Не то, чтобы я был каким-то бунтарём и противником системы, я просто перехотел идти на работу. Конечно, я никогда не хотел идти, но сейчас у меня пропала любая мотивация. Деньги? Пф! Нахуй, говорю.
Я уснул.
Когда я засыпал, моя рука лежала на голове Вани, он сопел рядом с диваном.
Не знаю через сколько конкретно времени, но мне позвонили с работы. Я ответил. На вопрос почему меня не было на работе я ответил, что спал. Я с улыбкой слушал ругательства, изрыгающиеся из трубки и кругами ходил по комнате.
Я запнулся об Ивана и упал с грохотом. Я засмеялся в голос.
Я смеялся, я был спиной к своему псу, телефон валялся в коридоре и матерился. Я смеялся, пока не понял, что Ваня не издал ни звука. Меня было страшно поворачиваться.
Он сдох.
Зарисовка. Может что-то потом и выйдет из этого, но...