Записки Жирафа. История I: Глися

Если часто думать о том, как быть счастливым, то велика вероятность, что человеку станет жить немного легче. Но, когда по сердцу начинает расползаться плесень, солнце сразу же перестает греть как прежде, а воздух вокруг становится ядовитым. Вот смотришь на мужика – с виду старательный и мирный, а оказалось, что на его плечах демоны ламбаду танцуют, отпугивая ангелов. Слово кинешь ему, а он поздоровается, выдавит улыбку, да пойдет дальше, бурча себе что-то под нос, озираясь и шевеля губами, будто проклиная.


Правда, становятся такими люди не сразу, надо время, чтобы эволюционировать. Вот герой - покрывается броней, совершая подвиги, а трус и негодяй обрастает корочкой, словно проказой. Каждый поступок – гиря на весах, утратишь баланс, и одна из тарелок перевесит, определив твой жизненный путь.


Гришка был странненьким. С самого малку не любил он общаться со сверстниками, предпочитая прятаться от окружающего мира в гараже, ремонтируя всякие железяки. Родители удивлялись, пытались силком выманить сына на улицу, а он отвечал, что нечаго ему в футбол играть, да на турниках крутиться. Девчата? – Да он бы и рад, да длинный нос и остеохондроз скрючивший спину, набросил тонну комплексов подростку. Чего греха таить, хотелось иногда побегать за ними, да дернуть за косу. Только ведь требуется достойная, а Гришка считал себя самым лучшим из всей этой «деревенской кодлы», поэтому остановил выбор на Маньке Курдяковой за которой бегали толпы местных ребят. Напялив красный галстук, клетчатую рубашку и штаны клеш, Глися отправился покорять сердце принцессы, нарвав ромашек по пути на ближайшем поле.


– Вот же проститутка. К ней с цветами путь проделал, а она на мотоцикле с Колькой ездит. Да я бы ему всю морду набил, - сказал Гришка сам себе, вполголоса, чтобы никто не услышал, когда увидел, что Маньку катает местный гонщик Николай Ребров. – Предала. Да и пошла ты к черту! Я вам еще устрою.


Всю дорогу Глися матерился, проклинал бывшую любовь, чехословацкий автопром придумавший мотоцикл «ЯВА», а главное, возненавидел Кольку. После того случая, каждую ночь, перед сном, Гришка фантазировал, как встречает Реброва в лесу, а тот на поломанном мотоцикле. Глися хватает бревно и начинает бить Николая, еще и хохотать при этом, а тот умоляет Глисю оставить его в живых и забрать себе Маньку. Но Гриша отказывается, ибо негоже доедать объедки, тем более после какого-то подонка, отбившего у него будущую жену.


В одну из ночей, дождавшись, когда фонари на улицах погаснут, Гриша подобрался к дворику Реброва, снял штаны и навалил кучу на место, откуда выезжает Колькин мотоцикл, но сделал это так, чтоб никто не увидел.


Несмотря на то, что Курдякова никогда и словом не перекинулась с Григорием Глисей, он давно её заприметил, и твердо решил забрать Маньку себе, чего бы это не стоило. Планам Гришки помешала учеба на которую укатила в далекие дали из деревни в город Курдякова на долгие пять лет, твердо решив стать инженером, чтобы маманя и папаня ей гордились. Узнав сию новость, Глися побежал в свою коморку, схватил дряблый советский стул высотой тридцать сантиметров, перекинул веревку через металлическую балку под потолком и задумался повеситься.


– Будешь плакать курва обо мне. Все будете рыдать, а Кольку так вообще совесть сожрет, - закричал Гришка, но потом затих, опершись ногой о стул. – А как же они узнают, кто стал причиной моей смерти? – задумался Глися. – Кто же им передаст?


Дверь в темницу отворилась и отец увидел страшную картину: сына, готовящего что-то странное и непонятное, схватив ремень он начал сечь Гришку, обзывая неблагодарным сыном.


– Тебя мать рожала-рожала, а ты дурак вздернуться решил? Я тебе, сукин сын покажу как виснуть, пришибу собаку. Все дурные мысли через сраку выбью.


Не сказать, что Григорий был готов накинуть веревку на шею, скорее просто размышлял, да и только, но отцовский ремень дополнительно поставил точку в данной затее. На вечернем собрании семьи, мать и отец решили, что Гришке пора жениться. Несмотря на то, что Глися всячески противился такой идее и умолял родных не искать ему спутницу жизни, выбор папы и мамы лег на Людку Перезвониху.


– Сынок, семья у них неплохая, трудятся, живут как все, не пьющие, - повторяла раз за разом мать Гришки.


– Мамо, она же жирная и страшная, да еще и сплетница. По рукам ходит чаще, чем накидной ключ на СТО, - парировал Глися.


– Что ты понимаешь, сопляк? На себя глядел в зеркало? Грязный, лохматый, как будто жизнью опущенный. Семья хорошая у них, - твердил отец.


– Это моя жизнь. И вообще, я Маньку люблю, она мне обещала, что как вернется, мы поженимся.


– Жизнь твоя? Тогда собирай монатки и катись к черту, чтоб ноги твоей здесь не было.


Через два месяца Глисю женили, за неделю до его двадцатилетия, собрав на свадьбу всю деревню, как и принято в тех краях. Гришка постоянно кусал губы и задерживал дыхание, когда гости кричали «Горько», а Людка Перезвониха была безумно счастлива, учитывая, что замуж она выходила на сносях. Отцом её будущего ребенка был тот самый мотоциклист Николай, но знать об этом ни Глисе, ни настоящему отцу сейчас не надо было, а потом никто разбираться не станет, ведь впереди маячила первая брачная ночь.


Несмотря на скептицизм Гришки, Людка стала отличной женой по местным меркам: жрать готовила, трусы стирала, в доме убирала, детей воспитывала. Он привык к ней, не баловал, мог иногда по пьяни избить кочергой, но сильных ссор не было, да и она сдачи не давала, а значит, Глися мог почувствовать себя настоящим мужчиной, как он сам считал.


Спустя время, Григорий понял, что ему совсем разонравились люди, особенно те у которых что-то получалось лучше, чем у него. Отец и мать померли от старости, оставив Глисю хозяином, вот и пришлось Грише заняться огородом, помимо ремонта мелкой техники, которую он осуществлял всё в той же коморке, где когда-то планировал закончить свой путь.


– Видела, Вовка Маркин с какими помидорами приперся на рынок? Опять, наверное, селитрой подкормил и покрасил, чтоб были крупные и красные, - жаловался Глися жене.


– Гришенька, миленькай, а ты пойди, да спроси у соседа, чем он подкармливает овощи. Можа то мы как-то не так занимаемся и растим? - ластясь спросила Людка.


– Долбня с ушами! Куда я пойду? К кому я пойду? К этому?


– Да ведь здороваемся с ними, ничего плохого нам не сделали, Гришенька.


– Ничего плохого? Ничего хорошего он нам не сделал. Видит же, выродок, что у нас помидоры хуже, мог бы и подсказать. Но, ничего, я ему устрою. Вчера замерял землю, Вовка на 15 сантиметров стежку нашу отхапал, поеду заявление писать куда надо. А еще он со своей Катькой мусор палят, а мне в окно дым летит, тоже жалобу напишу.


– Так может попросить их, чтоб не палили, Гришенька?


– Да ты совсем из ума выжила! Я ему скажу, а он разбираться вдруг начнет? Лучше жалобу, пущай и не знает, кто кляузу отправил, - хихикнул Глися.


Людка обняла Гришку, сказала, что он самый умный мужчина на свете, раз придумал такой хитрый план. Жалобу они составляли до глубокой ночи, после чего позвонили куда надо и оставили заявку, что так-то и так-то, там-то и там-то, нарушают закон. Утром приехал участковый, оформил штраф Вовке Маркину, а когда сосед спросил, кто же нажаловался, то представитель правопорядка махнул головой в сторону Глисиного двора. После этого Вовка не общался ни с Гришкой, ни с его женой, запретив родным здороваться с теми, кто живет за забором. Григорий боялся, что Маркин придет бить ему морду, поэтому увидев вдалеке знакомый силуэт, всегда старался быстренько ретироваться во двор. В одну из ночей подобрался к дворику Маркина, где лежала навозная куча, закопал в ней белую буханку хлеба, надеясь, что это «проклятье» испортит удобрение Вовке.


Со временем от Гришки начали отворачиваться соседи один за другим. Всё началось с того, что Глисю озарила потрясающая бизнес-идея, он решил ставить на ремонтируемую технику китайские детали по цене импортных и дорогих, уверяя знакомых, что это «фирма» и ему можно верить. За несколько лет махинаций, местный ремонтник накопил на подержанную японскую иномарку, а также квартиру в городе, выселив туда дочерей. Так бы продолжалось и дальше, если бы в деревню не переехал жить Витька Литачок – электрик со стажем. Он то и поломал схему Глиси, рассказав, что в стиральных машинках, да холодильниках сгорают детали, коим место на помойках, ибо ими даже китайцы брезгуют пользоваться. Бывшие клиенты Гришки перестали с ним здороваться, а он снова зашел в коморку, взял стул, встал на него, закинул петлю и задумался.


– Я им столько годов всё ремонтировал, почти за бесценок, а они – сволочи неблагодарные. Витька этот. Но, ничего, вот сейчас всё сделаю, а вас совесть сожрет, - сказал Глися и задумался о том, а как же люди узнают, что он это сделал из-за них.


Дверь в гаражик отворилась, жена забежала во внутрь, упала в ноги мужа и начала истошно вопить, умоляя Гришку не бросать её одну.


– Что делаешь ты, Гришенька? На кого оставить меня решил с этими скотами завистливыми?


Григорий не хотел вешаться прямо сейчас, а увидев жену в слезах и соплях, передумал вовсе, поскольку как же она без такого мужика, как он. Взяв кочергу, избил Людку как следует, чтоб не мешала ему больше в моменты размышлений, после чего напился самогона и лег спать. Проснувшись глубокой ночью, Глися вышел на улицу и увидел приблудившегося щенка, схватил его и свернул малышу шею. После чего отнес труп животного к дворику Витьки, да прикопал под вишней, надеясь, что проклятье подействует.


Спустя тридцать лет в деревушку вернулась Манька Курдякова. С ней был статный муж и четверо детей. Увидев на улице Глисю, она махнула головой, поприветствовав, но совершенно не узнав в нем местного Гришку. Григорий не ответил, лишь скривил губы и ускоренным шагом побрел домой, где нажрался бражки и начал бить Людку, выкрикивая оскорбительные речи.


– Я Маньку любил, а она с мужем и детьми приперлась спустя столько лет, - плакал он.


– Курдякова? Так отец же помер её, вот на похороны и пришла, а так они в Москве уж сколько лет.


– Да пошла ты на хрен, прошмандовка. Знаю я. Ждал её столько лет, а она. Но ничего, я им устрою.


Людка, которой уже перевалило за 50 лет, собрала вещи, и пока Гришка спал, уехала жить к детям. Больше она к нему не возвращалась, да и дочки не заезжали, ведь у отца не было денег. Терпеть скверный характер бати, да переться в деревню за тридевять земель, бесплатно никто не желал. Так и остался Гришка с самогонным аппаратом наедине, не стараясь вернуть жену или увидеть детей с внуками.


В предновогодней суете, когда снежок музыкально скрипит под ногами, а народ валит в большие магазины за покупками для оливье и шампанским, Глися приехал на «Конный рынок». Звался так базар, поскольку сто лет назад здесь продавали коней, но теперь тут стояли супермаркеты, увешанные гирляндами. Затарившись алкоголем и едой, Гришка побрел к стоянке и начал выгружать провизию в багажник, как вдруг на его плечо легла ладонь.


– Гриша, Слава Богу, как хорошо, что я тебя встретил.


Глися повернул голову и увидел двоюродного брата Саньку Афганца. Александр получил своё прозвище, поскольку воевал во время срочной службы в одной восточной стране.


– Гриша, дорогой, у меня машина сдохла, надо «прикурить». Давай провода бросим, помоги, пожалуйста.


Саша оставался одним из тех, кто иногда звонил Глисе, чтоб узнать как у него дела. Григорий совсем не хотел общаться и всегда стремился побыстрее заканчивать диалоги, бросив трубку, но здесь оборвать звонок не получится, поскольку Афганец стоял напротив него.


– Знаешь, Саня. Я никому не даю «прикуривать» и тебе не рекомендую, вредно это для машины, а в частности для аккумулятора, - опустив глаза вниз ответил Гриша.


– Брат, на улице минус тридцать, кого же я найду? Помоги, прошу, за мной не заржавеет.


Глися отошел от багажника, приблизился к водительской двери и улыбнувшись процедил сквозь зубы.


– У меня машина японская, а у тебя говно советское, работать надо было нормально, чтоб потом не мерзнуть.


Григорий прыгнул в машину и умчался, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида, где его провожал удивленным взглядом двоюродный брат.


31-го декабря Глисе никто не звонил и не поздравлял. Выйдя за калитку, он увидел десятки людей проходящих мимо, но никто не кивал ему головой в знак приветствия. Люди веселились, пускали фейерверки, открывали шампанское и пели песни, а Гришка тихонько зашел в коморку, где пахло канифолью и тухлыми тряпками. Григорий поставил стул, влез на него, перекинул веревку через металлическую балку и посмотрел на дверь. Глися набросил петлю на шею, стул скрипнул, пошатнулся и ножки сломались.


– Вы… Вы… Я вам устрою, - выдавил из себя Гришка и повис на веревке.


Дверь никто не открыл, не остановил Глисю, не сказал, что его затея дурно пахнет. Григорий, наверняка, не хотел вешаться, но в этот раз ему чертовски не повезло.


Обнаружат Гришку спустя две недели в гаражике, сделают это Вовка Маркин, чьи помидоры не давали спать по ночам Глисе, и его двоюродный брат Сашка Афганец, брошенный когда-то Григорием на стоянке. На лице Глиси застыла вечно недовольная гримаса, он будто расстроился, но не из-за надвигающейся смерти, а из-за того, что проклятья Григория так и не подействовали на соседей, конкурентов и простых людей.